Крестоносцы - читать онлайн

1

– Фредди, кардиография готова?

– Так точно, мэм. Мы ушили рану по краям, но кровотечение продолжается. Есть все признаки тампонады.

– Надо срочно удалить кровь из перикарда. Сделайте, пожалуйста, пункцию, иначе при интубации трахеи тампонада усилится, и мы получим остановку сердца.

– Слушаюсь, мэм.

– Откачайте хотя бы миллилитров двадцать – тридцать. Это облегчит положение и улучшит гемодинамику…

Дверь в операционную с шумом открылась. Джин обернулась – в окне красным шаром висело заходящее над пустыней солнце. На его фоне, залитый оранжевым сиянием, в полной боевой экипировке, только что с рейда, Майк казался инопланетянином. Он просто спрыгнул с «Хаммера» и вошел сюда – в руках карабин М-4 с коллиматорным прицелом, на бедре кастомизированный Кольт 1911А1, бронежилет, разгрузка с автоматными и пистолетными магазинами, наколенники, перчатки, каска, клетчатый бедуинский шарф вокруг шеи, весь в пыли и грязи. Одним словом, полное безобразие.

– Капитан Фостер! – Молодая женщина сдернула маску с лица. – Вы что себе позволяете? Здесь вообще-то раненые, стерильная обстановка…

– Мэм. – Фредди на мгновение отвлек ее. – Прокол под мечевидным отростком?

– Да. – Джин кивнула. – Строго по средней линии, глубина не более четырех сантиметров.

– Есть, мэм.

Она снова повернулась к Майку. Сохраняя молчание, он сделал несколько шагов к Джин. Карабин звякнул, а на белом кафельном полу оставались темно-серые следы боевых ботинок.

– Капитан, я требую… – Она тоже сделала шаг навстречу, готовясь дать отповедь.

Майк взял Джин за плечи. Темные глаза неотрывно смотрели ей в лицо, брови почти сошлись над переносицей. Потом мужчина как-то странно дернул за V-образный воротник голубой рубашки Джин, точно хотел сорвать с нее.

– Майк, что ты? Немедленно выйди отсюда. – Молодая женщина попыталась оттолкнуть его, но он держал крепко. – Капитан, я требую покинуть операционную.

– Мэм, – за спиной послышался голос Фредди, – повреждение, скорее всего, в области левого желудочка, поэтому перикард придется вскрывать.

– Кровь убрали? – Джин смотрела Майку в лицо.

– Так точно, мэм.

– Ставьте наркоз.

Мужчина вдруг наклонился и поцеловал молодую женщину в губы, потом отстранился, отступил на шаг.

– В «Хаммере» находится девочка, – сказал он хрипло. – Иракская девочка. Ранение живота. Она стреляла в нас из автомата на обочине дороги. Никого не задела, но с передней машины случайно ранили ее. Иди.

Майк резко повернулся, сорвал очки с каски и с силой швырнул их на пол. Джин вздрогнула.

– Черт. Иди же, – взглянул он на нее вполоборота. – Я – в душ.

Майк вышел. Несколько мгновений Джин в растерянности смотрела на то место, где он только что стоял, на серые следы от ботинок на кафельном полу, на красный шар солнца за окном. Потом наклонилась, подняла очки и повернулась к помощнику:

– Фредди, как только станет возможным, рассекайте, убирайте кровь и осмотрите рану. Не забывайте о мерах предосторожности при ранениях сердца и поворачивайте крайне осторожно. Я сейчас приду.

– Хорошо, мэм.

Сдернув шапку и перчатки, Джин выбежала на улицу.

– Док, сюда!

Она сразу увидела Тома Старка, сержанта из экипажа Фостера.

– Она здесь, мэм. Без сознания…

Он осторожно поднял девочку на руки. Джин сразу дала ей не больше десяти лет. Одета девочка была в цветастые штаны и такое же длинное платье – атаг. Короче, обыкновенная иракская одежда. Платок с головы сорвался, волосы небрежно растрепались. Лицо бледное, с неправильными чертами и крупным носом. Платье впереди разорвалось, и по ткани расплылось большое пятно крови. Под платьем белел бинт.

– Мы перевязали ее на скорую руку, – сказал Том. – Впрочем, таких мер явно недостаточно.

– Я понимаю. – Джин кивнула. – Неси ее в операционную. Сейчас посмотрим.

Молодая женщина распахнула дверь.

– Черт, проклятая страна. – Сержант выругался, входя внутрь. – Вчера старуха мешалась под ногами. Ковыляла вроде, ковыляла вдоль дороги, потом достала автомат из-под платья, да как жахнет по нам. Пришлось убить. Есть приказ – убивать всех стреляющих первыми. Теперь вот она. У меня дочка ее возраста в Филадельфии, может, чуть поменьше. Что делать, Джин?

– Пока клади сюда. – Она показала на соседний стол. – Фредди, – молодая женщина повернулась к помощнику, – как там дела?

– Повреждение обнаружено. Зашиваем, мэм.

– Займитесь девочкой, а я закончу. Необходима тонкая работа. Том, иди-ка отдохни. – Джин прикоснулась к локтю сержанта. – Надо расслабиться. Вот очки Майка. Отдай ему.

– Хорошо, Джин. Она выживет? – Фредди кивнул на раненую.

– Посмотрим. Я думаю, да.

Стемнело быстро, и стало прохладнее. Из пустыни дул колючий сухой ветер. Он шелестел листьями пальм, донося заунывное пение муэдзина и отдаленный вой шакалов. Джин подошла к комнате Майка и, не постучав, просто толкнула дверь. С порога услышала, как шумит вода в душе. Неужели все еще моется? – подумала она. В самом деле, дверь в душевую была распахнута. Майк стоял к Джин спиной. Струи воды стекали по сильному телу. Мужчина даже не заметил, как она вошла. Быстро скинув с себя одежду, Джин осторожно приблизилась, положила руки Майку на плечи.

– Ты протрешь себя до дыр, – прошептала она, целуя шею и плечи. – Неужели так запачкался?

– Ты? – Мужчина повернулся. – Нет, я просто долго думал – об этой девочке, о войне…

Майк обнял Джин. Прохладная вода приятно обтекала обнаженные тела.

– Как там? Как она?

– Будет жить, но все время, пока девочку вводили в наркоз, и потом, после наркоза, она смотрела на всех нас ненавидящими глазами.

– Знакомо. – Мужчина вздохнул. – Их запугивают.

– Моя бабушка, возможно, кинула бы реплику, а мне и матери сказать нечего. Она ничего не понимала во Вьетнаме, на Гренаде и в Сомали. Про эту страну она знает еще меньше.

– Не только у твоей мамы такая проблема. – Мужчина с нежностью убрал намокшие волосы его возлюбленной со лба. – В Вашингтоне, похоже, плохи дела.

– Я многое понимаю. – Джин вздохнула.

– Да?

– Я понимаю, что Крис Тоберман, мой брат, которого мать с отцом усыновили, погиб в Южной башне 11 сентября. Я слышала по телефону, как он задыхался. Потом упала плита, его раздавило, и опознавать пришлось по ДНК. Он не нападал на Саддама и на талибов, вообще не был военным. Когда отец брата, капитан Тоберман, подорвался на мине во Вьетнаме, Пэтти, его родная мать, взяла с Криса слово, что он никогда не возьмет в руки оружие. Потом она умерла от рака, и Крис стал жить с нами. Брат стал не военным, а финансистом, занимался бизнесом. Он не отправлялся на войну, а просто пришел на работу в офис, и смерть нашла его там, прямо на рабочем месте. Теперь в клинике Линкольна от лейкемии умирает жена Криса Кэрол. Мама не отходит от нее, Кэрол борется с болезнью, но шансов нет. Мне останется его сын Джек. Все это можно было избежать, но произошло 11 сентября, а шахидов-смертников поддерживали Саддам и талибы. Никто не понимает, а понимаю все с абсолютной точностью. Я до сих пор слышу, как Крис кричит в телефон: «Джин, мне не выбраться! Не бросай Кэрол и Джека! Прощай». Я стояла внизу, вместе с целой бригадой медиков, спасателей. У нас в наличии новейшее оборудование, передовые знания, лучшие в мире лекарства. Мы можем любого достать с того света и не можем ничего. От бессилия аж слезы катятся по лицу. В момент обрушения башни оставалось только в безумии набирать и набирать его номер. Крис снял трубку в последний раз, чтобы только вздохнуть. Сверху слышался, все нарастая, страшный гул. Через несколько минут башня сложилась карточным домиком, и Крис погиб внутри. Я слышу этот гул, его затухающий голос, даже последний, тающий вздох. Я знаю, для чего я здесь. Мне не нужны ничьи указания.

– У меня тетя погибла в самолете, упавшем в Пенсильвании. – Мужчина прижал Джин к себе, целуя в висок. – Террорист застрелил ее еще до катастрофы. Она схватила его вместе с другими пассажирами, пыталась бороться. Тетя меня вырастила, заменив мать, – дрогнул голос Майка. – Я первым подал рапорт об отправке в Афганистан, а потом уже сюда.

– Ты говоришь, что не понимаешь.

– Когда вижу детей, стреляющих в меня, не понимаю. Верно, – вздохнул мужчина.

– Они пассивны и подавлены террором. – Джин выключила воду, сдернув полотенце, и набросила ему на плечи. – Я каждый день оперирую в иракской больнице. Там все американское – оборудование, медикаменты, но террористы нагло пользуются чужими ресурсами, запугивая врачей. Только моя ассистентка Михраб, мечтавшая отправиться со мной в Америку, учиться, отважилась мне сообщить о привезенном террористе. Он лежал в палате. Его собирались оперировать. Все остальные боялись. Пришлось ждать, пока его прооперируют и повезут обратно, чтобы патруль перехватил их вроде бы случайно и никто из близких врачей в госпитале не пострадал.

– Ты снова пойдешь сегодня туда? – Майк поднял Джин на руки и отнес на кровать.

– Да. – Молодая женщина взглянула на часы. – У меня только час.

– Ты не должна ходить туда одна, Джин.

– Я не одна, а с водителем, причем он вооружен.

– Маловато будет. Я скажу Миллеру…

– Не надо, Майк. – Она ласково прижала палец к его губам. – Они не будут мне доверять, и это только привлечет Аль-Каиду.

– Сейчас они тебе доверяют? – Майк внимательно посмотрел Джин в лицо. – Ты уверена?

– Не знаю. – Она пожала плечами. – Для многих там я последняя надежда на выздоровление и на новую, более счастливую жизнь. Для Михраб, для доктора Фарада, их хирурга.

– Джин, брось, лучше пойдем на танцы. – Он повернул ее на спину, лаская мускулистыми руками длинные каштановые волосы своей возлюбленной.

Джин засмеялась:

– Какие танцы? Иди один.

– Нет, один не пойду. Лучше уж лягу спать. Завтра трудный день. Кстати, ты мне понадобишься…

– Для чего? – удивилась молодая женщина.

– По-арабски ты здорово выучилась говорить!

– Меня учила тетя Джилл. Точнее, мы с ней учили вместе – она для интереса, а я для работы.

– Русский не забыла?

– По-русски? – Джин посмотрела на Майка с недоумением. – Зачем?

– Завтра опять будем патрулировать вместе с украинцами. Придется обновить знания.

– Те самые, которые не знают, как пользоваться Кэмелбэком, и чуть не всей бригадой лежали у меня под капельницами с физраствором после прогулки по жаре в пятьдесят градусов с полным отсутствием жидкости?

– Ты не понимаешь. – Он поцеловал ее в нос. – Их генералы, как мне объяснил майор, просто не выдали эти «кэмелбэки». Они посчитали их лишними. Приборы же ночного видения давно устарели. Мы им подкинули ящик своих приборов, совершенно бесплатно, так они подумали, что это взрывчатка, и вызвали саперов.

– Это анекдот? – Джин вскинула брови.

– Нет, правда. На прошлой неделе произошло такое злоключение. Они там элеватор окружили, а сыны джихада палят по украинцам. Они все в БТР забились. Говорят, приказа открывать огонь не было, оружие заряжено холостыми во избежание, так сказать. Для боевых патронов запросили Киев.

– Кого запросили?

– Начальство в Киеве. «Лишь бы этот вопрос не вынесли на обсуждение Генеральной ассамблеи ООН», подумал я. Пришлось самим двигаться в город, на трех «Хаммерах». Слава богу, у нас приказы четкие, запрашивать никого не надо. У них найти понимающего по-английски человека крайне сложно. Среди рядовых и сержантов, может, найдется, а офицеры – сплошная тупость, по большей части с советской выучкой. Только и знают, как свое барахло на что-нибудь наше менять или воровать напитки из столовой для продажи арабам.

Джин кивнула:

– Я видела, как они тащат банки рюкзаками. Мэгги еще поинтересовалась у меня: дескать, неужели все сами выпивают? Как же! Мелкое воровство для них является главным удовольствием. В столовую ходят в бронежилетах и с рюкзаками, каски с собой. Говорят, приказано с ходу выходить на построение. Мы с Мэгги, моей помощницей, как увидели украинцев в бронежилетах, так чуть не поперхнулись. Парни так вообще встали в позы ожидания. Они, правда, на нас тоже уставились, ведь мы сидели близко. Один так во весь голос удивленно прокричал об американских «бабах». Думал, я ничего не понимаю. Потом салатов навалил, а есть спокойно не мог. Жевал и все время оборачивался на нас. Я еще спрашивала у мамы, почему у славян принято все доступное тащить с собой.

– Что она ответила?

– Она мне рассказала о полном отсутствии самоуважения у русских. Истинные причины она хотела объяснить в долгом и философском разговоре. Я постараюсь сегодня вернуться раньше, чтобы мы дольше побыли вместе. – Джин притянула Майка к себе, прижимаясь всем телом.

– Хорошо. Я люблю тебя. – Его горячие губы коснулись ее губ. Молодая женщина чувствовала дыхание Майка и нежность пальцев, ласкающих ее грудь.

– Я тоже люблю тебя, Майк…

Тусклый свет фонарей освещал низкие одноэтажные дома вдоль покрытой густым слоем пыли улицы. Они были грязно-желтыми, из необожженного кирпича, местами глиняные. Покосившие вывески на лавках, горы мусора прямо посередине проезжей части. То и дело из переулков с лаем выскакивали стаи бродячих собак – оборванных, голодных, злых. Принципиальной разницы между людьми и животными не наблюдалось. Старый пикапчик, смонтированный из деталей трех или четырех своих менее счастливых собратьев, а потому черно-красно-белый, затормозил перед низким крыльцом с обшарпанной входной дверью. На вывеске сбоку арабской вязью вывели слово «больница», оно же повторялось внизу по-английски, но с двумя ошибками – в слове hospital буква s отсутствовала, а последнюю гласную почему-то заменили на e. В общем, местный колорит чувствовался во всем. Джин вышла из машины. В джинсах, футболке, легкой кожаной куртке. Волосы скручены в узел на затылке. Казалось, появилась обычная западная женщина на непримечательной улице где-то на Востоке. Над городом черным бархатным ковром раскинулось ночное небо, прямо над головой, как желтый фонарь, висела полная луна, а вокруг буквально полыхали мириадами ослепительных искр сотни звезд – крупных, поменьше, совсем маленьких.

– У вас, Ахмет, мне нравится небо. – Джин вскинула голову. – Удивительное. Ночное – просто фантастическое, а утром, когда восходит солнце, романтическое. Я вижу множество отблесков, причем всех цветов радуги.

– Небо – один из немногих даров Аллаха нашей природе, – откликнулся водитель. – Главные сокровища Ирака под землей и над землей, мэм. В отличие от других стран, растительность бедная, животных тоже особо нет.

