В быстро сгущающихся сумерках под моросящим холодным дождем по раскисшей осенней грунтовой дороге двигалась группа людей в странной одежде – поверх хлопчатобумажной военной униформы были наброшены гражданские пальто, плащи или ватные телогрейки. Впереди шагал высокий хмурый мужчина в длинном кожаном плаще, яловых сапогах и фетровой шляпе. На его узком продолговатом лице с до синевы выбритым подбородком, словно некая печать, застыло властное выражение человека, привыкшего командовать. Он шел быстро, несмотря на скользкую, липкую глинистую почву; полы его плаща были забрызганы грязью. За ним едва поспевал грузный человек в телогрейке, барашковой шапке и кирзовых сапогах. Судя по огрубевшему красному лицу, ему часто и в любую погоду приходилось бывать на свежем воздухе.
– Зря вы, товарищ уполномоченный, оставили грузовик в Холоднике. Хоть до Малой Бугаевки и недалеко, с километр будет, но зачем же зря грязь месить? – с сожалением произнес он.
– В целях соблюдения секретности, товарищ председатель колхоза! – резким, отрывистым голосом ответил мужчина в плаще. – Если бы мы прикатили на хутор на моторе, ваши шутники сразу же почуяли бы недоброе и притихли. Затаились. Потому-то я и «ястребков» взял в помощники не ваших, местных, а из дальних сел, – чтобы слухи не поползли до того, как начнем.
– Можно было бы и без мотора обойтись – на подводе приехать. Да и какие шутники – нечистая сила там! – сказал председатель колхоза Сидор Пантелеевич и по привычке хотел перекреститься, однако вовремя спохватился и опустил руку, испуганно глянув в сторону уполномоченного. Но тот смотрел только вперед.
– Бога нет, а черта тем более! – строго заметил уполномоченный. – Перестаньте напускать религиозный туман, товарищ председатель колхоза! Зарубите себе на носу: есть преступники, которые с неизвестной нам целью терроризируют население хутора, и наша задача – поймать и разоблачить их!
– А я что? Я не против – ловите, разоблачайте!
Председатель колхоза не смог скрыть сомнение в голосе, и уполномоченный устремил на него ледяной взгляд.
– Ваше дело – предоставлять нам необходимую помощь! Или вы сомневаетесь в целесообразности наших действий, Сидор Пантелеевич? – вкрадчиво поинтересовался уполномоченный.
– Нисколько! Готовы оказать вам полное содействие, товарищ уполномоченный!
Сидор Пантелеевич решил, что в присутствии представителя органов лучше помалкивать, а то из-за лишнего слова можно всего лишиться. Время-то непростое! И так недругов-завистников у него в селе хоть отбавляй.
Почти в полной темноте они подошли к хутору. Их встретил яростный лай собак, учуявших чужаков. Хутор состоял всего из восьми хат. Уполномоченный вместе с Сидором Пантелеевичем прошлись по домам, оставляя в каждом из них по «ястребку», вооруженному винтовкой. Вначале председатель колхоза входил в хату один и вызывал хозяина, как бы для разговора. Во дворе хуторянину объясняли ситуацию, и в дом он возвращался в сопровождении прибывшего «ястребка», который обязан был сидеть тихо, не выдавая своего присутствия ни разговором, ни каким-либо другим шумом.
После того как все прибывшие были распределены, Сидор Пантелеевич отправился в соседнее село Андреевку, мысленно ругая уполномоченного, отказавшегося от транспорта; теперь придется топать назад пешком четыре километра, в одиночестве и темноте. И дело не в расстоянии – председатель колхоза проходил за день гораздо больше. Из-за нечисти, которая завелась на хуторе, в темное время суток здесь часто бродили местные селяне, словно напрочь забывшие родные места. Они постоянно возвращались к хуторскому кладбищу, как будто туда вело сто дорог, а не одна. Разумнее было бы остаться до утра на хуторе, и уполномоченный предложил это Сидору Пантелеевичу, но тот отказался, сославшись на «председательские заботы», колхоз ведь у него был немаленький, в него входило несколько сел и этот хутор. Поздняя осень, а работы полно, везде надо поспеть, хозяйским глазом глянуть. Да и с нечистой силой связываться неохота.
