Мари была ужасной мещанкой.
Жена Михаила была помешана на постельном белье с рюшами и на кристальной чистоте, считала, что самое главное в жизни жены и матери накормить мужа и ребенка; для пущего уюта разводила комнатные цветы, окуривала дом ароматными свечами, а месяц назад, начиная с новогодней ночи, стала собирать слоников. Мари искренне полагала, что слоновые, бронзовые, мраморные и даже деревянные фигурки слоников придадут спокойное очарование их жилищу и укрепят в нем мир.
Она же и нарушала этот мир. Мари была вспыльчивой, нередко вздорной молодой особой, крайне темпераментной и склонной к перемене настроения. Она любила заниматься любовью с мужем и могла отказывать ему в сексе неделями. Она любила выходить с Михаилом на люди – в театр, филармонию или, на худой конец, в его треклятый бар «Полонез». Но бывало запиралась в своей комнате, отказывалась готовить обед и купать Сему и часы напролет валялась на кровати, уставившись в телевизор.
В один из таких дней Михаил как раз вернулся со смены, ночь прошла напряженно, нервно, он чертовски устал, был как волк голоден и зол, но Мари даже не пошевелила рукой, не повернула к нему головы и не обронила слова. Хоть бы выругалась, сука, поморщился про себя Михаил. Потный, грязный, проигнорировав душ, он грубо подмял под себя жену, она пыталась вырваться, кричать, но он так придавил ее, что у нее не осталось ни единого шанса не кончить в один миг с ним… Отдышавшись и приняв душ, Мари закатила скандал, Михаил впервые ударил ее, а к вечеру у Семы поднялся сильный жар. Мальчик побледнел, заметно ослаб и стал бредить.
Супруги, не мирясь, замолчали, заговорили о чем-то бессвязным, извиняющимся тоном. Мари дала сыну лекарство и принялась окуривать квартиру.
– Что за дрянь воняет? – недовольно повел носом Михаил.
– Сам ты дрянь, – огрызнулась Мари. – Это смесь трав, которую я делаю сама из шалфея, полыни, зверобоя и можжевельника. Дым от них очистит наш дом от энергетической паутины и поправит здоровье Семочке.
Она потушила в детской люстру, оставила включенным лишь ночник, горевший на тумбочке в изголовье кроватки. На тумбочке, помимо лампы, стоял еще стакан с водой, лежал градусник и были разбросаны пластинки с таблетками. В стакане рыбьим глазом поблескивал серебряный перстень Мари, доставшийся ей в наследство от предков Иштлильтона – ацтекского бога здоровья. На этот перстень женщина рассчитывала больше, чем на лекарства, веря в них так же слабо, как в то, что земля круглая.
Около часа ночи Семе стало хуже: он начал метаться, бредить вслух, температура зашкалила за 39 – а на стене, вдоль которой стояла его кроватка, появились тени.
Первым их обнаружил Михаил.
– Гляди, твои слоны.
– Нет, – приблизив лицо к стене, покрутила головой Мари. – Не похожи. Здесь два слона, а у меня их уже пять.
– Ты проверяла?
Мари подошла к книжной полке, где стояли фигурки слонов, пересчитала их и утвердительно кивнула: – Слоны все на месте.
– Да я так сказал… Надо ж как-то объяснить это наваждение.
– Чего захотел. Это не для среднего ума, – не глядя на мужа, ухмыльнулась Мари. – Я сейчас.
Она сходила в их с Михаилом комнату, порылась в комоде и вскоре вернулась с полотняным мешочком и курительной трубкой. Развязав мешочек, она взяла из него щепотку сушеной травы и принялась набивать трубку.
– А может, эта твоя вонючая трава… того?
– Чего того?
– Ну, вызвала эти глюки? Тени слонов – такого у нас еще не было.
Набив трубку, Мари раскурила ее, затянулась и, низко-низко наклонившись над больным ребенком, выдохнула дым ему в лицо.
– Ты чего, совсем спятила?! – Михаил оттолкнул жену от сына, попытался отнять у нее трубку. Но Мари сама вдруг протянула ему трубку.
– На, затянись. В душе твоей не меньше энергетической пыли, чем снаружи.
Михаил медлил. Тогда Мари затянулась в другой раз, кошкой прыгнула мужу на грудь и – он опомниться не успел, как она припала губами к его губам и отдала ему весь дым без остатка.
