Детектив, вызванный доктором Кимом, не сильно торопился. Пока он добирался, мне успели провести тот самый урок по гигиене и всему прочему, что теперь в моей жизни пойдёт по-другому. В виде исключения – персонально. Я вроде всё запомнил.
Раз в день надо было обрабатывать специальным спреем всё тело – от макушки до ногтей на пальцах ног. Раны на груди и на голове дополнительно покрывать гелем, чтобы не гнили дальше, и проверять, чтобы в них не отложили личинки насекомые. Много пить. Специальную воду, ту самую, с высоким содержанием чего-то там. Она вроде как не позволяла клеткам отмирать слишком быстро и в то же время убивала жрущих меня микробов.
Ещё мне выдали «Путеводитель ресургента». Там были отмечены все места, где тусовались такие, как я. Медицинские центры, кинотеатры, магазины и так далее. Отдельно рассказали про жрачку.
– Вы можете не есть довольно долго, – объяснил доктор Ким, – ваша пищеварительная система всё равно почти не действует. Но подпитывать минеральными соединениями организм всё-таки рекомендуется. Это важно для хрупкости костей, например, и для цвета кожи, которая будет стремиться стать пепельной. И для много чего другого. В принципе, можно вообще не есть продукты, ограничившись специальными растворами и питьём. Но будет совсем невкусно. Поэтому большинство всё-таки что-то ест.
Доктор рассказал, что есть забегаловки, где «перекусывают» зомби попроще, и рестораны для более обеспеченных, ужин в которых стоит целого состояния. Еда в них, по сути, та же, что и у живых людей, но щедро сдобрена разными комплексами витаминов и вкусовыми гипер-усилителями. Еду ими посыпают, поливают, опрыскивают – в зависимости от вида пищи – в общем, делают всё, чтобы хоть как-то расшевелить наши вкусовые рецепторы, отдавшие богу душу одновременно с остальным телом.
– А как я буду гадить? – вот что внезапно заинтересовало меня, ибо я стал чувствовать что-то внизу живота. Кто знает, может я не успел это сделать перед смертью. – Что, если у меня задница оторвётся?
– Все внутренние мышцы, включая сфинктеры, функционируют, – успокоил врач. – При переполнении желудка, они выталкивают лишнее сами. Но, конечно, лучше до этого не доводить.
В принципе, оказалось, есть даже некоторые плюсы. Ким рассказал, что пища почти не переваривается и выходит в том же виде, разве что пережёванной. Поэтому дерьмо зомби дерьмом не пахнет. В отличие от самого тела. Ну, про спреи, гели и прочее, я уже рассказывал.
– Физические упражнения не приветствуются, – добавил Ким. – Нарастить мышечную массу всё равно не получится, а вот оторвать себе на турнике руку – запросто.
Ну, этого-то я делать и не собирался.
– Впрочем, это всё ещё очень новый мир, – сказал доктор, будто собираясь завершить разговор. – Организмы зомби изучают учёные во всех странах мира, и каждый день приносит какие-то новые знания. Так что следите за новостями – рекомендации обновляются еженедельно.
– «Белый шум», – попросил я, – вот про него бы?
Всё-таки он меня тревожил, это правда. Прошло уже больше часа, а я всё так же ничего нового не вспомнил.
– Если бы не рана на голове, я бы не беспокоился, – ответил врач. – У большинства проходит за неделю. Но в вашем случае есть опасность – травма могла повлиять сильнее, чем хотелось бы. Покажет ближайшее время.
Ни хера себе утешил.
Наконец подскочил фараон, и мне велели подняться к нему на лифте. Меня проводил Картрайт, тот самый санитар, что раньше сам работал тут доктором.
– Насчёт «Белого шума» могу кое-что посоветовать, – сказал он неожиданно. – Сон вам теперь не нужен, но погружаться в похожее состояние вы будете – на пару часов в день. Как правило, в эти периоды и будет восстанавливаться память. Тело использует энергию, которая высвобождается при отдыхе. Так что старайтесь отдыхать и ресурсы вашего тела включатся.
– А если нет?