Уполномоченный, младший лейтенант госбезопасности Калиниченко Вилен Тимофеевич, двадцати шести лет от роду, происходил из революционной семьи. Его назвали в честь вождя мирового пролетариата, Владимира Ильича Ленина, зашифровав все три слова в одном имени. В органы Вилен попал по комсомольской путевке и мечтал себя проявить. Наконец за три года работы он получил первое самостоятельное задание и горел желанием блестяще его выполнить, так, чтобы и комар носа не подточил. Правда, вначале Вилен был обескуражен. Неужели это работа для офицера госбезопасности – ловить шутников, которые прятались на чердаках хат небольшого хутора и пугали хозяев, издавая странный шум? Этим следовало бы заняться сельской милиции, а не такой серьезной организации, как райотдел госбезопасности. Когда Вилен тактично намекнул на это своему начальнику, тот пояснил, что милиция уже занималась этим делом, но безуспешно. Оказывается, этих «шутников» ловят на хуторе годами, точнее десятилетиями. Вилену приказали отнестись к поручению с максимальной ответственностью и сделать все возможное, чтобы соблюсти секретность, исключив отток информации о планируемой акции. Загадочное слово «акция» понравилось молодому уполномоченному больше, чем тривиальное «засада». В нем ощущалась тайна и значительность.
Вилен взял себе в подмогу проверенных активистов-комсомольцев, перед этим тщательно изучив их биографии – нет ли у них родственников, даже дальних, на этом хуторе или в близлежащих селах? Затем, как уже было сказано, распределил «ястребков» (всего их было восемь) по одному в каждую хату, а на себя взял руководство операцией и мобильностью передвижения. О том, насколько серьезной была эта операция и какое значение придавало ей начальство, говорил уже тот факт, что группе Вилена разрешено было стрелять по своему усмотрению. Ожидая дальнейшего развития событий, уполномоченный обосновался в хате вместе с одним из «ястребков», тайным агентом Семеном Прокопчуком.
Потянулись долгие часы ожидания. Больше всего Вилен боялся, что этой ночью ничего не произойдет, ведь это будет означать, что во время подготовки к «акции» он допустил оплошность, проворонил утечку информации, и это оставит в его личном деле позорное пятно. Если же враг будет обнаружен и окажет хотя бы малейшее сопротивление, он должен быть беспощадно уничтожен. Вилен проинструктировал «ястребков», приказав им без промедления стрелять по врагу при малейшей попытке к бегству. Свою речь уполномоченный закончил словами, которые пришли ему в голову в последнюю минуту, но показались венцом мудрости: «Мертвый враг – уже не враг, а убежавший – враг вдвойне!»
Хозяин хаты Никодим Логвиненко с женой и детьми по приказу Вилена расположились на печи, для того чтобы обеспечить «оперативный простор». Несмотря на то что была уже ночь, они вынуждены были бодрствовать. Не зная, что их ждет, хозяева тяжко вздыхали и с трудом ворочались в тесноте на печи. Хата была большая, «куркульская», с двумя комнатами, полными всякого добра. Не зря уполномоченный Калиниченко, заранее получивший информацию о каждом хуторянине, выбрал именно ее. Хозяин хаты был из зажиточной, но не раскулаченной семьи (ее члены вовремя спохватились и вступили в колхоз). Впрочем, это не спасло отца Никодима, Остапа, от лагерей, куда его отправили за давние грешки, благодаря которым тот и нажил столько добра. От всевидящего ока пролетариата не удалось спрятаться и его сынку, скрытому врагу: вот-вот должен был прийти и его черед.
Вилен, словно призрак, скользил по комнатам, рассматривая хозяйское добро и поражаясь «богатству». «Не наш это человек. Затаился волк!» – вспомнил он характеристику, данную Никодиму председателем колхоза, и историю этого куркуля.
– Дед Никодима, Игнат, был голь подзаборная, – рассказывал Сидор Пантелеевич. – В пятом году[2] вместе с другими селянами он ограбил и сжег панское имение, стоявшее на месте хутора. Вывез оттуда много добра и сразу же вместе с семьей неизвестно куда подался. Его дружков военно-полевой суд приговорил к повешению, а Игнату, главному зачинщику, удалось избежать виселицы. Где они пропадали, что с ними было – до сих пор неизвестно. В десятом году, во время столыпинской земельной реформы, здесь основали хутор, раздали крестьянам земельные наделы – у сожженных панов не оказалось наследников… Младший сын Игната, Остап, появился в наших краях при НЭПе. О родителях и старшем брате он ничего не рассказывал, кроме того, что те померли. В подробности не вдавался, небось врал, паскуда. Остап сразу же обзавелся землицей и построил эти хоромы… Ну, хоромы не хоромы, а его хата больше всех на хуторе, да и в ближних селах такой не сыскать. Когда Остап отправился в лагеря, хозяином там стал Никодим. – И председатель с сожалением добавил: – Правление колхоза бы в этой хате поместить, да слишком уж далеко этот хутор от других сел.
