У каждой ведьмы есть Дело.
С большой буквы – и никак иначе. Занятие, подготовленное самой судьбой.
Есть колдуньи, которые годами ищут рецепт зелья вечной молодости. Или разгадывают запутанные пророчества. А есть я.
И моё предназначение.
Всё началось в детстве, когда я только начала осваивать дар. Другие ведьмы превращали носы подруг в птичьи клювы или таскали у матерей мётлы, чтобы научиться летать. А я хвостом ходила за бабушкой – и просила рассказать ещё одну историю.
Бабушка много лет провела в свите Гекаты – большая честь для колдуньи. Она путешествовала с повелительницей тьмы через ветер и облака. Участвовала в ритуалах. И, конечно, встречалась с другими богинями.
Бабушка рассказывала, как Фрейя разъезжает на колеснице, запряженной двумя огромными котами. Мокошь устраивает землетрясения. Гермес помогает мёртвым переправиться через Ахерон.
Я не знала ничего, интереснее этих историй.
Иногда кажется, я такая одна. Даже мои талантливые подруги спрашивают:
– Разве Гермес появляется в подземном царстве?
– А что на самом деле случилось с Медузой?
Что уж говорить о других, менее известных богах. О Кимополее, повелительнице штормов. Меритсегер, оберегающей покой мёртвых. О демонах. Девах, живущих в пещерах. Других загадочных существах.
Я пыталась хранить эти истории в памяти, но однажды их стало слишком много. Теперь я всё записываю. Но и блокноты быстро заканчивались; поэтому подруги подарили мне зачарованную книгу, которая могла вместить тысячи страниц.
Книгу с красной обложкой.
Она стала символом моего Дела. Конечно, я изучаю заклинания и варю зелья. Но всё это – лишь инструменты для моего путешествия.
Я сажусь на метлу, чтобы отправиться в новое место. Заглядываю в хрустальный шар, чтобы найти тех, кто может поделиться своей историей. Девушка, женатая на медвежьей стае. Шаман в образе ягуара. Забывчивая жрица Морфея.
Я собираю истории, которые рассказывают живые и мёртвые. Люди и животные. Демоны и богини. Старательно записываю каждую. Составляю красную книгу богов.
Чтобы никто из них не растворился в безвестье.
Поправив белую косынку, Людмила пошла вдоль борозды. Рука потянулась к мешочку с семенами на поясе. Этим утром бабушка отправила всех девчонок сеять пшеницу.Лезвие мотыги сияло на солнце.
Людмила вытянула ладонь, но быстро отдёрнула пальцы. Даже не касаясь, можно было обжечься. Металл пылал. Пылало и свежевспаханное поле, от кислого запаха земли кружилась голова.
Или дело было в жарком полуденном солнце?
Пахарь тоже ушёл, бросив мотыгу. Оглянувшись, девушка не увидела ни одного человека вокруг. Только она – и свежевспаханное поле.
Солнце подбиралось к зениту. Опасливо Люда посмотрела на свою тень.
Но та не спешила доставать серп.
Это было новое поле: с каждым годом деревня требовала всё больше пшеницы. Замерев на краю борозды, Людмила вспоминала легенды о Полудницах. Они, опасные и жестокие, рождались вместе с полем.
И умирали, когда с него собирали последний урожай.
Пугливые сестрицы решили отсидеться в доме. Зато Людмила раскрыла мешочек и начала разбрасывать пригоршни семян по борозде. Остальные и до поля добраться не успеют, а она уже закончит.
Бабушка точно похвалит старательную внучку. Может, даже позволит отдохнуть вечером.
Неторопливые шаги, размеренные движения рук. Девушке стало скучно. Она гадала, чем занимаются сёстры. Вспоминала бабушкины сказки: о Леших, Мавках и – Полудницах.
Белые одежды. Острый серп. Глаза, сияющие, как солнце.
Мама и сёстры тоже говорили о них. Не работай в поле в жару – а то встретишь Полудницу. Моргнуть не успеешь, а она замахнётся серпом.