Ахмет был сержантом ICDC, то есть местной национальной гвардии. Он привозил в эту больницу Джин, соблюдая предварительную договоренность, в качестве двоюродной сестры. Здесь никто не знал ее настоящего имени. В больнице она была не Мэри-Джин Роджерс, капитан медицинского корпуса США, а некоей Аматулой Байян, дальней родственницей Ахмета Байяна, наполовину – арабка, наполовину француженка. Дочка эмигрантов, якобы выехавших давным-давно в Париж, а теперь, получив там образование, вернувшаяся помочь своей стране.

Отличное знание арабского языка и некоторых местных наречий позволяло Джин играть эту роль, и группировка Аль-Каида сквозь пальцы смотрела на ее присутствие. Знай они о реальном положении вещей, молодая женщина не проработала бы в больнице и одного дня. В данном случае ей полагалась мгновенная смерть, хотя опасность и так оставалась. Только репутация отличного хирурга спасала Джин. Лидеров местных бандформирований никто не страховал от серьезных увечий, поэтому за свои шкуры они дрожали и хорошего хирурга придерживали. Еще ни разу Джин не вызывали к кому-либо из бандитов. Ездил местный доктор Фарад, но подобный поворот событий не исключался. Молодая женщина подозревала об этом. Фарад – обычный медик, и случись черепно-мозговая травма или огнестрельное ранение сердца, он мог не справиться. Тогда повезут ее, даже не спрашивая. Джин вполне отдавала себе отчет в происходящем, и не только она. Пройдя дополнительную подготовку на базе в Форт-Беннинг, в штате Джорджия, она готовилась хладнокровно реагировать на такую встречу, а заодно к сбору и передаче на базу необходимой информации о расположении боевиков в городе. Джин помогали медицинская сестра Михраб и доктор Фарад. Оба мечтали когда-нибудь перебраться в Штаты, и она обещала им место в своей клинике. Все осознавали призрачность надежд – информаторов у Аль-Каиды хватало, у них всюду были глаза и уши, они следили за каждым шагом Джин, ее помощников, даже пациентов после выздоровления. Последних Аль-Каида проверяла на наличие или отсутствие вербовки.

– Добрый вечер, госпожа.

Как только Джин вошла в здание больницы, Михраб сразу вышла ей навстречу. Красивое смуглое лицо, обрамленное светлым платком, явно встревоженное, а большие светлые глаза смотрели испуганно. В коридорах темно, лишь изредка мерцали лампочки, ведь перебои с электричеством так просто не устранишь. Из-за неисправности кондиционеров в воздухе стояла страшная духота. Только в операционной, где все американское и самостоятельная подача тока, вроде как другой мир, похожий на европейский. Больные лежали вдоль стен на деревянных лавках, палаты переполнены. Произошла очередная перестрелка в городе, и привезли много раненых, в основном обычных жителей.

– Что у нас сегодня, Михраб? – спросила Джин, направляясь в предоперационную, чтобы переодеться. Михраб шла за ней.

– Две травматические ампутации, много осколочных, мэм, – ответила сестра, – две полостные и проникающее в грудь. Доктор Фарад как-то справился со всем этим, но просит вас проверить швы. Еще есть один очень сложный случай. Ранение в голову, мэм, состояние критическое. Доктор Фарад говорит, надо делать трепанацию, но он не умеет. Вся надежда только на вас.

– Кто раненый?

– Мальчик тринадцати лет. На базаре, где его мать продавала финики, носился с мальчишками в футбол. Шахид взорвал себя, и попало в него. Мать рыдает в коридоре, ведь у нее бандиты уже двоих сыновей убили. Одного прямо во дворе за отказ от помощи, второй случайно попал в перестрелку, а самый маленький остался. Я ей сообщила о вашем приезде, мэм. Она готова вам ноги целовать!

– Лишнее, Михраб. – Джин недовольно поморщилась. – Надо сначала осмотреть рану.

– Доктор Фарад провел всю предварительную подготовку.

– Хорошо. Тогда разложи мой инструмент, и мальчика быстро отправляй в операционную. Что с тобой?

Она отметила дрожь в пальцах девушки. Та чуть не уронила кусачки для удаления костной ткани, когда саквояж раскрылся в руках Михраб.

– Осторожно, Михраб. – Джин подхватила его. – Инструмент стерилизован, и мне будет трудно…

– Простите, мэм, я сама не своя. – Медсестра побледнела.

– Так все-таки? Что-то серьезное?

Джин взяла саквояж из рук девушки и поставила на стол.

– Я сама разберу.

– Мэм, – Михраб подошла ближе и перешла на шепот, – вчера к нам в дом приходили эти… – Она запнулась.

– Понимаю.

– Люди шейха. Он контролирует наш район, поэтому прислал своих людей к моему брату.

– Их предложения?

– Они требуют от Салида заложить бомбу на элеваторе. Как вы знаете, мы живем недалеко. Я подслушала, мэм, бомба очень мощная.

– На элеваторе?

– Да, они уже водили его и показывали место. Там, где американские конвои проезжают постоянно, по пути в город и обратно на базу.

– Водили на элеватор?

«По идее, на элеваторе находятся украинцы», – подумала она.

– Никого не видели?

– Никого, мэм. Ваши солдаты оттуда ушли.

– Ушли? Ты уверена?

– Не знаю. Я наблюдала с чердака за их сборами и уходом. Элеватор пуст.

«Командование-то и не предполагает саботаж. Очень мило».

– Что же сказали ваши гости? – Джин внимательно посмотрела на Михраб. – Когда надо заложить бомбу?

– Салид не согласился. Он все рассказал нам, мне, отцу. Мэм! Я в шоке… – Михраб схватила молодую женщину за рукав. – Мы не знаем, к кому бежать за помощью. Отец в трансе. Он день и ночь молится Аллаху, чтобы он избавил его сына от необходимости убивать людей, но они так просто не отступятся. Салид теперь знает людей шейха в лицо. Либо он выполнит требования, либо убьют нас всех. Просто придут и убьют. Они дали Салиду сутки, и сегодня ночью придут за ответом.

– Успокойся. – Джин взяла Михраб за руку. – Пусть Салид соглашается. Мы постараемся выйти из этой истории с минимальными потерями.

– О чем вы, мэм?

– Сразу сказать тебе не могу. Пока пусть соглашается, но потянет время. Тогда мы успеем все взвесить. Ладно? Держи меня в курсе.

– Конечно, мэм. – Михраб слабо улыбнулась. – Вся наша надежда только на вас. Мы не хотим Аль-Каиды. Наша семья – правоверные мусульмане, но мы не желаем никакого террора, никакой священной войны, а хотим жить в мире. Саддам убил двоих моих старших братьев. Один погиб на войне с Ираном, второго в Кувейте застрелил один из национальных гвардейцев. Просто тот замешкался и не сразу выполнил приказ. Он был контужен и не расслышал требования начальства. Гвардеец застрелил его в лоб, смеясь, и никто ему ничего не сделал. Все боялись Саддама и его гвардейцев. Они похитили мою старшую сестру. Злодеи могли иметь любую женщину, какую только захотят, тогда как мы не имели никаких прав. Даже узнать, что с ней стало. Она не вернулась к нам. Мой отец – образованный человек, адвокат. Он знает английский и французский, до Саддама жил в Лондоне, учился на юриста. Отец очень хочет, чтобы я поехала с вами в Америку. Он сказал, если это свершится, отец сможет спокойно умереть. Здесь нам покоя не будет. Он молит Аллаха за вас и за всех американцев в Ираке. Если вы уйдете, нас всех точно убьют. Они ненавидят образованных людей и хотят полного подчинения неграмотного населения. Нам ничего не останется, как уйти с вами.

– Успокой своего отца…

По коридору прошли люди. Они громко разговаривали, из-за чего Джин сделала паузу.

– Я не оставлю вас. Ни тебя, ни твою семью. Мы поедем в Штаты. Сначала ты, а потом твои родственники смогут приехать к тебе. Сейчас надо сохранять хладнокровие и не дать им шанс уничтожить вас. Нужна осторожность! Ни в чем не возражайте им. Соглашайтесь на все, но сообщайте без промедления, любым способом. Мы обязательно поможем.

– Добрый вечер, коллега, рад снова увидеть вас. – В предоперацинную вошел доктор Фарад. – Михраб уже рассказала вам о мальчике?

– Да, здравствуйте. – Джин кивнула. – Его будем оперировать первым. Распорядитесь отвезти ребенка в операционную.

– Хорошо, госпожа. Вот это денек сегодня. – Он смахнул испарину со лба. – Впрочем, с каждым днем становится все горячее. Весь день как в аду. Все везут и везут раненых.

– Я осмотрю всех, не сомневайтесь. Ты готова, Михраб?

– Да, госпожа.

– Тогда пойдем. У нас мало времени, а работы много.

– Так. Фарад, дайте-ка сюда больше света.

Несколько минут спустя Джин склонилась над раненым мальчиком. Вокруг царила тишина, и чувствовалось общее напряжение в операционной. Из-за духоты дверь открыли и слышались всхлипы безутешной матери, сидевшей у порога.

– Ее увести? – спросил Фарад.

– Нет, не надо. Она мне не мешает.

– Мы убрали волосы и обработали всю поверхность йодом, – продолжал доктор, – сделали предварительное рассечение для радиального направления раны. Для временной остановки крови поставили зажимы и прошили кетгутом. Пока все. – Он словно извинялся. – Кровь остановилась, но внутри много костных осколков. Я не решился их тронуть.

– Осколок мины нашли?

– Нет, госпожа. Видимо, он врезался слишком глубоко.

– Хорошо. – Джин кивнула. – Будем смотреть. Выходного отверстия я не вижу. Значит, он внутри. Не очень приятно, но что поделаешь.

За окном послышалась беспорядочная стрельба.

– Фарад, все нормально? – Джин вскинула голову.

– Сосед купил на рынке ишака и празднует, – объяснил доктор Фарад.

– Здесь стреляют по любому поводу. – Джин поморщилась. – К этому невозможно привыкнуть.

– Такие традиции, госпожа.

– Я понимаю, но обстановка неподходящая для праздников. Впрочем, жизнь есть жизнь. Вы правы, доктор. – Молодая женщина осмотрела рану. – Обломков много. Мы их сейчас удалим, а оставшееся потом соберем и уложим. Осколка я тоже не вижу. Чувствую, придется расширять рану. Михраб, кусачки. – Джин протянула руку, и сестра вложила в нее инструмент. – Надо скусить края кости с этой стороны.

– Госпожа, снова пошла кровь.

– Я вижу. Я сдавлю кусачками наружную и внутреннюю пластину. Михраб, приготовьте воск и марлевые тампоны с раствором хлорида натрия, да побыстрее.

– Слушаюсь, госпожа.

– Фарад, кровь убрать. Есть. Вот он! Я вижу осколок. Отлично! Он врезался в мозговую оболочку, и образовалась гематома. Я сейчас удалю его, Фарад, а вы готовьтесь отсосать кровь и разрушенную ткань. Михраб, хлорид натрия готов?

– Да, госпожа.

– Хорошо. Будем промывать, причем медленной струей. Быстро не надо, так как вы смоете защитную ткань. Вот так. Теперь я прошью артерию для остановки крови и обработаю среднюю менингеальную вену. Хм… – Джин на мгновение остановилась. – Я вижу повреждение стенки синуса твердой мозговой оболочки.

– Можно тромбировать кусочком мышцы, – предложил доктор Фарад, – а в дальнейшем рассчитывать на реканализацию.

– В идеале. Подобное хорошо звучит в теории. – Джин с сомнением покачала головой. – Моя бабушка, а она кое-что понимала в этом, – Джин улыбнулась, – всегда говорила о простейших путях как о ловушке. Надо идти трудным путем, и тогда многое получается. Здесь почти на сто процентов тромб перекроет кровоток, что приведет позднее к отеку мозга. Если прошить синус лигатурой, то мы получим похожую картину. Чем ближе к confluens sinuum, тем хуже прогноз. Здесь имеем дело с достаточно близким местом. Придется накладывать сосудистый шов на линейную рану синуса. Прислушаюсь к советам бабушки.

– Очень сложно, – возразил доктор Фарад. – Нужна высочайшая квалификация.

– Надеюсь, она у меня имеется. Благодаря бабушке, конечно.

Молодая женщина снова склонилась над мальчиком. Повисла тишина, прерываемая только бряцанием инструментов и непрекращающимися всхлипываниями матери.

– Успокойте ее, Михраб, – попросила Джин. – Все самое страшное уже позади. Он будет жить. Сейчас мы очистим рану и уложим края мозговой оболочки на поверхность. Зашивать пока не будем. Мозг не должен отекать, а внутричерепное давление повышаться. Швы наложим на мягкие ткани свода черепа, таким образом избегая ликвореи.

В коридоре послышался крик. Трудно было разобрать, радостный он или, наоборот, отчаянный. Что-то смешанное. Оказывается, Михраб сообщила матери о результатах операции, и, упав на колени, та принялась благодарить Аллаха. Было слышно, как она стучит руками по полу и от волнения тяжело дышит.

– Расскажите о своей бабушке, – осторожно попросила Михраб, когда доктор Фарад отошел распорядиться о других раненых. – Вы часто упоминаете о ней. Американка?

– Нет, она была француженкой наполовину, а наполовину австриячкой. Она родилась в Париже и в Париже же умерла. Точнее сказать, скончалась у себя в клинике, когда ей было девяносто восемь лет. Она все еще работала. Конечно, не так, как в молодости, но каждый день. Она была великим врачом и выдающейся женщиной. – Джин сдернула повязку с лица и протянула Михраб руки. Та сняла липкие от крови перчатки и заменила на сухие. – Недавно в Париже, а затем в Чикаго ей открыли памятник. Он повторяет портрет знаменитого художника Серта, который висит у нас дома в Версале, где теперь живет ее младший сын Штефан… Марианна времен Первой мировой, в солдатской гимнастерке с распущенными волосами, с солдатской наградой Medaille Militaire на груди. Она смотрит на Дом инвалидов, где похоронен ее приемный отец. Родные примирились после смерти, и слава их теперь вполне сравнима. Мы все хотели вечной жизни для бабушки. Не только мы, но и весь мир. – Джин вздохнула. – Ее родные, известные врачи, политики, президенты, простые люди, лечившиеся у нее, старались беречь бабушку. Никому не хотелось естественного развития событий, ведь от смерти разве убережешь? Никто не уберег от нее и не уберегся. Рано или поздно она забирает всех. Бабушка ушла. Мне кажется, она сама так решила. Просто выполнила свою миссию, оставила нас за себя, уверенная в нашей компетенции, и ушла на вечный отдых. Сердце остановилось. Никакая медицина уже не могла его запустить. Все, Бог сказал: хватит, справляйтесь сами. Выросли, большие уже, теперь ваш черед. В новый век мы вошли без бабушки. Уже пять лет ее нет с нами, но мне кажется, она рядом. Мы за нее делаем теперь вчетвером то дело, которое делала она одна, и едва справляемся. Ким Лэрри, дочка американского лейтенанта, которого она спасла в Арденнах, возглавляет клинику в Чикаго, моя мама – в Париже, вьетнамская девочка, теперь уже не девочка, конечно, по имени Клод Нгуен – азиатский филиал клиники в Сеуле. Ты тоже пойдешь этим путем, – Джин с печальной улыбкой взглянула на Михраб, – если нам повезет и все сложится как надо. Пойдешь, ведь на него только ступи – и уже не сойти. Мы каждый день делаем все возможное, и пришедшие за нами должны продолжить благое дело – облегчать страдания людям, спасать их жизни, бороться с болезнями, с несчастьем, с голодом, с угнетением, с несправедливостью. Мы везем еду тем, кто голодает, и воду тем, кого мучает жажда. Мы призываем сильных мира сего помнить о слабых и ничтожных, защищаем их интересы. Мы продолжаем дело бабушки и леди Клементины Черчилль, а теперь еще и защищаем природу. Дядя Клаус заведует этой частью работы. Он вернулся в Германию и активно работает в рядах зеленых. Бабушка приучила Клауса жалеть более слабых, беззащитных, заботится о них. Например, о животных. Мама говорила, один русский солдат назвал ее колдуньей. Бабушка на самом деле приковывала внимание и к себе, и к своему делу тоже. Она всегда видела острее, понимала лучше, лечила точнее и въедливее. Мама говорит, я намного больше похожа на нее, чем она сама. Мама во всем старалась походить на бабушку, но ее невозможно повторить! Я часто вижу бабушку перед собой. Когда, например, шью сосуды, как она, или борюсь с тампонадой сердца. Она словно подсказывает мне дальнейшие действия, внушает мужество и уверенность. Мы все помешались на ней, – усмехнулась Джин.

