Кузя - читать онлайн

Глава 1. Дальний Восток

Бывший командир первого дивизиона ПВО авианосца «Брест» Кузьма Степанович Гусаченко, по корабельной кличке Кузя, уволенный со службы, по сокращению, долго не мог устроиться в этой новой жизни и найти свой путь.

Его «ракетное» или как было написано в дипломе – электромеханическое – образование оказалось невостребованным в современной России, идущей семимильными шагами к развитому капитализму. Куда там бывшим военным? На улице оказались многие тысячи людей, ежедневно выбрасываемые с приватизируемых, перепрофилируемых и закрываемых бывших советских предприятий, учреждений и контор.

Задача, поставленная, председателем правительства России Егором Гайдаром всем предприятиям бывшей оборонки, была ясной – перейти с изготовления никому не нужной военной продукции на выпуск тефлоновых сковородок и электрических мясорубок. Подобная реорганизация оставила не у дел многих квалифицированных рабочих, инженеров, конструкторов, которых новые владельцы начали пачками выбрасывать на улицы.

Буквально за месяцы во Владивостоке, да что там во Владивостоке – по всей стране открылись десятки новых самодеятельных рынков. Людям надо было выживать. Город запестрел тысячами разнообразных ларьков и просто мест торговли в районах остановок общественного транспорта. Бывшие советские инженеры, рабочие, работники сферы услуг и даже бывшие партийные работники осваивали новую для себя профессию – торговца. Люди банально выживали. Благо Китай, Южная Корея, Тайвань и Япония под боком и товаров, привозимых оттуда, хотя и не всегда хороших, было очень много.

В городе появилось много праворульных японских и южнокорейских машин. Появилась необходимость в тех, кто будет перегонять, возить это богатство, продавать и, самое главное, охранять. Преступность превысила все мыслимые и немыслимые пределы. Рассказывали о постоянных столкновениях банд, состоявших из бывших уголовников и спортсменов, деливших город на сферы влияния. Постоянно в городе раздавались взрывы автомобилей, расстреливались из стрелкового оружия уголовные авторитеты и бизнесмены. За городом милиция постоянно находила неопознанные трупы.

Сегодня мы называем эти годы лихими девяностыми, но даже не представляем той жизни, хотя прошло совсем немного времени. Тогда люди, такие же, как и все мы, в них жили, кормили семьи, воспитывали детей, давали им, как могли образование, как получалось, так и зарабатывали деньги для выживания своих семей.

Многие военные прошли горячие точки. Их знания, умения и навыки были востребованы криминальными структурами. Специалисты по взрывному делу, снайперы пользовались особым спросом. Военные пенсионеры, офицеры и мичмана, выброшенные с флота за ненадобностью, шли охранять автостоянки, развозить появившихся проституток, охранять магазины. Кто-то пытался создать свой бизнес. У большинства это не получалось. Многие разорялись в считанные дни, теряли машины, квартиры, благополучие, а порой и жизнь. В городе появилось много бездомных, нищих, попрошаек, и что самое ужасное – среди них было много детей и даже женщин.

Среди детей, учившихся еще в школах, самыми популярными профессиями для мальчиков стали бандиты, а для девочек проститутки. Многие дети подрабатывали мытьем машин. А что делать? Если даже сам президент России заявил публично, что его внук моет машины в Москве и зарабатывает тем самым себе на жизнь.

Бывшие, да что там бывшие, даже действующие офицеры, нанимались к корейцам и расплодившимся новоявленным бизнесменам, называемым даже в средствах массовой информации «новыми русскими», на браконьерскую ловлю рыбы.

Много людей появилось в городе в камуфляже и даже с оружием. В стране шла война с непокорной Чечней и даже во Владивостоке чувствовалось ее зловещее дыхание. Морская пехота Тихоокеанского флота уже воевала в Чечне. Появилось много инвалидов, женщин в черных платках и темных платьях. Появились первые беженцы и переселенцы. Гремели оркестры, провожавшие солдат на войну, или хоронившие солдат, привезенных с войны в цинковых гробах.

Древняя китайская мудрость говорила: «Не дай вам Бог жить в эпоху перемен». И действительно, Россия 90-х годов чем-то напоминала Россию времен 1919–1925 годов. А это была страшная эпоха для жизни людей. Только 5 миллионов интеллигенции лучших умов России после гражданской войны оказались в эмиграции. И в эти «лихие годы» те, кто имели средства и возможность, уезжали из России.

– Капитализм, блин, идет по стране семимильными шагами. Теперь ты мне, Кузя – друг, товарищ и волк! – говорил Кузе, улыбаясь, его напарник по погрузке товаров в лавки китайцев-торговцев на верхнем рынке бывший фрезеровщик Дальзавода, уже пожилой, с длинными седыми усами, дядя Вася Прохоров. Ему оставалось всего два года до пенсии, как на заводе прошло очередное сокращение, и весь его 15-ый цех ушел с завода в никуда. Взвалив на спину тяжелейшую сумку с товарами, привезенную «челноками» из Китая, он понес ее в помещение хозяина ларька китайца Ли.

Физически крепкий Кузьма таскал по две сумки сразу.

Хозяин, уже не молодой китаец, сузив и без того узкие глазки, хвалил Кузьму:

– Ты осень сильный. Давай, давай. Будесь холосо лаботать, отклоесь скоро свое тело. Буду тебе холосо платить за это. Таскай больсе и быстлее.

Воровать и обманывать людей Кузьма не был приучен с детства. Так воспитали родители, вся последующая жизнь и прежде всего служба в ВМФ. Поэтому он понимал, что торговать он никогда не сможет.

Воинская честь для офицера была все же не пустым словом. Совершить бесчестный поступок – это потерять свою честь. Кузьма дорожил своей честью. Он запомнил слова своего командира роты: «Честь офицера, как и честь женщины, потерять легко, а восстановить невозможно!»

Бесполезно растратив свое небольшое выходное пособие на попытку вписаться в эту жизнь, он скоро оказался на мели и без денег. Без квартиры и без средств к существованию. Если не считать довольно небольшой военной пенсии, которую все же платили, даже чтобы полететь к родителям на родную Кубань – надо было усиленно трудиться. Денег на самолет с Приморья банально не хватало, а занимать в долг Кузьма не был приучен. А потом, было постыдным делом возвращаться в родную станицу не солоно хлебавши, где его знала каждая собака, где его все станичники видели в офицерской морской форме и даже гордились им. Он не мог и не хотел этого и поэтому задержался на несколько лет в Приморье, пытаясь хоть что-то заработать на жизнь.

Пенсия кое-как позволяла сводить концы с концами, но она была такой маленькой, что на нее невозможно было даже снять квартиру.

К военным морякам отношение в Вооруженных Силах было не очень хорошим. В гражданскую войну моряки прославились своей революционностью и жестокостью, когда, постреляв и уничтожив большинство своих офицеров в Гельсингфорсе, Кронштадте и Севастополе, матросы устремились в революцию. Загремели матросские бронепоезда на всех фронтах гражданской войны, продотряды из моряков вытряхивали последнее продовольствие из крестьян. Кто не сдавал – тех расстреливали, как пособников врага.

«Анархия – мать порядка!» – доносилось из-под гвардейских бескозырок прославленных экипажей Черноморского флота из безбрежных степей Украины, где гуляли матросики с батькой Махно и прочими батьками, колесили на тачанках, поливая пулеметным огнем и белых, и красных, сжигали походя в топках гидрокрейсеров, как классовых врагов, своих офицеров или топили их в Севастопольской бухте, привязав колосники к ногам. Некоторые корабли прославились тем, что выводили своих офицеров на Малашку (так называли ласково Малахов курган), где ставили к стенке и расстреливали.

«Ландскнехты революции!» – с гордостью называл матросов Ленин, отнюдь не думая о том, что эти ландскнехты фактически уничтожили флот и его руководство.

«А нам России – флот не нужен! Если порезать эти огромные и никому не нужные корабли на иголки – сколько их мы сможем дать новых иголок нашим ткачихам!» – утверждал он же, работая над своими «бессмертными трудами». Впрочем, Ленину не нужен был не только флот, но и армия, которую он планировал заменить всеобщим вооружением народа.

Все это можно даже сегодня прочитать в его «бессмертных трудах». О том, что армия и флот – это атрибуты любого нормального государства, «вождь мирового пролетариата» понял лишь тогда, когда пришло время защищать «завоевания революции».

С трудом набрав 24 года службы, учитывая вместе с учебой в училище, «ракетчик от бога» – как не безосновательно считали многие его сослуживцы – Кузьма Гусаченко получил минимальную пенсию, на которую было невозможно даже нормально поесть – не то, чтобы снять приличную квартиру.

Квартиры у Кузьмы не было. Не дали на службе. На кораблях его, как неженатого офицера, не ставили даже на очередь для получения своего жилья.

«Нам надо обеспечить в первую очередь женатых офицеров, а ты уж, Кузьма Степанович, подожди. Будет и на твоей улице праздник. Не сразу, а потом!» – уговаривал Кузьму замполит.

Праздник на улице Кузьмы так и не наступил. Сначала началась перестройка, потом пошли сокращения на флоте, и он неожиданно для себя, в числе первых сокращаемых оказался на улице.

Когда увольняли – уже новый замполит клятвенно обещал, что через военкомат обязательно и непременно обеспечит Кузьму жильем, как минимум, в течении последующих пяти лет. Потом выяснилось, что без обеспечения жильем Кузьму по закону даже не имели права уволить со службы. Это ему и объяснил пожилой усатый майор в военкомате, куда Кузьма, как дисциплинированный офицер, встал на учет.

– Нет возможности тебя обеспечить жильем, тем более, что ты призывался с Кубани. Езжай домой, подавай в суд на свой корабль или наш военкомат. А лучше там становись на очередь. Может, и повезет и получишь что. Хотя, я думаю, что это нереально в нашей стране. Забудь, паря, что ты когда-то и где-то служил. Все, конец стране!

Во Владивостоке почти постоянно гремели скандалы с продаваемыми офицерскими квартирами некоторыми высокопоставленными адмиралами, которых военные суды почему-то оправдывали из-за наличия почти у всех них правительственных наград.

В конце концов, Кузьма нашел временное пристанище у своего товарища по училищу Валеры Панова. Теперь можно было оглядеться и, возможно, найти хорошую работу.

Валерина жена уехала на несколько месяцев заниматься бизнесом в Китай, детей забросили в Большую Россию на воспитание дедушкам и бабушкам под Малую Вишеру. Сам Валера продолжал еще бороться с трудностями службы на эскадренном миноносце «Свирепый» в должности командира БЧ-2 и дома практически не бывал.

Кузьму он принял, как родного, кто-то же должен был смотреть за аквариумами с экзотическими рыбками и тритонами, а заодно периодически кормить любимую детьми морскую свинку Машку.

Кузьма был во всех смыслах очень положительным человеком – не пил, не курил, женщин домой не приводил. То есть за сохранность и целостность домашнего очага Валера мог быть спокоен даже в период своего отсутствия.

Была у Кузьмы только одна маленькая слабость. С детства он занимался восточными единоборствами и ежедневно при любом раскладе тратил на свои специальные тренировки по пять-шесть часов.

И как раньше на службе он раз в неделю делал вылазки к молодежным дискотекам и ресторанам, где силой своих навыков он вразумлял разнообразных хулиганов не приставать к одиноким, и не обижать слабых. Преступность во Владивостоке с появлением в городе Кузьмы даже на какое-то время упала, зато в милиции появилось масса заявлений о бесчинствах взрослого хулигана, калечащего детей, почему-то вооруженных, кстати, кастетами, ножами, а некоторых даже травматическим или огнестрельным оружием (что во Владивостоке в тот период встречалось довольно часто).

В один из дней на хозяина Ли наехали рэкетиры из бывших спортсменов. Он отказался платить какие-то большие суммы, как ему озвучили, Приехавшие пять молодых парней приступили к уничтожению имущества предпринимателя. Представители закона и охранники почему-то сразу пропали. И лишь один Кузьма возмутился подобному беспределу, когда его куртку, оставшуюся в ларьке, облили бензином и подожгли. Дядя Вася, как мог, пытался удержать Кузьму.

Но Кузьма раскидал всех пятерых. А тому, который достал нож, сломал руку. Только тогда появилась охранявшая рынок милиция и охрана. И то не задержать рэкетиров, а задержать Кузьму. Кузьме пришлось бежать. Ли, которого он встретил потом, уже ночью, рассказал, что теперь придется заплатить двойную плату или уехать и закрыть ларек. Он посоветовал Кузьме больше никогда не появляться на рынке.

– Они обесяли тебя упить, Кусьма. Влемена здесь такие. Беги! Они упьют сильно! – сказал, прощаясь, Ли.

Денег никаких не заплатил, да и Кузьма не просил, осознавая свою вину.

Кузьма понимал, что надо искать новую работу и регулярно занимался ее поисками. Рынки обходил стороной, понимая, что бандиты ему не простят. Ему предлагали развозить проституток, охранять притоны, разбираться с неугодными бизнесменами, ловить рыбу с корейскими браконьерами. Все это было не его. Он пробовал и уходил.

С огромным трудом Кузьма через знакомого Валеры пристроился к бывшим афганцам обучать детей восточным единоборствам. Те относились к нему с некоторым подозрением: во-первых – офицер, во-вторых – не афганец, а это было немаловажным условием для подобной деятельности. Но, увидев Кузьму в деле, они резко изменили свое мнение, а бывший сержант спецназа Гаврилов даже в минуты хорошего настроения говорил, приятельски похлопывая Кузьму по плечу:

– Жаль ты не ходил с нами на караваны и не был в Саланге. Я бы тебе свою спину доверил! Ответь, Кузя, за что тебя такого всего положительного вдруг с флота поперли? Не пьешь, не куришь, наркотой не балуешься, на женщин не смотришь?

Кузьма пожимал плечами, лишь отделывался общими фразами о необходимости сокращения флота. Денег особых эти занятия не приносили, зато проблем с милицией и последующими разборками за своих питомцев приносили много, и Кузьма уже скоро был вынужден искать более денежную и спокойную работу, не прекращая, однако, своих занятий в клубе.

Как-то через одного знакомого, а если, проще говорить, то отца ученика по восточным единоборствам, давшему Кузьме прекрасную рекомендацию, его все же через несколько месяцев взяли на работу в одну из служб безопасности одной хабаровской фирмы.

Кузьму познакомили с начальником службы безопасности по фамилии Баргузин, до этого служившего то ли в КГБ, то ли в МВД, что было покрыто тайной, к которой Кузьма явно не допускался. Невооруженным взглядом было видно, что и в тех, и в других силовых структурах связи у него были и хорошие. Недаром милицейские и ФСБ-шные генералы были постоянными посетителями базы отряда Баргузина.

По пьяной лавочке после бани с девочками они любили пострелять из весьма экзотического оружия, имевшегося на вооружении фирмы. Кузьма видел с Баргузиным многих знакомых по службе на флоте адмиралов, продававших корабли. И он на всякий случай надвигал на глаза свое кепи.

Баргузин обеспечивал охоту многих олигархов, адмиралов и генералов на экзотических животных всего Дальнего Востока и Юго-восточной Азии. И поэтому они, желая потратить свои «честно» заработанные деньги на экзотические увлечения, обращались именно к нему.

На Дальнем Востоке один знакомый Баргузину московский авторитет или олигарх имел свои интересы в связи с массовой распродажей кораблей флота. Ему требовалась поддерживающая его силовая структура, которая была бы в состоянии обеспечить прикрытие проводимых им афер. Баргузин с его ребятами делали все возможное, чтобы обеспечить интересы и желания этого московского олигарха.

Баргузин, проверив Кузьму и его навыки, пообещал Кузьме золотые горы. Он обещал квартиру во Владивостоке или даже в Москве. Сначала Кузьме позволяли охранять только базу отряда. Затем через пару месяцев Баргузин привлек Кузьму в компании бывших уголовников и спортсменов, составлявших основу отряда, к силовому обеспечению продажи кораблей бывшего военного флота СССР.

Нельзя сказать, чтобы Кузьме нравилось то, чем он занимался, но ничего другого найти он пока не мог и был вынужден мириться с тем, что есть. Своя квартира во Владивостоке была пределом мечтаний Кузьмы.

В отряде Баргузина Кузьма держался особняком, ни с кем не заводил близких знакомств, не пресмыкался ни перед кем. Однажды один здоровенный бугай, по кличке «Фитиль» из бывших уголовников, в шутку его оскорбил, как бывшего офицера, и Кузьма не стал с ним церемониться. Сломал нос и перебил правую руку. После этого желающих пошутить над Кузьмой в отряде Баргузина больше не находилось.

Баргузин после этого случая приказал Кузьме навсегда забыть про офицерскую честь и оштрафовал сразу на две зарплаты, якобы, на лечение «Фитиля».

Осенью 1994 года группа Баргузина обеспечивала по приказу московского друга Баргузина – Бориса Викторовича – отправку авианосца «Брест» в Южную Корею. Возникли трения с экипажем, еще не сошедшим с корабля и не желавшим его отправки, с якобы случайно оставшийся секретной техникой на борту.

Баргузин не стал разбираться в причинах, тем более что его руководство потребовало решительных действий и начал прессовать военных моряков.

Кузьма, служивший ранее на «Бресте» и имевший среди экипажа «Бреста» многих друзей и знакомых, понимая преступность действий продавцов авианосца, стал оказывать помощь экипажу «Бреста» и своим бывшим друзьям-сослуживцам.

Его неожиданное вмешательство на стороне экипажа сыграло решающую роль. В неравной борьбе с баргузинскими костоломами отправка корабля с секретным оборудованием на борту была сорвана.

Баргузин со своим отрядом был вынужден срочно покинуть корабль. А Кузьма, понимая, что его ничего хорошего не ждет, ушел от Баргузина. Теперь он твердо решил вернуться на Кубань, но ему были нужны деньги на дорогу.

Бывший летчик «брестского» авиаполка Леня Балуевский, занявшийся переправкой старых машин из Японии, пригласил Кузьму в свою фирму устанавливать антиугонные устройства на пригнанные машины.

С утра до вечера, вымазанный в автомобильной грязи, Кузьма разбирал машины и устанавливал антиугонные устройства, а затем собирал машины. Один раз случайно сжег паяльником кожаное кресло. Пришлось целый месяц работать за так. Стыдно было смотреть Лёне в глаза. Заработок не весть какой, но он позволял хотя бы не чувствовать себя нахлебником в квартире Валеры. Так продолжалось почти целый год.

Случайно встретив в городе одного из симпатизирующих ему охранников из отряда Баргузина, Кузьма узнал, что Баргузин его разыскивает для примерного наказания. Он пообещал убить Кузьму за срыв сделки.

Не желая более подставлять Валеру, Кузьма решил покинуть навсегда Дальний Восток и вернуться на родину. Тем более, что вернулась из Китая жена Валеры – Марина, которая смотрела на незваного ей сожителя по квартире с явной неприязнью. А когда приехали из Вышнего Волочка дети Валеры и Марины, Кузьма понял, что пришла пора возвращаться домой.

Все обстоятельства сложились к возращению к родителям на Кубань. Сборы были недолгими, сложнее всего оказалось оформить документы в райвоенкомате.

Во-первых, не все дни в военкомате оказались приемными, и пришлось подгадывать под часы работы и дни работы военкомата.

Во-вторых, пришлось в самом военкомате выстоять бешеную очередь из бывших отставников и старушек, стоявшим по делам пенсий и похоронным делам.

В конце концов, с третьего раза, он все же пробился в заветный кабинет.

– В станицу Охотскую, так в Охотскую – на Кубань. Отправляю твое дело, и нам станет легче! Не надо корячиться с квартирой для тебя. Сам понимаешь – фиг бы дали! А так, баба с возу – кобыле легче! – подвел итоги и подписал все документы тот же усатый майор. Потом, улыбнувшись, вдруг спросил, – а Охотская – это от того, что охота у вас прекрасная? Как там говорится в поговорке: «Тебе охота и ей охота – вот это охота». – Бабы у вас все до гулянок тоже охотские?

Кузьма шутку не принял.

– Название нашей станицы произошло от названия Охотского полка, который держал укрепления за Кубанью. А может, еще и от того, что за Кубань к воинственным горцам переселяли самых смелых казаков из черноморских станиц, призывали охочих или желающих к такому опасному переселению, – пояснил Кузьма майору.

Не увидев на лице Кузьмы желания пошутить, майор собрал в кучу все документы Кузьмы, вложил их ему в руки и, разведя руками, крикнул в сторону двери:

– Следующий! Свободен, каптри! Ты теперь уже не наш, а Охотский! Можешь быть теперь Охотским сколько захочешь! Бабам привет передавай вашим. Надо к вам в отпуск собраться на рыбалку и охоту.

Прощание с Валерой и Мариной было недолгим. Вещей у Кузьмы было немного, всего одна сумка.

Билеты были куплены на утренний рейс самолета на Краснодар. На прощанье Кузьма купил хороший торт и шампанское для Марины. Они втроем отпраздновали его отъезд. Марина была, как никогда, приветлива с Кузьмой.

– Ты, Кузенька, не стесняйся, если что – приезжай к нам в гости, всегда будем рады тебе! – приветливо улыбалась она Кузьме.

Ей вторил Валера, опасливо поглядывая на жену.

– Кузя, ты не стесняйся, если что – можешь пожить у нас сколько надо.

И тут же замолк, видимо, получив удар ногой по ноге от Марины под столом.

Часов в восемь вечера Кузьме внезапно позвонил бывший сослуживец по «Бресту» Миша Морозов и пригласил к себе домой на проводы Василия Васильевича, командира БЧ-7, улетавшего завтра на Санкт-Петербург.

Кузьма видел, что его присутствие в доме Валеры даже в последний день не совсем приятно Марине, поэтому с удовольствием согласился провести последний вечер во Владивостоке со своими бывшими сослуживцами. Марина только сказала напоследок:

– Если поздно вернешься, то я тебе постелю в коридорчике на матрасе, все равно тебе рано уходить.

– Хорошо! – согласился радостно Кузьма и убежал к Валере Морозову, который жил неподалеку.

В квартире бывшего командира БЧ-2 авианосца «Брест» Валеры Морозова на улице Семеновской во Владивостоке собрались бывшие офицеры авианосца «Брест». Провожали уезжающих в Европу, вернее, в европейскую часть России или, как говорили, в большую Россию, бывшего командира БЧ-7 Муравьева Василия Васильевича, ныне капитана 2-го ранга. А когда узнали, что и Кузьма улетает завтра на Кубань, решили провожать сразу и его. Так сказать, совместить все проводы.

Эскадра в лице контр-адмирала Доскаля постаралась избавиться от беспокойных офицеров с «Бреста» и в начале 1995 года они почти все оказались за штатом, а затем были уволены по оргштатным мероприятиям в запас или просто выкинуты за «ненадобностью» с флота.

В период активной стадии распродажи кораблей руководители флота адмирал Душенов, командир эскадры контр-адмирал Доскаль старались избавляться прежде всего от честных, нормальных офицеров, тех, кто в хоть в какой-то мере не воспринимал мошенничество по продаже кораблей руководством флота, и вообще не разделял взглядов о необходимости распродажи кораблей.

Командиры БЧ-7 и БЧ-2 авианосца Василий Васильевич Муравьев и Миша Морозов были вынуждены уйти с флота по организационно-штатным мероприятиям – сокращению их должностей. Командиру БЧ-4 Саше Герасимову удалось перевестись в высшее военно-морское училище, или, как теперь оно называлось – Военно-морской институт, куда руки «Душмана» и «Учителя» пока не дотягивались.

Кузьма успел попривыкнуть к гражданской жизни, изрядно потрудиться на ниве дальневосточного бизнеса, что не принесло ему ни дивидендов, ни радости.

Звенела гитара, рвавшая душу, и Миша выводил слова песни, специально написанной им для уезжающих друзей:

– Ребята, за нашу службу, за нас, за «Брест», за наши корабли! – поднял тост Сан Саныч Лебедев – бывший особист, как называли его на корабле, или официально – оперуполномоченный особого отдела бывшей группы кораблей «отстоя» в бухтах Чародейка и Русалка.

Надо, наверное, сказать, что особистов в свою компанию корабельные офицеры никогда не брали, хотя жили рядом в соседних каютах на корабле и месяцами вместе бороздили моря. И тем не менее … не брали. Другое ведомство, другие отношения. В задачу особиста входило знание обстановки в офицерских каютах и матросских кубриках, а офицеры этому знанию, как правило, не были довольны, ибо всё, что знал особист, становилось почему-то известным командиру и замполиту.

Для Сан Саныча на «Бресте» было сделано исключение, какого не знал ни один другой особист. Он видел это и высоко ценил.

Дружба с Сан Санычем началась с его прибытия на корабль. Ранним мартом, абсолютно не раздумывая, он бросился с баркаса в холодную воду спасать оступившегося и упавшего за борт молодого матроса. Вокруг баркаса плавал лед и, тем не менее, Сан Саныч сделал все возможное и невозможное и вытащил испуганного до смерти молодого парня, таращившего на него и всех в баркасе, свои испуганные голубые глаза. Матрос не умел плавать и, если бы не реакция Сан Саныча, он пошел бы, как топор, ко дну.

А потом крупозное двухсторонне воспаление легких. Уколы, капельницы, корабельный изолятор. Сан Саныч очень удивился, когда в изолятор к нему пришли с бутылкой спирта и закуской тогда старший инженер БЧ-2 капитан-лейтенант Морозов (матроса которого он спас), корабельный врач капитан Игорь Муратов, а также командир первого дивизиона БЧ-4 капитан-лейтенант Герасимов и начальник химической службы Сергей Огнинский.

– Сань, ты чего тут разлегся? Вставай! Мы лечить тебя пришли немного! – сказал начхим и поставил на столик бутылку спирта странного желтого цвета, – это очень хороший спирт от начмеда, лечебный, от его щедрот. Начмед говорит всем нам, что излечивает любую пневмонию за несколько дней. Но в одиночку, говорит врач, его принимать нельзя!

– Доктор, а мне можно спирт? Я все же лекарства принимаю. Не повредит?

– Если с доктором – то можно, если без него – то нельзя! – важно сказал Игорь Муратов, разливая спирт, настоянный на витаминах «Гексавит», за что получил название «медицинская или лечебная докторовка», по граненым стаканам.

После этой встречи отношения офицеров с особистом, пришедшим недавно на корабль, наладились, и даже больше того – переросли в дружбу.

События, связанные с угоном «Бреста» на Дальний Восток, когда особист в первых рядах выступил против даже своего начальства из Москвы, только закрепили их флотскую дружбу.

Однако и Сан Саныч после событий на «Бресте» был изгнан со службы. Впрочем, он никогда не жалел и сразу окунулся с головой в предпринимательскую деятельность.

Успехи его детективного агентства были притчей во языцех. Не жаловал Сан Саныч ни продажных чиновников от флота, ни бандитские организации, наживавшиеся на продаже кораблей. Поэтому у него были и друзья, сподвижники и, естественно, враги. Врагов было много, но он всегда шутил, когда ему об этом говорили.

– Врагов не считают – их бьют! А право бить этих гадов, продавших флот, страну и народ – надо еще заслужить!

Сан Саныч называл свою фирму «Мангуст» в противовес двум охранным агентствам, крышуемым бандитами, называвшимися «Кобра» и «Гюрза».

Дружба, связавшая их с Мишей Морозовым, также активно занимавшимся компьютерным бизнесом, только окрепла.

– За нас, так за нас! За наш «Брест» и его славный экипаж! – поддержал тост Саша Герасимов и поднял свою рюмку.

Все присутствующие дружно подняли рюмки, наполненные водкой, и сдвинули их в едином порыве, и лишь один Кузьма Гусаченко поднял бокал с апельсиновым соком. На «Бресте» не принято было заставлять пить, если человек не хотел этого. Не хочешь – никто тебя не будет заставлять и заглядывать в твой бокал – допил ты или нет. Все знали, что Кузьма не пьет, и никто не думал упрекать его этим.

– Ребята, дорогие, как мне жалко с вами прощаться! Вы настоящие друзья и я был горд служить вместе с вами! – сказал вполголоса бывший летчик Леня Балуевский.

Его маленькие черные глаза, всегда смотревшие бесстрашно в лицо любой опасности, на этот раз были наполнены слезами. Не один раз он поднимал в воздух свой штурмовик с палубы «Бреста» и недаром был награжден боевым орденом «Красной звезды» за выполнение специального задания у берегов Вьетнама.

Это было не просто прощание с отъезжающим, но это было прощанием с прошлой жизнью и, прежде всего, с их авианосцем «Брестом». У многих бывших офицеров поблескивали слезы.

– перебирал струны гитары Миша Морозов.

Разбросало экипаж «Бреста» по всей стране.

Одним из первых уехал в Москву Володя Никифоров – последний командир «Бреста», уехал тихо, без особых проводов в Москву, где у его жены Гали была квартира.

Уехал командир БЧ-6 майор Валера Архангельский куда-то в Подмосковье, опять же в дом к родителям жены.

Командир БЧ-4 Мансур Асланбеков уволился раньше и тоже уехал в Питер к родителям жены.

В медицинскую академию перевелся корабельный доктор Игорь Муратов.

Не стал засиживаться на корабле и начхим Сергей Огнинский, которому предложили бизнес в Москве его знакомые.

Раскидало бывших «брестцев» по всей стране и многим странам СНГ. Подполковник Пинчук и замполит капитан 2-го ранга Поповченко уехали в Киев на Родину – поднимать незалежную Украину. Помощник по снабжению Боря Мальков и ракетчик Витя Федюнин перебрались в легендарный Севастополь – город русских моряков, принадлежавший уже Украине.

Некоторые из офицеров уехали даже в страны дальнего зарубежья. Старший механик, он же командир БЧ-5, Мунин Ефим Михайлович, уехал с семьей в Израиль на свою, как он говорил, «историческую Родину», а штурман – командир БЧ-1 Вальтер Фоншеллер перебрался с родителями и женой в объединенную Германию в маленький городок Хайгельброн.

Отдельный корабельный, авиационный, штурмовой полк расформировали вслед за выводом из строя боевых кораблей «Бреста» и «Смоленска», а большинство классных летчиков лишились любимой работы.

Леня Балуевский вместе с парой друзей по полку подрабатывал покупкой и перегоном подержанных машин из Японии. У него на фирме Кузьма одно время занимался предпродажной подготовкой машин.

Собрались сегодня оставшиеся во Владивостоке у Мишки дома спонтанно. Мишка, узнав, что уезжает в родной Псков Василий Васильевич, тут же обзвонил всех, кто еще остался на Востоке и мог оперативно подъехать к нему домой.

Жены Мишкиной Надежды не было дома, она работала официанткой в ресторане «Витязь» и, воспользовавшись отсутствием жены, Мишка накрыл друзьям шикарный стол. Чего там только не было. Радушный хозяин вытащил все из двух финских холодильников.

С женой у Миши были сложные взаимоотношения. Надежда, вышедшая из недр Владивостокского военторга, почему-то не считала необходимым хранить верность Мишке. Он же не мог привыкнуть к такому поведению жены и называл свою женитьбу вынужденной или просто сожительством.

После того, как однажды подвыпившая Надежда притащила домой из ресторана пьяного коммерсанта, отношения между ними окончательно разладилось. Мишка банально по-русски обругал и побил Надежду, чего она простить ему не хотела.

– Кузьма! Чего ты уезжаешь? Иди ко мне! Знаешь, я тебе какую зарплату положу! Мне нужны такие честные парни, как ты! – внезапно сказал Сан Саныч, пристально глядя на Кузьму.

Кузьма покраснел, как рак и, заикаясь, ответил:

– Нет, Сан Саныч, я решил. Вот билеты купил до Краснодара. Там родители ждут. А здесь не мое место. Надо на Родину собираться, на Кубань.

Кузьма вытащил из кармана пиджака билеты до Краснодара и показал Сан Санычу.

– Съезди туда, осмотрись и если ничего не найдешь – возвращайся. У меня всегда для тебя будет здесь работа! – запивая водку томатным соком, с сожалением, прищурившись, сказал Сан Саныч.

После третьей рюмки все немного расслабились, Леня Балуевский скинул теплый свитер и остался в клетчатой рубашке, Сан Саныч снял темный пиджак и галстук и остался в белой рубахе, а Кузьма аккуратно повесил на спинку стула свой явно новый, купленный по случаю возвращения на Родину, штруксовый пиджак.

Мишка спел еще пару собственных песен, рвущих душу бывшим флотским офицерам, и ему все дружно подпевали:

Кузьма задумался. В стране происходило черт знает что. До Дальнего Востока лишь докатывались раскаты отдаленных и значительно преувеличенных московский и питерских событий. Полным ходом шла самая настоящая война в Чечне и, судя по сводкам, наши войска не могли за день или за два даже более, чем двумя десантными полками, справиться с бывшими, но озверевшими соотечественниками и прибывшими откровенными бандитами из-за рубежа. В 1993 году президент России Борис Ельцин не нашел лучшего, как расстрелять из танков собственный Парламент, под рукоплескания западной демократии.

«Бери независимости, сколько унесешь!» – орал он со стаканом в руке в пьяном угаре.

И бывшие братские и автономные республикам и области услышали то, что хотели услышать. Что началось в стране? Сначала парад суверенитетов, затем попытка здравомыслящих голов остановить вакханалию. Но было уже поздно.

Даже Новгород и Псков вспомнили о старых добрых временах, когда они были независимыми от Москвы.

«Даешь Новгородскую республику! Даешь Псковскую республику!» – орали на митингах купленные бомжи, пьяницы и безработные под рукоплескания безродных выскочек.

Задача была одна – разорвать Россию любыми средствами. Под рукоплескание различных народных фронтов из Прибалтики, проплаченных американскими долларами через агентов ЦРУ.

Все республики брали, хватали, хапали, даваемый им суверенитет, не стеснялись и не заморачивались на этическую сторону проблемы и на единство тысячелетнего государства. Под аплодисменты демократического Запада и особенно республик Прибалтики и Польши – все шло к развалу России.

Чечня на фоне других республик взяла независимости сколько унесла. Не взяла, а хапнула – раз не говорят сколько можно – значит, бери больше – потом разберемся.

Зачастили прибалтийские эмиссары инструктировать чеченцев, как надо вести себя с Россией. Привезли из той же Эстонии летного генерала, этнического чеченца, возглавить борьбу за суверенитет.

Как и на Украине – все российское вооружение, находившиеся на территории Чеченской республики, объявилось собственностью республики и ее народа. Рассудили, что худа не будет, а пока в России разберутся, что к чему, будет реально чем защищать свой подаренный Россией суверенитет. Благо российских военных баз и складов на территории республики оказалось достаточным (тыловое обеспечение южной группы войск) не только для защиты независимости Чечни, но и всех республик Северного и Южного Кавказа вместе взятых.

Воспользовавшись отсутствием границ, потянулись в Чечню караваны с оружием от мусульманских друзей из Турции и, прежде всего, арабских стран, закупленного на деньги «доброжелателей» России.

Эстония и республики Прибалтики перевели всю собранную советскую наличность в банки Чечни, а не сдали России. Начались нападения на военные склады, на воинские части.

Убийства военных, работников КГБ, да и просто русских стали обыденностью жизни. Убивали даже чеченцев, которые выступали против независимости, пытались защищать русских соседей.

Историки начали переосмысливать и переписывать всю историю Чечни в нужном направлении. Главными врагами объявлялись потомки терских казаков и русских, живших в Чечне. На них вешали всех «собак» за все беды, испытанные чеченским народом от русской многовековой «оккупации».

В казачьи терские станицы направлялись эмиссары, которые должны были направлять борьбу чеченцев против русских. С гор стали переселяться в станицы целыми семьями. Казаков и русских теснили. Они были вынуждали продавать дома за бесценок и уезжать в Россию. Тех, кто не соглашался, просто убивали с семьями, с детьми, стариками.

А в это время руководство армии и страны занималась зарабатыванием денег и проматыванием имущества бывшего Советского Союза. Надо же было войти в капитализм максимально обеспеченными и с хорошим запасом прочности на случай непредвиденных проблем.

Вот тогда и пошли с молотка не только новые корабли, подводные лодки, самолеты, артиллерийские установки, средства связи и локации, но и секреты бывшей большой страны.

До простых людей, офицеров и армии никому не было дела. Генерал с позорной кличкой-погонялом, как у бандюков – «Паша-мерседес» – вместе с группой быстро слепленных им из непонятно каких жуликов «генералов» типа «генерала Димы Якубовского» и иже с ними, проматывал имущество армии и флота.

Морские офицеры, особенно на Дальнем Востоке, были немного в курсе дел в стране, но все казалось таким далеким и нереальным. Единственное, с чем им непосредственно пришлось столкнуться, так это с массовой распродажей кораблей Тихоокеанского флота и продажей офицерских квартир на базах флота.

«Подальше от Москвы! Побольше возможностей разбогатеть!» – говорил, не стесняясь, один из торговцев кораблями.

Разговор друзей перекидывался с положения в стране на ситуацию на флоте, обсуждались проблемы, известные по рассказам бывших сослуживцев, газетных статей.

– Да что мы все о службе и о службе и стране, как будто от нас что-то там зависит. Послушайте лучше анекдот! – предложил Леня Балуевский.

– За неимением химика анекдоты теперь рассказывают летчики! – подколол Балуевского Миша Морозов.

Тот, ничуть не обращая внимания, продолжил:

– Мужчина нервничает всего два раза в жизни. Первый раз – когда не может второй раз, а второй раз – когда не может первый!

Раздался дружный смех.

Сан Саныч продолжил:

– Женщина нервничает три раза в жизни. Первый раз – когда отдается первому мужчине, второй раз – когда первый раз берет деньги, третий раз – когда первый раз дает деньги!

– Замотали с похабными анекдотами, прямо хоть девочек по вызову заказывай! Но не дождетесь! Сегодня мужской день. Пойду лучше пельмени поставлю. Самая мужская пища, которую может приготовить любой! – смеясь, сказал Миша Морозов.

Саша Герасимов стал убирать закуски со стола и накрывать чистую посуду.

А Сан Саныч с хитрой физиономией начал рассказ:

– Приезжает командующий Тихоокеанским флотом из отпуска и спрашивает начальника штаба: «А где мои авианосцы?»

– Махнули, не глядя на три иномарки и квартиру в Сингапуре для офицеров! – отвечает, потупив взгляд, тот.

– А если из Москвы заинтересуются и спросят все же где они?

– Вот тогда им и предложим квартиру в Сингапуре.

– А если не возьмут? И начнут разбирательство?

– Им же хуже! – пожал плечами начальник штаба, – сами уедем в Сингапур!

Все как-то невесело рассмеялись.

– А если, действительно, кто-нибудь заинтересуется? – серьезно спросил Кузьма.

– Не заинтересуются – поверь моему опыту! – ответил серьезно, глядя на Кузю своими проницательными глазами, Сан Саныч, – деньги за наши авианосцы давно поделены в Кремле. А если кто и спросит, то его тут же закопают и весьма глубоко.

Все откинулись в креслах и на стульях, пока Мишка варил пельмени. Сан Саныч и Леня Балуевский закурили и дым стал стлаться над накрытым журнальным столиком. На столе рядом со спиртом «Рояль» появилась новая бутылка невиданной ранее водки «Флагман».

Сан Саныч взял ее и внимательно прочитал аннотацию.

– Ничего себе! Производство – Калининград. Откуда взял? – спросил он, посмотрев на Мишу, накрывавшего на стол.

– Да поставщики привезли на пробу целый ящик. Хочешь, тебе ангажирую пару бутылок? Вкус можжевеловый, непередаваемый и утром голова совсем не болит! – ответил Миша Морозов.

– Раз не болит – проверим это на практике! Практика – все же это критерий истины. Давай пару бутылок! Не забудь! – улыбнулся Сан Саныч, разливая водку в рюмки.

– Да вон, возьми за шкафом, ящик стоит. Положи в портфель, чтобы не забыть. Да чего потом проверять водку? Водка как водка. Разливайте, а не размышляйте – хорошая или не очень. И не пейте, подождите меня! Совесть имейте! Уже заканчиваю! – заулыбался, заглядывая в комнату, Миша, вытирая руки полотенцем.

Василий Васильевич, откинувшись в своем кресле, мрачно сказал:

– А у меня возникает вопрос, а нужен ли сегодня нынешней российской власти Военно-Морской Флот?

– Если бы был нужен – значит, флотом бы занимались, а не продавали за бесценок! – ответил мрачно Кузьма, сверкнув глазами и взяв со стола бутерброд с кабачковой икрой и веточку петрушки.

Россия – «страна сухопутная», а флот слишком дорогая игрушка для «бедной» страны! – утверждают многие нынешние «выдающиеся» экономисты и политики, а заодно проплаченные паркетные генералы и адмиралы Арбатского военного округа. Хочу вам напомнить слова выдающегося российского реформатора Петра Аркадьевича Столыпина – ответственного государственного деятеля, которому после Цусимы Россия должна быть обязана возрождением Российского флота: «Надо крепить Военный флот! Береговая оборона, о которой твердят противники флота – полная чушь! Если мы хотим быть Державой, то должны иметь сильный флот. Это хорошо понимали Петр Великий и Екатерина Великая, а вот сегодняшние крикуны не понимают. Хотят сэкономить … Во что обойдется в будущем такая экономия?»

– Ну, вот, на службе о бабах, а дома о корабельных делах – как всегда. За вами глаз и глаз нужен! – съязвил, немного нервничая, Сан Саныч.

– Ты, Саня, не ерничай. Как флот возрождать будем? Или ты хочешь, чтобы о нас, я имею ввиду, нашу страну, о наши с вами семьи, вытирали ноги господа из НАТО? – начал заводиться Василий Васильевич. – Или ты думаешь, что даром спонсируется это уничтожение флота? Ты же знаешь, как разделали на иголки в Николаеве при прямом содействии компаний из США «Владимир Мономах» – первый атомный авианосец? А продажа Китаю «Дмитрия Донского» – с 95 % готовностью? Сравнительный анализ даже материалов открытой печати показывает, что по боевым возможностям сегодняшний российский ВМФ уступает иностранным флотам: на Балтике – шведскому флоту – в 2 раза, финскому – тоже в 2 раза, германскому – в 4 раза; на Черном море – турецкому – в 2–3 раза; ВМС США – более, чем в 20 раз; ВМС Англии и Франции – более, чем в 5–8 раз (каждому); ВМС стран НАТО – более, чем в 30 раз. А здесь на Востоке даже считать не хочется – более, чем на 80 % отстаем!

– НАТО нам больше не враги, а союзники и об этом сказал президент! – назидательным голосом сказал, улыбаясь, Сан Саныч.

– Когда спят зубами к стенке! – съязвил Василий Васильевич, – обычно за такие просчеты нашей стране приходится потом харкать кровью. Вот и сейчас – кто чеченцев поддерживает? Официально, вроде, никто, а неофициально советники НАТО обучают и вооружают чеченцев. Госпитали ФРГ уже открыты для лечения раненых, а пансионаты Крыма для отдыха перед терактами. Лукавят они, для них главное – чтобы мы разоружились, а потом с нами можно делать то, что они захотят.

– А что ты предлагаешь? Чтобы мы поддержали тебя, сказали вслух, что у власти преступники, ведущие страну с тысячелетней историей к гибели! Или у тебя другое мнение? Зачем ты это нам все говоришь? – спросил, вернувшись с кухни и садясь в свое кресло, Миша Морозов.

– Я ничего не предлагаю, но не думать об этом не менее преступно не только для государственных деятелей, но и для нас – морских офицеров!

– Мы-то что можем сделать, выкинутые с флота, как дерьмо за борт кораблей? – спросил разозлившийся Леня Балуевский, который хотел рассказать еще один анекдот, но ему не дали этими разговорами о флоте.

Леня всегда начинал нервничать, когда говорили о флоте, самолетах и вообще о Вооруженных Силах. Он летчик в самом расцвете сил оказался выкинутым из Вооруженных Сил даже без пенсии, оказался сегодня никому не нужным. Его лишили главного в его жизни – крыльев.

Саша Герасимов с кухни принес большую желтую кастрюльку с нарисованными красными румяными яблоками. Из-под приоткрытой крышки выходил дымок готовых к употреблению пельменей.

– Команде ужинать! – сказал он и поставил кастрюлю на деревянную подставку.

– Леня, ты неправ! В стране творится что-то неправильно. Я с Кубани. Там рядом идет война в Чечне, родители пишут, что в станицу приходят похоронки. Плачут то одни соседи, то другие. Один Афган закрыли и нашли новый? Или мы воевать не умеем, или действительно нас продают оптом и в розницу! – сказал молчавший и нахмурившийся Кузьма Гусаченко, тихо жевавший веточку петрушки.

Сан Саныч встал, подошел к окну, внимательно посмотрел на дом напротив, и внезапно задернул шторы.

– Сань, а ты чего? Ты со своей гебэшной маниакальной манией преследования думаешь, что нас слушают? – спросил, знавший его лучше других, Миша Морозов.

– Миша, мы здесь о таком говорим, что, зная свою систему изнутри, я знаю, что слушают сейчас многих, особенно офицеров. Ну, да не это главное. Главное то, что страна, действительно, в дерьме. По нашим каналам, действительно, из Чечни приходят ужасные известия. Не буду вам говорить, но предательство в воюющей армии идет с самого верха. Вооружение боевиков Дудаева, скажу вам честно, финансируется не только из-за границы, но и из Кремля.

– Мы это на себе почувствовали на «Бресте»! – вступил в разговор Саша Герасимов. – Давайте, братья, я вам лучше пельменей разложу, и выпьем по единой! Сан Саныч, пока разливай этот «Флагман»! Время еще есть пока, как и возможность поговорить по душам. А завтра наши друзья Василий Васильевич с Кузьмой покинут нас, и когда мы еще увидимся в таком составе?

Леня протянул свою тарелку и Саша, набрав маленькой поварешкой жидкости и пельменей, наложил ему почти до краев.

Сразу в комнате запахло свежими, горячими пельменями.

– А сметана в этой квартире есть? – спросил Леня Балуевский, старавшийся перевести разговор на другую тему.

– Сметана пока еще есть! – ответил Миша, поставив сметану в красивой белой сметаннице на стол.

Все остальные стали по очереди протягивать свои тарелки Саше Герасимову, а Сан Саныч, открыв бутылку «Флагмана», разлил ее еще раз по рюмкам всем, кроме Кузьмы.

– Пельмени очень здорово, особенно под можжевеловую водочку со слезой! – сказал Миша, вытерев бок бутылки, который после холодильника покрылся легкой испариной.

Внезапно в комнате зазвонил телефон. Миша вскочил с кресла и бросился к телефону.

– Надежда, что случилось? Ну что ты – не плачь! – услышали все, сидевшие в комнате, – какие бандиты? Чего они от вас хотят? Зачем они напали на ваш ресторан. Сколько? А где ваша директриса? Ну, я сейчас подъеду с Сан Санычем.

Миша положил трубку, лицо его выражало крайнюю досаду.

– Тут, ребята, такое дело! На ресторан, где работает Надежда, наехали бандиты. Какие-то сибирские, говорят. Требуют денег за крышу за полгода назад, а заодно и за год вперед. Избили охранника дядю Пашу. Директриса сбежала. Надежда просит приехать и помочь. Я не могу ей отказать. Все же жена. Сан Саныч, съездишь со мной? Все же ты не лишний в таких делах?

Кузьма и Сан Саныч сразу вскочили с места. Остальные поддержали их словесно, но тоже встали и приготовились ехать.

– А как поедем? Мы ведь выпили изрядно! – растеряно спросил Леня.

– Я поведу машину! Я не пил! – сказал Кузьма с сосредоточенным и очень злым лицом, натягивая штруксовый пиджак и свою старенькую армейскую камуфляжную куртку.

– Я подгоню к ресторану своих ребят из охраны! – сказал Сан Саныч.

– Не надо, сами справимся! – мрачно ответил Кузьма.

– Средь бела дня! Я молчу! А где наша доблестная милиция? – выскочил в коридор несколько замешкавшийся Василий Васильевич.

– Ты, вот что, Василий Васильевич – останешься здесь! В машину все не поместятся по любому, и кто-то должен быть на связи. Заодно за пельменями посмотришь, чтобы никто не съел, пока нас нет – предложил Сан Саныч.

Леня Балуевский в своей летной куртке, услышав про пельмени, заскочил в комнату и, подцепив вилкой пару пельменей, забросил себе в рот.

– Не пропадать же добру!

– Давай быстрее – вылетай! – вытолкнул Леню одевшийся Мишка.

– Остаться так остаться! Миша, я пока посуду помою на кухне. Если что не так, сразу звоните! – сказал Василий Васильевич, закрывая за ребятами дверь в квартиру, – буду на связи, если что.

Все спустились вниз. Во дворе дома стояла Мишина машина «Тойота-Лумина» – гордость семьи и одна из последних моделей из Японии с правым рулем. Ее привез Мише по заказу Леня из Японии.

Кузьма сел за руль и аккуратно вывел машину со двора.

Проехали по Семеновской, повернули на Алеутскую, на которой и находился ресторан «Витязь». Машин несмотря на то, что было уже почти 21 час, на улице было немного. Кузьма проехал мимо ресторана, внимательно осмотрелся вокруг и повернул на улицу адмирала Фокина. Наконец, приняв решение, он загнал машину во двор в районе бани № 2.

– Пошли! – предложил он, вылезая из машины, – вы идете через главный вход, я иду через запасной, а заодно контролирую, есть там их подмога. Наверняка где-то рядом стоит их машинка, а там для страховки один или два бойца. И уходить, видимо, они планируют через задний вход.

Все бросились с Сан Санычем к главному входу в ресторан, а Кузьма, как бы прогуливаясь, завернул за угол, где был двор, откуда в ресторан завозились продукты. Не спеша Кузьма осмотрел переулок. Как раз напротив технического входа стоял джип «Мицубиси-Паджеро» с тонированными до черноты стеклами, что невозможно разглядеть что внутри. Немного дальше стояли еще несколько машин.

Приняв решение, Кузьма, не спеша, раскачиваясь, расстегнул две пуговицы своей куртки и надвинул на лоб черную вязанную шапку и, как пьяный, подошел к машине. Подойдя к машине, он стукнул ногой по переднему колесу и, видимо, затем передумав, постучал пальцами в лобовое стекло и пьяным голосом громко сказал:

– Слышь? Ты там? Брателло, дай полтинник! Душа горит, требует лечения!

Стекло водителя быстро, слегка подпевая электрическими моторчиками, опустилось вниз. На водительском месте показался стриженый крепыш в синем с красным спортивном костюме.

– Пшел вон отсюда, бомжила! А то сейчас выйду и надеру задницу! Полтинник ему дай. А потом дезодорантом машину обрабатывай от его вшей. Пшел вон, пока я не разозлился!

– Да я немного попросил, только на пиво! – как бы обиделся Кузьма, – извини, брат, пожалуйста, не знал братан, что ты такой скряга!

Парень показал Кузьме в открытое окно дуло пистолета Макарова.

– Ты что, не понял, лох ушастый, на кого попал? Мы – сибиряки! Мы здесь самая большая сила! Вали отсюда, пока я еще добрый, ибо мне не до тебя!

Кузьма, качаясь, уже заглянул в машину и увидел, что парень один.

– Ну, ты это, того – убери ствол! Я ж по-доброму, а ты, как свинья, а не брателло! – продолжал прикидываться пьяным Кузьма.

– Все! Ты меня разозлил! Сейчас я тебе отстрелю яйца! – разозлился не на шутку парень и попытался открыть дверцу джипа. Рука с пистолетом опустилась немного вниз.

В это момент лицо Кузьмы приняло осознанное выражение. Один захват за руку с пистолетом через открытое окно машины, и обладатель пистолета в результате сильнейшего рывка вылетел в открытое окно джипа, выламывая остатки тонированного стекла двери. Пистолет, из взятой мертвым захватом руки, упав краешком рукоятки на ногу Кузьмы, как мяч от удара отлетел прямо под джип. Раздался треск ломаемых костей правой руки. Парень издал вопль и теперь распластанный лежал, корчась у ног Кузьмы.

– Ты что, лох, наделал? Ты руку мне сломал! Ты труп! Сейчас выйдут Мурза с Кастетом – они тебя зароют!

Кузьма пошарил у парня по карманам красной с синим куртки и нашел наручники и складной нож.

– Вот что, милый, а это уже то, что доктор прописал и веревку искать не надо. Чтобы ты не наделал глупостей, я тебя, пожалуй, пристегну!

Я этими словами Кузьма пристегнул здоровую руку парня к металлическому круглому креплению ступени джипа. Затем вытащил из-под джипа пистолет и, обтерев отпечатки пальцев платком, забросил его в ближайшие кусты. Туда же полетел обработанный таким же способом нож и ключ от наручников.

– Так надежнее будет! Ты тут полежи недолго, а я разберусь с твоими Мурзой и Кастетом и сразу вызову тебе скорую. Только не шуми, пожалуйста, а то я могу разозлиться и сломать тебе вторую руку.

Парень сразу затих, лишь тихонько постанывал, поняв, что Кузьма не шутит.

Кузьма тихо, как барс на охоте, направился к запасному входу в ресторан.

Сан Саныч, Миша, Леня Балуевский и Саша Герасимов сдали в гардероб куртки и не спеша вошли в зал ресторана. В зале все было, как всегда. Видимо, никто из отдыхающих даже не подозревал, что в это время бандиты грабят кассу ресторана.

Медленная музыка действовала расслабляющее, сидевшие за столиками разгоряченные спиртными напитками люди обнимались или рассказывали друг другу громко различные истории. Посреди большого зала танцевали несколько человек обнявшись и прижавшись друг к другу. Миша обратил внимание, что в зале сидели несколько незнакомых морских офицеров в кителях.

«Если что – можно будет пригласить их помочь нам» – подумал Миша.

– Вы, стойте здесь! – приказал Сан Саныч Саше Герасимову и Лене, – контролируйте выход! Если что – их подмога к ним не должна пройти.

И те сразу разместились у стойки бара, расположенного у выхода, откуда хорошо был виден весь зал.

Сан Саныч с Мишей направились вглубь зала к служебному входу. Узнав Мишу, к нему подбежал напуганный администратор и что-то горячо стал ему рассказывать на ухо, жестикулируя руками. Выслушав его внимательно, Миша сказал Сан Санычу:

– Там двое бандюков вооруженных. Администратор лично видел – один с пистолетом Макарова. Пытавшегося задержать их швейцара дядю Пашу, которому 75 лет, просто оглушили пистолетом. Сейчас он лежит в дежурке без сознания. Администратор уже вызвал скорую. Милицию вызывать боятся – бандюки, как они называют себя «сибиряки», обещали сжечь ресторан. Сложная ситуация. Сейчас они в кассе забирают деньги. Директриса смылась, а там Надежда и кассир – можно сказать – заложники.

– Пойдем, наверное. Посмотрим на них! – спокойно сказал Лебедев. – Я уже позвонил по мобиле своим ребятам. Ты, Миша, будешь страховать меня со спины. Вперед не вылезай!

Он достал из-за спины маленький пистолет.

«ПСМ или еще какая заграничная игрушка» – подумал Миша.

Сан Саныч медленно открыл дверь с надписью «Служебные помещения. Посторонним вход категорически воспрещен». В длинном коридоре, который был за дверью, было пусто, но откуда-то доносились крики.

Сан Саныч с Мишей прошли в длинный коридор. Посредине коридора стоял большой старинный шкаф. Они и заняли позицию за шкафом. Сан Саныч снял пиджак.

– Так удобнее! – пояснил он Мише, передавая ему пиджак на сохранение.

Внезапно раздалась сильная ругань, и дверь где-то в середине коридора шумно распахнулась. Из нее вывалились в коридор два парня в синих с красным спортивных костюмах, черных вязанных шапочках с большой синей сумкой у одного на плече. Один, увидев выглянувшего из-за шкафа Лебедева, сразу, не раздумывая, стал стрелять.

– Кастет, здесь менты! Уходим! – донеслось до Миши.

Шкаф принял на себя посланные им пули.

– Один, два, три, четыре, пять! – считал Сан Саныч.

«Черт, стреляет, зараза! По нам стреляет!» – подумал Миша, вжимаясь в стену за шкафом и подтягивая руками к себе Лебедева, который явно хотел выскочить навстречу выстрелам.

Лебедев освободился от Мишкиного захвата и, вытащив левую руку с пистолетом, ответно выстрелил из-за шкафа. Раздались убегающие шаги. Лебедев выглянул из-за шкафа и тут же прозвучали два выстрела.

– Уходят к запасному выходу! – он выскочил из-за шкафа и несколько раз выстрелил.

В ответ раздались еще выстрелы. Где-то хлопнула дверь.

– Ушли, сволочи! – сказал Сан Саныч и стал оседать на пол, – а меня, кажется, немного зацепило.

Миша с ужасом увидел, что на правом предплечье белая рубаха быстро покрывается кровью. Миша схватил пистолет, который выронил Лебедев и бросился к двери запасного выхода. По пути из кассы выскочила Надежда с какой-то женщиной. Увидев Мишу с пистолетом, она шарахнулась назад в комнату с надписью «Касса».

– Окажи помощь Сан Санычу, а я за ними! – на бегу крикнул Миша.

– Будь осторожен, Миша! Они же вооруженные! – прокричала Надежда, но бросилась к Сан Санычу.

Открыв дверь на лестницу, Миша сразу окунулся в темноту. Кто-то выключил свет. Снизу раздавались торопливые шаги. Кто-то прыгал через две ступеньки. Миша выставил вперед пистолет Сан Саныча и приготовился стрелять.

Внезапно внизу раздался сильный шум чьего-то падения, какие-то крики, мат. Наконец, все стихло, и на лестнице внезапно зажегся свет. Миша осторожно выглянул вниз. Там стоял Кузьма, вытирая руки, а в его ногах копошились оба парня в испачканных спортивных костюмах.

– Кузьма! Они же вооружены! – крикнул Миша сверху.

Кузьма поднял с пола оба Макаровых и показал Мише.

– Все нормально, Миш! Одного придется долго лечить в госпитале, а второго не сильно приложил. Он сам бросил пистолет и сдался, увидев, как я сломал руку первому.

За спиной Миши отворилась дверь, и на площадку вышел Сан Саныч с перетянутой жгутом рукой. Быстро оценив сложившуюся обстановку, он приказал Мише:

– Пойдем вниз к Кузьме!

Они спустились вниз по лестнице. Сан Саныч с каждым шагом морщился от боли.

– Чьих вы, хлопцы, будете? Кто вас в бой ведет? – спросил весело Сан Саныч, пнув ногой в плечо парня, у которого явно была сломана рука.

Тот застонал и схватился за больную руку здоровой.

– «Сибиряк» тебя сотрет в порошок, сволочь! Вы что тут творите беспредел? Это наша земля. Какого черта вы сюда полезли?

– Насчет вашей земли я глубоко сомневаюсь. Здесь наша российская земля и беспредельничать, и паскудничать мы вам здесь не дадим. Понял? Как тебя там?

– Меня Мурзой кличут, а его Кастетом.

– Сплошной уголовный паноптикум! Считаем, что познакомились! Меня зовут Сан Саныч Лебедев. В вашем мире просто Лебедь. Я возглавляю частное охранно-детективное агентство «Мангуст». Насколько я знаю, по опросам местных жителей, вы не местные, а заезжие к нам кемеровские и новосибирские бандюки. Ходите под «Сибиряком» и за вами шлейф многих интересных и в том числе уголовных дел. Вы наследили даже в Калининграде, Пскове, Новгороде, а теперь, когда там земля загорелась под вашими ногами, перебрались сюда. Видимо, решили, что все, что здесь плохо лежит – надо срочно подбирать. Вам оказалось мало авторемонтных мастерских, автомобильных магазинов, парикмахерских салонов, кафе, гостиниц. Сегодня вы замахнулись на один из центральных ресторанов Владивостока. Проституция, торговля оружием, водкой, красной рыбой и икрой, подержанными машинами – вы ничем не гнушаетесь, лишь бы приносило деньги! – блеснул своими знаниями обстановки Сан Саныч, – убийство табачного короля Васо Панкриашвили в бассейне – ваших рук дело? Убийство участкового милиционера на Голдобине, судьи Ивановой на Шаморе, трех человек на рынке в Находке, разгром ресторана «Сакура» на Второй речке и избиение его сотрудников палками для бейсбола. Ваши достижения? В итоге четверо в больнице с крупными травмами. Плачет снова по вам ваша родная Сибирь, а особенно ее рудники!

– Это еще доказать надо! – сквозь зубы процедил Мурза, – ты еще пожалеешь, что с нами связался. «Сибиряк» так не оставит этого. Ресторан наш! Это на сходняке решено с Мастиффом!

– Ну что ж, ваш – так ваш, если конечно, так решил сам Мастифф! – вздохнул Сан Саныч. – Кастет, или как тебя там кличут? Пойди к своему «Сибиряку» и скажи, что с ним будет говорить Лебедев из «Мангуста» по поводу этого ресторана. Если хочет перетереть проблему, пусть через час к десяти часам приходит в Покровский парк к фонтану!

– Понял! – сказал, поднимаясь на ноги, Кастет и, боком обходя Кузьму, – я на машине быстро смотаюсь. И вы все берегитесь!

Кузьма шагнул к нему, и он побежал.

– На машине уже не выйдет! – улыбаясь, сказал Кузьма, потряхивая ключами от джипа, – там третий ваш подельник, Колун, по-моему, пристегнут к подножке. Ты же не поволочешь его за собой через весь город? Так что – давай на трамвае! Так быстрее будет. А джип мы ментам сдадим вместе с вашим товарищем.

Кастет, обрадовавшись, что его отпускают, рванул в дверь.

– Надежда, давай вызывай милицию сюда! Этих пусть забирают! И скорую вызови мне и этим, а я пока своих ребят подтяну из ФСК. Иначе этого «Сибиряка» будет не взять – они давно его пасут! – приказал Сан Саныч, – а, может, через него и на Мастиффа выйдем.

– Я мигом. Скорая уже подъехала! – закричала Зинаида.

– Сумку с деньгами возьми, ненормальная! Пересчитай, что там и как! – сказал Сан Саныч и, морщась, поднял выроненную бандитами большую синюю спортивную сумку.

Надежда, схватив синюю сумку, умчалась наверх по лестнице.

– Значит так, друзья! – Сан Саныч повернулся к Мише и Кузьме, – извините, но вы больше здесь не нужны! Молодцом, Кузьма, но сейчас здесь будут менты. Я не хочу, чтобы они начали вас с Мишкой прессовать. Так что ты через черный вход к машине. Ты, Миша, через зал забираешь Сашу и Леню и туда же. Я как освобожусь – сразу приеду!

Кузьма отдал два пистолета Сан Санычу.

– Там еще у этого Колуна были пистолет и нож. Я забросил их в кусты.

Миша рванулся наверх по лестнице.

– Мой пистолетик-то верни!

Миша спустился вниз и протянул Сан Санычу его пистолет. Тот положил его в карман. Туда же засунул пистолеты, переданные ему Кузьмой, и тихо опустился на какие-то мешки. У его ног лежал, постанывая, Мурза.

– Хорошо тебе вложили! Не скоро оружие в руки возьмешь! – сказал Сан Саныч, участливо глядя на бандита.

Тот в ответ лишь заскрипел зубами, а в глазах мелькнула искра ненависти.

– Ты на меня глазами не стреляй! – Сан Саныч закурил сигарету, – бойцы твоего уровня больше двух лет не живут. Погулял и в могилу! Так что думай, чем занимаешься будешь лет десять. Я, можно сказать, продлю тебе жизнь, аж на восемь лет.

Мишка в зале подозвал к себе Леню Балуевского и Сашу Герасимова:

– Быстрее уходим к машине! Все нормально!

– А где Сан Саныч?

