Затравленный зверь. Мечу взгляд то в одну сторону, то в другую. Едва иду. Кусаю ногти. Сгрыз уже до крови. Мне больно. Больно, и я не могу сам справиться со всем этим. Но ради неё иду. Я должен.
– Добрый вечер. Чем мы можем вам помочь? – Миловидная девушка за стойкой регистрации обращается ко мне.
– Да… да… я хочу сдать анализ на наркотики. Анонимно. Это возможно? – Хриплю я, постоянно оглядываясь. Эрнест где-то рядом, он следит за мной, и Скар тоже здесь. Они поймали меня, но не дам им настигнуть себя сейчас. Прячусь.
– Да, конечно. Вам нужно пройти к кассе, оплатить анализ, и получить формуляр, который вы должны заполнить. Далее вы пройдёте по коридору к третьему кабинету, и вас вызовут. Результаты будут готовы через три часа. Вы будете это оплачивать? – Не меняя выражения лица, интересуется она.
– Да… да… да… я должен, – быстро киваю ей, и девушка указывает рукой на другую стойку, окружённую стеклом.
Меня шатает. Кости ломает снова. Чёрт, опять холодно. Голова болит. Её разрывает к чертям, как и рвотные позывы вновь наполняют меня. Нечем уже… нечем.
Передаю деньги и получаю бумагу, составленную на английском, в которой нужно заполнить данные. Вписываю туда просто «разбитый». Бреду к кабинету, и никого нет. Только я один вот такой. Мне не по себе, я чувствую, что все здесь специально собрались, чтобы поймать меня и притащить туда, где начнётся новый ад.
Я не помню, чтобы что-то принимал. Не имею права на это, ведь при рождении у меня уже была ломка, от которой я едва не умер. Мама поэтому и сбежала из больницы со мной, чтобы отца не посадили, а потом мы переехали в тот самый район, где я и стал ублюдком. Вот это и не позволило мне подсесть на подобное развлечение, ведь я изначально зависим. А сейчас… я понимаю, что та женщина в больнице была абсолютна права. Ведь я не раз наблюдал за подобным поведением, и все эти слова, разнящиеся с лично моей правдой, в очередной раз подтверждают, что я был под кайфом, выдумав для себя другую реальность, в которой превратился в чудовище, тронувшее самое дорогое для меня настоящего в этом месте.
Меня приглашают в кабинет и объясняют ход процедуры, а я даже не слышу, что мне говорят. В голове стучат разные мысли, начиная от поиска новой дозы и заканчивая желанием сброситься с высоты и разбиться. Их нельзя контролировать, это просто невозможно. Это наркотик. Он намного сильнее, чем человек, война с ним жёстче, чем с окружающим миром, потому что он в тебе. Все считают, что люди, падшие на дно – конченые мрази, на которых не стоит обращать внимания и лучше обходить стороной. И это правда, но никто не знает, что каждый из них с радостью бы выбрался из этого дерьма. Каждому из нас нужна помощь, искренняя забота и хотя бы грамм счастья. Наркотики – способ создать свой собственный мир, где всё хорошо, где ты что-то значишь, где ты необходим. Одиночество, вот что толкает людей превращаться в ходячие скелеты и убивать ради дозы. Я не хочу быть одним из них… не хочу, потому что знаю, насколько настоящая радость и тепло в груди отличаются от иллюзий того же самого.
Передав медсестре баночку с мочой, выдерживаю измерение давления и температуры, проверку зрачков и реакцию на свет, отвращение и нежелание дотрагиваться до меня даже в медицинских перчатках. Мне сообщают о времени, когда будут готовы результаты, и просят прийти позже. Но я боюсь отсюда уходить. Я не в себе. Боюсь, что могу совершить страшное, способное вынудить меня стать таким же, как отец. Я боюсь сорваться, потому что у меня в крови зависимость, и она лишь ждёт своего часа, чтобы проснуться и утянуть в свой ад.