– Мне уже сейчас хочется быть рядом с вами, – призналась Михраб. Глаза ее блестели.

– Это когда-нибудь случится. – Джин заставила себя улыбнуться и отвернулась. В ее глазах также стояли слезы.

Снова вошел доктор Фарад, а с ним – санитар.

– Мальчика можно увозить в палату? – спросил он Джин.

– Да, конечно, – кивнула она. – Поставьте капельницу. Ему надо восстановить силы. Антибактериальная терапия для подавления инфекции. Перевязки делать очень осторожно. Завтра я посмотрю его.

– Хорошо, госпожа.

Михраб отсоединила приборы, и каталка с мальчиком сдвинулась. Полная женщина в широких черных одеждах бросилась вперед, упав перед Джин на колени, заголосила надрывно, вскидывая руки к потолку и кланяясь. Тень от ее фигуры металась по затянутой полиэтиленом стене операционной. Слова мешались, прерываясь рыданиями.

– Пожалуйста, встаньте. – Джин наклонилась, помогая женщине встать. – Вашего сына сейчас отвезут в палату. Вы можете оставаться при нем. С ребенком все будет в порядке.

– Идем, идем. Хватит уже, – сказал Фарад.

Каталку вывезли в коридор. Доктор Фарад, поддерживая женщину под руку, вывел ее.

– Кто у нас следующий, Михраб? – спросила Джин, проводив их взглядом.

– Женщина. Работает, варя лукум на рынке. Взрывное осколочное ранение бедра и левой кисти.

– Хорошо, давайте ее сюда.

– Я вам хотел сказать, – доктор Фарад вернулся в операционную, – в городе стало заметно больше боевиков. Они прячутся по домам, заставляя хозяев предоставлять им кров. Нам запретили завтра пускать детей в школу и не разрешили ходить на рынок. Явно что-то готовится, мэм. – Мужчина наклонился к уху Джин, якобы стерилизуя инструмент. – Скажите вашим.

– Спасибо, док. Постарайтесь спрятаться с семьей в надежном месте. – Молодая женщина внимательно посмотрела на иракского хирурга. – Вы знаете о жестокости боевиков. Боевики не брезгуют прикрываться мирными жителями. Лучше выезжайте из города. Укройтесь на базе. Вас пустят. И ты, Михраб. – Она повернулась к сестре.

– Если они выведают о нашем визите на базу, то всех убьют, стоит нам только вернуться. – Фарад обреченно покачал головой. – Соседи донесут. Точно найдется кому. Мы лучше в подвале.

– Вам виднее, – согласилась Джин.

– Мне хочется уйти на базу и больше не возвращаться в город, – всхлипнула Михраб. – Я так боюсь. Со мной отец, брат, они ни за что не пойдут. Чего они там будут делать? Кто пустит надолго лишние рты?

– Тогда как только начнется перестрелка, перебирайтесь сюда, в больницу, – решила Джин. – Мы сразу возьмем ее под свой контроль. Будет безопасно.

– Хорошо, мэм. Спасибо вам. – Доктор Фарад сжал ее руку.

– Майк. Майк.

Он спал, едва прикрывшись одеялом. Загорелый, мускулистый, красивый. Светлые волосы взъерошены, губы чуть приоткрыты, и на лбу залегла заметная складка. На тумбочке рядом с кроватью в пепельнице еще дымилась сигарета – видимо, заснул недавно. Джин скинула куртку, туфли, стянув через голову футболку, села рядом. Потом затушила сигарету в пепельнице. Наклонившись, она осторожно прикоснулась к его плечу губами.

– Майк…

Он повернул голову. Ресницы дрогнули, и Майк посмотрел на Джин – светло-серые глаза, чуть затуманенные ото сна, а потом взглянул на часы.

– Знаешь, я устал ждать, – сказал он.

– Очень много работы. Доктор Фарад один не справляется. – Джин прислонилась лбом к плечу Майка. Он размотал ее волосы, и они упали вниз, закрывая обнаженную спину. – Три черепно-мозговые, из них две пулевые, проникающие, очень тяжелые случаи. Одна осколочная, полостных три, тоже проникающие. О всякой мелочовке я уже не говорю. «Чарли не катаются»? – Джин взглянула на картинку, застывшую на экране ноутбука на столе напротив. – Подполковник Билл Килгор? Вы просто фанаты «Апокалипсиса».

– Да, я люблю этот фильм, особенно первую часть, до выступления с девчонками из «Плейбоя». – Майк с нежностью гладил ее плечи и спину. – Потом начинается философия, фантасмагория. Мне кажутся подобные сюжетные навороты излишними, а вот атака с вертолетами под «Полет валькирий» Вагнера… Гениально! Билл Килгор и его ребята вернули Америке уверенность в себе. Мы снова почувствовали себя сильными, после психологического краха во Вьетнаме. Проиграть войну, не потерпев неудачи ни в одном сражении, а, наоборот, закатав их в каменный век с потрохами.

Он обнял ее, уложив рядом и поцеловав в висок.

– Мне было семь лет, когда я впервые посмотрел этот фильм. С тех пор я бредил воздушной кавалерией и серфингом.

– Стал заядлым серфингистом, как этот Билл Килгор, да еще и офицером военной кавалерии, – добавила Джин, улыбнувшись. – Только занесло в такую страну, где ни на серфинге покататься, ни жажду утолить. Чем бы занимался здесь легендарный Билл Килгор? Наверное, мог устраивать скачки на верблюдах, ведь тут одни пустыни.

– Да уж.

– Ты обставился по всем правилам. – Она протянула руку, нажав на кнопку, снимающую паузу.

– «Говорит Ромео Фокстрот»

– «Потанцуем?»

– У тебя даже Ромео Фокстрот имеется. Командир огневой группы. Я удивилась, когда ты выискал его. Я думала, это шутка, а он на самом деле Ромео Фокстрот. Приходит на прививку, я спрашиваю, как фамилия. Называет себя Ромео Фокстротом. Я намекнула на его ерничанье, а он на самом деле не врет. Отец сходил с ума по «Апокалипсису», – говорит, – а сам я из Огайо. Я смотрю, а у него на кармане написано «Р.М. Фокстрот». Тогда я кивнула и сделала этому Ромео Фокстроту укол.

– «Понеслось психологическое воздействие. Вруби погромче, сынок».

– «Полет валькирий» вы врубаете не хуже Килгора. Не знаю, насколько подобное ужасает сыновей джихада, но вроде весело. Мать долго не могла смотреть этот фильм. – Джин снова остановила картинку и откинулась на подушку. – И «Взвод», и все другие фильмы. Едва увидит, как горят джунгли от напалма, так сразу слезы на глазах. Отворачивается, уходит. Она от самого начала и до конца, с небольшим перерывом, когда я родилась, находилась все время в самом пекле. Привыкнуть, говорит, невозможно. Отец смотрел как раз спокойно, а она – нет. Джека Тобермана вспоминала, многих ребят из их «Тигриной стаи», которые домой в гробах вернулись. Не забыла ни одного, всех помнила. За кого боролась, но спасти не смогла. Смерть оказалась сильнее. Знаешь, мне сегодня Михраб рассказала, – молодая женщина приподнялась на локте, взглянув в лицо Майка, – об уходе украинцев с элеватора. Их там нет.

– Как это? – Майк резко повернулся. – Таких приказов не было. У них вчера стреляли, даже ранили кого-то.

– Да никого там не ранили, и стреляли только Аль-Каида. Украинцы не стреляют, ты же знаешь. Ранения у них тоже не наблюдаются. Какие ранения, если они все в БТРах сидели и носа не показывали. Они вызывали «Черный ястреб», причем летала Мэгги. Она говорит, с ними чуть в аварию не попали. У одного украинского десантника скрутило живот. В столовой, значит, перегрузился. Нельзя же столько есть всего подряд, никто не отнимает. И вечером все будет, и завтра утром тоже. Как же, дорвались, и по радио сообщают, дескать, аппендицит, аппендицит, острый приступ! Санинструктор такой диагноз поставил. Мэгги понеслась, как шальная. На операцию скорее надо, чтобы осложнение не случилось. Им приказали обеспечить безопасную площадку для приземления вертолета, а они ничего не понимают. Don’t understand, и хоть разбейся. Слава богу, сами сообразили. Что-то такое организовали на пустыре, прямо в городе.

– Безопасная площадка, – Майк иронично усмехнулся, – безопасней не бывает.

– Вот-вот. Они-то с места бояться сдвинуться, опасаясь мнимой бомбы. Потом вроде по периметру рассредоточились. Научили-таки украинцев на скорую руку на базе. Смотрят, где вертолет. Вроде нет вертолета, а он уже над ними висит – просто без всяких огней, а украинцы к такому не привыкли. Потом сообразили, начали какие-то ракеты сигнальные запускать, обозначили место посадки сигнальными огнями. Смотрите, дескать, сыновья джихада, стреляйте, сколько угодно. Мэгги просто в ужас пришла. С приборами ночного видения мы их видим и безо всяких ракет. Где искать, тоже знаем. Не надо нам ничего обозначать. Пилота ослепили, поэтому пришлось прожектор включать вопреки всяческим инструкциям. Она говорит, мы решили, нас сейчас с соседних домов точно в клочья разнесут, но, слава богу, обошлось. Потом и того хуже. – Джин взяла у Майка сигарету, затянулась и вернула ему. – Сели в точности как в этом фильме. – Она кивнула на компьютер. – Садимся, забираем, улетаем, а раненого-то нет. Он еще не готов, оказывается. Они говорят, мы думали, вы еще кружочек сделаете. Какой такой кружочек? Мол, на вираж пойдете. Зачем? Притащили этого больного. Мэгги его взвалила на борт, и до свидания. Улетели в результате всего в кромешной тьме. Она еще в машине определила полное отсутствие у украинца аппендицита. Хотела просто дать слабительного, но в вертолете уже поздно. Пришлось везти на базу, оформлять по всем правилам. Короче говоря, прокатился на славу.

– Да, с ними морока одна. Впрочем, русские тоже вояки так себе. – Майк стряхнул пепел с сигареты.

– Нет, – возразила Джин. – У русских большой опыт в Чечне. Они там сначала тоже дров наломали, но потом переломили ситуацию. С русских больше прока, а вот украинцы… – Она грустно покачала головой. – У них последний боевой опыт – Вторая мировая война. Все офицеры по ней научены, но когда это было?

– Твоя Михраб ничего не напутала? – Майк внимательно посмотрел на Джин. – Они не могли просто так уйти с элеватора, не поставив в известность командование коалиции. Элеватор, как известно, одна из самых главных опорных точек. Может, они просто тихо сидят, мечтая, например, как бы их поскорее заменили на поляков.

– Нет, – уверенно ответила молодая женщина. – К Михраб домой ночью приходили бандиты. Доктор Фарад говорит, их становится все больше и больше. Они заставляют младшего брат Михраб заложить бомбу на элеваторе и водили его туда смотреть что и как. Кроме того, доктор Фарад сообщил о фактической временной отмене обучения в школах и совете женщинам по минимуму выходить из дому. Это плохой знак. Похоже, после недель затишья снова будет жарко. Ну или злобно, как выражается твой любимый Билл Килгор. – Джин улыбнулась, поцеловав любимого мужчину в нос.

– Неужели парень согласился заложить бомбу?

– Нет. Но они в панике, вся семья. Ему дали сутки на размышления, и если молодой человек не согласится, всех убьют. Я сказала ему ответить утвердительно. Надо как-то воспрепятствовать катастрофе.

– Сделаем, если надо. – Майк поднялся, сел на постели, затушил сигарету в пепельнице. – Поведение украинцев мне, мягко говоря, не нравится. Такие козлы! Мы с ними в первый раз на патрулирование выехали – показать город, научить азам, ведь они даже минной обстановки не знали, как будто не в курсе возможного минирования улиц. Преследовать головорезов отказались. Майор говорит – мы, капитан, знаете ли, за ними бегать не будем и подождем, пока они сами к нам подъедут. Я спрашиваю: кто подъедет, Аль-Каида? Для чего? Как следует влупить из гранатомета? Майор не понял юмора. Здесь, на базе, учили их управляться с холостыми патронами, а они бегут к двери дома, видимо, ожидая увидеть украинскую хату и их матерей, встречающих сыновей с распростертыми объятиями. Прямо напротив двери, ни одного маневра в сторону. Зачем? Том вышел в качестве боевика, саданув холостыми прямо в живот. По сути, он всех положил. Аль-Каида, как всем известно, стреляет вовсе не холостыми. Значит, они ушли с элеватора… – Майк встал, подошел к столу, взглянул на карту города. – Насколько я понял, в последние дни украинцы не патрулировали улицы, отсиживаясь на базе и ссылаясь на распоряжения из Киева. Боевики разгуливали вокруг, потрясая оружием, но ни разу не открыли огонь ни с одной вышки. Опорные пункты эти украинцы должны были удерживать.

– Мы сможем что-либо сделать? – Джин тоже встала, подошла сзади, обняв Майка за плечи. Она прижалась обнаженной грудью к его спине. – Помочь Михраб и ее брату?

– Я же все сказал. – Он положил свою руку поверх ее руки. – Мы захватим элеватор. Завтра утром. Точнее, сегодня. – Мужчина взглянул на часы. – Когда рассветет. Ты говоришь, он согласится сегодня ночью?

– Думаю, да.

– Сразу они ему бомбу не вручат. Не будут же они с ней бегать по городу. Скорее всего, все перенесется на следующую ночь, или, зная лень украинцев, злодеи попробуют провернуть грязное дельце днем, но мы им не позволим. Я выставлю своих людей на патрулирование и выгоню украинцев с базы. Нечего верещать про свой Киев. В конце концов, старшинство командования за Штатами, хватит с ними нянчиться. Покапризничали, и будет. Город разделен рекой и многочисленными каналами. – Майк снова посмотрел на карту. – Их я отправлю на улицы. Пусть там покатаются на БТРах. Проветрятся, не высовывая носа. Они это умеют. Продемонстрируют присутствие, а мы возьмем под контроль мосты. Я поставлю снайперов для вероятной локализации боевиков. На элеватор не помешает поставить и снайперов, и пару ребят с пулеметами. Удерживая элеватор, мы можем простреливать два района, где располагаются основные позиции бандитов, а также контролировать подступы ко всем мостам через реку. Настоящая крепость, хорошие толстые стены, окна на все стороны, все подступы простреливаются, его не взять и батальоном. Зачем они оттуда ушли? – Мужчина вновь недоумевал. – Мы специально оставили украинцам эту позицию, зная их способности и подготовку. Кстати говоря, самую надежную. Ко всему прочему здесь рядом находится мельница приличной высоты. Ее тоже возьмем под контроль, и головорезам будет сложнее подлезать близко.

