«Мы веселые сектанты,
Мы ребята – флагелланты»
«Стремительное распространения болезни, бессилие врачей и массовая смертность заболевших побудили людей обратиться к Богу. Но чудовищность чумы породила крайности религиозного мировосприятия. На современников наибольшее впечатление произвел необычайный расцвет секты флагеллантов, или самобичевателей».
Макс внимательно рассмотрел рисунок на экране своего ноутбука. Коряво нарисованные смешные человечки лупили друг друга различными предметами – палками, вилами, плетьми.
Совещание в это утро первого дня недели было на редкость нудным. Отделы докладывали о героических достижениях на ниве развития современной компьютерной индустрии. В данный момент невысокий пузатый очкарик воодушевленно рассказывал, как он отважно продал крупную партию компьютерной техники в один известный банк. Эта сделка готовилась несколько месяцев, и вот, похоже, она победно завершилась. Начальник АйТи департамента этого банка скоро купит своей любовнице новый Порше с гигантского отката, а этот очкарик, который сейчас вещает, получит в конце полугодия крупный бонус, на который, конечно, Порше не купишь, но какой-нибудь Ниссан – легко.
«Процессии флагеллантов были введены святым Антонием Падуанским. Напомнил о них в 1260 г. эремит Райнер в Италии, где в скором времени секта флагеллантов насчитывала в своих рядах около десяти тысяч человек. Отсюда она распространилась за Альпы, обнаружилась в Эльзасе, Баварии и в Польше, причем движению ее не могли воспрепятствовать никакие вмешательства и запреты со стороны правительственных властей».
– Ну а сейчас консьюмерная часть, – поспешил закончить шеф слишком долгую речь укротителя банков. – Господин Маршалин, какие успехи на ниве потребительских продуктов?
Макс с сожалением оторвался от интересной статьи.
– Флагелланты.
– Что, простите?
– Флагелланты. Была такая секта в средневековой Европе. Самобичеватели. Ходили по улицам и бичевали сами себя и друг друга, надеясь, что Бог примет их покаяние и избавит их от чумы. Но все равно почти все умерли.
– Максим Анатольевич, – шеф был нехило удивлен, – это вы к чему?
– Да к тому, что все мы – крупные вендоры-производители, ведем себя как флагелланты. Вместо того, чтобы собраться вместе и изобрести вакцину, которая победит чуму, мы лупим сами себя, снижая цену и убивая и без того небольшую маржу. Вот вы, например, в курсе, что все эпидемии чумы в Европе приходили через Азию из Китая? Вам это ничего не напоминает? Конечно, в области корпоративных продаж это может быть не так заметно, но в ритейле азиатские производители свирепствуют не хуже бубонной лихорадки 14 века. Все свободные площади в рознице завалены паллетами с китайской техникой. Компьютер – от семи тысяч рублей. Ноутбук – от пятнадцати. Стоит ли нам ввязываться в эти ценовые войны, тем более, что эффект от этого такой же, как от хождения голым по улице и лупцевания себя плеткой. Тем более, что если мы продолжим снижать цены, мы скоро действительно всем офисом будем ходить по улицам без одежды – показатели прибыли в низшем ценовом сегменте перешли в отрицательную полуплоскость. Я считаю, что нам нужно дифференцироваться от китайцев. Да, мы не сможем побить их в «лоу енде». Не беда. Будем действовать в тех сегментах, где мы сильны. Например, в сфере дорогих мультимедийных машин. Там одна-две тысячи рублей в цене не играют особой роли, в то время, как для покупателей этого продукта гораздо большее значение играют производительность и брэнд, чем цена. Поэтому мое предложение следующее: в предстоящий сезон «Бэк ту скул» мы должны сфокусироваться на среднем и высоком ценовом сегменте. Щитовая реклама, радио, промоушн в магазинах – все это должно касаться только высокопроизводительных машин. Модели я пришлю. – Макс посмотрел на девочку из отдела маркетинга, которая конспектировала его речь.
– Ну и отлично. – Шеф немного обалдел от начала выступления Макса и был рад, что оно закончилось нормальными, понятными ему вещами. – Поздравляю всех с началом очередной рабочей недели, приступайте к работе.
Сотрудники начали расходиться по своим рабочим местам. Девчушка из маркетинга догнала Макса в коридоре.