Так и останешься навеки под палящим солнцем.
Зёрна сыпались в землю. Людмила снова вытерла лоб косынкой, обернулась – она едва прошла половину борозды. Солнце почти добралось до зенита.
Мешочек с зёрнами не легчал, а наоборот – становился тяжёлым.
Что говорила мама? «Люда, не спеши. Будешь работать в полдень, она тебе покажет».
Бабушка и её истории о Полуднице. Горячее лезвие мотыги. Раскалённый добела серп.
Мешочек с зёрнами тянул к земле. Пшеница сыпалась вне борозды, липла к потной ладони. Солнце наконец воцарилось на небосводе.
Людмила сделала шаг в сторону – и едва не упала на землю. Пот тёк по шее. Она хотела опуститься на колени, закрыть глаза и перевести дух – а потом вернуться к работе. Закончить, пока не пришли сёстры.
И пока Полудница не появилась.
Замерев на мгновение, Солнце продолжило путь по небосводу. Девушка открыла глаза.
Её простое платье сменилось белыми одеждами. И пусть она лежала прямо на земле – на ткани не осталось не пятнышка.
Она поднялась на ноги. Сощурившись, оглядела поле. Новое поле, на котором ещё ни разу не всходила пшеница.
За спиной раздались голоса – рабочие решили вернуться. Полудница резко повернулась.
Вокруг моего жилища бродят львицы.
Я знаю, звери не причинят мне вреда – она не позволит. По саду разбросана разорванная одежда. Мне жаль этих девушек: они надеялись на знак внимания, а добились проклятья.
Потому что она не спускает подобное с рук.
Должность жреца Кибелы не передаётся по наследству. Богиня сама выбирает тех, кто будет служить ей.
И это великая милость.
От Кибелы зависит, взойдёт ли урожай на полях. Она несёт счастье и процветание. Её просят о покровительстве все: от фермеров до торговцев.
И богиня всегда помогает им – в обмен на поклонение и ритуалы.
Не всем дозволено принимать участие в обрядах. Кибела выбирает лишь самых достойных и самых прекрасных. Юноши, которые орошают жертвенники кровью или кружатся в танце, посвящённом богине, могли бы разбивать сердца дюжинами.
Но они принадлежат только ей.
Встречаются люди достаточно смелые – или достаточно глупые – чтобы соперничать с богиней. Как эти девушки, которые приносили в храм вино для ритуалов.
Они задерживались у алтаря. Делали мне комплименты. Одна даже коснулась ладонью моей руки – оставив лёгкий запах винограда.
Я знал, ничем хорошим это не кончится. Просил их не гневать богиню. Но девушки лишь смеялись и говорили, что Кибела не может забирать всех красивых юношей себе.
Ещё как может.
Должно быть, они следовали за мной до дома. Пробрались в сад. На этом моменте терпение Кибелы лопнуло – и она прибегла к своему любимому проклятью.
Теперь две львицы блуждают по саду, а я снова и снова благодарю её за милость.
Говорят, быть жрецом Кибелы – великая честь. Не знаю, правда ли это, ведь у нас не было выбора. Но это глупые мысли. Глупые и крамольные. Всё, что должно меня волновать – благополучие богини.
Поэтому сейчас я выйду из дома. Доберусь до храма и разожгу пламя в жертвеннике. Львицы не тронут меня. Никто не тронет.
Она этого не допустит.
Иногда мне казалось, что она – миф. Мрачный кошмар, которым пугают неопытных ведьм. Бледнолицая, темноволосая и эфемерная, она появлялась в моих снах.
Но никогда – не встречалась в реальности.
Первый и последний день месяца принадлежат Гекате. В один из таких меня посвятили в её ученицы. Меня – и других девушек, которые рискнули связать свою жизнь с колдовскими искусствами.
Нас всех привлекают мрачные тайны гаданий и ворожбы.
Нас учат такие же ведьмы. И юные девы с большими глазами и белой, как Луна, кожей; и те, чьи волосы серебрятся от седины.
Временами мне кажется, первые на самом деле старше вторых.