Мне не улыбалось жить дальше мертвецом, ничего не помнящим, кроме нахрен мне не нужного грёбаного «реле».
– Теоретически можно простимулировать гиппокамп и зону глубокой памяти электрическими разрядами слабой силы, – ответил Картрайт. – Я проводил подобные опыты, когда был… ну, вы понимаете. Живым. Но это довольно опасно. Можно утратить и то, что есть. Человеческий мозг считался малоизученным и до апокалипсиса. Что уж говорить сейчас… Да ещё и про мозг зомби!
Итак, много пить и много отдыхать.
Мне кажется, я справлюсь.
Фараона звали Джереми Флинн, он был здоровым, крепким дядькой за сорок, с крайне неприветливым и жёстким взглядом. Может ему не нравился конкретно я, но мне так не показалось. Скорей всего он не был в восторге от своей работы вообще. Что-то мне подсказывало, что на расследование зомби-преступлений живых копов бросали за какие-то служебные проступки, в качестве наказания, не иначе.
– Значит, Сэм Джойс? – буркнул коп, пытаясь наделать во мне дырок своим угрюмым взглядом.
– Мне так сказали, – ответил я честно.
– И ничего не помнишь?
Не рассказывать же ему про «реле»?
– Вроде так. Мне сказали – «Белый шум».
– Угу.
Он откинулся на спинку стула, не сводя с меня взгляда. Фараон он фараон и есть.
– Ок, – протянул он, – я расскажу, что есть в твоём деле, Джойс. Начну с самой главной, с моей точки зрения, информации. Ты, Сэм, ублюдок каких мало. Такое у меня мнение.
Ого! Ублюдок каких мало? Странно, но у меня – ни капли удивления или обиды.
– Ты сидел четыре раза, – продолжил коп. – За наркоту, кражу и мошенничество с кредитными картами. Вспоминаешь?
Наколки. Вот они откуда, такие красивые.
– Нет.
– У тебя есть жена, Беатрис Джойс.
Бетти. Что-то шевельнулось у меня внутри. Бетти!..
– Бетти, – сказал я.
– О! Прогресс! – Флинн с издёвкой ощерился. – Вспомнил?
– Только имя, – я снова ответил честно.
Перед глазами замелькали какие-то рыжие кудри, но это было всё.
– И ещё у тебя есть брат, – добавил коп. – Старший.
Отлично. Новости же вроде хорошие? Я не один.
– И на данный момент, – коп сделал паузу, – все улики указывают, что на тот свет тебя отправил именно он.
Блядь…
– В принципе, его бы уже вздёрнули на виселице, с последующим растворением в кислоте. Если не знаешь, у нас в Пенсильвании теперь казнят так. Но его адвокат выбил время на то, чтобы дождаться твоего воскрешения. Срок истекал на следующей неделе, кстати. Теперь ты должен сказать, кто тебя убил. Твой брат или кто-то ещё. Ну?
Я напрягся. Что-то мелькает перед глазами, а что – понять невозможно. Грёбаный «Белый шум».
– Нет, не помню. Хоть убей.
Он кинул на стол передо мной папку с моим делом.
– Оружие, из которого ты был убит, зарегистрировано на твоего брата. Пистолет 38-го калибра. Твоё тело обнаружила твоя жена. Свидетели видели, как твой брат приезжал к тебе ругаться. Слышали, как вы ссорились. Там были фразочки, типа: «И что ты сделаешь, убьёшь меня?», «Убьёшь своего брата?». Это орал ты. Потом был выстрел, его тоже все слышали. А следом за ним твой брат тут же уехал.
Я пожал плечами.
– Не помню. Из-за чего мы спорили?
– Твой брат утверждает, что ты украл у него некую сумму, довольно большую, а также фамильные драгоценности, и он приезжал об этом поговорить. Он был в бешенстве – это он признал. Отрицает только факт убийства, говорит, когда уезжал, ты был цел и невредим.
– Вот как, – я пытался сложить в уме услышанное. – То есть получается, он говорит, что стрелял в меня, но промахнулся? Я бы так не сказал…
Машинально я потёр то место на груди, где у меня была дырка. Коп, прищурившись, смотрел на меня, как мне показалось, с подозрением.