Михаил ничего не почувствовал. Ровным счетом ничего. Но у теней слонов произошла явная перемена: они ожили, задвигались и, задрав кверху хоботы, беззвучно затрубили. Стена приобрела перспективу и глубину, на ней обозначились очертания редких деревьев и кустарника, остальное пространство, как по мановению волшебной палочки, покрылось колышущейся от ветра растительностью: громадная бескрайняя тень таинственного растительного покрова, волнуясь и перекатываясь, подобно морю, настойчиво вплывала в сознание людей.
– Это что? – почувствовав вкус крови во рту, спросил Михаил.
– Тень саванны, – не в силах отвести глаз от чудесной картинки, ответила Мари. – Не видишь, что ли?
– Я о том, что на горизонте, – несколько озабоченный, Михаил указал на линию на стене, которую и вправду можно было бы назвать горизонтом. Там происходило что-то непонятное, с первых мгновений вызвавшее у Михаила беспокойство и тревогу. Поначалу нарисовались какие-то завихрения, которые уже спустя несколько мгновений стали рвать в клочья тень саванны, безудержно закручиваясь в спираль и разрастаясь в размерах. И вот уже юла, мрачная, черная, растущая, будто на дрожжах, устремилась к тому краю саванны, где паслись тени слонов.
– Это – смерч, – после минутного молчания наконец заключила Мари. – Самое страшное, что он сейчас будет здесь.
– Как здесь? – опешил Михаил.
Мари не отвечала. Как загипнотизированная, она смотрела на слонов, которых охватила паника. Слоны стали метаться из стороны в сторону, но вскоре смерч, настигнув их, поглотил их, словно песчинки. А в следующее мгновенье смерч ворвался в детскую. Он не стал кружить и крушить все вокруг – лишь подхватил трех людей и унес с собой. В царство теней…
Стоило этому произойти, как тени на стене тут же исчезли. Словно кто-то выключил невидимый кинопроектор. Детская мигом опустела, наступил долгожданный покой.
Люди превратились в тени, слоны так и остались тенями. Мари странным делом удавалось узнавать в двух тенях мужа и сына, а в других – слонов. Но уже в скором времени – Мари упустила момент, когда это сталось – к сумрачным призракам вернулись знакомые черты: тени Миши и Сени счастливым образом перевоплотились в родных и близких ей людей. А чужие, незнакомые тени слонов ожили, материализовались, обрели форму и телесность и превратились в десяток слонов – грозных с виду, но мягких в обхождении. Особую симпатию к людям проявлял совсем юный слон, видно, еще подросток. С первых же мгновений он попытался подружиться с Семой и, чтобы развлечь его, ловко ловил хоботом диковинных бабочек, которых в саванне было видимо-невидимо.
От стада отделились два слона – один чуть меньше другого и с виду немного благообразней – и приблизились к людям.
– Нам нужна ваша помощь, – произнес слон, бывший поменьше: по голосу было слышно, что это самка. Слониха продолжила, обращаясь теперь больше к Мари: – Вы как мать наверняка поймете меня. Наш младший сынок в опасности, он угодил в яму. Мы, слоны, сильные и храбрые животные, но перед такой неприятностью оказались бессильными. Выручите нас, спасите нашего сыночка.
Вокруг было тихо, казалось, саванна замерла в ожидании либо новой бури, либо спасительного перерождения. Но Мари прекрасна понимала слониху. Слушая ее сбивчивую, эмоциональную речь, неведомо как проникшую в голову женщины, Мари едва не расплакалась. Этой ночью она чуть не потеряла сына, который мог сгореть от смертельной температуры; она была по-прежнему возбуждена и восприимчива к любой угрозе смерти, в особенности, если эта угроза была направлена на жизнь ребенка.
– Конечно, мы вам поможем, – поспешно кивнула Мари и, ища поддержку в словах мужа, посмотрела на него умоляющим, почти щенячьим взглядом. – Ведь правда, дорогой?
Ни слова не говоря Михаил пошел за слонами, Мари с Сеней потянулись за ним.
Саванна продолжала сохранять тишину; в ней было много хищников – львы, гепарды, шакалы и гиены встречались через каждые пятьдесят-сто метров. Занятые своей запредельной жизнью, они не смотрели в сторону странной колонны, состоявшей из девяти слонов и трех человек – не только у хищников, но и у всех, кто населял саванну: антилоп, быков, коз, зебр, жирафов, обезьян, страусов, носорогов – были свои дела и заботы. Здешний животный и птичий мир не был слеп или бездушен – просто он жил той жизнью и придерживался тех древних обычаев, которые много лет назад завели его далекие предки, а в будущем неминуемо должны были перенять потомки.