Нас учат птицы. И ветер. И шепот морских дочерей, и тяжёлые голоса дриад. Наша покровительница только наблюдает.
Пока однажды…
Я проснулась в полночь, почувствовав чьё-то присутствие. Острый месяц светил в окно. Ночь выдалась спокойной и безветренной.
А на пороге стояла она.
У её ног лежали три черных пса.
На плече сидел большеглазый филин.
Сама она, сцепив руки в замок, смотрела на меня. Оценивала.
Я не смела сказать и слова. Даже вздохнуть громко не могла. А Геката произнесла:
– Сегодня мне нужна помощница, чтобы разносить ночные кошмары.
Я и поверить не могла в такую честь.
– Одевайся, – бросила она. – Нам нужно спешить.
За тысячи лет этот мир сильно обмельчал.
Были времена, когда я придумывала новые загадки каждую ночь, а Луна наблюдала и давала советы. Когда ко мне приходили сотни героев.
Когда я решала их судьбу.
Мои когти были остры. Один взмах крыльев мог устроить бурю. Сейчас он едва поднимает песок в воздух.
Мы – Сфинксы, Кентавры, Русалки, сотни других невероятных существ… Мы все живём благодаря вере людей. Никто больше не ищет нимф в лесах. Не затыкает уши воском в страхе сирен.
Не ломает голову над загадками Сфинкса.
Моя жизнь зависит от тех, кого я отправляла в загробное царство одним взмахом лапы – за трусость или неверный ответ. Какая ирония, не правда ли?
Но мне есть, на что надеяться.
Раз в несколько лет они всё же появляются в пустыне. Герои и героини. Те, кто ищет древние сокровища, или жаждет сразиться с монстрами, столь ужасными, что даже легенды прошлого не могут их описать.
Я жду их. Я готовлю свои загадки.
И пусть даже я исчезну, если им всем суждено погибнуть —
Сфинкс всегда будет справедлив и беспощаден.
Моё предназначение – внушать ужас.
Не знаю, откуда такие, как я, берутся. Кажется, я всегда существовала в этом мире. Бродила по улицам городов, пустынным горным тропинкам, среди деревьев и вдоль океана, оставляя следы на песке.
Мои следы – обычные отпечатки стоп. Мои ноги, руки, волосы – всё абсолютно нормальное.
Вот только лица нет.
Таких, как мы, называют ноппэрапон. Безлицые. Демоны, чьё предназначение – держать людей в страхе.
И я следую ему с величайшим старанием.
Это не так уж и сложно. Достаточно снять шляпу с широкими полями, опустить веер, или убрать длинные волосы от лица – и люди сами разбегаются с криками. А я принимаю другой облик и догоняю их, снова и снова.
Пока не надоест.
Мне бы не стоило жаловаться. У каждого живого существа есть призвание, и я должна прилежно исполнять своё. Я рождена, чтобы внушать людям страх, они – чтобы шарахаться в стороны и убегать, зажмурившись.
Но иногда я хочу, чтобы всё было по-другому.
Хотела бы я узнать людей поближе. Не наблюдать за ними исподтишка, закрывая лицо, а по-настоящему. Поговорить с кем-то, хотя бы о погоде. Обсудить книгу или театральное представление.
Но они кричат: «Демон!» – и убегают.
Наверное, стоит с этим смириться. И я выбираю очередного прохожего: юношу в лёгком кимоно, который медленно идёт вдоль дубовой аллеи.
У него в руках – трость. Надеюсь, не потеряет её, когда будет убегать. Я выскальзываю из переулка, отбрасываю за спину волосы и шепчу:
– Приветствую, незнакомец!
Он оборачивается.
Мы встречаемся взглядами.
Так, наверное, нельзя сказать. Потому что у меня нет глаз, пусть я и умею видеть. У него глаза есть, но – не те, к которым я привыкла.
Они абсолютно белые. Пустые.
Трость постукивает по камням, будто пытаясь меня найти.
– Приветствую! А вы…
Он смотрит мне в лицо: неуверенно, но без страха. Ладонь тянется вперёд, будто пытаясь удержать равновесие.