Я говорю милой девушке стоящей за стойкой регистрации, что буду в дальнем углу. Она хотя бы улыбается мне и спокойно кивает, наверное, жалеет. Надеюсь, что жалеет меня… да, как бы это ни было противно, порой людям жалость тоже необходима. Они желают знать, что о них кто-то думает и переживает. Именно так мы понимаем, что не одни в этом мире. Возможно, я выдумываю сейчас отношение незнакомой девушки к себе, но это поможет справиться с трясучкой во всём теле.
Беру со стойки бумагу и карандаш, бреду в угол, замечая, что людей здесь много. В основном это бездомные, которых пытаются вернуть родные. Они просят их, плачут и умоляют пройти обследование, лечь в клинику, и в ответ видят лишь безразличие на свои слова. Это страшно. Очень страшно, поэтому мне жаль их. Они потеряли своих любимых и больше не обретут.
Забиваюсь в угол, вытирая пот с лица. Достаю мобильный и кручу в руке, ударяю им по коленям и снова кручу. Мышцы начинает ломить с ужасающей силой, но я терплю. Если я поднимусь и начну носиться по залу, то это только усугубит моё положение. Лучше сидеть и не двигаться. Пытка. Думать… должен думать…
Кто сделал это со мной? Кто? Что я сделал с Мирой?
Бросаю взгляд на телефон и грызу ногти. Порываюсь написать или позвонить. Но что я скажу?
«Прости меня, это был не я, а наркотики, которые владели моими чувствами. Как ты? Нормально? Нет? Мне тоже хреново. Прости меня… прости меня…»
Бред, правда? Конечно, она не ответит. Она навсегда похоронила воспоминания. Я их убил. Её убил, и мне хочется сдаться. Пойти в полицию и во всём признаться, только бы как-то поправить положение. Но ничего уже не сделать. Ничего, потому что это случилось. Нельзя вернуть время и изменить что-то. Мне придётся жить дальше, а чтобы это получилось, я обязан понять, когда и кто вколол мне наркотики. Я знаю, что меня подставили. Знаю, что они добивались моего неадекватного и невменяемого состояния, и получили больше, чем ожидали. Я принёс смерть единственному человеку, который был для меня важным здесь. И мне нужно куда-то это выплеснуть. Нужно кому-то рассказать всё. Нужно…
Карандаш трясётся в моей руке, но я выплёскиваю всю свою боль с самого начала. Именно это должно помочь мне вспомнить, когда произошло страшное. Когда они смогли подобраться ко мне так близко, чтобы накачать дрянью. Мой путь до места проведения бала. Мои мысли и терзания. Бокал шампанского, который я беру, не обращая внимания на то, кто мне его подаёт. Он единственный на подносе. Только один, для меня. И я пью его, до дна пью, ища её глазами. Её слова… моё отчаяние… прощание…
– Сэр, ваши анализы готовы, – до моего плеча дотрагиваются, и я подпрыгиваю на месте, затравленно поднимая голову. Девушка приподнимает брови от секундного удивления, а затем указывает рукой за спину.
– В пятом кабинете вас ждёт врач, у него ваши анализы. Первая консультация бесплатна, – добавляет она, пока я грязными и изгрызенными до крови пальцами собираю с пола рисунки.
– Спасибо, – кивая ей, прижимаю к груди бумагу и, шатаясь, иду к нужному кабинету.
Когда я вхожу в него, то в нос бьёт вонь медикаментов, а в голове ярко вижу, как и из чего можно быстро собрать дозу для расслабления стянутых суставов и мышц.
– Добрый вечер. Присаживайтесь, – мужчина в возрасте, говорящий на английском, указывает мне на стул, стоящий в небольшой комнате.
– Какой… что там? – Спрашивая его, опускаюсь на стул и облизываю губы. Снова жарко. Я сгораю изнутри.
– Амфетамин был обнаружен в вашей моче, – отвечает он, бросая взгляд на анализ.