– Я обещала доктору Фараду и Михраб взять под контроль больницу. Они придут туда с семьями, и все другие сотрудники тоже.

– Мы так и сделаем. Речь идет об окраине. Чувствую, самый крупный теракт в исполнении брата твоей Михраб не состоится. – Майк повернулся к Джин. – Сама девушка будет в целости и сохранности. Все остальные твои друзья тоже. Ты завтра поедешь со мной. Приготовься, – напомнил он. – Надо переводить нашим товарищам по коалиции, иначе они наломают кучу дров.

– Я готова. – Джин неотрывно посмотрела на Майка. – Завтра Мэгги меня заменит. Я договорилась с ней. Вся эта экипировка… Боже мой! Всякий раз, когда я спрыгиваю с «Хаммера» в бронежилете и с полной разгрузкой, я думаю о своем падении и возможном повреждении ног.

– Что делать, док? Безопасность сейчас главнее всего.

– Я знаю. Где будешь включать «Полет валькирий»? Прямо на элеваторе?

– Да. Злодеи все поймут.

– Чарли не катается?

– Сыновья джихада тоже. У тебя еще есть время поспать. – Майк понизил голос, и молодая женщина расслышала в нем мягкие нотки нежности.

– Я не хочу спать. Всякий раз, когда я уезжаю с базы, я думаю о своем возвращении назад, к тебе. – Приникнув лбом к его плечу, она ласкала пальцами шею и коротко остриженные волосы на затылке Майка. – Я не могу спать. Я хочу быть с тобой. Всегда, каждую минуту. Пока не получается…

– Сейчас мы вместе, Джин. – Он поднял ее голову, взглянул в лицо, поцеловал лоб, глаза, губы.

– Я знаю, – прошептала она, отдаваясь страстной и нежной ласке Майка.

– Так и будет, не сомневайся. Пока мы оба живы, останемся вместе…

– Говорит Ромео Фокстрот. Мы на исходных позициях, сэр.

– Понеслось психологическое воздействие. Вруби им погромче, Фокс. Потанцуем?

– С удовольствием, сэр. Занять оборону, ребята! Вы все помните.

– Это кино? – Сержант Михальчук повернулся к Джин.

– Нет, не кино.

Справа послышался первый взрыв.

– Как видишь…

– Ромео Фокстрот, да и музыка.

– Тоже смотрел «Апокалипсис»?

– Само собой!

– Понравилось?

– Ага!

– Тогда смотри в прицел. Договорились?

– Откуда ты русский знаешь?

– Мать русская.

– Эмигрантка?

– Угадал. Смотри в прицел.

С базы выехали еще затемно. Впрыгнув в украинский БТР, Джин сразу же ударилась коленкой обо что-то твердое. «Наколенник хорошо смягчает, – промелькнула мысль, – а то так сразу инвалидом и останешься, не доехав до Аль-Каиды. Свои же союзники по коалиции искалечат».

– Кто старший? – спросила молодая женщина, стараясь скрыть боль.

– Я. Что-то случилось? – откликнулся парень с широким славянским лицом, находившийся ближе всех. – Ты кто?

– Капитан Роджерс, – сказала Джин. – Прибыла для корректировки совместных действий. Вам должны были сообщить по радио.

– У нас по радио ничего не слыхать, – усмехнулся парень. – Только на одной частоте разрешено общаться, а там все штаб забил со своими приказами. Неужели бабу прислали? – повернулся он к остальным, и послышались смешки.

– Отставить. – Молодая женщина строго прикрикнула на украинцев. – Расскажите-ка мне об этом, – показала она на ящики, занимавшие половину внутреннего пространства в БТРе. – Как фамилия? – Джин взглянула на старшего. – Докладывать офицерам вас не учили? Уже запамятовал?

– Мисс, то есть мэм, сержант Михальчук я, – смутился молодой человек. – Ящики… Ну, – он снова замялся, – наш водитель тут водой минеральной запасся, которую ваши привозят. Потом хочет арабам втолкнуть. В город же едем.

– Вы с ума сошли? – Джин с трудом поверила в услышанное. – Вы для чего в город едете? На рынок водичкой торговать? Немедленно все выгрузите и освободите пространство.

– Э-э, просто…

– Можно просто Джин. Воду всю вон отсюда и немедленно. Тут не продохнешь, кроме того, у вас пулемет не поворачивается. – Она потрогала оружие. – Как вы стрелять собираетесь?

– Так нам стрелять запрещено, поэтому холостыми заряжено.

– Ящики наружу, зарядить боевыми! Без всяких разговоров. Понятно? Приказ капитана Фостера.

– Какого капитана?

– Капитана Фостера, американского командира операции.

– Чего делать? – Михальчук повернулся к товарищу. – Комбат-то наш ничего не поймет.

– Пока ящики вытаскивай, – одернула его Джин.

– Да, правильно. Давай, Леха. Слушай, Джин, – Михальчук повернулся к ней, – оружие у нас не стреляно. Один раз только пуляли в использованные мишени, а больше не позволили. Кому как от предшественников досталось, тот так и палит. Самим стрелять не разрешают, ведь каждый патрон на счету.

– Вы для чего сюда приехали? Кока-колу продавать? – Джин с явным сарказмом наклонилась к сержанту. – Не подскажешь?

– Ты меня спрашиваешь? – Тот явно разозлился. – Считаешь, я первый день в армии, порядков не знаю? Ты вот его спроси. – Михальчук кивнул на наушник. – Комбата нашего. Все матерится, едрена вошь. Боезапас всего четыре рожка. Много тут навоюешь? Ты вон как обвешалась, хоть и баба, женщина. У нас в помине ничего такого нет. Утром опять пересчитывали. Не дай бог, у кого лишнее. Парамон, заткни комбата, чего ж он так визжит. Слушать тошно. Скажи, помехи, не слышим. Пусть переходит на другую частоту. Послушаем лучше мисс. У них явно порядка больше.

– Амари-3, Амари-3, – Джин услышала в наушниках голос Майка. – Говорит Герцог-6. Джин, как там наши приятели? Готовы? Выдвигаемся.

– Герцог-6, – ответила она. – Я Амари-3. Прием. Майк, у них оружие не пристреляно, боеприпасов нет. Командиров толковых, похоже, тоже.

– С командирами там давно все ясно. Пусть действуют. Сейчас уже поздно менять им оружие.

– Ясно. Сержант, – Джин повернулась к Михальчуку, – приказано выдвигаться. Поехали.

– Поехали, Виталька. – Тот толкнул водителя в плечо. – Амер приказал двигаться вперед.

– Как войдем в город, – продолжал Фостер, – пусть выходят из машин и продвигаются под их прикрытием.

– Ни за что. – Михальчук криво улыбнулся. – Комбат описается.

– Майк, они говорят, им запрещено покидать БТРы.

– Скажи, когда им шарахнут из гранатомета, они сгорят там заживо.

– Сами знаем, но ты послушай, Джин. – Михальчук подсунул молодой женщине свой наушник.

– Стрелять только в воздух! Стрелять только в воздух! – Она услышала, как кричит украинский майор, срываясь на фальцет. – Михальчук, вы слышите, только в воздух.

– Кого мне слушать?

– Я думаю, Майка.

– Тот меня под суд отдаст! Нет, спасибочки.

– Если БТР взорвут, то все, конец. – Джин пожала плечами.

– Верно. Парамон, организуй помехи.

– Минуточку. Готово!

– Я Ястреб-3, Ястреб-3. Вас не слышно.

Рассвело. Через плечо водителя виднелась улица, полная дыма. Впереди горели покрышки и слышались крики бушующей толпы. Через несколько мгновений раздались оглушительные удары по броне – бросали камни.

– Давай, Парамон, лупи!

– Ты чего, обалдел?

– Сделать несколько предупредительных выстрелов в воздух! – снова заверещал в наушник комбат. – Несколько выстрелов в воздух!

– Отойди! Пропадать, так ради мисс и ее Майка, – Михальчук усмехнулся и дал очередь из пулемета. – Да здравствует Америка! Домой в Киев нас точно не пустят. Вы нас, мисс, у себя на ранчо не пристроите, – парень взглянул на Джин, – за скотиной ухаживать, к примеру?

– У меня ранчо нет. – Она покачала головой. – В беде не бросим, не волнуйтесь.

Почувствовав запах жареного, толпа заметно поредела. Камни больше никто не бросал.

– Амари-3. Молодцы! – Джин услышала голос Майка. – Так держать.

– Миха, смотри, они запутались в проволоке. – Водитель показал на второй украинский БТР, который так и не сделал ни одного выстрела.

– Давай маневрируй. Надо прикрыть их, а то ведь пожгут!

БТР встал, перегородив улицу.

В украинском эфире царила полная тишина. Потом что-то затрещало, и послышался мертвецкий голос комбата:

– Парамон, ты стрелял?

– Не, не я. Миха.

– Молодец…

– Амари-3, говорит Герцог-6, – молодая женщина снова услышала голос Майка. – Джин, элеватор и больница в наших руках. Потерь нет. Твои друзья в безопасности.

– Спасибо, Майк. Я волновалась за них.

– Передай украинским товарищам, их полковник устроил скандал нашему генералу. Возможно, их отзовут на базу.

– Да пошли они, – выругался Михальчук, когда Джин передала ему слова Майка. – Кто хочет, пусть возвращается, а мы останемся. Надоело уже по углам прятаться. Раз в жизни приехали на настоящее дело, а дела нет. Стыд один. Скажи своему Майку, если наши сдуют, готов поступить под его командование. Меня не оставят в Ираке. Все равно домой заберут, а там хоть трава не расти.

– Майк, тут один взбунтоваться решил. Под твое командование просится.

– Если тот, кто стрелял, я его возьму, – Фостер рассмеялся. – Остальные тоже никуда не денутся. Чихать на их полковников. Есть дела поважнее.

– Ястреб-3, Ястреб-3, генерал Собора на проводе. Прием.

– Вот черт! – Михальчук вытер испарину со лба. – Сейчас точно пошлет на губу. Такой только команду даст, и все.

– Кто такой генерал Собора? – спросила Джин.

– Наш официальный представитель, командующий.

– Сынок… – раздалось в наушнике.

– Однако, – удивленно пробормотал Михальчук.

– Это первый бой в истории Украинских вооруженных сил! Он войдет в историю! Всех представить к поощрению. Молодцы!

– Понесло… Речи умеют толкать. Советская выучка. Сейчас доложат президенту, а потом и Ющенко позвонят. С них станет. Мы всего-то раз стрельнули, причем сами не знаем в кого.

– Амари-3, Амари-3, – Майк отвлек Джин от излияний украинского генерала, – поступил сигнал от местной полиции. У кирпичного завода группа вооруженных автоматическим оружием людей выкрикивают исламистские лозунги и жгут машины. Нашим приятелям ближе всех туда. Пусть немедленно разворачиваются и выдвигаются.

– Сержант, приказано двигаться к кирпичному заводу, – передала она Михальчуку.

– Понятно, мэм, – кивнул он. – Парамон, глуши Собора, и так все ясно. Поехали к заводу. Где это? – Он посмотрел на карту. – Ага, по трассе. Прокатимся. Жми, Виталька. Парамон стрелком справа, Леха – слева.

– Слушаюсь.

– Тебя самого-то как звать, сержант? – спросила Джин. – Миха?

– Не, – ответил сержант. – У меня кликуха такая, между своими. Вообще Саня я, Александр.

– Будем знакомы, Александр. – Сдернув перчатку, она протянула ему руку. – Мое имя ты знаешь.

– Ни хрена себе. – Сержант пожал Джин руку, явно скрывая смущение. – Амерскому офицеру руку пожать… Такое только в кино видел, встреча на Эльбе. Даже в самых радужных снах не приснилось бы.

– Времена меняются, слава богу, – задумчиво сказала Джин. – Теперь мы работаем вместе. Почему с элеватора ушли? Ты в курсе? – Молодая женщина серьезно взглянула на сержанта.

– Еще б не в курсе, – криво усмехнулся тот. – Наша точка. Мы там и торчали, а наш комбат, Хмелев, приказал мне спросить у арабов, нужны мы им тут или нет.

– Почему у арабов? Он у командования должен спросить.

– Так ты ему вдолби, попробуй! Он же здесь миротворец, мать его. Сюда не воевать приехал, а мирных жителей защищать. Тупая советская башка! К чему ему империалистическое командование, раз он сам якобы все знает? Арабы и ответили: мол, все спокойно, уходите, уходите. Комбат никогда ничего не поймет, даже если ему башку арабы ножиком отрежут. Я ему говорю, элеватор имеет важное стратегическое положение, а он приказал заткнуться, не вмешиваться. Говорит, не понимаешь политической ситуации. Американцы – крестоносцы и захватчики, а мы, украинцы, миротворцы, спасаем мирных жителей. Вот только где тут мирных отыщешь?

– Сам такое придумал? – Джин покачала головой. – Наверняка в штабе коалиции не знают о его убеждениях.

– Хрен его знает. – Саня пожал плечами. – Вряд ли, ведь сам он фиг чего придумает. Тупее пробки. Из Киева его накачали разной лабудой. Дескать, все должно быть точно в соответствии с миротворческой миссией и уставами. Вот он и старается. По этому уставу сегодня, когда поступил приказ прокатиться в город, он такое устроил, мать его. – Сержант безнадежно махнул рукой. – Исламисты, видать, прознали. У нас же своих переводчиков нет, а на самом деле просто деньги тратить не захотели. Мол, как-нибудь обойдемся. Пришлось брать из местных, а они, все как один, работают на две стороны, шпионя в пользу исламистов. Доложили. Утром и началось. Огромная толпа окружила базу, камни стали швырять, стекла побили, а мы? – Парень снова усмехнулся. – Мы не стреляем. Кто только не сбежался. Замкомбрига прибыл, офицеры штаба бригады прибыли, наш комбат. Исламистам все равно, они орут и орут. Всех нас камнями забросали, но мы-то не стреляем. Уже целого стекла ни одного нет, и на БТРе повредили прицел пулемета. Вдалеке, я вижу, – он вытер испарину со лба, – сразу заметны люди, которые суетятся, организуют бучу. Их снять парой очередей, и все мигом закончится. Вся толпа – в основном подростки четырнадцати – пятнадцати лет. Зачем? Пусть орут. Автобусы прикатили, собрались нам путь перекрыть, чтобы мы с базы не выехали к вам на соединение, а наши офицеры стоят, молчат. Никто не может ответственность на себя взять. Друг на друга смотрят – ты или ты? В общем, позвонил генерал Собора, ему доложили. Он выдал команду – они, мол, голодные, пошлите им сухие пайки, тогда сразу разойдутся. Не фига, а? – Михальчук покрутил пальцем у виска. – Послали сухпаи, так они нам все обратно закинули со смехом. Прямо консервными банками по башке, да с камнями, естественно. Вот стыд. Парамон, скажи. – Он повернулся к товарищу.

– Да уж, – кивнул тот.

– Тогда как вы выехали?

– С горем пополам, ведь нам не привыкать, но сначала твой капитан, наверное, брякнул по связи. Мол, куда запропастились, ждем. Тут наши забегали. Объявили построение во дворе всего личного состава базы. Выходят только три БТРа, а построение объявили всей базе. Юмор, и только. Инструктаж перед маршем, так сказать. Большая часть народа вообще никуда маршировать не собиралась. По мне, собери внутри здания базы старших машин, растолкуй, что к чему, и погнали, но у нас железная дисциплина, полный порядочек, все по уставу. Базу ты нашу видела?