– Максим Анатольевич, а вы серьезно насчет этих… фалло… тьфу, ну этих… флаго…
– Флагелланты, Светик. Конечно, серьезно, какие уж тут шутки. Представь себе: улицы древнего Рима, ночь, темень… Ты, кстати, была в Риме?
– Нет еще. – Максу показалось, что девочка немного покраснела.
– Ну так, вот. Ночь, темно. И в свете факелов идет процессия. Мужчины и женщины, бедные и богатые. И все голые. И все бьют друг друга плетками и плачут.
– Фу, какая гадость!
– Во-во, Светик. Именно. Потому что ночью в Риме надо не ходить по улице голозадой толпой, стегая друг друга плетками, а что делать?
– Что?
– Надо сидеть в ночной тиши над спящим городом на балконе самой шикарной гостинице в Риме и, любуясь вековыми руинами Коллизея, смаковать тосканское вино, закусывая его копченым овечьим сыром. Можно голыми, да Светик?
– Дурак вы, Максим Анатольевич. – Светлана зарделась и бросилась в свой отдел.
«Ну вот, теперь будет всем рассказывать, что сам Маршалин к ней с харасментами приставал, – подумал Макс. – Ну ничего, мне полагается. Я теперь мужчина свободный. Кстати, этот Светик очень даже ничего…»
Он представил огромный балкон шикарного пентхауза в римском Ритце, кованый столик со стеклянной столешницей, на котором живописно расположилась бутылка тосканского, бордовый цвет которого еле обозначает свет свечи, бьющийся в старинном фонаре. Невдалеке, подсвеченный мощными прожекторами, громадиной лежит Коллизей, а здесь, совсем рядом, в соседнем кресле, по домашнему уютно поджав ноги, сидела Светлана в легкомысленном шелковом халатике, подол которого недвусмысленно…
Тьфу, ты. Знаешь же, что на работе – ни в коем случае нельзя. Жесточайшее табу на любовные интриги. Он прогнал дурацкие мысли и отправился на свое рабочее место. Здесь, под его рабочим столом, уставленным техникой и заваленным кипами бумаг, в черном рюкзаке с логотипом копании лежала его самая ценная находка. Побоявшись оставлять ее дома, несмотря на то, что квартира стояла на сигнализации, он взял ее с собой. Опять же, у него были планы обсудить с Кириллычем, к кому именно обратиться за помощью в атрибуции. Уж очень ему хотелось расшифровать надписи на бутыли. Возможно, они бы пролили свет на ее происхождение. Был, конечно, огромный соблазн вскрыть ее и посмотреть, что внутри, но некое шестое чувство подсказывало Максу, что с этим торопиться не стоит.
– Андрей Кириллович, здравствуйте, это Макс Маршалин. – Макс сумел дозвониться до Кириллыча только к обеду.
– А, Максимка, здравствуй, здравствуй. – Кириллыч сегодня был в хорошем расположении духа. – Поздравляю тебя с чудной находкой.
– А вы уже в курсе?
– Ну как же. Уже целые сутки вся поисковая общественность только об этом и говорит. Я вот, тоже, признаюсь, полночи вчера разглядывал фотографию – пытался понять, что же там такое написано. Жаль, фото так себе, да и в древнееврейском я не спец.
– А это древнееврейский?
«Отлично, – подумал про себя Макс, – с языком надписи стало понятно».
– Определенно, Максимка. Это я смог определить, да вот больше мне тебе сказать нечего, я больше по древним славянам.
– Андрей Кириллович, я, собственно, на эту тему и звоню. Неужели нет у вас специалиста знакомого, который, так сказать, смог бы взяться…
– Ну как же нет. Есть, конечно. Я даже хотел послать ему вчера фотокарточку, да что-то адрес его не нашел электронный. Но телефончик есть. Записывай. Скажи, от меня. Если и есть в Москве специалист, который может помочь, то это определенно он.
– Спасибо, Андрей Кириллович, век вам признателен буду. И вообще, с меня причитается.
– Ладно, ладно. Сочтемся. Ты вот, знаешь что, если чего интересного про свою находку выяснишь, ты уж будь любезен, меня в известность поставь, ладненько? Уж больно любопытство стариковское заело – что же это Максимка нарыл такое загадочное.
– Обязательно, Андрей Кириллович, обязательно.
Макс задумчиво вертел розовую бумажку-напоминалку с телефоном специалиста. «Лев Аронович». Да уж, если ему кто-то и сможет помочь с распознаванием древнееврейского текста, то только «Лев Аронович». Он набрал номер и договорился о встрече.