– Будет позже!

С улицы раздавался вой милицейских сирен. Мимо них по лестнице, покрытой красным ковром, пролетели врач и санитары с носилками. Администратор им что-то объяснял.

Друзья оделись и вышли на улицу. Там уже полно было милиционеров.

– Ваши документы! – заикаясь, попросил невысокий, белесый старший сержант. Сбоку его прикрывал милиционер с коротким автоматом, направленным на проверяемых.

«Учат же их не направлять оружие на людей, а он как будто первый раз автомат в руках держит. Дети, да и только!» – подумал Миша.

Они, не подав вида, протянули документы старшему сержанту. Тот, внимательно изучив паспорта, спросил, кто они, откуда они и куда.

– Да вот посидеть хотели, да мест нет! Придется домой идти, но дома жена. А отпраздновать надо. Душа горит!

– Понимаю! – участливо сказал сержант, отдавая документы, и побежал с напарником к ресторану.

Поворачивая на улицу, где оставили машину, они увидели, как ресторан со всех сторон окружают ОМОНовцы в своих серо-черных куртках.

«Не всех еще в Чечню отправили» – подумал Саша Герасимов.

У машины их ждал спокойный, как всегда, Кузьма.

– Что там?

– Аврал полный! Ментов понаехало, даже ОМОН. Все нормально! Сан Саныч сказал ехать домой и ждать его! – доложил Миша.

– Да не хочется чего-то уже! – махнув рукой, внезапно сказал Кузьма.

– Нет, Кузьма! Нам надо хотя бы пол часика поговорить перед прощанием! – предложил Саша Герасимов, – потом, ты единственный из всех нас трезвый. Кто машину назад отгонит? И узнать про этих уродов тоже хочется. Как события развивались дальше? Или не интересно? Да и надо попрощаться с Василием Васильевичем.

– И то правда! – ответил Кузьма и сел за руль. Последний довод был для него самым весомым.

– Друзья! Вы видите, что творится в нашем мире? – начал речь Василий Васильевич, подняв свою рюмку, – мы все нормальные, адекватные люди и понимаем все. Нам не надо разъяснять, что и к чему, и кто прав, и кто виноват. Мы офицеры и служим своей Родине – России. А бывших офицеров, впрочем, как и бывших негров, не бывает. Поэтому я бы хотел вам предложить создать маленькую организацию бывших «брестцев», всегда готовых прийти на помощь каждому из нас, кому плохо. Как говорили мушкетеры: «Один за всех – и все за одного!» Я уверен, что и Володя Никифоров, и Игорь Муратов, и Мансур Асланбеков, и Серега Огнинский, и Валера Архангельский присоединятся к нам, как и другие «брестцы». Если кто против – скажите сразу. Выжить в этом мире можно, только помогая друг другу!

– Я за! Один за всех и все за одного! – сказал Миша Морозов и тоже поднес свою рюмку к рюмке Василия Васильевича. За ним поднесли свои рюмки все остальные.

– Я подтяну летчиков из нашего авиаполка! – предложил Леня Балуевский.

Кузьма, хотевший выпить сока, затем внезапно передумал и налил в свой бокал «Флагмана».

– Один за всех и все за одного! За вас, друзья, и за наш «Брест»!

Все молча выпили водку. Прошло немного времени – все расслабились и стали разговаривать о произошедшем в ресторане. Миша Морозов взял гитару и стал мурлыкать свои песни. Василий Васильевич излагал, немного горячась, свою концепцию перестройки флота:

– Мне сложно говорить об армии, но, имея военно-морское образование, я могу говорить о возрождении боеспособности флота и выдвинуть свои предложения. На мой взгляд для этого необходимо – первое – это создать Морское министерство на базе Главного штаба ВМФ, но не для того, что плодить штаты Адмиралов и их помощников, а только для того, чтобы иметь отдельную строку финансирования в бюджете страны, возможности формулировать самостоятельную морскую стратегию страны без особой оглядки на сухопутчиков, возможности представлять и отстаивать на самом высшем уровне интересы моряков и их семей, строительства, перспектив и деятельности Военно-морского флота России. Второе – избавить флот от адмиралов и прочих коррупционеров, торговавших боевыми кораблями, вооружением, покупавших свои должности и звания за грязные деньги, полученные на продаже кораблей. Ибо эти люди не способны возродить флот. Флот могут возродить только честные люди с чистыми руками – энтузиасты и подвижники своего дела, патриоты Военно-морского флота и своей страны. Третье – возродить и усовершенствовать военно-морское образование путем объединения оставшихся от «ельцинского» разгрома пяти военно-морских институтов в один. Разделить военно-морское образование на три уровня. Первый – на начальное военно-морское образование – на уровне бакалавра в одном институте (можно морской корпус Петра Великого). Второй – на базе остальных четырех институтов и учебных центров подготовки подводников (имеющих отличные материальные базы и кадры преподавателей), создать Специализированные учебные центры для последующей подготовки офицеров на уровне магистра по определенной специальности для переподготовки студентов из гражданских ВУЗов, пожелавших связать свою судьбу с военным флотом, а также подготовки младших специалистов для кораблей. Третий уровень образования – Военно-морская академия и 6-ые офицерские классы для подготовки офицеров высшего ранга и более высокого уровня подготовки. Четвертое – поднять престиж плавсостава, боевой службы. Не должны люди, выполняющие боевые задачи в море, ходящие на боевые службы, иметь выслугу, продвижения по службе, льготы и зарплаты на уровне тех, кто в море не ходит. Пятое – возродить военно-морскую науку, направленную на разработку новых видов вооружений, современных проектов кораблей, привлекая молодых перспективных специалистов, используя зарубежный опыт судостроения и разработки вооружения и новых перспективных методов ведения боевых действий. Шестое – возродить военно-морское судостроение. К примеру, за счет трех заказов для зарубежных стран – один корабль строить для ВМФ России. Выделить средства для достройки тех кораблей, которые находятся сейчас в судостроительных заводах в постройке и ремонте и достроить корабли и провести положенные судоремонты. Определить уровень возможного судостроения каждым судостроительным и судоремонтным заводом, в случае необходимости продумать вопросы закладки новых верфей или достроечных заводов на территории России. Решить по возможности вопросы с Украиной и другими иностранными государствами по использованию их верфей для строительства кораблей для Российского флота. По-моему, все это разумно. Как вы думаете?

– Ну, как тебе сказать? – подумав, ответил Саша Герасимов, – ты прав, Василий Васильевич, но это слишком смело. Загнул – Морское Министерство, когда в стране нет денег! Видишь сам, что с шахтерами, с учителями, с военными творится.

– Россия, друзья мои – страна богатая: нефть, газ, золото, алмазы, древесина, металлургия, алюминиевые заводы, атомная промышленность, в космос, в конце концов, летаем. Мы просто не можем быть бедными. Кому-то у власти очень хочется, чтобы это так было. Но так по природе быть не может. Кто-то действительно обогащается, пока мы, извините за сравнение, «палец сосем». Потом они станут миллиардерами, вывезут капиталы за рубеж, закупят замки и дворцы, яхты и самолеты, футбольные и хоккейные клубы и мы узнаем о них. Узнаем о тех, кто обворовал всех нас, да поздно будет. Я думаю, что вы сегодня и сами можете назвать минимум половину из этих фамилий прохиндеев, делающих деньги на нашей с вами беде. Поэтому я предлагаю концепцию возрождения Российского флота – то, что никто не будет делать кроме нас. И наше общество должно содействовать этому. Мы знаем друг друга и знаем от кого и что можно ждать.

Раздался звонок в дверь, и Миша впустил в квартиру Сан Саныча. Тот разделся при помощи Миши, с порога спросил:

– Вы чего тут секретничаете?

Он был уже в другом пиджаке и рубашке. Правая рука висела на перевязи.

– Как там? – спросил Валера.

Глаза всех смотрели на Сан Саныча.

Тот нахмурился и ответил:

– Чего так смотрите? «Сибиряка» не удалось задержать, не пришел, да и гад Кастет сбежал. А эти Мурза и Колун после лечения своих рук надолго сядут за рэкет. Во всяком случае, мне это твердо пообещали друзья. Да я и сам проконтролирую. А у вас, о чем здесь речь?

Миша коротко пересказал все, что предложил Василий Васильевич и Саша Герасимов.

– Что ж, друзья, я тогда с вами! – Сан Саныч налил свою рюмку и, чокнувшись со всеми, выпил ее, – один за всех и все за одного! Кстати, давно хотел вам рассказать про странную смерть Леши Кононенко. Помните? Раз зашел об этом разговор, то слушайте. Сердечная недостаточность и летальный исход. Вы верите в это? В то, что наш Леша умер от сердца?

– Да ты что? Да он мог десять километров пробежать с двадцатикилограммовым грузом и уложиться в нормы ВСК! – почесал затылок Миша Морозов.

– Не может быть! – категорично произнес Василий Васильевич.

– Я тоже думаю, что не может быть и это заинтересовало меня. Я навел справки, – продолжил Сан Саныч, – вот что мне удалось узнать: неделю назад здесь был наш Владимир Константинович Никифоров, он прилетал специально и встретился с Лешей. Леша в это время возглавлял вспомогательный флот, получил адмирала, но, самое главное, что по своим функциональным обязанностям он получил доступ к документам по продаже всех наших кораблей вспомогательного флота. Но там могли быть документы и по боевым кораблям. Как бы не здесь и была собака зарыта? На следующий день после отлета Володи, Леша и скончался. Если то, что я думаю – правда, то мы должны немедленно спасать Володю Никифорова. Миша, тебе придется лететь в Москву. Надо уговорить Никифорова временно скрыться и самое главное – узнать о его встрече с Лешей Кононенко.

– Я позвоню Володе и узнаю, что здесь произошло! – сказал, задумавшись, Миша, – и как только разгребу дела – сразу вылечу в Москву. Да и мне проведать родителей в Питере надо бы.

– Я лечу через Москву и смогу предупредить Володю! – предложил Василий Васильевич.

– Вот и аиньки – все сложилось! Ты, Василий Васильевич, заедешь в Москву, позвонишь Володе, расскажешь о Леше и договоришься встретиться где-нибудь в метро, где побольше народу, – подумав, сказал Сан Саныч, – к нему заезжать не надо – подставишь себя и свою семью. И теперь о деньгах. Наш фонд должен иметь средства и название.

– Предлагаю, как и корабль, назвать «Брестом»! – предложил Леня Балуевский.

Все дружно проголосовали рюмками, а Кузьма опять своим апельсиновым соком.

– Я выделяю фонду десять миллионов! – сказал Сан Саныч, – ты, Миша, как?

– Ну, тоже десять дам!

– С остальных пока брать взносы не будем. Разбогатеют – тогда посмотрим! – в глазах Сан Саныча сверкнули веселые искорки.

– Почему? – обиделся Леня Балуевский. – Я тоже могу пару миллионов дать.

– Двадцать два миллиона для начала неплохо! – сказал Сан Саныч, – кассиром предлагаю Сашу Герасимова, а президентом нашего фонда Валеру?

Все дружно опять проголосовали рюмками.

Утром Василий Васильевич с семьей встретил Кузьму Гусаченко в аэропорту «Артем».

– Что, Кузьма? До встречи на большой земле?

– До встречи! – ответил Кузьма и они крепко обнялись.

К отъезду приехали Сан Саныч и Миша. Они обняли старых друзей.

– Василий Васильевич! Не думай своевольничать! Все сделай, как я сказал. Встреча в метро! – предупредил Сан Саныч.

По трансляции объявили посадку на самолеты на Москву и Краснодар. Кузьма и Василий Васильевич с семьей, обняв друзей, направились к своим стойкам регистрации.

Самолет набирал высоту, а в ушах Кузьмы вертелась песня Миши Морозова:

Глава 2. На Кубани

Кузьма смотрел в иллюминатор самолета на оставшийся внизу Владивосток. Впереди была встреча с Кубанью, родителями, друзьями детства.

«Как ты встретишь меня, родная Кубань, в этом разломившимся нашем бывшем мире? Как там мои родители?» – повторял Кузьма слова, как заклинание, вбившиеся колом ему в душу и в голову.

И впервые за долгое время он внезапно понял, что старая жизнь закончилась. Начинается новая неизвестная жизнь.

Где-то в глубине души звучала песня убитого певца Игоря Талькова «Родина»:

Под слова этой песни, впившейся в голову, Кузьма и заснул.

Колеса ТУ-154 шваркнули легким ударом по посадочной полосе краснодарского аэродрома «Пашковский», корпус самолета вздрогнул, и Кузьма проснулся, вытер слюну с губы и протер глаза. В иллюминаторе самолета виднелась надпись аэропорт «Пашковский». Где-то в легкой дымке дождя и легкого тумана сверкнули здания нового аэровокзала.

«Краснодар, – подумал Кузьма, – вот почти и дома. Надо же было проспать столько?»

Во сне Кузьме, как назло, перед посадкой самолета приснились зверские морды Кастета и Мурзы, которых он скрутил в ресторане. Во сне же им удалось завалить его, и они изо всех сил пинали его ногами, а он не мог даже защищаться.

Видимо, он стонал, и сидевшая рядом с ним молодая женщина участливо смотрела на него. Сон прошел, и Кузьма пришел в прекрасное настроение от того, что скоро увидит отца, мать и сестру.

Что может быть лучше возвращения в родительский дом после долгих лет отсутствия?

Перелет был очень сложным. День сидели в Хабаровске, день в Красноярске, день в Уфе. То керосина нет, то летчиков нет, то аэродромы не принимают. Аэропорты заплеванные, грязные, свободных мест даже присесть нет. Туалеты не работают.

Прилетел он в Краснодар уставшим, помятым и небритым. Родителей он, естественно, о приезде не предупредил. Хотел сделать сюрприз по старой курсантской привычке.

Здоровый организм Кузьмы после полета требовал хорошего подкрепления и, получив свои вещи, среди которых самой большой ценностью для Кузьмы были хорошо упакованные в теплый рыбацкий свитер флотский кортик и золотые погоны капитана 3-го ранга с парадной тужурки. Больше от флотской формы у Кузьмы ничего не осталось.

Погода в Краснодаре была хорошая, солнечная, по-весеннему теплая, и Кузьма расстегнул свою камуфляжную куртку. В разрезе клетчатой рубашки у него, как всегда, была любимая флотская тельняшка. В таком виде с большой синей сумкой через плечо Кузьма приехал на автовокзал.

«Следующий автобус до станицы Охотской вечером в 20.20!» – пояснила ему улыбающаяся симпатичная кассирша.

«Полдня ждать? Может, на такси? Нет, поеду на автобусе! Денег не очень много. Только на подарки остались. Надо купить что-нибудь папе с мамой и сестре с ее семейством» – подумал Кузьма.

Традиционная дальневосточная копченая горбуша у Кузьмы была в сумке, там же булькала дальневосточная водка «женьшеневая» с непонятным корнем внутри, как утверждали дальневосточные корейцы – корнем женьшеня. На самом деле туда совали все, что угодно. Но вроде это дальневосточный подарок и многие знакомые везли эту водку, когда летели в Европу.

Кузьме хотелось купить еще что-нибудь такое для родителей и сестры.

И он направился в центр города на улицу Красную. На улице Красной гуляло много различного народа. Вдоль улицы стояли ларьки, наполненные различными товарами, кое-что продавалось на столиках, табуретках и даже на ящиках. Торговый народ торговал даже с простых столов, на которых были разложены книги, журналы, разнообразные товары, овощи и фрукты.

Решив, что спешить особенно некуда, Кузьма купил в ларьке кофе, булочку с сосиской. Наскоро перекусил у столика и направился в Екатерининский парк. После небольшого перекуса захотелось расслабиться, посидеть на лавочке и подумать о своих делах. Тем более, что спешить было некуда. Мимо него бежали люди по своим делам, кто-то прогуливался, кто-то торговал здесь же нехитрыми товарами, кто-то выгуливал собак.

Кузьма сидел в садике на лавочке и наслаждался теплой весенней погодой.

На Кубани уже в конце февраля солнце греет. На улице весьма тепло.

Город очень удивил Кузьму. Всегда чистый, казачий город выглядел, как во время войны. Никогда Кузьма не видел столько покалеченных, убогих, нищих и бродяг.

Иногда в толпе людей на улице проглядывали кавказцы, которые с гордым и недовольным видом рассаживались в свои шикарные машины. Присутствие в Краснодаре кавказцев не удивляло Кузьму. Кавказцев всегда было много на улицах станиц Краснодарского края, но сегодня в свете войны в Чечне, шедшей уже второй год, после захвата Шамилем Басаевым Буденновска, они выглядели как-то совсем по-другому.

На солнце стало совсем жарко. Кузьма снял с себя камуфляжную куртку и бросил ее на синюю сумку с большой надписью Red Bulls, стоящую на скамейке. Его волновало только то, что он не нашел места побриться и привести себя в порядок после перелета. Умывальник в аэропорту был закрытым на уборку, а на автовокзале была такая очередь, что Кузьма не рискнул терять драгоценное время на мелочи и решил найти что-нибудь в городе.

Он сидел, расслабившись, и просто отдыхал после всех дальневосточных волнений и многодневного перелета. Несмотря на раннюю осень солнце уже пригревало ждущую тепла землю. Многие краснодарцы были одеты уже явно не по ранней весенней погоде. Обращало на себя внимание большое количество легких курточек и совсем коротких юбочек у спешащих куда-то девушек.

Внезапно, как из-под земли, перед Кузьмой вырос казачий патруль и с ними милиционер в звании младшего сержанта. Он даже не заметил откуда они появились.

Два молодых черноусых парня в черных лохматых кубанках с красным верхом и черных гимнастерках с красными выпушками, переплетенных портупеями с какими-то трехцветными угольниками на рукавах и с кучей значков на груди.

– Эй, бомжила, покаж документы, куды следуешь, шо тут дилаешь, шо зыркаешь по сторонам? – грубым голосом, поигрывая кожаной ногайкой, явно с вшитой свинчаткой на конце, грубо спросил черноусый и чубатый казак с сержантскими лычками на погонах, стоявший впереди. Черный чуб спадал на правый глаз. Второй казак без сержантских лычек и милиционер держались сзади него.

Кузьма видел казаков во Владивостоке, но никогда не решался к ним подходить и даже задавать вопросы. В семье к казакам относились с уважением. Его семья была потомственной казачьей. Много перенесла в гражданскую войну. Два брата деда Ивана не вернулись в родной курень с Гражданской войны – то ли погибли в боях с Красной армией, то ли сбежали на чужбину. Во всяком случае, никто ничего о них рассказать не смог.

Дед Кузьмы, Иван, воевал то за белых, то за красных, однако, не решился бежать в Крым с Кубани, когда уходил их полк и вернулся в родной курень к старым родителям: «Сам наломав дров – самому и разгребать!»

Мать обнимала, плакала. Расспрашивала про братьев. Но Иван ничего не мог сказать про братьев, которые были старше его, и которых он потерял, когда их полк ушел к Царицыну.

В станицу пришла советская власть и стала разбираться с казаками, воевавшими у белых. После недолгих разбирательств всю семью Ивана выслали на Амур, а могли бы и к стенке поставить, как говорили тогда. Это было просто, но против Ивана из станичников никто ничего не мог сказать плохого.

Лихие были времена – революция, война. А здесь еще главный коммунист в станице Мережко ухаживал за сестрой Ивана. Поэтому при решении их вопроса Ивана с женой и родителями просто выслали из станицы на Амур, а сестрам разрешили остаться в дедовом курене, как не причастных к революции. Несколько семей из Охотской тогда и уехали на далекий Амур.

Обустроились Гусаченки в амурской казачьей станице Матвеевской. Им разрешили занять пустовавшую избу казаков, ушедших за Амур в Харбин. С помощью местных казаков перекрыли протекающую крышу. Родители женили Ивана на красивой гуранке – амурской казачке с примесью бурятской крови, которая гордилась своим родством со знаменитым атаманом Семеновым. И через год у них родился сын Степан. Сбирали урожаи, ходили на промысел в тайгу. Однако, когда Степан подрос, началась Великая Отечественная война. Степан Иванович, отец Кузьмы, ушел почти сразу на фронт в составе знаменитых сибирских дивизий под Москву. Сам пошел в военкомат и попросился на фронт.

«Наши Гусаченки никогда от войны не бегали и завсегда шли на войну в первых рядах, когда беда приходила в нашу хату!» – похвалил его дома отец.

Пока была война, похоронили деда и бабку Степана. Голодные были годы. Все для фронта, все для победы.

Отбросили немца от Москвы, а потом, когда в 1942 году начали формировать казачьи части, то уже из-под Москвы Степана, как потомственного кубанского казака, направили в знаменитую Кубанскую казачью дивизию, державшую фронт на Северном Кавказе. Он в ней и прошел всю войну от Орджоникидзе до Праги.

Отгремела Отечественная война. Вернулся с нее Степан с орденом Славы и медалью «За победу над Германией» на такой же гвардейской ленточке, как и на георгиевском кресте у деда, и несколькими медалями «За отвагу».

Родившийся в 1950 году Кузьма в детстве часто любил перебирать отцовы и дедовы награды. Через несколько лет родилась сестра Натаха.

Кузьма любил играть с отцовыми и дедовыми наградами. Собирал до кучи георгиевские кресты деда и орден Славы отца и медаль «За победу над Германией», и получался у него целый георгиевский бант.

– Наши, Степан, Егории, были познатнее ваших Слав! – хвастался дед отцу, – тебя кто награждал? Сталин? А меня сам капитул георгиевских кавалеров и утверждал Император. Просто так не награждали, а уж знали, кого награждать, и за что награждать. А у вас кто был ближе к командиру того и награждали.

– Ты что, батя, хочешь сказать, шо я даром награды получил? И ранения заодно сам себе поставил? – Степан закатывал рубашку и показывал, где у него какие отметины и рассказывал при каких обстоятельствах получены, – так вы, батя, и фрица тоды и не одолели, а мы вон до Берлина и Вены доскакали, и коней своих напоили в Одере и Дунае.

– Так, вам никто в спину не бил, как нам. Мы бы в 1917 году Царьград взяли бы, кабы большаки нам укорот не сделали, и не открыли фронты немцам, австриякам и туркам. Все, что мы тады завоевали – пошло коню под хвост. А знаете, сколько ероев было в ту войну, сколько людей погибло? Все забыли, ироды чертовы! Такую страну пустили с молотка – Рассею, разорили миллионы людей, выкинули из своих домов и отправили по миру. Сколько сгинуло наших казаков в Туретчине, в той проклятой миграции. Мои браты родные Славка и Вовка никогда в родную станицу уже не вернутся. Косточки, небось, где-то на чужбине покоятся.

Дед Иван в детстве много рассказывал маленькому Кузьме про историю казаков, их службу России, походы за море к Царьграду, про Запорожскую сечь, рассказывал про своих дедов, кто с кем, когда и где воевал, а когда был в особом расположении, то доставал заветную шкатулку и, развернув тряпицы, показывал два старых облупленных солдатских георгиевских креста на выцветших георгиевских лентах, честно заработанные им на войне с турками. Помимо Креста в заветной дедовой шкатулке хранились маленькие иконки и знак на фуражку «За Баязет».

– Вот помру, Кузя, тебе мои кресты достанутся!

– А что такое Баязет, дедуня? – спрашивал маленький Кузьма.

– То крепость така была турецкая. Оборону там держали казаки в войну с турками. В окружении! Много месяцев.

– А ты, деда, под Баязетом был?

– Не, то не я, а мой отец, твой прадед, Кузьма, с Уманской казачьей сотней оборонял крепость.

Собак и кошек, сказывают, всех съели, коней поели, но выстояли. А потом всем казакам, служившим в этих сотнях, такой знак сам царь на папахи выдал. Слава тебе Господи, что мы казаки! – и перекрестился.

– Так Бога нет, нам в школе сказывали! – пытался убедить деда Кузьма, рассматривая иконы, с которых смотрели на него неизвестные лики в сиянии золота.

– Так то у вас, нехристей, пионеристов и комсомолистов, нет Бога, а у нас с бабкой и твоим батей Бог есть! Это мы знаем точно. Спроси у них!

В середине пятидесятых годов дед захандрил.

– Степа, умирать я буду скоро, так отвези ты меня на наш родовой погост, в станице Охотской, где батя мой лежит, или на худой конец, в станице Уманской, где прапрадед и предки твои и мои тоже лежат. В ридну землю хочу!

– Так родная земля у тебя, батя, на Кубани, а хто нас туда пустит, коль нас оттуда повыгоняли?

– Для нас, казаков, Кубань и есть самая ридна земля. Не хочу здесь лежать. Мое место там, в той нашей землице. Она добре полита кровью твоих прадедов. Вези меня на Кубань в станицу Охотскую, сучий сын! А то прокляну!

Повздыхав, уехал Степан на Кубань, а через месяц вернулся с радостной вестью. Курень их уцелел, в нем сейчас живут сестры Ивана Кузьмича: Наталья Кузьминична и Прасковья Кузьминична, так и не вышедшие замуж и не выселенные на Амур, так как за Прасковьей ухаживал тогда местный партийный начальник.

– Таки и замужем вертихвостки и не были? – расспрашивал дед отца. – А комуняка энтот, шо нас выселял, а их оставил, куды делся? Мережко его фамилия, коли я не запамятовал.

– Так ему самому укорот сделали в 37 году. Забрали сначала в Крымск, а потом к стенке поставили, как врага Советской власти. Представляешь, нас выселил, а сам враг Советской власти!

– Есть Бог на земле! – крестился на икону дед Иван, – нас выселил, чтобы нашу хату прибрать себе, за то и пострадал, аспид, от высшей силы! Слава Богу – благая весть, Степушка! Порадовал! А, видимо, истинные женихи моих сеструх полегли в гражданскую войну или выброшены были на чужбину! – вздохнул дед, – а помнят меня эти вертихвостки?

– Ждут и помнят, батя, еще как ждут, и тебя и нас всех! Знаешь, как меня встретили? Как самого дорогого человека! Про тебя, да про мать, про своих родителев расспрашивали и даже про Кузю и Натаху. Бумаги вот всем нам выправил. Реабилитированы все мы, оказывается, давно, и теперь разрешается всем вернуться в родные края. Так что в путь собираемся!

– Ну, шо, Кузьма! – обнимая внука от радости, сказал дед, смахивая слезы, – теперь вся надежа на тебя в продолжении нашего славного рода. Ранее атаманы берегли казаков, дабы казачьему роду не было переводу, и в бою каждого человека берегли. При Совецкой власти все было не так, никто никого не берег. Вон, Степан рассказывал, как Берлин брали в лоб – миллион человек лучший маршал Жуков положил и что? Маршалы ерои, а сколько народу угробили, не сосчитать! Ты умный, Кузя – чувствую, станешь офицером, а может, и енералом – береги казаков и нашу честь казачью! Помни, что мы сами простые люди из казачьего рода, хотя говорил мне дед, что наш прапрапрадед гетманом всего запорожского войска был. Гусаком его звали, а от него вся наша фамилия и пошла.

Эти воспоминания и нахлынули на Кузьму, пока он сидел на лавочке и рассматривал издалека улицы Краснодара. А вот теперь что-то от него понадобилось этому казачьему патрулю. Видимо, небритый вид у него весьма непритязательный, раз подошли.

Кузьма, сидя молча на скамейке, посмотрел на казаков, стоявших над ним. Те смотрели на него настороженно и, можно сказать, даже совсем недружелюбно, а милиционер даже зачем-то положил руку на кобуру пистолета.

– А вы сами кто будете? – посерьезнел Кузьма, не думая даже вставать и предъявлять документы. Он даже откинулся на спинку скамейки.

Военный патруль другое дело, а здесь подумать надо.

– Ты, дядя, нам зубы не заговаривай, а то живо к атаману на правило сволокем и поучим нагайкой! У нас разговор с такими личностями короткий. Покаж документы и кажи о сэбэ, хто, откель, куда и зачем!

– Не. Вам я не покажу никаких документов. Вы кто? Я человек военный и в военкомат на учет пока не встал. Военному патрулю покажу, а вас я не знаю, и знать не хочу. Кто вы такие есть документы проверять? Что за форма у вас такая неизвестная мне по уставу, то ли военная, то ли нет? Вот милиционер – другое дело! – закусил удила Кузьма, внутренне понимая, что у проверяющих его казаков прав, видимо, проверять документы никаких нет. Милиционер почему-то молчал и только сопел, держа руку на кобуре, стоя немного сзади.

– Мы казачий патруль! – сказал казак, кивнув головой в сторону милиционера, – вот видишь, с нами милиция! Это и есть власть и каждый обязан нас слухать. Понял? Есть у нас бумага за подписью мэра, но тебе я казать ее не буду. Много чести! – чубатый и усатый сержант тряхнул нагайкой и ударил ей по сапогу. Потом, помолчав немного, продолжил, – ты человек для нас весьма подозрительный! Небрит, помят, форма полувоенная. А у нас тут война рядом уже второй год идет, диверсантов к нам засылают. Если не в армии, то камуфляж носить тебе нельзя. А раз носишь, то кажи нам документы!

Второй казак кивнул в знак поддержки головой, а милиционер занял позицию сбоку от Кузьмы.

– А ты чего молчишь, представитель власти? – обратился к нему Кузьма, – уж кто-кто, а ты первый должен проверять документы, а они сзади должны стоять, если задание у них такое.

– Так это, того! Не они со мной, а я с ними для придания им легитимности! – сказал мудреное слово милиционер и сам заулыбался, – а тут у нас эта чеченская война, понимаешь, рядом, черт ее дери! Надо быть бдительными, сам понимаешь, не маленький чай!

О чеченской войне Кузьма слышал давно, и она была весьма далеко. Поэтому относился к ней весьма отстраненно. Есть где-то там эта война, но его она не касается никаким боком. Хотя, кое-какие сведения доходили и до него. Погибло несколько знакомых ребят с морской пехоты Тихоокеанского флота. Да и действия полка морской пехоты Тихоокеанского флота каждый день там показывали по телевизору.

– А что, что война? Я ж к ней никакого отношения не имею. Прилетел сюда из Владивостока. А теперь вот собираюсь в свою станицу Охотскую к родителям и вам дорогу не переходил.

– Это как сказать! – ответил бравый казачок, по-прежнему помахивая нагайкой, – вид твой мне не по нраву. На чеченского боевика больно смахиваешь. Шо в сумке твоей? Кажи нам сей момент!

– А может, показать, что у меня в штанах? – разозлился Кузьма, – так дело не пойдет, сержант! Ордер на обыск у тебя есть? Я офицер и ты меня досматривать по закону не имеешь права, даже в военное время. Давай, вызывай вашего офицера, с ним и буду разговоры разговаривать.

– Если будет надо, то посмотрим заодно что у тебя в штанах! – покраснел сержант, – заметная там, мабуть, есть отметина у всех мусульман. Проверим зараз, обрезанный ты, али нет!

Второй казак попытался сам взять сумку Кузьмы со скамейки.

– Нет, так тоже дело не пойдет! Прибери ручки-то! – разозлился Кузьма, вставая во весь свой рост и прикрывая собой сумку, выдергивая силой ручки из рук казака.

Милиционер испуганно выхватил из кобуры пистолет. Люди, шедшие по аллейкам скверика, шарахнулись на боковые аллейки. На улице кто-то остановился посмотреть на происходящее, широко раскрыв рты. На входе в сквер показались еще два казака в такой же форме, которые, посовещавшись немного, направились к месту возникающего конфликта.

«Вот и попался ни за что!» – подумал Кузьма, драться с казаками у него не было никакого желания, он взял сумку на плечо и добродушно предложил сержанту:

– Ладно, сержант, пошли в ваше Правление, так в Правление. Там покажу офицеру все документы, а если и надо, то и сумку. Не будем здесь людей пугать.

– Я не сержант, а урядник, а если ты сам станишник, как говоришь, то должон знать это! – обиделся тот, слегка толкнув Кузьму в сторону скамейки, видимо, желая, чтобы он сел, – теперь мы уже не могем тебя вести в атаманское правление. Там штаб, может, ты туда и пробираешься зачем-то? А вдруг ты террорист и у тебя здесь бомба и ты хочешь взорвать наше Правление? Показывай нам все здесь, шо у тебя там?

Сзади подошел старик в казачьей форме в черкеске с серебряными газырями и красном бешмете, гулявший по аллейке сквера и обративший, видимо, внимание на конфликт.

– Шо, хлопцы, диверсанта задержали, чи терориста? Хто будет этот человек и куда путь держит? – раздался его голос сзади, весьма озадачив Кузьму, увернувшегося от толчка казака.

Сержант, вернее урядник, откозырял старику и пожал плечами.

– Павло Митрич! Смотри, каков этот гусь заезжий? Не сказывает, откуда, не говорит, зачем приехал, документы и сумку не кажет. Грубит, да и только. Помят, небрит и с военной курткой.

Увидев седого деда, похожего на отца, да еще в казачьей форме, Кузьма сразу подобрел и протянул ему военный билет офицера запаса и пенсионное удостоверение, лежавшие у него во внутреннем кармане куртки.

– Капитан 3-го ранга запаса Тихоокеанского флота Гусаченко Кузьма Степанович. Отслужил службу – теперь следую домой в станицу Охотскую к родителям. Разгоняют флот и корабли продают теперь.

Старик внимательно посмотрел документы, пожевал губами и затем внимательно посмотрел в лицо Кузьме.

– Так ты флотский выходит? Степан Иванович Гусаченко тебе кем приходится?

– Отец он мой родной. Батя! В Охотской живет.

– Так мы с ним в одном полку служили в ту войну. Он в разведроте служил, храбрый был хлопец, не раз к фрицам в тыл ходил, нужных языков всегда приносил. Орденом Славы один из немногих в дивизии награжден и двумя медалями «За отвагу». Наш полк им всегда гордился. Он жив сейчас? Давно его не видал и не слыхал! На день победы не приезжал в прошлом годе?

– Он самый. В дивизии казачьей воевал. Орден Славы и две «отваги» имеет. Жив он, в станице Охотской живет, работает на железке. Вот к нему я и еду со службы! – хмуро ответил Кузьма.

– Свой это хлопец, братья казаки! Я сам с ним погутарю! – сказал старик, обращаясь к уряднику.

– Так а чого он нам документов не каже, Павло Митрич? Мы власть или нет? – возмущался черноусый урядник.

– Ты, наверное, Микола, его неуважительно спросил? Ведь говорил тебе ранее, относись к людям уважительно, и проблем будет меньше! – поучительным голосом сказал старый казак, – это сын уважаемого человека, мне известного, документы у него в порядке! – протянул он документы Кузьме, – ну, шо ты во всех людях видишь врагов казачества и России?

– В штабе нас есаул Востряченко ориентировал. Досматривать всех подозрительных, особенно в военной униформе. А он подозрительный, военная униформа! – показал на куртку Кузьмы, лежавшую на сумке, – небритый, помятый, сумка большая непонятно с чем. Так что вы, Павло Митрич, неправы – правильно мы его остановили! А он сопротивляется досмотру! У нас на Кубани состояние предвоенное. Теракты. Басаев. Сами понимаете, Чечня рядом. Вот вложили бы ему бы по первое число нагайками, тогда бы более уважительно разговаривал! – сказал он и со злостью махнул перед лицом Кузьмы нагайкой.

А этого делать было нельзя. Кузьма работал в таких ситуациях на автомате. Когда нагайка просвистела мимо его лица, в нем что-то изменилось. Одним ударом руки он выбил нагайку из рук говорившего, ногой подсек его, другой ногой в прыжке выбил пистолет из дрожащих рук низкорослого милиционера, попытавшего его направить в сторону Кузьмы. Третьего казака он играючи рукой сбил с ног на противоходе, когда тот пытался схватить его. Подбежавшие два казака приготовились броситься на Кузьму, но Павло Митрич остановил их энергичным жестом руки.

– Стоять, бисовы дити, на месте! Все! Хватит! – остановил он Кузьму, приготовившегося к отражению очередной атаки, – от имени атаманского правления приказываю! Стоп! Если кого еще нагайками поучить надо, так это мне, кажется, тебя, Павленко! – он обратился к черноусому уряднику, поднимавшемуся с земли, – чего под носом нагайкой размахиваешь? Вот и получил сполна. И ты стой, казак! – обратился он к Кузьме, – хватит, показал свое воинское умение! Хвалю – в батю весь! Ты часом, не в морском спецназе служил?

– Никак нет, на авианосце «Брест» командиром дивизиона ПВО! – ответил Кузьма и добродушно протянул руку казакам и милиционеру, – мир, ребята?

Те, встав на ноги и отряхнувшись от пыли, уважительно, но сердито поглядывали на Кузьму. Отряхивая пыль с шикарных черных с красной выпушкой штанов, чубатый и черноусый урядник, пожимая руку, представился:

– Микола Павленко! Здорово у тебя, каптри, это получилось! Каптри – это майор? Не успел даже подумать, как на земле очутился. Не мог бы ты нас поучить немного приемчикам? Показать только. Троих сразу положил. Карате?

– Кузьма Гусаченко! Не карате, а моя борьба, но там есть элементы карате! – пожал ему протянутую руку Кузьма. – Почему не показать? Приезжай в Охотскую – научу всему, что знаю.

– Слава Богу, помирились, а то устроили мамаево побоище посреди города, у памятника матушке Екатерине! Вон, людей всех распугали. Пойдем, дорогой наш земляк и товарищ Кузьма Гусаченко, к нам в Атаманское Правление, поговорить надо бы по одному важному делу, Никита Прокофьевич, наш атаман, будет рад с тобой познакомиться. Время есть?

– Время есть немного, – посмотрел Кузьма на свои «Командирские» часы. – А удобно будет? – спросил Кузьма, пряча свои документы во внутренний карман и поднимая на плечо с земли большую синюю сумку с камуфляжным бушлатом.

– Давно ты не был на Кубани, сынок, раз не слыхал о Никите Прокофьевиче. Никита Прокофьевич – батька наш, верховный атаман Всекубанского казачьего войска, казачий генерал считай. Один такой на всю Кубань. Величина самая наиглавнейшая. Без него наш уважаемый губернатор ни одного решения не принимает! – проговорил Павло Митрич. И они направились все вместе вдоль Суворовской улицы к атаманскому правлению. Рядом с Павло Митричем шел Кузьма. Немного позади шли казаки, и милиционер и оживленно обсуждали произошедшее.

Глава 3. Задание атамана

Атаманское Правление располагалось в старинном двухэтажном здании. У входа стояли по полной казачьей форме дежурные казаки в высоких черных папахах и при шашках на перевязях через плечо. В дверях встретил казачий офицер с погонами старшего лейтенанта.

– Сотник Макаров, как доложить о госте? – спросил он, глядя на Кузьму.

– Это капитан 3-го ранга Гусаченко. Так и доложи! – ответил за Кузьму Павло Дмитриевич и затем, обернувшись к сопровождавшим казакам, сердито сказал, – шагом марш на дежурство, устроили здесь веселье! Сами теперь разберемся! А вот ты, Микола, задержись, доложишь Никите Прокофьевичу обстановку, что там и как было! – сказал он Павленко.

Сотник провел их в кабинет, где под картиной Екатерины Второй, вручающей дары запорожским казакам, сидел плотный бородатый дядька, за спиной которого был российский трехцветный флаг и знамя Кубанского казачьего войска.

– Что там у тебя, Павло Дмитриевич? Только ушел и опять назад. Что за моряка ты ко мне привел?

Тот вытянулся по стойке «смирно».

– Докладываю, Никита Прокофьевич! Нашим казачьим патрулем во главе с урядником Мыколой Павленко был задержан вернувшийся с Дальнего Востока на родную Кубань капитан 3-го ранга Гусаченко Кузьма Степанович. Вернее, не задержан, его попытались задержать, для проверки документов и выяснения обстоятельств появления в Краснодаре. По виду подозрительный! – он посмотрел на стоящего с курткой под рукой Кузьму, – поэтому его справедливо попытались задержать. Вопросов здесь нет. Я сам все видел, так как был рядом. Только вот оказия, трое задержать не смогли, а так все нормально!

Никита Прокофьевич сердито посмотрел на Кузьма и нахмурил брови.

– Как это трое не смогли? Наши вроде из десантуры?

– А так! Не смогли – и все! Еще двое подбежали помочь, так я уже вовремя остановил это Мамаево побоище, а то бы мы остались без наших казаков, и пришлось бы их лечить в больнице. Кузьма Гусаченко – морской офицер, прибыл на Родину в станицу Охотскую с Дальнего Востока и, как я понял, окончательно.

Он посмотрел еще раз на Кузьму и потом, понизив голос, уже почти шёпотом сказал:

– Он вполне может подойти вам для того дела, о котором мы давеча говорили с тобой и Науменко. По-моему, он спецназовец прирожденный. Один троих играючи и не самых слабых, одной рукой. Мы с тобой искали командира для нашего дела, а он – вот он здесь, сам прилетел к нам! Кстати, мы с его батькой Степаном немцев в гвардейской кубанской дивизии вместе рубали. Скажу честно, отменной храбрости казак. Разведчик он от Бога! Орден Славы и две «отваги» за ту войну.

Микола Павленко, в знак правильности доклада, стоя сзади, кивал головой и глупо улыбался.

Лицо Никиты Прокофьевича разгладилось, на нем появилась улыбка. Он, встав из-за большого стола, пошел навстречу Кузьме Гусаченко.

– Очень рад видеть вернувшегося на Родину казака! А чего небритый такой? – он погладил тыльной стороной руки щеки Кузьмы, – усы, понимаю – можно, казачья справа. А на щеках у тебя зачем трехдневная щетина? Ты же старший офицер. А у тебя, как у чеченского боевика!

– Так самолетом летел несколько дней. Побриться негде. Туалеты закрыты. Думал дома побреюсь уже! – начал оправдывался, как мальчишка, Кузьма.

– У меня здесь есть санитарная комната. Умывальник с туалетом. Можешь быстро побриться и помыться, привести себя в порядок. Бритва и туалетные принадлежности имеются? – спросил, засмеявшись, атаман, – а мы здесь стол с Павло Дмитриевичем пока сообразим. Небось, голодный с дороги? Подневаешь с нами, стариками, немного? И разговор к тебе есть серьезный.

Кузьма кивнул головой и быстро прошел за сотником Макаровым в умывальник приводить себя в порядок. Когда он вышел из умывальника, то круглый стол в соседней комнате был уже накрыт, в комнате на магнитофоне весело играла казачья мелодия, исполняемая известным на всю страну Кубанским казачьим хором:

На столе стояла украинская горилка, нарезаны были ветчина, колбаса, сало, на отдельной тарелке лежали маленькие огурчики, помидорчики и свежий зеленый лучок. Также в отдельной плошке лежала квашеная капуста. Рядом стояла тарелка с жареной рыбой.

– Чем богаты, капитан 3-го ранга, тем и рады! Сидай к столу, будь ласка! У нас все по-простому. Саня, разливай горилку по рюмкам! – скомандовал он сотнику Макарову.

– Не, погодите маленько, Никита Прокофьевич! – сказал растроганный Кузьма и кивнул на сумку, – у меня там дары Дальнего Востока. Немного купил для родителей, в Находку специально ездил. Горбуша холодного копчения.

Кузьма вынул из сумки завернутую в газету горбушу. По комнате сразу разнесся запах красной копченой рыбы.

– Родителям и вези! Убирай! Чего здесь достал? Я угощаю сегодня! У нас здесь добра хватит на всех. Кубанская рыбка! Такой, небось, давно не пробовал?

– Родителям еще есть, Никита Прокофьевич! То для вас, небольшой подарок от чистого сердца! – продолжал настаивать Кузьма.

– Раз так – спасибо! Для нас каждый родовой кубанский казак на вес золота. Мало нас на Кубани осталось. Сначала одна война, потом революция, потом расказачивание и выселения, потом вторая война. Немцы. Досталось казакам. Рады твоему возвращению, потому как есть для тебя здесь одно очень важное дело. Но об этом потом!

Пока сотник разливал горилку и резал рыбу, привезенную Кузьмой, Никита Прокофьевич в толстые круглые очки разглядывал Кузьму.

– Мне тут, пока ты брился, Микола Павленко рассказал, что ты владеешь интересной борьбой, – продолжил атаман, – троих положил одной левой и ничего не могли они с тобой сделать и, мало того, разоружил их милиционера. Расскажи, что за борьба? Мне дуже интересно!

– Японская, самурайская, немного развитая и усовершенствованная мной. Батя после войны на Амуре одно время охранял лагеря с пленными японцами, вот там и научился. Мы жили рядом с лагерем, и мальчишки каждый день бегали туда. Я одному японцу понравился, и он меня многому научил.

– А как объяснялись? – спросил атаман, накладывая себе на тарелку дальневосточной рыбы.

– А по-японски и объяснялись. Я выучил немного, голова светлая была. Вот и разговаривали. До сих пор помню. Много ведь общего между их самураями и нашими казаками. Мой наставник, звали его Хироси Такаяси, объяснил мне.

– Интересно рассказываешь! – задумался атаман, – я об этом как-то и не думал никогда. Но если взять историю, то, действительно, у нас много общего. Они рыцари и мы рыцари. И те, и другие военное сословие, образовавшие государство. Надо будет почитать научной литературы по этому вопросу. Сравнить обычаи. Это же целая тема для докторской диссертации. Интересно! За казацких самураев предлагаю поднять рюмки!

Он поднял рюмку и вслед за ним все присутствующие, кроме сотника Макарова, который еще что-то доставал из холодильника, подняли рюмки.

– Со знакомством! – скомандовал атаман.

Все присутствующие опустошили свои рюмки, кроме Кузьмы.

Кузьма осторожно поставил свою рюмку на стол, не поднося ко рту.

Атаман закусил водку огурчиками и посмотрел внимательно на Кузьму.

– Ты шо, каптри, совсем не пьешь?

– Совсем не пью, товарищ, вернее, господин атаман! Извините, не знаю, как правильно! – запутался в обращениях Кузьма.

Все засмеялись. Встретить непьющего казака на Кубани было делом практически невозможным. Атаман, видимо, принял это, как специфику службы на флоте.

– Как назовешь, сынок, так и будет правильно! А что не пьешь – одобряю! Для нашего дела, которое я хочу тебе предложить, это даже необходимо.

Кузьма подцепил вилкой маленький огурчик и положил себе на тарелку.

– Говоришь, в станицу Охотскую едешь? – раскраснелся после выпитой рюмки атаман, – а если я тебе предложу здесь остаться? Мы сейчас должны сформировать казачий разведбатальон для Чечни.

Он посмотрел по сторонам и продолжил:

– Верховный атаман Союза казаков России в Государственной Думе отстоял наше право на государственную казачью службу. Именно казачью службу, не в простых войсках, а именно разведка, диверсии и т. д. И нам пришло распоряжение из Министерства обороны сформировать разведбатальон для выполнения специальных задач. К нам уже прибыл полковник из главного разведуправления курировать подготовку этого батальона.

Кузьма сразу стал серьезным. Несколько лет он находился на Дальнем Востоке и искал себе работу по сердцу. А здесь не успел доехать до дома, как уже предложили военную службу.

Правильно говорят в станице: «Где родился, там и пригодился. Может, сразу надо было ехать домой?»

– Сейчас в Чечне уже находится казачий батальон имени генерала Ермолова, укомплектованный наспех разными людьми с Терека, Кубани и Дона, – продолжил Никита Прокофьевич, – есть проблемы, да и он используется не всегда по своему назначению. Вслед за батальоном имени Ермолова с Терека и мы получили разрешение на формирование кубанского разведывательно-диверсионного батальона. Его условное наименование «Тамань». Донцы тоже думают формировать батальон имени генерала Бакланова, но у них там такой разлад, что и говорить не хочется. Несколько войск там, куча атаманов. Никто никому не подчиняется. А от генеральских эполетов глаза рябят. Их казаки к нам едут служить. Вот ты, может, пригодился бы нам со своими знаниями и навыками, если согласишься? Ты же боевой офицер, хотя и флотский. Подумай!

Атаман закончил и внимательно посмотрел на Кузьму, ожидая, что он скажет.

– Товарищ атаман! – решился Кузьма называть так атамана, – я сначала к родителям съезжу, огляжусь там, а потом посмотрим. Несколько лет не был дома. Разрешите? Хоть немного отдохну.

– А времени у нас мало оглядываться осталось! – пробурчал в черную с проседью бороду атаман, – через месяц батальон должен быть готов к ведению боевых действий и выступить в Чечню.

– Так это ж война! А я боюсь, что не справлюсь! – засомневался сам в себе Кузьма.

– Ну, едешь в станицу – так в станицу. Езжай! Посоветуйся с отцом! Родину сейчас защищать надо. Мы казаков уже начинаем собирать в лагерях. Понятно, что подготовим, но без хорошего командира, сам понимаешь, отряд не отряд. А у тебя лицо хорошее и я верю тебе, что ты можешь справиться с этим важным заданием. Кем в станице думаешь работать, если не пойдешь в наш отряд?

– Пока не знаю, не думал! – покраснев, сказал Кузьма, – может, на железку, к отцу.

– Во-во, только и осталось! Офицер флота, капитан третьего ранга и на железную дорогу, рельсы таскать! Другого ничего не надумал? Тебя же минимум пять лет в военном училище учили. Присягу давал? Сейчас Родину защищать надо! Ты казак или нет? Или другие, необученные, должны тебя и твою семью защищать от супостатов? – раскрасневшись, наседал на Кузьму Никита Прокофьевич.

– Присягу давал Советскому Союзу, но Советского Союза больше нет! Значит, получается, что я свободен от присяги! – искал оправдания Кузьма, не ожидавший такого напора.

– Ты же не стране, а народу присягу давал! Вспомни слова! – продолжал наседать атаман, – ты казак или так?

– Казак, наверное, но я оказался не нужен армии, и меня сократили!

– Дураки, Кузьма, тебя сократили! Надо было их сократить, окопавшихся в тылу, моря не видевших и кораблей, а они оказались шустрее. Тебя, боевого офицера, сократили, как и многих других. Это беда нашей страны. Ты хочешь служить, а тебя сокращают. А тот не хочет служить, его силой заставляют.

– И что я должен был делать, по-вашему? – первый раз задумался Кузьма над этой проблемой, – если эту стенку даже головой не пробить? Если всех нормальных офицеров разогнали, повыгнали с флота и с армии? Боевых палубных летчиков с нашего авианосца в отставку отправили!

– Твоей вины в этом, Кузьма, нет, не корись! Это наша беда! Это проблема страны и народа, что посадили себе на шею кучу дармоедов, которым наплевать на страну и весь наш народ. Хотели, як лучше буде! Избавились от меченого Мишки, да пришли крокодилы, что позубастее его будут! Полстраны развалили, кровью залили, а сами сидят и пьянствуют!

Никита Прокофьевич встал и заходил по комнате.

– Создали в Чечне криминальную зону для отмывания своих грязных денег. А потом и войну развязали, когда между собой что-то не поделили. А сколько появилось защитников «мирного чеченского народа»: и исламские пропагандисты, и Европа, и США. Все аж злобой против России пышет! Развалить хотят Россию, Кузьма! Поэтому и нужны стали офицеры Родине такие, как ты. Не могу дать тебе недели, если ты воин и настоящий казак, а не ряженый, то должен понять, что сейчас решается в Чечне – быть России или не быть. Если Чечня у них пройдет, то завтра будет Ингушетия, потом Дагестан, Татарстан, Башкирия – все пройдут по этому пути. Видели мы все это уже и с Югославией. Времени у нас нет ждать. Чтобы вылезти их этого дерьма, надобно каждому, кто может держать в руке оружие, и готов встать в строй, найти свое место. Я предлагаю тебе место, на котором завтра начнет возрождаться наше казачество. Будь у меня сын, такой как ты, я бы ему поручил, так нет, дочки у меня! – заулыбался он, – когда еще внуков нарожают? Не гражданским же возглавлять святое дело возрождения России? Так ты согласен со мной или на железную дорогу? Рельсы ворочать? – спросил атаман и, назидательно подняв палец, сказал, – усмирить сегодня Чечню – это предотвратить завтра развал России!

Кузьма задумался. В комнате повисла тишина. Было стало даже слышно, как тикают большие часы, стоявшие в углу комнаты.

Павло Дмитриевич деликатно покашлял в кулак и его кашель стал слышен по всей комнате. Сотник Макаров застыл ледяной статуей около холодильника.

Пятерней Кузьма причесал волосы, немного успокоился и, подумав, сказал:

– Убедили вы меня, Никита Прокофьевич. Все сам видел, через все это прошел. Сам думал об этом, а вы смогли в трех словах растолковать. Но если это дело святое, я один его не потяну, нужны помощники. И если сегодня мы хотим возрождать казачество и казачью службу, то в первую очередь нам будут нужны офицеры спецназовцы, знакомые с горным делом, подрывной работой. Но я не спецназовец, а морской офицер. И в армейских делах немного понимаю! – Кузьма улыбнулся своей обезоруживающей открытой улыбкой и добавил, – вроде, армия у нас есть. Есть генералы Рохлин, Шаманов, которым, вроде как, можно верить, есть офицеры, не продавшие за баксы свою совесть. Но слишком много дураков, на мой взгляд, и предателей.

– Это ты правильно говоришь, Кузьма, и мое стариковское сердце радуют твои слова, что не перевелись нормальные, хорошие люди! – атаман пригладил пышную черную с сединой бороду, – дадим тебе офицеров и казаков с опытом. Десант, морская пехота, спецназ. Есть у нас такие и много. Соберем здесь на Кубани и на Дону. Уже собираем. В 1612 году Россия возрождалась с Нижнего Новгорода от простых людей, а сегодня надо, чтобы возрождение пошло от нас, от казаков. Нам в первую очередь нужны люди, у которых сердце болит за Родину, не безразличные люди. Не обижайся на старика. Я, как увидел тебя, сразу решение принял. Ты понравился мне. Во-первых, наш природный казак, во-вторых, недавно с армии, в-третьих, сердце у тебя золотое. Я сразу людей вижу, что от кого ждать можно! – засмеялся атаман и обратился к сотнику Макарову. – Сережа, позвони в Охотскую, там у нас военком, атаман нашей казачьей дружины. Зленко его фамилия. Пусть поговорит с Кузьмой. Он уже подбирает людей в отряд в окрестных станицах. Завтра уже начинается сбор подобранных казаков по всей Кубани в Марьинских лагерях.

– Как завтра? – удивился Кузьма, – а дом, а повидать родителей?

– Павло Дмитриевич! – обратился атаман к боевому товарищу отца, приведшему Кузьму, – позвони его отцу, поговори! Если казак добрый, то поймет ситуацию. Нам нужен, кровь из носа, командир отряда «Тамань», именно склада Кузьмы. А лучше – съезди в Охотскую. Возьмешь мою машину, заодно и Кузьму отвезешь.

– Нет, извини, Никита Прокофьевич, никак не могу сегодня! Разреши завтра съездить! – покраснел Павло Митрич, – брат жены моей Алевтины Геннадьевны – Николай Геннадьевич – третьего дня помер. Сегодня похороны вечером. Завтра я обязательно съезжу в Охотскую, повидаю боевого товарища и поговорю с ним по всем вопросам. А сегодня только позвоню Степану.

– Мои соболезнования тебе, Павло Дмитриевич!

Он прошел к сотнику Макарову.

– Сережа, отвезешь Павло Дмитриевича домой! Он спешит, потом Кузьму отвези в Охотскую, времени нет у него автобус ждать. А завтра с утра туда же поедешь с Павло Дмитриевичем.

– Будет сделано, господин атаман! – четко отчеканил сотник Макаров.

– Нет, не надо меня везти, я сам доберусь. У меня уже билет на автобус куплен и, потом, мне надо будет еще по магазинам пройти – гостинцы купить родителям! – воспротивился Кузьма.

– Как решишь, так и будет!

Павло Дмитриевич посмотрел на часы и сказал:

– Я пойду, пожалуй, Никита Прокофьевич. Пешком пройдусь, на такие дела негоже на атаманской машине ехать.

Атаман снова погладил бороду и, уже глядя на Кузьму, спросил:

– Даешь слово офицера, что не отступишь, а доведешь дело до конца?

– Слово морского офицера! – ответил Кузьма, понимая, что со стороны выглядит смешно, но он всегда считал, что морские офицеры на голову выше армейских.

Атаман усмехнулся в бороду.

– Слово морского офицера – не просто слово, а камень, гранит?

Кузьма смутился.

А атаман уже обратился к сотнику Макарову:

– Сережа, оформи мой указ на войскового старшину Гусаченко. Назначить командиром казачьего отряда специального назначения «Тамань».

Кузьма понял, что это не снится и все это серьезно.

– Твое звание капитан 3-го ранга, а сколько это звездочек? – спросил атаман.

– Одна большая, как у майора.

– Понятно! – атаман сделал серьезное лицо. – Сережа, пиши мой указ! Присвоить казачье звание войскового старшины Кузьме Гусаченко. Это три больших звездочки на погонах, но на ранг ниже казачьего полковника. Вот так!

– Будет сделано! – отчеканил Макаров.

– И еще, Кузьма, мы подобрали тебе помощника, тоже из морского спецназа. Будете вместе готовить отряд. ГРУ подключится, контрразведка поможет. Здесь все серьезно. Война.

– Буду рад с ним познакомиться! – ответил Кузьма, вставая.

– Микола Павленко! Проводишь нового командира на автобус. Поможешь ему купить подарки родителям! – подвел итоги застолья атаман, подходя к дверям.

Николай Павленко помог подобрать кофточку для матери, радиоприемник с часами-будильником для отца и небольшой кофейный сервиз на две персоны сестре с мужем. На этом деньги у Кузьмы и закончились.

Вместе пошли пешком на автовокзал. Кузьма шел и вдыхал теплый весенний воздух и радовался возвращению на Родину.

– Кузьма Степанович, ты на меня не обижайся, ради Бога. Дурак я! А дураков учат! – который раз повторял Павленко, заглядывая в глаза Кузьме.

– Да ты что, Николай? Проехали! Все нормально!

– Приезжай, Кузьма Степанович, поскорее в лагеря! Я тоже иду в отряд «Тамань» и уверен, что твой опыт там пригодится.

Они обнялись, попрощались и Кузьма сел в автобус, отходящий в станицу Охотскую. Вернее, автобус шел к морю в Туапсе, но по пути заезжал в стоящую немного в стороне от основной трассы станицу Охотскую. В стареньком автобусе народа было много. Галдели женщины. Было много вещей, видимо, что-то купили для домов. Кузьма уступил свое место немолодой женщине с маленьким ребенком и встал в проходе.

Уже отъезжая, Кузьма увидел махавшего ему рукой Николая Павленко. Скоро переехали мост через Кубань и Краснодар остался позади.

«Республика Адыгея» – прочитал Кузьма придорожную надпись и увидел среди домов минареты какой-то мечети с позолоченным полумесяцем наверху.

«Как все рассказать родителям? Как объяснить?» – думал он, покачиваясь в такт старенькому автобусу, весело подпрыгивающему на всех колдобинах.

У шофера надрывалась на весь автобус какая-то кавказская мелодия. Но Кузьма думал о другом. Он думал о новой службе и не представлял себя в должности командира разведбатальона.

Расположенная между Краснодаром – столицей Кубанского казачества – и портовым городом Новороссийск станица Охотская играла важнейшее, стратегическое значение в переброске грузов со всей России в Новороссийский порт.

Когда-то за Кубанью солдаты Охотского полка построили маленькое крепостное укрепление. Выгодное положение укрепления сразу стало понятным и горские партии набег за набегом делали на мешавшую им прорваться к богатым казачьим районам станицу. Солдатских сил стало не хватать, и высшим руководством Кавказской линии было принято решение кликнуть по станицам, так называемой Черномории, охотников, желающих переехать в станицу, способных воевать в сложных условиях.

Поехали жить в опасную станицу самые смелые, храбрые, не боявшиеся ничего, казаки. Жен они брали в набегах на черкесские аулы и поэтому в лицах многих станичников проглядывала смуглота и горбоносость горцев. Многие станичники сами породнились с горцами различных черкесских племен, оставшихся в России, и поддерживали с ними хорошие отношения.

Расказачивание после революции и гражданской войны силой ударило по станицам бывшего Кубанского казачьего войска, всех более или менее крепких хозяев выселили куда подальше. От Дальнего Востока и до казахских степей рассыпали бывших жителей Охотской станицы, оказавшей ожесточенное сопротивление красным войскам, без права возвращения и без разбирательства кто прав, а кто нет.

И лишь после смерти Сталина в станицу стали возвращаться небольшие остатки некогда выселенных казачьих семей. Тянуло казаков на Родину к своим куреням, к погостам предков.

В станице стала развиваться промышленность, прошла железная дорога и многие бывшие станичники пошли работать на производство и на железную дорогу. Дети, как правило, уезжали в военные училища в Ростов, Рязань, Краснодар, Харьков.

Стыдно казаку не служить в армии и поэтому служба в армии считалась чем-то необходимым для потомков казаков. Кузьма же удивил всю станицу, поехав учиться в Черноморское высшее военно-морское училище имени Нахимова. Наверное, он был первым из станицы, решившим стать моряком.

В стране наступили новые времена. Шла полным ходом Чубайсовская приватизация. В конце 1994 года началась война в Чечне, называвшаяся наведением порядка и разоружением вооруженных формирований или восстановлением конституционного порядка. Конца и края той войне не было видно, и даже невоенному человеку было понятно, что Российская армия, как всегда, к войне не готова.

Армия терпела поражение за поражением, и, хотя полки и бригады вроде продвигались в горы, занимали города и бывшие казачьи станицы, потери были несоизмеримы ситуации, а успехи оставляли желать лучшего.

Дух демократии и анархизма уже проник в армию, проел ее тысячами мелких дыр. Лучшие офицеры уже ушли из армии на вольные хлеба. А те, кто остались, были не в состоянии управлять подразделениями, служить примером для солдат, решать сложные задачи современного боя. Некоторые офицеры и даже генералы отказывались ехать в армию и служить.

Надо отметить, что значительная часть солдат и милиционеров в Чечне занимались откровенным мародерством. С непонятной жестокостью они расправлялись даже с мирным населением, со своими сослуживцами. Офицеры и прапорщики почти открыто торговали оружием, обмундированием, боеприпасами, продовольствием.

Заброшенная в Чечню и не готовая к длительным, тяжелым и кровопролитным боям, армия в условиях этой непонятной войны быстро разлагалась, и что самое страшное – не имела определенной цели. Более или менее сносно воевали только отдельные части, которые смогли сохранить нормальных командиров и нормальные взаимоотношения между солдатами. Потери армии ужасали. «Груз-200» стал нарицательным во многих городах России.

Некоторые солдаты и даже офицеры по призывам депутатов Государственной Думы от демократических фракций целыми отделениями сдавались вместе с оружием в плен, откровенно не выполняли приказов начальников.

В Чечню бросились по призыву либеральных СМИ и так называемых правозащитников матери пленных и пропавших без вести солдат. Они ходили от селения к селению, встречались с полевыми командирами, им что-то обещали. И в конечном итоге сами попадали в плен, становились рабынями в горных районах Чечни.

Руководители боевиков передвигались по Чечне, несмотря на блокпосты федеральных войск, практически свободно. А когда задерживались, то незамедлительно от руководства федеральной группировки проходила команда – «отпустить». Даже простым солдатам было понятно, что предательство в этой войне существует на самом высоком уровне.

У боевиков не было проблем с новым вооружением. Новые, самые современные виды вооружения поступали боевикам прямо с заводов, производивших эти вооружения. Обучение производили инструктора, прошедшие подготовку в американских учебных лагерях по стандартам НАТО. Боевики имели самые последние данные по размещению или передвижению тех или иных частей. Нападения на караваны с оружием, продовольствием и солдатами на горных дорогах и в местностях были постоянными. Раненые боевики лечились в самых лучших клиниках Грузии, Азербайджана, Германии, Украины и Турции и уже скоро вставали в строй.