– Это самое странное в твоём деле, Джойс, – протянул он. – Твой брат говорит, что никакого выстрела не было вообще. И это… глупо с его стороны. Мы проверили – выстрел был, его слышали многие, и это был тот выстрел, который продырявил тебя, без сомнения. Мёртвым тебя обнаружили буквально через пять минут.
Я тронул рану на голове.
– А это откуда?
– Прокурор настаивает, что далее, чтобы избежать твоего воскрешения, твой брат пытался размозжить тебе голову бронзовым орлом.
– Чем, чем?
– Статуэткой из бронзы. Она лежала на полу в твоей кровищи, на ней нашли отпечатки пальцев твоего брата. Рана по форме подходит. Считается, что приезд твоей Бетти его спугнул – иначе бы он домолотил твою башку до пола, исключив оживление. Или же он решил, что одного удара хватит, не знаю. Сам он отрицает и это, говорит, что просто швырнул её в тебя, и то промахнулся.
Детектив закурил и принялся оформлять мои показания. Дыма табака я почти не почувствовал – зомби, мать его так.
– Моя жена… – спросил я. – Как мне связаться с ней?
– Могу дать позвонить. Минуту.
Флинн сам куда-то позвонил, куда я не понял, и поинтересовался у кого-то, тоже, непонятно у кого, сможет ли Бетти сейчас со мной поговорить. Наконец, передал трубку мне.
– Алло? Кто это? – услышал я женский, прокуренный, с хрипотцой голос.
– Бетти? – спросил я осторожно.
– Что? Вас плохо слышно! – проорала она.
– Бетти, это… – я не сразу вспомнил собственное имя. – Сэм. Твой муж.
– Что… – на том конце возникла пауза. Но затем она заголосила так, что я даже дёрнулся. – Сэм! Блядь, засранец! Ты всё-таки выкарабкался, твою мать!
– Вроде.
– Засранец! Говнюк! Дьявол, как же мне жаль, что я не могу до тебя добраться прямо сейчас. Ты где?
– Не знаю, – я был немного смущён таким напором. – Я не совсем отошёл. У меня… «Белый шум».
– Что у тебя?
– «Белый шум»! – повторил я громче. – Я ничего не помню.
– Бляха, тут плохо слышно… – Бетти крикнула кому-то «Закройте хлебальники! Я говорю с мужем!..», потом вернулась ко мне. – Нам бы надо поговорить, зайка. О Теде. И о суде. Ты понял?
– Понял, – ответил я.
– Я найду тебя по этому номеру?
– Это телефон детектива, – сказал я, – полицейского.
– А… ну тогда, ладно… – Бетти утихла. – Когда у тебя будет свой телефон, дозвонись до меня обязательно.
– Хорошо…
– Сэм?
– Да?
– Как же я рада, мудила, что ты снова со мной! До усрачки рада!
– Я тоже… Бетти.
Мы попрощались. Перед глазами снова что-то мелькнуло – не пойми что. Огненный всполох. Рыжие кудри. Кто это? Она? Беатрис?
Из раздумий меня вывел жёсткий голос Флинна.
– Поговорил? Давай сюда, – потребовал он обратно телефон.
Его враждебность была такой очевидной, что я решился спросить:
– В чем дело, босс? У тебя ко мне странное отношение. Я что-то тебе сделал?
Он снова смотрел на меня прищурившись, словно оценивал, можно ли мне верить и стоит ли вообще снизойти до разговора со мной. Наконец выплюнул то, что вертелось у него на языке, наверное, с начала беседы:
– Честно говоря, Джойс, твой брат единственный в этой истории, кого мне по-настоящему жаль.
Ничего себе. А меня-то убили, кстати.
– Че, даже не объяснишь? – спросил я, прищурившись в ответ. – Я же ничего не помню!