Неожиданно кто-то громко чихнул. Уполномоченный попятился от неожиданности и в темноте столкнул на пол что-то громоздкое, с громким стуком упавшее на пол.
– Кто это? – крикнул Вилен, выхватив наган.
– Это я, – подал голос Никодим, хозяин хаты, с печи. – Курить не разрешаете, так я табачку нюхнул.
– Я тебе нюхну! – рассвирепел Вилен и, осветив упавший предмет, приказал: – Поди сюда!
– Кому это вы – мне? – скорее удивился, чем испугался Никодим.
– Нет, святому, что на стене висит! – зло ответил Вилен.
Хозяин хаты нехотя слез с печи и подошел к нему.
– Что это?! – Вилен направил фонарь на упавший предмет, но так, чтобы свет не был виден в окошко, хоть оно было завешено цветастой занавеской.
– Кукольный домик. Забава для детей.
Лежащий на полу предмет оказался миниатюрным дворцом. Внутри были куклы, изображающие людей из прошедшего, царского времени. В сельской хате эта игрушка казалась неуместной.
– Откуда это у тебя?! – въедливо поинтересовался Вилен.
– От покойного родителя досталось. А где он взял этот домик, мне неведомо.
– Ступай на место!
Вилен подумал, что эта игрушка ему поможет. С недавних пор он ухаживал за Фросей. Она работала на вагоноремонтном заводе и жила в общежитии вместе с малолетним сыном. Фрося старалась выглядеть как простая работница, но было в ней что-то такое, что его волновало…
Эта женщина приглянулась Вилену. Она напоминала ему белокожую, сытую профессорскую дочку, в которую он, сын дворника, когда-то был влюблен. И хотя давно уже наступило новое время, а ее отец, старорежимный профессор, наверняка был скрытой контрой, девушка не ответила на его ухаживания. Даже когда у Вилена появились синие петлицы, он получил от ворот поворот, несмотря на серьезные намерения. Вскоре профессорская дочка вышла замуж за командира-пограничника и укатила вместе с ним… Как и в ней, во Фросе тоже чувствовалась порода.
Вилен решил разгадать тайну, которую, по его мнению, скрывала Фрося, а затем уже решить – сообщить куда следует или продолжать за ней ухаживать. В любом случае спать с ней не возбранялось, даже если при этом он будет думать не об удовольствии, а о том, как расколоть скрытого врага. Вилен уже пытался так и эдак подойти к Фросе, завоевать ее доверие, но она держалась настороженно. А вот если он подарит этот сказочный дворец ее малютке, это, без сомнения, растопит сердце любящей матери и она станет более покладистой.
«Выполню задание и заберу домик с собой», – сказал себе Вилен. За их группой пришлют грузовик, и ему не придется тащить громоздкую игрушку в руках. О том, что Никодим может ему воспрепятствовать, Вилен даже не подумал, ведь он принадлежал к могущественной организации, которая вызывает ужас и панику у противников социалистического строя. (В том, что Никодим и его семья – скрытые враги, у уполномоченного не было никаких сомнений.)
Вилен глянул на часы. Время перевалило за полночь и приближалось к часу ночи. Кругом стояла глубокая, тревожная тишина, даже собаки не побрехивали, как это обычно бывает в селах. Внезапно Вилен почувствовал приближение чего-то неведомого и опасного. Он ощутил необъяснимый страх, который по непонятной причине охватывал его все больше. «Я что-то упустил при подготовке к акции? Противник уже здесь и, невидимый, целится из темноты?»
На столе горела лампа-керосинка с немного прикрученным фитилем, и в ее свете Вилен увидел, что у его агента Семена Прокопчука позеленело лицо и трясутся губы – конечно же, тоже от страха. Это несколько успокоило уполномоченного, но не до конца. Он молча сунул под нос агенту увесистый кулак, но Семен продолжал паниковать.
«Если придется вступить в перестрелку, какой от него будет толк?»
Ужасный вой, похожий на волчий, взорвал тишину. Охваченный страхом уполномоченный почувствовал, как волосы у него на голове встали дыбом; он не сразу догадался, что это всего лишь собаки. У агента громко застучали зубы, но Вилену было не до него – он думал о том, как бы самому справиться со страхом, гнавшим его вон из хаты, Уполномоченного охватил безотчетный ужас, леденящий кровь. Он изгнал все мысли, кроме одной, панической: «Немедленно бежать!»