– Нет.

– Бывшее здание школы. Забор низкий, и наши палец о палец не ударили для его замены. Вокруг дома до противника максимум метров двести. С крыш этих домов исламистам прекрасно стреляется. Двор как на ладони. Весь батальон положить можно. Наши в голову такие мелочи не берут. Выстроили всех, как на расстрел. Короче, представь себе, стоят пацаны в касках, им по голове камни бум-бум, а комбат Хмелев перед строем вопит – доводит до сведения порядок построения, частоты для переговоров, скорость и дистанцию. Главное, все по уставу. То с одного края, то с другого бьют. Мать честная, опять попали по башке! Все сообщил, кроме самого главного – для чего именно выдвигаемся и наши действия при входе в город.

– Как же вы этих арабов разогнали?

– Мы и не разгоняли. Ваш капитан, видимо, сообразил, что нас заперли, или просто доложили ему. Не украинское начальство, конечно же. Наши обосрутся, но не доложат. Прилетел вертолет американский, без лишних разговоров пару ракет пустил. Всех как ветром сдуло. У Парамона до сих пор шишка на голове. Каска съехала, так ему и попало камнем. У нас ведь, Джин, – Михальчук махнул рукой, – ни одного инструктора нет, который хоть когда-нибудь занимался настоящим делом. Хоть бы в Чечню к русским на экскурсию съездил. Посмотреть, как военные действия ведутся. Все только теоретически. Главное, в тетрадке по мерам безопасности расписаться. Не расписался – каюк, с живого не слезут. Все уставы написаны по Великой Отечественной, даже про удержание линии фронта. Здесь-то какая линия? Все в городе происходит. Ты едешь, они с гранатометами в своих повязках красных и зеленых на голове туда-сюда шныряют. Кругом дети, женщины, рынок, базар, школа, жизнь идет. Это ж не Сталинград, откуда всех эвакуировали и дома пустые стояли. Тут все жители на месте. Днем они обыкновенное мирное население, а вечером помогают Аль-Каиде, или даже если не помогают – все равно, находятся рядом с тобой. В наших уставах ничего подобного не объясняется. Выкручивайся, как знаешь. Устав нарушишь, так схлопочешь взыскание.

БТР встряхнуло, и он завибрировал.

– Чего там, Виталька? – Михальчук повернулся.

– Да, яма, черт ее. Тут такие ямы на дорогах, почти кратер на Луне. Никак не объедешь.

– Ясно.

– Миха, на завод похоже, – доложил Парамон. – Горит что-то. Народу полно.

– Дай посмотрю. – Джин отодвинула сержанта и тут же спросила: – На что вы смотрите? У вас все грязью заляпано, не исключая прицелы.

– Сам знаю. Стрелять кто-то собирался? Или такой приказ отдавал? – огрызнулся Михальчук. – Теперь на базе чистить будем, не у них же под носом.

– Ясно, не злись.

– Ладно. На кого злиться-то? На себя и на проклятого комбата…

– Герцог-6, говорит Амари-3, прием, – произнесла молодая женщина по радио. – Мы у цели. Вижу несколько горящих автомобилей и много людей.

– Амари-3, говорит Герцог-6, – в ответ она услышала уверенный голос Майка. – Прикажи им спешиться и продвигаться вперед под прикрытием машин. Там должна быть местная полиция. Работайте с ними.

– Все ясно, Герцог. – Джин повернулась к Михальчуку: – Вылезаем, и под прикрытием.

– Понял. Давай, ребята.

– Ястреб-3, Ястреб-3, почему не докладываете? – снова ожил украинский эфир. – Где находитесь? Ваше местоположение?

– Иди ты!

Несколько человек в форме ICDC, отделившись от толпы, уже бежали к БТРам.

– Вот, приехали, – Михальчук сплюнул, – как с ними разговаривать? По-ихнему мы вообще не бум-бум.

– Я знаю арабский. – Джин успокоила его. – Скорее всего, они говорят по-английски. Их учат.

– Мэм, – заметив ее форму, к Джин подскочил иракский лейтенант, – они были на белом пикапе, и сейчас уехали в сторону Эль-Кута.

На украинцев он вообще не обратил внимания.

– Ясно. Майк, – сообщила она по рации, – они уехали к Эль-Куту.

– Постарайтесь их догнать.

– Спасибо, лейтенант. – Джин кивнула иракцу. – Разбирайтесь здесь. Думаю, назад они не вернутся. Саша, – повернулась она к Михальчуку, – все в машину. Надо их догнать, а не допускать безнаказанность.

– Сейчас влупим, не волнуйся.

По шоссе от Эль-Хая до Эль-Кута мчались на полной скорости. Навстречу не попалось ни одной машины.

– Попрятались, ублюдки, – мрачно констатировал Михальчук. – Шмона боятся. Куда им тут спрятаться? – Он пожал плечами. – Кругом все какие-то поля, поля… Даже, впрочем, и не поля, а пустыня каменная.

Вдруг впереди показался автобус.

– Остановить его? – Михальчук повернулся к Джин. – Мало ли, кто такие. Может, на подмогу едут.

– Останови. Досмотр обязателен по всем инструкциям.

– Парамон, тормози туристов.

Несколько украинцев побежали к автобусу проводить досмотр. Через минуту к сержанту подскочил Парамон.

– Миха, там след от машины, причем слева. Они, видимо, тут с дороги съехали.

– Где? Покажи!

Джин и Михальчук побежали за ним.

– Точно, след от пикапа. – Сержант кивнул. – Очень кстати мы остановились, а могли бы запросто проскочить.

– След на камнях быстро исчезает. Верно, – согласилась Джин. – Пыль сметет ветром, и все.

– Куда они поехали? – Михальчук взглянул на карту.

– Миха, автобус осмотрели, – доложил Парамон. – Вроде ничего подозрительного. Обычный народец, в город едут. Женщины в основном.

– Отпускай их. Пусть отчаливают побыстрее.

– Слушаюсь.

– Джин, тут деревенька какая-то. – Михальчук показал на карту. – Думаю, сюда ломанули. Надо им где-то спрятаться, переждать, а тут от дороги далеко. К тому же они знают о запрете съезжать с дороги.

– Запрет?

– Мины. Могут быть мины. Молчи. – Он прикоснулся пальцем к ее губам. – Сам знаю, что идиоты.

– Мины, конечно, могут быть, но здесь один камень.

– Ослу понятно, но только не нашему комбату.

Автобус отъехал.

– Джин, шефу скажи, скоро к деревне поедем, – попросил Михальчук, забираясь на БТР. – Наверняка они там. Не так и далеко. Нашему лучше не докладывать. Он такое поднимет! Его инфаркт схватит, но съехать с дороги не разрешит ни за что.

– Хорошо. Герцог-6, я – Амари-3, – произнесла Джин. – Бандиты съехали с трассы и, скорее всего, укрылись в деревне. Собираемся продолжить преследование. Прием!

– Амари-3, я Герцог-6, преследование разрешаю. Действуйте по обстоятельствам. При необходимости вызывайте вертолеты огневой поддержки.

– Вот это командир. – Михальчук весело улыбнулся. – Говорят, амеры воевать не умеют. Кто еще не умеет, хотел бы я знать. Во всяком случае, команду дать у них не заржавеет. Ладно, ребята, по машинам. Наконец-то что-то серьезное.

– Миха, комбат…

– Парамон, заткнись. Ты для чего сюда приехал? На базе отсиживаться? Организуй комбату помехи, чтобы не вмешивался, не отрывал от дела.

– Слушаюсь.

Белый пикап увидели издалека. Он стоял на подъезде к деревне. Почти сразу послышалась перестрелка.

– Там уже воюют без нас, – произнес Михальчук с сарказмом и передал бинокль Джин. – Взгляни. Похоже, их в деревню не пускают.

Она поднесла бинокль к глазам. В окулярах виднелись языки пламени, вырывающиеся со стволов автоматов. Стреляли с двух или трех единиц в сторону деревни. Со стороны деревни тоже раздавались очереди.

– Всем укрыться за броней, – приказал Михальчук. – Парамон, возьми на прицел этих сыновей джихада.

Перестрелка продолжалась минуты две, и потом белый пикап медленно двинулся по полевой дороге в сторону трассы.

– Не пустили их. Так и надо. – Михальчук повернулся к водителю. – Давай, Виталька, жми на трассу назад. Мы перехватим злодеев метров через триста. Эх, если б это в другой местности какой, а так они нас сейчас увидят, конечно. Такую команду на БТРах не заметит только слепой, – он иронически щелкнул языком, – в голой пустыне. Впрочем, как говорится, не мы выбирали, где воевать. Постараемся их опередить. Мисс, доложи своему, – обернулся парень к Джин. – Сейчас подкатим к ним метров на сто – сто пятьдесят, пока они нас не видят. Личный состав за броней, наверху за башней стрелок на случай, если они надумают резануть из гранатомета. Сейчас еще так серенько все, солнце только поднялось. Ослепим фарой-луной и врежем справа-слева парой очередей из КПВТ. Обложим так, а потом, если не сдадутся, а они не сдадутся, идиотские шахиды, на двух БТРах гранатометами и пулеметами их сделаем. Разрежем легковушку пополам, и пусть отправляются к своему Аллаху. Парамон, слышал?

– Так точно! Отлично.

– Ты доложи своему.

– Зачем?

– Когда комбат очнется, я б ему сказал, мол, амера оповестили ранее, а то мне так шею намылят… Мало не покажется! Одно дело – воевать, а совсем другое – объясниловки писать. Нас мучают подобной чушью.

– Не волнуйся, – успокоила Михальчука Джин. – Я в курсе. Майк поддержит, если что. Главное, не упустить их, поэтому не будем терять время.

БТР выехал на трассу, набирая скорость.

– У нас подавляющее преимущество, товарищ майор! – Она услышала, как радист прокричал в трубку комбату Хмелеву. – Подавляющее. У них всего один пикап.

– Стоять! Стоять! – истерически кричал тот. – Вступайте в переговоры!

– Заткни его! – разозлился Михальчук. – Он меня достал. Какие переговоры, идиот! Они нас заметили, Джин.

– Я вижу.

Не доезжая метров десять до выезда на трассу, бандиты остановились и начали разворачиваться.

– Жми, Виталька, не упускай их. Петренко, куда? Вот придурки! Назад! Назад!

Второй украинский БТР умудрился проскочить поворот на полевую дорогу и умчался метров на четыреста вперед по трассе. Подобный просчет дал бандитам фору, и они успели снова отъехать от дороги обратно в поле.

– Виталька, поворачивай! Тормози! Вон они!

Резко свернув влево, БТР покачнулся, но стал снова набирать скорость. Расстояние между ним и машиной бандитов заметно сокращалось. Подтянулся и второй БТР. Пикап, похоже, застрял, так как, выпрыгнув из него, бандиты бросились бежать. Огонь открывать не стали, питая надежды уйти живыми. Джин осмотрелась – слева протекал ручей, справа виднелся чей-то огород. Несколько фигур с замотанными платками головами и автоматами в руках свернули туда. Если медлить дальше, они уйдут…

– Они ж знают, мы не стреляем боевыми. Миротворцы, хрен их! – выругался Михальчук. – Уходят, гады. Живьем не взять. Так, Парамон, готов? – Он повернулся к стрелку слева. – Заряжен боевыми?

– Да.

– Тогда стреляй. Огонь на поражение!

– Слушаюсь!

Загрохотал пулемет, и боевики один за другим попадали на землю.

– Виталька, тормози. Сделали гадов, – запыленное лицо Михальчука сияло.

БТР остановился. Парень спрыгнул на землю и протянул руку Джин:

– Пойдем, союзник, поглядим на этих сыновей джихада. Любопытно.

– Я сама, – ответила молодая женщина.

– Да ладно тебе, феминистка, – засмеялся Михальчук.

Два боевика лежали лицом вниз, а третий, наоборот, смотрел в небо остановившимися мутными глазами.

– Уроды! – Отдернув платок, Михальчук плюнул в его мертвое лицо. – У меня племянница живет в Москве, – сказал он, повернувшись к Джин. – Два года назад, в Театральном центре на Дубровке, беда произошла. Племянница пошла спектакль посмотреть, а их там и захватили с подружкой. Такие же исламисты, только наши, чеченские. Слава богу, жива осталась, вытащили, но страху натерпелась… До сих пор лечится у психиатра. Мы ведь только называемся теперь украинцами, – улыбнулся Михальчук, – а сами-то практически русские. У меня, например, только дед хохол, а бабка Полишина родом из Харькова. Мать так вообще родилась в Москве, учительница математики, Лапина Татьяна Ивановна. Отец там учился, вот и познакомился с ней. Приехали в Киев, а теперь оказывается, в другую страну.

– У меня мать – Голицына, – кивнула Джин, – Наталья Григорьевна. Когда-то была переводчицей у генерала Шумилова во время Второй мировой войны, старший лейтенант, но пришлось бежать из страны. Ее преследовали.

– Дворянка? – удивился Михальчук.

– Да, из князей.

– Отец тоже?

– Отец – американец. Генерал-лейтенант. Во Вьетнаме служил капитаном, потом майором. Там они с матерью встретились. Она у него в отряде медиком служила, хирургом. Я тоже медик, док, только здесь меня как переводчика используют. – Несколько мгновений она молча смотрела на муху, ползущую по лицу убитого боевика. – У меня одиннадцатого сентября в Южной башне брат погиб, – добавила молодая женщина тихо, опустив голову. – У Майка тетя разбилась в самолете.

– В самолете, который в башню врезался?

– Нет, он упал в Пенсильвании.

– Помню. Я и говорю, – Михальчук взял Джин за руку, – мы теперь против них все вместе, заодно. Без разницы – русские, украинцы или амеры. Они нам жизнь хотят испоганить, поставить на колени, вампиры поганые. Сами ничего не умеют, только лозунги орут и опиум жрут. Ни культуры у них, ни ценностей человеческих. «Аллах Акбар» – и пропади все пропадом. У нас там есть такие головы якобы умные. Кричат, нам с амерами не по пути, мол, у них своя песня, а у нас своя. Я же думаю, надо шарахнуть всем вместе. Тогда раз и навсегда запомнят свое место. Иначе они нам врежут, как вот 11 сентября в Нью-Йорке или в октябре 2002-го в Москве. Мало не покажется. Все умники мигом заткнутся.

– Ястреб-3. Ястреб-3. Михальчук, …твою мать, – в наушниках послышался голос комбата. – Кто разрешил стрелять? Что происходит? Совсем распоясались. Ты мне только вернись на базу, я тебе такое устрою…

– Парамон, заткни урода, а то пошлю ведь тоже, хоть комбат мне и закатит на всю катушку. Мочи нет слушать.

– Ястреб-3, вас не слышно. Вас не слышно. Повторите. Связь барахлит.

– Амари-3, Амари-3, – Джин услышала голос Майка в наушниках, – я – Герцог-6, прием. Доложите обстановку. Почему молчите?

– Герцог-6, я – Амари-3, – ответила молодая женщина. – Ударились в воспоминания. Докладываю, задание выполнено, боевики уничтожены. Наши новые друзья очень постарались.

– Скажи, мы им благодарны. – Она услышала смех Майка. – Пусть и дальше так действуют. Ты как, в порядке? Все нормально?

– Да, не волнуйся. Какие будут приказания, кэп? Мы готовы. – Джин взглянула на Саню. – Готовы? – повторила она по-русски.