Он ещё раз прищурился, словно ему это как-то помогало, и заговорил, с презрением цедя каждое слово:
– Урок, вроде тебя, кончают каждый день. Ты жалкий торчок, просравший свою жизнь задолго до того, как тебя подстрелили. И твоя жена тебе под стать. Она тоже на наркоте и подрабатывает на панели, если ты этого не помнишь. И, насколько я знаю, ты не сильно против, Сэм. Лишь бы она приносила в дом деньги на дозу вам обоим.
Я даже не разозлился. Может, потому что знал, что всё было правдой?
– Она сейчас на зоне, если ты не понял, – пояснил коп. – Ты звонил в Нью-Йорк, в женскую тюрягу Бедфорд-Хиллз. Получила очередные полгода за очередной, найденный у неё, чек с мефедроном. Её привезут прямо в зал суда.
– А остальная моя семья? – спросил я, на всякий случай с опаской. Кто знает, может они ещё хуже.
– Кроме брата у тебя никого нет, – ответил Флинн. – И он не такой как ты, Сэм. Он добрый малый. Тащил тебя на своём горбу всю свою жизнь. Не знаю, что между вами произошло, но, судя по всему, ты его доконал, и он сорвался. Теперь же ты воскрес и получил второй шанс на жизнь. А его казнят без надежды на возвращение. Если, конечно, ты не вспомнишь, кто на самом деле тебя прикончил.
В последней фразе копа прозвучала надежда. Он, по всей видимости, действительно хотел, чтобы мой брат… Тед?.. оказался невиновным. Да, может, и я был бы не против, тем более что легавый говорит, что брат обо мне заботился… Но…
Но кто тогда на самом деле меня прикончил?
Неожиданно по моим глазам будто хлестнули плетью. Ослепительным светом, заставляющим зажмуриться. Машинально я закрыл лицо руками, но темноты добиться не получилось даже близко. Яркие оранжевые, жёлтые, красные вспышки замелькали у меня перед глазами, рассеивая мрак. Но не только они. В микроскопических промежутках между ними успевали вклиниваться картинки. Слишком непродолжительные, чтобы я мог из них что-то понять.
Но кое-что я всё же успел рассмотреть.
Летящий прямо на меня орёл.
Кирпичная стена, в которую я упираюсь буквально рылом, и хриплый мужской шёпот: «Ты умрёшь быстрее, чем твоя жена раздвигает ноги…».
Револьверное дуло, направленное прямо мне в лицо.
Страх и паника. Я кричу: «Нет!».
Вырывающееся из ствола пламя.
Темнота.
И снова рыжие кудри. Длинные огненные, похожие на языки пламени волосы – те самые, которые я уже вспоминал.
И ещё что-то – много – чего я просто не успел зафиксировать. Всё мелькало, вертелось, пестрело прямо перед глазами, но в одну картинку складываться никак не собиралось. Я не был в курсе, что именно я сейчас вспомнил, совершенно.
– Я что-то помню, – сообщил я детективу тем не менее. – Но не понимаю что.
И решился всё-таки поделиться тем малым, что знаю точно.
– Почему-то знаю, как устроено электромагнитное реле. И вообще понимаю в этом. Странно, да?
– Не особо, – ответил Флинн. – Ты на зоне был электриком, а до этого торговал звуковой аппаратурой. Недолго, пока не сторчался.
Что-то новенькое. Интересно.
– Ладно, я своё дело сделал, – детектив затушил сигарету, раздавив её в пепельнице, как дымящуюся гусеницу. – Встретимся в суде, заседание через пять дней. Там тебя допросят, как положено. Под присягой. Может, вспомнишь что-то ещё.
Детектив поднялся из-за стола. Потёр лоб, словно что-то вспомнив.
– Имя Чарли Дрискоул тебе тоже ни о чем не говорит, Сэм?
Я пожал плечами.
– Нет. Кто это?
– Раз не помнишь, то и неважно. Спросишь потом у жены.
Джереми Флинн ушёл, оставив меня одного разбираться с тем, что я из себя представляю.
Подытожим ещё разок.
Я торчок с четырьмя судимостями, женатый на сидящей в тюрьме проститутке. И ещё меня грохнул собственный брат, которого я перед этим обокрал.
Зашибись, я воскрес!