– Какой именно? ЛСД? Экстази или…
– Этого уже не узнать, другие элементы растворились. Вы приняли его больше, чем двенадцать часов назад, но амфетамин остаётся в организме дольше, чем остальные препараты. Он может…
– Я знаю всё о наркотиках и галлюциногенах… мне не нужна вводная лекция. Выходит, порошок был с ним. Я не помню, чтобы мне что-то кололи, значит, только порошок или таблетка. Причём очень большая доза… чёрт, – закрываю глаза, теперь точно зная, почему галлюцинации стали моей гибелью. Они быстро распространились по организму и захватили мой мозг, показывая мне то, чего не было. Шампанское, с него всё началось. Уверен… один бокал, иного из чужих рук я не принимал за этот день, я был слеп и глух ко всему, слишком сильно скорбя внутри из-за обстоятельств. Идиот! Придурок!
– Скажите, как часто вы употребляете подобные вещества? Были ли ещё какие-то, к примеру, героин?
Он что, совсем тупой? Я же только сказал, как обстоят дела.
– Нет, я не наркоман, – недовольно отвечая, поднимаюсь со стула. Здесь мне делать больше нечего.
– У вас ведь нет никакого лекарства от ломки, верно? – Как бы невзначай, интересуюсь, хотя знаю ответ.
Врач лишь усмехается и отрицательно качает головой.
– Но есть места, где помогут справиться с этим и пережить боль, как и исключить возможность вновь подсесть. У нас высококвалифицированные врачи. Кураторы у каждого пациента после выписки и лечения, – замечает он.
– Мать вашу, какие же вы ублюдки, – мои губы растягиваются в улыбке, а кожа снова трескается.
– Вас лишь волнует, как бы скорее и выгоднее продать услугу, чтобы выманить из людей деньги, которые вы видите в каждом человеке. И вы так любите рассказывать, насколько офигенная жизнь после, только… всё это такая хрень. Вы не в силах ничего изменить, ваши грёбаные предложения и услуги ничего не изменят, потому что «после» жизни нет. Есть лишь вина, боль и раскаяние в содеянном…
– Хм, молодой человек…
– Вы ни черта не можете предложить, чтобы я избавился от всего этого дерьма, которое было «до». Вы не вернёте мне любовь и девушку, которую я убил. Ни ваши крутые лечебницы, ни ваши слова, ни ваши проклятые услуги. Вы не соберёте то, что разрушено внутри меня, то, что я разрушил собственными руками… не соберёте. А весь ваш бред оставьте для тех, кто хотя бы во что-то верит, я же уже давно мёртв, – зло шиплю я и вырываю из его рук бумагу.
– Мне вызвать полицию, и вы сделаете чистосердечное признание? – Врач хватается за телефон, намереваясь сдать меня. Передёргивает от холода, облизываю губы, стараясь не тратить силы. Они мне ещё понадобятся.
– Можно убить человека без ножа и пистолета. Можно забрать у него самое ценное – любовь. Вот она идеальный киллер всех чувств и стремлений. И я это сделал с нами обоими, но я найду тех, кто заставил нас пройти через всё это. Я найду… а вы продолжайте наживаться на смерти и обещать людям несбыточное. Вы продаёте надежду, только вот у вас нет на это прав. А такие, как я… найдут новую причину, чтобы выбраться из этого дерьма без вашей помощи, – бросаю я и, распахивая дверь, хлопаю ей и иду к выходу. Нет, я бегу, потому что слова тоже сложно контролировать. Мысли скачут, перебрасывая меня то в прошлое, то оставляя в более или менее ясном уме.