На территории Кавказского региона исчезали целые эшелоны с товарами, продовольствием и вооружением. Рэкет, бандитизм, проституция, наркотики, торговля органами и детьми – вошли в лексикон всего населения в прошлом великой страны. В недалеком прошлом защитница прав населения милиция – сама втянулась в криминальные разборки и частично на стороне бандитов. Бандиты стали проникать во власть и принимать выгодные для себя законы.

Глава 4. Дома

Домой Кузьма приехал, когда в станице уже совсем стемнело. Небольшой домик с железными воротами, покрашенными в синий цвет, стоял на окраине станицы. Кузьма добрел до дома и около часа ночи постучал в закрытые металлические ворота.

Кузьма нашарил рукой в темноте звонок и один раз позвонил. Несмотря на раннюю весну стояла уже довольно теплая погода и Кузьма расстегнул свою полувоенную куртку и снял с головы вязаную шапочку.

Резко басом залаял кавказский овчар по кличке Джохар. В соседних домах залаяли соседские собаки. Эта перекличка собак не затихала, а удалялась на другой конец станицы.

Наконец открылась дверь дома, и послышался кашель отца. У калитки включилась лампочка.

– Кто там? – спросил он тревожным голосом, – кого там несет ночью? Что, тревога, война? Поспать не дадут нормально.

Кузьма увидел в щель ворот стоявшую в дверях дома взволнованную мать в светлой ночной рубашке, накинувшей на плечи платок.

Сердце его радостно забилось. Он вернулся домой.

– Открывай, батя! Блудный сын вернулся домой со службы! – еле поворачивающимися губами проговорил негромко он.

Но даже этот негромкий ответ услышала мать, а, возможно, почувствовала сердцем возвращение сына.

– Кузя вернулся! – раздался надломленный резкий крик матери. – Кузенька приехал, родной! Открывай, неповоротливый, двери скорее, ты что, не видишь и не слышишь, лихоманка чертова, что сын приехал? Сын домой вернулся!

И сразу послышалось рыдание матери, бросившейся босиком от крыльца к калитке.

Щелкнули замки калитки, и она резко распахнулась.

В открытой калитке Кузя увидел родную фигуру отца с обвисшими усами, полуодетого, слегка растрепанного, который, увидев Кузю, сразу бросился ему на шею. Откуда-то сзади налетела и обняла их сразу обоих плачущая мать, которая быстренько, оттеснив отца, рыдая, наклонила Кузину голову, и целовала его в лицо, обливаясь слезами.

Лохматый пес Джохар, не знавший молодого хозяина, прыгал вокруг них и отрывисто лаял, не понимая, что такого могло произойти. Ему вторили все станичные собаки, особенно соседские. Шум в станице стоял неимоверный. В соседних домах зажигался свет, высовывались люди и пытались урезонить своих собак.

В общей суматохе пес Джохар подошел ко всем и внезапно тихонечко лизнул Кузьму в руку, завилял хвостом, как бы говоря: «А я что? Ты на меня не сердись. У меня работа такая!»

Кузя, потрепав за ухом Джохара, так сказать, закрепил знакомство.

Видя благожелательное отношение хозяев к Кузьме, Джохар лишь для вида дежурно порычал и медленно пошел досыпать к себе в будку: «Вы уж тут, раз такое дело, без меня разбирайтесь».

Потихоньку собачий переполох в станице затихал, и лишь отдельные собаки продолжали дежурно брехать.

– А ну-ка – бегом в дом! Ишь, выскочила босиком! А ну, быстрее в дом! – и отец, подхватив сумку Кузьмы, потащил ее в дом.

Кузьма, шедший в обнимку с плачущей матерью, успел заметить, что отец был в трусах и накинул на ноги только галоши. Он поднял по пути с земли платок, упавший у матери с головы. Видимо, когда она побежала встречать Кузьму, обронила его.

В маленьком прихожей отец включил свет, и с темноты Кузьма с матерью вошли в дом. И мать снова бросилась ему на грудь, целуя и плача.

– Кузенька вернулся! – шептала она.

Кузя чувствовал, что все лицо его мокрое от слез матери.

Запахи родного дома подкосили его ноги, и он уселся в тамбурочке на стул и не мог встать.

«Какая же я свинья, что раньше не ехал к родителям?» – думал он.

– Цыть, Марья Петровна, чего голосишь? В дому радость! Сын вернулся, а она в слезы! – не на шутку разозлился отец, – и чего эти бабы так радость выражают? – искренне удивлялся он.

Мать, наконец, оторвалась от Кузьмы и рванулась на кухню, где загремела кастрюлями, ложками, тарелками, что-то причитая.

Кузьма скинул свои военные ботинки, надел тапочки, поданные отцом.

Он посмотрел на отца и увидел, как тот постарел. Голова отца была вся седая, лицо в морщинах, губы тряслись, видимо, от волнения.

– Пойдем в комнату! – скомандовал он Кузьме.

В комнате отец открыл бар и достал припасенную им, видимо, для случая, бутылку «Столичной».

– Батя, не надо! Ты же знаешь, что я не пью! – смутился Кузьма, – да и тебе я сам привез дальневосточную, женьшеневую, лечебную.

Кузьма притащил быстро свою синюю сумку из прихожей, расстегнул ее и стал доставать на стол подарки для родителей.

– Вся водка лечебная, но в меру! – ответил отец, рассматривая протянутую ему бутылку. – Это не женьшень, а так, корень какой-то засунули! Я женьшень видел – мы его в тайге встречали, когда на Амуре жили. Отличная вещь, настойкой любую рану помажешь, за день заживает.

Кузьма снял тапочки, вытянул ноги и расслабился. А сильно постаревший отец суетился, накрывая на стол тарелки, вилки, ножи.

– Как не пьешь, сынку? Совсем-совсем не пьешь? А за встречу? Ведь сколько лет не был?

– Лет восемь, наверное, батя!

– Ты смотри и, действительно, вроде при советской власти был последний раз. В черной шинели, в черной форме приезжал. А сейчас в какой-то потертой куртке приехал. Что, турнули тебя с флота? Ничего сейчас не надо этим аспидам!

А мать уже несла с кухни на стол все, что, наверное, было припасено на черный день.

Кузьма вручил подарок матери. Мать примерила кофточку и расцеловала Кузьму.

– Во, какая моднючая! Станишные бабы рты пораскрывают, небось. С востока привез, сынок?

– Конечно! – покраснев, проговорил Кузьма.

Отец покрутил приемник, послушал крики петуха на будильнике.

– Добрая штука, гарно кричит и кочета не надо никакого! – покашлял он в большие прокуренные усы, – но токмо мне ента штука без надобностев! Хотя, спасибо тебе, Кузя, и низкий поклон! Я же встаю без будильников и петухов по внутреннему убеждению и необходимости. Но все равно уважил интересной штуковиной.

Сказав это, он потащил копченую рыбу, завернутую в плотную коричневую бумагу, на кухню.

Наконец переполох закончился, и они уселись за стол.

– Так ты, сынку, так пить и курить не научился на своем корабле совсем? – начал отец, разливая по рюмкам столичную.

– Нет, батя, извиняй! Не научился!

– Да чего ж извиняться, Кузя! Раз так решил жить, пусть так и будет. Были и в наше время, и на фронте такие чудаки. У нас даже один был один в разведке, не пил и не курил. Дмитрием Лесниченко звали. Его первым и убили немцы, когда нас в Карпаты перебросили. В первой же разведке. А мы за него подняли рюмки, помянули, а вот наливать в его стакан не стали, только хлебом накрыли. Хороший парень был с Краснодара, учитель школьный. Тогда это было редкостью. Хотя запах табака в лесу распространяется на сотню метров. Могут и обнаружить в разведке. Прав был этот парень.

– Тьфу на тебя, Степан! Нашел пример! – внезапно раскраснелась Марья Петровна. Ее еле уловимое азиатское лицо раскраснелось, слегка раскосые глаза заблестели.

– Сейчас тоже редкость. Сейчас больше пьют да курят, но почему я должен быть таким, как все, если мне не хочется этого делать? – спросил отца Кузьма.

Кузьма посмотрел на отца, раскрасневшегося от первой рюмки и закусывающего солеными огурчиками.

– Сейчас не хочется, а выпьешь немного, закуришь и вдруг захочется. Привыкнешь, а потом на всю жизню.

Мать цыкнула на отца:

– Ну, шо ты пристал к человеку? Не курит и не пьет! Это же хорошо, Степушка! Так тож даже дюже добре для его жинки. Не нарадуется на такого. Найди такого мужчину сейчас, как наш Кузя? Любая станишная девка будет рада такому казаку! – и затем, обращаясь к Кузьме, вдруг ласково спросила, – Кузенька, а как ты? Когда нас с батей сделаешь дедом и бабкой? Мы уже устали ждать наследника. Отец только об этом и гутарит, когда вдвоем вечерами сидим и тебя ждем. Каждый вечер, каждую ночь ждем! – и мать опять зарыдала.

Кузьма обратил внимание, что, пожив в кубанской станице, мать Кузьмы, хотя и была амурской казачкой-гуранкой, стала вставлять в разговор украинские слова. И вообще в станице говорили на какой-то смеси русских и украинских слов.

Разговор о невесте смутил Кузьму. Он совсем немного растерялся, когда мать затронула его больную тему, стал отказываться от еды, пытаясь перевести разговор на другую тему. Мать с отцом многозначительно переглянулись, а мать тяжело вздохнула.

– Нужна тебе вторая половинка, Кузя, чтобы растаяло твое ожесточенное сердце. Все твои проблемы от этого. Ну ушла, погибла твоя Зина! Давно это было. Забудь, не прошлым надо жить, а будущим! Мало ли девок в станице? Поживешь – подберем тебе!

– Не трогай его, мать! Сам путь решит, что и когда ему надо! – поддержал Кузьму отец и дотронулся до его руки.

Кузьма посмотрел на глаза отца и увидел в них слезы.

– Да что решит, коли уже за сорок? Нам с тобой, Степан, решать надоть! Будут у нас внуки или нет, будет продолжение твоему казачьему роду или нет? Будут Гусаченки или нет?

– Чего решать? – смутился отец, – лучше наливай себе и мне понемногу. С утра на работу надоть! Выпьем за цего дурня, что ни пить не научился, ни курить, ни бегать за девками. Чтобы ему повезло в жизни, а то четвертый десяток давно разменял, а ничего, кроме его борьбы или драки, ему и не надо. Вон, седина в волосы уже пробивается!

Отец и мать налили и быстро опрокинули рюмки, а Кузьма на них посмотрел и подумал:

«Как им сказать о завтрашнем отъезде? И звонил ли Павло Дмитриевич? Похороны были у человека. Не до меня ему сегодня».

Мать раскраснелась и пошла снимать с газовой плиты чайник. Кузьма обратил внимание, что в углу, как прежде, стоял баллон с газом. Видимо, отец приготовил его на сдачу и обмен.

– Газ не провели еще вам, батя? А обещали ведь при Советской власти! – спросил Кузьма, увидев до боли знакомый баллон.

– Да кто ж его нам проведет? – удивилась вошедшая с горячим чаем и стаканами мать, – то в крупных городах есть газ, а мы как бы в сторонке. Последние, наверное, в очереди стоим по всей Рассее. А власть Советска кончилась, как и обещания ее. И потом – так спокойнее – не взорвемся. Вон, в городах постоянно взрывается, говорят, целые дома падают.

– Так здесь же крупный железнодорожный узел, вроде должны провести! – почесал шевелюру Кузьма.

– Не, сынку, до нас еще очередь не дошла. Так и живем по старинке! – громко прихлебнул налитый матерью чай отец.

Мать с укором посмотрела на него, но ничего не сказала.

Как Кузьма не отказывался, ему пришлось немного выпить с отцом чай с пирожками, которые поставила на стол мать в небольшом глиняном кувшине, накрытом вышитой красивой салфеткой. Пирожки были еще теплые, и Кузьма расчувствовался – наконец-то он дома.

– Я каждый день их пеку, жду тебя, Кузенька! – проговорила с всхлипываниями мать.

За чаем отец и мать по очереди рассказывали, кто жив остался, кто уехал из станицы, у кого сыны уже погибли на чеченской.

– Давай-ка, сынку, спать ложиться! С завтрева вставать рано надо! – сказал отец, когда закончили пить чай.

Мать в комнате Кузьмы, в которой он вырос, застилала чистую постель. Кузьма зашел, потрогал руками идеально белые накрахмаленные простыни. Он понюхал край простыни, пахло своим домом, как в далеком детстве.

Кузьма обнял мать сзади, мывшую посуду, и она заплакала. Кузьма, как мог, старался ее утешить. Как не хотелось уходить ему из родного дома от этих единственно родных ему людей! И он уже начал жалеть, что дал Никите Прокофьевичу слово офицера. Пожить бы хотя бы неделю, а там принимать решение.

Мать, видимо, что-то почувствовала необычное в его в его поведении, вытерла слезы.

– Иди, Кузенька, умывайся и ложись! Ты дома. Завтрева погутарим. Все и расскажешь!

Кузьма помылся, почистил зубы, сложил одежду квадратиком на стуле у окна, как учили в училище, и нырнул под накрахмаленную простыню. И мир перестал существовать для него. В эту ночь впервые за много лет ему ничего не снилось.

Утром отец встал в пять часов и натопил баньку.

– Я баньку протопил. Ты, сынок, попарься, как следует, всю грязь дорожную отмой, в чистое оденься! – сказал он, заходя в комнату Кузьмы, который уже вскочил и хотел заняться спортом.

Мать вытащила из погреба холодный квас и поставила трехлитровую банку на столик в баньке. Уставший от длительного переезда через всю страну Кузьма попарился в баньке и смыл с себя всю грязь. Отец перед уходом на работу заскочил в баньку, отходил Кузьму с огромным удовольствием двумя березовыми вениками. В этом вопросе отец был спецом, так сказать, профессором банного дела. Взяв два веника в обе руки в перчатках и нацепив на голову свою особую фетровую шляпу, он парил Кузьму, лежащего на верхнем полке.

– Поберегись! – закричал он, закончив действо и зашвырнув на каменку воды.

Кузьму обдало горячим паром. От удовольствия он закрыл глаза.

– Ты тут домывайся и давай завтракай, а я на работу поскакал в депо. На обеде увидимся! – прокричал отец в открытую дверь.

Кузьма хотел сказать отцу, что он несвободный человек, что не может остаться дома, что скоро за ним приедут. Он знал, что у него был всего один день и от этого ему было очень горько. Он хотел сказать еще вечером, но не смог, а с утра не получалось. Он выскочил в отчаянии из бани в предбанник.

– Батя, постойте на минутку, слово вам сказать надо! – с дрожью в голосе закричал он, догоняя отца в предбаннике.

– Вечером поговорим, вечером! Апосля работы! – поднимаясь, подходя к двери, твердо сказал отец.

– Так не будет у нас апосля, батя! Уезжаю я! Извини, не знаю, как сказать! – сказал отцу с ужасом Кузьма.

Отец остановился, посмотрел на Кузьму, затем закрыл дверь, сел на лавку и, глядя Кузьме в глаза, коротко сказал:

– Рассказывай!

Кузьма пересказал о своем задержании в Краснодаре, о встрече с Никитой Прокофьевичем, Павло Дмитриевичем и принятом решении.

– А ты не мог хоть с нами посоветоваться прежде, чем что-то там решать? Это ж нас тоже касается с матерью. Мало тебя по свету носило? Так в Чечню захотел? – спросил отец, разминая одной рукой другую, почему-то трясущуюся.

Кузьма вспомнил, что рука у отца тряслась еще в то время, когда они жили в Амурской области. Это у него началось после ранения, полученного при переправе через Дунай. Отец не любил об этом рассказывать.

– Ты извиняй, батя! Никита Прокофьевич такие слова нашел, что за душу взяли! Прав он, надо идти на эту войну. Я же офицер. Солдаты вперед под пули идут, а я в тылу буду прятаться. Ведь для войны нас офицеров готовили, а не для тыла. Сам бы так поступил, будь на моем месте!

– Как решил, как решил? Я решил все в прошлую войну, что стыдно в тылу отсиживаться, и пошел. Мать рыдала, а отец перекрестил и сказал, что так и надо. А я узнаю руку Павло Дмитриевича. Вот стервец, как и на той войне, все сам решал! Как матери то скажешь?

– Не знаю пока! – опустив руки, ответил Кузьма.

– Ладно, ты езжай, куда тебе надоть, а я ей вечером все обскажу! Тем более, Павло Дмитриевич сегодня к вечеру приедет – звонил он мне вчера! Вместе все и обговорим мы с ним, Кузя! – опустив голову, виновато сказал отец, – а ты езжай, раз надо Родину защищать! Негоже Гусаченкам за чужие спины прятаться! Только непременно возвращайся и себя и казаков береги. Если шо – помни – мать этого не переживет! Мое благословение тебе есть!

В глазах отца появилась слеза.

– Так вы, батя, все знали еще вчера, раз Павло Дмитриевич звонил? А что? Я ведь слово офицера атаману дал и отказать теперь не могу!

– Слово ты дал! Я знал. Значит, его надо держать, Кузьма. Ты офицер! А я действительно все знал. И ждал, когда ты все сам расскажешь! – обняв Кузьму, отец, смахнув слезу с глаз, вышел из бани, плотно прикрыв дверь.

Кузьма постоял в предбаннике, париться дальше пропало всякое желание, вытерся и вышел во двор. Джохар радостно завилял хвостом и, подбежав, лизнул Кузьму в руку. Солнце уже светило ярко. «Девять часов!» – привычно определил Кузьма.

– Кузенька, иди завтракай! Все уже на столе! – прокричала мать в открытое окно.

– А сколько сейчас времени? – спросил Кузьма, натягивая на распаренное тело чистую тельняшку.

– Да девять часов уже. Я утром уже и Зорьку подоила и выгнала на выпас, свиней накормила и кур выпустила во двор.

– А я спал все время. Даже гимнастику не сделал!

– Так мы в станице завсегда рано встаем. В пять часов надо встать, Кузенька, чтобы все успеть. Скотину накормить, выгнать на выпас, свиньям и курям приготовить и накормить, отца накормить и на работу проводить. А что делать? – говорила она родным голосом, вытирая руки о фартук, – ты, Кузенька, бери простоквашку, здесь тебе яичко, как ты любишь – всмятку. Свое. С утра сырники приготовила специально для тебя со сметаной, и чай из твоей любимой кружки с мятой. А потом ты ложись еще спи, сколько хочешь. Ты же устал там на флоте служить. Тебе выспаться надоть. А здесь ты дома – отдыхай! Теперь ты свободный человек.

Кузьма смотрел на хлопочущую мать и вдруг почувствовал, как по его щекам текут слезы.

«Я дома!» – подумал он и горько улыбнулся.

И он понимал, что скоро придется мать огорчить. Скоро снова в поход и куда?

На войну. Как тяжело матерям провождать своих сыновей на войну.

И, глядя на мать, Кузьма сто раз пожалел о слове, данном атаману.

«Но что поделать, такова казачья доля! Вон, батя, даже не удивился. Все понял! – думал Кузьма, – дело казака Родину защищать, когда ей тяжело. И это его не право, а обязанность. Так делали деды, прадеды, батя и все, кого он знал и уважал, – думал Кузьма и с волнением смотрел на мать».

Глава 5. Шашки из ножен!

Проводив отца до ворот, Кузьма пошел завтракать. На кухне гремела посудой мама и до Кузи доходили очень вкусные запахи, растекавшиеся по дому.

Мать расстаралась. На большой тарелке лежали стопкой блинчики. В рюмке было вставлено яйцо всмятку, как любил с детства Кузя, рядом с большой чашкой с дымящимся чаем стоял стакан простокваши.

Кузьма зашел на кухню и мать ему сразу сказала:

– Сынок, садись, как всегда, на свое место!

Место Кузьмы было у небольшого окошка, выходившего прямо на улицу. Напротив Кузьмы обычно сидел отец, а в торце стола садилась мама, которая могла в любой момент вскочить, что-то подать, что-то принести.

Кузьма сел на свое место, а мать села на стул напротив и с любовью разглядывала Кузю.

– Кушай, сынок! Ты у себя дома. Все свое, свежее, домашнее. Блинчиков с утра напекла, яички, как ты любишь, сварила. Сырники. Ты блинчики с чем хочешь? Со сметаной или с повидлом? Кашка есть пшеничная. Хочешь, положу?

Мать вскочила, застучала кастрюлями и тарелками, желая угодить сыну. Ее слегка монголовидное лицо и немного раскосые глаза светились радостью, когда она видела за столом Кузю.

– Не, мамо, не надо каши и так добре! – Кузя понимал, что мать будет ему предлагать все, что есть в доме, – а вот блинчики со сметаной поем. Соскучился по-домашнему! Сметанка у тебя знатная, вкусная! Ложку поставишь – стоит. Не то, что магазинная! Спасибо, родная! Все очень вкусно, но много тоже плохо! – ответил Кузя с набитым ртом.

– Кузенька, а здесь я еще тебе сырники сделала! – мать сняла рушник с накрытой тарелки, – смотри сколько? Ты же завсегда их любил!

Внезапно в окно, выходившее на дорогу, раздался стук, и чей-то мужской голос громко прокричал:

– Марья Петровна, открывай! Показывай, иде дезентира ховаешь? Кузьма-то в хате? По всей станице слух прошел, шо прибыл. Всю ночь собаки брехали, отмечая его приезд. Я к нему по срочному делу. Мне с ним погутарить надоть малек!

Мать открыла окно, раздвинула занавески и увидела майора Пашку Зленко в армейской форме. Зленко был военкомом станицы и по совместительству атаманом станичных казаков.

И хотя Зленко был весьма значимой фигурой, тем не менее, для Марьи Петровны он так и остался босоногим вихрастым Пашкой, который гонял с Кузей в футбол, лазил по окрестным садам трясти яблоки. Раньше он часто бывал у Гусаченок в гостях. Марья Петровна запомнила его вкрадчивый голос: «Марь Петровна, а Кузя выйдет? Мы здесь немного. Чесно слово!»

Пока Кузьмы не было в станице, он как мог, помогал родителям Кузьмы. То дрова привезет, то по хозяйству чем поможет. Как-то кабанчика заколол, когда понадобилось. Свои родители у него померли, вот он и был в доме Гусаченок, как свой. Отвоевал в Афгане, был тяжело ранен и командование, в качестве исключения, пристроило его военкомом в свою станицу. И обязанности военкома он выполнял ответственно и со рвением, за что все станичники его уважали.

Марья Петровна выглянула в окно и увидела улыбающееся Пашкино лицо. За его спиной стоял военный УАЗик с черными военными номерами. Открыв капот, в двигателе ковырялся молодой, конопатый солдатик со светлыми взъерошенными волосами.

– Павел Александрович! Ты шо так рано? Еще утро на базу. Кузя тильки в ночь приехал, зараз снидае. А ты его беспокоишь! Не успел он в станице показаться – как ты тут как тут! Дезентиром обозвал! Ой, як негарно це!

– А як его ж называть, коли он з ранку не прийшев на облик вставати? Давай его сюда, энтого кабана! Мы с ним погутарим маненько, и я решу – чи дезентир он, чи прикидывается? – продолжал напирать Павло Александрович, заглядывая вглубь кухни. Наконец, он увидел сидящего сбоку от окна Кузьму.

– Здоров будь, брат Кузьма! Премного тоби аппетиту! Добре, доихав до станицы?

Кузьма тоже увидел старого школьного товарища:

– Привет, Павло! Сто рокив, сто зим! – он улыбнулся при виде старого приятеля, – шо привело тебе до мене? Дай видпочивати хоч трохи с батьками!

В станицах Кубани говорили, как правило, по-русски, но иногда, под настроение, переходили на какую-то смесь украинского и русского языков. Видимо, это было от того, что предки значительной части украинских казаков переселялись в свое время еще Екатериной Великой из Новороссии и Запорожья.

– Ни, друже, и не проси! Поихалы, тебя вже ждуть! Я бы радый был дать тебе почекати с батьками, – смутился майор, – так вчорась про тебе дзвонили з самого Краснодара от Никиты Прокофьевича! Где ты так наследил, Кузьма, що не встиг литак систи, як вже розшукует тебе уся Кубань? А уже седни ктой-то приедет из Отаманского правления про твою душу. А пока наказано тебя доставити спешно до десятой годины в Марьинские лагеря.

– Это, как это, Кузю? Отправить в Марьинские лагеря? – взбеленилась внезапно мать, – а ты меня спросил? А отца? Он дома сколько не был, отца и матери не видел! Мы по нем соскучились! Сколько можно по морям мотаться? Вернулся, а тут ты нарисовался, красивый такой весь в форме! – разнервничавшаяся мать перешла со степенного украинского на русский язык, – да я тебя за таки слова сейчас скалкой угощу, паразита, или глаза выцарапаю!

Марья Петровна рванулась искать, чем бы тяжелым запустить в Пашку.

– Вот я тебя щас кочергой угощу! – закричала она, хватая длинную кочергу.

– Так, Марья Петровна, ты это – извиняй меня, ежели что не так, что сказал! – смутился и начал вытирать от волнения свои шикарные усы Павел Александрович, – тут, вишь, какое дело? Он ведь не солдат, а офицер! Хоть и запаса, но офицер! А офицер – это человек завсегда подневольный, государственный! – Пашка поднял палец вверх, – понимать надоть! Ты на меня не серчай. Убери свою кочергу. Мне поступило приказанье срочно привести его для подготовки казаков, уезжающих в Чечню. Он у тебя специалист крупный по рукопашному бою. Вот сам верховный атаман мне и позвонил вчерась.

– Не пущу я, Пашка, сына! Никуда не пущу! – начала выходить из себя мать, – хватит! Он отдал Родине все долги! И он уже не офицер, как ты гутаришь, а гражданский. Зараз у него один долг остался перед батькой и матерью. Мы уже не молодые люди. Нам тоже помощь нужна. А он все же наш сын. Хватит – погулял лет десять али более, пора и честь знать. У казаков, знаешь, единственного сына никогда не отбирали. Закон был такой!

Марья Петровна села на стул и расплакалась. Кузьма подошел к ней и стал успокаивать.

– Вин казак, чи ни? Ты его к спиднице пристегнешь своей, колы он у тебя цивильный? – разозлился Павел Александрович, – у нас в стране ведь война идет, между прочим. Казаки на службу идуть! Али тебе, Петровна, ишо какие аргументы нужны?

Мать немного успокоилась, взяла Кузьму за руку, прижала к груди. Слезы сами лились из ее глаз.

– Павло Олександрович! Я розумею, шо козак он. Но дай нам недильку хоть видпочивать ему! Глянь, а на нем лица нет! Худый якой! Пусть хоть недильку с нами побудет. Поможет отцу по хозяйству, мени подмога якая. Степан из силы выбивается на работе, а мы ведь уже не первой молодости. Нам за висимдесят рокив! А у нас дом, скотина и все надо успеть. Сам знаешь, какие сейчас времена. Не поработаешь дома и есть нечего будет! – говорила Мария Петровна, глотая слезы.

Внутренне она понимала, что Кузьма все равно уедет. Он уже допил свой чай, и посмотрел жалобно на нее, делая жесты, что все же придется ехать.

Зленко с сомнением посмотрел на Кузьму.

– Как это у него лица нет? Кабан кабаном! Пахать на нем можно. На всих хватит. Не могу, Петровна, не привезти туда его. Приказ есть приказ! – Пашка снял фуражку, достал платок, протер им околыш, затем вытер пот со лба, – я за ним заихал! Мы, казаки – люди подневольные! Сама знаешь. Коль война идет, мы обязаны встать в строй. А как иначе?

Молчавший Кузьма встал, погладил мать, сидевшую на табуретке, по голове. Она с надеждой и какой-то грустью посмотрела на него.

– Мамо, ты не плачь! Я же вечером вернусь, обязательно. Правда, Паш?

– Истинный крест! – перекрестился майор, – я даже сам за ним съезжу. А сейчас, давай, уж не обессудь, Петровна, нам надо срочно ехать. Нас там люди ждут!

Марья Петровна улыбнулась.

– Ты ж комунякой был, что ж крест кладешь? Як тебе не стыдно, як твои бесстыжие очи не повылезають?

– Э, Петровна, сейчас все главные коммунисты со свечками по престольным праздникам в храмах стоят! А я что, хуже? Тем более партийный билет дома в надежном месте схован. Но сердцем я верен Родине и казачеству. А без веры какое казачество?

Марья Петровна махнула рукой и сквозь слезы улыбнулась.

– Как был в детстве балаболом, так им и остался, проклятущий!

Пашка улыбнулся – гроза прошла.

Кузьма заскочил в комнату, надел поверх флотской тельняшки серный спортивный костюм с синими полосками, уже в коридоре накинул камуфляжную пятнистую куртку, на голову надел свою черную вязаную шапочку. Обнял мать, вышедшую с кухни его провожать. Поцеловал ее в лоб и направился к выходу.

– Мамо, я обязательно вернусь! – донеслись до матери его слова.

Мать посмотрела на стол на кухне. Слезы капали из ее глаз. На столе стояли почти нетронутые изыски, которые она с пяти утра готовила специально для Кузи.

Когда Кузьма подошел к воротам, она выскочила вслед за ним, бросилась ему на шею, обняла и зарыдала сильнее.

Кузьма почувствовал своей щекой мокрую и теплую щеку матери.

– Что ты, мамо, так переживаешь? Душу зачем рвешь и себе и мне? Я же сказал, что вернусь! Не на войну же зараз еду! – улыбнулся Кузьма, освободил ее пальцы, державшие его за куртку.

Но она его не отпускала, уткнулась ему в грудь. Кузьма погладил ее по голове и поцеловал в пахнущие полынью и ромашкой волосы.

В воротах стаял Пашка с озабоченным лицом и угрюмо смотрел на сцену прощания. Было видно, что он тоже очень переживает.

Сзади к Кузьме подбежал пес Джохар и тихонько лизнул в руку. Кузьма потрепал его по загривку, взял мать за руки, отстранил их. В воротах он повернулся и посмотрел на мать, стоявшую во дворе. Она бессильно опустила руки на фартук и тихо плакала. Кузьма аккуратно закрыл за собой ворота.

На улице он обнялся с Пашкой. Они жали друг другу руки, обнялись посреди улицы, стараясь перебороть или хотя бы поднять друг друга вверх. Более тяжелому Пашке это удалось, да и Кузьма не сильно сопротивлялся.

– Силен ты стал, Пашка! А говоришь, что я кабан. Сколько мы не виделись? – спросил, улыбаясь, Кузьма.

– Да почитай лет десять, Кузя! Сложно прощаться с матерью! Я, когда на афганскую уходил, так вообще оторвать ее не мог. А когда вернулся, как с того света встретила. Я все же думал, что Марья Петровна угостит меня все ж таки кочергой.

Солнце уж взошло и ярко светило. Жмурясь о яркого солнца, Пашка скомандовал солдатику:

– Яринченко! Ты чего копаешься? Давай, заканчивай! Нам ехать надоть, а ты развел тут канитель с машиной! Только не говори, что она у тебя неисправная. Нас ждут там. Нам срочно надоть!

Солдатик захлопнул капот, вытер пот с лица и, хлюпнув носом, доложил:

– Все нормально, Пал Александрович! Домчимся на моей ласточке! – и пошел на свое водительское место.

Павел сел впереди, а Кузьма сзади, поставив сумку рядом.

В машине Кузьма спросил Пашу:

– Что же ты денек дать не мог, злыдень? Недаром твоя фамилия Зленко. Под стать твоему характеру!

– А шо фамилия? Предки мои зло били черкесов и прочих бусурман. Вот и фамилия такая досталась. Я шо? Ты думаешь у мене дома лучше? У мене тоже усе погано. Сын с тобой собрався на войну. Марья моя меня чуть не убила сковородкой за то. Так по лбу звезданула! – он потер лоб, на котором, действительно, Кузьма увидел шишку, – он вчерась уже уехал к друзьякам и с ними туда уж, наверное, добрался. Счас заедем в Камчатскую станицу по пути. Там надо забрать с собой вашего «морского котика» из спецназа Черноморского флота. Будет твоим помощником. Старший лейтенант Осипович Мишка. Не слыхал?

Кузьма отрицательно покачал головой.

– Так он помоложе нас с тобой будет. Считай, что ты уже не один, будешь бороться с энтими архаровцами, в том числе и с моим непоседом сыном Андрюхой. Тот в морпехах служил. Теперь с друзьяками удумал на войну. А я что? Я бы и сам пошел, да вот рана не дает покоя.

– Он у тебя один?

– Не, есть еще дочка – мамкина радость – Марьянка. Замужем уж и внуку три годика! – заулыбался Пашка, видимо, вспомнив внука, – так зять с тобой тож на войну собрався. Вот у меня дома и ад. Возвращаться не хочется. Уси бабы ревмя ревуть, а я у них крайний!

Кузьма улыбнулся. А Пашка, посмотрев в зеркало, стал высматривать Осиповича.

Осипович ждал машину у самой автостанции. У его ног валялся на земле камуфлированный рюкзак. Сам он был одет в камуфлированную форму и куртку с множеством карманов.

– Привет, Михаил! – пожал руку Зленко, выходя из остановившейся рядом со стоявшим Осиповичем машины, – сидай рядом с Кузьмой! Как ты?

– Как-как? Мать дома рыдает белугой! Вот как! А я готов, естественно, надоело без дела сидеть.

Огороды да грядки не для меня! – ответил Осипович, садясь в машину, – а батя, – он усмехнулся. – перестал разговаривать, надулся. А так хорошо? Как-будто сам не казак?

– Знакомься, Миш, рядом с тобой сидит твой будущий начальник и заодно капитан 3-го ранга Тихоокеанского флота Гусаченко Кузьма Степанович. Правильно я говорю, Кузьма?

Кузьма кивнул головой и разглядывал севшего рядом с ним невысокого крепыша, хорошо сложенного светловолосого Михаила, от которого приятно пахло хорошим одеколоном.

– Подводник? Спецназ флота? Гидронавт? – оценивающе посмотрел на Кузьму Михаил, пожимая протянутую руку.

– С авианосца «Брест» я. Ракетчик! – улыбаясь, ответил Кузьма.

– И шо расскажешь, капитан 3-го ранга? Правда, шо гордость России – авианосцы «Брест» и «Смоленск» – продали за бесценок китайцам?

– Правда, только я не продавал, денег за это не получал! – буркнул Кузьма, вспомнив Баргузина, Ольшанского и своих ребят в сотом коридоре, и уже из чувства противоречия спросил, – правда, что твой черноморский отряд «морских котиков» полностью перебежал к хохлам и принял хохляцкую присягу?

– Я здесь. Значит, уже неправда! – спокойно ответил, улыбнувшись, Осипович, – приняли украинскую присягу человек двадцать, в основном руководство и срочная служба с Украины. Знаешь, какой прессинг был? – он потер подбородок, видимо, вспоминая, что происходило в то время, – остальных, кто не захотел, перевели на другие флота. Мне предложили Балтийский флот. Но там Калининград, отрезанный от всего света. Бог знает, что сейчас ждать? Я же сам с Кубани, решил тогда податься домой, на вольные хлеба. Дома и стены греют. А сейчас надоело дома сидеть, когда в стране такая заваруха. Обидно на все это смотреть со стороны и лежать на печи. Нас же не ради этого столько учили? – он подмигнул Кузьме и улыбнулся.

– Согласен, куда денешься? Беда пришла в нашу страну, а мы же казаки! – ответил с улыбкой Кузьма, – у меня дома то же самое, что у тебя. Только батя понимает, что надо итить!

– Да грех дома в такие времена сидеть! – согласился Михаил, – мой дед пластуном был. Что бы он сейчас мне сказал? Что залез под материну юбку и ховаюсь от службы?

Пластун – это понятие на Кубани было знаковым. Казачьим спецназом называли пластунов на Кубани. Зародились они во времена кавказских войн. Именно самые смелые казаки противостояли абрекам, переправлявшимся на русскую сторону Кубани и приносившим кровь, разрушение и разорение. Их называли «отвага», ходили через Кубань и проводили там возможные диверсии, мешающие абрекам переправляться через Кубань, освобождали пленников, уничтожали абреков, сеяли панику, вели разведку. Разведка, диверсии, вылазки в тыл врага – были основными задачами пластунов. Особенно прославились они в Крымскую войну, обороняя Севастополь. Много неприятностей принесли кубанские пластуны англичанам и французам. Принадлежность к пластунским подразделениям была лучшей характеристикой казака.

Кузьме Михаил понравился с первого взгляда. Открытое лицо, доброжелательная улыбка уверенного в себе человека. Он всегда воспринимал таких людей положительно. Также он понимал, что характеристика ракетчик с «Бреста» не характеризовала его положительно, как командира специального, пусть и казачьего, но все же отряда спецназа. Он понимал даже некоторую иронию в словах и взгляде Михаила.

Михаил посмотрел на Кузьму, положил свою огромную ладонь на его руку и тихо сказал:

– Не дрейфь, командир! Прорвемся! Мы же казаки!

Кузьма улыбнулся и подумал, что все же хороший человек Михаил и ему захотелось поработать с ним в спарринге, чтобы оценить более реально его возможности, проверить уровень подготовки морских котиков, о которых он так много слышал.

Машина, набирая скорость, съехав на грунтовку, запрыгала на кочках и рытвинах. Вдалеке проглядывалась Кубань. Там, где-то за перелесками и мелькающими мимо домами казачьих станиц и были казачьи Марьинские лагеря и где уже, наверное, своих командиров ждали их будущие подчиненные. Дорога была проселочная, и на рытвинах Кузьму бросало то на дверь, то на Михаила. Он взялся за металлические держатели тента, пытаясь как-то удержаться. Посмотрел на Михаила, тот тоже держался за металлические крепления каркаса. Впереди подпрыгивали шофер и Паша Зленко.

– Покачивает? – улыбаясь в усы, спросил, повернувшись, Паша Зленко, – а як же в море-окияне болтает? Водоплавающие вы мои! Держитесь крепче, а то не довезем вас до лагерей.

Кузьма посмотрел на Михаила, а он на Кузьму, и они оба дружно рассмеялись.

В старинных казачьих, Марьинских лагерях, раньше проходили военную подготовку почти все кубанские казачьи полки до революции. В этих лагерях готовились к будущим войнам и деды Михаила, Павла и Кузьмы. О лагерях на Кубани знали хорошо и помнили их. Рассказы дедов были не только о службе, но и о лагерях, оставивших неизгладимые воспоминания в их памяти. Во времена СССР здесь располагалась какая-то воинская часть. Рядом с лагерями протекала Кубань. Дорога к лагерям была ответвлением от основной трассы, соединявшей станицы. Небольшой поворот с трассы и сразу пошла еще более разбитая грунтовка. Впереди за небольшим перелеском виднелись шлагбаум, КПП и сторожевые будки у ограды с колючей проволокой.

У шлагбаума машину вышел встречать капитан в армейской форме. Представился Павлу Зленко, единственному из прибывших в военной форме:

– Товарищ майор! Капитан Усков – командир батальона обеспечения! Разрешите узнать цель вашего прибытия?

– Майор Зленко! – ответил Павел, – привез в отряд полковника Науменко офицеров.

– Пройдемте. Вас там уже ждут! – пригласил капитан прибывших в сторону КПП.

Павел скомандовал шоферу ждать его, и тот, довольный возможностью поработать, сразу задрал капот УАЗика и полез в мотор копаться.

Кузьма и Михаил дружески пожали руки капитану Ускову и направились за ним.

Он по-хозяйски повел гостей мимо шлагбаума к одноэтажным домикам. Солдаты, стоявшие на КПП, отдали прибывшим честь.

«Не все потеряно в российской армии! – подумал Кузьма, – хоть где-то есть порядок».

Территория лагерей охранялась военными, и это было уже хорошо. Недалеко от КПП стояли несколько казарм, сторожевые будки, штабной домик, столовая для солдат. На дороге были какие-то обозначения белой и красной краской. Капитан Усков, показывая, где что размещено, давал пояснения:

– Там стрельбище наше, там танкодром, это казармы для вашего размещения. Там мои казармы, там склады с вооружением, продовольствием и имуществом, там гаражи для техники, а это будет ваш штабной домик! – показал он на маленький аккуратный белый домик, куда они направлялись, – кстати, для вас все уже приготовлено. Можете получать со складов обмундирование, вооружение, боеприпасы. В столовой сегодня для вас уже готовится обед.

Кузьма посмотрел на Осиповича и удивленно покачал головой.

У казармы стояла большая группа людей, человек около ста – ста пятидесяти. Так прикинул на глаз Кузьма. От этой группы людей отделился невысокий плотный офицер в форме и направился навстречу к вновь прибывшим.

При его приближении Кузьма увидел, что на плечах у него полковничьи погоны.

Подойдя к офицерам, он отдал честь и представился:

– Походный атаман Кубанского казачьего войска Науменко Владимир Александрович, полковник ГРУ в запасе. Моя задача вас подготовить и всем обеспечить для выполнения задачи, поставленной перед вашим отрядом.

Кузьма оценивающе посмотрел на него. Тот не отвел взгляда и улыбнулся ему.

Пожимая руку Кузьме, полковник сказал:

– Так значит ты и есть тот самый Кузьма Гусаченко? Приятно познакомиться! Мне про тебя Никита Прокофьевич рассказывал. Хвалил! Ты ему понравился. А у него глаз на людей наметанный.

Затем повернулся к Осиповичу и пожал ему руку.

– Здравствуй, Миша. Рад тебя видеть. Как дома?

– Дома хреново, Владимир Александрович! Мать рыдает! – коротко ответил Осипович.

Пожав руку майору Зленко, полковник сказал Гусаченко и Осиповичу:

– Принимайте войско! – он усмехнулся и показал на людей, стоявших в районе казарм, – пошли знакомиться!

Перед столовой стояла толпа людей. Строем назвать это было сложно. Все они разглядывали подходящих офицеров. Некоторые сразу постарались изобразить строй.

Это были казаки, Кузьма не сомневался. Мелькали черные и белые папахи, пилотки, афганки, кубанки с синим и красным верхом, у некоторых были красные и синие лампасы на штанах, выпушки разных цветов. Но большинство все же были в камуфляже и черных вязанных шапочках. Посмотрев на все это разнообразие и пеструю толпу, Кузьма подумал, что теперь ему придется командовать воинством батьки Махно. От этого ему стало грустно. Он тайком посмотрел на Михаила и увидел, что тот улыбается, видимо, узнав кого-то из стоявших перед ним воинов, видимо, тоже представляя, что надо будет сделать из этих разгильдяев хороших, элитных солдат.

Почувствовав взгляд Кузьмы и увидев его лицо, Михаил тихо шепнул:

– Не огорчайся, командир! Не так это страшно. Главное не внешний вид, а то, что они могут. Ты на их глаза посмотри. Раз приехали сюда сами – не все потеряно. Никто же их не гнал. Люди засиделись без дела. Это видно. По себе чувствую.

Кузьма тяжело вздохнул и, видимо, пожалел, что согласился на эту должность и, как ему стало казаться, на непонятную авантюру.

Некоторые солдаты курили. При приближении офицеров они спрятали бычки. Кто в сжатые кулаки, не желая бросать драгоценные окурки, кто бросил недокуренные бычки под ноги на землю.

– Мы уже почти час вас ждем. Ребята застоялись! – сказал, улыбнувшись, Науменко Кузьме и Павлу, – пора распределять их по взводам, отделениям и начинать подготовку. Времени нет совсем. Сами понимаете. И надо четко определиться, что вам необходимо для подготовки людей.

– Так мы для этого и ехали. Старались! Дорога сложная! – вмешался Паша Зленко.

Полковник ничего не ответил.

– Становись! Равняйсь! Смирно! – скомандовал высокий светловолосый парень в кубанке, увидев подходивших командиров.

И толпа в одно мгновение превратилось в строй.

Парень в кубанке строевым шагом направился навстречу подходившим и оглядев всех обратился к полковнику Науменко, видимо, как старшему по званию.

– Товарищ полковник, сводный казачий отряд построен! Доложил старши…, вернее, вахмистр Волков!

– Здравствуйте, братья казаки! – громко обратился Науменко к казакам, приложив руку к фуражке.

За его спиной приложили руки к своим черным вязаным шапочкам Кузьма и Миша Осипович и к зеленым фуражкам майор Зленко и капитан Усков.

– Здрав желам, товарищ полковник! – недружным хором ответили казаки.

– На политесы времен у нас нет. Разрешите сразу вам представить ваших командиров! Капитан 3-го ранга Гусаченко Кузьма Степанович – командир вашего отряда, получившего условное наименование «Тамань». Об этом прошу пока никому не распространяться. Гусаченко потомственный казак станицы Охотской.

Кузьма вышел из строя офицеров и встал рядом с полковником.

Полковник продолжил:

– Старший лейтенант Осипович Михаил Юрьевич, потомственный казак станицы Камчатской, будущий командир взвода разведки.

Осипович вышел вперед и встал рядом с Кузьмой.

После этого полковник внимательно посмотрел на строй и, увидев кого-то, подозвал к себе жестом. Это был офицер, правда без погон, тоже вставший в строй казаков в черном танковом комбинезоне. Тот вышел из строя и встал рядом с Осиповичем.

– Капитан танковых войск Миронов Сергей Викторович! – представил он офицера, – потомственный казак станицы Предгорной! Возглавит механизированную группу вашего отряда. Танки мы вам пока давать не будем, – Науменко улыбнулся, – но несколько БТР-80 я вам обещаю, правда не представляю, как вы будете на них по горам порхать?

– Могли бы и пару Т-80 дать для прикрытия! – прогудел капитан в усы, – нам они бы не помешали.

– Нам кони горные больше нужны или ишаки! – тихо сказал Кузьме Осипович.

Кузьма улыбнулся и пожал руку вставшему рядом с Осиповичем капитану Миронову. На кармане черного комбинезона желтел пришитый знак танка.

– Веселее становится! – прошептал Кузьме на ухо Миша Осипович, – нас уже трое. А это почти армия!

– Вопросами вашего снабжения будут заниматься наши армейские друзья в лице капитана Ускова! – продолжил полковник Науменко.

Капитан Усков встал рядом с капитаном Мироновым.

– Вопросы есть? – спросил Науменко, закончив представление офицеров.

Кузьма подумал, что вопросов не будет, но из строя казаков внезапно вышел чубатый невысокий парень в камуфляжной одежде.

– Разрешите, товарищ полковник, высказать свою мысль и уточнить диспозицию? Кто такие представленные вами наши командиры, где воевали, какие имеют награды? Можно узнать? – из-под черного чуба, выпущенного из-под кубанки, сверкнули задорным блеском карие глаза.

– А у вас, если не ошибаюсь, казак Мирошенко, есть сомнения? – усмехнулся Науменко.

– Если бы не было сомнений, товарищ полковник, не спрашивал бы! – ответил Мирошенко, оглядываясь за поддержкой стоявших в строю казаков, одобрительно зашумевших.

Из строя раздались отдельные выкрики:

– А у нас что, флотская часть, что нам флотских офицеров дали? Десантников что ли не хватает на всех?

– Нам хотелось бы знать прежде, чем нас в бой поведут, кто такой капитан 3-го ранга Гусаченко и насколько он соответствует званию нашего командира? Кто такой командир взвода разведки старший лейтенант Осипович? Мы же не знаем. Просветите нас!

Науменко улыбнулся и ответил:

– А пусть они сами расскажут о себе!

Кузьма хотел ответить, но его перебил Миша Осипович:

– Дозволь, командир, мне ответить?

Он подошел к Мирошенко и громко сказал:

– Ты не веришь в меня? Это твое право. Давай тогда спарринг по рукопашному бою. Докажи всем, что ты круче меня при других казаках. А потом будем разбираться, кто и где воевал, какие награды имеет, ранения. Если честно, об этом у нас в морском спецназе не принято было ни спрашивать, ни говорить, ни тем более – бахвалиться. Если командование нас поставило с Кузьмой Степановичем, значит они нам доверяют. Поэтому бери любого из своих друзей и выходите вдвоем против меня. Посмотрим, кто кого? И заодно узнаем, кто что умеет!

Мирошенко повернулся к строю, посмотрел на казаков и, улыбаясь во весь рот, сказал:

– Такая канитель мне нравится. А коли нас трое будет, выстоишь против нас?

– Давайте пока вдвоем! – спокойно ответил Осипович.

Мирошенко повернулся к друзьям, стоявшим в строю:

– Димка, давай завалим этого офицера, раз он сам позволяет! Мы же тоже не пальцами деланные! – он отдал кубанку одному, видимо, из своих друзей.

Из строя вышел здоровенный, ростом где-то в районе метра девяносто, Димка в кубанке и пятнистой униформе. Он тоже снял с головы кубанку и отдал друзьям.

Кузьма заулыбался. Это ему понравилось. Он спросил разрешения у Науменко и подошел к Осиповичу:

– Игра, так игра, Михаил Юрьевич! Проверка должна быть полной. Давай-ка и я тоже разомнусь с вами немного! – и, обращаясь к строю, сказал, – приглашаю против меня троих! Выходите желающие!

Осипович с удивлением посмотрел на Кузьму, но тот улыбался.

Со смешками и гомоном вышли из строя еще трое вполне здоровенных казаков.

Всем было любопытно, как сейчас будут бить будущих командиров. Стоявшие перед строем разбились на две группы. Двое против Осиповича, трое против Кузьмы.

– Командир, может, не надо? Представляешь, что будет, если тебя сейчас завалят? – сказал на ухо Кузьме Осипович.

Кузьма незаметно пожал ему руку и ничего не ответил.

Науменко нахмурился, но промолчал, а Пашка Зленко потирал руки, уж он то точно знал, что Кузьму так просто не возьмешь.

Науменко нехотя скомандовал:

– Начали!

Казаки стали нападать на Осиповича и Кузьму, вставших спина к спине. Осипович и Кузьма старались сделать так, чтобы максимально осложнить противникам одновременно нападать на них. Они своими передвижениями мешали своим противникам, подставляя их под удары своих же товарищей, и не давая приближаться на слишком близкое расстояние.

Остальные казаки создали большой круг вокруг схватки, где на почетных местах впереди стояли Миронов, Зленко, Усков и Науменко.

Азарт боя раззадорил всех казаков. Все болели, переживали, радовались удачным ударам и уклонению.

Осипович работал академически, проводя классические броски, беря на болевые приемы и фиксируя их. А вот Кузьма даже не давал ударить себя или провести прием, сбивал с ног противников короткими ударами и бил в самые болезненные места. Его броски и удары обладали невидимостью, казались невесомыми. Буквально в течении минуты все его соперники лежали на земле и даже не пытались встать.

– Кузьма Степанович! Ты поберег бы что ли наших казаков? А то воевать будет не с кем с супостатами! – пошутил громко Науменко, – мне говорили про тебя, но я не верил, хотел убедиться. Красиво получилось! Я не видел такого! Даже нашим волкодавам есть у тебя чему поучиться. Мы пригласим посмотреть на тебя, пожалуй, отца и сына Кадочниковых. Я уверен, что им будет многое интересно.

Кузьма много слышал об Алексее Кадочникове, непревзойденном специалисте рукопашного боя. Знал, что он живет в Краснодаре и готовит по вопросам рукопашного боя спецназ ГРУ. Это была живая легенда Краснодара. Очень интересно было бы с ним обменяться своими знаниями и поучиться у него.

Закончив со своими соперниками, Миша Осипович с удивлением посмотрел на Кузьму.

– Тихоокаянец, ну ты даешь! Сознавайся, что ты с нашего отряда, с острова Русского, а не с какого-то там «Бреста»! Или легенда у тебя такая? Уважаю!

Весь строй, в том числе и Науменко, с удивлением смотрели на Кузьму с Михаилом.

– Миша, я действительно с «Бреста». Сам создавал эту борьбу из многих стилей и сам учился этой борьбе. Хочешь со мной немного поработать в спарринге. Разрешите, товарищ полковник? Это недолго! – спросил Кузьма, обращаясь к Науменко.

Тот посмотрел на часы, нахмурился, но, подумав немного, недовольно кивнул головой в знак одобрения.

– Конечно, хочу! – ответил Михаил, – всегда мечтал о достойных соперниках. У тебя какая-то смесь стилей ушу, карате, айкидо, самбо, а есть такое, что я никогда не видел. Поверь, я профессионал. Знаю, что говорю!

Казаки образовали снова круг, где сошлись между собой Кузьма и Осипович. Практически без разведки Осипович перешел в нападение и нанес несколько ударов руками и ногами. Кузьма играючи отразил их. Осипович сменил стойку и повторно попытался подсечками сбить Кузьму с ног, но тот легко ушел от подсечек.

– Ты чего, командир, не нападаешь? Давай, не стесняйся! – сказал раскрасневшийся, меняя стойку для нападения, Осипович, пытаясь выманить Кузьму на себя.

Кузьма слегка пошел вперед, но как только Осипович начал проводить удары, начал уходить от них.

– Да нападай же! – предложил Осипович.

Кузьма улыбнулся:

– Смотрю, что ты можешь, Миша! Ты гораздо лучше других и если с тобой поработать правильно, то из тебя получится классный боец.

Осипович снова сделал выпад, но Кузьма также легко ушел от его ударов и, уходя в сторону, попытался подсечь Осиповича. Тот, играючи, сделал боковое сальто, но не упал. Был снова готов встречать удары и нападение Кузьмы и сам проводить атаки.

Но Кузьма снова не перешел в нападение.

– Вот командиры дают! Первый раз такое вижу! – отряхивая штаны и надев кубанку и выпустив из-под нее обязательный темный чуб на лоб, проговорил Мирошенко, обращаясь к своим друзьям, – уважаю уже их! Классные у нас командиры! Можно им верить!

Внезапно Кузьма, увидев неторопливый взгляд Науменко, посмотревшего в нетерпении на часы, остановился, поднял руки вверх и сказал:

– Все, Миша, хватит! Мне все понятно! На сегодня хватит! Не будем время терять. Надо провести беседы с каждым казаком и поставить каждого на свое место в строю.

Полковник Науменко улыбнулся.

– Действительно, делу время – потехе час!

– Становись! – громко скомандовал Миша Осипович, повернувшись к казакам, – смирно! Команды «вольно» больше не ждите! Не будет ее, пока вы не научитесь воевать так, чтобы вам не было страшно доверить свою спину и пойти вместе в тыл врага.

Казаки гурьбой бросились занимать свои места в строю. Кузьма с удивлением увидел на правом фланге старого знакомого по Краснодару старшего урядника Миколу Павленко. Тот стоял и во весь рот улыбнулся Кузьме, как старому знакомому.

Кузьма тоже улыбнулся, посмотрел на построенное воинство и прежде, чем начать, он обернулся к полковнику Науменко.

– Товарищ полковник, разрешите?

– Давайте, товарищ капитан 3-го ранга!

– Товарищи казаки! Братья казаки! С сегодняшнего дня мы и все присутствующие в этом строю товарищи и братья. Нам предстоит трудная военная работа, когда противник везде. Воевать придется на своей земле, в том числе и на казачьей, обильно политой кровью наших предков. Победить можно только в том случае, если один за всех и все за одного, когда будешь полностью уверен в своем товарище, как в себе! От действий каждого из вас будет зависеть выполнение нашим отрядом своих задач и жизни ваших друзей. Поэтому хочу напомнить основные казачьи заповеди, доставшиеся нам от отцов и дедов наших. Слушайте и запоминайте. Нарушение их будет влечь серьезные наказания, ибо каждая заповедь написана кровью. Их мне передал мой дед, который служил пластуном.

Кузьма начал загибать пальцы на руках.

– Первое – казаки никогда не бросают раненых и убитых в бою. Всегда находят возможность вынести из боя и оказать помощь товарищам.

Осипович усмехнулся:

– Так это же десять заповедей нашего спецназа! И после этого, командир, ты говоришь, что ты с «Бреста»?

Кузьма посмотрел на него, усмехнулся, и продолжил:

– Второе. Казаки с мирным населением, женщинами, детьми, стариками не воюют. Хочешь, чтобы к тебе хорошо относились – будь всегда человеком!

– Третье. Казаки с уважением относятся к пленным врагам. Будешь с уважением относиться к врагу, будут с уважением относиться к тебе.

– Четвертое. Раненый враг – не враг, а раненый человек, которому надо оказать помощь. Сегодня ты ему, завтра он тебе!

– Пятое. Казаки не занимаются мародерством. Военные трофеи – это оружие, но продовольствие, ценные вещи – это мародерство. В военное время за это расстреливают.

– Шестое. Казаки в походе не насилуют девушек и женщин на вражеской территории, даже при их согласии. Не наживайте себе лишних врагов. На Кавказе такого никогда не прощают!

– Седьмое. На войне казаки не пьют, ибо водка может довести до срыва задачи и гибели товарищей.

– Восьмое. Курение в разведке и в тылу противника выдают положение отряда. В ночное время запах дыма распространяется до 200 метров. Кто хочет курить – лучше уходите из отряда. Кто остается в отряде – курить бросает сегодня.

– Девятое. Казаки живыми в плен не сдаются! Или прорываются, или погибают!

– Десятое. Сдавшихся в плен – казаки прощают! А не сдавшихся – уничтожают. Храбрости всегда слава и уважение, даже у врагов! А здесь в горах это особо ценится.

– Я прошу выучить все эти десять заповедей наизусть. Какие есть вопросы?

Осипович сзади прошептал:

– И все же ты капитан 3-го ранга с Русского острова. Меня не проведешь!

Мирошенко опять вышел из строя.

– Разрешите, товарищ капитан 3-го ранга? Насчет курения вы, наверное, пошутили. Вот я курю почти с детского сада. Сами понимаете, что трудно бросить сразу.

Из строя раздались смешки. Мирошенко повернулся на секунду к строю, а затем, глядя на Кузьму, продолжил:

– Сразу не бросишь все прелести нашей жизни – пить, курить, баб любить! И второе, что нам будет можно, если пить нельзя, курить нельзя, трофеи брать нельзя. А что можно?

– Сразу бросать курить не надо. К сегодняшнему вечеру, пожалуйста, бросьте, если хотите остаться в отряде. С нами пойдут только те, кто принимает от души все эти казачьи заповеди. Кого что-то не устраивает в заповедях наших предков – могут выйти из строя и уйти лучше сразу сейчас. Я думаю, что их держать не будем! – он обернулся и посмотрел на полковника Науменко.

Тот кивком головы подтвердил слова Кузьмы.

– Но ведь наши предки всегда курили люльки! – сказал с улыбкой Мирошенко, потерев подбородок и улыбнувшись.

Из строя послышались поддерживающие его голоса.

– Да, курили! Это так. Но сейчас война не та, что была ранее. Запах табака в лесу распространяется на сотню метров, ночью и того более. А вы готовитесь стать спецназом – значит, ваша деятельность будет в тылу врага! – повел плечами Кузьма, – из-за досадной привычки можете погибнуть сами и могут погибнуть ваши друзья. Я не хочу брать с собой тех, кто может подвести!

Трое человек в кубанках, во главе с Мирошенко, вышли из строя.

– Мы так ограничивать себя не брались. Абхазию прошли, в Приднестровье были, но таких строгостей и глупостей не видели! – пробурчал Мирошенко, – айда, хлопцы, отседова! Не нужна нам такая армия!

– Кто еще хочет уйти? – громко спросил Кузьма.

Вышло из строя еще человек пять.

– Мы до хаты пойдем, товарищ полковник! – сказал один из казаков, обращаясь к Науменко, – и курить бросить надоть и пить! Так не пойдет! Это нам не подходит! Гайда, хлопцы, до дому! Хорошо начал командир, да плохо кончил!

И они дружно, взвалив сумки на плечи, направились на выход из части к шлагбауму. Оставшиеся в строю взглядами провожали Мирошенко и его друзей. Потом внезапно из строя вышел еще один человек и побежал догонять Мирошенко, за ним другой, и еще третий.

У Кузьмы екнуло сердце. А вдруг сейчас уйдут все? Но больше никто не вышел.

Выручил вахмистр Волков, крикнувший вслед последнему:

– Стой, Василий! Ты же непьющий и не курящий. Куды ты пошел?

Тот остановился и, подумав, повернул назад. Кузьма громко засмеялся, за ним засмеялись все. Но больше всех смеялся вставший на левый фланг сам над собой конопатый и плотный Василий.

– Да я шо? Я же завсегда за компанию! Козаки пошли, и я пошел! А коли все вместе здесь, то и я здеся!

Ушедшие скрылись за шлагбаумом и было видно, как они направились в сторону трассы по разбитой машинами грунтовке. Многие, стоя в строю, глазами продолжали их отслеживать. Издалека было видно, как уходившие остановились на дороге, о чем-то заспорили с уходящими и с Мирошенко. Тот размахивал руками, кричал, что-то показывал в сторону гор, потом в сторону лагеря. Потом махнул на них рукой, и трое уходивших внезапно повернули назад к воротам лагеря. С Мирошенко остались только человек пять, которые продолжили свой путь к трассе.

Трое вернувшихся подошли к строю и один из казаков в белой папахе обратился к Кузьме:

– Разрешите встать в строй, товарищ капитан 3-го ранга? Мы передумали!

– А снова не передумаете? Что-то у вас часто это случается.

– Не, все, железно! Остаемся! Будем служить! Нам с баламутами не по пути!

Кузьма обратил внимание на стоявших на левом фланге казаков, которые стопились вокруг низкого, но плотного и, чувствовалось, физически здорового черноволосого казака. У его ног лежала здоровая, как ядро царь-пушки, гиря. Все солдаты были одеты одинаково в выцветшую полевую, форму, называвшуюся «афганкой», грязно-песочного цвета.

– А вы кто у нас будете? – подошел заинтересовано Кузьма к ним.

– Мы культуристы! – с небольшим кавказским акцентом ответил крепыш.

– Как фамилии и откуда?

– Мы все из Славянска, бывшая станица Славянская. Моя фамилия Аветисов. А это Мошкин, Никитин, Почечуев, Золотаренко. Все мы воевали в Афгане в десанте в одной роте.

– Понятно, десантура – это хорошо! – ответил Кузьма, – а это что у вас такое? – он показал на гирю.

Казак заулыбался.

– Это наша гордость, кто не может поднять и выжать – к себе не берем! – он засмеялся, а за ним все остальные, – пятипудовая гиря, мне сделали по заказу в авторемонтных мастерских. Классная вещь для накачки мускулов.

– Сколько-сколько весит? – удивился Кузьма и попробовал поднять гирю.

Поднять получилось, но вот отжать уже нет.

– Все, командир, в наше отделение тебя не берем!

Все стоявшие вокруг засмеялись.

– А ты можешь? – спросил Кузьма, ставя гирю у ноги Аветисова и вытирая пот.

Казак улыбнулся и без особого труда стал отжимать гирю левой рукой.

– Одной левой! – ответил он, с улыбкой выжимая несколько раз неподъемную гирю. – Мы бы все хотели служить вместе, товарищ капитан 3-го ранга. Мы земляки, сослуживцы и у нас общие интересы.

– Обещаю, будете служить вместе! Я люблю спортсменов! Надеюсь, что к концу нашего обучения и я смогу выжать вашу гирю и вы примите меня в свое отделение! – и он похлопал по плечу Аветисова.

Под афганкой у парня, как бугры, вздулись гигантские мускулы, а его выточенное, как топором лицо, радостно улыбнулось.

– Становись! – скомандовал Кузьма, оглянувшись на Науменко.

– Кузьма Степанович, отправьте всех получать обмундирование и имущество на склад, а нам всем надо немного обсудить некоторые вопросы.

Кузьма приказал вахмистру Волкову:

– Вахмистр Волков, ведите людей на вещевой склад получать обмундирование и имущество. После переодевания общее построение перед казармой.