И я перехватываю её своей.
– Помочь вам? Куда вы направляетесь? Я могу вас проводить.
Он всё ещё в замешательстве, но кивает. Да и я не знаю, что делать.
Обычно в этот момент я остаюсь одна, а крики затихают вдали.
– Я иду в театр, послушать игру на флейте, – говорит он.
– О, я тоже люблю флейту! Жаль, что сама не умею играть.
Трость скользит по мостовой, мои шаги легки, как никогда. Юноша опирается на мою руку и рассказывает о своих любимых пьесах.
Впервые за всё своё существование я иду в театр с кем-то.
И мне это нравится.
Медуза совсем одна на своем острове.
Бушуют волны. Суровое море должно было стать препятствием. Как и острые скалы, и нелюдимый лес.
Но их ничто не останавливает.
Медуза хотела бы остаться наедине с собой. У неё есть шум моря и алые закаты. Лес, в котором можно неспешно прогуливаться. Сад с белыми, нежными цветами.
Но они никак не могут оставить её в покое.
Тёмный силуэт возникает на горизонте: маленькая лодка или целый боевой корабль. Смелые приходят поодиночке; трусливые ведут за собой отряды в крепкой броне, с мечами, копьями, стрелами.
Медуза не боится их.
В её карающем взгляде давно нет ярости. Злость притупилась, как скала, которую точат волны.
Она устала. Она хочет тишины, а не битвы. Статуи воинов остаются в лесу, на скалах… Или в саду – белый мрамор среди белых цветов.
Взглянув в глаза очередному воину, который хотел сделать её своим трофеем, Медуза качает головой.
И уходит смотреть на закат.
Когда-то речи богов были сладки, как мёд. Ты – самая смелая среди нас. Ты – Подруга Победы, сильная и отважная. Ты можешь выдержать все. Пожалуйста, сделай это. Ради нас. Ради мира.
Сейчас я каждый день слушаю крики:
– Ты – тупая идиотка! Медлительная корова! Что тебе мешает шевелиться быстрее, ну что?!
Руки сами трясутся, или я так тороплюсь смахнуть последнюю каплю яда в реку? Далеко внизу вода окрашивается в зелёный. Среди смертных ходит легенда, что она несёт болезни и смерть.
Но есть ещё одна вещь, которой смертные боятся.
– Тва-арь! – раздаётся вопль из пещеры, такой узкой, что можно принять за трещину в скале.
Тороплюсь вернуться, пока не произошло худшее, но – поздно. Скала вздрагивает. Босая нога попадает в расщелину.
Оставляя следы божественной крови на камнях, вырываю стопу из плена. Локи бьётся в путах, и я чувствую, как дрожит весь мир, как приоткрываются веки спящего в бездне змея и других чудовищ, ждущих своего часа. Казалось бы, ещё несколько секунд, и всё придёт в движение, чтобы замереть, уже навсегда – но я поднимаю чашу к клыкам змеи.
Капля яда скользит по глине. Локи откидывает голову на скалу и бормочет:
– Ненавижу тебя. Ты тупая, медленная, отвратительная…
Он не может сбежать – путы сплетены из кишок нашего сына. Единственные путы, которые бог не способен разорвать. Держа чашу над его грудью, погружаюсь в воспоминания.
Чем ещё занимать себя в этой одинокой пещере?
Когда Локи допустили в чертоги Асов, он выделил меня из остальных. Делал самые цветистые комплименты, хвалил моё умение обращаться с копьём, мой голос, мои глаза… Сравнивал мою кожу с мрамором, а волосы – с полноводной рекой.
Сейчас эта река отравлена, а кожа высохла и побледнела.
До сих пор не знаю, хотел ли он породниться с асами или правда влюбился. Но я стала его женой, и другие боги поднимали кубки с мёдом за наш союз. Мы смеялись над предсказаниями о конце света и думали, счастье будет длится вечно.
Но Локи начал отпускать те шутки в сторону богов. Слышали бы они, какими словами меня теперь называют каждый день – и не подумали бы обижаться.
