Существуют истины, касающиеся непосредственно нас самих, настолько основополагающие, что без них человеческое существование не поддается пониманию, а жизнь является бессмысленной. Сами по себе эти истины не наделяют жизнь объективным, вневременным смыслом. В то же время в них сокрыт субъективный, частный смысл, важный для конкретного человека, живущего здесь и сейчас, душу которого без конца терзают неуверенность и постоянно встающий перед ним выбор.
Как философская (она же умозрительная) мысль, проявляющая интерес к «вещам в себе» и сотворяющая «абстрактные системы», может принимать во внимание жизнь конкретно взятого человека, который страдает, отчаивается, любит и умирает? Неужели для такой личности истина является лишь вопросом концепции? Может для него это нечто такое, чем нужно завладеть и сделать своей собственностью?
И можно ли истину, имеющую значение для человека, сражающегося с превратностями судьбы, преподавать с кафедры университета? Не должна ли она, скорее, быть свидетелем перипетий на долгом жизненном пути извечного преодоления страхов, тревог и отчаяния?
В этом как раз и убежден Сёрен Кьеркегор. Он страстно желает овладеть знанием, сделать его своим и добиться понимания, способного удовлетворить любые запросы – интеллектуальные, экзистенциальные, внутренние.
«Речь идет о том, чтобы обрести собственную, частную истину, найти идею, ради которой можно жить и умереть»[2]
Сёрен Кьеркегор сражается с системой, потому что системы земного существования попросту нет; с идеализмом, потому что существование нельзя свести единственно к его осмыслению; и, наконец, с пантеизмом, потому что Бога нельзя путать с абсолютным духом Гегеля, потому что он не может быть конечным пунктом диалектического развития философской мысли.
Как религиозный мыслитель и писатель, Кьеркегор тратил все силы на то, чтобы пролить свет на убаюкивающие иллюзии, в плену которых, по его мнению, пребывали христиане того времени: чтобы попытаться вернуть их на путь страданий подлинного христианства, которое в принципе нельзя воспринимать как должное – беспокойное и тревожное по самой своей природе, все время требующее все новых и новых страданий. И без конца напоминал им, что означает обет «стать христианином». Не довольствоваться быть «христианином», а считать своим долгом следовать христианству, делая акцент именно на долге.
Таким образом, в своем научном наследии, многожанровом и в силу этого способном любого сбить с толку, он неопровержимо доказал существование не определимого предмета знания, а совершенно нового, уникального явления – неопределенности, известной как трансцендентность, порождающей идеи и концепции (тревога, страх, ирония, свобода, ответственность, выбор, подлинность), обладающие огромным значением и выходящие далеко за рамки устремлений самого Кьеркегора. Его считают отцом экзистенциализма, и это авторство, путь даже с неохотой, со временем были вынуждены признать все без исключения – от Габриеля Марселя до Жан-Поля Сартра, включая Карла Барта, Мартина Хайдеггера, Льва Шестова, Эммануэля Левинаса и Владимира Янкелевича.