Хотя встреча была назначена на девять, Александр Иванович приехал в офис намного раньше. Спал он плохо, никак не давала покоя мысль о находке молодых искателей. Несколько раз он вставал и подолгу сидел, разглядывая на экране ноутбука нечеткое изображение. Прав был его информатор, вещь безусловно ценная. Вот только, хотелось бы понять, насколько. Надписи явно на древнееврейском, вот только разглядеть их толком не получалось, ракурс, с которого было сделано фото, этому не способствовал. Да, впрочем, и неважно. Вещь сделана из золота и возраст у нее – несколько тысяч лет. Этого вполне достаточно, чтобы начинать считать ее стоимость как минимум с пятизначных чисел.
Без пяти минут девять интерком на его рабочем столе тихо пискнул голосом секретарши:
– К вам Алексей Николаевич и Борис Петрович.
– Пусть проходят.
Давным-давно, в конце восьмидесятых, когда он открыл свой первый антикварный салон на Большой Никитской, эти двое пришли к нему, предлагая свои скромные кровельные услуги, то есть, попросту, «крышу». Состояли они тогда в знаменитой «Таганской» группировке и ничем не выделялись среди своих коллег – спортивные накачанные парни в тренировочных костюмах с интеллектом хомячков. Коллеги называли их Лёлек и Болек – уж очень эта пара была похожа на известных мультперсонажей – высокий Лёха и крепыш Боря. Александр Иванович вовремя понял, что антикварный бизнес – это вещь достаточно опасная, и без серьезной силовой поддержки на этом рынке не выжить. Единственный выход, который он видел на тот момент – это создавать свою собственную службу безопасности. Два молодых «таганца» для этого подходили идеально.
Сначала он давал им небольшие и не особо криминальные поручения, при этом щедро оплачивая их услуги. Ребятки быстро привыкли к легким деньгам от Иваныча, как они его называли и, спустя какое-то время, легко согласились перейти к нему на работу, тем более, что у «танганских» тогда были не лучшие времена, их отстреливали по-одиночке и группами, в ресторанах, подъездах и скверах. А тех, кого недострелили, принимали в свои заботливые руки органы правопорядка. Таким образом, спокойная и непыльная работа у Иваныча была для них самым лучшим и счастливым вариантом.
– Здорово, Иваныч. – Первым зашел Лёлек.
– Бонджёрно, шеф. – Зацепив плечами дверной косяк, в кабинете появился Болек.
– Здравствуйте, ребятки, проходите, присаживайтесь.
– Ирочка, принесите нам, пожалуйста, кофе с молоком и зеленый чай с лимоном. – За полтора десятка лет Иваныч успел изучить вкусы своих помощников.
– Вот такое дело, ребятки. Откопали, понимаете ли, одни, скажем так, копатели, вы уж простите меня за тавтологию, некую ценную вещь. И есть у меня к этой вещи огромный интерес.
Лёлек что-то записывал в своем блокноте. Вообще, его вид внушал серьезное уважение стороннему наблюдателю, не знающему его близко – дорогой итальянский костюм, очки в тонкой золотой оправе, блокнотик в кожаной обложке, ручка «Монблан» – Лёлек выглядел очень респектабельно.
Александр Иванович повернул экран ноутбука так, чтобы его было видно гостям.
– Вот, собственно, находка. А вот и счастливые её обладатели. – На экране появилось фото Маршалина, сделанное на одном из кладоискательских слетов. Далее пришла очередь появиться Сереге и Егору.
– Какие будут предложения, товарищи?
Лёлек повернул свой блокнот так, чтобы Иваныч мог видеть, что там нарисовано. Тщательно прорисованные детали, красиво набросанные тени. Перед зрителями предстал нарисованный во весь лист блокнота паяльник.
– Лёлек, мы же интеллигентные люди. – Иваныч поморщился. – Насколько я понимаю, нынешние обладатели этой находки не совсем, скажем так, представляют её истинную ценность. Поэтому мы сначала попытаемся что?
– Украсть?
– Нет, Борис. Сначала мы попытаемся ее банально купить. Ну а уж если не получится, мы перейдем к плану номер два, – Иваныч кивнул на Болека. – Ну, а если и это не выйдет, хотя, надеюсь, до этого не дойдет… – Иваныч показал на красивый блокнот в кожаной обложке. – Тогда к плану номер три. Задание ясно?