Конечно, я помню, как разгневался Всеотец. Как Локи долго искали и наконец поймали в пещере, похожей на эту. Но наказание ждало не только его.
Нашего старшего сына боги превратили в волка – и в ярости он разорвал на куски младшего. Его плоть Тор взял, чтобы привязать Локи к скале. Скади устроила ядовитую змею над его головой, а Всеотец сурово наблюдал. Но когда я собралась покинуть пещеру вместе со всеми, он преградил дорогу:
– Ты остаёшься здесь, Сигюн, – его голос звучал как рокот грозы. – Тебе нужно быть рядом.
– Но… зачем?
Один кивнул в сторону пленника. Чёрная змея, незаметная среди камней, зашипела. Первая капля яда упала на грудь Локи.
Я никогда не слышала подобного крика. Даже бессмертный Тор вздрогнул. Муж выгнулся дугой, скала содрогнулась, и я едва удержалась на ногах – от ужаса или землетрясения?
– Каждый день яд будет причинять ему невыносимую боль, – голос Одина эхом отдавался в пещере. – Он будет кричать и биться в агонии, вызывая дрожь земли. И если однажды это продлится слишком долго…
Я затаила дыхание. Взгляд единственного глаза Одина прожигал насквозь.
– Вестники Рагнарёка проснутся.
Я не знала, как ответить. А Скади вложила в руки чашу, украшенную рунами.
– Ты жена его, – продолжил Один. – Оставайся рядом, собирай яд и не допускай беды. Спаси нас всех, Сигюн.
– Ты справишься, – пророкотал Тор.
Один за другим боги ушли, оставив меня с чашей, змеёй и бьющимся в агонии мужем. Я даже не успела спросить:
– Как долго придётся это делать? Сколько продлится наказание?
Не знаю, сколько лет прошло: сотни или тысячи. Для бессмертных разницы почти нет. Вспоминаю Асгард, пиры и празднества. Фрейя заплетала мне волосы; Скади протягивала кубок с мёдом – а вовсе не змею, источающую яд.
Разглядывая путы на запястьях и лодыжках мужа, думаю о Вали и Нарви, наших сыновьях. Нормально ли, что я почти забыла их лица? Чаша наполняется так быстро. Но как бы я ни торопилась выплеснуть яд, не успеваю до падения новой капли и криков мужа:
– Быстрее! Не видишь, мне больно?! Тупица! Корова!
В некоторые дни я иду назад намеренно долго. Может, Локи одумается и поймёт, как я нужна ему, как много я делаю, оставаясь в этой пещере. Но он только кричит, громче и громче.
Другие боги навещают меня, но так редко. Не знаю, сколько зим прошло с последнего визита. Хеймдалль заглядывает; Фрейя может принести крынку мёда и новый плащ из кошачьей шерсти. А ещё Скади, её приближение я узнаю по запаху соли и холодному ветру.
– Сигюн? – зовёт она. – Ты здесь?
Где ещё я могу быть?
Локи задремал, и я ставлю чашу на его едва поднимающуюся грудь. Снаружи хлопья снега опускаются на камни, но тут же исчезают, не оставив следов. Иногда так хочу исчезнуть и я. На Скади новый, сияющий нагрудник, волосы собраны в пышную косу. Когда я меняла одежду или хотя бы расчёсывалась? Она поправляет колчан со стрелами и смеряет меня взглядом:
– Последнее землетрясение мы и в Асгарде почувствовали. Что случилось?
– Я попала ногой в расщелину. Вот, – показываю царапины на голой коже.
Я так часто проливала яд на камни – пещера прогнила насквозь, и раны плохо заживают даже на богах. Но Скади едва бросает взгляд:
– Ты не должна этого делать. Змей может проснуться по твоей вине.
– Но я…
– Ты не понимаешь, – перебивает она. – Наши судьбы в твоих руках. Нельзя быть такой безответственной.
– Да, сестра.
Её голос смягчается:
– Всеотец хочет навестить тебя.