Агент Семен вскочил и рванулся к двери. Сознание у Вилена было словно отключено, но он успел схватить «ястребка» за шиворот и удержать его. У них над головами, на чердаке, который они недавно тщательно обследовали, чтобы убедиться, что там никого нет, вдруг послышались шаги – не человеческие! Вилену вспомнился прочитанный в школе «Каменный гость» Пушкина. Так же, должно быть, звучали шаги каменного командора, а теперь их слышит и он сам! Вилену казалось, что потолок сейчас провалится под неимоверной тяжестью того, кто там находился. Хозяин и хозяйка, по-прежнему сидевшие на печи, принялись в один голос читать молитвы, а ребятишки зашлись плачем.
В голове у Вилена молнией пронеслись слова преподавателя курсов для работников МГБ[3]. Когда ему задали вопрос «Что делать в безвыходной ситуации?», он усмехнулся и ответил: «Стрелять!» Затем, помолчав, пояснил: «Во врагов или в себя!»
Вилен направил револьвер в потолок и нажал на курок несколько раз подряд. Грохот выстрелов помог ему справиться с собой. Шаги на чердаке затихли. В других хатах тоже начали стрелять. Но не во всех. Разрядив барабан своего револьвера, Вилен выхватил наган у агента, застывшего в ступоре, с бегающими, ничего не выражающими глазами, и снова всадил шесть пуль в потолок.
– Настрелялся?! – послышался сверху насмешливый голос. – Душу успокоил?
Вряд ли говоривший находился на чердаке – его голос был слишком громким. Вилена обдало жаром. Казалось, что к нему обращается продырявленный пулями потолок. Или же невидимый враг был рядом с ним! Неимоверным усилием Вилен взял себя в руки и попытался проанализировать ситуацию. Сначала ему показалось, что голос принадлежит мужчине, но теперь, когда стало тихо, уполномоченный был уже не уверен в этом. Да, это могла быть и женщина, и подросток, прислонивший ко рту обрезок трубы, – Вилен тоже забавлялся так в детстве с друзьями и подружками, изменяя голос.
– Ты к-кто?! – спросил уполномоченный.
Как ни старался он превозмочь страх, его голос дрожал.
– Дед Пихто! Зачем пришел – смерти ищешь? Или свою душу хочешь отдать? – Голос прозвучал дурашливо.
Вилен достал из кармана патроны и стал набивать барабан своего револьвера, ругая себя за то, что не выпросил для операции пистолет, – сейчас вставил бы запасную обойму и все!
– С-спускайся! Тогда останешься жив! – собрав все свое мужество, потребовал уполномоченный, сам себе не веря.
– Лучше ты ко мне приди! Приди и узри меня!
Несмотря на иронические слова, голос был серьезен, как у старшего лейтенанта госбезопасности Остапенко, объяснявшего молодому уполномоченному поставленную задачу.
Вилен произнес, обращаясь к Семену (тот по-прежнему был в ступоре):
– Полезай наверх! Это приказ!
Агент очнулся:
– Нашел дурака! Да пошел ты на…!
Семен рванулся к двери, но выпущенная Виленом пуля, прожужжавшая у него над самым ухом и смачно пробившая дырку в двери, заставила его остановиться.
– Вперед! А то расстреляю, сволочь! Неисполнение приказа в боевой обстановке равносильно предательству! – Вилен сам понимал, что несет какой-то бред, но ему не терпелось привести приговор в исполнение.
Семена пугала притаившаяся наверху неизвестность, но рядом была Смерть в лице полоумного уполномоченного. Агент не сомневался, что тот пристрелит его, не колеблясь. Семен полез наверх, еле слышно читая защитную молитву, которой научила его мама в детстве и которая так кстати всплыла у него в памяти. Позади агента шел вооруженный уполномоченный, забираясь вслед за ним на лестницу и используя Семена вместо щита.
«А что, если ударить его ногой по голове, а потом, пока он будет приходить в себя, убежать?» – Семен глянул вниз и понял, что уполномоченный держится на безопасном расстоянии. С замирающим сердцем агент ступил на чердак, встретивший его непроглядной темнотой. Уполномоченный передал ему керосиновую лампу, но, кроме бесполезного хлама, Семен ничего не увидел. Он облегченно вздохнул и крикнул:
– Здесь никого нет!
Вилен, держа револьвер наизготовку, забрался на чердак и тщательно обследовал его. Уполномоченный не понимал, как незнакомцу удалось скрыться. В камышовой крыше не было слухового окна, через которое можно было бы выбраться; покрытие нигде не было нарушено. На чердаке скопилось много пыли, но не осталось никаких следов, которые бы подтверждали, что несколько минут назад тут кто-то был.
– Нечистая сила! – вырвалось у Вилена.
Он тут же в страхе огляделся: не услышал ли кто? Увидев испуганно крестившегося агента, уполномоченный сердито сплюнул. «Задание провалено – враг не обнаружен!»