Тот кивнул головой и скомандовал:

– Направо! В колонну по шесть стройся!

И когда казаки перестроились в колонну по шесть, скомандовал:

– Правое плечо вперед! С места с песней про Марусю, шагом – арш!

И внезапно над лагерем разнеслась дружная песня:

Офицеры смотрели, как дружно с известной всем песней их воинство марширует мимо них. Отбивая дружно шаг, казаки направились в сторону склада получать обмундирование и имущество.

«Не так уж все и плохо, как казалось сразу!» – подумал Кузьма и посмотрел на Осиповича.

Тот улыбался во весь рот, казалось, что он тоже хочет побежать вслед за строем и запеть озорную солдатскую песню из известного кинофильма.

– Товарищи офицеры, пройдем в здание штаба! Нам необходимо обговорить некоторые вопросы! – скомандовал Науменко.

В помещении штаба было пять комнат. Одна командирская, использовавшаяся для проведения совещаний и размещения командира. Еще четыре комнаты, как объяснил Науменко, предназначались для размещения офицеров отряда по два человека в комнате.

В командирской собрались для совещания Науменко, Гусаченко, Зленко, Осипович и Миронов.

Усков направился к своему подразделению, видимо, решив, что пусть разбираются, как хотят.

– А ты чего домой не едешь? Или тоже с нами решил в Чечню? – спросил Кузьма Пашу.

– Я бы с удовольствием поехал бы с вами туда, это лучше, чем зад протирать в военкомате или домой приходить к моим бабам. Но я же обещал твоей Петровне привезти тебя сегодня. Я не могу ее обмануть! – ответил тихо Паша.

– Тогда подожди! Мне еще отпроситься надо у Науменко. Я не волен уже делать, что захочу.

По праву старшего Науменко занял место за столом, остальные расселись на стулья перед ним.

– Направление деятельности вашего отряда – разведывательно-диверсионное. То есть то, чем традиционно занимались казаки на войне. Хочу сразу сказать, что на вас возлагаются большие надежды не только руководством Кубанского казачьего войска, но и командованием, занимающимся проведением специальных операций на территории Чечни. Это, прежде всего, руководством ГРУ. Нам нужны хорошо подготовленные бойцы для проведения специальных операций. Не скрою от вас, что армия крепко завязла в Чечне. И требуются специальные методы решения проблемы. Прежде всего – это физическое устранение руководителей Ичкерии, стоящих за войну с Россией. Не буду также лицемерить и врать. Наш спецназ ГРУ и ФСБ уже понес большие потери в Чечне. Пополнить сразу их сейчас некем, а решать необходимо. Готовятся уже и другие отряды. Война есть война и она не терпит пропусков и потери времени. Потеря времени как в шахматах, это потеря темпа, а значит – проигрыш. Против нас воюют не простые горцы, пастухи, земледельцы, а прежде всего – страны НАТО, задача которых – не дать свободу Ичкерии, а через Ичкерию развалить Россию. Наше руководство приняло решение в этот тяжелый для нас момент использовать ваш отряд казаков. Не просто казаков, набранных по станицам, а подготовленных казаков для решения наших задач. Все отобранные нами люди, в той или иной мере, уже участвовали в боевых действиях в различных регионах страны и других странах и имеют боевой опыт. Наша задача за это время подготовить их к решению специальных задач. Для этого мы сегодня здесь. Есть вопросы?

Кузьма, решившись наконец, встал, прокашлялся в кулак.

– Товарищ полковник, я хотел сказать, что я, наверное, самый неподготовленный и не имеющий боевого опыта с точки проведения специальных операций, о которых вы только что всем сказали. У меня нет опыта руководства таким отрядом. У нас есть с вами подготовленный старший лейтенант Осипович, имеющий специальную подготовку и неоценимый опыт. Предлагаю его, пока не поздно, назначить командиром отряда. Я же готов возглавить взвод, а если надо – пойти простым десантником.

Науменко усмехнулся.

– Вы все сказали?

– Так точно!

– Значит, так! Ваша кандидатура, Кузьма Степанович, одобрена на самом высоком уровне в нашем учреждении. Мы ознакомились с вашим личным делом. Вы нам подходите. И никто этот вопрос пересматривать уже не будет. Мы постараемся максимально помочь вам подготовиться к выполнению всех ваших обязанностей. Я за это отвечаю. И гарантирую, что у нас будут хорошие учителя. У Осиповича уже есть свое задание, согласно его профиля подготовки. Еще вопросы есть? – он оглядел присутствующих офицеров, – вопросов нет!

Науменко усмехнулся.

– А вы не струсили? Вообще, Кузьма Степанович, я ожидал от вас такой демарш! Но когда я сказал, что вы нам подходите, я не кривил душой. Вы именно тот человек, который нам сегодня нужен. Прежде, чем согласиться на вашу кандидатуру, мы внимательно ознакомились с вашим личным делом. Сегодня мы знаем практически о всех ваших подвигах и в Севастополе, и во Владивостоке. Наши люди на Дальнем Востоке встретились с теми, кто вас знал лично. Вам великолепную характеристику дал ваш бывший представитель особого отдела капитан 3-го ранга Лебедев. Давайте лучше перейдем к делу. Времени у нас немного. Что необходимо в первую очередь вашему отряду для обеспечения подготовки и действий в тылу врага? Какие же будут ваши запросы?

– Владимир Александрович! – задумавшись, сказал Кузьма. – Я думаю, что Михаил Осипович сможет более грамотно изложить наши потребности, свои предложения. И уверен, что в ходе подготовки мы их сможем корректировать?

Науменко кивнул головой.

Осипович прокашлялся, встал и сказал:

– Владимир Александрович, нам необходимо специальное снаряжение. Это десантные автоматы АК-103, снайперские винтовки СВД БСК, бесшумные снайперские винтовки ВСС, бесшумные пистолеты, гранатометы, огнеметы РПО ПДА-А «Шмель-М», пулеметы РПК, пара хороших минометов, гранаты Ф-1, РКГ-3. Побольше патронов, в том числе, на период подготовки. Мне нужны десантные ножи, бросательные гвозди, средства связи для связи, обеспечивающие связь внутри отряда, обязательно в диапазонах, где могут работать боевики. Нужны медикаменты. Альпинистские крюки, веревки, хорошие инструктора. Обязательно нужны врач и фельдшера. В отряде должен обязательно быть начальник связи и шифровальщик. И все они должны быть подготовлены к ведению боевых действий в тылу врага. А без хорошего снаряжения и вооружения – это сделать невозможно.

Науменко все подробно записывал, и хмурился.

– Заявка у тебя веселая и самое главное, что подробная. Все это вам обеспечит капитан Усков. Мы планируем, что в ваш отряд пойдет дополнительно и экспериментальное вооружение для спецназа прямо с заводов. Что не будет у Ускова, будем присылать из Москвы самолетами. Дадим все, что есть у нас в загашниках, самое лучшее. Теперь по технической части.

Науменко посмотрел на капитана Миронова.

Он покраснел, потом достал мятый листок из кармана своего комбинезона, надел на нос очки и стал подробно излагать технические вопросы:

– Нам нужны десять БТРов, причем, один из них в командном варианте, второй обязательно ремонтный, медицинский и шесть боевых. Лучше, если это будут БТР-80М. Нужны обязательно дополнительно машины для перевозки полевых кухонь. Есть и готовить пищу отряду будет надо. На такой отряд минимум три-четыре полевые кухни. Теперь, наверное, будут нужны легкие минометы и желательно минимум два горных орудия небольшого калибра. Для их перевозки нужны будут автомобили, штук шесть, я прикидывал. Обязательно нужны бензозаправщики. Не всегда будет возможность в степях или горах иметь бензоколонку под боком. Теперь по людям: мне обязательно нужен подготовленный заместитель, способный заниматься ремонтом материальной части, которая почему-то имеет привычку выходить из строя, особенно при интенсивной эксплуатации в горных условиях и боевой обстановке, – он сдвинул очки на лоб и внимательно посмотрел на Науменко и Кузьму и сел.

Кузьма встал и сказал:

– Если воевать, Владимир Александрович, так воевать! Для войны готовимся и опозорить казачество не должны и не имеем права. Нам нужен старшина отряда. Я думаю, вахмистр Волков подойдет на эту должность, тем более, что он уже сам стал исполнять обязанности. Приказы нам будут нужны по всем вопросам, наверное, печать, как в отдельной воинской части. Когда пойдем в горы – все сдадим.

– Назначай, Кузьма Степанович, старшину! Набирай штат канцелярии! Начальника штаба мы тебе пришлем позже!

Кузьма посмотрел с недоумением на Осиповича. Он-то рассчитывал, что начальником штаба станет специалист по диверсионной деятельности Осипович.

Перехватив его взгляд, Науменко сказал:

– Осипович возглавит разведывательно-диверсионный взвод. Вам же тоже нужна будет разведка и мобильные отряды. А начальник штаба обязательно будет.

Поднял руку и попросил снова слова Осипович:

– Я забыл. Мне в разведку будут нужны кони. Горные кони или хорошие ишаки. Голов тридцать-сорок. Нужны в составе разведывательно-диверсионного взвода хорошие проводники, знающие местность в горах, обычаи и язык местного населения. Мне необходимы будут специалисты, имеющие альпинистскую подготовку. Я планирую в разведвзводе минимум четыре разведывательных отделения из числа бывших десантников, морпехов, спецназовцев, знакомых со спецификой нашей деятельности. Отделения должны быть многофункциональны и независимы друг от друга. Они должны быть способны в одиночку и вместе выполнять разведывательно-диверсионные задачи. В каждом отделении по опыту должно быть четыре или пять человек.

Науменко все аккуратно записал. Записав все, он встал и подытожил результаты совещания:

– Товарищи командиры? Постараюсь все вопросы решить положительно. То есть я понял предлагаемую структуру вашего отряда так. Взвод разведывательно-диверсионный, возглавляемый старшим лейтенантом Осиповичем, в составе которого должны быть 4–5 отделений, то есть четыре-пять самостоятельных разведывательных конных групп. В том числе, несколько групп, имеющие альпинистскую подготовку. В составе каждого отделения должен быть, наверное, снайпер, сапер, связист, проводник, знающий местные языки и обычаи горцев. Далее идет боевая рота для поддержки разведывательно-диверсионного взвода и проведения более крупных операций, также состоящая из минимум трех боевых взводов и разноплановых специализированных отделений, способных самостоятельно решать задачи, в том числе и разведывательно-диверсионного характера. Требуется минометно-артиллерийский взвод для огневой поддержки подразделений. Требуется механизированный взвод для передвижения отряда в составе минимум 10 БТРов и шести автомобилей. Помимо этого, должны быть санитарное подразделение во главе с врачом, отделение снабжения во главе со специалистом тыла. Пока надо сегодня определиться и посмотреть из бойцов, кто уже прибыл к нам, кто – есть кто. Сейчас надо распределить их по подразделениям в соответствии с тем, что мы здесь уже наметили и, используя предыдущий опыт вашей и моей службы.

– Нам желательно иметь армейских офицеров: начальника штаба, офицера сапера, офицера артиллериста, специалиста по снайперскому делу, офицера врача и офицера снабженца! – сказал Кузьма.

Науменко закрыл блокнот и сказал:

– Пока могу только пообещать вам буквально завтра, так сказать, инженера человеческих душ, духовного наставника отряда отца Михаила. А он специалист по многим вопросам.

С улицы раздался дружный топот ног возвращающихся со склада казаков и песня

– Раз, два, левой! – раздавались в открытое окно команды вахмистра Волкова. – Отряд, стой!

Науменко предложил всем выйти на улицу.

Все дружно встали и направились к выходу.

Казаки стояли перед штабом, переодетые в новенькую камуфляжную форму одежды.

– Называется «пятно», – объяснил Кузе Осипович. – Хорошая форма!

Они вышли к строю, и вахмистр Волков скомандовал:

– Смирно! – хотел доложить, но Науменко движением руки остановил его.

– Будем сейчас распределять всех по подразделениям. Первый формируем разведывательно-диверсионный взвод. Михаил, ваше слово!

Осипович вышел вперед и скомандовал:

– Бывшие десантники-разведчики, морпехи-разведчики, спецназовцы, альпинисты. Выйти из строя на пять шагов!

Человек двадцать вышли из строя и ожидающе смотрели на Осиповича.

– Вы будете проходить службу в разведывательно-диверсионном взводе, сокращенно РДВ. Я ваш командир взвода. Пройдем в вашу казарму, там поговорим, кто что умеет и может. Направо!

Разведывательно-диверсионный взвод стройно замаршировал в сторону ближайшей казармы.

– Механики-водители, шоферы, специалисты по ремонту автотранспорта. Выйти из строя на пять шагов! – продолжал командовать Науменко.

Человек десять вышли вперед.

– Сергей Викторович! Забирайте своих людей!

– Налево! – скомандовал Миронов и повел своих людей в сторону гаражей знакомиться и составлять списки взвода.

– Минометчики, артиллеристы, корректировщики – выйти из строя!

Из строя вышло человек пять. Среди них стоял слегка узкоглазый черноволосый старший сержант.

– Ваша фамилия как?

– Старший сержант Нургалиев Евгений Прохорович. Командир минометного отделения.

– Нургалиев, вы назначаетесь командиром артиллерийско-минометного взвода! Пока знакомьтесь со своими людьми. Составляйте списки.

Нургалиев увел в сторону казармы минометчиков и артиллеристов.

– Фельдшера, санитары, повара, баталеры, писари – выйти из строя! – продолжал командовать Науменко.

Из строя вышло человек шесть, среди них был в солдатской форме светлоусый сержант.

– Вы кто будете по специальности? – обратился к нему сразу Науменко.

– Сержант Вислогузов. Фельдшер, сороковая армия. Афганистан. Закончил медицинское училище в городе Краснодаре! – коротко ответил высокий светлоусый парень.

– Вот вы и возглавите пока санитарное отделение.

– Писаря есть?

– Так точно!

– Поступаете в распоряжение вахмистра Волкова!

– Есть! – ответил невысокий крепыш.

– Снабженцы, повара есть?

Оставшиеся подняли руки.

– Это не значит, что вы тыл, вы должны будете уметь использовать любое оружие так же, как и в боевых взводах. Поэтому занятия на полигоне для вас также обязательны вместе со всеми. А пока составьте списки и распределите своих по специальностям. Старший будет высокий и симпатичный казак в кубанке. Понятно?

– Так точно!

– А кто вы по профессии?

– Повар! Ефрейтор Груздев!

– Отлично! Составляйте списки!

Перед Кузьмой в строю осталось человек семьдесят во главе с вахмистром Волковым.

– Волков, распределите оставшихся казаков на три взвода. В каждом взводе три отделения. В отделении должен быть снайпер, связист, пулеметчик, сапер.

– Есть распределить людей по взводам! Урядники Павленко, Громов и Царегородцев – выйти из строя! – скомандовал вахмистр Волков, – распределить людей на три взвода, так как приказал товарищ полковник. Вы назначаетесь командирами боевых взводов. Распределите людей по отделениям! – скомандовал Волков.

Разношерстная толпа быстро преобразовалась и превратилась в несколько стройных подразделений. Единственное, что отличало ее от армии, так это то, что в строю стояли не восемнадцатилетние мальчишки, а уже готовые специалисты, многие из которых прошли и огонь, и воду и медные трубы, имели воинские специальности и боевой опыт. Раздавался легкий шум, слышались споры. Порядок в строю боевой роты наводили Волков и назначенные им командиры взводов.

К Кузьме, Зленко и Науменко, отошедших от строя к курилке, представлявшей из себя несколько скамеек, врытых букой П, посреди которой находился небольшой бак с водой, подошли капитан Усков и с ним низенький и плотный капитан и стройный лейтенант.

– Разрешите представить, капитан Семенов – специалист по саперному и стрелковому делу, закончил Борисовское общевойсковое училище, прошел Афганистан и лейтенант Лихошерст. Закончил Екатеринбургское артиллеристское училище. Ваши наставники и инструкторы. На время подготовки прикомандировываются к вам.

– Ну что же! Это очень хорошо! – заулыбался Науменко, пожимая офицерам руки, – вот ваши подчиненные на период подготовки. – Он показал Лихошерсту в сторону минометчиков и капитану Семенову в сторону боевой роты. – Знакомьтесь, получайте оружие и обучайте!

Оба офицера, откозыряв, убыли к своим подразделениям. К Науменко, Кузьме, Ускову и Зленко подошел улыбающийся Осипович и доложил Ускову:

– Я своих распределил по отделениям, получилось четыре отделения. Хлопцы все боевые, прошли горячие точки – это хорошо. Сейчас, товарищ капитан, получим у вас оружие и у нас кросс с полной боевой выкладкой. Надо же мне знать, кто на что способен! Заместителем командира взвода я назначил старшего сержанта Вороненко. Бывший спецназовец, прошел Африку. Хороший парень.

– Оружие получите на оружейном складе, там же боезапас! – вежливо сказал Усков, – команды я все уже отдал и вас там ждут!

– Ну, я тогда пошел? – попытался откланяться Осипович.

– Подожди, Миша! – мягко и вежливо сказал Кузьма, – я только вчера прилетел с Дальнего Востока. Практически не видел родителей. Разрешите, товарищ полковник, мне отлучиться до завтрашнего утра. Все равно сегодня организационный день. Я обещал родителям приехать, но это последний раз!

Науменко немного помялся, подумал и затем разрешил Кузьме до девяти утра отлучиться из лагерей, оставив за себя Осиповича.

К офицерам подошел Волков с тремя казаками.

– Это Шевченко, Хименок и Журавский – писари. Разрешите их забрать в штаб? Нам необходимо организовать канцелярию! Оформлять личные дела, документы, вести прочую писанину, без которой не может существовать ни одна воинская часть. Ну и еще содержать, получать, отправлять и оформлять секретную документацию. Ведь, наверное, будет такая?

– Волков, все правильно! Все будет! Только полигон для них не отменяется. Каждый боец должен уметь воевать и воевать хорошо! – поучающим голосом сказал Науменко.

– Старшину второй статьи, вернее, младшего урядника Шевченко я назначил старшим среди писарей! – заулыбался Волков, – и дал ему команду составить полные списки отряда, оформить личные дела казаков. Нам необходима пишущая машинка типа «Москва» или «Украина».

– Получите пару машинок «Москва» в моем штабе! – коротко сказал Усков.

– Павло! – сказал майору Зленко Науменко, – будь ласка, забери Кузьму в станицу до утра! А там пусть встретится с родителями и утром, часам к шести, не позже, опять сюда доставь. Попрощаться ему надо, а то мне потом его старики проходу не дадут.

– Точно не дадут! – усмехнулся в усы Павло Александрович, – особенно мне не даст дед Степан. Глотку перегрызет или сам сюда прикатит на своем «запоре».

– Ну, значит, так тому и быть, Кузьма! Сегодня ты домой с ночевой, а завтра по полной выкладке все занятия с раннего утра и до позднего вечера! – отпустил Кузьму Науменко, – а я, значит, побуду немного и соберусь в Краснодар – выполнять ваши задания! Все, Кузьма Степанович! Пусть командуют Осипович и Миронов, а ты со Зленко пока в Охотскую. Завтра утром к шести утра быть здесь!

– Все понятно, товарищ полковник!

Глава 6. На побывке

По дороге Пашка достал флягу, шмат сала, завернутый в тряпицу, и предложил Кузьме выпить с ним за встречу и успех начавшегося обучения. Но Кузьма отказался и Пашка не стал церемониться и выпил в одиночку, смачно вздыхая, охая и причмокивая. По машине распространился запах спиртного и сала.

– Зря ты, Кузьма, отказался. Доброе сало и горилка добрая.

Кузьма отвернулся к окошку и только махнул рукой, думая о встрече с родителями.

Машина подвезла Кузьму к дому и Паша, пожав ему руку, сразу уехал. Видимо, у него было своих дел полно. Во дворе Кузьме ласково лизнул руку пес Джохар.

Дома Кузьму уже ожидали отец, мать и улыбающийся Павло Дмитриевич.

– Как там дела, Кузьма Степанович?

– Да все в порядке. Павло Дмитриевич. Распределили людей по взводам, отделениям, получили вещевое обмундирование, сейчас получают оружие. Уже начинаем подготовку.

– Ну, что ж, це добре! Помнишь Степан, как нас формировали? В холод в сорок втором роке, когда немцы к Кавказу рвались? А оружие, говорят, у врага отберете, своего нема. На десять хлопцев по одному ружью дали – трехлинейке. А помнишь, сколько нас после первого боя в живых осталось?

– Двадцать пять человек из полутора тысяч осталось в строю и две сотни раненых. Да, это точно, досталось нам тогда – холод, я хорошо запомнил тот первый бой. И сколько добрых хлопцев положили, но немца мы задержали тогда.

– Помянем наших хлопцев! – предложил Степан Иванович.

Они встали с Павлом Дмитриевичем, подняли рюмки и замолчали. Кузьма встал тоже вместе с ними.

Выпив, старики пустились в воспоминания. Потом уже за столом поговорили о текущей ситуации, обстановке в Чечне. О том, что пишется в газетах и передается по телевизору.

Мать горестно вздыхала, потихоньку вытирала слезы из глаз. Из Чечни в станицу начали приходить гробы и многие знакомые уже похоронили своих сыновей. Телевизор и газеты разрывались о несправедливости этой войны, сея свое смятение в души казаков. Сложно все это было понять простому человеку, каким был Степан Иванович, всю жизнь проработавшего в железнодорожных мастерских, а в Великую Отечественную прослужившему в войну в Кубанском казачьем гвардейском корпусе. Корпус прошел от реки Волги до города Брно в Чехословакии. Отец был награжден многими медалями и одним орденом Славы. Раз в году на День Победы отец с гордостью надевал все свои медали и орден и шел на центральную площадь Ленина общаться с однополчанами.

Под рюмку «женьшеневой», выставленной на стол Степаном, старики обсудили, кто из бывших однополчан остался еще жив, где живет, чем занимается.

Вечером Павло Дмитриевич засобирался домой, а когда к дому подъехала машина с сотником Макаровым за рулем, перед отъездом Павло Дмитриевич обнял Кузьму и Степана Ивановича, поцеловал руку Марье Петровне и пообещал обязательно еще приехать в гости.

С отъездом Павло Дмитриевича отец посерьезнел. Солнце зашло за горизонт и, возвращаясь от машины, он остановил Кузьму на крыльце и, закурив, сказал:

– Погодь, Кузя! Погутарим немного. Скажи честно, ты нас не опозорил? За что тебя с флота поперли?

– Все нормально, батя, не переживай! Я честно выполнял свой долг и ушел не потому, что выгнали, а потому, что понял, что служить в таком флоте больше не нужно стране.

– Ну-ну! – тянул свое отец. А теперь в казаки взяли командовать? Тебя же только стрелять учили из морских ракет. Лучше бы подумал, когда нас с матерью порадуешь внуками, а то смотри – голова седеть начала, а еще в парубках ходишь.

– Бать, не жми на больную мозоль! После смерти Зины мне ни с кем встречаться не хочется. Пойми правильно. Дай мне немного оглядеться, вот вернусь живым, обещаю через год вам внука.

– А коли не вернешься? Так нам с матерью что? Так и жить в то время, как у всех уже внуки бегают? Вон Натаха Вислогузенко или Алена Буняченко. Чем не невесты? Давай отпразднуй свадьбу и черт с тобой – иди на войну. Пусть хоть внуки будут, раз ты у нас такой непутевый получился.

– Батя, вот этого делать не надо! Я сам в себе разобраться хочу и сам решить, что мне и как быть! – начинал злиться Кузьма.

– Цыть, молодой! Рано тебе отцу перечить! Не надо голос на меня поднимать. Утро вечера мудренее. В следующий приезд пойдем вечерять к Гнату Буняченко. Давно приглашает в гости! – гнул твердо и упрямо свою линию отец, – наша Натаха приедет из Васюринской с семейством. Хоть сеструху увидишь.

Кузьма махнул на отца рукой и ушел в дом.

– Ты на отца рукой не маши! – услышал он вслед. – Не посмотрю, что офицер и командир, ремнем выдеру. Как меня мой батя драл!

Дома мать уже все убрала, помыла и, увидев Кузьму, горестно завздыхала.

Ужинали почти в полной тишине. Всю ночь мать с отцом о чем-то шептались в своей комнате.

Кузьма встал рано утром в четыре часа и занялся своей гимнастикой в восточном стиле. Потом пошел помогать матери – надо накормить скотину, птицу, выгнать на казачий луг за станицу буренку Машку. Быстро перекусил. В пять утра за Кузьмой заехал Паша Зленко.

– Кузя, как обещал, приехал! Доброе утро, Степан Иванович, доброе утро Марья Петровна! Добре почивали?

– Слава Богу! – пробурчал отец.

А мать вообще в сторону Паши и не смотрела, видимо, она по своему женскому пониманию считала, что именно он виновен в том, что Кузьму снова призвали в армию.

Кузьма обнял отца, расцеловал разревевшуюся мать.

– Кузя, помни, что я тебе вчера сказал! – шепнул на ухо отец, – я с Гнатом Буняченко обо всем уже договорился. Приедешь на денек перед Чечней. Отпразднуем свадьбу. А там внуки пойдут. Будет чем нам с матерью на пенсии заниматься.

– Бать, ты что? Хочешь Аленку Буняченко вдовой сделать? – шепнул Кузьма отцу на ухо, чтобы не слышала мать, – вернусь живым – все решим! Лучше кортик мой спрячь подальше, а то это личное оружие.

– Хреноватое вам выдают оружие, однако! Не порубишь, не кольнешь нормально, при необходимости колбасу не нарежешь на закуску. Так, игрушка! – он вынул кортик из ножен и, попробовав лезвие, вынес резолюцию, – вот у нас были шашки, не чета вашему холодному оружию. Был у нас в третьей роте казак Сёмушкин, так он шашкой за секунду мог колбасу порубать на равные кусочки на закуску. Жаль, погиб парень при переправе через Дунай.

Отец тяжело вздохнул, видимо, вспомнив Сёмушкина.

– Ладно, батя, прощевайте! – обнял Кузьма отца и поцеловал подошедшую к нему заплакавшую мать.

И Кузьма быстро схватил с тумбочки заранее приготовленный небольшой рюкзачок, куда сложил необходимые личные вещи, побежал мимо родителей к машине.

У машины мать догнала его и засунула Кузьме в руку какой-то тяжелый пакет.

– Здесь медок наш станичный, дед Вовка Макаренков подарил со своей пасеки. Пирожки с капустой тебе напекла ночью, какие ты любишь. Чай, заварка, сахар. Все, что может сгодиться! – глаза матери были красные от слез.

Глава 7. Боевая учеба

Кузьма, наверное, впервые подумал, сколько горя он принес родителям, сколько они его ждали и переживали за него.

– Что, достали родители? – улыбаясь, спросил Пашка, когда они отъехали от дома.

– Женить хотят до Чечни. А мне уже за сорок, и я сам в состоянии решить, как мне жить.

– Так правильно хотят, раз сам не шевелишься, а кого предлагают? – вроде как всерьез спросил Паша.

Мимо пролетали луга и пригорки. Зелень уже вступала в свои права и на кустах и деревьях зеленели первые молодые листки.

– Алену Буняченко предлагают!

– Ну, так что? Добрая девица, блюдет себя! Я б на ней сам женился, коли б не был женат. Молодая только, но так, зато за какого орла выйдет! Не отказывайся, Кузьма! Я к тебе сам в сваты пойду, а потом дружкой на свадьбе, ежели пригласишь! – то ли в смех, то ли всерьез предложил Паша.

Кузьма вздохнул и смотрел на пробивавшуюся зелень на деревьях вдоль дороги.

– Теперь сложнее воевать, нежели зимой. Зелень пошла. Жди засад, взрывов, нападений.

– Ты о зеленке думаешь, что «чехи» вышли к городам и поселкам, что дороги станут сплошными засадами для отряда?

– Точно, думаю! Теперь надо думать обо всем. Зимой проще воевать было. Кстати, кто придумал эти наши казачьи батальоны?

– Тут мне поступила команда из Краснодара, как и по всем другим станицам Краснодарского края, направить желающих и отслуживших в армии казаков в казачьи батальоны на пополнение, в имени «Генерала Ермолова», говорят, он большие потери понес в Грозном. Потом прошла команда на формирование нового казачьего разведывательно-диверсионного батальона «Тамань» у нас и на Дону батальона имени «Генерала Бакланова». От желающих, не поверишь, у нас нет отбоя! Даже пятидесятилетние приходят и просятся. Работы сейчас в станицах нет. Вот и рвутся показаковать на заработки в Чечню! – Паша задумчиво потер подбородок, – неподготовленных пошлешь, так потом не отобьешься от станишников, отвечать придется за «груз двести»!

Кузьма посмотрел на Пашку, который полностью развернулся к нему.

– Сплюнь, Паша! – вздохнув, проговорил Кузьма.

– А ты что думаешь, без потерь обойдешься? Нет, милый не получится! Там самые крутые спецназы кладут по полбатальона. А уж их как учили!

– Так что вы там порешали с командованием? – перевел на другую тему разговор Кузьма.

Паша посмотрел на него и продолжил:

– Разведывательно-диверсионный батальон с горной подготовкой – это не просто так, без специальной подготовки не пошлешь. Вот и решили устроить подготовку своих в Марьинских лагерях, благо, там армейская часть, приписанная к ГРУ, базировалась. Видимо, наши реформаторы чего-то не учли и не успели пропить и продать бизнесменам. Командование ГРУ пошло нам навстречу, тем более, что вы будете работать на них. Было на самом высоком уровне принято решение – обеспечить подготовку казаков всем возможным. Имущества у Министерства обороны осталось не на одну армию. Не все разворовали. А здесь в формировании батальона принимают участие и ГРУ, ФСБ, и МО, ибо для всех них придется выполнять часть задач. Толстосумы наши краснодарские готовы откупиться и раскошелиться, если губернатор попросит. Губернатор попросил, и они обещали оказать содействие в закупке современных видов оружия, средств радиосвязи. Поэтому вы будете вооружены не в пример нашей армии, которая добивает последние остатки Советской армии, и прежде всего, Западной группы войск. Наши военачальники умудрились оставить все имущество армии в Грузии, Молдавии, на Украине и здесь в Чечне. И если кто-то думает, что донышка у закромов Родины нет, то зря. Вот оно, уже видно. Ты посмотри, Кузя, чем мы воюем в Чечне? Форма еще афганская, так называемые «афганки», на танках нет активной брони, БТРы, БМП и танки – старье. Автоматы с 50–60 годов, даже с CКCами – не поверишь. Новых самоходок и гаубиц не найти, продали в Африку, Азию и еще Бог знает куда. Обрушили все производство. Радиостанции – вообще не хочу говорить. Сам понимаешь, что связь – это основа управления. А о каком управлении может идти речь, если в воюющие части прибывают со 108, 104, 159 радиостанциями, у которых дальность действия – это дальность прямой видимости? За горку зашел и все! Разгромили нашу колонну у Гойского, а она на связь даже выйти не смогла. Так комендант по выстрелам определил, что где-то рядом идет бой и через три часа лишь послали помощь, когда боевики ушли. Обидно. На днях смотрел заседание правительства. Председатель правительства спрашивает у министра сельского хозяйства – мол, вам нужны эти гаубицы? А тот, естественно, отвечает, что нет, не нужны. Ему не нужны, естественно, да и Министру Обороны тоже не нужны, раз промолчал. Ты же знаешь, что ему не нужен и твой флот. Иначе, почему ты здесь, а твои авианосцы в Китае или Корее?

Паша вытер еще раз рукавом рот.

Кузьма, поглядывая в окошко, спросил:

– А как там воюет Ермоловский батальон? Что-нибудь известно?

Лицо Паши стало серьезным.

– Грозный брали – молодцы! Но потери большие. Много казаков полегло, в основном терцев. Смелые ребята на пулеметы шли в полный рост с шашками, другого не дали им тогда. А потом позор вышел небольшой. Набирали казаков на скорую руку, как попало, без особой боевой подготовки, брали желающих. Много прохиндеев-ряженых набрали, не разбираясь, лишь бы желание было. В отряде пьянство процветало, дисциплина страдала. После одного из боев в Грозном бросили в атаку на пулеметы. Половина батальона погибла, а из оставшихся разбежалось человек двадцать, приблудившихся к казакам. Жареным запахло, так поняли, что надо не только шмотки казачьи таскать, красуясь перед девками, но и жизнью рисковать. Поняли и рванули. Стыд всему казачеству за этих приблудов вышел. Они чего на войну подались? Пограбить, бабки заработать, а там стреляют и еще и убивают, вот вся приблудная и ряженая пена и рванула с войны! А ослабленному батальону все равно пришлось выполнять задачу и брать площадь «Минутку», да и идти еще в горы. Один казак воевал за двоих. Оставшиеся – герои, бесспорно герои! Но их военное командование во все дыры сует, пользуясь неопределенностью статуса. И не военные, и не гражданские, а так. Ответственности за их гибель ни перед кем нет! Вот такие пироги с пышками получаются. Нам с тобой никак нельзя опозориться, а то на государственной службе казаков, к радости наших заклятых друзей, надолго будет поставлен крест. Вы пробный вариант. Вам людей хороших и опытных отбирали, чтобы лишних не было. Прежде всего, с боевым опытом.

– И это политика правительственная по привлечению казаков к службе в армии? Мне смешно.

Так за разговорами они и не заметили, как доехали до лагерей.

В лагере стоял уже построенный отряд человек сто в строю по подразделениям в камуфляжной форме одежды, черных вязанных шапочках, в бронежилетах и с оружием в руках. Перед строем отряда стояли и капитан Семенов, и лейтенант Лихошерст из батальона капитана Ускова.

– Равняйсь, смирно! Товарищ войсковой старшина, отряд «Тамань» для следования на стрельбище построен! – доложил одетый в новую камуфляжную форму с небольшим бронежилетом, который Кузьма видел только в кино, старший лейтенант Осипович.

– Здравствуйте, товарищи! – поздоровался с отрядом Кузьма.

– Здравия желаем товарищ капитан 3-го ранга! – раздался дружный ответ.

– Разрешите вести всех на стрельбище? – спросил Осипович.

– Ведите!

К Кузьме подошел вахмистр – командир отделения писарей и подал списки личного состава отряда.

– Вы на флоте служили? – спросил писаря Кузьма, запомнив, что того Волков назвал старшиной второй статьи.

– Так точно, Тихоокеанский флот, эсминец «Свирепый»!

– Ты смотри, почти сослуживец! Рядом служили. Вместе в море ходили.

– Так точно, товарищ капитан 3-го ранга! Про вас много слышал хорошего! Рассказывали на корабле и про случай с капитаном третьего ранга Бондаренко. И про дуэль слышал! – пояснил Шевченко.

Кузьма поморщился.

– Надо же! Знали там только четверо присутствовавших, а известно даже на Кубани стало!

Если честно, то ему было стыдно за тот случай с дуэлью, фактически поставившей крест на его флотской карьере и вынудивший его расстаться с «Брестом», а затем и с флотом. Но у писаря было, видимо, другое мнение.

– Приготовится к бегу! – раздалась издалека команда Осиповича.

И через несколько минут вся команда, громко топая новыми десантными ботинками, скрылась за ближайшим леском. Оттуда спустя некоторое время раздались автоматные и пистолетные выстрелы.

– Там у нас стрельбище. Огорожено, никто не подойдет! Везде посты! – доложил подошедший к Кузьме и Паше Зленко расторопный капитан Усков.

Кузьма и Паша Зленко прошли в командирский домик. На постели, поставленной в кабинете Кузьмы, аккуратным квадратом была сложена новая камуфляжная форма, флотская майка и черный берет и вязанная шапочка. На спинке стула висел новый бронежилет.

– Ты смотри, новенький, кевларовый! – попробовал руками бронежилет Зленко, – такие только фээсбэшеникам дают, спецотрядам «Альфа» и «Вымпел». А у нас в армии такие, что весят больше бойца. И самое страшное, что при попадании пули совсем не помогают!

– То мы получили для вас, товарищ капитан 3-го ранга! – доложил сопровождавший их Шевченко и подал ему списки отряда – это есть ваша комната! А рядом разместились Осипович и Миронов. Есть еще несколько свободных комнат для тех, кто будет прибывать. Казаки разместились в казарме. Казарма добрая: умывальники, туалеты, рундуки для формы и для вооружения.

– Понятно, Шевченко! Иди работай! Я пока изучу, что вы мне здесь написали.

– Кузя, я поеду в станицу, у меня своих дел полно! – шепотом предложил Паша, чтобы не мешать Кузьме изучать документы.

Кузьма подумал немного, затем пожал ему руку и углубился в изучение документов. Со двора раздался шум отъезжающего УАЗика.

– Передавай привет моим родителям! – открыв окно, крикнул Кузьма уже отъезжающей машине.

Паша махнул рукой – то ли прощаясь, то ли услышав, что крикнул ему Кузьма.

Кузьма прошел к столу, сел в кресло и стал изучать список отряда, делая в блокноте какие-то пометки. На листочке было напечатано, видимо, на полученной у Ускова машинке.

Разные люди, собранные для одного дела. Средний возраст 27–28 лет. Большинство отслужили в горячих точках. Есть с флота, армии, десант, танковые части, но больше всего мотострелков.

Кузьма еще раз внимательно перечитал список. Много фамилий было знакомых по станице Охотской. Увидев в списке в разведвзводе Пашкиного сына, удивился, что тот ничего не попросил.

Раздался стук в дверь.

В комнату кто-то вошел. Кузьма оторвался от списков, поднял голову и увидел батюшку, одетого по всей церковной форме и двух немолодых людей. Батюшка был слегка худощавого телосложения, с симпатичной аккуратно подбритой бородкой.

Но у батюшки оказался весьма зычный голос, можно сказать бас. Батюшка подошел и перекрестил Кузьму.

– Любо мне, товарищ командир, доложить, что прибыл к вам в отряд служить свою службу духовную по благословлению митрополита Черноморского и Кубанского. На благую службу мы собрались. Освобождать исконно казачьи земли от супостатов и иноверцев. Благословляю вас на ратный подвиг за освобождение православных храмов от иноверцев и земель казачьих.

– Кто вы батюшка и откуда?

– Я из станицы Георгиевской, отец Михаил Грязин, иеромонах, настоятель храма Всех святых. Послан к вам на поднятие и укрепление духа казаков. Так что, атаман, включай меня в список отряда. Я бывший офицер – капитан по званию в запасе и могу вам пригодиться и с точки зрения военной. Закончил Ленинградское общевойсковое командное училище имени Кирова, в Петергофе такое. Служил в Афганистане. Сам родом со станицы Георгиевской, Терского войска, потомственный казак. Закончил снайперскую школу «Выстрел» в Подмосковье.

Кузьма с интересом посмотрел на батюшку.

– Вовремя вы, батюшка! Тем более – ваш военный опыт будет для нас бесценен! – пожал руку отцу Михаилу Кузьма.

– Да, я могу организовать курсы по подготовке снайперов. Раз я это знаю дело досконально, хотя религия и сан накладывают определенные ограничения. Тем не менее, можете мной располагать.

– Кузьма Степанович! – подсказал ему Кузьма.

– Ну да, Кузьма Степанович. В этой войне нужна вера и убеждение, что война идет за правое дело. Иначе слабый человек может дрогнуть, побежать, растеряться и даже предать. И еще я готов заниматься по вечерам историей русского народа, историей кавказских народов и историей Большой Кавказской войны. Пойду общаться с паствой с вашего разрешения. А потом надо в казарме поставить походный алтарь.

– Буду вам весьма благодарен, святой отец! Занимайтесь! – поблагодарил Кузьма батюшку, – можете разместиться в отдельной комнате в штабном домике.

– А не надо мне! – ответил басом иеромонах, – я в казарме с казачками. К людям поближе!

После ухода батюшки Кузьма стал знакомиться с еще прибывшими казаками.

Это оказались присланные Науменко проводники и знатоки чеченского языка – Алешечкин Артем Александрович из станицы Червленой – тридцати шести лет и Хорошихин Василий Васильевич из станицы Ассиновской тридцати восьми лет.

Алешечкин, как и отец Кузьмы, ранее работал на железной дороге, а Хорошихин работал ветеринаром в колхозе. С началом развала страны они потеряли свои семьи и были вынуждены бежать из Чечни, чтобы сохранить свои жизни. Попытки призваться в армию и отомстить за унижение и свои семьи, за погибших родных, ни к чему не привели. Будучи уже в возрасте, они оказались никому не нужны. И лишь попав в Краснодар, случайно познакомились с полковником Науменко, который заинтересовался ими и устроил на работу на узел связи ГРУ. Там они в составе группы занимались переводом перехваченной информации. Теперь, когда началось формирование отряда, они с удовольствием предложили Науменко свои услуги и тот не отказался, понимая их необходимость в формируемом отряде.

– Рад познакомиться! Определяю вас в разведывательно-диверсионный взвод, которым командует старший лейтенант Осипович. Думаю, что занятие чеченским языком поможет нашим разведчикам в общении с местным населением.

– А чего с бандитами общаться? Они все и так хорошо говорят по-русски!

– Понятно это, но не все там же бандиты? Есть, наверное, и нормальные люди. Ну и всегда лучше общаться на родном языке. Уважают больше!

Хорошихин и Алешечкин потупились, видимо, по-своему не соглашаясь с Кузьмой.

– Занятия в любом случае проводить обязательно, чтобы любой мог объясниться и сказать простейшие фразы.

– Им не фразы говорить надо, а всех подряд к стенке ставить! – пробурчал, как бы про себя, Хорошихин.

– Вы на нас не обращайте внимание! – попытался сгладить обстановку Алешечкин, – у Василия всю семью вырезали, дочку ссильничали и убили. У меня брата убили и его семью, отца с матерью. Знаете, какой беспредел там начался с конца восьмидесятых годов? Быть русским было опасно, а казаком еще больше. Многие сбежали с семьями, целыми станицами снимались и уходили на Ставрополье. Мы успели, а большинство нет.

Кузьма не знал, что сказать этим потерявшим все в этой жизни и пришедшим в отряд, видимо, ради мести.

– Идите в разведвзвод к Осиповичу и устраивайтесь! Документы сдайте командиру отделения писарей Шевченко. Он покажет куда вам определиться по жительству. Потом с вами поговорим. Я вас понимаю, но если мы придем в Чечню с таким ожесточением, то своего задания никогда не выполним. Поэтому я прошу вас сжать зубы и временно все забыть! И моя личная просьба – меньше говорить с казаками на эту тему. Придем туда – увидим все своими глазами. Мы готовимся в Чечне воевать, но воевать с бандитами, а не с мирными людьми. Иначе мы не победим!

Казаки усмехнулись в усы, пожав руку Кузьме, и вышли сдавать документы писарям.

– Мы все сделаем, как вы скажете. Но слов из песни все равно не выкинешь. Сами увидите, когда будем там! – сказал, закрывая дверь в кабинет, Хорошихин.

Начались текучие будни отряда. С раннего утра казаки бегали, преодолевали препятствия, стреляли из всех видов оружия, изучали все виды мин, способы минирования дорог, тропинок, отрабатывали способы ведения огня из различных видов оружия. Осипович гонял казаков до седьмого пота. Батюшка тоже переоделся в камуфляжную форму, опекал стрелков, которых отбирал и готовил лично.

– Хорошими снайперами не становятся, а рождаются. Снайпер – это не просто стрелок, а виртуоз своего дела, способный часами выслеживать добычу и попадать в цель практически не целясь, а лишь чувствуя то место, куда надо попасть! – любил говорить он, когда офицеры собирались отдохнуть в комнате Кузьмы.

Форма у отряда больше напоминала форму морского десанта. Вместо нательных рубах и маек казакам почему-то выдали флотские тельняшки, которых было полно на складах разваливающейся армии. Выдали черные береты морских пехотинцев. И лишь присланные Науменко прямоугольники на красном фоне с синей надписью «Тамань», нашитые над правым карманом и с правого бока на береты, отличали их от других морпехов. И конечно, у всех были армейские звания. Хотя некоторые, как вахмистр Волков, пользовались казачьими.

Вечерами батюшка проводил политические информации о положении в Чечне, о русской истории, о истории Кавказа большой Кавказской войне.

После батюшки проводил занятия чеченского языка Алешечкин, как лучше его знавший.

– Марша вогийла – здравствуй.

– Марша догийла – здравствуйте.

– Марша иойла – счастливо оставаться.

– Марша гойла – счастливо (отбывающему).

– Ассалам иалайкум – здравствуй (обращение к мужчинам).

– Ва иалайкум салам – Здравствуйте! (ответ мужчин).

– Муха иаш ду шу? – Как поживаете вы?

– Муха иаш ву хьо? – Как поживаешь ты?

– Муха иаш ю иза? – Как поживает она?

– Дика иаш вую иза? – Хорошо она (он) живет?

– Могуш лелий? – Как здоровье?

– Дукха вехийла! – Живи долго!

– Иодика хуьлда хьан (шун) – До свиданья (ты, вы)! – доносились по вечерам до Кузьмы гортанные звуки чеченского языка. Сам он занимался чеченским языком отдельно с Осиповичем, Мироновым и отцом Михаилом уже после казаков. Преподавал им Хорошихин, разбиравшийся в тонкостях языка, в особенностях произношения слов и фраз.

Ложась спать, Кузьма подумал, что потихоньку начинает вырисовываться система подготовки отряда. Все обучаемые были загружены весь день, не имея ни минуты свободной для отдыха. Весь день шла боевая подготовка, начинавшаяся с кроссов, пробежек, марш-бросков, переходящих после завтрака в стрельбы из всех видов оружия с последующей теоретической подготовкой в классах с офицерами-специалистами по различным направлениям. Из Москвы периодически приезжали специалисты, которые обучали теоретическим основам ведения разведки, проведения диверсионных актов, использования технических средств, системы ведения боя в составе подразделения, организации связи, шифрования, ведения допросов, выработки легенд. Да мало ли тонкостей в новом направлении деятельности? Несколько раз приезжали отец и сын Кадочниковы, которые обучали основам рукопашного боя, использования холодного оружия и Кузьма с удовольствием с ними познакомился и обучался всему, чему они его учили. Кадочниковы тоже с удовольствием изучали систему борьбы, разработанную Кузьмой. Это было как бы взаимное обогащение новому. Каждое новое занятие для него была новая интереснейшая страница в жизни. Он впитывал новые знания, как губка, и удивлялся, что ничем этим ранее не занимался, и даже о многом не знал. Вечерами все вместе изучали чеченский язык, историю Чечни и Кавказа, вопросы и основы православной веры. Ночью одно или несколько подразделений скрытно снимались и уходили из лагеря выполнять специальные задания, связанные со спецификой их деятельности. Артиллеристы и минометчики стали виртуозами своего дела. Могли попасть в колышек при желании. Снайпера, гранатометчики, саперы становились универсальными специалистами, способными выполнить самые сложные задания. Да и весь отряд становился с каждым днем более профессиональным. Глаза людей стали светиться.

Науменко, как и обещал, прислал через неделю в лагерь еще пополнение в количестве 12 человек. На лугу возле лагеря появился табун из 40 лошадей, который сразу взял на довольствие разведвзвод Михаила Юрьевича Осиповича.

У Ускова на складах разведчики получили конское снаряжение – седла, попоны, ленчики, уздечки, стремена – все, что необходимо для лошадей. Разведвзвод разбил выделенные им палатки на лугу перед лагерем, и разведчики стали жить вне лагеря.

Какое же было удивление Кузьмы и Осиповича, когда среди приехавших 12 человек оказались Мирошенко со своими ближайшими друзьями Димкой и Вовкой, которые уже ушли ранее из отряда из-за курения.

Кузьма с каждым прибывшим беседовал в штабе персонально. Ему надо было знать с кем ему идти завтра в бой, кому можно доверить свою спину, от кого что можно ожидать. На каждой беседе присутствовал обязательно отец Михаил. Он исполнял как бы обязанности замполита. Он не бегал по верхушкам для докладов и достижений наверх, а вникал глубоко в каждую проблему и обязательно решал ее к общему удовольствию. Люди к нему шли, а это было показателем доверия.

– Зачем ты вернулся, Мирошенко? Шел бы себе контрактником в армейскую часть, если так уж хочется пить, курить и куролесить. А у нас этого делать нельзя. Мы особая часть и на нас смотрят ряженые мы казаки или действительно такое войско, которому не страшно ни в огонь, ни в дым и все будут знать, что мы победим.

– Мы с ребятами хорошо подумали, все проанализировали и поняли, что это то, что надо нам. Жесткая дисциплина, наверное, самое нужное для выполнения отрядом своих задач.

– Мирошенко, а ты стал философом! Это хорошо! – усмехнулся Кузьма.

– Я всегда был философом и всегда умел отличить мишуру от настоящего! – ответил Мирошенко.

– А как же запрет на пьянку, курение? – спросил Кузьма.

– Так это же даже хорошо. Здоровье целее будет! – улыбнулся обезоруживающей и немного виноватой улыбкой Мирошенко, – мы уже неделю в рот спиртного не берем, а сигареты все с сегодняшнего дня для нас табу. Если я сказал, то все это железно! Все ребята поклялись и все решили, что мы принимаем ваши требования. Мы хотим воевать в вашем отряде!

– Хорошо, сын мой, дисциплина – это всегда в армии хорошо, а на войне это острая необходимость! Чуть дрогнул, отступил от выполнения обязанностей и приказа, и погибли друзья или ты сам! – вмешался в разговор отец Михаил, – дисциплина это в армии осознанная необходимость, базирующаяся на вере в правоту своих командиров и правильность любых их приказов, которые необходимо выполнить без раздумий. А порой отдать и жизнь для пользы дела. Идеальных частей не бывает, но особенно нам, казакам, надо стремиться к идеалу. У нас, казаков, сложная судьба и история за последние много десятилетий. Мы должны быть примером для всех других. Стране нужна обязательно новая армия со своими законами и традициями. И в этой армии должно быть место для казачьих подразделений, занимающихся традиционным делом. А опыт показывает, что победы именно там, где нормальные думающие командиры и высокий уровень дисциплины. И мы должны доказать, что казаки в армии не лишние люди.

– Ты меня, святой отец, не агитируй! В Бога я и так верую, а что нам надо сделать – я понимаю душой! Поэтому мы сегодня здесь. Прежде, чем сюда вернуться, знаешь скоко передумал? А теперь вот, смотрите! – Мирошенко достал из кармана почти новую пачку «Мальборо», смял ее в руке, и бросил в урну, стоявшую у двери, – все, больше не курю! Как дал слово!

Кузьма и отец Михаил засмеялись.

– Ты молодец. Мирошенко. Если все искренне решили так же, то лично я рад за тебя и за вас, что у вас есть сила воли и вы способны переступить через свою «хочу». Расскажи о себе, а мы подумаем в какое подразделение тебя направить.

– А можно нам быть вместе с Димкой и Вовкой? Мы в Абхазии воевали вместе!

– А что ты умеешь делать на войне?

– А все умею: из РПГ стрелять, «Шмель» знаю, мины могу обезвреживать, снайпером воевать и в разведку ходить. Мы это делали. Но на этой войне у нас есть свой счет. Поэтому мы хотим быть впереди!

Кузьма задумался, почесал затылок, что-то нарисовал на бумаге, лежавшей перед ним на столе.

– Я думаю так! Говоришь, что и сапер, снайпер и разведчик? А ребята твои, Димка и Вовка?

– А что ребята? Они как я! Мы с Абхазии вместе. Нас было пятеро. Двоих своих братьев мы похоронили! – голос его дрогнул, а чуб свалился на глаза.

– А в каком отряде вы там воевали? – заинтересовался отец Михаил.

– А вы что, знаете, какие там были отряды? – спросил, потупившись, Мирошенко.

– А я там был с казачьим отрядом атамана Поливоды. Вас в этом отряде не припомню.

– Поливоду я знаю, они наступали у Пицунды. А мы были в батальоне Басаева и наступали на Сухуми. Так получилось, что попали к нему.

– У Басаева? – присвистнул Кузьма и посмотрел на отца Михаила, – и вы хорошо его знаете и его сухумский батальон?

– Так я что и гутарю! – стал горячиться Мирошенко, – и Черного Идриса знаем, и Большого Мурата, и всех его ребят знаем. Не один месяц были вместе. Но там и зародилась наша ненависть к ним. Черный Идрис расстрелял по приказу Басаева наших братьев Борю Широкого и Славу Михайленко. Я считаю, что просто так, ни за что. Борю за то, что тот не захотел пленного грузина убить, а Славу за то, что отказался мины в школе ставить. Мы трое еле ушли тогда от них. Он хотел и нас тоже там положить. Опасны слишком мы становились для них. У них есть понятие кровной мести! Так он понимал, что, оставшись живыми, мы становились его кровниками и будем мстить за Борю и Славу. Не ушли бы тогда вовремя, и нас бы зарыли вместе с нашими ребятами. А теперь они наши кровники. И Басаев это знает!

Отец Михаил вздохнул, и спросил:

– А мусульманство вы приняли?

– Нет, там разные веры были, даже калмыки буддисты, карачаевцы, черкесы, кабардинцы, хотя большинство, действительно, были мусульманами. Но мы были неверующие, кресты не носили и это Басаева устроило, когда он нас брал в отряд. Но мы всегда чувствовали его «особое» расположение. Он всегда нас вперед посылал и на разминирование, и в атаку. Да и о русских и, тем более, казаках, отзывался отрицательно.

– Досталось вам, ребята! – вздохнул Кузьма, положив голову на руку, задумался.

Мирошенко смотрел на него с надеждой.

– Если вы нас сейчас не возьмете, то мы все равно в Чечню пойдем. Шамиль и Черный Идрис наши кровники, и они ответят за Славу и Борю своей кровью. Тогда там встретимся!

– Да нет, я не об этом! – извинился за задумчивость Кузьма, – я думаю, куда вас вместе поставить, в какое подразделение? Вот вы говорите, что ходили на разминирование. Мины знаете?

– Да, противопехотные, противотанковые, противодесантные, сигнальные, мины ловушки, противоминоискательные. ТИМ-42, ТМ-44, ПМД-6М, ПМН, ПОМЗ-2М. МБ-57, МБЗ-57! – Мирошенко увлекся и стал рисовать на бумаге, лежавшей на столе, принцип действия некоторых мин и порядок их установки.

– А ИМП-2 – знаешь?

– А как же! Видел и даже в руках держал? И ставил, и разминировал. Все советское знаю и не только. В Абхазии всякое встречалось.

– Слушай, Мирошенко! Ты ходячая энциклопедия минного дела! Сам Бог велел тебе стать командиром саперного отделения в разведвзводе. Хочешь? – предложил, заулыбавшись и взбивая волосы, Кузьма. Он всегда взъерошивал волосы, когда находил правильное решение.

– А разведчиками никак нельзя?

– Так минная разведка одна из самых важных, и саперы всегда идут впереди всех вместе с разведчиками.

– Ну, в разведсаперы, так в разведсаперы! Записывайте – Мирошенко Беслан Емельянович!

– А чего у тебя имя мусульманское, а не казачье? – спросил отец Михаил.

– Так я с Зеленчукской станицы, что в Карачаево-Черкесии. Мама черкеска, а папа казак. Поэтому Шамиль и взял к себе без вопросов, что полукровка!

– А твои ребята Димка и Вовка тоже имеют таких родителей?

– Мы все из Черкесии и, естественно, у всех кровь разная, в том числе черкесская, карачаевская! – сказал Мирошенко, немного потупившись, – а если так – не возьмете?

– Почему не возьмем? Возьмем! Ты командир отделения, а твои ребята идут к тебе в саперную разведку. Так и записываю в свой блокнот – Мирошенко Беслан Емельянович. А языки черкесский, карачаевский или кабардинский знаете?

– Черкесский знаем, кабардинский понимаем, карачаевский тоже, хотя он другой группы языков, как и балкарский. Объясниться сможем. А с черкесами в своей станице росли. Вместе хулиганили, вместе учились. По-разному и разговаривали. Друзей много из них. На пастбищах вместе время проводили, скот пасли у большого и малого Бермамыта.

– Языки это в нашем деле хорошо и даже очень надо! – Кузьма посмотрел на отца Михаила и тот кивнул ему головой.

– Пишите тогда и Вовку с Димкой. Николаев Дмитрий Борисович и Каноков Владимир, – Мирошенко немного смешался, затем, открыв дверь, крикнул, обращаясь к ожидавшим его друзьям, – Вовка, как тебя по отчеству? А то я забыл!

– Мансурович! – крикнул тот из тамбура.

– Мансурович он! – крикнул Мирошенко Кузьме.

– Беслан Емельянович, берите своих друзей! Мы с ним побеседуем позже, раз вы все о них рассказали. И следуйте к КПП, там увидите палаточный лагерь. Вам туда. А все остальное Михаил Юрьевич, командир разведвзвода, вам он расскажет и покажет, что где получать и что делать. Вливайтесь в нашу подготовку! – Кузьма улыбнулся.

Мирошенко с сияющим лицом повернулся, вышел и из коридора послышался радостный шум.

Когда Беслан вышел, отец Михаил спросил Кузьму:

– А вы, Кузьма Степанович, откуда минное дело знаете? Вы же моряк?

– Так практика у нас в училище была в полку морской пехоты. Там все это проходили и осваивали. По морской специальности я ракетчик и артиллерист все же. Должен разбираться в этих вопросах.

Остальные приехавшие были механиками водителями или артиллеристами.

Кузьма и отец Михаил с каждым побеседовали лично. В конце беседы у Кузьмы его механизированный взвод пополнился почти до полного состава.

– Ну вот, вроде и все! – подбил черту под прибывшими Кузьма, – теперь надо их в баню и на получение обмундирования и вооружения. Ты, отец Михаил, проконтролируй и после этого в подразделения. А Мирошенко мне понравился. И место его в разведке!

Через несколько дней, когда Кузьма с отцом Михаилом обсуждали вопросы ночного обучения снайперов, дверь в кабинет Кузьмы приоткрылась, и вошел невысокий человек в синих джинсах и светлой куртке, с небольшими залысинами на голове и редкими волосами.

– Вы Кузьма Степанович? Разрешите представиться?

Кузьма и отец Михаил, уже вставшие, с удивлением посмотрели на вновь прибывшего. Вошедший плотно закрыл за собой дверь и тихим голосом произнес:

– У меня к вам личная информация конфиденциального характера.

Кузьма посмотрел на отца Михаила и тот вышел из комнаты.

А неизвестный, проверив плотность закрытия двери, продолжил:

– Я к вам в отряд направлен по распоряжению Федеральной службы безопасности по Краснодарскому краю. Буду исполнять обязанности представителя особого отдела при вашем отряде. Это неофициально. Мое воинское звание капитан. Фамилия Носов Николай Николаевич. Официально я ваш новый начальник штаба и буду выполнять эти обязанности. Если можно, то мне не хотелось, чтобы ваши казаки знали, какие органы я здесь представляю. Это согласовано с вашим командованием из ГРУ. Со мной вместе прибыл шифровальщик младший сержант Молокнов Василий Еремеевич, его по возможности определите при штабе с писарями.

– То есть, вы мой заместитель и начальник штаба отряда? А Науменко ничего о вас мне не говорил! – широко открыв от изумления глаза спросил Кузьма.

– Правильно, не говорил! Не все можно доверять связи, особенно телефонной. Вот записка от Науменко для вас. Там он все излагает подробно! – Носов протянул Кузьме запечатанный сургучом конверт, – здесь все указания по мне и Молокнову!

Кузьма прочитал все внимательно. Носов продолжил:

– Все эти данные касаются только нас с вами и больше никто ничего лишнего знать не должен. Сейчас в Чечне в нашей группировке войск фиксируется нашими органами наличие изменников и шпионов. Причем, на самом высоком уровне, и этим объясняются наши большие неудачи и крупные потери. Мы бьем, а они уже готовы к удару, или ушли, а потом сами бьют нас сзади в спину. Видели когда-нибудь бой боксеров, из которых один сильней, но ведет бой с завязанными глазами, а второй слабее, но для него не существует правил борьбы и нет жалости и пользуется тем, что у противника нет глаз. Вот это чем-то напоминает наши сегодняшние действия в Чечне. Именно поэтому я здесь, чтобы ваш, вернее, уже наш отряд смог выполнить возложенную на него задачу. Опыт диверсионной деятельности, как и контрразведывательной работы, у меня есть, можете поверить на слово, потому что где и как я вам всего сказать не могу и не имею права! – тихим голосом сказал Носов.

Кузьма опять задумался, потом дописал его в список отряда.

– Носов Николай Николаевич, капитан, заместитель командира отряда, начальник штаба.

– Запишите еще моего помощника – младший сержант Малокнов Василий Еремеевич – шифровальщик, писарь, – подсказал Носов.

– Сколько вам лет, Николай Николаевич?

– У меня возраст Иисуса Христа – 33 года, а Молокнову 22 года Он контрактник, – пояснил тот с улыбкой, усаживаясь на стул, – мне надо дать вам некоторую информацию, которую вы должны обязательно знать.

Носов немного помолчал и тихо сказал:

– Так вот, Кузьма Степанович! Хочу вас огорчить! В силах ичкерийского сопротивления знают о направлении в Чечню нескольких казачьих отрядов с Терека, Кубани и Дона. Они хотят использовать этот факт в борьбе с нами и преподнести западу, СМИ, что казачество направляется в отместку за независимость Чечни-Ичкерии. Это начало геноцида чеченского народа. Как же – царские сатрапы, веками угнетавшие мирных горцев, казаки возвращаются в Чечню творить беспредел! Нашей задачей является максимально не дать им в руки этих козырей. Поэтому, когда пойдем в Чечню, звания у нас будут армейские, форма армейская, знаки различия армейские. Любое упоминание о казачьих отрядах – запрещено! Все должно быть, как в армии! Мало того – мы будем работать под прикрытием морской пехоты Черноморского флота. Отсюда и форма, которую вам выдали.

Кузьма посмотрел на свой черный берет, висевший у двери.

– Второе – это скрытность! – продолжил Носов, – задачи нашего отряда будут разведывательно-диверсионные. А это подразумевает особую скрытность. Никто не должен знать о том, чем мы занимаемся, какие наши планы, кто мы. Даже для командования федеральной группировки у нас будет своя легенда. О нашей деятельности будет знать только ограниченный круг лиц. Поэтому надо максимально разъяснить вашим, вернее, нашим, – он улыбнулся своей оговорке, – казакам, вернее, морским пехотинцам, о том, чтобы как можно меньше общались с солдатами федеральных войск, а если общение будет, то для всех будет легенда. То же самое касается общения с родными и близкими. Мы регулярная часть морской пехоты.

– А почему тогда не взять регулярную часть морской пехоты. Это было бы проще?

– Не совсем. Нам придадут перед выходом несколько офицеров из морской пехоты – специалистов по диверсионной деятельности. Они уже прошли бои в Грозном прошлой зимой и весной и знают обстановку там. Но черноморская морская пехота зажата в Севастополе и ее наши братья и партнеры украинцы не выпустят оттуда. А балтийскую, северную, тихоокеанскую морскую пехоту только недавно вывели оттуда, и они, если честно, то обескровлены. Много погибших и раненых. Но чем смогут – они вам все же помогут! Легенда такая – мы батальон черноморской морской пехоты под условным названием «Тамань», базирующаяся в Новороссийске. Форма, которая вам выдается, соответствует форме морской пехоты. Подчиняемся Министерству обороны, конкретно ГРУ, и выполняем специальные задачи! – Николай Николаевич улыбнулся.

– Теперь понятны тельняшки и черные береты! – улыбнулся Кузьма.