– Что, правда? – вырывается у меня.
Мы не виделись с Одином с тех пор, как началось наказание. Неужели гнев сменился на милость?
– Да, – торжественно отвечает Скади. – Он скоро появится. Жди!
– Спасибо! Я так хочу поговорить с ним! Как думаешь, может, он…
– Мне надо спешить, – снова перебивает она. – Жди!
Повторив это, Скади исчезает в снежном вихре. И опять не успела попросить о самом важном: забрать эту чёртову змею.
Заточение в пещере и без неё слишком мучительно.
Качая головой, возвращаюсь к мужу. Чаша почти переполнена, яд вот-вот выльется через край. Подхватываю её и замираю. Проглотить бы разом – и яд сожжёт меня изнутри. Избавит от змеи, пещеры, криков…
– Зачем?
Опускаю взгляд. Локи открыл глаза и смотрит на меня с усмешкой.
– Зачем? – повторяет он. – Не доставляй им такого удовольствия.
В мыслях появляется другой образ, где я выплёскиваю чашу прямо ему в лицо. Яд разъедает кожу, Локи кричит и извивается в путах, камень раскалывается, и на свет вырывается Змей, обрывая не только мои мучения, а знаменуя конец всему.
– А вот это интересно, – Локи смыкает веки. – У нас больше общего, чем кажется, не так ли?
Не зная, что ответить, выливаю яд на камни. Запах смерти и гниения усиливается, но нет времени выходить, змея готова уронить новую каплю. Левая рука тянется убрать волосы с его лица.
– Скоро нас навестит Всеотец.
– Старик? Зачем это? – голос Локи такой мягкий. Будто не было сотен лет оскорблений, а мы прогуливаемся по саду в Асгарде и беседуем.
– Я думаю… Может, он хочет освободить меня? – быстро исправляюсь. – Освободить нас?
Локи смеётся. Когда-то давно мне нравился его смех.
– И не мечтай. Один знает, я не чувствую раскаяния.
– Разве ты…
– О, ни капли! Мы – живые свидетельства его глупости и жестокости, – он косится на ожоги от яда. – Один никогда не освободит меня. И тебя тоже.
– Ты лжёшь! – отстраняюсь от него, чуть не роняя чашу. – Чего ещё ожидать от бога обмана?!
Неожиданно Локи подмигивает мне, совсем как много лет назад.
– Но ты знаешь, как со всем этим покончить. Есть только один способ.
– Много способов, – бормочу я.
– Нет, дорогая. Один.
Сотни – или тысячи? – лет назад сёстры предупреждали, не стоит верить ни одному его слову. Стараюсь так и делать, но ложь Локи проскользнула в голову чёрной змеёй с ядовитыми клыками.
Есть только один способ.
Я знаю, Всеотец мудр и справедлив. Наверное, стоит подготовиться к встрече, а то он не узнает в болезненно худой оборванке Сигюн, Подругу Победы. Глядя на отражение в чаше с ядом, поправляю волосы. Куда исчезла богиня, которую славили в битвах?
Осталась в Асгарде, где остальные боги продолжают пировать и веселиться, пока я собираю яд.
Мысли о прошлом отвлекают: змея роняет очередную каплю. Локи кричит и бьётся в мучениях, мелкие камни летят в пропасть. Спешу подставить чашу под следующую, оборачиваюсь, откидывая волосы за спину – и замечаю его.
Фигура Одина сливается со скалой: чёрный плащ, окладистая борода. Ни воронов на плечах, ни шлема или копья, и всё равно, это он, предводитель Асов, Хозяин Валгаллы. У него власть над всем миром – и над этой маленькой пещерой тоже.
– Отец! – тянусь к нему, едва не опускаясь на колени.
Как давно мы не виделись! Он отправил меня в эту пещеру, но милостью своей может завершить наказание, прямо сейчас. Один переводит взгляд на Локи: тот лежит, распростёртый на камне, закрыв глаза. Будто ему не интересно, будто он не верит, что нас могут освободить!
От голоса Одина дрожат стены:
– Могу я верить в твоё раскаяние?
