Дорога к дому была пройдена незаметно для него и не важно для окружающих. Севиюс старался ни о чем не думать, его грызла совесть. Тока не было дома, взяв с полки какую-то книгу, он свалился на диван, чтобы почитать. Прочитав двадцать страниц, он захлопнул ее и бросил на стол. Не узнав ничего нового, он решил подумать куда бы уйти, куда бы себя деть. Но диван это не место для таких раздумий, помочь могла только дорога. Севиюсу обычно мысль о том куда идти, приходила уже по ходу шагов. Но перед самым выходом вдруг раздался телефонный звонок. Он поднял трубку, в которой заговорил тихий женский голос.
– Алло.
– Да, – ответил он.
– Я нашла тебе флакончик с запахом.
– Хорошо спасибо, я зайду.
Севиюс положил трубку не попрощавшись. Она уже давно его раздражала. Выскочив из подъезда и пройдя по двору, он пошел по дороге, чуть не забыв о движении машин на проезжей части улиц. То и дело пересекал какие-то дворы, проскакивал по закоулкам, он становился все ближе и ближе к появившейся цели. Вскоре он был уже на месте и тихонько стучал в дверь. Открыла женщина с ребенком на руках.
– Здравствуй, – сказал Севиюс.
– Привет, входи, – ответила она.
– Я ненадолго, – войдя в дом и встав на пороге, ответил он.
– А где Олег? – снова заговорил Севиюс.
– В студии, – отвечала женщина с ребенком, исчезнув в дверях соседней комнаты.
Наступила тишина. Он стоял на пороге, опершись спиной о стену. Через минуту она вышла из комнаты и протянула ему флакончик.
– Он пустой, – улыбнувшись, сказала она. Севиюс взял флакон, сунул его в широкий карман плаща, холодно попрощался и удалился. Женщина с ребенком так и осталась стоять в коридоре. Улыбаясь и слушая быстро удаляющиеся шаги, доносившиеся из глубины подъезда, она тяжело вздохнула и грустно сказала:
– Дикий мальчишка.
День близился к вечеру. Распахнулась настежь дверь в кафе, подойдя к бармену и выложив оставшиеся деньги на стойку бара, он хриплым голосом востребовал бутылку вина.
Взяв стакан и вино, он направился к самому крайнему столику, который давно уже назывался Свой. Уселся так, что посторонним сидевшим в этом кафе показалось, что он просто отвернулся от всего живого. Загородив спиною стол от любопытных глаз.
Как не странно, но в тот день народу было больше, чем обычно. Открыв бутылку, он наполнил стакан вином и тут же его выпил. Выдохнув, он снова сделал то же самое, и так несколько раз, пока бутылка не стала полупустой. Откинувшись на спинку стула, он закурил. Вместе с легким и приятным головокружением он испытывал еще и страх, страх перед надвигающимся. Наконец докурив сигарету, он полез в карман плаща, чтобы вспомнить ее. Достав флакон из кармана, он вдохнул его в себя, и флакон ушел в него.
Теперь все в нем, теперь он в прошлом. Все тут же поплыло и из всего плывущего, словно из какого-то тумана, вдруг появилось то любящее лицо, которое он потерял когда-то. Она улыбалась ему, что-то говорила, он не слышал ее, но все это теребило душу. Она с любовью смотрела ему в глаза. И тело его перестало быть. В ее руках сверкал огонь, и она прикоснулась так ласково и нежно своими горящими, но холодными пальцами к его лицу. И тогда его лицо стало медленно плавиться. Вот исчезли глаза, и он ослеп душою, исчез нос и его душа никогда ничего теперь не ощутит, исчез рот, и душа перестанет говорить, он лишился разума. Все пропало, осталось только то, что жило в нем. Человек без головы встал и быстро, но пошатываясь, направился к дверям. Ему вдруг стало казаться, что все его тело слито из каучука. «Почему каучук?», думал он находясь уже на улице. Он даже засмеялся и блевотина вылетела изо рта ручьем упав в арык, до которого он успел допрыгнуть. Он уже знал, что головы не имеет, осталась лишь привычка ее существования.
На улице в арык нагло блевала торчащая из-под воротника шея. Что-то дергалось в груди и шея болталась в разные стороны с силой, зависящей от залпов из нутра. Странность в том, что возможность осязать, обонять и видеть осталась нетронутой.
– Тогда чем, если головы больше нет?
Этот вопрос, спустя несколько секунд, уже перестал его волновать. Происходил грязный процесс существенного изменения в его сознании. Он пошел домой, останавливаясь ненадолго, чтобы как можно быстрее приблизить процесс к завершению и оставляя после себя желтые кипящие пятна на земле. Когда состояние обрело более скромный характер, он сунул руку в карман и достал сигарету. Попытка сунуть сигарету в рот почти не удалась. Она упала на болтавшуюся шею и тут же всосалась в нее фильтром, теперь требовала огня. Он зажег над шеей спичку и поднес к сигарете. Шея в свою очередь тут же завибрировала, она закуривала.
Хоть бы никто не заметил, хоть бы никого не встретить, думал человекоподобная каучуковая свеча. Дул тихий ветер, болталась из стороны в сторону курящая шея. Медленно уходил безголовый мальчик вглубь улиц.
Тихо приоткрылась дверь, в доме было темно. Он снял обувь, дополз до ванной комнаты и закрыл за собой дверь.