– Как вам это будет ни странным, но о нас уже знают в Чечне! – продолжил Николай Николаевич, – утечки откуда-то уже есть, и я буду с этим бороться! – он вздохнул, – могу вам ответственно сказать, что в руководстве Дудаева уже есть желание уничтожить наш отряд прежде, чем он попадет в Чечню. Главное для них – опорочить саму идею создания казачьих отрядов. Против нас будут работать лучшие специалисты в вопросах пропаганды и контрразведки и не только чеченские, но и зарубежные. У них в отрядах уже есть инструктора из США, Великобритании, Иордании, Саудовской Аравии. Мы же должны максимально не дать им этого сделать, а этого добиться весьма непросто. На совещании с офицерами, когда вы представите меня, я постараюсь все это им изложить. И каждый ваш, вернее, наш казак должен это знать и понимать. Никаких вахмистров и есаулов здесь даже и быть не должно! Только флотские звания, которые будут утверждены Министерством обороны. Это все, что я сегодня могу сказать вам!

Кузьма поблагодарил за сведения Носова и предложил прогуляться, посмотреть подготовку отряда. Закончив с бумажными делами в строевой части, они все втроем, с присоединившимся к ним отцом Михаилом, вышли из здания штаба. Мимо пробежал взвод до пояса раздетых казаков под командованием сержанта Громова.

Разгоряченные молодые тела бросились в глаза Кузьме. Увидев начальство, многие подтянулись, и увеличили шаг.

Где-то на бугре за лагерем Осипович занимался конной подготовкой разведчиков. Было видно, как он стоит посредине, а казаки по нескольким кругам едут вокруг него. Несколько человек, видимо, на ходу бросали в большой деревянный щит ножи прямо с коней.

Из лагеря были выведены все БТРы. Было видно, как на большой поляне Миронов знакомится с прибывшим пополнением. Все его подчиненные в черных танковых комбинезонах и шлемах стояли в строю напротив БТРов. Миронов что-то рассказывал водителям и экипажам машин, помахивая веточкой. Оттуда доносился веселый дружный смех.

– Недолго нам осталось смеяться! – грустным голосом сказал Носов, – я, Кузьма Степанович, когда вернемся – немного поработаю с личными делами. Вы дадите команду?

– Конечно. Вы же начальник штаба!

Кузьма взял травинку в рот.

– Отец Михаил, а вы что скажете, чем порадуете нашего начальника штаба? Вы все же наш инженер человеческих душ!

– Ну, как сказать! Есть неверующие, есть атеисты – это дело времени, воспитания и собственной позиции. Как правило, на войне люди быстрее начинают верить. Я заметил, что чем ближе к смерти, тем крепче вера!

– Может, может быть, вы и правы! – задумчиво произнес Носов, – ну, а так по контингенту казаков, есть у вас сомнения? Есть, кто с других регионов, полукровки? Других вер?

– Есть у нас три грека. Но они греки наши – кубанские. Их предки здесь поселились еще со времен Золотого Руна или Тмутаракани, есть полукровки. Вот трое ребят пришли с Зеленчукского района, воевали, кстати, в Абхазии в отряде Шамиля Басаева – смесь черкесов с казаками, то есть отец казак, мать кабардинка или черкеска, или наоборот. Говорят, кровники Басаева. В личных делах все указано – можете посмотреть. Есть армянин, хороший парень, наш – с Кубани.

– Я дам команду Волкову, это наш старшина, представить вам личные дела всего отряда! – сказал Кузьма.

Он с времен флотской службы с опасением относился к работникам особых отделов, хотя сейчас внутренне понимал необходимость этой работы.

– А сидевшие в тюрьмах у нас есть? Граждане других государств? – спросил Николай Николаевич.

Батюшка задумался, а потом пробасил:

– Мы недавно с ними. Сроки ограниченные, а вслух этого никто не объявлял, а мы и не спрашивали. Сами понимаете, всех тонкостей узнать не удалось. Только то, что сами скажут. Есть, кто в Афганистане воевал, в Приднестровье, в Боснии, в Карабахе. Причесать всех под одну гребенку сейчас сложно.

Кузьма почесал нос, и громко чихнул.

– Будьте здоровы, Кузьма Степанович! Мне для работы понадобится отдельный кабинет, где я смогу работать с личными делами, куда я смогу приглашать кое кого на беседу и обязательно нужна прямая связь с Краснодаром.

– Тогда все нормально! Комнату я вам выделю в нашем штабном домике. Она же будет вашим кабинетом, а остальное ваше дело.

– А какое у вас образование? – внезапно спросил отец Михаил.

– Московское училище имени Верховного Совета РСФСР.

Кузьма немного приободрился – полноценный начальник штаба появился.

– И еще, Кузьма Степанович! Мне сказали, что в отряде запрещено вами курение? – как-то смущенно спросил Николай Николаевич.

– Это так! – поморщился от вопроса Кузьма, – я искренне верю, что курение вредит здоровью людей, а нам нужны здоровые люди, способные пробежать десяток километров минимум с полной выкладкой и не сдохшие. А потом курение – это демаскирующий признак в разведке!

– А вы свято верите, – остановился Носов, – что заядлые курильщики способны по приказу бросить курить?

Кузьма тоже остановился и повернулся к нему.

– А почему, собственно, я не должен в это верить? Люди рождаются без сигареты во рту и начинают курить в более или менее зрелом возрасте. Кто-то начинает, кто-то не начинает и от этого не умирает. Наши предки веками не курили, пока Петр Великий не ввез на нашу Родину эту гадость. Глупость, баловство думают, закуривая первый раз, а потом не могут бросить. Может, мой приказ поможет кому-то бросить курить под страхом изгнания из отряда или наказания. А, возможно, спасет кому-то жизнь.

Носов потоптался, задумался, а затем вынул из кармана пачку сигарет и, смяв, выбросил.

Кузьма засмеялся.

– Поздравляю и приветствую ваш поступок!

– Это будет сложно, но весьма возможно! – пробурчал себе под нос Носов.

Кузьма улыбнулся.

– Надеюсь, насчет второго моего приказания у вас претензий нет?

– Какого? – заинтересовался Николай Николаевич.

– Запрет пьянства!

– Здесь все правильно! Я двумя руками за! А насчет курения вы тоже правы!

На вечернем собрании офицеров Кузьма, на которое прибыли отец Михаил, Осипович, Миронов, прикомандированные офицеры Ускова Семенов и Лихошерст, представил капитана Носова как своего заместителя и нового начальника штаба и попросил всех присутствующих выполнять его приказания, как свои. Предупредил, что Николай Николаевич будет вызывать всех по очереди и знакомиться с каждым персонально.

После совещания Кузьма предложил всем попить чай. Шли неторопливые разговоры о жизни, о войне, о Чечне. Носов принес в комнату Кузьмы гитару и, сев рядом с Мироновым, неожиданно запел романс:

Миронов стал ему подпевать. Бас отца Михаила придал законченность мелодии. Все заслушались. Даже писарь Шевченко и вахмистр Волков открыли двери к Кузьме и, спросив шепотом его разрешения, встали у дверей.

Когда песня закончилась, раздались аплодисменты.

А Носов, не останавливаясь, продолжил украинской мелодией, которую сразу подхватили все:

Миша Осипович посмотрел на часы и присвистнул, когда Носов сделал перерыв.

– Кузьма Степанович, разведвзвод сегодня выходит в ночное, согласно плана. У нас выдвижение двумя конными группами в назначенную точку и три заранее выдвинутых конных группы ставят на пути засады. Задача первых – дойти до Кубани, переправиться через нее, дойти до хутора Михайловского, что в 10 километрах от Кубани и заминировать здание птицефермы, стоящей немного в стороне от хутора. Задача заранее выставленных засад – не допустить этого.

– Ну что ж, Миша! Выдвигайся! Смотри – никого не утопи! У тебя же там переправа через Кубань. Ты пойдешь с какими группами? Во сколько вернешься?

Миша посмотрел на часы, что-то прикинул.

– Я думаю, что часом к пяти утра все будем в лагере. Я пойду с прорывающейся конной группой, но как наблюдающий. Если что – мы договорились держать связь на радиостанциях Р-168-0,1УМЕ на частоте 48,250 мегагерц. Я уже предупредил радистов в лагере. Можете нас контролировать. Идем с полным боекомплектом. Мы будем уходить по-тихому, как всегда.

Последние слова он сказал на ухо Кузьме, выразительно показав глазами на Семенова.

– Чем меньше они знают, чем мы занимаемся, тем выше уверенность, что мы свои задачи выполним!

– Ну что ж, с Богом, казаки! – перекрестил Осиповича отец Михаил, – надо казаков, уходящих на задание, на молитву собрать. Пойду в ваш лагерь!

– А можно я с вами пойду со второй группой? – неуверенно предложил Носов, – я и кроссы бегаю, и на коне могу! Ездил, честное слово!

Осипович немного удивился, но не подал виду.

– С нами, так с нами пойдете. Вы же начальник. Посмотрите на нас, а мы все на вас. Пойдете во второй конной группе младшего сержанта Леши Белова, а я пойду в конной группе Семенчука.

– С Беловым, так с Беловым, а с Мирошенко мне никак нельзя?

– Нет, с Мирошенко нельзя! Он и его ребята уже ушли! – Михаил Осипович посмотрел на свои часы, и улыбнулся, – еще аж в 20 часов, готовить три переправы через Кубань. Уже ушли даже группы засад. Скоро пора и нам выступать. Вы бы оделись теплее. Все же не лето.

– Да, конечно! – ответил Николай Николаевич и, взяв гитару, пошел переодеваться.

– Кузьма, а он не фээсбешник? По вопросам его чувствую и выражению лица. Как он захотел с Мирошенко пойти? Ты обратил внимание?

– Миша, тебе все расскажи! Ты же разведчик и понимаешь, что всего говорить бывает нельзя!

– Ладно, понял! – пожал руку Кузьме Михаил.

Уже выходя из домика с Николай Николаевичем, Осипович сказал:

– Николай Николаевич, я тебе подробнее расскажу о задании. Ты Беловых не перепутай – их у нас два брата близнеца – Саша и Леша. Похожи очень и оба командиры отделений. Но один в засаде, второй с тобой. И не вмешивайся в командование. Пусть сами разбираются в обстановке, – инструктировал Осипович.

По дороге в казарму их догнал батюшка.

– На молитву обязательно всех, кто остались! – резюмировал он, увидев некоторое несогласие Осиповича, – но только желающих! И исповедь! Я все проведу! Ведь хоть и условно, но на войну идут ребята.

После ухода Носова и Осиповича все стали расходится. Кузьма пошел в казарму к казакам проверить готовность к отбою.

Где-то в районе луга он услышал удаляющийся топот коней.

К нему вернулся с луга отец Михаил.

– Хорошие ребята – чистые! На войну готовятся! Ты бы послушал их исповеди. Все крестились, даже не верующие!

– По-тихому ушли! – сказал Кузьма, – это правильно. Пройдут здесь – пройдут и там!

На лугу все также горели огни коноводов у палаток, и не было видно удаляющихся всадников, скакавших на легкой рыси. Кто ушел, куда и зачем? Да Бог его знает!

Глава 8. Вылазка

Отец Михаил пошел в казарму к казакам вести беседы по истории казачества и России. Надо сказать, что казакам нравились подобные беседы. Много рассказывал отец Михаил про историю кавказских народов, большую кавказскую войну.

Каждый вечер с казаками проводил занятия по чеченскому языку проводник Алешечкин. Основные слова, фразы. Кузьма требовал, чтобы все казаки могли объясниться свободно с местным населением на их родном языке.

Отделение разведчиков в пять коней урядника Леши Белова шло легким наметом по темному лугу. Шли с остановками. Впереди, оставив коня, скрылся разведчик Сергей Погребец. Он разведывал обстановку и потом раздавался крик совы – все нормально – конная группа двигалась дальше.

Носов, которому досталась спокойная кобыла по кличке Зина, поравнялся с Беловым.

– Как к Кубани будешь выходить, как найдешь переправу, как переправляться будем?

– Переправу думаю, что найду. Там пошли ребята готовить. Но не исключено, что придется переправляться вплавь. Кто же его знает. Вы плавать умеете?

– Конечно. Но холодно же!

– А что делать? Это боевое задание! Я думаю, что нас постараются перехватить до Кубани. Мы рекогносцировку местности вчера днем проводили. Если, заблудимся, выйдем на связь с саперами, но можем себя и их демаскировать, сначала постараемся все найти сами. Нашу переправу обеспечивает Вася Берестов из нашего отделения и кто-то из саперного отделения Мирошенко. Дальше они пойдут с нами на ту сторону. Если удастся достать лодки, а там станица рядом, то значит – нам повезло.

Впереди раздалось уханье совы, и четверка коней с пятым пристяжным по очереди двинулась вперед. Впереди ехал Леша Белов, группу замыкал капитан Носов. Как только они достигали видимости Погребца, тот махал рукой и тихо уходил дальше, ведя коня за повод. Затемнел вдалеке темными посадками берег Кубани.

– Сейчас на том берегу должна быть станица. Мы ее будем обходить по полю! – предупредил Носова Белов, – на этом берегу может быть стадо станичное с пастухом и собаками. Луга здесь хорошие. Нам надо пройти так, чтобы никто нас не увидел.

Действительно, где-то недалеко раздался вой волка, предупреждающий об опасности. А затем далекий лай большой собаки. Белов предупреждающе поднял руку вверх. По его команде все остановились. Прошло некоторое время, и появился Сергей Погребец.

– Стадо коров пасется. Собака, видимо, кавказец почуяла меня или услышала, хотя ветер в другую сторону.

– Обходим! – принял решение Белов и рукой показал направление на север.

Погребец скрылся в указанном направлении. Минут через десять раздалось уханье совы, и маленький отряд двигался дальше.

Спустя некоторое время по команде Леши Белова отряд снова повернул на юг. С небольшого пригорка открылась станица на том берегу Кубани. Кое-где в окнах домов горел свет, раздавался далекий лай собак.

– Кубань немного огибает маленький полуостров. Там нас ждут саперы и, возможно, первая засада. Места переправы мы выбирали сами и никому о нем не говорили, кроме своих саперов. Но те, кто в засаде, думают так же, как и мы, поэтому надо быть настороже.

– Это точно, Леша! Как думаешь действовать?

– С этой стороны я отправлю Погребца, с другой стороны Коля Воронко. Ну, а мы здесь будем ждать результатов. Если их схватят, то будем искать другое место для переправы.

Воронко и Погребец тихо ушли в темноту. Тишина была такая, что казалось, что все будет слышно. Казалось, что было слышно, как плещутся волны Кубани.

Внезапно раздался какой-то шум.

– Тихо! – скомандовал Леша, – уходим! Засада, наверняка и наших дозорных перехватили!

Остались на месте. Носов смотрел на еле видные в темноте темный лица разведчиков, вымазанные еще какой-то грязью.

– Они ждут, что мы пойдем дальше от станицы, а мы попробуем переправится у самой станицы. Там нас точно меньше всего ждут!

Внезапно в самой темноте раздалось уханье совы.

– Погребец! – прошептал Сергей Шестов.

– А если он с засадой? – спросил Носов.

– Если он с засадой, то совой ухать не будет, а будем слышать вой волка. Так что все нормально. Ты пока уводи коней за кусты, а мы с товарищем капитаном подождем Сергея.

– Нет, ребята, на меня не рассчитывайте! Меня нет с вами! Таковы условия учений, насколько я понял.

– Ну, так вы тогда идите с Сергеем и с конями, а я подожду – Погребца встречу один.

Носов и Шестов скрылись за кустами. Они сидели в кустах, чутко прислушиваясь к каждому скрипу. Лошади стояли тихо и, наклоняясь, жевали траву.

Через некоторое время на поляну тихо, как тени, вышли трое: Белов, Погребец и незнакомый казак.

– Это Беслан Мирошенко, по кличке Бес! – пояснил Белов, – он предупредил Погребца о засаде. Так что мой братец взял нашего сапера Берестова и затем Воронко. Теперь он знает, что мы здесь и ищет нас. Нам надо скорее переправляться на ту сторону. По коням!

Беслан коротко, шепотом рассказал свою историю.

– Мы приготовили плоты для вооружения и одежды, я отошел искать бревно или длинную палку, как эти навалились и захватили Василия. Он успел предупредить меня, и я спрятался в воде. Они обшарили весь берег, но меня не нашли. Потом они сели в засаду вас ждать, а я выбрался западнее и пошел вам навстречу, чтобы встретить и предупредить, да не успел.

Погребец, как всегда ушел вперед, а Мирошенко присоединился к разведчикам и стал замыкать группу. Уханье совы призывно звало вперед.

Внезапно к группе вышел Погребец и что-то зашептал к наклонившемуся к нему с коня Леше Белову.

Тот повернулся к Носову.

– Здесь лодка есть. Наверное, пастухи оставили. Боеприпасы и вооружение сложим в лодку. Погребец, Мирошенко и вы, товарищ капитан, переправитесь на ней. А мы с Сергеем Шестовым поплывем с конями. Помните, что течение у Кубани очень сильное. Встреча там на берегу, где белеет песок. Выгребаем туда, снесет – все-равно там собираемся!

Погребец столкнул лодку в воду. Одного коня держал за уздцы Николай Николаевич из лодки. Белов и Шестов взяли за уздцы по два коня и поплыли слева от лодки. Плыть было сложно, течение сносило. Вода Николаю Николаевичу обжигала и сводила руки. Но конь плыл за лодкой.

И он подумал: «Как там плывут Шестов с Беловым. У них же по два коня, и холодина страшная!»

На темной воде было видно, что Белова и Шестова с конями сносило вниз по течению.

Причалив к берегу, Погребец и Мирошенко из лодки выгрузили все, что было в лодке. Заседлали единственного оставшегося коня, плывшего за ними. Погребец ушел вдоль реки встречать Белова и Шестова. Наверное, полчаса ждали. Беспокойно вглядывались во тьму.

Наконец, рядом прокричала сова, и через пять минут появились все, вместе с конями. Коней быстро заседлали.

Леша Белов взглянул на часы и присвистнул.

– Мало времени осталось у нас. А впереди еще минимум одна засада. Да и братец, если прицепился, не отпустит. Я его знаю. Он нас так просто ждать не будет на том берегу, а пойдет сразу к хутору перехватывать. Я предлагаю пройти через станицу. Нахально, но это единственный выход.

Все вскочили на коней и наметом понеслись по улицам станицы. Со всех дворов раздавался лай собак, кое-где включился свет. Видимо, обитатели домов ничего не понимали и выглядывали в окна. На одной из улиц от них шарахнулся припозднившейся житель или сторож. Увидев конных военных людей, куда-то несущихся, посчитал за лучшее спрятаться. Дома станицы прятались в темных садах деревьев. На центральной площади станицы, видимо, шло восстановление храма. Множество стройматериалов были аккуратно сложены вдоль заборов.

Пятерка всадников пронеслись по улицам станицы в считанные минуты. Вот и окраина станицы. Впереди была дорога, но она не вела к нужному хутору.

– Пойдем через поля напрямик! – приказал Белов, – здесь много ирригационных каналов, садков. Местные жители разводят рыбу, поэтому придется переправляться во многих местах. Каналы неглубокие. Можно с коней не сходить, но намочить форму придется всем.

Всадники понеслись вперед, затем все медленнее и медленнее. Вот впереди первый канал. Леша слез с коня и повел его через канал под уздцы.

– Всем придется слезать, – шепнул он Николаю Николаевичу, – а то, не дай Бог, копыто попадет в ямку. Ногу сломает. А нам это никак нельзя допустить.

Два часа они перебирались через каналы, иногда шли по пояс в воде. Выдохлись страшно. Наконец, вышли на сельскую дорогу.

– Эта дорога ведет к хутору Михайловскому. Дальше пешком. Слишком шумно. Здесь мы разделяемся. Я, Бес и товарищ капитан идем минировать. Миша Погребец, как всегда, давай вперед. Сергей, ведешь коней вдоль этого канала к пересечению дорог и ждешь нас. Помни, что там, возможно, тоже будет засада. Поэтому будешь нас ждать немного южнее за километр. То есть – ближе к хутору. К перекрестку не подходи. Понял? Пароль – волчий вой в случае засады, сова – нормально.

– Понял! – вздохнул глубоко Сергей. Видимо, ему тоже хотелось пойти со своими ребятами, но приказ есть приказ.

Нагрузившись взрывчаткой и сигнальными ракетами, они направились в сторону предполагаемого хутора.

Вперед ушел налегке, как всегда, Сергей Погребец. В правой руке он держал на случай опасности ракетницу.

Раздалось уханье совы, и маленький отряд тихо продолжил движение вперед там, где их ждал Погребец, и куда они должны были дойти.

Так продолжалось с полчаса. Когда уже подходили к объекту, и казалось, что все – задача решена, внезапно в воздух взвилась зеленая ракета, раздался какой-то шум борьбы и тихие вскрики.

– Серегу взяли! Засада! Теперь нас будут брать! Знают, что мы рядом! Уходим вбок и ложимся в канаву. Маскируемся ветками и травой. Могут и не увидеть. Если они нас не обнаружат, то могут решить, что мы отходим, будут преследовать нас. Когда пройдут мимо нас и чуток отойдут, мы пойдем дальше и нам этого времени должно хватить.

Леша и Беслан залегли в канаву, закопавшись в грязь, скрывшись почти полностью в воде. Кряхтя, за ними залез и Носов. Это они успели сделать вовремя, как мимо них пронеслись на конях трое разведчиков с горящими фальшфейерами в руках. Они разглядывали все канавы и кусты вдоль тропинки.

– Гони их к реке! Вы налево, я направо вдоль тропы! – раздался крик Белова Александра.

– Они разделились. Перекрывают развилки дорог. Ждут нас. Остальные, наверное, охраняют пленных.

Потихоньку вылезли из канавы. Николай Николаевич чувствовал, что промок до нитки и у него не попадал зуб на зуб.

– Бес, пошли! – сказал Белов Мирошенко и тот в ответ кивнул лишь головой, – вы, товарищ капитан, ждите нас здесь у дороги! – сказал он отряхивавшему форму от грязи и прошлогодних листьев, и водорослей Носову. Мы сейчас освободим Погребца, и путь на объект открыт. Теперь уже рядом.

Носов кивнул головой, и подумал: «Черт побери эти мальчишеские игры! Теперь точно простужусь. Вода-то в канаве холодная!»

Ребята вдвоем ушли, как тени в темноту. Ноги их неслышно скользили по ночной траве. Место, где находился в плену Погребец, они нашли быстро. Вдвоем им не составило труда обезоружить охранника, который сначала обознался и перепутал Лешу с Сашей. Хорошо, что близнецы.

– А где еще один ваш? – спросил Леша Белов схваченного Погребцом и Бесланом охранника.

– Вася остался охранять вашего Серегу Шестова. Там его наши ребята схватили с конями!

– Понятно, пленные большая обуза, но на них приходится тратить ресурсы! – прошептал Леша.

– Значит, так! Ты свободен! – сообщил он охраннику, – связывать мы тебя не хотим, и можешь идти и звать сюда своих, пока мы взорвем объект!

Охранник быстро скрылся в темноте.

– Вперед, Бес, дальше идем вдвоем!

– Погребец, останешься здесь ждать нас! Если что – прикрываешь! Здесь капитан Носов ждет нас на развилке. Смотри за ним!

Белов и Бес схватили свои вещмешки с сигнальными минами и ракетами и побежали бегом к черневшей в ночной темноте бывшей птицеферме.

Она смотрелась в поле большими темными развалинами. На более светлых стенах черными впадинами смотрелись бывшие окна и двери.

Быстро расставив вокруг фермы сигнальные мины, Белов и Погребец уже хотели запустить их, как из развалин птицефермы вышел Осипович.

– По времени на четверочку уложились, Леша! Где остальные?

– Носов и Погребец на развилке. Метров 200 до них. А остальные, видимо, у реки.

Осипович пошел к развилке и быстро нашел Николая Николаевича.

– Как думаешь, Николай Николаевич? – спросил он стоявшего в стороне и с изумлением наблюдавшего за ним капитана, – получилось у ребят?

– Думаю, вообще-то да! Интересно было посмотреть на все это! – отбивал зубами чечетку Носов.

– На, хлебни! Здесь коньяк! – ткнул вбок ему флягу Осипович, – но, чтобы никто не видел и Кузьме ни-ни! Так, лекарство вроде!

Носов открыл флягу, незаметно прижался к ней губами, и живительная влага разлилась по всем его членам. Стало теплее и веселее.

Он подумал: «Интересные игры у ребят, и они выполнили то, что было надо!»

Внезапно уже начинавшее немного светлеть небо осветил фейерверк от птицефермы. И через минуту запыхавшиеся выскочили к перекрестку Белов и Беслан.

– Задание выполнено, товарищ капитан! – доложил Осипович, – сейчас все наши соберутся на этом берегу. Леша, ваши кони где?

– Здесь недалеко! У развилки на станицу, Сергей Шестов с ними, но его захватили.

– Пускай зеленую и красную ракеты.

В воздух взлетели зеленая и красная воющие сигнальные ракеты.

– Это сигнал сбора! – объяснил Николаю Николаевичу Осипович.

Раздался топот коней и веселые крики и было видно, как с того конца поля галопом неслись кони с всадниками к развилке. Вслед за ними всадниками Саши Белова показался с конями под уздцы довольный Сережа Шестов, тащивший их за уздечки их хозяевам.

– Леша, это мы сделали? Я думал, когда увидел ракету Погребца, что вам конец.

– Да, Серега, мы это сделали. Мы смогли пройти!

– Белов, вызывайте по рации все группы! Место сбора – на той стороне Кубани у переправы! Начинаем движение назад! От птицефермы все убрать, а то скоро соберутся местные жители. А нам этого не надо!

Отряд пошел быстрой рысью к дороге и далее к переправе. На той стороне реки у переправы были видны какие-то всадники.

– Михаил Юрьевич, а группа Семенчука где? С которой вы шли? – спросил Носов, еще раз прикладываясь к фляге.

– Захвачена на том берегу. Ушел один я, меня взять этим ребятам пока не силам! – усмехнулся он.

Когда пришли в лагерь Осипович построил отряд, всех пересчитал, приказал проверить наличие лошадей и имущества. Убедившись, что все на месте, он поблагодарил за службу и дал команду всем спать до 10 часов.

Глава 9. Легко в учении

Носова провели через дырку в заборе. Засыпая в своей кровати, Носов, вспоминая эту ночь, не мог понять, все это ему приснилось или было на самом деле.

В шесть часов в казармах раздался сигнал «Подъем». Офицеры и сержанты проверяли, как их подчиненные встают, застилают кровати, выходят на построение для физзарядки. Был слегка сумрачный день и моросил легкий дождь.

– Как отвоевали, Михаил Юрьевич? – спросил Кузьма зевающего Осиповича, пришедшего для доклада.

– Нормально! Без замечаний! Задание выполнила одна группа. Общая оценка удовлетворительно.

– А где Николай Николаевич? Я его что-то не вижу. Спит, наверное?

– Да. Мы вернулись меньше часу назад!

– Так и ты иди и пусть твои разведчики спят до завтрака!

– Я приказал уже. А я тоже, пожалуй, немного минуток высплюсь!

На завтраке Носов покашливал. У него был насморк.

Офицеры завтракали в казачьей столовой за отдельным столом. Так было принято у казаков – офицерам есть пищу из одного котла с казаками.

Усков предлагал питаться вместе с его офицерами в офицерской столовой, но Кузьма был категорически против.

– Мы все же казаки. У нас такие свои обычаи! – извинялся он перед Усковым.

– Помолимся, братия! – громко пропел, вставая, отец Михаил.

Раздался шум отодвигаемых стульев, все встали – верующие и неверующие.

Когда остановился шум, батюшка начал молитву:

– Господа Бога нашего поблагодарим за данную нам пищу! Отче наш, иже еси на небеси… – начал читать он молитву, и многие казаки повторяли за ним.

Неверующий ранее Кузьма вместе со всеми клал православный крест.

После молитвы все уселись и раздался шум ложек и кастрюль.

Позавтракав, казаки быстро надевали военное снаряжение, бронежилеты, каски-сферы, брали винтовки и автоматы, готовились к новому дню.

– Снайпера, построиться здесь! – командовал отец Михаил.

– Пулеметчики, гранатометчики, огнеметчики, саперы, связисты, артиллеристы, минометчики – строиться здесь! – командовали прикомандированные Лихошерст и Семенов.

Строй за строем уходили на стрельбище, откуда начинали греметь выстрелы и взрывы.

К Кузьме подошел Миронов.

– Кузьма Степанович! Мы сегодня в полном составе марш-бросок на 200 километров до донской границы и обратно. С ГАИ я маршрут согласовал, и будет сопровождение. Пойдем по проселочным дорогам и бездорожью. На обратном пути заскочим на танковый полигон 24 танкового корпуса и отстреляем орудия и пулеметы. Все согласовано.

– Тягач взял? – пошутил Кузьма.

– Типун тебе на язык, Кузьма Степанович, прости Господи! – перекрестился Миронов, – это все равно, что вам с буксиром плавать на ваших кораблях. Сами вернемся своим ходом к вечеру. Сухпаи взяли. Идет три новых БТР-80М, четыре БТР 80А (подарки группы ЗГВ), один БТР-80К и один БРВМ-К – ремонтный и один БММ – санитарный. Всего десять машин. Задача – проверить механиков-водителей, связь, да и сами машины, переданные нам штабом 141 бригады.

– Ну что ж, вперед, Сергей Викторович, с Богом – так с Богом!

– По машинам! – раздалась команда и казаки в черных комбинезонах и танкистских шлемах побежали открывать двери ангаров.

Они что-то сигналили флажками и из распахнутых дверей ангаров выскакивали в облаках дыма БТР-ы.

Кузьма посмотрел в сторону КПП, где у полосатого шлагбаума уже стоял милицейский УАЗик, и куривший милиционер в сторонке приветливо рукой помахал Кузьме. БТРы выходили из боксов и строились в колонну. Наконец, по команде Миронова, севшего в милицейский УАЗик, двинулись за ним.

Кузьма постоял немного, посмотрел, как скроются БТРы из вида и пошел в комнату к Носову.

– Что, Николай Николаевич, простудился? – участливо спросил чихающего оперуполномоченного особого отдела.

– Тебя бы в речку посадить на часок по весне, а потом посмотреть на тебя! – улыбаясь, ответил тот.

– А вы что? И в реке сидели?

– Еще как сидели!

– Так сейчас же начало марта на дворе! Холодно еще! – усмехнулся Кузьма.

– Вот и я говорю, что март! Нам врач нужен, наверное! А то все бойцы заболеют!

– Ладно, не уходи от вопроса на поставленные ответы. Ты что можешь сказать по существу твоих исследований о моих казаках?

– Явные враги России пока не выявлены! Шесть человек сидели различные сроки за преступления от разбоя, драк до банального воровства. Вот тебе их список, если нужен, конечно. Теперь дальше – восемь человек имеют кавказские корни – или мать, или отец представители горских народов. Мусульман среди них нет, в бане все проверены. Вот тебе второй список.

– Сам проверял? – ахнул Кузьма.

– А кто еще? Кому можно доверить, как не своим глазам. Пошел с ними попарился в баньке.

– И какие выводы? – спросил, улыбаясь, Кузьма.

– Ну, как тебе сказать! Выводы нормальные. Но продают Родину и необрезанные, а ради денег. Так вот моя задача выявить, если есть такие, которые и пришли за этим в отряд или засланы теми силами, которым казачество и российская армия стоят поперек глотки. Ну и, естественно, меня интересуют те, кто потенциально может предать. За деньги или еще черт знает за что!

– Да, задал ты мне загадки, Николай Николаевич! Ты случайно Александра Александровича Лебедева не знал?

– Сашку Лебедева? Почему не знал? Он на два курса старше меня был в высшей школе КГБ, куда меня забрали из училища Верховного Совета. А ты его что, тоже знал?

– Был он на «Бресте», где я служил, оперуполномоченным особого отдела. Нормальный мужик. В трудную минуту выручил нас с ребятами. Сейчас возглавляет во Владивостоке охранную структуру «Мангуст». Борется с местными бандюками.

– Да, не позавидуешь ему! Сложную он жизнь выбрал! И теперь последнее: есть не совсем понятные мне люди. Это те, кто воевали в различных горячих точках – так называемые «серые гуси». Я направил запрос в территориальные органы ФСБ по месту их жительства и в Москву. Жду ответа. Таких у нас человек тридцать – вот тебе третий список. Думай!

Кузьма почесал затылок и тяжело задышал.

– А есть, кто пересекается во всех трех списках или в двух?

– Мирошенко один есть во всех списках, в двух пересекаются аж 17 человек. Вот такие пироги да пышки. И есть еще два этих, как их там? Проводники в разведвзводе – Алешечкин и Хорошихин. Они оба из Чечни. Алешечкин из станицы Червленой, а Хорошихин из станицы Ассиновской. При советской власти Алешечкин работал на железной дороге, а Хорошихин работал ветеринаром. Вот только как все это проверить? Документов никаких не уцелело, органов там нет, а если кто есть – такие данные могут прислать, что ужас! Вот и думаю о них. Командир, запомни одну истину, что те, кто нам нужны, не фигурируют ни в одном списке. У них чистая биография. И с этим я тоже работаю!

– Алешечкина и Хорошихина нам привез сам Науменко. Походный атаман говорит, что хорошо знают местность и даже чеченский язык, что немаловажно, имеют родственников в Чечне. Работали у него.

– Ты их не защищай, но ту информацию, которую я тебе дам – никому не сообщай. Это наше с тобой дело. Служба радиоперехвата ФСК перехватила две передачи из нашего лагеря на чеченских частотах в адрес Масхадова и их штаба. Расшифровка дала дату начала выдвижения нашего отряда в Чечню и маршрут движения. Тебе это интересно?

Кузьма с интересом посмотрел на Носова.

– Кто это сделали – наши или ребята Ускова сложно сказать! Мы с местным его особняком землю роем, но пока полный ноль. Ты, кстати, маршрут знаешь, куда и когда мы идем?

– Знаю, но не все! Науменко так посвящал не во все. Сказал, что потом обсудим эти вопросы. А там они знают все и называют точную дату 4 мая и маршрут движения через Моздок, Троицкую на Урус-Мартан. Переданы фамилии всех твоих командиров и их приметы. Поэтому я здесь этим занимаюсь!

Кузьма страшно расстроился, взъерошил шевелюру.

– Обрадовал ты меня в кавычках, Николай Николаевич! Хотя, нет худа без добра. Предупрежден – значит вооружен! Мне бы надо знать частоты, на которых велась передача эта. Мы проверим все радиостанции, которые совпадают по частоте и возьмем на контроль их использование, это – во-первых! А во-вторых, я нашим связистам и этим переводчикам с чеченского поставлю задачу послушать чеченцев заодно.

– А ты прав, давай послушаем их! Но у них в основном станции заграничные и частоты не совпадают! Это хорошие радиостанции. У тебя таких нет!

– Послушаем то, что совпадает по частоте! – обрадовался своей мысли Кузьма, – давай в выгородке казармы организуем свой узел связи. Пусть связисты несут вахту на прием, а заодно и выявляют частоты. Все радиостанции будут здесь также под присмотром, кроме стационарных на БТРах. И связь подвижных групп со штабом всегда может осуществляться.

– Ну что ж, давай попробуем! – осторожно ответил Носов, засовывая маленький кипятильник в стакан, – пожалуй, как начальник штаба, я этот узел возьму на себя. Заодно обучим радиотелефонистов наших применению шифров, ведению радиообмена, противодействию вражескому воздействию, умению уходить от помех и в тоже время самим ставить их, – он закашлялся, – попью я чайку, а то горло болеть начинает.

– Так у меня мед есть, я сейчас притащу! Мама положила, когда я уезжал. Лечиться, так лечиться! – и Кузьма убежал к себе в комнату за обещанным медом.

Вечером с марша вернулись БМП. Весь в пыли и злой к Кузьме ворвался Миронов.

С порога он зарычал на Кузьму:

– Дали нам то, что самим не гоже! Эмовские БТРы нормальные, но двигатель слабенький. Слов нет! В гору еле лезут, а нам на Кавказ идти, а там горы. Но прошли весь путь, как по ниточке. Только один старый БТР-80А сломался. Пришлось тащить его на буксире БРВМ-К. Движок совсем запоротый! Надо менять или БТР, или движок. Прицелы на пушках сбиты! Все надо отстреливать и регулировать!

– Вот с завтрашнего дня и займись этим!

– Да я один не справлюсь на такое количество машин, требуется зампотех.

– Ой, Сергей Викторович! Ты режешь меня без ножа! Где я тебе возьму зампотеха? Может, мне его родить?

– Если другого способа нет, то рожай! – спокойно ответил Миронов, – но без зампотеха я как без рук. Ты командир! Ты и думай!

На следующий день приехал полковник Науменко и привез с собой сразу нескольких человек. Молодого лейтенанта врача, закончившего медицинскую академию. Миловидную девушку невысокого роста. Армейского лейтенанта с танковыми погонами и черными петлицами и еще одного лейтенанта с красными просветами на погонах.

– Вот тебе хирург! Закончил морское отделение их военной академии, но кораблей сейчас нет. Его и сократили.

– Игорь Владимирович Плахов! Врач-хирург! – представился невысокого росточка черноволосый морской врач в черном флотском плащ-пальто и явно медицинским чемоданчиком в руках, – направлен был в экипаж на авианосец «Владимир Мономах» на Черноморский флот. Но Украина захватила корабль и потом его продали – то ли Индии, то ли Китаю. Весь экипаж остался не у дел. Направили в Черноморский госпиталь, работал, оперировал, но в ходе очередной компании сократили должность. Направили служить в Краснодар, думал война, есть потребность во врачах, а там выяснилось, что должностей вакантных нет. Вот и уволили из рядов Вооруженных сил по сокращению!

– Силы господни, что же там делают наверху? Тех, кто нужен – сокращают! Непонятно. А к нам как? Война идет, а хирурги им не нужны?

– Зашел в атаманское правление узнать, что и как. И встретил Владимира Александровича. Я сам из донских казаков. Слышали, город Фролово – это бывшая станица Фроловская войска Донского. Вот и пригласили меня в свои казачьи войска! – доложил врач, улыбаясь бесхитростной улыбкой.

Росточка он был чуть выше метра шестидесяти, но немного раскосые глаза на круглом, слегка смуглом лице, смотрели на жизнь с оптимизмом.

– А Игоря Муратова в академии вашей не встречали? – спросил Кузьма.

– Как же? Он был нашим преподавателем на кафедре полевой хирургии. Подполковник. Его почти год из черной формы в зеленую переодевали! – ответил лейтенант.

– Точно, он! Узнаю родного по походке! Так что, Игорь Владимирович, очень мне приятно, что вы попали к нам, я тоже флотский и служил на «Бресте». И командир взвода разведки тоже наш – флотский.

Науменко перебил Кузьму:

– Привез я тебе дочку одного своего товарища. Лиза Хохонько. Она хирургическая медсестра и может помогать Игорю Владимировичу в его работе. Я думаю, что работа на войне врачам всегда найдется, как это ни печально.

– А фельдшера-мужика, Владимир Александрович, нельзя было привезти? – спросил Кузьма, непонятно чему разозлившись, посмотрев на слабенькую девушку, – у нас ведь и кровь бывает иногда на войне. А все же она такая хрупкая!

– А чем тебя Лиза не устраивает? – набычился Науменко, – кого даю – того и бери, а то фельдшера ему мужика подавай! Обойдешься! Что даем, то даем!

– Вы понимаете, что женщина на корабле? – начал выворачиваться Кузьма.

– На каком-таком корабле? Где ты увидел здесь корабль? Ты что, Кузьма, совсем съехал с катушек? У нас испокон веков казачки воевали в своих станицах наравне с казаками и отбивали врагов.

– Ладно, ладно, Владимир Александрович! Если Игорь Владимирович не против такой помощницы, то я за.

– Я не против! – улыбнулся врач, – женщины хорошо работают в хирургии. Да и казаку будет приятнее, когда его аккуратно девушка перевязывает, чем фельдшер.

Все засмеялись, а Лиза засмущалась.

– Решено. Принимай медсестричку!

Науменко немного помолчал, вздохнул, а потом сказал:

– Кузьма Степанович, я не знал, что ты такой женоненавистник! Тебе надо привыкнуть к тому, что там, где у нас не справляются мужчины, встают женщины. Сейчас уже появилось много женщин в нашей армии, и служат они не хуже мужчин, а порой и лучше. Это статистика. И поверь мне, что скоро у нас появятся и женские подразделения. Во время Отечественной войны были целые авиаполки. Родина в опасности и женщины встают на ее защиту и отобрать у них это право мы не можем.

– Да я что? Я не против хороших специалистов! – посерьезнел Кузьма.

– Тогда познакомься еще с лейтенантами! Лейтенант Варганов Андрей Григорьевич. Закончил в этом году Рязанское автомобильное училище – пойдет помощником к твоему Миронову зампотехом. Потомственный сибирский казак из Красноярска. Танковую дивизию под Калининградом, где он служил, сократили.

– Вы волшебник, Владимир Александрович! Мы только сегодня с Сергеем Викторовичем Мироновым говорили, что ему требуется помощник. А вы прямо тут, как здесь!

Науменко усмехнулся.

– Ты прямо, как Цицерон. Председатель правительства обожает такие фразы! Мы тебе дадим все, что ты запрашиваешь. Стараемся дать по максимуму и побыстрее, чтобы вы выполнили свои задачи. Кстати, еще в твой отряд лейтенант Сыркин Дмитрий Владиславович, ваш, так сказать, будущий начальник тыла или попросту зампотыльник, как они сами себя называют. Закончил Вольское училище тыла. Все снабжение отряда вещевым довольствием, продовольствие, боезапас, горючее будет на нем.

– У меня нет слов, Владимир Александрович! Вы маг! – развел руками Кузьма.

– Еще я договорился, что тебе дадут, а Усков передаст четыре машины «Урал» для боеприпасов и вещей казаков, буксировки полевых кухонь и еще два заправщика. Я привез тебе еще шестерых шоферов, все добровольцы из казаков. В твой отряд отбоя нет, но расширять пока мы не видим необходимости. После вашего ухода в середине мая в Урус-Мартан здесь в лагерях начинаем формировать вторую очередь – батальон «Черномория». Уже думаем о том, кто возглавит, какие средства под него выбивать. На вас отрабатываем.

– Владимир Александрович! А где нам устроить врача, медсестру и новых офицеров? У нас в штабном домике все уже занято. Придется уплотняться.

– Конечно, не без этого. Посели Миронова в одной комнате с Варгановым. Одно дело делают. Отдельную комнату выдели для медсестры. Сам понимаешь – женщина! В третьей комнате у тебя Носов. Штаб – это понятно. Четвертая – Осипович.

– Осипович уже неделю живет со своими в палатках!

– И отлично, значит, в последней комнате можно поселить Сыркина с Плаховым.

– Товарищи офицеры! – сказал Кузьма, вставая, – вахмистр Волков покажет вам ваши комнаты и обеспечит всем необходимым, получите постельные принадлежности, оружие, обмундирование и имущество на складах.

– А мы, Кузьма Степанович, сходим, посмотрим полигон, стрельбы? Слышу, у тебя там стреляют. Хочу посмотреть уровень вашей подготовки! – сказал, вставая и надевая фуражку, Науменко.

– Что за шум, а драки нет? – вломился в дверь отец Михаил в зеленой камуфляжной форме, видимо, только что закончил занятие со снайперами, – тут новые люди, а владыка человеческих душ узнает последним!

– Знакомься со всеми, батюшка, уж ежели пришел! – сказал Кузьма.

Все, кроме Науменко, с недоумением посмотрели на батюшку.

– Это наш отрядный батюшка. Отец Михаил! Заодно он у нас занимается со снайперами по совместительству, – представил присутствующим батюшку Кузьма.

– Побеседую я тут у тебя с людьми, если ты, Кузьма Степанович, не возражаешь! – пробасил отец Михаил.

– Не возражаю! – ответил Кузьма, – а мы с Носовым и товарищем полковником сходим, посмотрим на полигон.

Полковник Науменко, открывая дверь, по-отечески пожал локоть Лизы Хохонько.

– Николай Николаевич! Прогуляемся? – постучал в дверь к Носову Кузьма.

Они вышли на улицу. За ними, надевая черный берет, выбежал капитан Носов и поздоровался за руку с полковником.

Кузьма взял его за руку и сказал:

– Николай Николаевич, к нам пополнение прибыло! Три офицера, девушка-медсестричка и шесть шоферов. Девушку я дал команду поселить в наш штабной домик.

– А что за офицеры?

– Врач, зампотех Миронову, и начальник снабжения! – коротко ответил Кузьма.

– Вернемся – побеседую!

Мимо куда-то пролетал озадаченный Миронов.

Кузьма остановил его.

– Мне доложили! Лечу в гаражи знакомиться!

– Сергей Викторович, получите еще «Уралы» и заправщики у Ускова. Кстати, тебе зампотех приехал, сейчас на беседе у батюшки в моей комнате. Будет жить с тобой в одной комнате! Уплотняемся!

– Ко мне помощник, а я последним узнаю? Непорядок это! – проворчал Миронов и пробежал в штабной домик.

– Мы пошли на полигон!

Миронов махнул рукой, что понял.

Не спеша, Науменко и Кузьма направились мимо КПП в сторону стрельбища, откуда раздавались взрывы и выстрелы.

– Владимир Александрович, вы не можете объяснить, откуда кто-то знает маршруты нашего выдвижения в Чечню и точную дату выхода отряда?

– Знаю! – покраснел Владимир Александрович, – наш член атаманского правления, давая интервью одному заезжему журналисту, все рассказал, что знал. Мы с вами люди военные! – он обнял за плечи Кузьму, – мы понимаем, что такое военная тайна, а он – бывший художник, хотя и казак! И об отряде, и о вас, и дате отправки и даже рассказал примерный маршрут движения. Я уж с ним говорил по этому поводу, а газета напечатала. Чушь конечно, но неприятно. Что поделаешь, когда приходится иметь дело с дилетантами. Представляешь себе – взял и рассказал! У нас два выхода – выйти раньше и по другому маршруту или позже.

– Конечная цель – Урус-Мартан? – спросил, немного морщась, Кузьма.

– Да, к глубокому сожалению! Там находится спецгруппа ГРУ «Снежный Барс», с которой вы будете совместно действовать и на пополнение которой вы идете. Ваше дело не брать города и поселки, а выполнять точечные задания, свойственные разведке, вести разведку, брать пленных, проводить диверсии и самое главное – не зависеть от командования войсковой группировки и действовать не по их планам, которые почему-то в течении десяти минут становятся известными Дудаеву и Масхадову.

– Здорово вы нам помогли! – сказал Кузьма, пиная ногой большой камень.

– Камень здесь не причем. Просто дураки всегда были! И ничего с этим не сделать. Будем работать, а что делать?

Они проходили мимо поля, на котором паслись в небольшом загоне лошади разведчиков. На поле уже занимались под командованием Осиповича его разведчики.

У перелеска прогремел взрыв. Это Мирошенко обучал саперов закладывать и взрывать.

Несколько человек у больших щитов бросали в них длинные гвозди без шляпок и ножи в доски.

Науменко заинтересовался и подошел.

– Дайка я попробую! – бросил гвоздь и не попал даже в щит.

– Ты смотри! Не так все просто! Осипович, пожалуйста, покажи, как надо это делать?

Михаил Юрьевич подбежал к ним, взял несколько гвоздей и практически не глядя бросил в сторону, где стоял щит. Все гвозди, пробив доску, практически по самую шляпку образовали маленький круг.

– Ничего себе! Ну, ты даешь!

– А чего я даю? Большинство наших разведчиков могут это повторить. Гвоздь в броске не должен вращаться и лететь острием вперед и вся наука. Саша, иди сюда! – подозвал он Белова, – покажи товарищу полковнику, что ты можешь! – подтолкнул он его к столу, на котором лежали гвозди.

Саша тоже взял штук пять гвоздей и так же не глядя, по очереди кинул их в доску. Все также глубоко вошли в щит в нарисованный на нем краской круг.

Науменко пожал руку Осиповичу и Белову.

– Пойдем, Кузьма, на стрельбище. Покажи, что там у тебя!

На стрельбище огонь вели по мишеням снайпера, оставленные отцом Михаилом. В стороне за земляным валом тренировались пулеметчики, гранатометчики и огнеметчики под руководством офицеров Лихошерста.

Немного в стороне вел огонь по мишени из 30 мм орудия БТР-80М.

– Кузьма Степанович, да вам уже можно выходить! Вы практически готовы! – глядя на разлетающиеся мишени, сказал Науменко.

– Владимир Александрович, вы, как офицер ГРУ, знаете, что за две недели профи не подготовишь. Мы сделали, что смогли, но этого мало. Поэтому я предлагаю, если у нас есть время, дать хотя бы полностью обещанный месяц для подготовки и до полного укомплектования. Пустить в Краснодаре дезу, что мы уже вышли, ну, через неделю. Пусть ищут! Можно пустить дезу, что выдвигаемся на Гудермес. Через несколько дней дать новые данные, к примеру, через Бамут. Мы же пойдем по своей версии, как батальон мотострелкового полка в Дагестан, когда мы с вами согласуем и по тому маршруту, который будем знать только вы и я. А уж дальше мое дело. Но в назначенную точку могу гарантировать, что мы придем вовремя.

Науменко задумался.

Глава 10. Первый блин не комом

На обратном пути Науменко попросил пригласить на отдельную беседу Носова, Миронова и Осиповича.

Когда все собрались, Науменко немного помолчал, побарабанил пальцами по столу, немного задумался и потом неожиданно начал говорить о задуманном:

– Кузьма Степанович, Николай Николаевич, Михаил Юрьевич, Сергей Викторович! Получите первое боевое задание! Нам нужна ваша помощь! У нас есть сведения, что часть оружия и боевиков идут в Чечню с территории Украины через Ростовскую область и Краснодарский край. Попытки задержать ничем не заканчивались. Идет утечка информации на самом высоком уровне. Мы бьем, но бьем мимо. Несколько раз выводили на проверки подразделения Ускова. Мимо. Сегодня о ночной проверке знаем только я и теперь вы, – он посмотрел на часы, – к 17 часам на своих милицейских машинах к вам подъедут лейтенанты Суворов из станицы Переяславской и Мамонтов из станицы Холмской. Вот им пакеты от их руководства. Они переходят в ваше полное подчинение до завтрашнего утра. Куда и зачем идете – никому! Спросят – просто марш бросок до Горячего ключа и все.

Науменко достал из лежавшего черного портфеля два конверта, опечатанных сургучными печатями.

– В этих пакетах, – продолжил он, – ваши полномочия, подписанные губернатором края на право проверки машин, документов и грузов. Здесь карта, где лучше всего вам ставить засады. Ваше задание – выйти к ночи в эту точку у города Кропоткина. Занять севернее перекресток дорог и перекрыть трассу «Ростов – Баку». Проверка ночью с выхода в точку и до семи часов утра. Если кого задержите – сразу сообщить в ФСБ края и лично мне. С местными властями ни в какие переговоры не вступаете, себя не обозначаете. Вы выполняете личный приказ губернатора. Ищете дезертиров – это легенда! На деле ваша задача – найти оружие, поступающее на Кавказ, и потенциальных наемников, едущих на войну. К 7 утра подъедем к вам с начальником ФСБ края и его офицерами, если, конечно, будет урожай. Если нет, то снимаетесь и самостоятельно следуете к себе! – улыбнулся он, – задача ясна?

– Так точно! – ответил Кузьма, забрав карту и пакеты.

Обедали, как всегда, вместе с казаками. За отдельный стол в столовой посадили прибывших лейтенантов и Лизу Хохонько. Она, конечно, произвела фурор среди казаков. Все пытались познакомиться с ней, постоянно смотрели в ее сторону и что-то обсуждали.

– Видите, что творится, Владимир Александрович? – в отчаянии спросил Кузьма.

– Ничего, привыкнут и все будет нормально. И потом, ты хочешь, чтобы твои ребята не смотрели на такую красоту? Я и сам готов смотреть.

– Мне кажется, что не привыкнут никогда. Будут только проблемы!

Провожали Науменко к машине часов в семнадцать Кузьма и Носов. Науменко увозил списки необходимых поставок отряду, предоставленных врачом, начальником тыла и зампотехом. Обещал выполнить все заявки.

Был прекрасный вечер. Солнце еще ярко светило, но горизонт и небо отсвечивали красными бликами. У КПП стояли две милицейских машины, у которых мялись два лейтенанта.

– Прибыли в ваше распоряжение! – доложил один из них Кузьме.

Кузьма пожал им руки.

– Видишь, Кузьма, как у нас все точно? – сказал Науменко, – я поеду, а вы начинайте выдвигаться!

Кузьма и Носов пожали руку Науменко.

– Постараемся оправдать ваше доверие, Владимир Александрович!

Милиционеры по приглашению Кузьмы пошли к штабному домику.

– Кузьма Степанович, возьми новые списки! – протянул Носов Кузьме листок.

Кузьма взял его и прочитал:

– Ничего себе – 142 человека уже!

– Да, это точно! И за каждого мы с тобой несем персональную ответственность перед родителями, женами, детьми.

– Ненавижу я эту войну, Николай Николаевич! Мне кажется, что мы не сможем победить, пока в Кремле сидят олигархи в креслах и вливают в эту войну деньги. Мне кажется, что если это коренным образом не решить, то так и будет тянуться, захватывая все большие территории. Сегодня Чечню потушим, а завтра вспыхнет Ингушетия, послезавтра – Дагестан, Черкесия, Кабарда, Татарстан, Башкортостан и так далее. А если эта гадость в Россию перекинется, запылают наши города, взорвутся электростанции, поезда, метро, дома. Взорвется вся Россия. Это ужас! На это и расчет наших врагов. Мы должны не дать вырваться этой гадине на территорию России. Должны убить ее в ее гнезде!

Николай Николаевич сжал губы, а милиционеры с удивлением посмотрели на Кузьму.

Они не заметили, как подошли к штабному домику. Из открытого окна комнаты раздавался чистый голос Лизы Хохонько:

Милиционеры переглянулись между собой.

– Как в оперном театре. Какой чистый голос!

Кузьма приказал вахмистру Волкову собрать всех офицеров у него в комнате.

Через пятнадцать минут все собрались вместе.

Кузьма встал и тихо сказал:

– Получен боевой приказ! Нам надо выдвинуться в сторону Горячего ключа, переправиться через Кубань у Кропоткина и занять определенную точку. Цель – проверка нашей мобильности, заодно поиск дезертиров. Идут четыре отделения взвода разведки и два взвода Павленко и Ковтуна. Сейчас мы дадим команду и выступаем вместе с вами в назначенное место. Идем колонной в 2 БТР-80М, один штабной БТР-80К, два «Урала» с личным составом. Милиция нас сопровождает. Одна машина возглавляет колонну, вторая замыкает. К часу ночи мы должны выйти на трассу «Ростов – Баку» в районе города Кропоткина. Там вскроем конверты, предназначенные для нас. Отдельно идет конная группа старшего лейтенанта Осиповича. Она выходит раньше к назначенному месту и ждет нас.

– Мне все понятно! – сказал Осипович, – вооружение какое?

– Полное, для ведения боевых действий! Минометы, орудия не берем.

– Нам понятно! – протянул тот милиционер, который был пониже ростом из станицы Холмской, – а задача-то какая дальше будет у нас?

– Задача самая простая – сопровождать колонну до трассы «Ростов-Баку» до Кропоткина, а потом вскрываем конверты. А что в них – не знает никто, кроме Господа Бога! – заулыбался Кузьма, – средства связи есть? Предположительно путь на Горячий ключ.

– Стационарные милицейские рации. Мой позывной – «Ирбит-13», а Мамонтова позывной «Донецк -10». Да хотя бы знать, будем завтра дома или нет? В Чечню что ль идем? Раз в ту сторону.

Кузьма заулыбался.

– Нам бы тоже хотелось знать – куда и зачем идем! С собой возьмем сухпаи, в том числе и на вас. Пока идите в столовую, вас там накормят. Вот тот дом с большим крыльцом. Волков, сопроводи доблестную милицию поужинать! – перехватил он Волкова, заглянувшего в кабинет.

Милиционеры ушли с Волковым.

Кузьма оставил только офицеров, прикрыл поплотнее двери.

– Первая боевая задача! Опозориться не должны! Сергей Викторович, техника не подведет?

– Нет, у нас все нормально! Водители и шоферы готовы.

– Михаил Юрьевич, вы с разведчиками можете уже выходить! Встреча у выхода на трассу, не доходя станицы Павловской. Ваша задача уйти скрытно, оставив здесь одно отделение изображать вас на месте. Пусть кидают ножи, показательно занимаются рукопашкой, громко поют песни.

– Это сделаем! Идем четырьмя отделениями. Одно Атаманова остается на месте жечь костры и петь песни. Я пошел к своим.

– Сергей Викторович! – обратился Кузьма к Миронову, – чтобы в половину одиннадцатого колонна стояла у КПП. Идет с нами Варганов, а ты остаешься здесь! Заодно проверим парня в боевой обстановке!

Миронов попытался возразить, но Кузьма остановил его жестом.

– Так надо для пользы дела! Кто-то из старших должен остаться в лагере для решения неотложных проблем. Связь с нами на КВ. Если что понадобится – мы выйдем на вас!

Когда все вышли, к Кузьме и оставшемуся Носову заскочил Осипович.

– Командир, что за шум, а драки нема? В чем проблема то? Я хоть должен знать?

Кузьма, подумав, посмотрел на Николая Николаевича, который сразу уткнулся в блокнот, и потом тихо сказал:

– Группа идет перекрывать трассу «Ростов-Баку» в районе Кропоткина.

Он разложил на столе карту, переданную ему Науменко, и Кузьма с Михаилом стопились вокруг нее.

– В Краснодар не заходим. Идем по обходной дороге через Динскую, Пластуновскую, Воронежскую, Усть-Лабинск, Тбилисскую. На трассе становимся до развилки. На мосту стоит милиция, но через Кропоткин есть еще дорога на станицу Кавказскую, где есть второй мост, туда тоже ставим наблюдательный пост. С остальным разберемся на месте! – инструктировал своих ближайших помощников Кузьма, – ты со своими будешь перекрывать второй мост. Поэтому сразу выходи туда. По связи доложишь занятие места. Одно отделение оставишь здесь на развилке дорог для контроля.

– А для чего весь этот шум? – спросил, откидываясь в кресле, Осипович.

– По данным ФСБ в Чечню с Украины идут поставки вооружения и наемников. Милиция и армия бессильна взять за руку. Или слишком продажны, или слишком сильная на Кубани диаспора, помогающая чеченцам. О месте и времени нашей засады знают только Науменко и теперь вы двое. Форма одежды наша камуфляжная, морпеховская, со знаками различия и обязательно красной нашивкой «Тамань». Черные шапочки и сферы тоже с надписью «Тамань».

– Тогда мы по коням! Первый блин не должен быть комом! У меня идут два отделения Беловых, Семенчука и Мирошенко! – встал со стула и улыбнулся Осипович.

Николай Николаевич встал, прошелся по комнате.

– Что ж, посмотрим, удастся или нет взять кого! Это тоже показатель готовности нашего отряда и его проверка.

К 23 часам два взвода во главе с вахмистром Волковым разместились в «Уралах». Во второй «Урал» с санитарной сумкой залез фельдшер Вислогузов.

Кузьма занял место в штабном БМП, Носов занял место во втором БТРе, в третьем БТРе занял место хорунжий Варганов.

Впереди колонны вышла милицейская машина, вторая заняла место в хвосте колонны. Около штабной машины, стоявшей сразу за милицейским УАЗиком, собрались все офицеры.

– Куда идем сейчас, товарищ майор? – спросил в полголоса один из милиционеров, видимо, возглавлявший колонну.

– Не майор, а капитан 3-го ранга! – усмехнулся Кузьма, – идем до станицы Динской. Там я дам дальнейшие указания. Скорость движения 50 километров в час! – ответил Кузьма, разглядывая карту, – позывные милиции на марше «Восток-1» – передняя машина! – сказал Кузьма первому милиционеру, – вы «Восток-2» – замыкающий! – сказал второму милиционеру, – мой позывной «Тамань-1». Николай Николаевич! Вы в БТРе первом – «Тамань -2», вы, Андрей Григорьевич, во втором БТРе – «Тамань-3», первый «Урал» – старший Волков – «Тамань-4», Ковтун на втором «Урале» – «Тамань-5». Циркулярный вызов – «Кубань»! Теперь запишите все сигналы управления. Всем стоп – «Василек», опасность – «Пламя», продолжить движение – «Гвоздика», неисправность – «Бочка». Каждые пятнадцать минут, то есть в ноль, пятнадцать, тридцать, сорок пять и опять в ноль проверка связи по типу: «Я «Тамань-5» – исправно!» Ответов на проверки не будет. На месте разберемся с остальным. Сверим часы! – Кузьма посмотрел на свои «командирские», – у меня двадцать часов три минуты. По машинам!

Все побежали по машинам. Кузьма занял командирское место в своем БТРе, надел шлемофон и подключился к переговорному устройству, выждал некоторое время и дал команду по рации:

– «Кубань»! «Гвоздику» исполнить!

– «Гвоздику» исполняю! Я «Восток-1»! – прошел ответ первого милиционера и в прорези визира Кузьма увидел, что первый УАЗик тронулся вперед.

– «Гвоздику» исполняю! Я «Тамань-1»! – прокричал Кузьма и ткнул в плечо механику-водителю. Тот включил скорость, и БТР мягко тронулся с места.

– «Гвоздику» исполняю! Я… – репетовали команду, трогаясь, следующие машины.

В лагере Миронов пригласил Игоря Плахова, Диму Сыркина, комбата Ускова сыграть в карты к нему в комнату.

В седьмом часу колонна вошла в станицу Динскую. Колонна прошла этот участок хорошо, компактно, не давая себя разбивать обгонявшим по дороге легковым машинам. Каждые пятнадцать минут по связи командиры машин докладывали о том, что все исправно и это радовало Кузьму, что все идет, как он приказал.

– Всем «Василек» за Динской! – скомандовал Кузьма и дал команду механику водителю остановить БТР, когда проехали последние дома станицы и отъехали метров на двести.

Колонна замерла, прижавшись к обочине.

Кузьма открыл командирский люк и выпрыгнул на обочину дороги. От переднего УАЗика уже быстрым шагом шел милиционер, от задних машин бежали другие командиры и замыкающий милиционер.

– Ну что, братья-командиры, все нормально?

– Нормально! – ответил за всех Николай Николаевич, отряхивая пыль с штанов.

– Ну, тогда идем до Платнировского поворота и там поворачиваем на станицу Раздольную!

Возглавляющий колонну милиционер внимательно посмотрел на свою карту, что-то сверил и затем подтвердил, что ему все ясно. Механики-водители и другие бойцы справляли в кустах, у обочины естественные надобности или просто разминали ноги, приседая и нагибаясь.

Аветисов с командой из станицы Славянской выжимали гирю и громко смеялись.

– Аветисов, ты что, и гирю с собой взял? – спросил, улыбаясь, Кузьма.

– Так точно, а как мы без нее? Если что – можно и боевика ей придавить.

Все вокруг засмеялись. Кузьма тоже, видимо, представив боевика под тяжестью этой гири.

– По машинам! – раздались крики командиров и моментом всех быстро смело с обочины дороги.

– Не пойму, кто вы? – на пути к своей машине спросил замыкающий колону милиционер у сержанта Ковтуна, – вроде военные! Судя по нашивкам на рукавах, морская пехота, но на беретах якорей нет.

– Так их нам пока не подвезли. Подвезут – наденем! – отшутился Ковтун.

– Ладно, морская пехота, а БТРы у вас не морские! У них же водоплавающие, для высадки с моря. Я видел.