– Так точно, шеф.
– Ну, тогда приступаем. Первый контакт с клиентом я беру на себя. Дальше – по ситуации. Поехали!
«Добрый день, дорогие пассажиры. Мы рады приветствовать вас на рейсе Аэрофлота номер семьсот сорок один по маршруту Мюнхен – Москва».
Максимилиан фон Фугер откинулся в кожаное кресло подержанного Боинга и закрыл глаза. Этот идиот Минг опять все испортил. Зачем-то купил билет на рейс Аэрофлота. Да еще и в экономическом классе. Идиот. Фугер отчитывал его уже раз пятнадцать. Сначала, когда они с таксистом, пожилым турком, еле разговаривающим на немецком, искали терминал Аэрофлота. Потом, когда стояли в огромной очереди, которую устроили русские перед регистрацией. Фугер даже поморщился. У компании Люфтганза каждый день вылетают из Мюнхена сотни рейсов. Все билеты регистрируются в одном месте. Через эти стойки проходит в день несколько тысяч человек. Да, там есть очередь. Но она по-немецки четко устроена. Выставлены змейкой специальные ограждения. Никто никуда не лезет, даже если очень спешит. А Аэрофлот – это просто ужас. Всего один рейс, а такой бардак. Полторы сотни русских окружают стойку регистрации, лезут без очереди, ругаются друг с другом. Зачем-то тащат в салон все свои пакеты с логотипами самых дешевых мюнхенских дискаунтеров. Устраивают бардак и очереди в дьюти-фри. Бред какой-то. И вот сейчас Минг сидел между магистром и полным русским дядей, от которого разило алкоголем и табаком. Дядька был такой толстый, что маленький Минг не мог даже пошевелиться в своем кресле, чтобы соблюсти положенное по субординации расстояние между ним и магистром. Пусть помучается, в следующий раз будет думать.
Фугер посмотрел в окно. Мимо проплывало здание терминала с огромными желтыми буквами «М». Скоро взлет. Летать Фугер не любил. Не то чтобы боялся, просто не любил. Эта аэропортовая суета, три часа гула и полное несоблюдение его «зоны приватности» – постоянно кто-то толкает, трется рядом, дышит в лицо перегаром. Вот что помешало Мингу взять бизнес-класс, а?
Сегодня ночью он опять не спал. Огромное напряжение и тянущее ожидание, которые мучили его последние несколько суток, сменились нервным волнением. Да, он сделал все, чтобы найти святыню. Добрый десяток лет он собирал лучших программистов, которые строили ему самую мощною поисковую систему в мире. Поисковую систему, которая была предназначена только для того, чтобы найти одну единственною вещь – ту самую таинственную святыню. Исходных данных у него было немного – подробное описание святыни и рисунок, набросанный папским придворным художником. По этим исходным вводным его поисковой системе предстояло найти эту вещь, в какой бы точке мира она не появилась. Тысячи самых современных компьютеров ежесекундно сканировали всемирную паутину, и, как только система видела хотя бы намек, хотя бы подозрение на находку, в работу включались мощные алгоритмы анализа и распознавания. Скрупулезный анализ информации выдавал результат – некий показатель вероятности того, что речь в этой информации идет именно о том, что эта система была призвана найти. Если этот показатель становился больше порогового, в работу системы подключался оператор. Ни один компьютерный интеллект не способен заменить человека, сколько бы миллионов евро не вложил Фугер в его разработку, без операторов было не обойтись. Система сканировала практически всю информацию, которую размещали люди в компьютерной сети – миллиарды веб-страниц, десятки тысяч лент новостей, сотни тысяч форумов, бесчисленные чаты и фотохранилища. Несколько сотен языков и наречий. Даже сложно представить, какой объем информации был обработан его поисковой системой. И самое главное – это дало результат. Где-то в далекой России, на форуме кладоискателей, появилась фотография святыни.
– Пить что будете? – спросила на английском мужеподобная стюардесса с жутким акцентом.
– Вода с лимон, – ответил Фугер по-русски. Он немного знал русский, изучал в университете. Вообще, он худо-бедно изъяснялся на пяти современных языках, плюс знал три «мертвых» – латынь, древнекитайский и древнееврейский.