Тот кивнул.

– В городе по-прежнему крайне напряженно, – продолжал Майк. – Срочно выдвигайтесь в район больницы Эль-Зара. Опорный пункт – местный полицейский участок. Там полчаса назад обстреляли джип спецназа «Дельты». Они вели разведку в городе. Есть двое раненых, но довольно легко. Капитан Долански их забрала.

– Мэгги прилетала?

– Да, она спрашивала, как ты там, на задании. Я сказал, все нормально.

– Передай ей от меня привет.

– Обязательно. Из района больницы сообщают о наблюдении за довольно многочисленной группой воинственно настроенных людей. У них есть автоматы и гранатометы. Разгуливают, ничуть не таясь. Еще одна группа вооруженных людей, по данным ребят из «Дельты», прикатила на пикапе, спешилась и зашла в здание спортивной школы, серый одноэтажный дом напротив. Из местных полицейских кое-кто струхнул, и они сбежали. Надеюсь, твои не сдрейфят. Мы добились направить туда с украинской базы еще один БТР, но этого мало, поэтому поторапливайтесь.

– Мы не сдрейфим, Саня? – Джин повернулась к Михальчуку.

– Смеешься? – возмутился тот. – С чего? У нас главная морока – комбат, а так мы вполне в норме.

– Они не сдрейфят, Майк. – Она улыбнулась. – Я в них уверена.

– Тогда выдвигайтесь. Времени совсем мало.

– Поехали. – Джин кивнула Михальчуку. – Получено задание.

– Куда? – спросил тот, поднявшись на броню БТРа, и приказал водителю: – Виталька, заводи машину.

– В район больницы Эль-Зара. Там обстреляли спецназ «Дельты». Наблюдается скопление боевиков.

Молодая женщина тоже поднялась на броню.

– Так, понятно. – Михальчук взглянул на карту. – Виталька, сдавай задним ходом и двигаем назад на трассу. Петренко, – передал он по связи на второй БТР, – выезжаем на трассу и жмем на больницу Эль-Зара. Видишь? Там, говорят, сильно хулиганят исламисты. Надо их унять. В общем, держись за мной. Понял? Молодцом. Погнали. Слушайте, мэм. – Парень присел рядом с Джин.

– Можно Джин, я же говорила, – поправила она.

– Хорошо, Джин. У вас как на базе с дисциплиной, строго?

– В смысле?

– Охота прогуляться.

– Как прогуляться?

– Нам с тобой прогуляться!

Джин с улыбкой покачала головой:

– Прогуляться-то можно. Не запрещено. Только вот где? Как ты себе это представляешь? Кругом боевики. Потом, – она задумалась, – Майк, конечно, не ревнивый и по чепухе придираться не станет, но мне не хотелось бы его всерьез огорчать. К тому же у меня в госпитале много работы. Мы же не только своих штопаем. Мирных жителей привозят каждый день, и приходится выезжать на место, оказывать помощь. Вот в Эль-Зара, куда сейчас едем, мы с Мэгги на прошлой неделе доставляли медикаменты и провели восемь сложнейших нейрохирургических операций. Местные врачи способны только пилюлю дать и повязку наложить. Приходится всячески помогать, учить их по ходу дела.

– Так я и не рассчитываю на большее. – Михальчук лишь усмехнулся. – Я видел, как ты с этим Майком разговариваешь. У тебя глаза светятся. Ясное дело, не посторонний тебе человек. Просто больно интересно пообщаться. Узнать о ваших планах и обменяться опытом.

– Тебе тогда надо не со мной, а с самим Майком и его ребятами поговорить. Я-то что? Я только врач, не оперативник. Они многим поделиться могут.

– Нереально, наверное.

– Что нереально? Мы являемся одной коалицией. В гости ходить не запрещается. Надо только оформить документы нужным образом. Я Майку скажу. Примем, покажем. Нам вовсе не жалко. Он все растолкует, а я переведу. Нет проблем.

– Тогда заметано? – Михальчук хлопнул Джин по руке. – Познакомишь с Майком?

– Да ты с ним и так познакомишься еще сегодня в городе, я так чувствую. Наверняка все еще продолжится.

– Верно.

– Сам-то холостой? – поинтересовалась она. – У вас ведь женятся рано, в отличие от Запада. Кольца нет. – Она показала на его руку.

– Разведенный. Жена сбежала с дочкой, как узнала, что контракт подписал на второй срок. Хватит, говорит, нищеты. У нас ведь не бог весть сколько платят за адский труд. В бизнес, говорит, иди. Призывала деньги делать. У подружек-то у всех шубы, а у нее шубы нет. Вот трагедия. Плешь проела мне с шубой хрéновой. – Михальчук вздохнул. – Я не выдержал и послал ее куда подальше. Люблю я военное дело, да и другого ничего делать не умею. В какой-нибудь охранной структуре штаны протирать, может, и доходнее, да скучно. Как она свалила, я хотел по случаю своей образовавшейся свободы контракт с русскими подписать, в Чечню податься, там себя попробовать, тем более новый закон на эту тему приняли. Услышал, что наших в Ирак отправляют с миссией. Первым рапорт подал. Светка, жена бывшая, как узнала о моей поездке в Ирак и тысяче долларов в месяц, позвонила. Сразу ласковая такая. Говорит, погорячилась я. Мне уж пофиг. Не хочу бегать за дурой. У нее только доллары и гривны на уме. Дочку жалко, но видеться не запрещает, да и ладно. Пусть поищет себе кого-нибудь получше.

– Не переживай! Встретишь еще подругу. – Джин ободряюще пожала его руку.

– Я тоже так думаю, – кивнул Михальчук. – Надо все по новой. Разбитые горшки не склеишь, как ни старайся, и человек другим не станет. Я же не всегда буду тысячу долларов получать. Скорее всего, вообще больше никогда. Если только к вам в Америку податься. Вид на жительство получить, и уже можно контракт заключать, да? По зеленой карте?

– Можно, – подтвердила она.

– Я подумаю. Смотрю, у вас армия как армия. Хочется в такой послужить, а у нас развалюха советская.

– Надумаешь – скажи. Поможем. Хорошие солдаты нам нужны.

– Правда? – В голосе парня Джин услышала одновременно недоверие и почти детский восторг. – Я, Саня Михальчук, в американской армии? Во, дожили.

– Надо английский только идеально знать. Двадцать раз никто повторять не будет и переводчиков приглашать, как сейчас.

– Ясно. Все можно выучить.

БТР въехал в город и свернул на грязную, заставленную лотками и лавками улицу. Люди с криком разбегались, точно ошпаренные, лаяли испуганные собаки. Опрокидывая все на своем пути, машина двинулась по улице к больнице Эль-Зара. Сзади шел второй БТР.

– Вы аккуратнее, аккуратнее, – предупредила Джин. – Смотрите, нет ли подозрительных куч, зарядных устройств. Тут надо очень внимательно ездить.

– Виталька, скорость снижай! Парамон, гляди там в оба. Ничего не валяется?

– Понял, – коротко ответил тот.

Впереди послышались взрывы РПГ и грохот крупнокалиберных пулеметов. Звуки легкого вооружения тонули в грохоте оружия крупных калибров.

– Товарищ сержант, глядите, там наш БТР подбили, – испуганно сообщил Коновалов. – В левый борт зафигачил, – коротко ответил тот.

– Точно.

Машина стояла на въезде, напротив точки разряжения оружия. В ней никого не было.

– Это их вперед нас послали, – встревоженно констатировал Михальчук. – Видать, встретили их тут огоньком. Народ-то где? Неужели перебили всех?

– Что-то не видать.

– Виталька, встань под прикрытие. Сейчас глянем. Петренко, – Михальчук крикнул в рацию, – наших жахнули, видишь? Тормози. Сейчас разберемся. Возьми правую часть улицы под наблюдение. Парамон, слева гляди, всех подозрительных на прицел! Понял? Не цацкайся с ними, пали на поражение. Еще неизвестно, кто они такие – мирные жители или пособники боевиков.

Улица опустела. Даже собаки и кошки спрятались, но из окон смотрело много людей. Среди них легко мог спрятаться вооруженный боевик.

– Джин, пойдем посмотрим. Леха, прикрой нас.

– Слушаюсь.

Они приблизились к подбитой из гранатомета машине. Выстрел пришелся в переднюю часть, в левый борт. Несмотря на то что борт был экранирован деревянным ящиком с землей, защита оказалась недостаточной. Граната задела угол ящика и прожгла в броне дырку.

– С кулак, – серьезно заметил Михальчук. – Смотри!

Джин кивнула.

– Амари-3, Амари-3… Герцог-6, ответьте, – передала она по радио. – Прибыли на место. Один БТР подбит выстрелом из гранатомета. Ищем уцелевших, пытаемся с ними связаться. Не отвечают?

– Не отвечают, Парамон? – спросил Михальчук, возвращаясь к своему БТРу.

– Да тут не пробьешься! Ты сам послушай.

– Дай. – Сержант взял наушник.

В украинском эфире творился полный хаос – подбитый БТР основательно всех напугал. Разобрать, кто говорил, кому говорил, не представлялось возможным. Про позывные просто забыли, и все шло открытым текстом. Слова вплетались в сплошную какофонию выстрелов и разрывов. Кто-то кричал:

– Они нас гранатами закидывают, козлы! Гады нас гранатами закидывают!

– Справа находится гранатометчик. Вжарь ему!

– У меня три калеки! Три калеки тут. Где санитарная вертушка? Вызывайте амеров! Где вертушка, твою мать? Что делать-то?

– Да сваливай оттуда!

– Пошел ты!

– Я тебя понимаю. Отваливай, говорю!

– Как отваливать? Они вдоль реки по камышам, по камышам проходят. Где санитарная вертушка?

– Ты вызывал?

– Так я не знаю по-английски ни одного слова.

Кто-то ударился в панику, но кто-то сохранял почти ледяное спокойствие.

– Похоже, экипаж БТРа на площади перед больницей, – заключил Михальчук. – Они там ведут бой. У них есть раненые.

– Сейчас вызову вертолет, – откликнулась Джин. – Я – Амари-3, Амари-3, Герцог-6, слышите? – прокричала она в трубку своей рации. – Мэгги, ты? Да, я. Я на площади перед больницей Эль-Зара. Тут идет бой. Украинский контингент, есть раненые. Надо срочно эвакуировать. Хорошо, мы подготовим площадку. Я в порядке. Ты как? Справляешься? Отлично. Нет, сама не дергайся. Я все сделаю тут на месте. Требуются только вертолет и медикаменты. Инструмент у меня есть с собой. Если что, окажу помощь на месте. Амари-3, Амари-3, Герцог-6, ответьте. – Теперь она уже вызывала Майка. – Украинский БТР, вызванный с базы, подбит, – повторила молодая женщина. – Экипаж ведет бой на площади. Есть раненые. Я вызвала санитарный вертолет. Выдвигаемся на подмогу.

– Вас понял, Амари-3. Действуйте по обстановке и держите, пожалуйста, нас в курсе. Тут тоже бой. Имейте в виду, что подъезды к больнице могут быть заминированы, поэтому при малейшем подозрении вызывайте подрывников. Кроме того, разведка передает, они простреливают ближайшие переулки из РПГ.

– Я поняла, Майк. Похоже, – Джин повернулась к Михальчуку, – команда БТРа заблокирована на площади.

– Вот черт. – Тот махнул рукой. – Ладно, будем пробиваться к ним. Какие обходные пути? – Михальчук взглянул на карту. – Сейчас рванем по этому переулку. – Он показал налево. – Надеюсь, пролезем. Узковато, конечно, и опасно, но не назад же нам возвращаться. Их вообще прихлопнут, пока мы туда-сюда ездим. Вот здесь свернем еще разок, и на площадь. Согласна?

– Вполне.

– Тогда по коням. Петренко! – прокричал Михальчук командиру второго БТРа. – Сдавай назад. Сейчас едем в проулок, там вдоль канала и на площадь. Понял?

– Так точно.

– Действуй. Всем смотреть в оба и контролировать каждое движение. Мышь пробежит – тоже фиксировать. Огонь открывать без предупреждения. Их тут как собак нерезаных, исламистов этих, мать их… О минах не забывайте! В общем, требуется и наверх, и вниз смотреть, не зевая.

БТРы медленно поползли назад. Все окна забили жителями. Они смотрели молча, неподвижно, без особого расположения. Бой на площади разгорался с все большим ожесточением.

– Михальчук! Слышишь меня! – в украинский эфир пробился комбат Хмелев. – Почему не докладываете? Вы где? На площади? Всех немедленно внутрь БТРа, закрыть все люки! Ты слышишь?

– На-ка выкуси. – Михальчук показал трубке фигу. – Амер говорит, они простреливают подступы из РПГ. Вот как влупят нам, а мы все в БТРе. Кумулятивная струя такое с нами сделает – мама не горюй. Нет, все знают об их любви к стрельбе из РПГ, только наш Хмелев не в курсе. Парамон, ты знаешь, как поступить. Скажи, не слышно ни хрена, пусть связь наладит. Организуй, короче говоря, помехи.

БТРы проползли уже метров триста, выехали из проулка к каналу. Пока обошлось без неожиданностей.

– Миха, слышишь, подъезжаем к первой дамбе, – доложил Коновалов. – Вижу вспышки на крыше.

– Где? – Михальчук развернулся к нему.

– Вот в том доме, где во дворе дерево большое растет.

– Ага, секу.

Через мгновение несколько пуль взбили фонтаны песка около колес БТРа, следующая очередь звонко ударила о броню. С мешков, которыми был экранирован борт БТРа, посыпалась земля.

– Хрен, огневая точка. Третий дом по улице, крыша рядом с большим деревом! – прокричал Петренко.

– Вижу, вижу. Не ссать, – оборвал его Михальчук. – Нам огонь из этого ствола пофиг. Виталька, прибавь скорость. Петренко, что встал как вкопанный, вперед, вперед. Много чести на всякий автомат заморачиваться.

– У меня в прибор наблюдения ни черта не видно, пыль, – доложил командир второй машины.

– А ты его чистил, Петренко? Перед тем как на задание выезжать?

– Приказа не было.

– А ты приказа и не дождешься. Что ты к нему привязался. У тебя машина под таким углом, что ты его и не увидишь. Давай за мной.

– Так доложить надо.

– Кому, Хмелеву? Не зли меня, ладно? Чего тупишь-то?

Обстрел продолжался.

– Слышь, Миха, стреляют еще с крыши углового здания, – доложил Коновалов, – и еще оттуда, из-за бензовоза на углу.

По броне звякнуло еще несколько раз.

– Теперь они меня достали. – Михальчук зло сплюнул. – Парамон, ну-ка врежь им. Открыть огонь.

– Ястреб-3, Ястреб-3, кто разрешил стрелять? – снова заверещал в наушниках комбат Хмелев. – Вы что там творите? Вы с ума сошли? Почему без команды?

– От тебя команды дождешься, пожалуй. Скорее на пенсию выйдешь. Или в гроб сыграешь.

– Амари-3, Амари-3, я – Герцог-6, идем на выручку. Прекратите огонь. У нас более выгодная позиция. Сейчас мы их срежем.

– Саня, сейчас наши ударят.

Два «Хаммера» выехали из переулка левее и через мгновение открыли огонь из крупнокалиберных пулеметов. Земля возле углового дома взорвалась фонтанами песка.

– А чего нам молчать? Парамон, давай поддерживаем. Сдвинься, Виталька, мы им не помешаем. Лупи хорошенечко, старина.

– Слушаюсь!

С правого борта украинского БТРа открыли стрельбу по всем местам, откуда велся огонь. БТР Петренко молчал.