Наконец путники прибыли к цели своего путешествия.
– Там наш слоненок! Спасите его! – ступив на край глубокой ямы, из которой веяло неземным холодом, стала по-человечески всхлипывать слониха.
Внизу что-то темнело, но не двигалось, будто там был камень, а не живое существо. Придавленная с одного конца громадным булыжником вниз свешивалась тростниковая лестница. Тонкая, шаткая, сплетенная словно не из травы, а из солнечных лучей, лестница не внушала доверия.
– Веревка непрочная, хлипкая, не выдержит ни тебя, ни меня, – поглядев на нее, сказала Мари.
– Да уж, – вздохнул Михаил и безотчетным движением погладил сына по макушке. Волосы на его маленькой головке нагрелись и стали еще нежней и мягче, чем прежде.
Прислушиваясь к разговору людей, слоны как по команде повернули головы к мальчику; Мари тут же спохватилась – догадавшись, о чем думают слоны, она заслонила собой сына.
– Он еще очень маленький, он… – закричала она, всхлипывая так же, как минуту назад плакала слониха. Мари стало страшно за сына, хотя она знала наверняка, что участь ее маленького Семы уже решена.
– Погоди, Маш, – Михаил неожиданно отстранил жену от сына и развернул ее к Семе. Поглядев поверх его светлой головки в светлую даль, он произнес чуть дрожащим голосом: – Здесь все по-другому. Ведь это не саванна, а что-то такое, большое и невообразимое, чье имя мне неизвестно. Пока – неизвестно. Но главное, Маш, это наш сын. Его же не узнать! Гляди, как он подрос, повзрослел прямо на наших глазах. Я уверен, Сема справится, он сможет помочь… Надо только в него поверить и дать ему шанс…
Мари хотела что-то сказать, но слова застряли у нее в горле, на глаза вновь навернулись слезы, они застлали собой белый свет, скрыв от нее сына. Пока она утирала слезы, Сема повернулся лицом к матери и отцу, поставил ногу на первую ступень, махнул родителям и, пошатнувшись, сорвался вниз. Он наверняка бы упал, если б не молодой слон, отныне не отходивший от своего нового друга: в тот момент, когда Сема оступился, слон тоже был рядом. Он на лету поймал мальчика и помог ему снова забраться на лестницу. Отдышавшись, улыбнувшись перепуганной матери, Сема начал спускаться вниз.
Его не было минут десять. Слоны и люди заглядывая в яму, в беспокойной немоте наблюдали за тем, как Сема ходит вокруг слоненка.
Встав на колени на краю ямы, Мари зачем-то водила рукой из стороны в сторону, словно приветствуя или наоборот навсегда прощаясь с сыном. Волосы упали ей на глаза, мешая смотреть, но вот подул ветер и невидимой рукой отбросил волосы. В тот миг лицо Мари было прекрасно, как никогда, несмотря на мучившую ее тревогу и беспокойство.
– Будь осторожен, ребенок, будь осмотрителен, мой мальчик! – как заклинание бормотала она. – Ой, я обронила свой перстень!
Прижав пустую руку к груди, Мари неуклюже отползла прочь…
Выбравшись наконец из ямы, Сема с опущенной головой прошел мимо слонихи и с растерянным видом остановился против слона-отца. Вскинув на него заплаканные глазенки, он протянул слону руку, зажатую в кулачке.
– Мой перстень!.. не удержавшись, воскликнула Мари, но ребенок даже не повернул в ее сторону головы.
Когда он разжал пальцы, все увидели на ладони мальчика крошечный бивень.
– Мой сын – он умер!
Тишину саванны разорвал отчаянный, исступленный трубный рев слона. Убитая внезапным горем слониха желала умереть здесь и сейчас. Она бы наверняка прыгнула в яму к сыну, если б не неожиданный, странный поступок ее мужа. Слон вдруг обвил хоботом талию мальчика, подхватил его, как пушинку, и одним точным движением усадил себе на спину. Ветер заметно усилился, гнул к земле траву и безнаказанно ерошил волосы на голове ребенка.
– Мальчик останется с нами, – твердо сказал слон, не обращая внимания на поднявшийся ветер.
– Нет, вы не поступите так с нашим сыном, – предостерегающим тоном заявила Мари; щеки у нее побледнели, глаза, напротив, загорелись – но тут же померкли. – Вы слышите? Почему вы молчите?!