Набрасываю на голову капюшон и иду к дороге, чтобы найти такси, водитель которого согласится отвезти меня обратно в стены проклятого и тёмного королевства, где обитают враги. И я начну их искать… завтра… наверное, завтра. Я понимаю, что времени у меня очень мало, и уверен в том, что Мира не делала этого с Флор. Она бы не смогла… та девушка, которую я любил, никогда бы так не поступила. Она бы придумала иной способ, но не насилие. И, Господи, я не могу не корить себя каждую секунду за то, что с ней сделал. Не могу. Ведь никому не объяснишь, да и не поверят мне, если скажу, что это был не я. Мне нужна помощь… мне очень нужна помощь… ведь я не всё ей рассказал. Для меня подобное губительно, у меня в крови зависимость.
Набираю дрожащими пальцами номер Белча. Не отвечает. Сбрасывает мой звонок. Я больше не знаю к кому обратиться, чтобы он выслушал меня и подсказал, куда мне двигаться дальше. Кто мог это всё подстроить так, чтобы выглядело настолько ужасно для меня. Если честно, то я даже Белчу не доверяю. Никому больше не верю, даже себе. И всё же иду, шарахаясь от всех проходящих мимо меня студентов, на наше место, где мы обычно встречаемся с ним. Парень сидит на столе и, замечая меня, спрыгивает с него.
– Привет. Мне нужна твоя помощь…
Не успеваю я поделиться с ним тем, что со мной произошло, как получаю удар в челюсть, от которого падаю на землю. Ноги уже не держат. Силы на исходе. Вот что делает амфетамин. Сначала ты считаешь, что он дарит тебе энергию и показывает другой мир, для каждого разный. Для меня отвратительный. А потом ты понимаешь, что никакого адреналина не было, ты тратил свою жизненную энергию на бесполезную иллюзию, в которой стал монстром, настоящим преступником, разрушающим человеческие души.
– Вот тебе, ублюдок, моя помощь, – ещё один удар ногой по животу. Обхватываю руками грудь, пытаясь дышать, не могу…
– Белч… пожалуйста…
– Я верил тебе, считал тебя другом, а ты так поступил с нами. Спасибо за то, что вновь доказал мне – здесь нельзя никому доверять. Мудак, – пихает ногой в плечо, разворачивая меня на спину, а я хриплю. В эту минуту я не только потерял силы, но и человека, которым, как оказалось, тоже дорожил. И всё из-за этих ублюдков. Из-за них мир так перевернулся, и сделал меня врагом. Я сам виноват… виноват, что не видел ничего, кроме своих чувств. Вот насколько они опасны. Они убивают лучше любого наркотика.
Не знаю, сколько лежу так, глядя в темнеющее, тяжёлое небо. Кажется, я даже подремал немного, то приходя в сознание, то оставляя его где-то далеко. Я не чувствую боли сейчас, только пустоту. Да-да, именно пустоту, утягивающую в свою воронку, ломая меня изнутри вновь и вновь. Надо же, как странно понимать сейчас, что жестокость не такой ужасающий страх для меня, как ломка. Хотя это синонимы для меня. Я так опасался, что девушка, которую первый раз в своей жизни впустил в сердце, окажется хладнокровной и убийственно бессердечной к другим, что забыл обо всём на свете. Мне было страшно вновь принимать такие обстоятельства, которые разорвут на части, и в очередной раз придётся собирать самого себя по кусочкам. Наверное, я слабак и трус, раз мои страхи стали сильнее, чем чувства. Возможно, любовь – это слишком громкое заявление, и этим нельзя описать всё, что происходило между мной и Мирой. Ведь если бы это было, действительно, крепкое и нерушимое сердцебиение, одно на двоих, то даже под властью галлюциногенов я бы никогда не позволил себе сделать того, что сотворил с ней. Выходит, я ещё и лжец. И я не хочу быть таким. Жалким. У меня ещё есть шанс доказать ей, что я не потерян и не конченый урод, у которого нет сердца. Я другой.