– Трусит, – констатировал Михальчук. – Ждет, когда комбат командочку даст. В случае чего, на меня наедут. Он чистенький, вроде и ни при чем, гнида.

– Завалили! Завалили! Исламиста завалили! – радостно закричал Парамон.

С крыши дома, стоявшего за раскидистым деревом, свалилось что-то черное и глухо ударилось о землю. Огонь противника в сторону БТРов временно стих.

– Амари-3, Амари-3, впереди гранатометчики. Вы видите их?

– Саня, мы видим гранатометчиков? – Джин повернулась к Михальчуку.

– Как же, – тот кивнул, глядя в бинокль, – вон они, драгоценные. Видишь, гранатометчики закрепились там, где валит белый дым и пыль столбом.

– Так точно, Герцог, видим.

– Мы сейчас постараемся пробиться на площадь для эвакуации раненых, и вертолет с базы уже в пути. Они вполне могут развернуться и ударить по вам, поэтому съезжайте к дамбе за насыпь. Подобные действия уменьшат возможность попадания. Как поняли, прием?

– Все ясно, – подтвердила Джин. – Приступаем к исполнению!

– Чего там? – спросил Михальчук, когда связь отключилась.

– Они сейчас будут пробиваться на площадь, – ответила Джин. – Нам надо съехать за насыпь, иначе гранатометчики впереди ударят по нам.

– Ясный пень. Петренко, – крикнул Михальчук в трубку командиру второго БТРа, – слушай сюда. Съезжаем на насыпь, к дамбе. А? – Он поморщился. – Боишься? Утонем? Где утонем? До реки еще места полно. Чего ты тупишь?

– Комбат сказал, – Джин услышала, как кричали на другом конце провода, – съезжать нельзя, застрянем или утонем.

– Вы с дуба рухнули? – Михальчук рассердился. – Если где-то на учениях, скажем, в Бердичеве БТР по дурости водителя слетит с дороги в сторону реки и увязнет до половины, это еще возможно, но мы-то в Ираке. Не заметили разницы? У вас фобия? Ты люк-то открой и на землю рядом с дорогой посмотри. Камень сплошной, каменная пустыня, да еще пыль в придачу. Где тут увязнуть можно? Спятили? Видишь, амеры стоят за насыпью, ничего не просело под ними, даже на сантиметр, а ты чушь несешь!

– Нет, ты как хочешь, Саня, а я разворачиваюсь и еду на базу, – упорствовал Петренко. – Комбат команды не давал. Влетит нам по первое число.

– Куда едешь-то? – Михальчук зло рассмеялся. – Под носом у исламистов без всякого прикрытия так и покатишь, и они вломят тебе гранатометом, как тому БТРу на площади. Не злись, смешно слушать. Сползай за насыпь!

– Товарищ сержант, гранатомет! – крикнул Парамон.

– Дождались! Срежь его из КПВТ, причем прицельненько. Леха, не молчать. Огонь! Огонь!

– Мимо. Не попал.

– Зато он сейчас нам вжарит… Маневрируй, Виталька!

– Парамон, смотри, он высунулся. Стреляй, стреляй! Готов! Готов, сукин сын!

Было видно, как на крыше дома гранатометчик пошатнулся и из ствола гранатомета вывалилась граната. Пороховой заряд загорелся, пробитый очередью. Граната завертелась волчком, разбрасывая искры.

– Сейчас она же его и прикончит, – констатировал Михальчук. – На куски порвет. Довоевался парень. Виталька, все быстро за насыпь!

БТР сполз к дамбе, а за ним, немного помедлив, тронулся и второй БТР.

– Наконец-то сообразил Петренко. Мозгов хватило, – усмехнулся Михальчук. – Есть же такие упертые. Так, Виталька, – он осмотрелся, – видишь капонир метрах в ста левее?

– Ага, командир, вижу.

– Вот, давай заезжай туда. Это окоп. Петренко, слышишь меня, держись справа.

– Ладно…

– Недоволен. – Михальчук подмигнул Джин. – Комбата боится, а тот сам нас всех опасается. Больше всего лебезит перед начальством в Киеве.

– Как думаешь, Миха, – окликнул его Парамон, – тут до ближайших домов, наверное, метров четыреста. В принципе, для гранатомета вовсе не проблема.

– Не проблема, но надо их наблюдать. Все, ребята, вываливай из машины, – приказал он. – У нас здесь только один борт, обращенный к противнику, работает. Остальное самим придется делать собственными ручками. Парамон, возьми под наблюдение эти крыши справа, а ты, Леха, поглядывай сзади дома, метрах в пятистах отсюда. Петренко, вы чего все в банке маринуетесь? Вылезайте. Гранатомет может влупить. Они же нас тоже видят.

– Комбат запретил покидать машины.

– Ты все еще намерен его слушать?

– Амари-3, Амари-3, я – Герцог-6, – Джин услышала голос Майка в наушнике, – пробили коридор на площадь, а сейчас вывозим раненых. Приготовьтесь оказать помощь.

– Я готова, Майк. Как там?

– Довольно горячо.

Судя по интенсивности стрельбы, бой у больницы Эль-Зара вступил в самую яростную фазу.

– Молодцы амеры. – Михальчук прищелкнул языком. – Вот уже и раненых тащат. Наш комбат усрется, но в жизни не даст командочки пробить коридор на площадь. Мама миа, как говорится. Лишь бы чего не вышло.

– У них два тяжелых пулемета, снайперская пара, – возразил Парамон.

– Нам, брат, хоть ракетный комплекс сверху водрузи, мы из него стрелять не будем, ведь из Киева-то не разрешают.

– Исламисты палят между второй и третьей дамбами, – продолжил Михальчук через мгновение, глядя в бинокль. – Самих не вижу. Похоже, в углублении сидят. Зато пыль столбом и дым от выстрелов. Работают от углового дома. Видишь, – он передал бинокль Джин, – там еще ориентир заметный – три высоких пальмы, и из того сада правее здания школы.

– Вижу. – Молодая женщина кивнула.

– Спроси шефа. Он их может обстрелять, – предложил Михальчук. – Позиция у нас удобная. Стрелковым оружием не достанем, но из РПГ и ГП-25 можем запросто попасть.

– Хорошо. – Джин быстро передала по рации слова Михальчука.

– Амари-3, я – Герцог-6! Огонь разрешаю. Спасибо.

– Миха, ты спятил! – в украинский эфир снова пробился комбат Хмелев. – Я сейчас от Петренко узнал. Ты куда стрелять собрался? В тюрьму сесть захотел?

– Он говорит, по тебе тюрьма плачет, – прикрыв трубку рукой, пояснил сержант. – Вас не слышно, – громко сообщил он комбату. – Ничего не слышно. Повторите. Парамон, – кивнул мужчина товарищу, – давай.

В эфире послышался треск. Комбат Хмелев отключился.

– Ох-ох! – Михальчук вытер рукавом испарину со лба. – У него шага лишнего не сделаешь. Не спросят ли с него? Вот весь круг проблем комбата, а на жизни наших ребят ему пофиг. Кстати, ты заметил, Парамон, он давно не называл свой позывной. – Сержант усмехнулся. – Как думаешь почему?

– Забыл, – предположил тот.

– Не, я считаю, он намеренно шифруется. Никто из вышестоящих мужиков не догадается. Мол, нет его в эфире. Ну, генерал Собора послушает. И?.. Ни за что на свете не узнает по голосу Хмелева. Он не виноват, а только мы преступили закон.

– Может быть!

– Ладно, хватит болтать, – опомнившись, одернул Михальчук сослуживца. – Будем делать все как приказывает амер. Врежь-ка этим из ямки. Только тогда заткнутся!

– Сейчас сделаем, командир.

Один за другим прозвучали три выстрела.

– Дальше что? – кричал в трубку Петренко. – Комбат всех перевешает за одно место. Об этом ты не подумал?

– Как бы он сам не повесился со страха, – рассмеялся Михальчук. – Придется тогда сочинять легенду, как он в бою пал смертью храбрых. Слышь, а это чего за дым валит, а, Парамон? – Он поднес бинокль к глазам. – Бензовоз задели?

– Какой бензовоз?

– Тот, который в начале улицы припаркованный стоял.

– Я думал, он пустой.

– Видать, не пустой.

От бензовоза действительно столбом поднимался черный дым.

– Сейчас его рванет. Натворили дел! Смотреть же надо, Парамон. Говорил сто раз – война в городе, а не в поле, черт тебя подери. Жители вокруг. Надо делать на них поправку.

– Виноват, товарищ командир.

– Теперь нечего извиняться! – Михальчук махнул рукой. – Только исламистам помог, устроив им завесу. Они теперь активизируются.

Действительно, огонь гранатометчиков усилился.

– Я – Герцог-6, я – Герцог-6, – услышала Джин по рации. – На три часа горит бензовоз. Вы попали?

– Мы, Майк. Кто еще?

– В самом доме тоже начался пожар. Срочно вызываем пожарных. Видимость значительно ухудшилась. Будьте крайне внимательны.

– Приказано быть внимательными, – перевела она Михальчуку.

– Понимаем, – огрызнулся тот. – Только вот некоторые не понимают. – Парень зло посмотрел на примолкшего Парамонова.

– Вижу цель, сержант! – закричал Коновалов.

Прикрывшись люком, он вел наблюдение за позициями исламистов.

– Парамон, пали!

– Эх!

– Что?

– Долго. Скрылась цель-то. – Коновалов с досады махнул рукой.

– Значит, следующий раз просто кричи «огонь!», и все, – распорядился Михальчук. – Некогда тут действовать по уставу. Надо палить, а там как попадем. Парамон, ясно?

– Так точно.

– Ладно, не вешай нос. – Михальчук хлопнул его по плечу. – Тут в дерьмо вляпаться-то вообще раз плюнуть. Будем учиться на ошибках, прямо здесь, если дома не научились.

– Амари-3, Амари-3, я Герцог-6, украинская группа деблокирована. Мы эвакуировали пострадавших. Двое ранены, но один уже труп. Увы.

– Ваших деблокировали, – сообщила Джин Михальчуку. – К сожалению, один умер.

– Умер. – Тот сдвинул каску на затылок. – Кто? Ребята, у нас убитый.

– Сейчас узнаю.

– Огонь! – заорал Коновалов.

Сразу послышалась беспорядочная стрельба. К КПВТ присоединились три американских крупнокалиберных пулемета. Несколько минут все били в одну точку. Когда дым рассеялся, пыль осела, от боевиков, находившихся в укрытии, ничего не осталось.

– Фамилия убитого – Иванченко, – сообщил Майк по рации. – Джин, срочно требуется медицинская помощь. Переходи к нам, но только крайне осторожно. Пусть они тебя прикроют, а мы прикроем со своей стороны. Площадку для вертолета организовать не можем, поэтому будем поднимать на эвакуаторе.

– Фамилия вашего – Иванченко.

– Как? Славку Иванченко завалили? Сволочи. – Михальчук бешено сплюнул. – Ребята, Славку из второго батальона грохнули. Вот и потери у нас! Добегались, доигрались в миротворчество, козлы треклятые. Раненые кто? Тяжелые?

– Не знаю пока. Я сейчас пробираюсь к ним. – Джин взяла санитарную сумку. – Прикрой-ка меня на этой стороне. Меня встретят.

– Понял. Леха, Борик, – приказал Михальчук своим, – обеспечить кэпу прикрытие.

– Есть.

– Джин, – он повернулся к молодой женщине, – как доберешься, сообщи хоть, кто ранен. Сама понимаешь, товарищи, все давно знакомы.

– Обязательно сообщу, Саня.

– Ложись! – Коновалова как ветром сдуло с пункта наблюдения.

Из переулка, скрытого клубами дыма, выскочил пикап. Боевик произвел выстрел. Из его ствола вырвался двухметровый огненный факел, а из него посыпалась ярко-зеленая линия сплошных трассеров, похожих на луч лазера.

– Вот мать честная, – выругался Михальчук, придерживая каску. – ДШК, наверное. Прямо фантастический боевик. Никогда не видел такого в реальности. Только теоретически.

– Сейчас накроем их, не волнуйтесь. – Джин услышала в наушниках спокойный голос Майка.

Практически мгновенно с американской стороны загрохотал пятидесятый калибр. Михальчук взглянул в бинокль.

– Первая очередь мимо, – констатировал он. – Остальные попали в точку. Классно сработано. Коновалов, куда свалил-то? – крикнул парень своему пулеметчику. – Чего молчим-то? Давай, тоже огонь! Ага, смываются. – Он радостно кивнул Джин. – Надраили им задницы, а то выскочили тут с супероружием. Герои…

Не выдержав обстрела, оставшиеся в живых боевики снова скрылись в проулке, но общий бой продолжался. Боевики вели огонь из стрелкового оружия, а за завесой дыма весьма уверенно чувствовали себя их гранатометчики.

– Да, пожар надо тушить, – покачал головой Михальчук. – Иначе бить придется вслепую. Значит, только боезапас расходовать.

– Я пошла.

Пригибаясь под обстрелом, Джин пробежала за насыпью.

– Герцог-6, я – Амари-3, – сообщила она по рации. – Иду к вам.

– Сюда, сюда, мэм. – Завернув за перевернутый автомобиль, Джин наткнулась на Тома Старка. – Я вас жду. Двигайтесь за мной, мэм. Осторожно!

– Капитан, я здесь, – доложила молодая женщина сразу, как только добрались до американских позиций. – Где раненые?

В небе послышался шум винтов. Джин вскинула голову:

– Вертолет?

– Нет, мы вызвали воздушную поддержку, – объяснил Майк.

Над местом боя курсировали несколько польских вертолетов, вскоре к ним присоединились два «Апача». Они обильно поливали огнем сверху позиции боевиков вдоль реки, а еще спустя некоторое время над ними показался штурмовик, выпускавший тепловые ловушки.

– Вот и раненые, мэм. – Том Старк подвел Джин к носилкам, стоявшим в укрытии.

– Полостная рана, – констатировала она, склонившись над одним из украинцев. – Надо срочно шить. Что-то извлекали изнутри?

– Нет, мэм. – Старк мотнул головой. – Они его там сами перебинтовали индивидуальным пакетом. Мы знаем, что ничего трогать нельзя.

– Хорошо, но на эвакуаторе поднять уже будет проблемой, – Джин покачала головой, – ведь придется опускать вертолет как можно ниже. Он потерял уже много крови. Мужчине нужна капельница и кровезаменитель, причем как можно скорее, но на эвакуаторе с капельницей не поднимешь. Можно засадить тромб. Ладно, сейчас вколю ему морфин и антибиотик, а потом зафиксирую пластырем. Вон там, в термосе, лед, поэтому насыпь его в грелку, – попросила Джин Тома. – Быстро. Постараемся приостановить кровотечение.

– Не стрелять! Не стрелять! – услышала она в наушниках голос Майка. – Джин, скажи им, не стрелять! Пожарные!

– Хорошо, переключи меня. Ястреб, слышите меня? Я – Амари-3.

– Джин, ты? – Теперь она уже слышала Михальчука.

– Майк приказал не стрелять. У бензовоза находятся пожарные.

– Да мы и сами поняли, но тут информация прошла, что боевики используют для подвоза боеприпасов гражданские машины, вот Леха и запутался. Увидел, как около бензовоза бегут какие-то мужики с металлом в руках, и влупил по ним. Ни в кого, слава богу, не попал. Я проверял. Только пугнул их. Они минут пять из укрытия не вылезали. Как там раненые, Джин?