Стюардесса протянула ему пластиковый стаканчик. Фугер посмотрел на нее и содрогнулся. Ну почему у Люфтганзы такие улыбчивые и симпатичные стюардессы, а у Аэрофлота одни пожилые угрюмые тетки? Неужели всю свою молодость и привлекательность они проводят в борьбе за право летать на международных рейсах, и добиваются этого права только к закату своей карьеры, когда сил на улыбку уже не остается?
Он вспомнил, как перед вылетом он перечитывал завещание своего предка, Якоба Фугера. Этот документ, подписанный 29 декабря 1525 года, за день до смерти основателя империи, он помнил практически наизусть. Особенно ту часть, которая касалась невыполненной клятвы его далекого предка.
В 1519 году скончался великий император Максимилиан. На трон императора Священной Римской Империи претендовал его девятнадцатилетний внук, испанский король Карл I, и французский король Франциск. Как и полагается в те времена, да впрочем, так происходит и сейчас, победа в выборах напрямую зависела от инвестиций со стороны кандидатов. Француз предложил триста тысяч, испанец Карл собрал восемьсот пятьдесят. Причем, большую часть этих денег ему одолжил Якоб Фугер. Бабло, как говорится, побеждает зло. Карл был избран князьями-курфюстами и стал императором Карлом V. 23 октября 1520 года он был коронован. Понятно, что такие серьезные инвестиции были сделаны не зря. Уже вскоре Фугеры получили эксклюзивные права на золотые и серебряные разработки в Испании и стали главными испанскими банкирами.
Не только императоры кредитовались у Фугера – не гнушались этим и церковные руководители, в том числе, и Папа Римский, Лев X. Собственно, общение Фугера с Папой и привело к столь печальным последствиям. К тому времени у Фугера уже функционировала полноценная частная разведывательная служба. Многочисленные представительства его фирмы образовывали плотную сеть, накрывавшую всю Европу. Со всех стран тянулась в центр всевозможная информация о войнах, политике и коммерческих делах. Зная возможности Фугера, Папа попросил его отыскать одну вещь, утерянную одним из его предсшественников. Почти двести лет назад Климент VI, послал небольшую экспедицию из Авилона в далекую и дикую Московию. Задача у посланцев была сугубо секретная и достаточно опасная – им нужно было доставить в Москву, определенным людям, некую святыню – таинственный золотой сосуд с неизвестным никому содержимым. О том, что это был за сосуд, и что у него было внутри, Папа распространяться не стал. Он предоставил Фугеру лишь рисунок – набросок ватиканского художника и подробное описание утерянной вещи. И тогда Фугер совершил ошибку, которая стоила покоя и благосостояния его семье в дальнейшем. Он поклялся Папе на Святой Библии, что он найдет пропажу. Поклялся честью своей семьи и всем её благосостоянием. Наверное, у него были основания это делать – более могущественного человека в то время в мире не было. Корпорация Фугера продавала медь на землях Польской короны, в Пруссии, Великом княжестве Литовском и в Московском государстве. Наверное, Фугер планировал получить некоторую поддержку и помощь от московских властей. Хотя, конечно, это было несколько самоуверенно.
Никто не знал, где именно пропали папские посланцы. Они вышли из Авилона, и в Москву не явились. Понятно, что на поиски их уже снаряжались экспедиции, но вернулись они ни с чем – следы путников терялись уже в северной Чехии, где они останавливались на ночевку. Каких-то следов их дальнейшего перемещения обнаружить не удалось. Пообещать найти их на бескрайних просторах севера Европы, в местах диких и неизведанных, было со стороны Фугера достаточно нескромно. Самые лучшие, самые преданные семье сотрудники, собирались в дорогу.
Поодиночке и группами, они должны были пройти по маршруту, проложенному путниками двести лет назад и найти или какие-либо следы их, либо какие-то упоминания о пропавшей посылке.