Мысли, блуждающие тёмными пятнами в моей голове, помогают подняться на ноги и, постоянно оглядываясь, идти к дому сестринства. Замечаю несколько студентов, и они, улыбаясь мне, здороваются, а я опускаю голову, не желая такого. Откуда они все меня знают? Почему каждый, мимо кого я прохожу, пытается заговорить со мной, и все они, поворачиваясь, перешёптываются. Как они могли узнать, что это я написал? Как? И я отчего-то уверен, что гнилая популярность, живущая сейчас в стенах университета, берёт свои истоки именно из той статьи, которую ни за что бы не выставил, будь я в здравом уме. Или же это были мои тайные желания показать им всем, что из себя, действительно, представляет Мира? Нет… меня пугают подобные мысли, они означают, насколько я грязный ублюдок. Нет… нет… я не хотел всего этого. Не хотел, правда, я лишь желал быть кем-то особенным для одного человека.
Когда подхожу к дому сестринства, то вижу, как одни парни из братства «Альфа» выносят сломанную мебель, а другие красят стены. Каждый из них замечает моё присутствие. Они злятся, молча испепеляя меня взглядом, а я иду дальше. В доме осталось не так много девушек, насколько я запомнил, и они все что-то делают. Кто-то отмывает стены, кто-то подметает, кто-то вешает новые занавески и шторы. Они работают и восстанавливают своё место жительства, это удивляет и немного радует. Они сплочены одной идеей. Они, действительно, другие, отличающиеся от стада, готовящего новую атаку. Они, правда, заслуживают быть чем-то большим, чем просто серая масса.
Поднимаясь к себе, тихо закрываю дверь и падаю на постель. Сжимаю руками голову и ощущаю, как ноет скула, но это не идёт ни в какое сравнение с ноющим сердцем. Оно скулит.
– Пришёл. Надо же, сколько наглости в тебе, – звонкий от злости голос заставляет поднять голову. Свет включается на столе, и я вижу девушку, с искажённым от отвращения и ярости лицом.
– Сиен…
– Нет! – Повышая голос, она подскакивает со стула и подходит ко мне. – Не смей оправдываться, потому что оправданий для тебя, жалкий урод, нет. Ни единого.
– Сиен, – шепчу я, вытирая ладонью пот и кровь, засохшую на губах.
– В связи со сложившимися обстоятельствами, я требую, чтобы ты немедленно собрал свои вещи и убрался отсюда. Из нашего дома, а лучше из нашей жизни. Ребята нашли тебе место в общем корпусе, туда и проваливай. Я такая дура, надо было слушать Миру, должна была слушать её, но посчитала, что ты другой… ненавижу тебя! – Девушка шлёпает меня по плечу, а я жмурюсь. Ну вот как ей что-то сказать, когда я стал врагом номер один для всех, да и ломка продолжает издеваться над сознанием, телом, костями?
– Послушай, я не хотел…
– Не хотел? Вряд ли, Рафаэль, ты не хотел. Когда не хотят, то не делают всего этого! – Возмущается она.
– Я…
– Ты у меня семью отнимаешь, ублюдок! Обо мне никогда никто не заботился, потому что самая младшая, камень на шее у родителей! Меня отослали сюда, чтобы я нашла хотя бы кого-то, кто купит меня подороже! Но именно Мира заставила меня понять, что я заслуживаю большего! Я имею право любить, как любой человек! А ты отнял у меня её! Она моя семья! И за свою семью я тебя убью, понял? – Кричит Сиен, ударяя меня маленькими кулачками, и захлёбывается слезами. Она бьёт меня по голове, по плечам, а мне жаль… просто жаль. Даже в своём состоянии я понимаю, что никто мне не поверит, пока я не докажу обратное, пока не помогу…
– Что ты с ней сделал? Нет, я даже боюсь предположить. Кровь. Та простыня, вонь… чёрт, как ты мог? И вот это, – в меня швыряют «бабочкой».
Нет… не напоминай… я всё отдам тебе, только не надо возвращать меня в ту ночь. Мне больно… больно.