– Так мы с Тихоокеанского флота, нам такие дали здесь. Вот теперь ищем своих, они где-то в Чечне воюют, в горах. Пока ждем команды.

– А, тогда понятно. Я слышал о ваших, когда дворец Дудаева брали! – протянул задумчиво милиционер, – но выговор у вас наш, кубанский, а не дальневосточный.

– Так я с Кубани призывался. Какой еще выговор может быть? Давай по машинам! Пока! – сказал Ковтун, открывая дверь своей машины.

– «Гвоздика»! – раздалась команда Кузьмы по рации и вся колонна медленно тронулась вперед.

– «Гвоздика»! Я «Тамань-5» – отрепетовал Ковтун вслед за Волковым.

– «Гвоздика»! Я «Восток-2» – послышался доклад замыкающей машины.

До поворота на Раздольную проскочили быстро и ушли вправо, оставив слева станицу Кореновскую.

В восемь часов стало темнеть и теперь машины шли, освещая себе дорогу фарами. Механики-водители включили приборы ночного видения.

К 23 часам подъехали к развилке на станицу Тбилисскую.

– Общий «Василек»! – раздалось в эфире, – отдых 15 минут!

Бойцы стали соскакивать с машин и выпрыгивать из бронетранспортеров. Большинство бросились сразу в кусты. Командиры собрались у командной машины.

– В Тбилисскую не заходим, обходим ее по объездной слева! – инструктировал Кузьма ничего не понимающего милиционера, возглавляющего колонну.

– А чего мы напрямик не пошли, а крутим здесь, не поймешь зачем? – выразил вслух сомнение тот.

– Так надо, лейтенант! Вскроем пакеты – поймем, что к чему. Такие приказы сверху! – улыбнулся Кузьма.

Через 15 минут раздалась команда «по машинам» и бойцы сломя голову бросились к своим машинам и БТРам.

– «Гвоздика»! Я «Тамань-1» – раздалось в сети управления, и колонна в темноте двинулась дальше.

Сильные фары БТРов хорошо высвечивали обочину. Иногда мимо пролетали засыпающие хутора, кусты, деревья.

– 24.00! – отметил на своих часах Кузьма, когда колона вышла на трассу «Ростов-Баку». – «Общий Василек»! – скомандовал он. Колонна опять замерла у обочины.

Командиры снова собрались у командирского БТРа.

– Дальше идем медленно. Скорость 20 километров по трассе в сторону Ростова до лесопосадок.

– А вскрыть конверты? Вон же Кропоткин! До него рукой подать! – спросил один из милицейских лейтенантов.

– Вскроем, когда встанем! – спокойно ответил Кузьма.

Через некоторое время по обеим сторонам дороги показались лесопосадки. Колонна снова остановилась у видневшегося в свете фар перелеска.

Офицеры и командиры групп собрались у БТРа Кузьмы.

Кузьма вскрыл конверт и подал его милицейским лейтенантам.

Там было лишь одно приказание начальника УВД края, что лейтенанты поступают в полное распоряжение командира отряда «Тамань» до его возвращения в лагерь.

Кузьма оглядел всех и начал инструктаж.

– Товарищи командиры! Боевое задание! Нам надо перекрыть все дороги в районе Кропоткина и проверять проходящие здесь ночью машины. Основное что ищем – это нелегальное оружие! Все фуры смотрим, даже с самыми прекрасными документами. Смотрим как надо, вплоть до выгрузки груза и полного осмотра машин и ищем потенциальных наемников, движущихся в Чечню. Вы, Суворов – ставите машину на обочину здесь! – Кузьма улыбнулся Суворову, – вам даем отделение из пяти человек из взвода Ковтуна. Осуществляете обычный досмотр машин. Снайпер, пулеметчик и командир отделения будут в засаде, остальные при вас. Позывной вашей группы, как и был – «Восток-1». Я с остатками взвода Ковтуна прохожу далее по дороге метров на 100, маскирую и прячу БТР в зеленке. Ближе к Кропоткину на 100 метров отходит Николай Николаевич со взводом Павленко и так же прячет БТР в зеленке. По моей команде оба БТРа готовы оседлать дорогу и никого не пропустить. Позывной ваш, как и был – «Тамань-2».

Носов кивнул головой в знак того, что все понял.

– Третий БТР и один «Урал» во главе с лейтенантом Варгановым, а также машиной сопровождения лейтенанта Мамонтова! – Кузьма кивнул на милиционера, – и одним отделением из взвода Павленко идет на эту дорогу в распоряжение Осиповича. Позывной, как и был – «Тамань-3» и «Урала» – «Тамань-4». Задача та же, что и у нас!

Варганов кивнул головой.

– Взвод Осиповича должен быть здесь. Выполняете все его команды. Задача та же, что и у нас. Все машины маскируете в зеленке так, чтобы можно было выскочить моментом на трассу. Со мной медицина – фельдшер Вислогузов!

– А второй «Урал»?

– Второй «Урал» идет на этот перекрёсток у станицы Кавказской. Там уже должно быть отделение Мирошенко. Старший – старшина Волков! Позывной «Тамань-5» и задача сообщать нам о всех видах движения. Кто, куда, сколько, зачем? Понятно?

– Просто контролировать проезд или досматривать? – спросил Волков.

– Проверять документы и о всех проезжающих докладывать нам по связи.

– Ясно! – дружно ответили офицеры.

– Вопросы есть? – улыбнулся Кузьма, – стараться ни при каких обстоятельствах себя не демаскировать.

– Товарищи лейтенанты! – обратился Кузьма к милиционерам, – перестроить радиостанции ваших машин на мою волну и никуда более до моей команды не переходить и ни с кем не связываться! На то, что идет от Кропоткина в сторону Ростова – внимания не обращать! Особое внимание обращать на фуры, микроавтобусы, «Нивы» и джипы. Теперь сигналы. Сигнал внимание – «Асфальт», сигнал тревоги – «Обрыв», сигнал полная тревоги – «Взрыв»! По этому сигналу БТРы и машины блокируют дорогу и любое движение, сигнал «Блокада» – донесение о занятии исходных мест.

– Все записали? Тогда по машинам!

БТР Кузьмы урча прошел дальше по дороге. Остальные машины развернулись и проследовали занимать свои места. Развернувшись, ушли «Уралы». Через минуту на дороге остался только лейтенант Суворов с милиционером-шофером и двое солдат. Через двадцать минут прошли доклады, что БТР и машины милиции заняли назначенные им места и позиции. Через 40 минут доложили о занятии позиций группы Осиповича и Волкова.

Прошло несколько машин в сторону Кропоткина и одна фура. Суворов добросовестно осмотрел их, но они не представляли интереса. Каждые пятнадцать минут проходила проверка связи почти со всеми.

Николай Самохвалов с напарником Мишкой возвращался на своей фуре из Словакии, и его тормознули на транзитном пункте на границе с Украиной.

– Порожний идешь? Хочешь заработать немного? Заедешь в городок Драгутин, це близ Коломыи, и возьмешь груз для магазина до Ставрополя, куда ты как раз и едешь. И тебе добрый приработок и хозяину груза заработок.

Пока Николай оформлял документы на груз, Мишке предложили посмотреть за одной из машин дешевые спортивные костюмы «Адидас» и фирменные кроссовки.

Мишка выбирал себе и Алене костюмы, смотрел другие товары, которые разложили перед ним продавцы. А в это время крепкие парни в считанные минуты загрузили фуру зелеными, явно военными ящиками, которые снаружи замаскировали картонными коробками с телевизорами в несколько рядов.

– Це наш груз до Дагестану! Сдашь груз в Махачкале Шамилю Гаджиеву на улице Дадашева 25, магазин «Электроника»! – втолковывал Николаю в диспетчерской невысокий плотный мужчина, – повезешь телевизоры «Панасоник»!

– А почему до Дагестана? Я ведь иду на Ставрополь и мне сказали, что груз в Ставрополь!

– Ну, так Ставрополь и Дагестан – то ж зовсим рядом, пан! Мы хорошо платим тебе за неудобство. С тобой пойдет машина сопровождения. Если что – помогут. Груз-то дорогой! Вот хозяин груза Ваха Умарбеков, с ним его джигиты. Они проведут тебя по самым трудным дорогам. Сам понимаешь – бизнес, это бизнес. Быстрее доставишь товар, больше денег получишь. На тебе немного, три тысячи зеленых рублей задаток! – сунул он в руки Николаю пачку американских долларов, – бери, бери! Доставите груз в целости, будет еще семь. Уж очень хозяин переживает.

Расстроенный поездкой в Дагестан, куда водители из Ставрополя, да и с других городов России, последние года три ездили весьма неохотно, Николай, тем не менее, не спеша пошел к машине, пересчитывая на ходу доллары.

У машины танцевал Мишка в новом красном костюме «Адидас» и новых кроссовках с серебряными светоотражателями на штанах.

– Николай Иванович! Ты глянь, что я купил себе и Аленке и практически за бесценок. Это надо же – по цене трех буханок хлеба, и на тебе – какое богатство! Вам не надо? Из той фуры ребята продают.

– Ворованное, небось, продают? – брезгливо посмотрел на Мишку Николай Иванович, – фуру, как наша, бомбанули на дороге, а водил, может, и зарыли! А имущество потому и дешевое, что бесплатно досталось. Думать надо! Ты, балабол, хорошо проконтролировал погрузку? – подошел он к открытым еще дверям фургона.

По самые двери были уставлены коробки из-под телевизоров с надписями на иностранных языках.

Николай Иванович потер лоб.

– Ты видел, что они нам грузили?

– Да, конечно! – соврал, не покраснев, Мишка, – телевизоры эти! Только такие коробки и были!

– Ну, телевизоры, так телевизоры! – успокоился Николай Иванович, – ладно, выезжаем и пообедаем по пути. Давай за руль! Теперь тебе в твоем красном костюме только за рулем и сидеть. Все бабы будут твои!

– А что, Иванович, может, возьмем центровую на дорогу. Хохлухи дюже хороши!

– Дурак ты, Мишка! Нас будет сопровождать темно-синий БМВ с хозяином груза, а ты про баб разговорился. Да за баб он нас в первом лесу и закопает!

Мишка испуганно посмотрел на Николая Ивановича.

Когда они выехали с транзитной станции загрузки, уже у самой дороги их тормознул плотный кавказец с недовольным лицом, который вылез из машины с дагестанскими номерами, на которых красовались цифры 555.

– Я Ваха Умарбеков и буду вас сопровождать до Махачкалы на этой БМВ. Если будут проблемы с ментами или бандитами – я по пути улажу со своими людьми. Но идти без остановки. Завтра должны быть на месте. Маршрут движения указан здесь! – он протянул бумажку Николаю Ивановичу, – вот тебе рация для связи со мной! – и он протянул черную рацию с надписью «MIDLAND», – частота 42! Так и держи все время включенной! Вставишь этот адаптер в прикуриватель, чтобы не менять батарейки. Мы на связи будем все время!

– Да у нас есть своя рация!

– Свою рацию в жопу засунешь себе или своему напарнику! В той рации, которая у тебя, частоты прослушиваются милицией. А эта имеет немного другой диапазон. Бери и не разговаривай!

Николай Иванович сел в машину и положил рацию перед собой.

– Что-то мне не понравился этот Ваха. Хотя заплатили аванс три тысячи зеленых. Может, все хорошо и будет. Обещали в Махачкале еще пять дать.

Про семь обещанных он не стал говорить Мишке, и столько хватит голозадому.

– Ну, так мы с Аленкой купим круиз на Багамы!

– Багамы, Багамы! Придурок ты, Мишка! Ты что, не понимаешь, что завтра война к нам придет? Рвать надо со Ставрополя куда подальше. Лучше, конечно, за границу, но там нас никто не ждет. Да и с большой семьей далеко не уедешь. Переберусь я лучше в Псков. Это подальше от этого Кавказа.

– А что, Иванович, ты думаешь, что нас достанет?

– Конечно! Смотри, как чехи к нам мигрируют! Когда их станет больше чем нас – сам сбежишь!

За окном проносились виды Украины. Мимо летели города, деревни, опознавательные знаки еще недавно своей страны, ставшей совсем недавно чужой.

– У них ГАИ называется ДАИ, как Дай прямо! Полностью соответствуют своему названию. На каждом углу шакалят. Хорошо, что мы с Вахой идем! На него не очень-то наедешь.

Но, как ни странно, сегодня их никто не тормозил. Мало того, на пропускном пункте их пропустили без очереди и не стали особенно смотреть ни украинские, ни русские таможенники.

– Прям чудеса какие! Никогда так не ходили, чтобы все было открыто, ничего не взяли и даже не посмотрели! – не понимал Николай Иванович, – прям нам ворожит кто-то! Если так пойдет, то завтра будем в Дагестане.

После Ростова уже пошли знакомые места. До Ставрополя было рукой подать. Но близость Чечни давала себя знать. На железнодорожных переездах приходилось пропускать воинские эшелоны, идущие в Чечню, больше людей стало встречаться в военной форме. Но милиция их по-прежнему не останавливала. Останавливались только на заправках, благо свой соляр был дешевле заграничного. Ваха к ним не подъезжал и если что надо было – он давал команду по рации. Шел на дальности прямой видимости. Несколько раз меняли маршрут, уходили с трассы по команде Вахи, видимо, обходили милицейские посты.

– Не хочет платить зараза, а откуда он знает, где они стоят?

– Может, сами ему и рассказывают? – засомневался Николай Иванович.

Стало смеркаться, он недавно сел за руль. Закончилась Ростовская область и потянулись Кубанские степи и перелески.

– Скоро Кубань. В Кропоткине будем переезжать. До Ставрополя, Минвод, Пятигорска уже рукой подать!

– Перед мостом в Кропоткине милицейский пост. Но там договорено и все будет нормально! – раздался по рации скрипучий голос Вахи.

– Я говорил, что он все знает! – проскрипел из койки сзади голос Мишки.

Внезапно за поворотом фары большегруза высветили милицейскую машину. Стоявший у машины милиционер в светоотражающем жилете поднял вверх жезл.

– Ваха, нас менты останавливают! – передал по рации Николай Иванович, сбавляя скорость и показывая, что он останавливается.

– Их здесь не должно быть! – каким-то растерянным голосом ответил Ваха, – я сейчас разберусь с ними!

– «Тамань-1»! Я «Восток-1»! Сигнал «Асфальт»! Большегруз со ставропольскими номерами, за ним идет иномарка! – передал по рации Суворов.

– Понял! Я «Тамань-1»! – ответил Кузьма, – всем приготовиться!

– Понял! Я «Тамань-2»! – отозвался немного сонным голосом Николай Николаевич.

Кузьма представил его, засыпающим в кресле, и улыбнулся.

– Сколько их человек? – спросила рация взволнованным голосом Вахи.

– Вижу два мента у машины и за машиной двое солдат в касках и с автоматами и рацией.

– Все нормально! Это нормальная проверка! Сейчас я свяжусь с их начальником, и нас пропустят!

Николай Иванович остановил машину и дрожащей рукой стал доставать документы. Мишка проснулся, нацепил свои красные шаровары и соскочил со спальника.

Любая проверка на дороге – это прежде всего стресс, особенно ночью, когда ниоткуда появляются люди с оружием. Но это Кавказ и рядом идет война.

– Лейтенант милиции Суворов! Прошу предъявить документы и содержимое машины!

Посмотрев внимательно права и документы на машину, лейтенант спросил:

– Что везем, откуда и куда?

– Груз с Украины, телевизоры «Панасоники» в Дагестан.

– «Тамань-1»! Я «Восток-1»! Иномарка встала метрах в 50 и выключила свет!

– Откройте кузов и предъявите груз! – потребовал лейтенант милиции, не отдавая документов.

Сержант милиции Храмов перегнал машину и фарами осветил прицеп.

Николай Иванович и Мишка дрожащими руками стали открывать кузов.

– Слушай, полковник, мы за что тебе деньги платим? Что за досмотр на дороге? Мы тебе сколько заплатили? – ревел Ваха на начальника районного отделения милиции.

Тот, видимо, только проснулся и оправдывался:

– Там не должно быть постов! У меня пост на мосту, и они предупреждены о проходе фуры. Больше здесь никого нет!

– Как это никого нет, когда я вижу сам двух ментов и с ними двое военных в касках и бронежилетах с вашей машиной? Причем, военные с автоматами контролируют движение по дороге!

– Я связался по рации с дежурным по отделу. Наших там никого нет. Я вызвал машину и сейчас примчусь вас прикрыть! Это какие-то залетные! Может, просто заехали бабла срубить и все?

– Нет, профи это! Приезжай скорее! А то они полезли уже в кузов! – растеряно ответил ему Ваха.

Внезапно в открытое окно Вахе сказали ласково:

– Вышли все из машины и руки на капот!

– Это засада! – прокричал Ваха шоферу, – разворачивайся и гони!

Машина с ревом завелась и сорвалась с места. Из машины раздались выстрелы.

– «Взрыв», «Взрыв»! Я «Тамань-1»!

– «Взрыв», «Взрыв»! Я «Восток-1»! – закричали радисты в эфир.

Загремели выстрелы. Грохнул взрыв гранаты. На дорогу из кустов сзади внезапно выскочил бронетранспортер, угрожающе наставив на машину 30 миллиметровую пушку. С другой стороны дороги выскочил второй бронетранспортер. Оба бронетранспортера перекрыли полностью дорогу. А колеса БМВ в это время уже рвали пули снайперов. БМВ рванула, завалилась в обочину и перевернулась. Из перевернутой машины посыпались подручные Вахи. БТРы приблизились, осветили машину.

У фуры все бросились на землю.

Кузьма с Павленко неслись к машине, громко крича:

– Всем выйти из машины! Руки на капот! Руки на капот – работает спецназ!

Внезапно со стороны города раздались звуки сирены, засверкали огни милицейской цветомузыки и показалась на дороге милицейская «Волга» со сверкающими огнями. Но она уткнулась во второй БТР, на броне которого сидел Николай Николаевич.

Из остановившейся «Волги», почти у борта БТРа, выскочил милицейский полковник со сбитым набок галстуком.

– Вы что тут себе позволяете? Я полковник Берестенко! Я начальник Кропоткинского райотдела милиции. Немедленно представьтесь! Вы ответите за то, что творите на дорогах беспредел!

Николай Николаевич, высморкнувшись в платок, представился:

– Представитель федеральной службы безопасности капитан Носов Николай Николаевич. Вот мое удостоверение!

Он спрыгнул с брони и в свете прожекторов показал полковнику Берестенко свое удостоверение.

– А что вы здесь делаете?

– Мы проводим операцию по задержанию чеченских боевиков и их подручных! – спокойно и тихо сказал Николай Николаевич.

В это время у слетевшей с дороги БМВ завязалась потасовка. Кузьма и Павленко рубились с Вахой и его охраной. Драка была недолгой, все охранники и Ваха были обезврежены и связаны.

– Что тут у нас в остатке? – спросил Кузьма Павленко, – этих связать и в БТР!

– Я думал это бандиты! У меня есть разрешение Министра внутренних дел на оружие! – просипел выбитыми зубами Ваха, прикрывая рукой разбитый глаз.

– Разберемся с вашим разрешением! Пока документы приготовьте! Где они у вас?

– Лейтенанту проверить содержимое фуры, а я пойду к Николаевичу помогать! Там, похоже, местная милиция прискакала на помощь этим.

Выскочившие из кустов ребята помогали разгружать фуру, складывая коробки с телевизорами прямо на дорогу.

– Да с меня хозяин товара шкуру снимет! – плакал Николай Иванович.

– Так, что везешь? – спросил Суворов Николая Ивановича, когда из-за очередного ряда телевизоров показались зеленые военные ящики.

– Телевизоры! – только и мог прошептать Николай Иванович, понимая, что крупно попал.

Бойцы помогали выгружать зеленые ящики. Первый открыли. В нем был ПЗРК «Стрела-1», в следующих были ракеты, в-третьих – пусковые установки гранатометов «Оса» и сами заряды.

– Это что? И кому и куда везешь? – продолжал настаивать Осипович.

– Это я первый раз вижу! Это его товар, он грузил! – показал Николай Иванович на БТР, рядом с которым стоял Ваха.

– Что он говорит? Я его первый раз вижу. Я еду из Ростова в Дагестан. Я уважаемый человек. Член законодательного собрания!

– Как это первый раз? А деньги три тысячи рублей за доставку груза в Махачкалу, а рация вон в машине лежит? Можете проверить!

Михайлов – командир отделения, запрыгнул в кабину, быстро нашел лежавшую наверху рацию. Нажал тангенту на рации и, действительно, раздался вызов в лежавшей в кювете БМВ.

– Вы будете отвечать за этот беспредел! – бесновался со связанными руками Ваха.

– Ответим! Не ты первый, не ты последний! – брезгливо поморщился Суворов.

– Товарищ полковник, разрешите узнать цель вашего прибытия сюда? – подошел к полковнику Берестенко Кузьма.

– Я начальник райотдела милиции Кропоткина и это моя территория. Потрудитесь ответить, кто вас уполномочил, товарищ майор? – разглядел он на форме Кузьмы одну большую звездочку, – вы ведь понимаете обстановку?

– Я не майор, а капитан 3-го ранга морской пехоты Черноморского флота! Уполномочен Губернатором, начальником УВД и начальником ФСБ на проведение осмотров на дороге. Вот мои документы! – Кузьма протянул полковнику бумаги, выданные ему полковником Науменко.

Полковник взял их и, наклонив в сторону света, стал читать протянутые ему бумаги.

– Лучше пройдем, товарищ полковник, посмотрим, какой улов нам удалось выловить!

Они все вместе направились к фуре. Но на пути милиционеров, сопровождавших полковника Берестенко, встали бойцы взвода Павленко.

– Остальным всем в машину, смотрит только полковник! – тихо сказал Павленко, направив оружие на милиционеров.

Те послушно снова сели в машину.

На дороге перед БТРами лежали раскрытые ящики с вооружением.

– Вот посмотрите, товарищ полковник! Это было замаскировано телевизорами! Представляете, как это ждут в Чечне? – сказал, немного заикаясь, лейтенант Суворов милицейскому начальству.

Полковник Берестенко не мог произнести ни слова. Он ходил от одного ящика к другому.

– Товарищ полковник, а вы не беспокойтесь, я по рации уже связался с руководством, и скоро здесь будут представители военной контрразведки! – доложил Носов.

Представители военной контрразведки во главе с полковником упаковали в автозак взятых с поличным шоферов, Ваху и его людей. Приехавший полковник о чем-то переговорил с Носовым, поблагодарил Кузьму за проделанную работу, и увез с собой еще и полковника Берестенко. Машину его отправили в Кропоткин.

Бойцы помогли сложить в большегруз телевизоры и вооружение. Большегруз тоже поехал в сторону Кропоткина.

Через полчаса на дороге никого не было и все группы заняли исходные позиции, ожидая очередные приключения.

Думали, что работа на сегодня закончена. Два часа почти ничего не было. В низинах стоял туман, начало рассветать. Все начали потихоньку дремать, но вдруг заработала рация в БТРе у Кузьмы и доложила голосом Варганова:

– «Тамань-1»! Я «Тамань-3»! У нас практически по полю едет микроавтобус с людьми. Сейчас будут выходить на дорогу, идут в сторону Кавказского моста.

– «Тамань-3»! Я «Тамань-1»! Задержать микроавтобус и проверить, жду доклада!

– «Тамань-1»! Я «Тамань-3»! В микроавтобусе «Форд-Транзит» 10 человек. На автобусе ростовские номера. Говорят, что едут на сезонные сельскохозяйственные работы в Старополье. В основном украинцы и несколько крымских татар, есть даже негр из Сомали. Ночью пересекли границу с Украиной. Шофер – армянин из Ростова.

– «Тамань-3»! Я «Тамань-1»! Проверить все документы и записать данные. К вам идет «Тамань-2»!

– «Тамань-2»! Вам срочно следовать к «Тамани-3». Там пошла работа!

Было видно, как завелся БТР Николая Николаевича, включились фары, и он выскочил на дорогу, развернулся и понесся в сторону Кропоткина.

– Шофер говорит, что заблудились! – с каким-то смешком доложил Варганов.

Вдали по верхушкам посадок мазало всходившее солнце и чувствовалось, что начинался новый день. Кузьма посмотрел на часы. Половина седьмого. Скоро уходить.

На перекрестке поворота на мост стоял красный микроавтобус, около которого стояло несколько бойцов из взвода разведки в своей униформе и касках-сферах. Рядом с автобусом стояли лейтенанты Варганов, Мамонтов и Осипович.

Варганову что-то объяснял и показывал какие-то бумаги невысокий плотный человек с черными волосами и в кепке. Увидев подъезжающий БТР, он бросился к спрыгнувшему с брони Николаю Николаевичу.

– Уважаемый господин начальник! Тут недоразумение у нас. Меня зовут Ованес Нарсесян, меня попросили подвести людей до Ставрополя. Я хотел сократить дорогу и заблудился на проселке. Еле выехал сюда.

Николай Николаевич, не слушая его, подошел к машине и заглянул на водительское место, вытащил подробную карту Краснодарского края, где были обозначены даже проселочные, лесные и полевые дороги.

– И что, Нарсесян, вы даже по такой карте не разобрались, как и куда ехать?

– Темно было. Непонятно. Я же не местный. Дорог не знаю. Не заметил.

– А от Ростова шел по трассе? И когда с нее съехал?

– Да черт его знает! Не заметил! – потупил свои черные, как маслины, глаза Нарсесян.

– Ладно, выводите пассажиров! Будем разбираться с каждым!

Открылась дверь и из автобуса стали вылезать люди. Первым вылез черный, как эбеновое дерево негр. Вылезшие молодые парни, потупив взгляды, встали в одну шеренгу. Некоторые смотрели исподлобья, лишь негр чему-то широко улыбался.

– Шамиль Басаев? – спросил негр Осиповича.

Нарсесян аж закрыл рукой лицо и покачал головой.

Мамонтов, стоявший за Носовым, расхохотался.

– Товарищ старший лейтенант, он вас принял за Шамиля Басаева!

Все бойцы дружно засмеялись. Засмеялись и задержанные парни.

– Давайте знакомиться! – предложил Носов парням, стоявшим в строю у машины, – документы и все бумаги перед собой на землю! Вынимать все из карманов! И все вещи вынуть из машины и для досмотра!

– А ты хто такой, шоб наши документы бачить? – зло глядя на Носова, спросил высокий парень с широким лицом с глубокими оспинами.

– Я здесь представитель России, капитан Носов! Вы находитесь на территории Краснодарского края, прилегающего к зоне боевых действий и здесь особый режим контроля.

Парни молча стали складывать вещи и документы перед собой.

Носов поднял с земли паспорт крайнего и стал читать:

– Каримов Султан. Житель города Бахчисарая, паспорт украинский. Что делаете здесь, Султан?

Парень заулыбался.

– Путешествую! Хотел посмотреть Кавказ!

Остальные парни вызывающе засмеялись.

– А где работаешь? Где деньги взял на путешествие? С кем путешествуешь? Все вместе или в одиночку? – как из автомата выдавал вопросы Носов.

– А где мы можем работать, если вы, русские, выселили нас из Крыма. Ищу работу. Путешествую. Ищу где лучше!

– Так чего ты сейчас тогда не работаешь на Украине? Кто мешает? Русских там нет!

– У нас в Крыму русских полно, и мы им еще устроим свою Чечню!

– Султан! – внезапно перебил его стоявший рядом парень, – шо ты балакаешь с цим москалем? Шо у них на нас есть? Ничого нема! Так лучше не балакать. Бильше скажешь – бильше дадут!

Трое оказались крымскими татарами, остальные западными украинцами и один высокого роста негр, который не понимал ничего, но лишь говорил знакомые, видимо, ему с детства слова «Аллах Акбар», «Джихад», «Шамиль Басаев», «Чечня» и улыбался, видимо, ничего не понимая.

У некоторых украинцев нашлись при себе бумаги с печатями УНА-УНСО, несколько конспектов лекций по установке мин, ведению подрывных работ. И даже у одного нашлась тетрадь – словарь чеченского языка.

– Пригодится нам для изучения! – сказал Николай Николаевич и спрятал тетрадку в боковой карман штанов.

– Кто направил вас в Чечню?

Все потупили взгляды и стали смотреть на землю перед собой.

– Не хотите говорить – не надо! Мы и так знаем, что вашу командировку организовал Дмитрий Корчинский, один из руководителей националистической организации УНА-УНСО.

После этого, не дождавшись ответа, он сложил документы всех задержанных аккуратно в пластиковый пакет. По рации Мамонтов вызвал на дорогу «Урал».

Когда все собрались, задержанных и Нарсесяна под охраной нескольких разведчиков разместили в «Урале».

После семи часов к перекрестку подтянулась колонна во главе с Кузьмой Гусаченко.

– Что тут у вас? – спросил он, выскочив из первой машины лейтенанта Суворова.

– Десять наемников. Задержали для разбирательства!

Машины собрались все у поворота и построились в том же порядке, что и пришли для проверки. Кузьма попрощался с Осиповичем, который направился по проселочным дорогам верхами в лагерь. А колонна, возглавляемая лейтенантом Суворовым, направилась на Краснодар.

Кузьма и большинство бойцов обратную дорогу дремали, лишь изредка отрываясь на положенную пятнадцатиминутную связь. Предпоследним ехал красный «Форд-Транзит», который вел старшина Волков. За ней шел милицейский УАЗик с лейтенантом Мамонтовым.

До Краснодара колонна проскочила быстро. После этого Кузьма отпустил всех в лагерь под командованием Варганова. Они пошли по объездной дороге в сторону Марьевской в сопровождении лейтенанта Мамонтова.

Солнце светило уже вовсю. На полях начала появляться трава, а на деревьях и кустах листва. Снег везде практически уже пропал.

Кузьма и Носов пересели в милицейскую машину Суворова. «Форд-Транзит», «Урал» с задержанными направились в центр города к зданию ФСБ. На улице города было много людей, спешивших на работу. Кузьма потрогал небритую щеку и чему-то улыбнулся.

У здания ФСБ их уже ждал полковник Науменко с группой офицеров.

– Товарищ полковник! – попытался доложить Кузьма.

– Не надо доклада и так вижу! – ответил Науменко, пожимая руки Кузьме и Носову.

– Вот сдадим арестованных и можно по домам? Или есть еще задания?

– Задания будут! Но позже! Вы сейчас отдыхайте. Молодцы! Одна ночь и такой улов. Надо постоянно ставить там заслоны.

Суворов тоже радостно заулыбался. Если сейчас отпустят, то можно успеть на юбилей отца.

Кузьма тоже улыбался. Успех безусловно был полный.

Вышло несколько солдат, которые надели наручники на задержанных, включая Нарсесяна, и увели с собой. Давешний полковник, что увозил задержанных с фуры и БМВ, вышел и подошел к ним.

– Ваши ребята, Владимир Александрович, доказали, что существует через наш край дорога в Чечню. И оружие, и наемники поступают туда регулярно. Полковник Берестенко будет уволен со службы, но предъявить мы ему ничего не сможем, кроме домика на Мальдивских островах стоимостью в 10 миллионов долларов. Но это, как говорится, к делу не пришьешь!

– Ничего себе! – присвистнул Кузьма, – это сколько ребят угробили из-за этого гада, а всего лишь со службы попрут?

– Берестенко – это только верхушка айсберга! Если потянуть – такие могут слоны и носороги выплыть!

– Так тяните, вытаскивайте! Чего ж вы ждете? У вас есть все! – разгорячился Кузьма.

– Да вот не потянешь! К примеру, ты бы смог арестовать дочку Президента?

– Я бы смог, если было бы надо, то и самого Президента!

Науменко и полковник рассмеялись.

– Смог бы смог, а кто ж тебе это даст сделать? Если у половины власть имеющих интересы денежные в Чечне и им выгодна эта война и кровь наших ребят!

Кузьма от негодования аж затанцевал на месте. Не мог он взять себе в толк, как это руководство страны воюет со своим народом и предает интересы страны.

– Спасибо тебе, Кузьма, за службу! – пожал руку Кузьме Науменко, – и твоим ребятам спасибо! Вы хорошо поработали и уровень вашей подготовки позволяет направить ваш отряд в Чечню для проведения специальных операций. Я думаю, что вы выйдете в Чечню крайний срок через неделю. Я приеду к вам лично и передам боевое распоряжение. Вы будете прикомандированы к частям спецназа ГРУ.

Полковник ФСБ с интересом посмотрел на Кузьму.

– Рад бы иметь тебя в друзьях! Меня зовут полковник Громовский Владлен Павлович! Надеюсь, что еще встретимся. Там встретимся!

– Теперь, Кузьма, в лагерь! Ребята устали, наверное.

– Спасибо и вам, ребята! – пожал Науменко руки милицейским лейтенантам, – вашему командованию будет дана прекрасная характеристика и предложение поощрить!

Те покраснели, а Суворов не выдержал и спросил:

– Товарищ полковник, а никак нельзя перевестись в отряд капитана 3-го ранга Гусаченко?

– Мы подумаем, товарищ лейтенант! – переглянулись между собой полковники, – Кузьма, ты у нас так лучших людей уведешь!

Кузьма радостно засмеялся.

– Плохие люди ищут плохих людей, а хорошие ищут хороших!

Милицейские УАЗики вывели «Уралы» и, гудя сиренами, мелькая поворотными огоньками, рванули в сторону станицы Марьевской.

Николай Николаевич упал на плечо Кузьмы и уснул. А Кузьме очень вдруг захотелось повидать своих стариков. Он представил, как они его ждут, вспомнил мамины пирожки и даже пса Джохара, который радостно ткнется ему в руку своим холодным носом. Он дал себе слово обязательно съездить до отъезда в Чечню в станицу Охотскую. «Уралы», натружено гудя, шли по пыльным дорогам Кубани.

Приехали к лагерю к двенадцати часам. Осипович был уже в лагере. Кузьму радостно встретили все офицеры.

– Все в столовую, там все разогрето и накрыто! – улыбнулся Осипович.

Бойцы радостно побежали сдавать оружие.

Кузьма с Осиповичем и Носовым пошли по дорожке к штабному домику.

Когда только после легкого перекуса голова Кузьмы коснулась подушки он сразу уснул, да так, что не слышал даже тех людей, которые заходили к нему решить какие-то вопросы.

По коридору штаба все ходили на цыпочках и когда кто-то начинал громко говорить его обрывали:

– Командир спит после ночи!

Глава 11. Дома у родителей

Кузьма с Осиповичем, Носовым и отцом Михаилом шли по дорожке от столовой к штабному домику.

– Мне кажется, что до ухода нам необходимо всем нашим бойцам разрешить пообщаться с родными и близкими и, прежде всего, женатым. Что вы думаете, отцы командиры?

– Обязательно надо! – сказал отец Михаил, – нельзя уходить, не дав этого сделать!

– Но это надо хорошо продумать с учетом полного заместительства! – задумчиво сказал Осипович, – помнить о том, что должна быть соблюдена, прежде всего, секретность нашего задания. Для этого нам необходимо разработать хорошую легенду нашего нахождения здесь. К примеру, сборы военнообязанных запаса, направленных для выполнения строительных работ. Простые сборы, простая работа, возможно, в ставропольском крае. И ничего более. Необходимо организовать транспорт до Краснодара или до ближайших станиц и также забрать людей назад, чтобы каждый не добирался в одиночку.

– Я прикину и согласую с Усковым и с Науменко! – ответил Николай Николаевич, что-то записывая в свой блокнот, – о людях надо думать, а если мы не будем это делать, то более это делать некому. Все же не на отдых в санаторий мы едем. Но здесь правильно сказал Леонид, что необходимо помнить о соблюдении военной тайны, даже при встречах с родными и близкими. Я разработаю легенду, согласую с вами, Кузьма Степанович, что можно говорить, что нельзя. Мы ознакомим всех, кого отпустим и только тогда мы сможем это сделать.

Вечером Кузьма и с ним человек 20 человек отправились к своим семьям в разные станицы края. Усков выделил машину, которая добросила всех до Краснодара, а оттуда все добирались на различных видах транспорта. Возвращение было назначено через сутки.

Кузьма в свою станицу добрался опять к ночи. Родители уже спали, когда он постучал в окно. Радости стариков не было предела. Отец хлопал Кузьму по плечу. Мать, обняв его, прижалась и просто не отпускала. Так и стояли втроем на крыльце и обнимали друг друга и лишь Джохар прыгал вокруг и не мог понять поведение этих людей.

– Вот, прибыл на побывку до послезавтрашнего утра! Если Пашка подвезет назад, то скажу ему спасибо! – сказал, стараясь держаться как можно бодрее, Кузьма, но чувствовал, что и на его глаза накатывают слезы.

Наконец отец первый сказал:

– Ну и шо мы тут стоим? Проходьте в хату! Ну, хватит слезы лить, все же хорошо! Кузя приихал!

В доме мать сразу загремела кастрюлями, накрыла на стол – ну как не накормить любимого и единственного сына.

Кузьма с удовольствием уплетал подогретый борщ.

– Ма, как вкусно, а добавку можно? – вытер рот рукой с лукавым лицом.

Отец и мать переглянулись.

– Ты, Кузя, прямо как в детстве! Совсем не изменился!

Все дружно рассмеялись.

Почти до двух часов ночи Кузьма рассказывал отцу, чем он сейчас занимается. Они стояли с ним на крыльце, пока мать стелила свежими хрустящими простынями постель.

– Плохо, сынок! Ты делаешь доброе дело, но никому оно сегодня не надо! – проговорил отец, внимательно выслушав Кузьму, – у нас в станице живет землячество чеченцев. Есть люди, как люди – приехали, работают нормально и живут по-человечески. А есть такие, что не дай Господь! По-тихому задирают казаков, в основном молодежь. Мальчишки лупятся, но не все просто – то одного порежут ножами, то другого. Мишку Шпилевого насмерть год назад порезали. Так сход был, постановили выселить всех. Но приехали из Москвы, уговаривали. Межнациональные отношения. Говорили, что нельзя портить межнациональные отношения. Что мы сами виноваты. А эти хотят мечеть в станице строить. Говорят, что мы на их земле живем. А у нас на нашу пенсию проживешь – вот и работаем с матерью и будем робить до смерти.

Кузьма молча слушал отца и морщился.

– Как это в нашей исконно казачьей станице всем руководят чеченцы и определяют, как нам жить? Ты знаешь, батя, я не понимаю наших властей, я не понимаю политики, когда мы у себя в доме не хозяева!

– И другие, сынок, не понимают! Вон Власенки продали дом армянину и уехали в Вологодскую область подальше от Кавказа. У них дочку пятнадцатилетнюю ссильничали чечены. А доказать никто не смог. Приехал их адвокат и доказал, что не было этого. А парни эти вообще исчезли из станицы, говорят, в Чечню поехали отсиживаться. Зачем мы в большую войну немца побеждали? Что мы добились в своей жизни? Вон из зеленчукских станиц казаки бегут к нам спасаться, а нам куды побечь? В Россию, так сегодня они и там! – затягивался папиросой отец.

Мошкара летела на свет над крыльцом, но отец и сын, казалось, не видели этого, настолько был сложный разговор. Пес Джохар сидел внизу и смотрел то на одного, то на другого, а Кузьма гладил его слегка мокрую морду.

– Ну, вы долго будете табашничать там? Давайте спать! – открыв дверь, в одной белой рубашке, ежась от холода, позвала их мать в хату.

– Пойдем, Кузя, спать! – взял под руку Кузьму отец.

Джохар последний раз лизнул Кузьму за руку и пошел тоже спать с свою будку.

Утром Кузьма, когда родители ушли на работу, надел гражданское и пошел в военкомат к Паше Зленко.

Тот при входе Кузьмы спрятал налитый стакан в сейф, но, увидев, что это Кузьма, вытер рукой пышные буденовские усы и достал стакан из сейфа.

– Давай, Кузя, по единой! Добрая горилка у меня! А сало какое – жинка сама делала! Давай, Кузя! А то одному вроде сложно.

– Нет, Паша, я не пью! Ты же знаешь! А если сам хочешь, так у тебя вроде есть с кем делить свои горести и радости.

– Знаю, но вдруг ты изменил принципам? – приложился к наполовину полному стакану Паша, – служба у нас такая – военкомат. Сам понимаешь!

– Ты знаешь, Паша, не понимаю! Не понимаю, почему в станице живет столько чеченцев? Почему они ведут себя так агрессивно по отношению к хозяевам станицы?

– Отец наговорил! Понятно! Но не только чеченцы, но и ингуши, армяне, грузины, адыги. Есть тут такой мулла Зурабов Магомед Хаджи. Вот он и мутит воду. Требует мечеть в станице поставить. Говорит, что это их земля, а казаки занимают ее незаконно. Не открыто говорит, но мы знаем. Молодежь чеченскую хороводит у себя дома. Курсы там магометанские организовал.

– А власти куда смотрят?

– Так писали в Краснодар! А там говорят, что каждый человек в России имеет право жить, где ему нравится.

– Ну и жили бы в своей Чечне, чего их сюда тянет?

Пашка вздохнул, вынул из сейфа бутылку «Распутина».

– Ладно, Кузьма, ты как хочешь, а я еще по одной и посплю немного! А то работы много! А ты, я понимаю, на побывку прибыл. Как мой сынку там?

– Сынку твой нормально! Боец классный! А вот ты на службе пьешь. До чего себя довел!

– Я так понимаю, что ты, Кузьма, скоро на фронт, раз отпустили. Сына сбереги. А? Жинка меня же не простит, коли с ним шо случится! – жалобно попросил его Паша, как будто не замечая вопросов Кузьмы.

– А хочешь, я твоего сына тебе завтра домой пришлю? Пусть сидит дома, а потом сменит тебя в военкомате.

Паша аж поперхнулся своим «Распутиным».

– Ты шо, Кузьма, сына хочешь мне врагом сделать на всю жизнь? И не думай об этом! – он допил очередной стакан, – пойдем, сходим к Вовке Морозову. Он на два класса младше нас был, а сейчас начальник отделения милиции. Власть наша, вот ему и задашь все свои вопросы! А я шо, я ни шо! Я военкомат! – Пашка поднял вверх палец, встал, надел фуражку на голову, проверил рукой ровно ли сидит кокарда и, хлопнув Кузьму по спине, толкнул в сторону выхода.

Они прошли по станице. У магазина Кузьма обратил на большое количество кавказских лиц. Молодежь стояла кучкой и что-то оживленно обсуждала на своем языке. Увидев приближавшихся Кузьму и Пашу, они замолчали. А когда Паша и Кузьма прошли, кто-то крикнул им вслед, видимо, что-то обидное и все громко рассмеялись.

Кузьма резко обернулся и пошел к ним. Паша остался стоять сзади. Среди шестерых парней Кузьма выделил сразу лидера.

– Переведи теперь то, что сказал!

Тот сказал что-то по-чеченски друзьям и те засмеялись.

– Зачем тебе, русский, знать, что о тебе говорят начхе?

– Я не русский, а русский казак! Говори по-русски и не в спину, а в лицо!

– Учи язык начхе! Скоро здесь будет только наш язык. Кто не будет на нем говорить – тот умрет! Иди, дядя, отсюда пока плохо не стало! – парень достал из кармана самооткрывающийся нож и стал им жонглировать пальцами.

– Убери нож!

– Что, страшно, дядя, что посадим тебя на нож? Горло резанем?

В тот же момент Кузьма открытой ладонью ударил парня в нос. Тот от боли присел и выронил нож. По лицу его потекла кровь.

– Ты труп, русский. Ты знаешь кто я? Я Руслан Зурабов и теперь ты мой кровник.

Это было так смешно, что Кузьма даже улыбнулся. Чеченец с перекошенным от гнева лицом потянулся рукой к лежавшему на земле ножу. Вторым ударом с подсечкой Кузьма сбил его с ног. Остальные парни вытащили из карманов ножи и стали обступать Кузьму со всех сторон.

– Эй, ребята! Быстро ножи на землю! – вогнал патрон в дуло пистолета стоявший сзади Паша, – класть ножи быстро на землю и тихо острием к себе, да так, шобы я видал усе! Кто не успеет, пока я считаю до трех, я не виноват! – и Пашка для острастки выстрелил в воздух и направил пистолет на парней.

– Паша, убери «Макарова»! – потребовал Кузьма, – я и так разберусь со всеми!

Кузьма повернулся. Рядом с Пашей стоял милицейский майор с удивительно голубыми глазами и тоже с пистолетом в руке.

– Руслан, я предупреждал тебя, что если будете ходить с ножами, то плохо будет!

– Он первым ударил! – заскулил парень с земли.

Остальные все аккуратно сложили ножи и стояли, понурив головы.

Мимо проходил пожилой чеченец в бардовой шапочке, типа тюбетейки, видимо, шел в магазин и, остановившись, что-то сказал парням.

Те что-то ответили, показывая пальцами на Кузьму.

– Извините, но они говорят, что вы первым ударили!

– Они мне сказали! – Кузьма повторил сказанное ему слово старому чеченцу.

Старик закричал на парней и те понурили головы.

– Это плохое слово, и ты правильно сделал, что ударил его. Таких надо учить!

Подошли Паша и милиционер, пожали руку старику. Милиционер собрал ножи и, смеясь, сказал:

– А вечером у них снова будут ножи. Их старики говорят, что чеченец без ножа все равно, что русский без штанов, так, дед Идрис?

– Все правильно! – смутился старик, – ножи у нас с детства! Поэтому и боятся обидеть друг друга, знают, что плохое слово может быть отомщено.

– А оскорблять безоружного человека? – спросил Паша.

– Это философия, уважаемый господин офицер! Русские самолеты бомбят безоружные чеченские аулы, и это вызывает гнев всех чеченцев. Танки давят плетни, людей и нашу землю. Там, добавил он, показав рукой на восток, – не обижайтесь на детей. Они глупые еще и черное для них иногда выглядит белым, а белое черным. А по сути это дети, школьники. Их родители увезли сюда от войны. Они видели там войну, кровь и много испытали. Простите их! Ваша милиция в Чечне отбирала в домах чеченцев последнюю пищу, а взрослых родственников куда-то уводили, и они уже не возвращались, а потом находили только трупы. Я сам это видел, и они это знают!

Кузьма посмотрел на стоявших понуро парней, смотревших вниз.

– Уважаемый, иди, куда шел! Мы разберемся со всем. Не будем об этом. Я понимаю вас, и ты пойми нас. Мы идем у себя по улице в своей станице, которую построили наши прадеды и полили изрядно тоже кровью. А здесь нас же задирают. Зачем? Вам что, плохо здесь живется? А так, на душе тоже плохо, понимаю я вас! – сказал Кузьма.

– Если у тебя на душе плохо, уважаемый, значит, у тебя есть душа. Я вижу по глазам, что ты воин, но поднять руку на мальчишку – это не подвиг воина! – покачал старик головой, – мы здесь все беженцы и бежали от войны, которую на нашу землю принесли твои земляки.

Кузьма смутился от его слов и покраснел.

– Извините, уважаемый! Не знаю, как вас по имени отчеству, нехорошо, конечно, получилось! С мальчишками, стариками, слабыми и женщинами воевать, безусловно, не дело воина, но если бы он первый не достал нож и не стал им угрожать. Я даю вам слово, что я бы его не тронул, если бы был просто разговор.

– Хорошо сказал, уважаемый! Дай Аллах тебе легкой дороги! – старик пожал руку Кузьме и с этими словами повернулся, и пошел к магазину.

– Шагом марш по домам! – сказал милиционер парням и те быстро направились, – увижу с ножами – составлю протокол! И наших мальчишек больше не задирать! Пырнете кого – пеняйте на себя!

– Так у них тоже есть ножи! – ответил широколицый, видимо, с примесью ногайской крови, высокий парень.

– И с них буду спрашивать, как с вас! Кто у них там заводила?

Но парни, не став отвечать, быстро повернулись и скрылись в ближайшем переулке.

– Володя Морозов! – представился Кузьме милиционер, поднимая с земли ножи, – я тебя, Кузьма, помню в школе. Ты борьбой занимался и по спорту был первый. Мы все с тебя брали пример. А зовут тебя, по-моему, Кузьма Гусаченко?

Кузьма виновато улыбнулся.

– Я тебя не помню – извини!

– Но это так – старшие младших никогда не помнят, а мы старших помним хорошо! Пойдем ко мне в отделение. Поговорим? – предложил голубоглазый майор.

И все трое направились в сторону отделения милиции.

– Товарищ майор, старший сержант Иванов! За время вашего отсутствия в станице ничего плохого не произошло! – вскочил со своего стула, читавший старый журнал «Огонек», конопатый милиционер.

– Иванов! Опять Руслан Зурабов ножом размахивает и задирает людей! Передай участковому лейтенанту Махне. Пусть ка для профилактики зайдет и поговорит с его отцом! – приказал майор.

– Есть! – ответил старший сержант и стал набирать какой-то номер на повидавшем виде телефоне, перетянутом в разбитых местах синей изоляционной лентой.

В кабинете начальника пришедшие расселись на стулья, а майор сел на свое место во главе длинного стола.

– Что же вы, ребята, со станицей сделали? – спросил Кузьма.

– А что вы со страной и с армией и твоим флотом сделали? – в тон ему спросил майор.

– Ты прав! – подумав, опустил голову Кузьма, – сделали – не сделали, а разорвали и виноваты, безусловно, что эту нечисть допустили до власти! – и он кивнул в сторону портрета Бориса Ельцина, висевшего за спиной майора.

Внезапно раздался стук в дверь.

– Входите! – крикнул хозяин кабинета.

Все присутствующие посмотрели с любопытством на дверь.

Вошел невысокого роста чеченец в кожаной шапочке, как тюбетейке, с длинной бородой и рассерженным лицом, который сразу обратился к хозяину кабинета:

– У вас, майор, опять в станице безобразие. Какой-то взрослый хулиган избивает детей, а вы с ним сидите в одной комнате и разговариваете. Вот заявление избитого об избиении! Вот показания свидетелей и медицины! Вот заключение врача нашей больницы о нанесенных избиениях! Прошу возбудить уголовное дело против этого хулигана. Если вы не сделаете это, то я сегодня же поеду в Краснодар в управление мусульман Кубани!

Он подал бумагу Морозову и покорно встал, ожидая реакции, и показательно включил диктофон и положил его посередине на стол.

Паша Зленко покачал только головой и посмотрел на Кузьму.

Морозов взял поданные ему бумаги, внимательно прочитал.

Пришедший чеченец продолжил:

– В то время, как весь цивилизованный мир с негодованием осуждает те преступления, которые творит федеральная российская армия в Чечне, в станице Охотской разбушевавшиеся хулиганы избивают бедных чеченских и ингушских мальчиков, которые вынуждены бежать от войны их родных аулов. То выселение всего чеченского народа в казахские и оренбургские степи, то бомбардировки мирных сел, то избиение чеченских и ингушских мальчиков здоровыми русскими мужиками. Геноцид, да и только!

– Магомед-хаджи! Умерь свой пыл и выключи свой диктофон! А то не ты пойдешь в управление мусульман, а я пойду в прокуратуру.

– Не выключу! Пусть весь мир узнает о зверствах диких русских! – упорствовал чеченец, – простому чеченцу негде голову приложить. Завтра о вашем попустительстве узнает вся Европа, весь цивилизованный мир!

– Уважаемый Магомед-хаджи! – лениво закуривая, сказал Морозов, – умерь свой пыл для проповедей в твоем доме, которые ты проводишь и на которых призываешь чеченскую молодежь к войне с неверными. Твой сын при всех жителях, бывших перед магазином, обозвал проходивших мимо людей грязными собаками, так перевел мне его высказывание дед Идрис. Твой сын угрожал проходившим мимо людям вот этим ножом! – с этими словами голубоглазый майор вывалил на стол ножи, завернутые в платок, – на одном из этих ножей есть отпечатки рук твоего сына. Так что забирай свои заявления и выключай диктофон!

– Что, мой сын так и сказал? Мне он сказал, что стояли никого не трогали, подошли русские – этот и другой – и начали его избивать!

– Твой сын тебя обманул! Твой сын, когда мы проходили мимо, сказал такие слова! – и Кузьма по-чеченски повторил слова, сказанные Русланом.

– Дай сюда заявление! – потребовал у майора Магомед Зурабов.

– Так не делается, Магомед-хаджи! Ты напиши теперь мне заявление, что по доброй воле забираешь заявление и претензий не имеешь, а то отдам я тебе их, а завтра в уважаемых газетах появится информация об издевательствах над простыми чеченцами и то, что офицер милиции отказался у тебя принимать даже заявление. Если не напишешь, то я сегодня буду вынужден возбудить по факту угрозы ножом людям, кстати, не первому факту. А это тянет минимум на колонию. И чтобы ты знал, то я сегодня же пойду к прокурору!

– Что писать? – буркнул Магомед-хаджи, садясь на свободный стул, – если сын первый обозвал людей и угрожал ножом, то зачем сразу в колонию? Он же никого не порезал? Я его накажу сам и забираю заявление. А ты не ходи в прокуратуру и дело не возбуждай. Хорошо? – уже заискивающе спросил Магомед-хаджи.

Без слов он дописал заявление и положил на стол Морозову.

Тот внимательно прочитал, попросил что-то добавить, потом удовлетворённо положил бумагу в стол и развел руками.

– Договорились, Магомед-хаджи! И передай сыну, чтобы наших парней не задирал, а то если закончится все однажды поноживщиной, то ему будет светить не детская колония, а минимум тюрьма. Ему же уже есть 16 лет?

– Есть, есть! Но и вы нас и их поймите! На нашей земле война, нас выгнали из своих домов!

– Ладно, иди. Уважаемый! – махнул рукой Морозов.

Когда за Магомедом – хаджи закрылась дверь, все заулыбались, а Морозов убрал в сейф написанную Магомедом бумагу.

– Вот так и не заметишь, как станешь героем какого-нибудь репортажа в центральной газете или за рубежом. А потом по ней будет расследование Генеральной прокуратуры, Страсбургского суда и прочих причастных и непричастных инстанций. А ты говоришь, что сделали со станицей? Что сделали со страной? Ты думаешь, ситуация в других станицах лучше? В станице Глуховской состоялся сход казаков, потребовавший выселения всех кавказцев, в станице Хмельницкой после того, как горячие кавказские головы порезали на танцах, ныне называемых дискотекой, пару станичных парней на смерть, станишники пожгли дома всех чеченцев. Ты думаешь, поймали убийц? Вон их морды до сих пор в крае в розыске, можешь увидеть на «доске почета» сбежавших преступников перед отделением. А сейчас они наверняка воюют за независимость Ичкерии против наших мальчишек и против России. Подрастет Руслан Зурабов и будь уверен, что тоже уедет воевать.

– И неужели нельзя ничего поделать? – спросил, набычившись, Кузьма.

– Во-первых, надо победить тех, кто взял в руки оружие, а во-вторых, разобраться с врагами внутренними или они разберутся с нами. И завтра границы России могут стать при такой политике границами Московской области.

– Тут такое дело, Кузьма! – вступил в разговор Павел, – ты понимаешь, что мы сами себя убиваем? Ты думаешь, как они прописываются в станицах? Кто продает им дома и российские паспорта? Вот я и говорю – сами же своими руками! А так, в одних станицах получше, в других, где руководство похилее, да посогласистей, там похуже. А эти активно завозят из Афгана наркотики. Нашу молодежь подсаживают на дурь и физически убивают наш народ. Я спрашиваю себя, а массовое переселение в станицы чеченцев – это замысел или случайность? И почему так равномерно селятся и почему в каждой станице есть свой Магомед-хаджи? И куда смотрят там в Краснодаре? Но ты думаешь, такая ситуация только в Краснодарском крае? На Ставрополье хуже на порядок. На Дону то же самое, как у нас. И эти пособники передают боевикам всю информацию о передвижении наших войск, провоцируют инциденты с казаками в станицах. А у нас связывают руки, не дают решить вопрос, по существу. Давайте, братья, лучше по 100 грамм! – и он заулыбался, достав из кармана своих брюк плоскую фляжку.

– Кузьма! Мое командование обязало меня оказывать тебе полную поддержку и твоему делу. У тебя есть ко мне вопросы?

– У меня к вам обоим не вопрос, а просьба! – ответил Кузьма, – о том, кто мы, откуда и зачем – никто не должен знать! Вам, видимо, еще поступит секретная директива, согласованная с Краснодаром легенда проста. Слушайте и запоминайте! Наш отряд условно называемый «Тамань», сформирован в рамках военных сборов военнослужащих запаса. Наша задача – в течении трех месяцев организовать строительные работы на территории Ставропольского края в районе станиц Курской, Нагутской и Суворовской. То есть – это просто сборы. Так всем и говорить!

Кузьма внимательно посмотрел на сидевших перед ним офицеров.

Они согласились с ним и обещали полное содействие.

Договорившись с Пашей назавтра, домой Кузьма шел полный раздумий. Внезапно в одном из переулков рядом с домом его остановил за рукав чеченец.

– Мы знаем, что ты командир казачьего отряда «Тамань» и прежде, чем ты попадешь в Чечню, ты вспомни, что у тебя дома старые отец и мать!

Кузьма со всей злобой схватил за горло чеченца и поднял в воздух.

– Слушай внимательно меня и запоминай все, что я скажу! Если с моими отцом и матерью хоть что-то случится, если кто-то из ваших скажет в их сторону плохое слово, я вас всех здесь в станице положу и ни на кого не посмотрю, ни на какие законы! – Кузьма гадостливо отшвырнул в сторону чеченца, вытер руки о штаны, и пошел домой.

– Вы все русские такие! – кричал ему в след, видимо, сильно ушибленный чеченец.

Дома его ждали мать и отец. Отец натопил баньку, и они с Кузьмой с удовольствием попарились.

Сидя на полке, Кузьма рассказал отцу события сегодняшнего дня. Тот морщился от горячего пара и внимательно слушал Кузьму. Когда тот закончил, отец заговорил:

– Силы уже не те! А то я бы и сам постоял за мать, и никто нас не обидел бы. Но ведь они бьют внезапно из-за угла, когда не видишь кто. А закон у нас такой. Есть у нас в Москве писатель такой – Семен Троставкин – председатель комиссии по помилованию при Президенте России. Вот он и подписывает у Президента всякие приказы по помилованию всяких бандитов и убийц, у которых даже пробу ставить негде. А как-то спросил его один корреспондент, а что бы вы сделали, если бы вашу любимую внучку изнасиловал и убил негодяй? И что ты думаешь тот ответил? Говорит, что все равно попросил бы помиловать, а потом убил бы собственным руками. Красиво, конечно, но лукавит. Спит и видит, как скопить капитал и сорваться за границу, а страна хоть в тартарары провались!

Кузьма слышал много плохого об этом писателе, который вместо написания книг встал на защиту уголовного мира, прощая и милуя самых залитых кровью простых людей негодяев.

– Ну, а секты, Кузьма – посмотри, сколько разных расплодилось? Тут наши станичные придурки несколько дурней оделись в синие и розовые балахоны, постриглись наголо, оставив на затылке маленькую косичку, взяли в руки бубны и барабаны и ходят по станице и поют Хааре Кришна. Мол, воевать нельзя, должен быть мир между всеми. А эти, которые в клубе собираются и верят в сине-фиолетовых владык? Из Москвы приехала дама и собирает их в клубе. Сидят головами качают, как гипнозные. Не, Кузьма, порядка нет в станице! Стержень потерян у русской нации и казаков. Поэтому я и думаю, если ты будешь благое дело делать там, то значит, здесь нам станет легче!

Мать накрыла торжественный ужин, на который пригласила соседей Буняченко вместе с их дочерью Аленой. Девушка была симпатичная, светлая, с косой, как носили когда-то, она сидела за столом, потупив взгляд. Кузьме понравилась сразу, но, вспомнив о том, что ему предстоит, он помрачнел.

Спустя час к дому подъехали синие «Жигули». Мать выглянула в окошко и ахнула:

– Наташка никак приехала с семейством! Во счастье-то нам! Вот молодцы – не забыла! Хучь брата повидает!

И побежала встречать, вытирая руки о передник. За ней вышли на крыльцо Кузьма и отец.

К родителям приехали с гостинцами повидать брата и сестра Кузьмы – Наталья с мужем. И теперь она с Аленой и ее матерью Варварой Ивановной хлопотали, помогая матери накрывать на стол. Отец Алены Гнат носил разносолы, привезенные Натальей с кухни.

Положено так на Кубани, что если едешь в гости к родным, то везешь с собой всякие разносолы. Это считается нормой вежливости.

– Пойдем-ка, сынку, покурим! – позвал Кузьму на крыльцо отец.

– Так я ж, батя, не курю! Ты знаешь!

– Знаю, потому и зову! – жестким голосом сказал отец.

Он долго разминал свою беломорину, прикуривал от спички, вежливо поднесенной Кузьмой.

«Постарел отец, сдал, волосы седые все уже, морщины по лицу идут» – подумал вдруг Кузьма.

– Как тебе Алена? – спросил отец, выпустив дым в сторону и строго глядя на Кузьму.

– Вы, батя, с мамой совсем ополоумели с этой женитьбой!

– Тебе сколько лет? – психанул, еще раз затягиваясь, отец, – за сорок! Вот-то оно как! У Магомеда первая невестка каждый год рожает по чеченцу и у других тоже. А ты? Не спрашивай, почему чеченов в станице больше, чем казаков! Род свой надо продолжать казачий, а Алена девка справная и Буняченки наши соседи еще со времен Екатерины, если не ранее в Запорожье. Когда Охоцкий полк здесь ставил первую крепость, наши батьки были в первых рядах и со всех Черноморских станиц сюда за Кубань переселяли охотных, то есть согласных казаков с семьями. Так что, сынок, не кобенься! Вернешься в станицу, выполнив свой долг, сыграем свадьбу!

– А ежели не вернусь, батя? Ты подумал об этом?

– И думать не хочу! Обязан вернуться! Даже не перечь мене! Если ты считаешь меня своим отцом, а мать матерью, то вернешься и сделаешь то, что я тебе гутарю! А не сделаешь, не сын ты мне! Алену спасать надо! Засидится в девках и пропала. А потом появились покупатели в станицах, наших девок сманивают на работу в Турцию. Говорят, гувернантками или нянями – а сами в публичный дом, Наташами – так у них называется! Это только подумать надо – наших казачьих девок своими руками продаем турку в неволю. Кому? Кто? – отец в отчаянии махнул рукой.

– Это как же, батя?

– А так, сынок! Тут приезжие чеченцы Мирзоевы такой бизнес организовали год назад, а с ними несколько наших гаденышей из станицы. С нашей станицы и Камчатской девок пять уговорили на работы в Турцию. Одна из пяти вернулась. Рассказала, что привезли их туда, в эту туретчину, паспорта отобрали – и в бордель, кто не хотел – тех избивали. Мирзоевы тогда сбежали от гнева наших казаков, почуяли, что разнесут их хату по брёвнышку, а своих парней, которые с Мирзоевыми связались, мы по казачьи наказали. Надысь высекли на майдане и потом отдали властям суд творить по их законам. А семьи постановили выселить из станицы. Ты думаешь, их осудили?

– Не наказали?

– Не хочется срамных слов тебе гутарить, сынок, про это! Вот фиг тебе с маслом их кто осудил! – отец, аккуратно погасив папиросу в банке, стоявшей на перилах, показал Кузьме комбинацию из трех пальцев, – условный срок дали, а девки те, что в туретчине оказались по воле этих нелюдей, не вернулись до сих пор. Гутарят, шо сгинули! Не стали проституцией заниматься. Их эти же и порешили. Знаешь, какое горе дома у них? Так шо думай, казак, шо и как робить! А ты, казак, сын казачий и внук казачий и обязан об том думкать!

Кузьма подумал недолго, махнул рукой.

– Ладно, батя, воля ваша! – он улыбнулся, – коли вернусь с войны, женюсь на Алене, коль она не против этого! Но еще вернуться надоть! Я ж готовлюсь не сметану лопать банками в глухом амбаре.