– Мой муж хочет, чтобы человеческое дитя осталось в стаде, – глухим голосом объяснила слониха. Она решительно встала между людьми и слоном, на чьей большой сильной спине кротко покоился мальчик.
– Твой муж… растерянно повторила Мари. В следующую секунду она была вне себя от ярости. – Твой муж!!
Она закричала, но ветер тут же разнес ее крик по саванне, словно пепел. Тогда Мари перевела гневный взгляд на Михаила. Не проронив ни слова и даже не попытавшись вступиться за сына, он, как завороженный, глядел в сторону горизонта, откуда в их сторону шла черная туча.
– Через минуту здесь будет буря страшнее той, что принесла нас сюда, и тогда… тогда у нас есть шанс, – думая о чем-то своем, пробормотал он. Затем, с трудом скрывая охватившее его возбуждение, обратился к слону, забравшему у него сына: – Если вы отдадите нам Сему, мы спасем вашего старшего сына. Мы заберем его с собой в наш мир. Обещаю.
Под напором ветра трещали ветки одиноких деревьев, в лица людей и слонов летели пучки травы и комья земли.
Слониха переменилась. Приближавшийся ураган, казалось, отвлек ее от душевной боли. Смиренно поникнув головой, слониха втянула хоботом землю и высыпала ее в яму. Потом еще раз, еще… Ее муж, большой сильный слон, и все остальные слоны последовали ее примеру. Глядя на них, люди тоже стали бросать горсти земли в яму. Хоронили маленького слоненка.
– Мы тоже погибнем, – прошептала Мари, когда яма была засыпана, а ветер нещадно хлестал ее по щекам. Но женщину никто не услышал.
– Мы согласны! – рядом протрубила слониха-мать, и ее тоже никто не услышал.
Лишь слон не растерялся – он бережно перенес хоботом Сему со своей спины на спину молодого слона и одним взглядом больших мудрых глаз простился с сыном:
– Спасите наше старшенького.
Слониха торопливо протянула хобот к сыну и, отыскав его хобот, в коротком отчаянии сжала его.
Едва они успели проститься, как подоспевший ураган, сметая все на своем пути, поглотил зверей и животных…
На столе в детской тускло горел ночник, а в стакане, как ни в чем не бывало, поблескивал перстень Мари.
– У нас не все слоны, – уложив сына в кроватку, озабоченным тоном заметила женщина.
– Как не все? – не поверил Михаил. Он подошел к полке, где стояли фигурки слонов, и стал добросовестно их пересчитывать: – Один, два, три… И вправду четыре… А-а, вот же он – пятый!
Счастливый, Михаил достал пятого слоника из-за книг, куда он ненароком завалился, и вернул его в игрушечное стадо.
– Я не об этих слонах! – Мари вдруг безжалостно смела фигурки слонов на пол. – Ты знаешь, о каком я слоне.
– Так… тебе это тоже… привиделось? – обомлел Михаил. – Но это же были глюки. Чистой воды глюки!
– Не смей! – нервно взвилась Мари, отчего Сема в испуге дернулся и заплакал. Мари склонилась над ним, тут же перестав гневаться. – Не плачь, малыш. Мне тоже страшно и обидно, что мы не спасли тех слонов. Ты очень старался, не побоялся спуститься в яму, а они такие маленькие: один, наверно, такой, как ты, малыш, а другой уже подросток – таким ты скоро станешь, когда чуть-чуть подрастешь.
– Я помню его, мама, помню! – взволновано закричал Сема и, будто распрямившаяся пружинка, вскочил на ноги, да так и замер, стоя на кровати. – Он катал меня на спине. Неужели я его никогда больше не увижу?
– Все, довольно. Это просто невыносимо! – Мари схватилась одной рукой за живот, другой прикрыла глаза, затем, неожиданно пошатнувшись, опустилась на кровать возле Семы.
– Что? Что с тобой?! – Михаил бросился к жене.
– Не кричи на меня…
– Тебе плохо?
– Мне… наверное, хорошо… – приподняв чуть голову, Мари улыбнулась мужу одновременно робко и торжествующе, как улыбалась ему лишь однажды. – У нас, кажется, будет ребенок.
Вздрогнув, Михаил опустился перед ней на колени, прижался щекой к ее животу; Сема порывисто обнял маму за шею.
Так они и сидели, обнявшись, ни слова не говоря, освещенные светом своих улыбок и ночной лампы. От них на стену падала большая серая тень – одна на всех. В какой-то момент показалось, что тень похожа на слона… Но вот лампа мигнула, и наваждение исчезло.