Стоя на коленях, тянусь к мужу. Скажи: «Да», извинись или заплачь – и я заплачу. И пропадёт всё: змея, путы, пещера. Я смогу пробежаться по лесу, искупаться в чистом озере, почувствовать запах цветов и услышать пение птиц.
А Локи смеётся сквозь сжатые зубы.
– Старый дурак… Ты ведь знаешь ответ!
На лице Одина – ни следа удивления. Он отворачивается, полы чёрного плаща волочатся по камням. Тянусь схватиться за ткань, но прихожу в себя. Сигюн, до чего ты докатилась!
– Отец! – вскакиваю на ноги и поднимаю голову. – Постой, отец!
Один уже у выхода из пещеры. Спешу к нему, крича:
– Может ли кто-то меня заменить?
– Заменить? – он хмурит брови.
Голос дрожит, но я продолжаю:
– Я так давно здесь. Выливаю яд, слежу за Локи. Терплю оскорбления каждый день, много лет подряд! – быстро-быстро моргаю, чтобы не показывать слёз. – Может кто-то другой это делать? Скади? Или кто-то из твоих слуг?
Это не так сложно, справится даже голем, слепленный из глины на скорую руку. Но Один хмурится сильнее, на высоком лбу залегают морщины.
– Что тебе такое пришло в голову? Ты думала, кто-то из богов будет это делать? Может, мне самому взять чашу?
– Но…
– Подумай о нас! О Асах, о людях. Ты здесь защищаешь нас всех от Рагнарёка, – он кивает на скалу, под которой спят чудовища. – Неси свой долг с честью!
– Но я так устала, отец!
Прежняя Сигюн никогда бы этого не признала. Но – где она сейчас?
А Один отвечает:
– Ты не можешь устать от такого благородного дела. Мы все на тебя рассчитываем!
С этими словами он исчезает в вспышке дюжины молний. В глазах ещё несколько минут плавают цветные пятна.
Я остаюсь одна.
Нет, мы остаёмся одни. Возвращаюсь в пещеру, выплёскиваю яд на камни, смотрю, как новая капля срывается в чашу. Локи молчит, но, кажется, я слышу, как он думает.
За столько лет брака мы научились отлично понимать друг друга.
– Я снова прав, так?
Не нужно отвечать.
– Ты навсегда останешься здесь. Как и я.
– Но есть один выход.
Локи усмехается.
Оставив его, выхожу на свет. Начался снегопад, он слепит глаза, привыкшие к темноте. В расщелине скалы отравленная река несёт свои воды. Там, вдалеке, долины Мидгарда; за ними – Асгард, где пируют вечные боги. Те, кого я должна защищать до конца вечности, не ожидая ничего взамен.
Возвращаюсь к мужу. Чаша постепенно наполняется ядом. Он бросает на меня взгляд:
– Что тебя беспокоит, Сигюн?
– Тебе будет больно? – спрашиваю я.
– После стольких лет ты способна проявлять милосердие? – он дёргается в путах. – Вот почему они так долго использовали тебя.
– Ответь на вопрос.
Локи закатывает глаза.
– Это безумно больно. Словно кости варят в раскалённом металле. Но тебе не кажется… – он подмигивает. – …что я это заслужил?
Кажется, бог обмана наконец сказал правду.
– Я был плохим мужем, Сигюн, – выдыхает он. – Позволь мне немного искупить вину.
– У тебя будет мало времени.
– И у тебя. Так насладись им.
Киваю и напоследок касаюсь его щеки. Выхожу из пещеры и бросаю чашу с рунами в пропасть.
За спиной раздаётся первый вскрик. Скала дрожит. С каждой каплей землетрясение будет набирать силу, пока камень не расколется.
Я так часто мечтала о дне, когда Один освободит нас. Отправлюсь к любимому озеру в Мидгарде, возле которого круглый год поют иволги. Сброшу эти обноски и искупаюсь в чистой воде. Да, так и сделаю.
Оттуда я смогу наблюдать, как рушится мир богов.