– Вернешься, сынку, коли я тебе такой наказ гутарю! Мне тож мой батя гутарил, шо должен вернуться. Я вернулся, хоть от смерти не бегал, но и ее не искал! Проявлял казачью смекалку, как сделать так, чтобы победить и остаться живым. И ты проявляй смекалку! Плохо скажу тебе, Кузьма, что мы православные и у нас одного мужа только и можно. А Натаху Вислогузенко за кого выдать? Тоже одна девка страдает хорошая. Так бы всех их за наших хлопцев хороших отдать?

– Я тебе что, батя, элитный кобель? Ты не расстраивайся, батя – вернемся с победой! Привезу добрых женихов элитных казаков, таких, шо вся станица позавидует! – заулыбался Кузьма, представляя себя в роли свата всех станишных девок.

Они вернулись в хату, и отец молча кивнул жене – мол, все нормально.

Выпив, отец и Гнат, запели казачьи песни, а женщины с Натальей ушли в другую комнату разговаривать о своих делах. Кузьма и Алена вышли на крыльцо.

Из комнаты неслось:

– Шо то за хозяин, шо то за хома? Гость иде до дому, а коня нема!

– Прогуляемся по станице! – предложил Кузьма.

– Да страшно больно, Кузя! Чеченцы вечером выходят и дерутся с нашими парнями. Могут тебя порезать. Они с ножами все ходят.

– Со мной не бойся никого и ничего! Я смогу защитить тебя! – сказал, краснея, Кузьма и вдруг почувствовал, как Алена, взяв его за руку и прижавшись к его плечу, заплакала. Слезы протекали сквозь рубашку Кузьмы и разволновали его.

– Ты что, Аленка? Что случилось?

– Что-что? – закрывая лицо руками, не хотела отвечать Аленка.

– Расскажи, что тебя волнует?

Тоненькое, как тростинка, тело девушки разволновало его, и он почувствовал чувство сострадания к этой в общем-то беззащитной девушке, соседке, которую раньше и не замечал и даже не помнил.

– Руслан Зурабов проходу не дает! А они чеченцы, как нашими девушками побалуются, попортят, а потом сами на своих женихаются! У них с детства еще оговорено, кто на ком должен женится.

– Тю! Вот горе великое – на своих. Ну и пусть женихаются! Ты что, замуж за него собралась? Не плачь. Не дам я тебя в обиду ни Руслану, никакому другому Магомеду и со мной можешь ничего не бояться! – вытирал слезки из глаз Алены Кузьма.

Алена заулыбалась. Кузьма схватил с вешалки свою военную куртку и, подхватив ее под руку, вытащил за ворота.

Они пошли, обнявшись, к берегу реки, протекавшей через станицу. Шли не спеша по середине улицы мимо закрытых ставнями окон домов, высоких ворот и глухих заборов казачьих хозяйств. Кузьма накинул на ее хрупкие плечи свою курку и почувствовал себя, как никогда хорошо.

А потом полночи сидели на берегу реки на бревнышке и разговаривали.

Алена читала наизусть стихи Пушкина, Лермонтова, Есенина, Блока. Кузьма слушал ее и думал про себя: «Вот живет рядом человек, а ты даже и не знаешь».

Аленка раскрылась ему полностью. Потянулась к его душе, и он ответил.

Всю ночь они гуляли вдоль реки, целовались и обнимались, только под утро он проводил ее до дома.

Когда Кузьма вернулся, отец курил на крыльце.

– Ты девку до свадьбы не попортил? – строго спросил отец, затягиваясь, – а то вы, моряки такие – поматросил и забросил! Тебе на войну, а ей куды с животом?

– Батя, ты чего? – возмутился Кузьма, – меня, офицера, за негодяя держишь? Может, я повод давал?

– Да так он спросил, Кузя, с дури природной! Звиняй отца родного! – раздался через окно взволнованный голос матери, хлопочущей на кухне.

«Тут у них особо не спрячешься. Все выведают! Недаром батя разведчик, а мать – жена разведчика!» – подумал Кузьма.

После завтрака к дому Кузьмы подъехала машина Пашки Зленко. Пашка планировал забрать в отряде на день сына и торопился по каким-то делам. Вчера с Кузьмой они уговорились у Морозова об этом. Мать, как всегда, навязала узелков с домашними деликатесами.

– Это тебе курка вареная. Здесь картоха своя. Рассыпчатая. Вот тебе пирожки, как ты любишь. Здесь медок дед Стас для тебя приготовил. А здеся твоим казакам принесли суседи, у которых дети у тебя в отряде. Там записки есть для кого.

– Мамо, ты шо? Я ж столько не довезу! И потом – я их всех планирую отпустить по домам.

– Вот отпустишь и хорошо еще дадут! А это отвези нашим станишникам!

Погода стояла не очень хорошая. Откуда-то с севера натянуло туч и моросил мелкий и противный дождь. На улице было хмуро и еще темно.

Кузьма обнялся у крыльца с отцом и матерью и, даже нагнувшись, поцеловал в нос пса Джохара, который радостно вилял хвостом, как вентилятором и выписывал такие кренделя.

Когда отъехали немного Кузьма посмотрел на часы.

– Семь часов поздно или рано? Чеченцы во сколько встают? Давай ка, Паша, к дому Зурабовых!

Пашка аж ахнул и почесал свои усы.

– Ты что же, Кузьма, мстить хочешь? Не трогай дерьмо – вонять не будет!

– Поворачивай! – приказал Кузьма шоферу.

И солдатик, повинуясь приказу Кузьмы, сам повернул на параллельную улицу. Пашка сидел молча и только качал головой и гнул губы.

Остановились у доброго, хорошо покрашенного и ухоженного дома с красивыми зелеными железными воротами.

– Вот дом Зурабовых, ранее был Черношапок, но они уехали куда-то. Чистая крепость стала, штурмовать сложно, Нужен танк. Ты смотри, все в цвета свои мусульманские покрасили! – оценил строение Пашка.

Кузьма вышел из машины и постучал в ворота. Долго не открывали, смотрели в окно – лишь во дворе лаяли две злые собаки. Затем раздался скрип замка и показался Магомед-хаджи в своей неизменной кожаной шапке типа тюбетейки.

– Что вам надо, господин офицер? – спросил он, увидев на этот раз Кузьму в форме с погонами и поклонился.

– Позови сына!

– Арестовывать пришел? – ахнул Магомед-хаджи, – за что? За то, что слово глупое сказал или детским ножиком попугал? Ненавидите вы русские ингушей.

– Меня ножом не испугаешь! – хмуро ответил Кузьма, – разговор у меня к нему! Пару слов хочу гутарить для него. Позови!

– Не позову! Спит он еще – под утро только пришел!

– Ну, так сам тогда передай ему на словах! – Кузьма посмотрел на часы, – ты знаешь, кто такой я, недаром твой человек мне от тебя привет вчера передал! – Кузьма хищно улыбнулся. Его улыбка не предвещала ничего хорошего, – передай Руслану, чтобы не бегал больше к Алене Буняченко! Это моя невеста! Пусть обходит ее дом и ее родичей за пол улицы. Ну, а тронет – пусть пеняет на себя! То же самое касается тебя! Если что с родителями случится – не прощу! Не посмотрю, что ты муфтий или в святой стране побывал. У меня законы свои. Я, когда в гневе, и ворота выламываю железные и кости ломаю, так что уже никогда не срастаются. Лучше забудь о нашей встрече, помни о моих словах и сына своего удержи от глупости! Если, конечно, у тебя голова на плечах есть! А лучше уезжайте из станицы от греха подальше!

Растерянный Магомед-хаджи понял, что Кузьма говорит от чистой души и, посмотрев на его сжатые кулаки, понял, что Кузьма свои угрозы выполнит.

Кузьма повернулся и пошел к машине.

Магомед-ходжи закрыл калитку и задвинул изнутри замок и понял, что ноги его дрожат, и он бессильно опустился на скамьи у входа в дом.

Стоявший сзади Кузьмы Паша, видимо, чтобы удержать его от необдуманных поступков, слышал весь разговор.

– Ты что, действительно, женишься?

– Коли вернусь живым с войны! – хмуро улыбнулся Кузьма.

Глава 12. Не все так просто, как казалось

В лагерь они приехали часам к одиннадцати. У штаба их встретил встревоженный Носов.

– Осипович на полигоне. Миронов тоже гоняет свои БТРы. Тот поломанный ему заменили на новый, теперь носятся со своим Варгановым, как угорелые, выбивают запасные детали для двигателей.

– Так хорошо, что носятся. Результат есть. Попробуй из этой вчерашней техники ЗГВ сделать что-то толковое. А они стараются, добиваются, выбивают новые детали и, смотри – БТР выбили. Усков на них смотреть уже не может нормально. Бегает от них. Все его технические запасы растащили.

– Пусть бегает. Еще новости есть?

– Есть, Кузьма Степанович! И хорошие, и плохие. С какой начинать?

Кузьма прошел в свое кресло, сел, потянулся как кот, вспомнив Аленку, такую хрупкую и прижавшуюся к его плечу.

Рядом на стул сел Пашка, а Николай Николаевич остался стоять.

– Значит так, во-первых, я взял стукачка и не одного, а трех, того, кто о нашем отряде докладывал в Чечню. Слава Богу, оказался не наш!

Кузьма заулыбался. Новость хорошая и самое главное, что не свой, чего они боялись больше всего. Враг внутри отряда – это самое плохое.

– Рассказывай, рассказывай и козла за причинное место не тяни!

– Ты уехал. Механизированная группа согласно плана ушла на марш-бросок на Холмский полигон. Вдруг прибегает ко мне Мирошенко и зовет с собой. Мы пошли за ним с Осиповичем. Глядь, а за баней сидит орел, антенну расправил и вещает по станции, а станция не наша, импортная. И вещает на не нашем, а на их языке. Оказалось, он не дагестанец никакой, как числится в документах, а чеченец-акинец из Хасавюрта. Мы его там и повязали. Осипович его слегка помял. А потом провел допрос, как принято у них, у котиков. Здесь целая организация. Аж три человека и у них есть связник в местной станице – тоже чеченец. Стали вербовать они нашего Канокова! Ну, знаешь, этого из отделения Мирошенко, он похож на кавказца. Им свои у нас во как нужны внутри. Тот согласился для вида, а сам все Мирошенко и рассказал. Стали разведчики по-тихому за ними следить. Нам ничего не говорили, говорит, что ждали, когда будет что доложить. Вот и результат. Сейчас уже наш оперативный работник приехал из Краснодара и всех этих допрашивает. От Науменко приехали ребята из ГРУ. Говорят, хотят радиоигру завязать. А радиостанцию они забрали, маленькая такая с трубочкой, и антенна как зонтик.

– Не наша 159 гробина. Прятал он ее за баней в земле, в целлофановом мешке.

– Ладно, Пинкертоны! Про станцию и этих акинцев все понятно. Давай следующие новости!

– Но это совсем плохая и тебе вовсе не понравится, Кузьма Степанович. Пьянка у нас с дракой! Третье отделение отличилось. Решили отправку на фронт отпраздновать. Командир отделения Рыбалко организатор. Водку принесли усковские ребята из местной станицы – земляки наших героев. Они тоже и участвовали, а затем разодрались. Вот разбираемся, но надо решать, что с ними делать. То ли оставлять, то ли выгонять к чертовой матери! Да вроде ребята хорошие. А вот на тебе! Взяли еще и подрались. Доктор помощь оказывал, одному усковскому нос сломали.

– Урок нужен хороший! Я подумаю! А пока от всех занятий участников отстранить, всех на кухню поставить до моей особой команды. Понятно?

– Понятно! И еще новость есть! У нас пополнение! Прибыл известный тебе лейтенант Суворов, тот милиционер, что с нами ходил на трассу. Помнишь?

Кузьма кивнул головой.

– Добился от своего командования перевода к нам, а может, Науменко помог. Кто ж их знает, но парень с опытом боевых действий. Думаю, нам подойдет. Ты будешь говорить?

– Буду! – ответил Кузьма, – давай его сюда!

– И еще прибыли три старшины из морской Балтийской пехоты. Осипович их к себе хочет забрать. Они дембеля. Месяц, как вернулись из Грозного, и снова их потянуло на поиски приключений. Все родом из станицы Староминской – казаки! А фамилии, одна краше другой – Ковпак, Ковтун и Люлька!

– Вижу, что казаки! Еще для полного комплекта Свитки не хватает и Шлопака. Ты с ними поговорил?

– Не только я, но и Осипович. Говорит, что ребята ему подойдут. Тем более пороха хорошо понюхали – отвоевали почти три месяца – Осипович их к себе уже определил!

– А чего они в морской пехоте не остались?

– Так в Чечне осталась только тихоокеанская морская пехота, а их туда не взяли.

Кузьма почесал затылок, он многих ребят знал из тихоокеанской морской пехоты.

– Давай сюда сначала Суворова! Вроде, на первый взгляд он парень не плохой, не из трусливых.

Суворов зашел в кабинет строевым шагом.

– Товарищ капитан 3-го ранга! Лейтенант Суворов прибыл для дальнейшего прохождения службы.

Кузьма встал, прошелся по комнате.

– Суворов, ты хорошо подумал? Ведь мы не дороги едем проверять в Чечню, а воевать и воевать в самых сложных местах.

– А я в пограничных войсках служил в Таджикистане срочную. Там и понюхали пороху, да и потом – в милиции надоело.

– А офицерское звание как получил?

– В 92-ом нас призвали на переподготовку и присвоили всем офицерские звания.

– А кем служил?

– Да телефонистом сначала. Рацию 159-ую потаскал на себе, а потом старшим пограничного наряда.

– А пойдешь тогда начальником всех связистов. Раз в этом роде войск служил – будешь нашим начальником связи! Мы здесь открыли свой узел связи в 17-ой комнате. Там дежурство открыли. Слушаем чеченцев, что у них и как, наших слушаем, а так основная задача – это связь с ушедшими на задание группами.

– Есть возглавить узел связи и связистов!

– Тогда найдешь старшину Волкова. Это наш старшина отряда. Он тебе все покажет: твою комнату, поможет экипироваться и расскажет, что и как.

Суворов четко повернулся через левое плечо и вышел.

– Твое звание теперь лейтенант и ты теперь командир взвода связи. Знакомься с хозяйством и подчиненными. И думай, как организовать скрытой открытую связь. Потом мне доложишь! – добавил вслед ему Кузьма.

– Николай Николаевич, давай теперь этих морпехов!

Вошли три старшины в своей черной десантной форме в беретах с якорями сбоку на красном треугольнике. Один был ростом метра два, зато второй был не больше метра пятидесяти, третий был нормального роста. Те, которые были повыше и пониже, увидев Кузьму, заулыбались.

– Товарищ капитан 3-го ранга! Мы же с вами на «Бресте» служили. Мы в БЧ-4 у капитан-лейтенанта Асланбекова были. Только вы были в БЧ-2, а мы у вас в группе единоборств занимались.

– О, очень приятно! Было такое! Здравствуйте, дорогие сослуживцы! Помню, Саша и Коля. Правильно? – заулыбался Кузьма, узнав своих старых знакомых старшин, которые занимались единоборствами в его группе.

– Все правильно! – ответил за обоих Ковтун.

– А как в морскую пехоту попали?

– Да после службы подались в «контрабасы». Попали в Чечню. Брали Грозный и дворец Дудаева. Расскажете потом, как вас в морскую пехоту бросило?

– Вообще мы не морская пехота, это так – прикрытие. Звания ваши так и остаются – старшины 1 статьи. А вот куда вас назначить – это мы подумаем!

– Так куда известно – нас старший лейтенант Осипович к себе определил.

– Это мы посмотрим. Нам надо укреплять боевую роту. Там тоже проблем хватает. А вы просто подарок мне! – Кузьма улыбнулся и посмотрел на Николая Николаевича.

– Я тоже так думаю! – ответил он, – пусть пока размещаются и тренируются с ребятами Осиповича, а потом мы решим!

Кузьма посмотрел на них с улыбкой, а потом обратился к морпеху среднего роста:

– У нас здесь есть проблема. Случилось ЧП. Одно отделение у нас нарушило казачьи и армейские законы и напилось в полном составе. В походе, а сейчас мы именно находимся в походе, казаки не пьют! Так было и в войске Запорожском, и в Донском, и в Кубанском. Там, где служили наши с вами предки. Водка до добра не доводит и, как правило, приводит к гибели на поле боя.

Старшина 1 статьи Ковтун, хитро сощурившись, спросил:

– А как же сталинские сто грамм перед боем? Ведь давали, и мы…

– Самые высокие потери были во время Отечественной войны в Советской армии. Погибло по официальным данным более двенадцати миллионов человек, более семи миллионов попало в плен. Воевали и побеждали не умением, а числом! – Кузьма даже разволновался, встал и стал ходить по своему кабинету, – победа без слов великая над самым грозным противником, но какой ценой. Суворовские и казачьи заповеди начисто забыты. Как бы выжили наши предки, если бы не берегли каждого человека? Татар преимущество было более, чем десятикратное во время набегов, а тем не менее выстояли, выжили и не оставили своей земли. Эту историю вам наш священник отец Михаил расскажет. Он каждый раз после молитвы историю казаков рассказывает нашим казакам. С удовольствием его слушают! – Кузьма подошел к креслу и стал записывать.

– Так что вы вдвоем – мои сослуживцы – к Осиповичу во взвод!

– А вы идете командиром третьего отделения вместо Рыбалко. Фамилия ваша как? – обратился он к морпеху среднего роста.

– Люлька, товарищ капитан 3-го ранга!

– Есть в третьем отделении бывшего старшины 2 статьи Рыбалко вакансия. Командиром отделения согласны?

– Я согласен. Но мы же хотели вместе!

– Пока будет вот так. Идите в старшине Волкову. Он все расскажет и разъяснит. Кстати, а как у вас с конной подготовкой? – обратился он к Ковтуну и Ковпаку.

– Так в станице выросли, с детства на конях. Только вместе нам никак нельзя? Мы как близнецы всегда вместе на войне.

– Будет пока так, а дальше посмотрим! Нам старшины нужны! А использовать вас как простых бойцов было бы неразумным. Понятно? Только где вот теперь на Ковпака коня найти? Он же ногами будет от земли отталкиваться! Не каждый конь его выдержит. Поэтому будете пока врозь, но в дальнейшем подумаем.

– Дак я справлюсь с любым конем! – сказал, усмехнувшись, Ковпак.

Все рассмеялись, в том числе и сам Ковпак.

– С Богом, ребята! Ты, Люлька, останься! Николай Николаевич! А вы идите до Осиповича! Давай, Николай Николаевич, сюда этих пьяниц!

Вместе с понурившими и опустившими головы казаками вошел немногословный и деловой старшина Волков.

Под глазом у двоих заплыли темно-фиолетовые фингалы, а лицо Самарина украшал раздутый нос и фингал на оба глаза.

– Так! – встал Кузьма, – от безделья маетесь? Другого приложения своим силам, умениям и навыкам не нашли?

– Так мы с этими, с усковскими подрались, они нас оскорблять стали! – пытался оправдываться Рыбалко.

– Здесь вся проблема в том, Рыбалко, что вы нарушили не только военные, но и казачьи законы и напились в походе. Бог вам судья! Послезавтра приезжает полковник Науменко, и он примет решение по вам. А пока вы, Рыбалко, лишаетесь звания старшины 2 статьи. Временным командиром вашего отделения назначается старшина 2 статьи Люлька! – Кузьма показал на покрасневшего морпеха, – и до приезда Науменко вам всем в наряд на кухню!

– Так, товарищ капитан 3-го ранга! Мы на кухне не стояли, а в наряд ходят только усковские из батальона обеспечения. Мы чистим только картошку! – вмешался старшина Волков.

– Вот и договорись, Александр Павлович, чтобы на два дня поставили наших. Если их мало, пусть своих под руководство Люльки добавляют. Но эти должны работать, пахать, чтобы мыслей дурных не было.

– Есть, договориться! – ответил вахмистр Волков.

– Товарищ капитан 3-го ранга! Разрешите доложить! – внезапно обратился к Кузьме, когда уже все практически вышли, бывший старшина 2 статьи Рыбалко.

Кузьма и Носов с недоумением посмотрели на него.

– Усковцев с нами не пьянствовал. Он был на дежурстве на узле связи.

– Ясно! Значит, Усковцев не наказывается вместе с вами! Идите и передайте Волкову и Люльке, чтобы Усковцев, как и прежде, ходил в наряд на узел связи.

Когда все вышли, Кузьма стал ходить по кабинету, а Носов уселся на стул. Паша Зленко сидел и улыбался.

– Пашка, забирай своего сына до завтрашнего утра! Скажи Осиповичу, что я приказал отпустить!

Радостный Паша пожал руки Кузьме и Носову и убежал без слов за сыном, понимая, что в такой обстановке он лишний.

Носов смотрел на Кузьму и улыбнулся.

– Ты сегодня не такой, как всегда, Кузьма Степанович! Колись, что случилось дома?

Кузьма удивился прозорливости Николая Николаевича.

– Николай Николаевич, откуда ты все знаешь?

– Так чего тут смотреть? Ты светишься, как надраенный медный пятак! Посмотри на себя в зеркало!

– Но я сам еще толком ничего не знаю, Николай Николаевич! Познакомился в станице с дивчиной. Но ей лет двадцать, а мне – старому козлу – уже за сорок. Вот и думаю! Батьки сговорились меж собой. Мне такую диспозицию нарисовали, что уже отказаться никак! Батя с мамой сватать хотят! А я неверующий толком даже и не знаю, что к чему. Девчонку жалко, она же мне в дочки годится!

– По вере это просто решается. Отец Михаил все разъяснит! А вот с точки зрения возраста – сложно сказать! Любви все возрасты покорны! – запел вдруг Николай Николаевич.

И за окном вдруг раздался сильный женский голос, поддержавший Николая Николаевича:

– Его порывы благородны!

Кузьма выглянул в окно и увидел Лизу Хохонько в белом халате, подпевавшей Николаю Николаевичу.

Она тоже увидела его, смутилась и нырнула в дверь штабного домика.

– Черт, подсушивают нас! – смутился Кузьма.

– Так это Елизавета Михайловна. Знаешь, как поет? Заслушаешься! Да согласись она за меня, так я даже бы и не раздумывал! – вдруг сказал Николай Николаевич и покраснел.

Кузьма посмотрел на Николая Николаевича и усмехнулся. Отчего теперь тот смутился и попытался увести разговор на другую тему.

– Сватовство – это хорошо! Это лишний стимул тебе вернуться с войны живым домой! – улыбнулся Носов, – и не думай пока об этом! Все само собой устаканится после того, как вернемся оттуда!

Кузьма походил по комнате и потом рассказал о большом количестве чеченцев в Охотской, о том, что даже мечеть хотят строить, о поведении молодежи, поножовщине.

– Так чего тебя, Кузьма, удивило? – спросил, посерьезнев, Николай Николаевич, – нам давно все понятно, что заселение чеченцами и ингушами казачьих станиц идет по плану руководства Чечни. Они хотят сделать Кавказский халифат по линии Ростов-Волгоград. Отсюда и задание заселять станицы, скупать дома, строить мечети и всеми средствами выдавливать казаков. В основном это семьи боевиков. Прячут их от войны, а заодно и решают свои проблемы. Их люди следят за передвижениями воинских эшелонов, команд и сообщают по радиосвязи своему командованию, оказывают содействие покупке и доставке оружия бандформированиям, ведут агентурную разведку. Ну и провоцируют простых людей на противоправные действия. А чуть ответ – сразу в Страсбургский суд, и вся печать и телевидение их забугорное и наше, прикупленное за хорошие деньги, начинают вой: «Наших беженцев от войны обижают!»

– Так если все это видят, то почему не принимают мер? Почему дают селиться на наших землях? Дают прописки?

– У них есть деньги зарубежных спонсоров! – Николай Николаевич встал и прошелся по комнате, – особая атака идет по экспансии чеченцев и ингушей на Ставропольский и Краснодарский края, Ростовскую и Астраханскую области, республику Калмыкию. Контролирует и координирует всю эту работу идеологический отдел и лично вице-президент Ичкерии. Или ты думаешь, что все это спонтанно? Большие диаспоры и их эмиссары роятся у стратегических объектов, изготавливающих различные вооружения для Российской армии – Тула, Ижевск, Ярославль, Новгород, Челябинск, Новосибирск, Комсомольск, Петрозаводск, рядом с крупными складами воинского вооружения. Призываются в армию парни из Ингушетии и Дагестана, прошедшие специальную идеологическую обработку, которые внутри частей создают землячества и ведут разведку и создают нетерпимые условия службы для сослуживцев. Военные училища забиты заявлениями таких дагестанцев и ингушей – мы сами готовим им офицеров. Плюс роятся в местах добычи золота, драгоценных металлов, камней, алмазов. Вся добыча алмазов контролируется ингушами – 80 % денег идет на поддержание боевого уровня бандформирований. Стараются взять денежные потоки России под свой контроль и использовать для своих нужд и это им удается. Плюс торговля наркотиками на территории России, она идет через цыган и кавказцев, но львиную долю добычи снимают их руководители из Чечни. А вдохновители их, и помощники сидят, в том числе, и в Кремле. Во всех селениях горной Чечни отбирают авторитетных грамотных людей за 50 лет бывших партийных работников, учителей, отправляют на обучение «чистому исламу» в одну из арабских стран, являющуюся спонсором вооруженной борьбы чеченцев против России. Затем по возврату на Родину отправляют в один из регионов России вместе с семьей. Назначают в назначенном регионе, городе, селе духовным лидером. Семьи у них большие – абортов не делают, не пример нашим – деды и бабки, невестки, дочки, парни до 16 лет, больные, то есть все взрослые до 16 и после 50 лет. Периодически отправляют в семьи в Россию на лечение раненых и заболевших в горах. Воюют все взрослые, которые способны держать оружие в горах и по состоянию здоровья исполнять обязанности защитников. Парню, как исполнилось 16 лет – вперед в Чечню отдавать долг Родине. Деньги на покупку домов дают спонсоры из дальнего зарубежья. Обживаются духовные лидеры, налаживают связи с местными органами, милицией, соседями. Затем начинается экспансия простых чеченцев с семьями. Для них из тех же источников деньги. Когда в поселке создается достаточная диаспора, начинаются просьбы к властям о строительстве мечети, о преподавании в школах чеченского языка для детей. Ну и эти духовные лидеры ведут военную разведку, принимают в случае необходимости боевые отряды, способные совершать террористические акты, ищут тех из руководства с военных производств, кого можно подкупить. Вот ты, Кузьма, объясни, как у чеченцев появились БТР-90, которых еще нет на вооружении нашей армии? Кто их им доставил из Челябинска мимо всех проверок? Вот то-то и оно, что не объяснишь нормально! А из Тулы получают партии оружия со складов нашей доблестной армии и флота. Вот у Ускова здесь склад вооружений, а здесь мы задерживаем целую ячейку шпионов.

Кузьма встал и походил по комнате.

– Николай Николаевич, ты мне рассказываешь ужасы! Если вы это все знаете, то почему не реагируете на эти угрозы безопасности страны.

– Да берем периодически некоторых лидеров, засветившихся на неблаговидных делах. Но у них как у Змея Горыныча вырастают новые головы. Метастазы так глубоко вошли в нашу жизнь. Вся эта экспансия началась не с началом боевых действий и указом. Эта экспансия началась еще в конце советского периода. Спланирована она далеко за океаном с учетом всех наших реалий и законов. Найдено наше самое слабое звено, через которое можно раскачать всю страну, так сказать, Ахиллесова пята – понимаешь? Самое сложное и нерешенное в нашей стране – это межнациональные и межрелигиозные отношения. А здесь все сплелось вместе.

– Понимаю, но понять не могу, как руководители страны могут действовать против самой страны и народа?

– Чего здесь непонятного? За хорошие деньги и доходы могут! Ты думаешь, с чего это все их дети и внуки уехали учиться за границу? С чего и за какие деньги они покупают там замки, дома. Да они просто не видят будущего здесь. Говорят, кто-то вывозит за границу миллиарды долларов ежегодно, а в стране нечем расплатиться с учителями, врачами, военными. Вот они и вывозят! Хотели бы поймать их на этом – давно поймали бы! Но это все равно, что собаке ловить свой хвост! Создают в их среде криминальную среду – врачи и учителя начинают брать взятки с учеников и больных, офицеры вынуждены подрабатывать, чтобы кормить свои семьи. Создается коррупция, разлагается основа страны – менталитет людей. Кто-то привыкает жить так. Честные люди становятся исключением.

– Николай Николаевич, вот ты все это видишь! – Кузьма стал нервно ходить по комнате, – зачем ты в армии, почему ты здесь?

– Хочется сделать для страны что-то хорошее и для себя. Я все же русский человек. Ты мне лично понравился, Кузьма Степанович, и я душой чувствую, что возрождение страной идет через таких людей, как ты, как Осипович, Лиза Хохонько, лейтенант Суворов – людей, способных положить на алтарь Отечества свои молодые жизни. Ты думаешь, что-то было сделано после нашего ночного рейда? Ваха и его люди отпущены, а под суд попали – дураки шоферы! Или эти путешественники остановлены, высланы? Ничего подобного! Их отпустили в Дагестан, откуда они уже наверняка перебрались в Чечню. Засветили нас и наши лица – хоть в масках работай на таких рейдах! Теперь сложнее будет нам вести диверсионную деятельность на территории Чечни. А так мы свое дело сделали, но результаты хотелось бы ожидать лучше! Уволили с должности полковника Берестенко – так это ему и надо! Здесь беспокойная работа, а там домик на Лазурном побережье, заработанный кровью наших ребят. Уедет на Украину, благо граница пока условная, а оттуда в свой домик на заслуженный отдых и будет жалеть, что не все деньги заработал!

– Пойдем, Николай Николаевич, на полигон! Мне все, что ты сказал, надо как следует обдумать!

– Вот сказал и впервые пожалел! Ты теперь не передумаешь нашим отрядом командовать? – улыбнувшись, встал со стула Николай Николаевич.

Кузьма ничего не ответил, и они отправились вдвоем на полигон.

Глава 13. Экзамен

По дороге на полигон они встретили в лесу занимающихся вопросами маскировки снайперов. В камуфляжной форме и с мушкетерской бородкой отец Михаил выглядел со стороны, как настоящий офицер. Громовым голосом орал на кого-то из плохо замаскировавшихся снайперов:

– Задницу спрячь, Меренков, а то басурмане тебе ее отстрелят, с чем домой вернешься? Ну, совсем ничего не хотят понимать, что снайпер – это основная величина на войне! Иногда группа снайперов решает больше задач, чем весь батальон!

– Наши то плохо выполняют поставленные вами задачи, святой отец? – участливо спросил Кузьма.

– На полигоне я не святой отец, а товарищ капитан! – важно ответил отец Михаил.

Кузьма вежливо согласился.

Отец Михаил выглядел расстроенным.

– Извините ради Господа, что не заметил и не отрапортовал вам, как положено! Плохо или хорошо – сложно пока сказать. Вот когда не слушают своего наставника – это плохо! В бою настоящем это может стоить жизни и срыва задания. Ну, а коли не слушают, я их посохом бью! – отец Михаил показал на большую палку, стоявшую у дерева, и тихо добавил, чтобы слышал только Кузьма, – слушать, внимать начинают и меньше отвлекаться. Не больно бью я их, больше для вида. Но обидно! А так бывает, что наору, как их пастырь. Это обиднее! Понять должны! Все же я для них, как никак, отец! А отцу положено и, вроде, лучше начинают делать!

Он окинул взглядом свою паству и громким голосом заорал:

– Дорошко, умница, прошел хорошо дистанцию, а прицел блеснул на солнце, почему не закрыл чехольчиком, так и повредить можно и демаскируешь себя! Главное для снайпера верный глаз и умение маскироваться. Снайпер – это как? Это как художник, как композитор. Малюют и пишут многие и даже школы художественные заканчивают, а шедевры получаются у единиц. Так и у снайперов. Винтовку можно дать каждому, а вот получиться, так это только у тех, кто душой стал снайпером. Понимает задачу в объеме.

– Отец Михаил! А ты философ, однако!

– А и это тоже не каждому дано! Философия должна помогать человеку. А просто так мысли гонять! Так зачем? Польза должна быть. Вот у нас в духовной семинарии был настоятель. Вот это философ. А я же для пользы дела подвожу теорию под практику и хочу, чтобы получилось лучше. Вот смотрите! Не каждый офицер смог бы стать Суворовым, Кутузовым, Жуковым. Это были по рождению самородки. Но без своей философии они не смогли бы стать, кем стали. Значит, надо смотреть, как нам найти талантов, самородков в снайперском деле? А вот найти талантов и самородков, если мы конечно хотим, чтобы у нас получился шедевр, мы обязаны.

Кузьма усмехнулся.

– Отец Михаил, ты Зленко отпустил с занятий?

– А чего? Парень нормальный, в патрон со 100 метров попадает и маскироваться может любо дорого посмотреть, чего к отцу на денек не отпустить, коли ваше приказание есть?

– Построй своих орлов, отец Михаил!

– Выходи строиться! – громовым басом на весь лес заорал отец Михаил.

И вдруг прямо из-под ног стали подниматься снайпера со своими винтовками.

Из-под ног отца Михаила выпорхнул один невысокий, но смуглый парнишка с бесом в глазах.

– Чур меня! – перекрестился отшатнувшийся от вынырнувший тени отец Михаил, – ты, Барбашинов, как ко мне подобрался? Я даже не заметил. Молодец!

– Дак, вы приказали подбираться, чтобы не заметно! – сверкая довольными глазами из-под сферы, укутанной камуфляжной сеткой и вымазанным грязью лицом, доложил Барбашинов, – я так и подобрался, як вы приказали!

Через минуту в строю стояло 12 человек снайперов со снайперскими винтовками. Каски-сферы были обтянуты защитной материей. Маскхалаты сливались со свежей лесной зеленью и грязью. Винтовки были бережно обмотаны зелеными лентами. На ПСО-1 были натянуты специальные зеленые чехольчики, прошитые поролоном, приклады укреплены специальными резиновыми упорами, видимо, чтобы отдача была в плечо не такой болезненной.

– Зленко отпущен, а Викторов с пьяным отделением находится на кухонных работах в трапезной, остальные в строю! – доложил отец Михаил.

– Молодцом, ребята, особенно ты, Барбашинов! Я тебя тоже не заметил. Как стреляют орлы?

– Стреляют отменно, но я уже заменил в отделениях тех, кто нам не подходил – вот теперь все подходят! Лучших, можно сказать, отобрал, а снайпера и должны быть лучшими солдатами. Хороший солдат, но снайпером ему никогда не быть, снайпером надо родиться. Это же целая наука! Им не в атаку ходить, а отстреливать наиболее опасных врагов придется.

– Ну и ладненько! Молодцом и ты, отец Михаил! – остановил порыв священника рассказать о специфике действий снайперов удовлетворенный Кузьма, – пойдем, Николай Николаевич, посмотрим наших минометчиков.

Минометчики занимались на полигоне отдельно от всех. Руководил их подготовкой старший лейтенант Лихошерст из батальона Ускова, активно помогал ему старший урядник Нургалиев – командир минометного взвода. По данным по связи минометчики обстреливали закрытую позицию, подносчики мин еле успевали подносить к раскаленным от непрерывных выстрелов стволов минометов.

– Перерыв пять минут, смирно! – скомандовал Лихошерст и доложил Кузьме и Носову о том, что проводятся занятия по накрытию минометным огнем закрытой позиции.

Два 102 мм миномета 2Б11 стояли за строем. Минометы стояли, дымясь немного стволами. В стороне лежали мины.

– Нам бы для их скорого перемещения машины хотя бы типа УАЗ или вьючных животных. На руках мы ничего не утащим. И так еле сюда дотаскиваем! – доложил Кузьме старший лейтенант Лихошерст.

И хотя в минометчики были отобраны самые физически сильные, тем не менее, им явно приходилось не сладко. Мокрые от сильного напряжения майки прилипли к телам.

– Хорошо, товарищ старший лейтенант, мы подумаем, как решить эту проблему! А вы что, с нами собираетесь, сказал мне Науменко? – спросил, прищуривая глаз, Кузьма.

– Так точно – подал рапорт Ускову! Хочу вместе с вами. Я же казак. А у вас казачье подразделение.

– А что ж вы ко мне не подошли? Я бы помог.

– Ну, вот когда что-то прояснится, тогда и обращусь! Пока по команде решаю!

– Да нет, старлей, тогда может поздно уже будет! Скоро заканчиваем обучение и уходим туда, где стреляют, а бумаг надо оформлять уже сейчас на каждого – это ужас! Канцелярия дымится! А бумаг все больше и больше. Вы то сработались с нашими ребятами?

– Так точно, сработались! – доложил с улыбкой Лихрошерст, а все радостно заулыбались.

– Ладно, тогда поможем, чем можем! А пока покажи свою работу!

– К минометам! – прокричал Лихошерст и в несколько секунд у минометов замерли расчеты. Наводчики по данным связиста корректировали огонь минометов. Момент и командиры расчетов опустили в ствол поданные им подносчиками мины. А подносчики подавали уже следующие мины.

– Залп! – прокричал Лихошерст, немного приоткрыв рот. Мины, находившиеся в руках минометчиков, опустились под своим весом в трубы минометов и потом с каким-то чмоканьем улетели куда-то за лес.

– Приготовиться! Залп! – и новые мины по уточненным данным улетели в сторону леса.

– Да, вроде, хорошая работа! А накрываете? Попадаете в цель? – спросил Николай Николаевич.

– «Лесоруб», как результаты? – запросил по рации Лихошерст.

В рации раздалось какое-то шипение, шум, а потом чей-то голос отчетливо доложил:

– «Кречет»! Я «Лесоруб». Три попадания в яблоко, в колышек, одно пятнадцать метров влево и недолет метров пять.

Кузьма пожал руку Лихошерсту.

– Что сказать, молодцы! Совершенствуйтесь. А как артиллерия?

– После обеда будем работать! – сказал, вздохнув, Лихошерст, – у нас тоже отработка будет – стрельба по закрытым позициям. В горах это нам пригодится.

– Пойдем дальше, Николай Николаевич, посмотрим на гранатометчиков и саперов.

– Пойдем! – неохотно согласился с ним Николай Николаевич с улыбкой.

У Кузьмы самого чесались руки пострелять. Он же по образованию был ракетчиком и службу проходил в ракетно-артиллерийской боевой части авианосца.

Саперы занимались поиском мин. Осторожно шли узкой цепочкой вдоль большой поляны. В руках были палки с длинными металлическими щупами и миноискатели ИМП-2, слушая внимательно в наушники работу рамок. Один из саперов вел на поводке черную овчарку, которая усиленно нюхала землю.

К Кузьме подбежал невысокий плотненький с черными усами капитан из прикомандированных.

– Проводится занятие с саперами по разминированию поляны. Два сапера установили мины, теперь остальные должны их обнаружить и обезопасить. Доложил капитан Семенов!

– А собака чья? – спросил Кузьма.

– Собака Беслана Мирошенко. Говорит, прибилась в лагерь, вот он ее и научил мины искать.

– Зовут как? – спросил капитана Носов.

Капитан заулыбался.

– Самое казачье имя у нее – Есаул!

Услышав свое имя, собака подняла морду и недовольно гавкнула – мол, не мешайте мне, у меня работа.

– Ладно, не будем мешать! Какое, кстати училище закончили? – профессионально поинтересовался Носов.

– Борисовское под Калининградом! Сначала попал в понтонный взвод Черноморской морской пехоты. А когда развал начался страны и флота, перевели в армию. Теперь здесь штаны протираю.

– Ну-ну! Спасибо вам! – пожал крепко руку капитану Кузьма.

– А к вам можно служить? – вежливо спросил Семенов, – казачий отряд меня устраивает, и ребята у вас хорошие. Как-то привык к ним.

– Да меня ваш Усков сожрет, если еще кто попросится! Лихошерст вот просится! Так у него никого не останется. Пойдем, Николай Николаевич, к гранатометчикам.

– Гранатометчики уже пошли на обед! – сказал Кузьме, глядя на часы, Николай Николаевич.

Вслед им с какой-то обидой смотрел капитан Семенов.

У штабного домика проводил свои занятия доктор Плахов. Лиза Хохонько вместе с фельдшером Жеребенковым бинтовали голову прапорщику Волкову, который, видимо, согласился быть подопытным в этом вопросе. Игорь Владимирович контролировал их действия с секундомером в руке. В стороне стояли Вислогузов и Лупаков, наблюдая за действиями товарищей.

– Вы что тут делаете с нашим старшиной? – шутливо спросил Кузьма.

Волков попытался встать, но его удержали в лежачем состоянии Лиза и Жеребенков.

– Не вставайте, раненый! – приказал Плахов, – мы отрабатываем оказание первой помощи раненому в голову.

– Оказывайте, Игорь Владимирович, раз так надо! – приказал Кузьма.

– Сходим к связистам на вахту! – предложил Николай Николаевич.

Зашли в комнату связистов. Там проводил занятия только недавно прибывший милицейский лейтенант Суворов. Кузьма сделал жест, что не надо докладывать и пусть занимается с радистами.

Николай Николаевич показал, где открыта вахта с ушедшей на марш-бросок механизированной группой, где несутся вахты с усковским узлом связи, а где открыты вахты контроля переговоров чеченских бандформирований. Два радиста, надев головные телефоны, усиленно слушали свои рации и что-то записывали в тетради.

– И что удалось услышать? – спросил Кузьма Николая Николаевича.

– В основном прослушиваем диапазон КВ, выявляем частоты и позывные. Уже есть знакомые. Мы иногда выходим на связь с позывным «Карпаты» под видом группы украинских националистов, вырвавшихся из Грозного. Несколько раз на связь с нами выходил даже Масхадов – приказывает действовать в отряде Руслана Гелаева. Мы притворяемся, что никак не можем с ним связаться и пока действуем на левом берегу Терека. Нам дали частоты и позывные.

– То есть ведете радиоигру? – спросил Кузьма, – а если расколют по говору?

– А что расколют, как? Мы с ними по-украински и выходим на связь, на ридной мове! – ответил, подняв голову и сняв головные телефоны, один из радистов, – у нас родной наш кубанский язык, а он тоже схож с украинским.

– Ты не преувеличивай! – надел ему снова головные телефоны на уши Николай Николаевич, – больше слушаем, чем играем. Но можно на этом набрать много интересной информации и организовать интересную игру. Рации у них лучше, а так ничего. У меня есть соображения по этому вопросу, если разрешите, потом доложу!

– Пойдем, доложишь! – толкнул Николая Николаевича к выходу Кузьма.

В кабинете было прохладно, так как Кузьма оставил открытой форточку. Кузьма сел за стол, а Николай Николаевич напротив него.

– Предлагаю под видом украинских националистов из УНА-УНСО внедрить несколько наших человек, отлично разговаривающих по-украински, с рацией. Мысль отличная – надо будет посоветоваться с Науменко – он спец по таким вопросам, все-таки офицер ГРУ.

– Что ж, интересно! Надо подумать! А задумки такие у Науменко были уже, когда создавался наш отряд. Хорошо, что ты тоже до этого дошел!

– Кузьма Степанович! Да и мы тоже не пальцем деланные – я же представитель Федеральной службы безопасности! Радиоигра тоже наш конек! Поговорю тоже с нашими начальниками – думаю, их это тоже заинтересует!

Вечером к Кузьме зашел капитан Усков. Кузьма был один, Николай Николаевич уехал в Краснодар к своему руководству, Осипович со своими ребятами отрабатывал выставление засады на одной из дорог за Кубанью, Миронов не вернулся с марш-броска, а отец Михаил отрабатывал действия снайперов в ночном лесу.

– Кузьма Степанович! Ты что, хочешь весь мой батальон раздеть? То история с этими дагестанцами, потом старший лейтенант Лихошерст с рапортом прибежал – просится к вам, теперь пожаловал капитан Семенов. Видите ли, они хотят воевать в казачьей части, поскольку их предки из казаков! Так от моего батальона ничего не останется.

Кузьма улыбнулся и предложил чаю. Волков постарался и через пару минут шифровальщик Молокнов накрыл на стол два стакана с ароматным чаем и домашними пирожками. Кузьма поставил еще на стол домашний материнский мед.

– Ты на меня особенно не сердись, Дмитрий Николаевич! – как можно мягче проговорил Кузьма, – люди на фронт просятся, не в тыл! Ценить это надо! Тут у нас на флоте больше половины офицеров написали рапорта на увольнение в запас, хотят уйти со службы. А у тебя – наоборот! Значит, воспитание твое на высоте! Гордиться этим надо! Я бы гордился такими офицерами. Тем более, я бы взял Семенова, потому что он имеет боевой опыт в Афганистане!

– Ты понимаешь, что ты у меня лучших спецов забираешь? А кто будет готовить следующую группу? Мне же сказали, что я для вашего обеспечения старюсь! Или мне других специалистов дадут?

– Не знаю, дадут или нет! – отхлебнул чай Кузьма, – но этих я заберу точно, иначе у меня не полный комплект. Офицеров не хватает, сам знаешь! А брать в последний момент кого попало не хочется. А с этими, вроде, уже сработались.

Усков схватил ароматную булочку с маком и надкусил.

– Я буду на тебя жаловаться в Штаб бригады.

– А что, уже приказ пришел оттуда?

– Придет, я и не сомневаюсь! Тебе все лучшее приказано давать!

– Раз приказано, значит давай! – усилием воли подавил улыбку Кузьма.

Попив чай, Усков ушел, и Кузьма попросил соединить его с Науменко.

– Владимир Александрович, тут ко мне из усковской команды просятся старший лейтенант Лихошерст и капитан Семенов. Говорят, сработались с нашими ребятами и просятся в отряд.

– Знаю я их, хорошие офицеры! Бери, раз просятся, хуже, когда бегут из отряда или приходится отчислять по профнепригодности. Из боевых частей, когда отправляемых в Чечню, более половины кадровых офицеров разбегается, приходится вакантные должности комплектовать студентами. А уровень подготовки их бачишь? Отсюда там и потери такие, что воюют непрофессионалы.

– Понятно. Так вы бумаги оформите?

– Обязательно оформлю! Теперь о главном! Завтра к тебе прибывают преподаватели центра подготовки спецназа ГРУ. Во-первых, они произведут оценку готовности твоего отряда, во-вторых, по некоторым направлениям поднатаскают твоих хлопцев и тебя лично. Я буду с ними!

– Понял, Владимир Александрович! – коротко ответил Кузьма, – будем ждать!

Уже к ночи вернулись с заданий Осипович и Миронов, потом приехал из Краснодара довольный Николай Николаевич.

Кузьма собрал всех офицеров и довел информацию о приезде высокой комиссии из Москвы.

– Не люблю москвичей! – коротко сказал Осипович, сжав губы, – от них все неприятности!

– Это значит, что учеба наша подходит к концу! – задумчиво сказал отец Михаил, – неспроста едут нас проверять. Видимо, хотят посмотреть в натуре, на что мы годны.

– Да уж! Не все так просто, как кажется на первый взгляд. Я хочу всем сказать, что в составе комиссии прибудут специалисты из антитеррористического центра подготовки спецназа ФСБ! – сказал Николай Николаевич.

В дверь кабинета раздался стук и вошли капитан Семенов и старший лейтенант Лихошерст и доложили о прибытии для дальнейшего прохождения службы.

Кузьма заулыбался.

– Принимайте свои же подразделения! Вы, Лихошерст, будете командиром взвода минометчиков и артиллеристов. Машины УАЗы для буксировки минометов я запросил. Обещали дать. А вы, Семенов, принимайте боевую роту, три боевых взвода, девять отделений. И вообще, ребята, с вас причитается! Вы же назначены. А как положено у офицеров?

Низенький и плотный Семенов засуетился и сказал, что они, как офицеры знают, что должны представиться по полной форме и стол будет накрыт обязательно.

– Теперь уже после отъезда комиссии! – вздохнул Николай Николаевич.

На следующий день, Кузьма Степанович и Николай Николаевич встречали высокую комиссию. На микроавтобусе прибыли семь человек и с ними полковник Науменко. Возглавлял комиссию высокий полковник в армейской форме.

– Начальник центра специальной подготовки спецназа ГРУ полковник Цвигун Николай Михайлович! – широко улыбнулся он в свои буденовские усы, – познакомьтесь, пожалуйста – это наш специалист по минному делу подполковник Гусаров Василий Вячеславович! – представил он невысокого черноволосого крепыша в звании подполковника, – это специалист в использовании средств связи и шифрования майор Горюновский Николай Михайлович! – представил он майора среднего возраста со стальными серого цвета глазами, – это капитан Игнатьев Савелий Федорович – специалист по снайперскому делу, и затем представил крепыша восточного типа с раскосыми глазами в спортивной куртке и бейсболке с надписью «Кронверк», – наш специалист по восточным единоборствам Владимир Иванович Ан! Ну, а это наши коллеги – представители ФСБ, они представятся сами! – представил он двух человек в гражданской одежде, похожих друг на друга, как близнецы братья, с совершенно незапоминающейся внешностью.

– Подполковник Иванов Семен Иванович! – представился первый, – специалист по контрразведывательной деятельности.

– Майор Сидоров Иван Сидорович! – представился второй, – специалист по Чеченской республике и лидерам бандформирований.

«Понятно, что псевдонимы и легенды. Шифруются даже от нас» – подумал Кузьма.

Сзади всех стоял полковник Науменко, который пожал Кузьме и Николаю Николаевичу руки и предложил срочно собрать всех офицеров.

– Офицеры собраны в комнате для совещаний и ждут ваших дальнейших указаний! – доложил Кузьма.

Все прибывшие прошли в комнату для совещаний.

Полковник Цвигун на правах старшего поздоровался с собранными офицерами и отцом Михаилом, прикрыл поплотнее двери и тихо представил всех своих офицеров. Внезапно, увидев Осиповича, он подошел к нему и, улыбнувшись, сказал:

– Не ожидал, Леня, увидеть тебя здесь, теперь мои пессимистические прогнозы относительно вашего отряда могут, наверное, измениться. Если здесь люди, прошедшие нашу подготовку, то я думаю, что от вас, возможно, будет толк при решении специальных задач, которые планирует поставить вам наше командование.

Леонид, покраснев, пожал руки всем прибывшим офицерам, которые были тоже обрадованы присутствием знакомого офицера.

Особенно жал ему руку Володя Ан и его раскосые глаза расцвели, широко открывшись.

– Чертяка, жив все-таки остался после Кам-Рани! А вот Миша и Борис там остались! – тяжело вздохнул он, опустив голову.

– Жив остался только вашими молитвами и благодаря вашей подготовке! – улыбнулся Осипович, ответно пожимая ему руку.

Полковник положил свой портфель на стол и продолжил:

– Признаюсь честно, что нас весьма озадачили появлением вашего отряда. Мы, конечно, понимаем, что требуются для проведения специальных операций в тылу противника специально подготовленные люди, но такой короткий срок подготовки и не у нас в центре, где все создано для такой подготовки, вызывало у меня и у других специалистов определенный скепсис по поводу вашего использования в задачах нашего профиля. Чтобы стать полноценным разведчиком – надо учиться и учиться, и готовиться к каждой операции, когда происходит скоротечно, как с вами, то это вызывает ряд вопросов, а для чего все это надо? Понятно – спешка, понятно – большие потери в подразделениях нашего профиля, но нельзя же дискредитировать нашу систему. Ну, да вверху виднее! – он выдохнул воздух, – но я предупреждаю вас, что у нас всего одна неделя и если мы увидим, что люди не готовы, то так и доложим своему руководству о нецелесообразности использования вас, как специальной части.

– Николай Михайлович! – внезапно перебил его полковник Науменко, – ты будь ласка, не запугивай офицеров! Нам вопрос твой понятен, но пойми и нас! Мы возрождаем традиционную казачью службу. Отобрали сюда лучших людей, уже имеющих боевой опыт в специальных подразделениях. Я думаю, что за неделю, которую вы здесь пробудете, вы измените мнение об этом казачьем отряде. Ваши знания, умения и навыки им пригодятся во время проведения специальной операции, ради которой все это затевалось даже не нами с вами.

Полковник хмыкнул, тряхнул головой, снял фуражку, расстегнул портфель и сказал:

– Тогда приступим! Времени лишнего нет! Соберите отдельно снайперов, отдельно саперов, отдельно связистов и разведчиков. С офицерами сегодня буду заниматься я и специалисты ФСБ, а остальные специалисты нашего центра будут заниматься с бойцами! – он немного поперхнулся, так как, видимо, хотел сказать «спецназовцами», но в последний момент передумал.

Кузьма вызвал Волкова и тот повел офицеров к уже построенному отряду. Кузьма хотел скомандовать сам, но его не отпустил полковник Цвигун.

– Вы, Кузьма Степанович, как командир отряда «Тамань», должны быть здесь. Кстати, имеете нашу специальную подготовку?

– Никак нет! – покраснел Кузьма, – военно-морское училище имени Нахимова, факультет ракетный, и служба командиром группы и дивизиона на авианосце «Брест».

Цвигун недовольно хмыкнул и выразительно посмотрел на полковника Науменко, качнул головой и продолжил. Полковник Науменко не отреагировал на его выразительный взгляд, а в душе Кузьмы зародилось, окрепло сомнение, справится ли он с поставленными задачами.

«Нет, так нет! Буду просто командиром взвода. Буду учиться всему!» – подумал Кузьма.

– Итак, товарищи офицеры! Вам всем выпала высокая ответственность служить в специальных войсках Главного разведывательного управления Министерства обороны. Конечно, все дело еще спасает то, что вы будете действовать на территории Чеченской республики не самостоятельно, а в составе отряда «Барс», где собраны специалисты, прошедшие нашу специальную подготовку. У вас будет возможность учиться нашему делу у специалистов уже на практике в боевых условиях.

Специфика деятельности наших отрядов заключается в том, что они выполняют специальные задания на территории противника. Задания, связанные с устранением руководящего звена противника, по созданию нервозной обстановки за счет проведения террористических актов в тылу противника, срыва выполнения задач противником за счет нанесения точечных ударов в наиболее болезненные точки, по проведению разведывательной деятельности на территории противника.

Противник у вас подготовленный, обученный в лучших центрах НАТО и в наших центрах подготовки! – полковник повел головой и выразительно опять посмотрел на полковника Науменко, – имеющий большой опыт боевой, разведывательной деятельности.

Как я сказал, в их составе и специалисты нашего профиля, прошедшие подготовку в специальных центрах подготовки ГРУ и ФСБ, что значительно осложняет нашим подразделениям выполнение их задач. Ну, да не Боги горшки обжигают! – он улыбнулся, – поэтому и будем вас готовить, насколько нам позволит время и обстановка. А обстановка очень сложная. Мы понесли большие потери, особенно при штурме Грозного и в последующих операциях. Мы потеряли несколько наших лучших групп в тылу противника. Нам противостоит очень хорошо подготовленный противник. В этом году наше командование планирует перенести боевые действия в горы, где существует хорошо разветвленная сеть боевых отрядов, лагеря подготовки и пути снабжения. Наш отряд, который должен действовать на этом направлении, понес значительные потери, которые не позволяют ему выполнять поставленные командованием задачи. Резерва для пополнения потерь у нас, как всегда, не оказалось! – полковник сжал губы, опустил голову и продолжил, – ваша задача не просто пополнить этот отряд, имеющий условное наименование «Барс». Ваше задача – обеспечить выполнение этим отрядом сложнейших задач, оказать содействие и помощь. Вы будет действовать на самом сложном направлении – на южном. Поэтому давайте вместе изучать то, что мы знаем и готовы вам передавать, учиться тому, чему мы сможем вас научить. Теперь о кадрах! Всех бойцов вашего отряда мы внимательно изучили. Все вы подходите нам по своим качествам. Мы вместе с товарищами из ФСБ всех допустили вас к проведению операций на территории Чеченской республики – Ичкерии.

В течении дня все офицеры изучали теорию разведывательного дела, изучали высшее руководство Чечни их биографии, близких родственников, привычки. Отдельно изучались особенности чеченского общества, чеченского менталитета, тейповой организации. Так же изучались особенности ведения контрразведывательной и разведывательной деятельности, способы вербовки агентов, выявлению агентов, психология вероятного противника, способы маскировки, ведения радиообмена, шифрования сообщений, особенностям использования средств связи, организации связи в сетях ГРУ и ФСБ. Изучали всех командиров бандформирований, действующих на территории Чечни.

Отдельно проводились занятия с Кузьмой и Николаем Николаевичем. К их подготовке руководство подошло особенно тщательно.

В это же время личный состав, разбитый по подразделениям, занимался подготовкой со специалистами ГРУ и ФСБ. Саперов обучали способам приготовления взрывных устройств, способы их установки, противодействию разминированию в тылу врага. Снайперов учили способам маскировки, выбора места, способам действий против противника. Связисты изучали способы ведения радиообмена, изучали структуру радиосетей противника, позывные полевых командиров и особенности их связи. Разведчики занимались ведением разведывательной деятельности, захвата пленных, проникновению на охраняемые объекты, проведения физического и огневого контакта с противником, стрельбе с двух рук, бросанию специальных ножей с выбрасывающимися лезвиями.

В конце дня уставшие офицеры после двадцати одного часа непрерывной работы собрались в комнате совещаний. Полковник Цвигун по очереди предоставил слово прибывшим с ним офицерам.

– Подготовка саперов вполне приличная и на голову выше общеармейского уровня! – доложил подполковник Гусаров, – самое интересное, что их специалисты способны решать большинство наших вопросов и имеют боевой опыт. Особенно хочу отметить высокую подготовку саперного разведотделения, – он посмотрел в записную книжку, – под командованием Беслана Мирошенко. Признаюсь, что нам есть чему у них поучиться!

Цвигун покраснел.

– Средняя армейская подготовка – это полковой или дивизионный учебный центр! А это недостаточно в боевой обстановке, особенно для подразделений нашей направленности. А нам в Чечне противостоят профессионалы, подготовленные в специальных лагерях ЦРУ. Сейчас у нас в России схлестнулись две разведывательных школы: наша и американская. На практике проверяется, какая из них правильнее и сильнее духом и подготовкой. В чем-то побеждаем мы, в чем-то они.

– Я считаю, что специалисты этого отряда смогут им нормально противостоять! – сжав губы, ответил подполковник Гусаров, – еще недельная подготовка с нашими специалистами поможет им устранить и отшлифовать некоторые шероховатости. Я думаю, что отряд будет готов в срок к выполнению поставленного задания!

Следующим докладывал капитан Игнатьев:

– По снайперам я могу сказать только положительное. А можно узнать, кто их готовил? – спросил он, обращаясь к Кузьме.

– Отец Михаил! – Кузьма представил священника, – в прошлом капитан-снайпер, имеет опыт Афганистана.

– В каких частях воевали, святой отец? – с некоторой усмешкой спросил капитан Игнатьев.

– Разведка ВДВ! – ответил, улыбаясь в свою черную бороду, отец Михаил.

Цвигун откинулся на своем стуле и повел головой. Затем поднес руку к лицу и почесал щеки.

– Извините, святой отец, а что вас, боевого офицера привело в церковь и к вере?

– Возможно, грехи, совершенные за службу, а может, свое понимание долга перед людьми и Богом! – коротко ответил отец Михаил.

Доклад связиста также был весьма положительным, но самые лестные отцовы об отряде дал специалист по единоборствам и проведению разведки Владимир Юнгенович Ан.

– Уровень подготовки взвода разведчиков и боевого взвода позволяют хоть завтра решать им поставленные специальные задачи. Я удивлен их высоким уровнем боевой подготовки, способности вести рукопашный бой даже с несколькими противниками. Это очень хорошая школа. Сказали, что в этом огромная заслуга командира отряда и командира взвода разведки.

Полковник Науменко выразительно посмотрел на Цвигуна и улыбнулся в свои усы. Цвигун посмотрел на Кузьму Гусаченко и повел головой.

– Хотелось бы знать – откуда такой высокий уровень специальной подготовки у простого морского офицера? – спокойно и вежливо продолжил Ан, посмотрев на Кузьму.

Кузьма покраснел и коротко ответил:

– Я с детства увлекаюсь восточными единоборствами и во многом, благодаря именно этому, мне удалось усовершенствовать систему ведения рукопашного боя.

– И что, вы сможете противостоять самому Ану? Он же чемпион России по рукопашному бою? – спросил, сомневаясь Цвигун.

– Сможет! – внезапно перебил Осипович, – товарищ полковник, я прошел вашу подготовку и могу ответственно сказать: то, что умеет Кузьма Степанович – заслуживает тщательного изучения в нашем центре подготовки и внедрения в деятельность спецназа ГРУ.

Последними выступали специалисты ФСБ.

– С нашей точки зрения уровень подготовки отряда достаточный для решения наших специальных задач. Если усилить отряд несколькими нашим специалистами антитеррористического центра, то вполне они могут выполнить задачи, поставленные нашей организацией! – он, видимо, хотел сказать «конторой», но в последний момент ушел от сленгового сокращения, – таких специалистов мы вольем в ваш отряд уже в Чечне. У них есть даже специалисты по Чечне, знающие в совершенстве чеченский язык. Они активно его изучают.

– Ну, что! – встал Цвигун, – судя по докладам специалистов не все так плохо, как я думал, когда ехал сюда! У нас, я имею ввиду наших специалистов, есть возможность в течении недели оказать вам помощь по своей части, чем мы и займемся! Так что, Кузьма Степанович, приготовьтесь сами и подготовьте людей к интенсивной работе в течении всей этой недели и днем, и ночью. Сегодня в ночь я ухожу с разведвзводом на скрытый марш-бросок к Горячему ключу. Проверю их подготовку в движении.

– Товарищ полковник, пеший марш-бросок или конный? – спросил Осипович.

– А что, у вас и кони есть? – заинтересовался Цвигун.

– Так мы ж казаки! – усмехнулся Кузьма.

– Тогда пеший! – ухмыльнувшись чем-то своему, ответил Цвигун.

– Пеший, так пеший! – ответил Осипович и отпросился готовить разведвзвод.

Всю неделю отряд занимался усиленно со специалистами центра. Специалисты центра обучали различным премудростям.

– Вот так бы весь месяц! – жаловался Кузьма Науменко.

– Ты уж, Кузьма, не подведи нас с атаманом! Цвигун предложил командиром отряда назначить своего волкодава, но мы с атаманом категорически настояли на твоей кандидатуре. А то что за казачий отряд без казачьего атамана? Смысл теряется!

К концу недели Цвигун вынес на собрании офицеров общее решение специалистов.

– Мы, Кузьма Степанович, дали вам все, что возможно дать за эту неделю! Спасибо вам, я буду докладывать, что вы готовы к ведению боевых действий, как специальный отряд, подчиняющийся ГРУ.

Кузьма, Николай Николаевич и Осипович провожали специалистов к микроавтобусу.

Науменко отвел в сторону Кузьму и Николая Николаевича и тихо сказал:

– Ожидаются торжественные проводы вас к месту назначения. Это будет через два дня, но я завтра позвоню и проинструктирую. Ждите на проводы нашего верховного атамана Никиту Прокофьевича, с ним обещал быть наш кубанский и черноморский Владыко и будет в полном составе Совет стариков Кубанского казачьего войска. Догадываешься к чему?

– Догадываюсь! – нахмурил свой лоб Кузьма, – мне для перевозки минометов нужны еще два УАЗика.

– Да будут тебе послезавтра же УАЗики. С шоферами?

– Нет, своих найдем. На УАЗики найдем!

– Ну и аюшки!

Офицеры пожали отъезжающим руки.