– Лицемерие – это твоя сущность, Рафаэль. Мне тебя искренне жаль, потому что та сука, из-за которой ты в очередной раз доказал моему близкому и любимому человеку, что она несёт с собой только боль и разрушения, намного сильнее, чем ты думаешь. Эмира Райз, действительно, королева этого ада, а ты – лишь период, который сделает её ещё сильнее. И я буду рада помочь ей уничтожить тебя вместе с этой шлюхой Флор…
– Где этот урод? – Дверь спальни с треском открывается, обрывая полный яда монолог Сиен, и на меня налетает Белч, хватая меня за толстовку и поднимая на ноги.
– Ты что…
– Сукин сын! Тебе не хватило всего того, что ты устроил? Не хватило, я спрашиваю? Какого хрена ты творишь сейчас? Крови мало? – Он трясёт меня. Чёрт, меня сейчас вырвет… прямо на него вырвет.
– Белч, что ещё случилось? – испуганно спрашивает Сиен.
– Он выставил её фото! Те самые фотографии, помнишь? На сайт выставил! Видимо, Мира рассказала ему об этом и показала, в каком скрытом файле они находятся! Мудак! Я тебя убью! – Рыча, толкает меня на кровать и замахивается. Не сопротивляюсь, я даже не понимаю, о чём, вообще, разговор. Что он имел в виду? Да и, в принципе, мне очень плохо, и я не в силах сконцентрироваться на происходящем. Слишком много событий. Слишком много боли. Слишком… всё слишком… удар по лицу, и крик Сиен. Дёргаюсь, кашляю и не делаю попыток освободиться. Не могу. Подобное состояние, которое я переживаю сейчас, вкупе с мыслями о многом, и ни одной нормальной, делают меня жалкой мягкой грушей для битья.
– Белч, не надо… не надо. Он знает о нас, знает, слышишь? Если он Миру не пожалел, то неизвестно сколько ещё информации он готов продать этому стаду тупых овец. Он не остановится, а мы должны помешать этому, поэтому должны сейчас всё решить спокойно, – меня отпускают под мягкий шёпот.
– Спокойно? Ты в своём уме? Время разговоров прошло! И благодаря всему тому, что ты перечислила, я и собираюсь убить его. Нет человека, нет дерьма, которым он наполнен…
– Белч, заставь его удалить их. Это намного лучше, чем если он заявит на тебя завтра или сегодня, как только ты выйдешь отсюда. Тебя тоже посадят! Пожалуйста, Белч, просто заставь его удалить запись и фотографии.
Приоткрываю глаза, и голова шумит. Валяюсь на кровати с раскинутыми в стороны руками и смотрю в потолок. Голоса сливаются воедино. Я не могу больше так. Не могу.
– Где твой ноутбук? – Меня пинают по ноге. Не двигаюсь.
– Где, мать твою, я спрашиваю? – Поднимают за волосы, грубо сжимая их, и я встречаюсь с обозлённым взглядом Белча.
– Я…я не знаю, – одними губами отвечаю ему.
– Прекрати притворяться! Блять, Сиен, я, правда, сейчас убью его! Он предал не только её, понимаешь? Меня тоже предал! А я доверял ему! Я ему о многом рассказал, и теперь он будет уничтожать нас по одному! – Орёт Белч, таща меня за волосы. Я даже боли не чувствую, когда падаю на пол, когда он вырывает луковицы волос, когда пинает снова в живот под просьбы Сиен остановиться. Надо же, я даже оправдываю его. У него есть причина меня ненавидеть. Есть… возможно, это намного лучше, чем испытывать ломку и бояться каждого шороха, своего дыхания и срыва. Пусть так, пусть будет больно потом физически, чем там… внутри скулить, молить о прощении… пусть так…
– Рафаэль, – меня бьют по щеке, и я распахиваю глаза. Спать хочется. Очень хочется спать и блевать одновременно.
– Я не хотел… не хотел…
– Он пьян, Белч. От него ужасно воняет…
– Так, ладно, не вижу ноутбука. Телефон сейчас найду, – меня сажают на пол и прислоняют спиной к кровати. Белч шарит по моим карманам и достаёт мобильник.