– Фамилия. – она взглянула на медальон. – Так… Потапов. Полостное ранение груди. Случай тяжелый, но, думаю, выкарабкается. Другого, – Джин повернулась ко вторым носилкам, – зовут Иваном Бондаренко. У него… – Она склонилась над раненым. – Значит, два касательных. Посекло, можно сказать, осколками. Ерунда, одним словом. Царапины. Сильный шок, поэтому сейчас введу лекарства.

– Вертолет когда будет?

– Амари-3, Амари-3, – их перебили, и Джин услышала в наушниках английскую речь, – я Амари-6. Мы подлетаем. Подготовьте раненых.

– Они уже здесь, – сообщила Джин Михальчуку. – Сейчас эвакуируем. В госпитале их примет капитан Долански. Она – отличный хирург. Не волнуйся, Долански тоже ученица моей бабушки. Та считала делом своей жизни спасение людей.

– Будем надеяться, Джин. Бабушка кем работала? – поинтересовался Саня. – Светило науки?

– Можно сказать и так. Генерал-лейтенант медицинской службы, а во время войны – оберштурмбаннфюрер войск СС.

– Ничего себе, – поразился Михальчук. – Значит, и у нас была, на Украине?

– Где только не была. Мне некогда. Извини. Прилетели за ранеными.

– Понял.

Вертолет снизился. Рассредоточившись по периметру, американцы осуществляли прикрытие. Джин уже закрепила тяжелораненого Потапова на тросах и дала знак поднимать его на борт, когда неожиданно метрах в семидесяти раздался хлопок. Облако пыли разбежалось, словно круг от брошенного в воду камня.

– Скорее, скорее! – прокричала Джин по рации вертолетчикам.

Потапова начали поднимать. Через несколько секунд – еще один хлопок, еще один взрыв, теперь метров на тридцать ближе.

– Герцог-6, я – Амари-3, – сообщила она Майку по рации. – По нам ведут огонь, похоже, с помощью миномета.

– Я вижу. Это с той стороны реки. Нам отсюда не достать. Свяжись со своими приятелями. Скажи, пусть сменят позицию и накроют их. Срочно!

– Слушаюсь. Ястреб, Ястреб, слышите меня?

– Да, слышу, Джин.

– Саня, обстреливают санитарную вертушку. Майк приказал занять позицию и заткнуть их. Сделаете?

– Ага, вижу. На девять часов – миномет. Сейчас устроим, кэп.

Загрохотал КПВТ, обстрел вертушки стих и больше ничего не прилетало. Обоих украинцев благополучно подняли на борт.

– Амари-6, Амари-6, я – Амари-3. – Джин вызвала по радио Мэгги.

– Капитан Долански. Слушаю, Джин.

– Раненых забрали, – сообщила она. – Сейчас прибудут на базу. Плюс один труп. Увы. – Джин тяжело вздохнула. – Этого направлять сразу в морг. У одного мужчины полостная рана груди. Еле справились, поднимая его в положении сидя.

– Вертолет не сел?

– Нет, очень сильный обстрел. У человека большая потеря крови. Надо сразу ставить на кровезаменитель и под физраствор. Внутри, похоже, осколки. Слава богу, ничего не трогали. Думаю, ты справишься.

– Не волнуйся, Джин. – Мэгги рассмеялась. – Сошьем как новенького. Тут, кстати, тобой украинский генерал Собора интересовался, – сообщила она.

– Что ему надо? – Джин недовольно поморщилась.

– Спрашивал, для чего к его ребятам бабу приставили и как ее зовут. Мы ему отказали в объяснениях. Еще спрашивал, верно ли он услышал: «Говорит Ромео Фокстрот. Мы в деревне, сэр!» – или у него глюки.

– Тоже кино смотрел, ясно. – Джин улыбнулась. – Кто только его не смотрел! Надеюсь, ты объяснила, что это глюки и пора подлечиться.

– Про деревню на самом деле было. Майк любит разыгрывать, а генерал чуть умом не тронулся. Пришлось его успокоить, объяснить смысл шутки.

– А он?

– Ворчал на своем языке.

– Как же ты вообще с ним общалась?

– Кто-то там, понимающий по-английски, у него есть. Не с первого раза, но понять мог. Вот мою речь они вряд ли различили.

– Комбат Хмелев, наверное, от страха всю школьную программу английского вспомнил, – съязвила Джин.

– Кто-кто? – Мэгги переспросила с удивлением.

– Да есть тут один герой, который, как его сержант выражается, тупой, каких мало.

– Джин, вертолет прилетел. Я побежала.

– Удачи, Мэгги.

– Тебе тоже, Джин. Возвращайся быстрее.

– Я постараюсь.

Связь с Мэгги отключилась.

– Как ты? В порядке? – К ней подбежал Майк, взял за руку и заглянул в лицо. – Устала?

– Да, немного. – Джин улыбнулась. – Раненых и труп отправили. Я в порядке.

– Украинцы вышли с площади, – сообщил он. – Присоединились к твоим приятелям. Сейчас тебе снова придется отправиться к ним.

– Они мне уже как родные.

– Это неплохо. Боевики засели в здании школы. Будем их оттуда выкуривать, и нам потребуется помощь твоих ребят. Мы вызвали подкрепление. Помимо воздушной поддержки, к нам идут механизированный батальон дивизии Old Ironside и танковая рота «Абрамсов». Вам потребуется зайти с левого фланга, провести разведку и доложить обстановку.

– Я поняла, Майк. – Она кивнула. – Сейчас же иду к ним.

– Старк тебя прикроет.

– Отлично.

Едва добравшись до украинских БТРов, молодая женщина сразу увидела среди военнослужащих выведенных Майком с площади. Вид у них был куда более потрепанный и запыленный.

– Наш капитан, здорово! – Михальчук спрыгнул с машины, увидев Джин. – Как там Потапов и Бондаренко? Жить будут?

– Да. Они уже в госпитале. Уверена, капитан Долански все сделает самым лучшим образом.

– Будем надеяться. Я выясняю, как так получилось, что Славку грохнули. Знакомься, – он представил ей молодого сухощавого сержанта, – друган давнишний Серега Митин. Говорит, там застряли из-за тупости комбата. Он у наших ребят перед выездом ручные гранаты отобрал. Представь себе! – Михальчук присвистнул. – От греха подальше, говорит. Бой в городе. Вполне возможно, придется оборонять здание, те же больницу или элеватор. Какой бой в городских условиях без гранат? Количество и грамотность использования боеприпасов все решает. Верно ведь?

Джин кивнула.

– Он еще боеприпасы хотел пересчитать, но они выехали, не дожидаясь, пока он еще какое распоряжение родит. На площади ребят обложили со всех сторон, а он все не разрешал огонь открыть. Ведите переговоры, ведите переговоры… Пока ругались там по радио, исламисты и срезали пулеметчика. Жалко.

– Ладно. – Джин вздохнула. – Значит, так, сержант, – она сразу перешла к делу, – рассиживаться особо некогда. Наш капитан сказал, они укрепились в больнице. Приказано развернуться левым флангом, провести разведку, доложить расположение и дальше ждать приказа.

– Вот, слышал. – Михальчук по-дружески подтолкнул Митина в бок. – Здесь только один командир толковый имеется. Амер. Тот, который тебя с площади выводил. Мы теперь только его слушаем, а нашего глушим во избежание проблем. Не слыхать – и все. Пусть связистов вызывает для налаживания связи. Пока они налаживают, мы все задачи выполним. Все. Ребята, по коням. – Парень взглянул на часы. – Выдвигаемся левым флангом. Джин, давай ко мне. – Михальчук подтянул молодую женщину на БТР. – Поехали, поехали, Виталька. Заснул? Давай вон к тому бетонному забору у дамбы. Там пока и встанем. Оттуда недалеко до спортивной школы, где они засели, метров семьсот, я думаю. Гранатометом и автоматами не достанут, а с дамбы наблюдение вполне можно провести.

К забору приблизились спустя минуты четыре. Михальчук спрыгнул с БТРа.

– Я вон туда заберусь, – показал он на небольшое возвышение на дамбе, – позыркаю оттуда. Серега, давай за мной. Парамон, не расслабляться!

– Я тоже пойду. – Джин спустилась на землю. – Мне надо докладывать капитану.

– Там, мэм, опасно. – Михальчук пожал плечами. – Видишь, как она торчит, точка над забором. Они ее засечь могут запросто.

– Миха, гляди, амеры техники нагнали, – сообщил Коновалов.

Со стороны базы к площади у больницы Эль-Зара подтягивался десяток «Хаммеров».

– Там человек с сотню, не меньше.

– Это из дивизии Old Ironside, – объяснила Джин. – Майк вызвал подкрепление. Сейчас еще «Абрамсы» подойдут.

– Танки? – Михальчук сдвинул каску на затылок. – Война начнется.

– Прежде всего нам надо разведать цели, – напомнила молодая женщина.

– Ага. – Он кивнул. – Полезли. Парамон, пока за старшего.

– Есть!

«Хаммеры» Old Ironside выехали на пустырь правее украинских БТРов и развернули пулеметы в сторону площади.

– Так, чего там. – Михальчук пристроился на самом краю вышки, в тени. – Из стального листа сделана… Уже хорошо, – заметил он. – Если они нас увидят, то стрелковым оружием ее не пробить. Еще кто-то мешки с песком подтащил. Может, сами боевики, а мы попользуемся. Где они, голубчики? – произнес он, поднося к глазам бинокль.

– Что? – Джин присела рядом с ним.

– Мирных жителей в окрестностях нет. Значит, все по-серьезному. Вот вижу, ходит какой-то тип с автоматом прямо перед зданием школы. Платка или повязки на нем нет, но вряд ли просто погулять вышел. На крыше соседнего дома еще какой-то мужик. – Михальчук перевел бинокль чуть левее. – Работает активно, строя стеночку из кирпичей. Сдается мне, огневую точку готовит. Доложи своему…

– Герцог-6, я – Амари-3, – произнесла Джин по рации. – Докладываю обстановку.

Американский снайпер два раза выстрелил по указанным целям.

– Слышь, Миха, – снизу послышался голос Парамона. – Тут опять наш орет, тебя требует. Кричит, дескать, никому не стрелять, а лишь вести наблюдение.

– Так ты его успокой. Скажи, мы просто наблюдаем. Пусть валерьянки примет.

В воздухе послышался характерный свист, а спустя мгновение раздался взрыв – как раз между «Хаммерами» и позициями БТРов, за ним еще один. Вслед за этим вокруг «Хаммеров» взметнулись фонтаны песка, то есть автоматный огонь.

– Едрена вошь, миномет, – сплюнул Михальчук. – Вон там, – он присмотрелся, – в верхнем окне. Вспышки!

Джин немедленно доложила о происходящем.

– О’кей, на девять часов миномет. Открыть огонь! – услышала она в наушниках голос Майка.

– Открыть огонь, – передала молодая женщина.

– Парамон, пали! – крикнул Михальчук вниз.

Загрохотал «Марк-19», к нему присоединились крупнокалиберники с «Хаммеров» и КПВТ с БТРов. Даже невооруженный глаз мог отметить, как в осажденном здании школы надуваются и оглушительно лопаются громадные огненные шары.

– Кто стреляет?! Кто стреляет?! – вопил по рации комбат Хмелев.

Одна граната попала прямо в окно. Изнутри повалил дым.

– Парамон, не останавливаться! Жми их! – кричал Михальчук.

С БТРа дали еще две очереди.

– Одну промазал, – констатировал Саня, глядя в бинокль. – Прошлась вдоль крыши, а вторая вообще молодцом, точняк в окно легла.

– Миха, нас только что обстреляли из проезжающей машины, – доложил снизу Коновалов.

– Садани по нему. Чего ждешь?

– Есть!

– Сколько раз говорить: стрельнули, а мы сразу в ответ. Нечего ждать и всю эту хреновину хмелевскую повторять да обсасывать.

Джин не сводила взгляда с окна, откуда стрелял миномет. Через несколько минут снова блеснула вспышка.

– Они все еще там!

– Где? Парамон, огонь! Огонь! Долго собираешься, мать твою!

– Вспышки в крайнем правом окне верхнего этажа.

– Он успел перебежать!

– Я – Амари-3, я – Амари-3, вспышки в крайнем правом окне верхнего этажа. Как поняли?

– Видим. Сейчас накроем. О’кей!

Снова загрохотали пулеметы с «Хаммеров». Рикошеты трассеров отскакивали от стен.

– Эх, черт! – Михальчук вытер пот со лба. – Бьют хорошо, плотность высокая, а попадает, видишь, только один из двадцати. Надо корректировочку дать.

– Я – Амари-3, я – Амари-3, – передала она новое указание.

– Вас понял, Амари-3, – ответил Майк. – Передай всем вернуться на позицию. Начинаем выдвижение.

– Саня, выдвигаемся, вниз!

– Что? Штурм? – Напарник, похоже, не поверил.

– Вроде того!

– О! Серега, за мной. Кэп, руку давай! Давай, давай, без жеманства.

Они спрыгнули с вышки и подбежали к БТРам. «Хаммеры» уже проехали первый мост и двигались ко второму. С воем пронеслась реактивная граната, выпущенная из РПГ, и упала в реку. В ответ с «Хаммеров» открыли шквальный огонь. Опять выстрел из РПГ – граната пронеслась между машинами, но тоже мимо. Ударилась, разорвавшись, в насыпь.

– Ликвидировать гранатометчика! – услышала Джин в наушники приказ Майка.

– Ты видишь его? – повернулась она к Михальчуку.

– С РПГ? Сейчас. – Он высунулся из машины с биноклем и осмотрелся, прикрываясь люком. – Ага, вон там, похоже. В низкой пристройке рядом со школой. Парамон, сними его аккуратненько, а то слишком уж обнаглел.

«Хаммеры» скрылись за домами. Послушался стук пятидесятого калибра, выстрелы автоматического гранатомета, звонкие хлопки карабинов М-4. Потом раздался взрыв, еще один…

– Что это? – Михальчук насторожился. – Мины?

– Я – Герцог-6. Один «Хаммер» подорвался на фугасе, – сообщил через секунду Майк. – Будьте осторожны!

– Миха, Миха, нас обстреливают! – прорвался в забитый донельзя украинский эфир Петренко, шедший правее. – Что делать? Комбат опять не разрешает открыть огонь!

– Да сколько ж ты будешь его слушать? – заорал в микрофон Михальчук. – Лупи по ним, и баста. Ты ждешь, пока они тебя подобьют?

– Я – Герцог-6. Продолжайте обстрел. В здании ликвидированы три боевика, и правая сторона очищена полностью. Движемся дальше. Обеспечьте огонь с левого фланга.

– Вас поняли, Герцог-6…

– Что там? Убили кого-то?

– Нет, только машину потеряли. Людских потерь нет. У них убили троих и взяли правую часть здания. Приказано усилить огонь с левого фланга.

– Сейчас влупим!

– Одного взяли, – снова заговорила рация. – По-английски не говорит. Джин, послушай, что он там несет.

Через мгновение молодая женщина услышала слабую арабскую речь.

– Говорит, в городе около тысячи боевиков, – перевела она Майку. – Им поставлена задача атаковать полицейские участки и подразделения национальных гвардейцев. У них много гранатометов, тяжелых пулеметов, установленных на пикапах, и минометы. Дальше, как водится, Майк… – Она улыбнулась. – Это священная война. Мы крестоносцы, и они будут сражаться с нами до конца. Аллах Акбар! Понятно без перевода, я надеюсь.

– Я понял. – Майк неожиданно ответил мягко и тут же приказал кому-то рядом: – Уведите! Хватит слушать его разглагольствования.

– Можно сообщить информацию украинской стороне? – спросила Джин.