– Кузьма Степанович, вы – прирожденный разведчик и чего ради вас занесло в морское училище? – пожимая руку Кузьме, сказал, улыбаясь Цвигун, – я верю в то, что мы продолжим наше знакомство. У нас ведь как: вход – рубль, а выход – два!

На следующий день позвонил Кузьме Науменко.

– Послезавтра утром часов в 10 весь отряд в парадной форме построй. Приедем мы на машине, старики-казаки на автобусе и, не дай Бог, сам губернатор с журналисткой братией прикатит. Будем его просить не приезжать на проводы. Но он захочет, узнав, что это казачий отряд.

– Да уж постарались бы без особой помпы нас проводить, зачем лишний шум? Это же демаскировка! – попросил Кузьма.

– Иначе нельзя. Это тоже политика! Готовьтесь! Я думаю так же, как и вы, но нас не поняли!

Кузьма вызвал всех офицеров и поставил задачи в связи с празднованием окончания обучения.

Утром Кузьма собрал в штабе всех офицеров и поставил им задачу по встрече высокого руководства.

Приехавший из Краснодара, уезжавший со своими коллегами, весьма довольный поездкой, Николай Николаевич остался с Кузьмой после всех.

– Что приуныл, атаман? Принята наша концепция. Буду готовить опергруппу по внедрению в бандформирование. Но все это между нами. Чем меньше народа в курсе этого дела, тем больше шансов на успех. Да, помогли они нам здорово. Всегда бы так! – отозвался со своего стула Николай Николаевич и, вынув из внутреннего кармана расческу, зачесал назад непослушные волосы, – еще бы месяцок позаниматься. Хуже не было бы, а только лучше!

– Много дали, значит, много спросят! – философски отозвался Кузьма, откинувшись на стуле.

– К вам можно, товарищи командиры? – просунул в дверь голову Осипович.

– Заходи, Миша! – уныло ответил Кузьма.

– Смотрю, огонек! Думаю – дай загляну на секундочку. Вопросик есть коварный. Мирошенко притащил откуда-то прибившегося пса и дал ему кличку Есаул, обучил пса разыскивать мины и многим другим премудростям сапера. Берем пса с собой или прекращаем эти эксперименты?

– Берем, берем! Классный пес! Мы видели! – отозвался со своего стула Николай Николаевич, – в чем проблема то?

– Проблема самая прозаичная! Если берем, то надо ставить на довольствие, а не кормить отбросами!

– Значит, берем Есаула на довольствие! – резюмировал Кузьма, – передай нашему начальнику тыла мое приказание. И до утра послезавтра отпустите всех, кто не на дежурстве, к родителям и женам – у кого они недалеко. Пусть попрощаются. О задании отряда ни слова, никому, проинструктируйте, как следует! И кто не прибудет к восьми утра – тот будет отчислен из отряда!

К вечеру в самой большой комнате штаба, называемой всеми совещательной комнатой, собрались все офицеры, не уехавшие прощаться с близкими.

Отец Михаил встал. За ним встали все.

– Отче наш! Иже еси на небесех… – начал он небольшую молитву, прочитав, перекрестился и сел.

За ним перекрестились остальные и все сели на заранее приготовленные стулья и табуретки.

Кузьма поставил задачу по смотру и приведению в порядок обмундирования казаков и их вооружения. Форма одежды пятнистая с маленьким красным квадратом на груди с надписью «Тамань», в черных шапочках, в разрезах курток – флотские тельняшки. Миронову приказал вывести всю технику из ангаров и построить на площади перед штабом. Разведчикам приказал быть с конями в составе конной группы.

Миронов доложил, что принял у Ускова еще дополнительно два ЗиЛ-130 для буксировки минометов. Шоферы на ЗиЛ-130 изысканы среди самих минометчиков. Машины всячески проверяются механиками группы.

Осипович доложил, что в составе взвода разведки тридцать человек, одна собака и сорок два коня. Кони все в хорошем состоянии благодаря усилиям Хорошихина, бывшего в гражданской жизни ветеринаром в станице Ассиновской, и самих разведчиков. Обязанности кузнецов выполняют Воронко и Погребец, знакомые с этим делом с гражданской жизни. Требуется дополнительное снаряжение для лошадей – попоны, уздечки, седла, запасные подковы. Он положил список перед Кузьмой, который приказал хорунжему Сыркину изыскать требуемые Осиповичем предметы снаряжения.

Хорунжий Плахов доложил о состоянии медицинской части. О необходимых медикаментах и инструментах. Доложил, что в санчасти находятся на излечении три рядовых из-за полученных мелких травм: один с легкими травмами, полученными во время занятий по борьбе, один укушенный за плечо лошадью и один заболевший гриппом.

Отец Михаил рассказал о высоком состоянии духа у казаков и попросил скорее решить вопрос с «пьяным» отделением.

– Пожалуй, теперь пора начинать самое интересное! – сказал, вставая, Кузьма. – Волков, заводи провинившихся!

По команде Волкова вошли четыре бойца, опустившие головы.

– Спецназовцы Рыбалко, Самарин, Меркурьев, Гордиенко! – представил Кузьма провинившихся всем собравшимся, – организовали пьянку во время подготовки к ведению боевых действий. Поставили отряд в сложное положение. По-хорошему – их следует отчислить из отряда! Можно решить по казачьему, выпороть провинившихся, но у меня таких полномочий нет! Хотелось бы послушать самих провинившихся, что они думают по поводу произошедшего. И как мыслят?

Бойцы стояли, опустив головы.

– Мы сами не рады, что так получилось! Мы кровью искупим вину! – опустив голову, тихим голосом произнес бывший младший сержант Рыбалко.

– Надо вину искупать не своей кровью, а кровью врагов! – назидательным голосом произнес Осипович, опустив голову и что-то разглядывая на полу.

– Ладно, проехали! Я думаю, можно простить провинившихся, но больше пощады не ждите! Прощаю потому, что нам дорог каждый подготовленный человек. Я вижу, что многие нарушают мои требования. Одни потихоньку курят, эти напились. Как вы будете вести себя там, где от действий каждого будет зависеть жизни ваших товарищей и успех нашего задания?

– Больше не подведем! – пересохшими губами произнес Рыбалко, подняв свою белокурую голову.

– У вас будет новый командир отделения. Люлька – встаньте!

Поднялся с табуретки среднего роста старшина 1 статьи.

– Есть быть командиром штрафного третьего отделения. Я думаю, что мы оправдаемся, и хлопцы добрые, вижу. Не подведут!

– Будем надеяться! – проворчал Кузьма, – теперь по поводу курения, если здесь я мирился, то там мириться не буду. Нарушителям самое строгое наказание – вплоть до отчисления от отряда. Доведите мое приказание до всех казаков! Теперь приятное! Командиром боевой роты назначается опытный капитан Семенов, к нему заместителем и помощником назначается главный старшина Ковпак Николай Иванович, связистом роты назначается бывший старший матрос Рыбалко Виктор Михайлович. Видимо, в таком составе пойдем в Чечню. И самое приятное, дополнительным членом нашего отряда назначается в саперное отделение взвода разведки пес по кличке Есаул. Прошу любить и жаловать нового члена нашего отряда!

Глава 14. Проводы

Утром Кузьма собрал в штабе всех офицеров и поставил им задачу по встрече высокого руководства.

Приехавший из Краснодара, уезжавший со своими коллегами, весьма довольный поездкой, Николай Николаевич остался с Кузьмой после всех.

– Что приуныл, Кузьма Степанович? Принята наша концепция. Буду готовить опергруппу по внедрению в бандформирование. Но все это между нами. Чем меньше народа в курсе этого дела, тем больше шансов на успех.

– Это хорошо. Правда, я в этом понимаю не очень! – смутился Кузьма.

– Да помогли они сами нам здорово своей радиоигрой. Всегда бы так! – отозвался со своего стула Николай Николаевич и, вынув из внутреннего кармана расческу, зачесал назад непослушные волосы, – еще бы месяцок пообщаться! Да времени нет! Они сейчас уходят в горы и зализывают раны. Самое время подводить к ним наших.

– Я тоже так думаю! – ответил Кузьма, – но готовиться надо. Ведь будут их проверять, как следует. Запрашивать.

– Слишком много разрозненных было у них формирований и во многих были украинские наемники. Помнишь, мы задержали у Кропоткина?

– Помню! – заинтересовался Кузьма, – а что с ними?

– Отпустили! – равнодушно ответил Николай Николаевич, – выдворили на Украину. Пусть сами с ними разбираются. А вот документы все забрали. И можем сделать сами любые.

– Это хорошо, наверное, что есть с чем идти!

– Но легенду надо продумать грамотную. Сейчас над этим работают наши люди.

– К вам можно, товарищи командиры? – просунул в дверь голову Осипович.

– Заходи, Миша! – уныло ответил Кузьма.

– Смотрю, огонек! Думаю – дай загляну на секундочку. Вопросик есть коварный. Мирошенко притащил откуда-то прибившегося пса и дал ему кличку Есаул, обучил пса разыскивать мины и многим другим премудростям сапера. Берем пса с собой или прекращаем эти эксперименты?

– Берем, берем! Классный пес – мы видели! – отозвался со своего стула Николай Николаевич, – в чем проблема то?

– Проблема самая прозаичная! Если берем, то надо ставить на довольствие, а не кормить отбросами!

– Значит, берем Есаула на довольствие! – резюмировал Кузьма, – передай нашему начальнику тыла мое приказание – взять Есаула на довольствие! Нужный пес в саперном деле. Кони есть, а почему собаки не может быть? Даже на фронте были в ту войну. И помогали. И как.

– Понял, я Волкову передам! – ответил Николай Николаевич.

– До утра послезавтра отпустите всех, кто не на дежурстве, к родителям и женам. У кого они недалеко! – сказал Кузьма, – пусть попрощаются! О задании отряда ни слова никому, проинструктируйте, как следует! И кто не прибудет к восьми утра – тот будет отчислен из отряда!

К вечеру в самой большой комнате штаба, называемой всеми совещательной комнатой, собрались все, не уехавшие прощаться с близкими, офицеры, старшины.

Отец Михаил прочитал небольшую молитву, после чего по команде Кузьмы все сели на заранее приготовленные стулья и табуретки. Кто не поместился, остались стоять в дверях и у окна.

Кузьма поставил задачу по смотру и приведению в порядок обмундирования казаков.

– Форма одежды пятнистая со всеми атрибутами морпехов ЧФ, с маленьким голубым прямоугольником на груди с надписью «Тамань», в черных шапочках, в разрезах курток – флотские тельняшки. Миронову вывести всю технику к 20 часам из ангаров и построить на плацу для осмотра! Разведчиком быть на этом построении с конями в составе всей конной группы!

Миронов доложил, что принял у Ускова еще дополнительно два ЗиЛ-130 для буксировки минометов. Шоферы на ЗиЛ-130 изысканы среди самих минометчиков. Машины всячески проверяются механиками группы. Судя по всему, неплохие.

Осипович доложил, что в составе взвода разведки 31 человек и 42 коня, 30 жеребцов и 12 кобылиц. Кони все в хорошем состоянии благодаря усилиям проводника Хорошихина, бывшего в гражданской жизни ветеринаром в станице Ассиновской, и самих казаков. Обязанности кузнецов выполняют Воронко и Погребец, знакомые с этим делом с гражданской жизни. Требуется дополнительное снаряжение для лошадей – 8 попон, 6 уздечек, 5 седел, набор запасных подков – минимум 30 комплектов.

Он положил список перед Кузьмой, который тут же приказал лейтенанту Сыркину изыскать требуемые Осиповичем предметы снаряжения.

Начмед Плахов доложил о состоянии медицинской части. О необходимых медикаментах и инструментах. В санчасти, доложил он, на сегодня находится три бойца: один – с легкими травмами, полученными во время занятий по борьбе, один – укушенный за плечо лошадью и один заболевший гриппом.

– И как они? – заинтересовался Кузьма, – смогут с нами идти или придется оставлять?

– Смогут! Еще как смогут! Рвутся в строй. Хотят идти.

– Смотрите, доктор, чтобы потом с ними не было проблем! Мы все же идем не на увеселительную прогулку. Вы знаете, главное, чтобы они для нас не стали обузой.

– Я думаю, что не станут. А выздоровление возможно и в пути. Свежий горный воздух и хороший, квалифицированный медицинский уход приведут их в нормальное состояние. Я уверен.

Кузьма утвердительно качнул головой.

– Еще вопросы есть?

Отец Михаил встал, оглядел всех присутствующих своим глазами. Правой рукой погладил бороду.

– У ребят сейчас очень высокий моральный дух и это надо поддержать. Я беседовал со многими казаками, так сказать тет-а-тет. И могу всех заверить, что ребята рвутся выполнить задание. У меня нет сомнения ни в одном.

Он еще раз оглядел присутствующих, прокашлялся и остановил свой взгляд на лице Кузьмы, щурившимся от яркого солнечного луча, падавшего ему на лицо.

– Есть проблема!

Кузьма поднял глаза на батюшку.

– У нас не решен вопрос с пьяным отделением. Я говорил с ребятами. Это все сложно. Закон есть закон. Но есть и другая сторона. Это наши бойцы. Они органически стали нашими, и я настаиваю на пересмотре их дела. Если нужно мое поручительство, то я готов его дать.

Батюшка еще раз прокашлялся и сел.

Наступило молчание. Кто смотрел в окно, кто-то опустил голову. И только один батюшка смело смотрел в глаза Кузьмы.

Кузьма обвел всех взглядом, улыбнулся и тихо сказал:

– Давай, Николай Николаевич, расскажи нам, что думаешь по этому вопросу?

Николай Николаевич встал, одернул куртку, немного подумал, заглянул в блокнот и сказал:

– У меня, за исключением этой пьянки, к ребятам претензий нет! Понимаю, что проступок тяжелый и недопустимый. Я говорил с каждым из них, они все очень переживают случившееся. Думаю, что им можно поверить.

Кузьма усмехнулся.

– Следующие опять напьются и будут тоже очень переживать и даже, возможно, плакать. Я понимаю, что если бы мы были простой армейской частью, то возможно это было бы простительно. Выговор там, строгий выговор. Можно же снисхождение сделать. Но мы все же весьма специфическая воинская часть, первая в своем роде! От действий каждого бойца зависит успех общего дела. Зависит не просто успех, а еще и жизнь людей. Смогу ли я им верить? Прошу всех голосовать и высказывать свое мнение.

– Я им верю! – сказал Николай Николаевич.

– Я тоже. Пусть свой грех смывают потом и кровью! – сказал батюшка, привстав.

– Ты, Леонид, что думаешь? – спросил Кузьма.

Леонид встал, покрутил в руках черный берет, свернутый трубочкой, и тихо заговорил:

– Вообще, по положению, в разведку с таким нарушением не берут. Но я поддержу старших товарищей. Попробуем проверить! Малейшее нарушение – и на выход с вещами. Я так предлагаю!

Стали вставать все старшины и офицеры по очереди. Все поддержали Осиповича, который пользовался большим авторитетом среди всех бойцов.

– Малейшее замечание и на выход! – последним высказался старшина Волков.

– Все сказали? – спросил Кузьма, вставая, – я соглашусь с общим мнением! Волков, пожалуйста, пригласи провинившихся!

Волков вышел за двери и через пять минут все четыре фигуранта стояли, опустив головы, перед всеми.

– Вот наши матросы Самарин, Меркурьев, Гордиенко, бывший старшина 2 статьи Рыбалко, то самое пьяное отделение! – представил Кузьма провинившихся всем собравшимся, – провинность их знаете все! Объявляли. То ли сами организовали, то ли не смогли отказаться? Результат – пьянка во время подготовки к ведению боевых действий и учебе. Поставили отряд в сложное положение. По всем правилам и законам мы должны их отчислить из отряда!

– А если выпороть, по-казачьему? – спросил внезапно Волков.

– Можно решить по-казачьему – выпороть провинившихся. Но у меня пока таких полномочий нет и, надеюсь, что не будет. Вы знаете, что у казаков решает это атаман и нужно утверждение совета стариков. Я пока не атаман. Меня никто не выбирал и не уполномочивал на такие наказания.

– Так мы же здесь в военной обстановке, а вы у нас походный атаман. А в походе решает походный атаман без утверждения советом стариков!

– Нет, я не походный атаман! Я пока просто назначенный атаманом Кубанского казачьего войска командир, а мы пока воинская часть, хотя и специфическая, но воинская часть! – усмехнулся Кузьма.

– Так будем же?

– Надеюсь! Хотелось бы послушать самих провинившихся, что они думают по поводу произошедшего!

Четверо провинившихся стояли, опустив головы.

– Мы сами не рады, что так получилось! Мы кровью искупим свою вину! – опустив голову, тихим голосом произнес бывший старшина Рыбалко, – не выгоняйте нас, лучше выпорите, пожалуйста, и мы знаем, что это за дело! Никто слова не скажет. Так я говорю, хлопцы? – спросил он, подняв голову.

– Никто не скажет! – угрюмо сказал высокий детина Меркурьев с спустившимся на лицо светлым чубом, – а кто против – пусть катится на все четыре стороны. Тому я руки не подам. За это дело нужно выпороть нас. А не выпорите, так мы кровью искупим свою провинность!

– Надо вину искупать не своей кровью, а кровью врагов! – назидательным голосом произнес Осипович, подняв голову и с некоторой усмешкой на лице что-то разглядывая на потолке.

– Ладно, проехали! Мне кажется, что вы все осознали, что можно вас простить! Но предупреждаю, что второго подобного случая не будет ни для вас, ни для кого другого! – Кузьма сделал серьезное лицо, – мне вас доверили ваши родители и любимые, и я хочу всех вас вернуть им в целости и сохранности. Понимаю, что это очень сложно! Но я буду стараться! Прощаю вас потому, что нам очень дорог каждый подготовленный человек! Я знаю, что некоторые наши бойцы втихую нарушают наши требования. Как вы будете вести себя там, где от действий каждого будет зависеть жизни ваших товарищей и успех нашего задания – это большой вопрос? Но за вас заступились все присутствующие здесь, и я думаю. Я утверждаю их мнение.

– Больше не подведем! – пересохшими губами произнес Рыбалко, подняв свою русую голову.

– У вас будет новый командир отделения. Люлька – встаньте!

Поднялся с табуретки морпех среднего роста с погонами старшины 1 статьи.

– Есть быть командиром бывшего штрафного третьего отделения! Я думаю, что мы оправдаемся и сможем изменить ваше мнение о нас. Надеюсь, что хлопцы не подведут!

– Будем надеяться! – проворчал Кузьма, – теперь по поводу курения! Если здесь я мирился, то там мириться не буду! Как и с пьянкой! Вторых, третьих китайских предупреждений больше не будет! Это все, что я смог сделать. Нарушителям будет самое строгое наказание – вплоть до отчисления из отряда. Доведите мое приказание до всех бойцов!

Кузьма встал, прошел по комнате и потом, еще раз осмотрев всех присутствующих, сказал:

– Теперь приятное! Командиром боевой роты назначен опытный капитан Семенов, к нему заместителем и помощником назначается старшина 1 статьи Ковпак Николай Иванович, связистом роты назначается бывший матрос Рыбалко Виктор Михайлович. Я вас забираю из отделения! В таком составе пойдем к месту нашего назначения. И еще приятное! Дополнительным членом нашего отряда, бойцом, назначается в саперное отделение взвода разведки пес по кличке Есаул. Прошу любить и жаловать нового члена нашего отряда!

Мирошенко заулыбался.

– Все, я закончил! А теперь прошу довести мои приказания до своих подчиненных. Послезавтра прощание. Николай Николаевич! Ритуал продуман?

– Так точно! Ритуал прощания отработан и согласован с полковником Науменко.

– Тогда у меня все! Идем проводить смотр всех механизированных и конных частей.

Раздался стук стульев. В дверях образовалась пробка.

Кузьма заметил, как Мирошенко стукнул ладонью по голове Рыбалко.

– Смотри, не подведи нас всех! Мы тебе поверили и поручились!

Рыбалко ничего не ответил. У него в глазах стояли слезы.

Весь следующий день провели в подготовке к встрече командования, приведению в порядок формы и вооружения. Отец Михаил приготовил свою парадную рясу с серебряным облачением.

Драились берцы и короткие сапоги, гладилась форма, получалось со складов дополнительное вооружение, новое обмундирование и снаряжение. Приводились в порядок казармы, столовая и вся прилегающая территория.

– Вы уйдете! – говорил Кузьме Усков, – а у нас приказ принять через два дня уже новый батальон, видимо, такой же, как ваш!

Носов доложил, что со складов дополучены восемь НАТОвских комплектов формы, которые носят боевики, и несколько автоматов типа «Борз», изготовлявшихся в Чечне.

Наедине он сказал Кузьме, что если засылать к боевикам группу, то надо засылать по-умному.

– Я этого, вон отобрал, с моей точки зрения, наиболее подходящих бойцов! Это, прежде всего, знающего чеченский язык Алешечкина, во-вторых, Канокова и Мирошенко, прекрасно знающих кавказские языки и лично знакомых с Шамилем Басаевым и его ребятами, в-третьих, старшего лейтенанта Осиповича, Ковпака Николая, связиста Колю Воронко, Васю Вороненко и Мишу Червоного – под видом украинских националистов, воевавших в Грозном. Все они хорошо знают украинский язык. Это как раз то, что надо для проникновения в отряд боевиков. Наша задача – выйти на руководство чеченского сопротивления, базы крупных отрядов. И, прежде всего, на их разведку, которая работает у нас в тылу.

– А не получится так, что мы лучших бойцов потеряем на первом скачке? – засомневался Кузьма.

– Постараемся все продумать. Я поработаю с каждым из них персонально. Будем подбирать группу, не исключено, что в Чечне в группу будут дополнительно включены и сотрудники из нашей конторы. Это надо будет сделать обязательно, мне уже об этом звонили.

– Добро! – согласился Кузьма, – разрабатывай операцию! Но никому ничего конкретного пока не говори. Знаем только я, Осипович и ты. Все и никому! Уже в Моздоке начнем обговаривать подробности.

В назначенный для официальных проводов день моросил легкий дождик и изредка в просветах низко идущих на север облаков проглядывало солнышко. Тем не менее, по приказу Кузьмы, отряд построился в новой полевой форме перед штабом отряда, ожидая начальство.

Миронов выгнал из ангаров все машины и поставил их напротив линии построения отряда. Осипович привел конную группу разведчиков, оставив на лугу с запасными конями проводников Хорошихина и Алешечкина.

Кузьма вышел из штаба и ему доложил о построении отряда Носов.

– Командирам подразделений доложить, кто не прибыл из увольнения!

Командиры подразделений по очереди подходили к Кузьме и докладывали. Прибыли, к огромному удивлению Кузьмы, все своевременно.

Усков своим батальоном замкнул каре.

Первым приехал автобус со стариками. К своему изумлению Кузьма увидел приехавшего отца с отцом Аленки в казачьей форме. Оба они были с орденами и медалями на груди. Затем увидел Пашу Зленко в парадной форме. Старики, большинство которых были в кубанской казачьей форме с боевыми наградами, газырями на груди, сразу подошли к строю и стали о чем-то расспрашивать бойцов.

Отец и Гнат Буняченко потом подошли к Кузьме и поздоровались за руку с ним. Передали привет от матери и от Аленки.

Затем приехала «Волга» Владыки, из которой вышел сам Владыка и сопровождавшие его два священника явно высокого ранга. К ним сразу пошел отец Михаил, поцеловал руку Владыки, потом Владыка его обнял и трижды поцеловал.

Следующим пришел автобус с членами атаманского правления, которые сразу смешались со стариками.

Приехал старый знакомый Кузьмы по Краснодару – Павло Дмитрич. Он подозвал Кузьму и Николая Николаевича к членам атаманского правления и всем его представил.

Наконец, разведчики от КПП дали сигнал о приближении машины Верховного атамана. Старики встали в строй, Кузьма скомандовал подтянутся и подровняться своим подразделениям.

Широкий «Мерседес-600» прошел шлагбаум и затормозил перед строем бойцов и стариков, стоявших посредине каре.

– Равняйсь, смирно! – скомандовал Кузьма и, печатая шаг, направился к вылезшему из машины немного грузному атаману в кубанской казачьей форме с погонами генерала. Подойдя на три шага, Кузьма остановился и четко, по-армейски, доложил:

– Товарищ верховный атаман Кубанского казачьего войска! Отряд специального назначения «Тамань» по случаю вашего прибытия построен!

За спиной атамана также в казачьей форме с газырями и ярко красным башлыком за спиной стоял полковник Науменко.

– Здорово дневали братья казаки? – громко крикнул Верховный атаман, приложив руку к белой папахе.

– Слава Богу! – дружно ответили казаки.

– Ну что, Кузьма Степанович! Дружно ответили и выглядят на первый взгляд ничего! А это твоя хваленая конная группа?

– Да. Вот они стоят с конями! – Кузьма показал на строй разведчиков, – их возглавляет старший лейтенант Осипович. Сами понимаете, наверное, наша основная деятельность будет в горах, а там на БТРах не везде можно пройти. А конь он везде конь. Он везде пройдет! Специально отбирали горных лошадок и тренировали их.

Сзади, поддерживающе, зашумели старики и члены правления. На ухо Никите Прокофьевичу что-то зашептал подошедший Науменко.

– Ну, а ездить на конях они могут? Или так? – спросил атаман.

– Могут и неплохо, тренировались! Во всяком случае, школу прошли хорошую! – ответил Кузьма.

– А вот через тот шлагбаум перепрыгнуть смогут? – Никита Прокофьевич показал на въездной шлагбаум, – всем не надо! Пусть вон те трое с хитрыми рожами! – и он показал на стоявших последними отделение саперов Мирошенко.

– Мирошенко, сможете перепрыгнуть на конях через тот шлагбаум? – спросил с волнением Кузьма, видимо, беспокоясь за их уровень подготовки.

– Так точно, сможем, товарищ войсковой старшина! – ответил за всех Мирошенко.

И далее, уже никого не слушая, приказал своим:

– Вперед марш, марш!

Тройка коней дружно с места перешла в галоп. За ними ринулся пес Есаул. Первым на шлагбаум вышел Мирошенко и легко взял его, за ним Николаев. Было видно, как радиостанция на его спине немного подпрыгнула, легко взял шлагбаум и Каноков, а за ними перепрыгнул шлагбаум и пес Есаул. Все старики дружно засмеялись.

– О це добрий казак, так казак! – пошутил, улыбаясь, Никита Прокофьевич.

Разведчики же, развернувшись на дороге, также легко взяли шлагбаум повторно. Есаул снова прыгнул вслед за ними. Подскакав к строю, они заняли место в строю. Есаул с гордым видом тоже уселся рядом со строем разведчиков.

Раздались возгласы поощрения из толпы стариков.

– А барбос прыгнул лучше всех, как его кличка? – раздавались радостные голоса.

– Есаул! – ответил, улыбаясь, Кузьма.

– Казачий пес! Это хорошо!

– Молодцы, настоящие казаки! Порадовали старика! С каких станиц эти трое? – спросил строго Никита Прокофьевич.

– С Зеленчукских из Черкесии.

– Понятно! Наши коренные кубанские.

Трижды, по-казачьи, Никита Прокофьевич облобызал Кузьму. За ним сразу двинулись все старики и члены правления обнимать и поздравлять с готовностью отряда.

Когда удалось восстановить порядок, вышел вперед Владыка Кубанский и Черноморский.

– Помолимся, братья! – и, увидев в строю Лизу Хоханько в форме, добавил, – и сестры!

И начал громко вслух читать молитву.

Бойцы, старики и члены атаманского правления сняли кубанки и головные уборы и стали повторять слова молитвы. После слов «Аминь» Владыка широко перекрестился.

– Кройсь! – раздалась команда Волкова.

Владыка посмотрел на верховного атамана и сказал, что местные золотошвеи сшили знамя для казачьего отряда.

По команде верховного атамана сотник в казачьей форме и сопровождающие его два здоровых урядника в кубанской казачьей форме внесли белый стяг с синим широким Андреевским крестом и короткой надписью «Тамань» и двуглавым золотым орлом.

Верховный атаман принял флаг.

– Казаки! Теперь это ваше знамя, не опозорьте его!

Владыка вместе с прислуживающим ему отцом Михаилом и сопровождавшими его священниками совершил обряд освещения знамени.

– Принимай знамя, капитан 2-го ранга! – приказал Верховный атаман после обряда освящения.

Кузьма смутился и показал на свой погон.

– Я капитан 3-го ранга! Это равняется в армии званию майора!

– Капитан 2-го ранга уже! Я привез приказ о присвоении тебе нового звания приказом Министра обороны! – шепнул Кузьме на ухо Никита Прокофьевич.

Встав на колено, Кузьма поцеловал уголок знамени, принял в руки и высокого поднял над головой.

– Братья, товарищи! Теперь это знамя нашего отряда «Тамань»! Докажем делами, что мы достойны его. Не опозорим наше знамя!

– Ура! Ура! Ура! – раздалось дружное приветствие казаков.

Волков принял знамя у Кузьмы и рядом с ним сразу встали два бойца с шашками наизготовку.

Кузьма недоуменно посмотрел на Николая Николаевича.

Тот улыбнулся, развел руки и пожал плечами.

Когда церемония закончилась, Владыка опять прочитал молитву и прежде, чем закончить, сказал:

– Благословляю вас, братья казаки, на воинский подвиг, а вашего священника отца Михаила, – обращаясь уже к нему, – на воинское служение!

Затем вышел один из членов правления с полковничьими погонами и громко зачитал приказ Верховного атамана Кубанского казачьего войска о присвоении казачьих званий офицерам. Осиповичу присвоили звание подъесаула, Семенову звание есаула, Носову и Гусаченко звания войскового старшины, Лихошерсту звание подъесаула, Плахову, Сыркину, Варганову – звания сотников, Миронову присвоено звание есаула.

Атаман отвернулся и принял из рук Павло Дмитриевича казачью шашку и преподнес ее Кузьме. Кузьма хотел что-то возразить, но его одернул за руку Науменко и толкнул его навстречу атаману.

Кузьма подошел и, приняв шашку, вынул из ножен и поцеловал. Потом повесил через плечо на длинном ремне.

Внезапно старшина Совета Стариков Павел Дмитриевич Церешко громко крикнул, чтобы казаки вставали в круг.

– Круг, круг! – раздались крики офицеров и старшин.

Казаки, разорвав строй, встали в круг, даже конные разведчики, привязав коней к специально сделанной для этого коновязи, встали в строй вместе с остальными. Усков громко скомандовал своему батальону «Направо» и повел свой батальон в казармы.

Дальше начинались казачьи дела.

Внутри круга образовалась свободная площадка, на которую два бородатых казака в казачьей форме, приехавшие вместе с членами правления, принесли широкую скамью. Смешались казаки, старики и члены правления. В круге остались Никита Прокофьевич, Науменко, Павло Дмитриевич, Николай Николаевич и Кузьма. Старики, священники и Верховный атаман стояли в первых шеренгах, куда их пропустили казаки отряда.

– Ты, Кузьма Степанович Гусаченко, назначен атаманом для наших детей! Так это? – хитро начал Павло Митриевич.

Кузьма кивнул головой, не понимая, к чему клонит Павел Дмитриевич, но понимая, что будет что-то интересное и имеющие глубокие исторические корни.

– Теперь хочу спросить вас, братья казаки! Кто имеет что против того, чтобы Кузьма Гусаченко стал походным атаманом вашей походной станицы? Выходи вперед!

Все казаки промолчали, никто вперед не вышел, только среди стариков раздался шепот:

– Правильно, Павло Дмитриевич, по-казачьи! Молодец!

– Раз никого нет против – ты, Кузьма, назначаешься решением нашего круга походным атаманом своего отряда! – продолжил Павло Дмитриевич, – раздевайся по пояс и ложись на скамью.

– Любо, любо, Гусаченку в атаманы! – раздались крики казаков.

Кузьма быстро скинул с себя пятнистую куртку и тельняшку, отдал Осиповичу шашку и, недоумевая, улегся животом на скамью.

– По традиции мы должны выпороть атамана нагайкой, чтобы, получив власть над казаками, он имел право наказать по-казачьи любого казака за его нерадивость в службе. Он сам должен знать вкус казачьей нагайки и никогда без необходимости не злоупотреблять этим наказанием.

– Любо! Любо! – раздались крики казаков.

Два здоровенных казака в казачьей форме, принесшие скамью, достали нагайки из сапог. Владыка перекрестил лежавшего на скамье Кузьму. Раздался свист нагайки и сильный вскрик Лизы Хоханько. Кузьма почувствовал обжигающую спину резкую боль.

– Один! – начали считать старики.

Раздался рассекающий воздух свист с другой стороны и снова обжигающая до крови боль.

– Два! – считали старики.

Кузьма почувствовал, как по спине заструилась кровь. Он сжал зубы, чтобы не вскрикнуть.

Снова взмах нагайки и снова острый, как удар, вскрик Лизы Хоханько.

Спину обожгло так, что Кузьма почувствовал, что в голове его поплыло.

Издалека донесся счет стариков.

– Три! Молодец, держится! – услышал он голоса, – любо атаману!

– Ну что, хватит, господа старики? Или еще несколько раз? – громко спросил Павло Дмитриевич.

Кузьма чувствовал, как по спине льются ручейки крови. Он лежал, зажав во рту свободную руку, которую прокусил до крови, чтобы не закричать.

– Хватит, Павло Дмитриевич! – услышал сквозь боль Кузьма знакомый голос отца, – я его с малолетства знаю! Сколько раз порол! Крик из него не выдавишь, сколько как ни бей!

– Хватит! Молодец! Вытерпел! – раздались голоса других стариков.

– Хватит, так хватит! Атаман, вставай на ноги! – похлопал по спине Кузьму Павло Дмитриевич, – благодари стариков и казаков за науку! – сказал он как бы с некоторым сожалением.

Кузьма встал, его немного повело, перекрестился на все четыре стороны. Повернулся в сторону стариков и сказал:

– Спасибо за науку, господа старики! Клянусь, что без необходимости нагайку на казака никогда не подниму!

Кузьма почувствовал, как кто-то подскочил сзади и протирает ему спину холодным мокрым полотенцем, а потом чем-то смазывают.

Он повернулся и увидел улыбающееся лицо Лени Осиповича.

– Прими, Кузьма, в знак атаманской власти эту нагайку! – громко сказал Павел Дмитриевич и преподнес Кузьме одну из нагаек, которой только что его пороли, и добавил, – и нашу традиционную кубанку!

На нагайке еще виднелись свежие капли крови Кузьмы.

Верховный атаман снял с головы Кузьмы его черный берет и надел на голову Кузьмы небольшую кубанку с алым верхом, расшитым крестом.

– Кубанки заготовили для всех ваших казаков – пусть получит ваш снабженец из автобуса – сегодня их можно надеть! Завтра всем черные береты, а кубанки сдать на склад Ускову! – сказал Науменко.

Кузьма засунул нагайку за раструб небольшого десантного сапога.

– Ну, а теперь, по обычаю, Кузьма, выпей перед отъездом чарку, как положено – с шашки!

Кузьма достал из ножен шашку, поданную ему Осиповичем, поднял ее вертикально вверх и опустил перед собой горизонтально, лезвием параллельно земле.

Павло Дмитриевич поставил на шашку поданный ему стакан с коричневатой жидкостью.

Стакан стоял на лезвии шашки, и его по обычаю нельзя было взять рукой.

– Павло Дмитриевич, я совсем не пью! – шепнул Кузьма на ухо старейшине.

Тот улыбнулся и заговорщически подмигнул, шепнув на ухо Кузьме:

– Так мы знаем то, там не горилка, а чай! Пей, Кузьма, не бойся! Но одним глотком быстро!

Кузьма, обрадовавшись, поднес стакан на шашке ко рту и, придерживая губами, опрокинул весь стакан в рот. «Чай» обжег горло сивушным вкусом.

– Ох! – ахнул Кузьма и, прокашлявшись, сказал на ухо председателю Совета стариков, – Павло Дмитриевич, так там же горилка!

Павло Дмитриевич, усмехнулся, взял стакан с лезвия шашки, опрокинул его.

– Пустая, господа старики! Атаман до дна выпил! – и, подмигнув, сказал Кузьме, – а говорил, что не пьет! А как красиво выпил! Правильно, горилка была, а ты как хотел? На производстве в атаманы чай пить? Но! Теперь все с этой минуты вы считаетесь в походе и у вас сухой закон до возвращения сюда! Любой нарушивший может быть наказан со всей казачьей строгостью. Атаман, понятно? – громко сказал, чтобы все слышали, Павло Дмитриевич.

В голове Кузьмы гудело от горилки, спина болела от ударов нагайкой. Кузьма надел, поморщившись от боли, свою тельняшку и пятнистую куртку с тремя большими звездами войскового старшины.

– Кто из отряда не является казаками по рождению, то есть не имеет казачьих корней? – громко спросил Науменко.

Из строя вышли девять человек, в том числе подъесаул Семенов и есаул Носов.

– Желаете стать казаками? Кто не желает, может хоть сейчас идти на все четыре стороны! – громко объявил Науменко.

Все девять остались стоять в строю.

– Тогда будем верстать! Батюшка, читай молитву!

Вперед вышел отец Михаил и запел молитву, которую закончил словами:

– Верстается раб Божий Георгис в кубанские казаки! Слава тебе, Господи, что мы казаки!

А сзади здоровенный казак, поровший перед этим Кузьму, перетянул Георгиса нагайкой по спине. Удар был не сильный, но Георгис поморщился и перекрестился.

Один из стариков поднес ему стакан с горилкой. Георгис, поморщившись, выпил ее.

– Теперь ты кубанский казак и дети твои будут казаками и внуки, сын мой! – громко объявил отец Михаил и дал поцеловать золоченый крест.

За ним подходили остальные армяне и греки.

Последним верстали есаула Носова. Николай Николаевич с честью выдержал удар и перекрестился. Потом выпил стакан горилки и с улыбкой вытер губы рукавом куртки.

– Поздравляю ваш отряд с новыми казаками и полной готовностью к ведению боевых действий! – скомандовал Науменко, – а теперь все становись для приема присяги на верность Кубанскому казачьему войску! Я думаю, что не принимавших воинскую присягу у вас нет?

– Есть, Лиза Хохонько! – пожав плечами, сказал Кузьма.

– Значит, после построения принять воинскую присягу!

Казаки, сломав строй, построились в каре, в центре которого стояли верховный атаман, владыка, Науменко, Кузьма и Николай Николаевич.

– Знамя отряда в центр! – скомандовал Науменко.

Волков встал со знаменем рядом с Кузьмой. Науменко протянул Кузьме текст присяги.

– Кто не хочет принимать присягу – выйти из строя! – атаман осмотрел весь строй, но никто не пошевелился, – тогда с Богом, атаман, читай! – скомандовал Никита Прокофьевич Кузьме.

Кузьма взял в руки и стал громко читать. Слова присяги неслись над лагерями практически в полной тишине:

– В суровую годину для нашей Родины я, казак Кубанского войска, принимаю торжественную присягу и клянусь!

Казаки дружно повторили за ним слова присяги:

– Быть честным и преданным воином своей Родины России, не жалеть своей жизни для выполнения задач, поставленных командованием!

Над лагерями неслись слова присяги повторяемых строем казаков:

– Для выполнения задач, поставленных командованием!

Кузьма продолжал зачитывать текст присяги, а казаки повторяли за ним слово в слово:

– В течении всего похода не пить, не курить, всегда помогать своим товарищам, выполнять приказания командиров. Самому погибать, а товарища выручать!

Слова присяги летели, как птицы над лагерями и казалось, что их слышно в самом Краснодаре и даже в Чечне.

– И если я нарушу эту мою торжественную присягу, то пусть настигнет меня суровая кара моих товарищей казаков и всего Кубанского казачества! – закончил Кузьма слова присяги.

За ним дружно повторили слова присяги все казаки.

Кузьма подошел, встал на колено и поцеловал угол знамени. За ним по очереди стали подходить и целовать знамя сначала офицеры за ними, выстроившись в длинный строй, все казаки.

После того, как закончилась церемония целования знамени, атаман улыбнулся, разгладил широкие усы и скомандовал:

– Теперь прошу показать всем старикам и гостям, чему вы научились за это время! Посмотрим со стариками, шо вы за казаки! Правильно я говорю, господа старики?

– Правильно говоришь, батько Никита Прокофьевич! – дружно ответили старики. Многие из них вытирали слезы в уголках глаз.

Строй казаков рассыпался. Большинство казаков бросились к автобусу получать новые кубанки. Площадь сразу заалела красными верхами кубанок. Волков занес знамя в помещение штаба, поставил охрану из числа писарей и принес кубанки Носову и Осиповичу.

Кузьма дал команду Осиповичу вести казаков на луг и показать все, чему они научились. Семенов увел роту на полигон, за ним двинулись вслед БТРы и машины с минометами и орудиями. Все гости радостно отправились смотреть, чему научились казаки за это время.

Кузьма, Носов, Никита Прокофьевич, Науменко, отец Михаил и Владыка направились в штаб в кабинет Кузьмы.

– Вот, Кузьма Степанович, наступил день окончания нашей учебы! Послезавтра, по готовности, вы выходите в Чечню! – негромко сказал Науменко, – звания на весь период военных действий будут у вас не казачьи, а армейские или, если правильнее – флотские. Я привез с собой военные билеты и удостоверения личности для всех твоих казаков и офицеров. По легенде – вы морская пехота Черноморского флота. Все вы военнослужащие войсковой части 15035. Сейчас этой войсковой части не существует, а вообще это был 195 отдельный батальон морской пехоты Черноморского флота нашего Главного разведуправления Генерального штаба Министерства обороны. Переходите все на ваши флотские звания. Для офицеров, старшин и казаков это – флотские звания. Соответствующие приказы Командующего Черноморским флотом я уже передал вашим писарям. Для писем у вас будет полевая почта, – Науменко посмотрел в бумажку, которую вынул из внутреннего кармана, – А-3124 город Краснодар. Это для писем родных. Мы будем вам пересылать все сообщения по фельдъегерско-почтовой связи.

Кузьма и Николай Николаевич все записывали в свои блокноты.

– Связь на переходе держать со мной через специальный узел связи ГРУ в Краснодаре! Частота -4745 кГц. Мой позывной – «Кобзарь»! Вот тебе, Кузьма, печать войсковой части 15035.

Кузьма передал печать Николаю Николаевичу.

– Писарям твоим я отдал бланки командировочных предписаний и отпускных билетов армейского образца. Всем сегодня подписать контракты, бланки контрактов. Это юридическая сторона и очень важная на случай ранения или смерти.

Кузьма кивнул головой.

– Сегодня для этого здесь майор Зленко. Выдели ему комнату, и он там поработает с каждым из вас после торжеств и заодно поможет принять воинскую присягу Лизавете Хоханько! – сказал Науменко и посмотрел внимательно на Никиту Прокофьевича.

Тот пожал плечами и встал, подозвав к себе сотника Макарова.

– Теперь о приятном! Зарплата как в армии у контрактников будет идти на персональные счета в Сбербанке. Приказом Командующего Черноморским флотом произведено присвоение званий. Тебе, Кузьма, присвоено звание капитана 2-го ранга. Семенову, Миронову и Носову присвоены звания капитанов 3-го ранга, Осиповичу и Лихошерсту – звания капитан-лейтенантов. Плахову, Сыркину, Варганову и Суворову – звания старших лейтенантов, вахмистру Волкову звание младшего лейтенанта. Учитывая, что по легенде вы часть морской пехоты – звания казаков временно на период боевых действий в отряде упраздняются, а вводятся для казаков морские звания. То есть казак – это теперь матрос, приказный – старший матрос, младший урядник – старшина 2 статьи, старший урядник – старшина 1 статьи, командиры взводов и их заместители – главные старшины. Все это необходимо отразить в военных билетах, причем, задним числом от прошлого года. Писарям твоим Владимир Александрович все уже довел и растолковал, и они уже работают над документами. А теперь получи погоны для офицеров! И вот приказ о присвоении званий! – он протянул Кузьме листок с приказом. – Только он секретный, потом сдашь мне!

Сотник Макаров подал ему погоны со звездочками и бумагу с печатями. Никита Прокофьевич вручил их Кузьме.

– Вручишь всем сам лично! Сейчас мы не будем это объявлять, а ты уж объяви, пожалуйста, когда все гости уедут.

– А чего я буду Носову и другим вручать погоны? – заупрямился Кузьма, – Николай Николаевич здесь. Вы вручите ему, а потом остальным, пожалуйста – сами. И из ваших рук ему будет приятнее получить на целый порядок!

Никита Прокофьевич заулыбался.

– Если так, как ты просишь – пусть будет! Приятно делать добрые дела. И это правильно, наверное. Тогда вот тебе, Кузьма Степанович, погоны капитана 2-го ранга, а вам, Николай Николаевич, погоны капитана 3-го ранга. Наденете, когда все гости уедут!

Потом он вызывал остальных офицеров.

Он вручил погоны и расцеловал сначала Кузьму, потом Носова, потом всех остальных.

Все, получив погоны, произнесли:

– Служу России и Кубани!

За Верховным атаманом Кубанского казачьего войска подошли и поздравили офицеров Владыка Кубанский и Черноморский, отец Михаил и Науменко.

Кузьма аккуратно записал все указания в записную книжку. Погоны положил во внутренний карман куртки и подумал: «Служил на флоте и только до третьего ранга, а здесь за месяц уже получил второго ранга. Судьба неисповедима. Правда, все это мелочи, но приятно. Хотя, отрабатывать придется, возможно, и кровью!»

– Мы пойдем на полигон с Владыкой и стариками и посмотрим, чему вы здесь научили казаков! – пожав всем руки, сказал Никита Прокофьевич.

Владыка с отцом Михаилом впереди уже направились за КПП. За ними шли все церковные служки.

В помещение штаба прошли Науменко, Кузьма, Носов и Осипович. Остальные офицеры побежали к подразделениям.

Науменко продолжил инструктаж Кузьмы и Носова:

– Срочно дайте команду своим писарям, чтобы заполняли все документы. Вот вам пакет с бумагами на всех вас для наших патрулей, постов и начальников, как МО, так МВД и ФСБ. Вот предписания для всех казачьих атаманов на местах Кубанского и Терского казачьего войска. Вам будет полное содействие с их стороны. Вы будете выполнять задачу, которую вам поставит подполковник Иванов – командир отряда спецназа ГРУ «Снежный барс», к которому вы прикомандированы для выполнения задания. «Снежный барс» находится в Урус-Мартане на территории бывшего кирпичного завода. Это ваша первая цель, куда вы должны прибыть в полном составе. К сожалению, отрядов ГРУ на всё в Чечне не хватает. Ваш отряд должен стать большой подмогой в этом деле. Маршрут движения в этой папке. Все вопросы, заданные мне Носовым, будут решаться в Урус-Мартане с подполковником Ивановым. До Моздока дадим в сопровождение две милицейские машины – дальше пойдете сами с комендантским сопровождением. Все понятно, товарищ войсковой старшина? Кубанки брать в поход нельзя – политика, блин! Казаков в Чечне быть не должно! Будете носить морпеховскую форму. Надеюсь, что те, к которым уже привыкли, кубанки будете носить с гордостью только по возврату на Кубань. Паспорта, у кого есть, тоже сдать все мне сегодня майору Зленко. Вот вернетесь с победой – тогда вернем. Ну, а в казачьей форме будете красоваться здесь на Кубани.

Он прокашлялся, отвернулся, потом вытер рот платком и продолжил:

– Вы отряд морской пехоты Черноморского флота. Для всех легенда такая. Андреевский флаг на вашем знамени недаром. И по званиям с сегодня же проинструктируйте всех. Казаки теперь – матросы. Урядники – старшины. И еще мы с огромным трудом пробили вам самые современные четыре снайперских винтовки, называется «Винторез» ВСС – бесшумные. Для разведки самое доброе дело. Получишь их у Ускова. Он уже получил.

Он опять закашлялся, но потом продолжил:

– За сегодня вечером их надо обязательно отстрелять. Иначе, зачем они? Каждому казаку дарим специальный нож в кожаных ножнах с надписью «Тамань» – наши бизнесмены расстарались. У них специальная сталь из титановых сплавов, каждый клинок подписан надписью «Тамань» и имеет свой номер. Каждый казак получит по рации «Мидланд-500» – связь по ней нормально до 10 километров. Если на горке, то и того дальше. Ни одно подразделение в Чечне так не вооружено, как ваше.

– Отстреляем винтовки! – обрадовался Кузьма, – обязательно отстреляем! Сейчас дам команду отцу Михаилу – он у нас спец в этих вопросах!

Науменко обнял и расцеловал Кузьму, затем Носова.

– С Богом, сынки, только не опозорьте наши седины и славу наших дедов и отцов!

Когда они вышли из штаба их ждали отец Кузьмы, Гнат Буняченко и Пашка Зленко.

Науменко поздоровался и по обычаю облобызался с ними. Они, видимо, знали друг друга и относились друг к другу с уважением.

– Что, Степан Иванович, приехал сына провожать?

– Порадоваться приехали за наше казачье племя, шо не вмерло имя казачье и порадоваться, шо наши сыны с честью выполнят все задачи. Жинка хотела поихать, да я не стал ее брать. Военное дело – не бабское!

– Могли бы и взять! Сына провожать хочется и ей!

– Перехочется! Другие не провожали, и мы не хуже! – твердо ответил отец Кузьмы, глядя Науменко в глаза, – нехорошо, не по-казачьему!

– Да – вы правы! – опустил вниз глаза Науменко.

После этого Носов повел Науменко, Степана Ивановича и Гната Петровича Буняченко на полигон, а Кузьма с Пашей Зленко отправился с документами к писарям. Болела спина от ударов нагайкой и шумела голова от выпитой горилки. Волков и все писари работали в поте лица.

На лугу разведчики бросали гвозди и ножи в цель, стреляли с коней, рубили шашками ветки лозы, показывали элементы рукопашного боя, вызывая восторг гостей.

На полигоне отец Михаил с удовольствием демонстрировал Владыке возможности снайперов, гранатометчики и пулеметчики вели огонь по целям. Минометчики устанавливали на время минометы и орудия и стреляли с закрытой позиции по мишеням. БТРы Миронова порхали, как бабочки, по холмам и пригоркам.

Удовлетворенные гости отобедали в столовой, где для них накрыли торжественный обед, и уехали в Краснодар.

Долго отец на прощанье обнимал Кузьму.

– Береги себя, сынку, береги казаков, шоб стыдно не было потом в глаза станишникам смотреть! Возвращайтесь с победой! – смахнул он слезу с глаза.

Затем Гнат Буняченко, обняв Кузьму, пустил слезу.

– Кузя, ты мне как сын родной! Я и Аленка будем ждать тебя! Одна она у меня! – шепнул он на ухо Кузьме.

Последним уже ближе к вечеру уезжал школьный товарищ Кузьмы Паша Зленко с подписанными контрактами и собранными паспортами казаков или, как их именовали теперь, контрактников.

– Сына береги, Кузьма!

– Постараюсь. Паша! Все, шо в моих силах!

Сын тоже пришел попрощаться с отцом и Пашка обнялся с ним, по щекам его потекли слезы. Потом, смахнув рукой слезу, он запрыгнул в свой УАЗик и тихо дал команду шоферу:

– Вперед! В Охотскую!

Кузьма стоял, обняв сына Пашки за плечи, и почувствовал, что тот переживает.

Науменко остался ночевать в отряде. После проводов всех он подошел к Кузьме и тихо сказал, опустив глаза вниз:

– Ты, это, Кузьма, вечером вот что – собери всех своих офицеров в штабе! Мне надо с ними со всеми поговорить. И чтобы никто ничего не знал.

Глава 15. Легенда

После отъезда гостей Кузьма дал команду построить всех.

– Товарищи казаки, наше обучение закончено! Послезавтра в ночь мы выступаем на войну. С сегодняшнего дня мы по легенде не казаки, а матросы морской пехоты Черноморского флота. У всех звания флотские. Так надо для пользы дела. Обращение друг к другу только товарищ матрос, к урядникам – товарищ старшина. Всем нашить на левый рукав на форме штат с желтым якорьком в красном круге. Младшим урядникам присваиваются морские звания старшины 2 статьи, старшим урядникам – звание старшины 1 статьи, приказным – старшего матроса. Вороненко, Ковтуну, Хорошихину из взвода разведки, Ковпаку, Павленко, Громову, Царегородцеву, Нургалиеву – из боевой роты, Вислогузову из медицинской службы, Попову из службы снабжения, Максимову из механизированного взвода присваивается звание главный старшина. Сразу поясняю, что казачьи звания за всеми вами сохраняются, но носить их будем с гордостью, когда вернемся на Кубань. Теперь по офицерам. Всем офицерам выйти из строя и построиться перед строем! Волкову тоже встать в строй офицеров!

После того, как офицеры выполнили команду и построились лицом к строю казаков, Кузьма зачитал приказ и вручил новые погоны.

– А теперь начать сборы к выступлению. Новые кубанки подписать и завтра вместе с ненужными и личными вещами сдать на склад капитану Ускову. Снабженцам дополучать необходимое имущество и вооружение, спальные мешки, коврики, подстилки, медикаменты и т. д. Казакам боевой роты грузить все это в машины и БТРы. Отцу Михаилу отстрелять новые снайперские винтовки на полигоне до нашего отхода.

Отец Михаил кивнул головой и после того, как Кузьма закончил, вышел вперед и попросил слова:

– Головные уборы снять! На молитву!

И стал читать молитву. Все казаки крестились и повторяли слова за отцом Михаилом. Эта молитва, повторяемая двумя сотнями людей, казалось, летела над лагерем и была слышна далеко. Солдаты Ускова собрались у своей казармы и издалека разглядывали казаков.

– Кройсь! – раздалась команда младшего лейтенанта Волкова после того, как отец Михаил закончил молитву и прочел казакам духовное наставление.

После этого Кузьма распустил всех казаков заниматься своими делами. Офицеры пошли распоряжаться и контролировать действия подчиненных. У всех были свои дела.

Осипович принес к штабному домику новую винтовку «Винторез». Рассматривали все ее с огромным интересом.

– Дали в специальных ящиках с ЗИПом специальный чехол для прицела, отдельно придается ночной прицел. Ведь могут делать, если хотят! взахлеб рассказывал Осипович.

– А я слышал, что у боевиков такие давно есть! – пробасил отец Михаил.

– Вот это и заботит нас больше всего! – отозвался Носов, – хорошее оружие, похоже!

Снайпера взвода разведки с отцом Михаилом побежали отстреливать полученные винтовки ВСС на полигон. Разведчики проверяли коней, паковали палатки, имущество. Есаул носился между ними, считая все это игрой.

В штабном домике стояло врученное отряду знамя, у которого несли караул казаки, поставленные вахмистром, вернее, младшим лейтенантом Волковым.

Вечером Кузьма наконец собрал офицеров в штабном домике. Науменко тихо сидел на отдельном стуле немного в стороне и думал о чем-то своем. При всех офицерах он вскрыл конверт с маршрутом движения.

– Давайте, товарищи командиры, диспозицию составлять по движению и размещению на машинах! – предложил Кузьма, – капитан-лейтенант Осипович со своими разведчиками и табуном пойдет по Краснодарскому краю и Северной Осетии до Моздока, с ним пойдет фельдшер Вислогузов – позывной взвода разведки на первый день «Марат», по отделениям от «Марат-1» до «Марат-5». Идете скрытно до места предназначения. Вот карта вашего движения! – Кузьма вручил капитан-лейтенанту Осиповичу карту движения. Тот сразу взял и стал изучать.

– Теперь по всем остальным! – продолжил Кузьма, – мы выступаем вторым отрядом. Первым пойдет за милицейским сопровождением БТР с майором Семеновым и с первым отделением – позывной «Артем-1», второй БТР пойдет со вторым отделением и в нем пойдут майор Миронов и Ковпак с нашим знаменем – позывной «Артем-2», в третьем БМП пойду я. На командном БМП с третьим отделением старшин Люльки и Павленко – мой позывной «Тагир»! Четвертым, пятым, шестым, седьмым, восьмым пойдут «Уралы» с полевыми кухнями и на них пойдет второй взвод – четвертое и пятое отделение во главе со старшим лейтенантом Сыркиным и главным старшиной Громовым и все снабженцы. Их позывные «Самсон-1» – «Самсон-4». Последним выдвигается четвертый БТР с шестым отделением – позывной «Артем-3», затем идет медицинский БММ со старшим лейтенантом Плаховым – позывной «Максим», за ним идет БРВМ-К – ремонтный со старшим лейтенантом Варгановым – позывной «Алмаз», далее идут оба ЗиЛ-130 с минометно-артиллерийским взводом – позывные «Самсон-5» и «Самсон-6». И замыкают колонну четыре БТРа с третьим взводом – позывные «Артем-4», «Артем-5» и Артем-6», «Артем-7». На первом БТРе идет наш связист – старший лейтенант Суворов. На предпоследнем БТРе идет майор Носов – позывной «Тагир-2» и главный старшина Царегородцев на последнем. Проверка связи каждые пятнадцать минут в порядке очередности движения. Кто не понял? Форма одежды – камуфляж, каски-сферы, теплые куртки, черные вязанные шапочки, без знаков различия, на всех бойцах бронники и разгрузки, оружие в руках. Пока идем по Краснодарскому и Ставропольскому краям на броне максимум по два человека, остальные в десантных отделениях. В Чечне на броне идут уже все. Приготовить себе сидушки, чтобы не отморозить и не отбить все, что можно отморозить и отбить на холодной броне.

Все аккуратно записывали в записные книжки позывные и расположение подразделений. Вопросов не было.

После того, как Кузьма довел боевые распоряжения, тихо встал полковник Науменко и, тихо приоткрыв дверь, проверив, нет ли кого за ней, потом прошел мимо окон, заглянув в них, задернул занавески.

– Товарищи офицеры, с этого часа вы не просто казаки или морские пехотинцы по легенде, а офицеры спецназа ГРУ! Слышали о таких войсках?

Осипович один из всех молча кивнул головой.

– Поэтому, – продолжил Науменко, – нам всем необходимо оформить или, так сказать, узаконить свои отношения.

Он достал из папки чистые листы бумаги с каким-то непонятным штампом в углу.

– Вам всем необходимо написать заявление о своем согласии работать с ГРУ и взять себе на всю оставшуюся жизнь оперативные псевдонимы, под которыми вы будете в дальнейшем работать.

– А если у меня есть оперативный псевдоним, то есть был? – спросил, не поднимая глаз, Осипович.

– К вам, «Мурена», у нас вопросов нет. Вы можете идти и заниматься подготовкой своих разведчиков к выступлению.

– Я с вашего разрешения немного посижу. Подожду товарищей.

Науменко пожал плечами и стал диктовать текст заявления. Все присутствовавшие, включая врача, снабженца и механика, молча и старательно записывали его слова на листах бумаги. Наконец, он дошел до конца.

– А теперь вы пишете, что беру себе псевдоним, и выбираете тот псевдоним, который вам по нраву.

Кузьма немного подумал и записал себе псевдоним «Мансур» – имя своего друга по авианосцу «Брест».

Науменко взял листы и, глядя на офицеров, стал зачитывать выбранные ими оперативные псевдонимы.

– Носов Николай Николаевич – «Север», Волков Александр Павлович – «Саланг», Суворов Иван Иванович – «Грибник».

Все посмотрели на Суворова, он лишь пожал плечами.

– Семенов Аркадий Николаевич – «Есаул», Лихошерст Александр Александрович – «Волк», Плахов Игорь Владимирович – «Свирель», Миронов Сергей Викторович – «Дизель», Варганов Андрей Григорьевич – «Столяр», Сыркин Дмитрий Владиславович – «Сокол» и Осипович Михаил Юрьевич – «Мурена».

Теперь это ваши имена и позывные на время всей работы в нашей конторе, под которыми вы будете подписывать все документы, общаться с руководством, подписывать донесения и даже называть друг друга.

Он аккуратно сложил все бумаги в папку. Усмехнулся и сел на стул.

Кузьма встал, усмехнулся и объявил:

– Тогда всем спать! Подъем в пять часов! Осипович выходит завтра вечером. Миша, останься! Остальные свободны!

– Подожди, Кузьма, а кто отменял традиции офицеров? Звания надо обмывать? – спросил довольный Осипович.

Предложение Осиповича ошарашило Кузьму.

– Как обмывать? Мы же в походе и спиртное табу.

– Одно другому не мешает! Наши отцы отмечали присвоение званий даже на фронте. И потом, ты свое звание отметил, а чем мы хуже?

Носов заулыбался, ожидая решения Кузьмы. Все внимательно смотрели на Кузьму, ожидая его вердикта. Но он стоял и смотрел на офицеров.

– Я думаю, что ничего не случится, если ребята по чуть-чуть! – предложил отец Михаил.

– Вы очумели, наверное? Завтра и послезавтра выходить, а вы пить! Как в глаза будем казакам, вернее, матросам смотреть? Мы можем, а они нет? – Кузьма не находил слов.

– Ладно, Кузьма Степанович! Все нормально! – подошел к Кузьме Носов и похлопал его по плечу. – Сыркин, у тебя все готово? Давай!

– Так точно, готово! – ответил Сыркин и открыл дверь.

В помещение вошел главный старшина Попов с подносом, на котором стояли стаканы с чем-то прозрачным желтоватого цвета.

– Кузьма, ты не беспокойся! Здесь яблочный сок! Так, символически отметим и традицию выполним и, как говорится, флот не опозорим!

Кузьма махнул рукой. Все разобрали стаканы. Отец Михаил опустил в стаканы звездочки, которые, видимо, он припас заранее. Все подняли стаканы, и после этого Носов вышел вперед и представился всем присутствующим:

– Представляюсь по случаю присвоения звания капитан 3-го ранга! – и выпил сок из стакана.

За ним этот ритуал повторили все остальные офицеры.

– Ладно, традицию, так традицию исполнили, как положено! – произнес радостный Кузьма, – а теперь все к своим казакам, тьфу, перепутал – к матросам. Осипович, останься!

Все дружно рассмеялись. Когда все ушли, Кузьма сказал:

– Маршрут никто кроме нас с тобой и Носова не знает точно. Второй отряд идет на Моздок, но ты движешься самостоятельно, напрямик. Где переправляться через Кубань – решай сам. Место нашей встречи на границе Чечни и Ставропольского края. На карте все нарисовано. Колонна у нас большая: 10 БТРов и 6 машин с прицепами и груженных имуществом. А провести надо по территории, занятой в том числе диверсантами и недружественным населением. Надо их обмануть. Встречаемся через два дня в районе станицы Галюгаевской на перекрестке дорог. Избегай дорог и населенных пунктов. Нам так не пройти с таким хвостом. Поэтому мы пойдем открыто по дорогам.

– Будем там своевременно! – ответил Осипович, внимательно изучив карту.

– Учти, в наших и ставропольских, да и в кубанских казачьих станицах, много чеченских соглядатаев. О движении второго отряда станет известно в Чечне в тот же день. Станицы и населенные пункты обходи стороной. Если будут проверки на дорогах – документы у тебя нормальные. Передовая группа отряда пойдет на границу Чечни, но после Моздока мы сменим маршрут и пойдем на соединение с тобой. Если что не так – выходи сразу на связь. Твой позывной личный «Тагир-3». Мы рассчитаем так, чтобы подойти к месту встречи ночью в районе полуночи.

– Понял, Кузьма – будем ждать в назначенном месте!

– Пароль для встречи – на послезавтра будет шесть! Как осуществлять паролирование – помнишь?

– Обижаешь, Кузьма! Запрос – любая цифра до десяти. Отзыв – запрос плюс пароль.

– Паролирование с пересечением границы Северной Осетии. Внутри твоих отделений паролирование до завтрашней встречи самостоятельное.

– Я снимусь с места и уйду ночью часа в четыре.

– Добро!

Они обнялись напоследок.

– До встречи!

– До встречи!