– За что ты так с ней, а? За что, Рафаэль? Почему ты так её ненавидишь? Почему не Саммер, не эту тварь Флор, а Миру? За что? – Причитая, Сиен вытирает слёзы, скатившиеся из глаз.
И хотел бы я ответить, но язык не двигается. Внутри сухо. Снаружи душно и жарко. Плохо. Нет, мне хреново. Плохо, это когда носки дырявые, и трусы постирать негде. А хреново, когда тебя снова и снова разрывает на куски, а они собираются и начинают издеваться над тобой по новой.
– Пароль. Вводи пароль, – требовательно шипит Белч, ударяя меня по груди.
Я не помню… даже если бы и хотел вспомнить, то не смог бы.
– Блять, да он прикалывается! – Парень выпрямляется, яростно пихая мои ноги ботинком.
– Рафаэль, – напротив меня вновь появляется лицо Сиен. Она дотрагивается до моей горящей руки, и хочется прижаться к ней, чтобы сбросить с себя огонь, сжигающий дотла мою кожу и сердце.
– Прошу тебя… я готова умолять…
– Не унижайся! – Кричит Белч, толкая Сиен.
– Мне плевать на то, какой способ сработает! Плевать, слышишь? Если это не удалить сейчас же, то будет хуже. Ей будет хуже, а я этого не допущу больше! Это моя вина и твоя! Мы помогли ему влезть в её жизнь, подталкивали обоих друг к другу, и вот что вышло! Поэтому даже не заикайся о том, насколько отвратительно унижение, ради спасения той, кто постоянно оберегала меня! Теперь моя очередь!
Я бы улыбнулся на слова Сиен. Порадовался бы за то, что хотя бы она нормальная из всех. Порадовался бы за то, что у Миры есть такой человек рядом. Порадовался бы… но даже этого не могу.
– Рафаэль, прошу тебя, если у тебя есть сердце, удали фотографии. Можешь остаться здесь до возвращения Миры, но умоляю тебя… умоляю не надо так с ней поступать, она не заслужила. Это не она, понимаешь? Не она заказала эту тварь. Она лишь хочет освободиться… всегда хотела, и будет делать всё, чтобы выбраться отсюда, даже если это будет тюремный срок. Неужели, ты, правда, ничего к ней не чувствовал? Ничего? Когда обнимал? Когда целовал? Неужели, ты настолько жесток? – Шепчет Сиен, поддерживая мою голову.
Быстрое дыхание. Мутит сильно. Её слова точно бьют по моей изношенной душонке. Я хотел изменить всё, хотя сейчас не понимаю, что происходит, что они требуют от меня.
– Пароль, Рафаэль, введи пароль, – добавляет девушка, вкладывая мне в руку телефон.
Приоткрываю губы…
– Пароль, пожалуйста. Это не она, не Мира. Она бы никогда так не поступила, даже если бы её предали. Она жертва, понимаешь? Жертва обстоятельств… прошу тебя, мон шер, прошу…
Мон шер.
Её голос. Её мягкие прикосновения. Её тепло. Хотя мне жарко, но я чувствую его.
Мон шер.
Вижу, как её чувственные губы двигаются, а затем резко, жестоко врываются иные воспоминания: кровь и то, как я бью её грёбаным ремнём… до вспухшей тёмной кожи, до борозд, до тишины…
– Принцесса моих кошмаров, – выдыхаю я, находя в себе силы. Мне плевать на то, что будет дальше. Если это поможет, то пусть… пусть все знают, что и когда я публиковал. Пусть… мне скрывать больше нечего. Моя душа выпотрошена.
– Что?
– Пароль… принцесса моих кошмаров, – повторяя, захлёбываюсь рвотой. Закрываю глаза. Падаю на бок, и меня тошнит. Снова и снова, пока желудок горит, словно изрезанный ножами, пока виски пульсируют до громкого крика внутри. Больно… ошибаться очень больно.