Каждому из них была обещана огромная награда в случае достижения хоть какого-то результата, а в случае их нечаянной гибели семьям была гарантировано пожизненное содержание. Два долгих года тянулось ожидание. Потом начали возвращаться поисковики. Все они приходили практически ни с чем. Следов экспедиции практически не было. Последний вернувшийся, спустя целых девять лет, рассказал, что нашел постоялый двор на севере Польши, в котором он слышал легенду о странных путниках. Один из них был аббат, а другой – огромный свирепый литовец, который изничтожил на корню позарившуюся на небедно одетых европейцев шайку одноглазого Януша, терроризировавшую всю округу на протяжении долгих лет. Это предание поисковик тщательно записал, но дальнейшие пути путников терялись. Он решил вернуться в Аугсбург, но его напарник, молодой и фанатично преданный семье Фугеров Карл Блюмайер, решил продолжить поиски. Он пошел дальше, в московские земли, поклявшись, что пока он не выполнит поручение, домой не вернется. Возвращаться ему, и правда, не было смысла – пожилая мать его за долгие годы странствий померла, а больше никого близких у него и не было. Никаких известий о нем более не поступало, его сочли погибшим, и в завещании Якоб отдельно указал, что если найдутся потомки или наследники несчастного Карла, им причиталась бы очень неплохая сумма, которая могла бы сделать безбедными многие поколения его правнуков.
Там же, в завещани было четко прописано указание всем потомкам Фугера до скончания его рода не жалеть средств и времени на поиски святыни, а если следы её объявятся или найдется её текущий обладатель – не скупиться и сделать все возможное, купить, украсть, убить, но вернуть святыню Папе, ибо неисполненная клятва будет тяжким грузом лежать на всем потомстве Фугеров. И не будет им счастья и благополучия, пока клятва эта не будет исполнена.
Так, в общем-то, и случилось. С каждым поколением Фугеры теряли свое могущество и власть. Несмотря на то, что им удалось оставаться на плаву посредством земельных спекуляций и нескольких выгодных браков, в целом, ситуация была достаточно удручающая. Молодой Максимилиан, когда впервые узнал о гнетущем его семью обязательстве, решил во чтобы то ни стало исправить ошибку предка. Впрочем, собрав информацию об объекте поиска, у него появились и другие мотивы, помимо обязательства перед поколениями. Практически все остатки былого наследия семьи он потратил на то, чтобы найти таинственную святыню. Как оказалось, усилия его не были напрасны. Миллионы, потраченные на создание самой мощной в мире поисковой системы сделали свое дело – следы святыни были найдены, и сейчас потомок Якоба Фугера мчался к ней со скоростью девятьсот километров в час, сидя в кресле эконом-класса самолета Аэрофлота.
Макс Маршалин закончил писать письмо, нажал кнопку «Отправить» и довольно потянулся. Ну вот, вроде, разгрёб дела, можно передохнуть. Он взял ноутбук, сигареты и отправился в кафе. В принципе, кофе можно было попить и в офисе, причем бесплатно, но почему-то в офисной кофеварке он был настолько плох, что многие сотрудники старались ходить в ресторанчик на первом этаже здания. Там, пусть и за деньги, подавали более-менее сносный капучино. Опять же, там можно было курить. Толкаться на крыльце с остальными курильщиками Макс не любил.
Заказав себе чашечку кофе, Макс открыл ноутбук и погрузился в статью про флагеллантов, которую начал читать с утра на совещании.
«Когда в 1349 г. в Германии с ужасающей силой свирепствовала чума, в Спиру из Швабии явились двести флагеллантов и ознакомили все население со своей методой самым подробным и добросовестным образом…»
Телефонный звонок прервал его чтение. Номер не определился. «Странно», – подумал Макс и снял трубку.
– Максим Анатольевич? – спросил приятный мужской баритон. Чувствовалось, что говоривший мужчина был уже в возрасте.
– Да, слушаю вас.
– Максим Анатольевич, меня зовут Александр Иванович, и у меня есть предложение, от которого вы не сможете отказаться.
– Спасибо, но меня это не интересует. – Макс положил трубку.
Черт. Совсем обалдели в этом «Ситибанке». Мало того, что звонят через день, разные кредиты предлагают, так теперь, вот, стариков на работу набрали. «У меня есть предложение, от которого вы не сможете отказаться». Дон Карлеоне на пенсии, блин. На валокордин не хватает, пошел в колл-центр подработать.
Телефон зазвонил снова.
– Максим Анатольевич, вы зря не дослушали мое предложение. Оно касается вашей недавней находки.
Оп-па. Это становится интересным – такого расклада Макс не ожидал.
– Слушаю вас внимательно.
– Максим Анатольевич, мы готовы купить у вас вашу находку. Мы готовы заплатить за нее очень неплохие деньги.
– Неплохие – это сколько?
– Неплохие – это пятьдесят тысяч долларов.
– Пятьдесят тысяч? Александр Иванович, это плохие деньги. Доллар падает, инфляция свирепствует. Да что я вам рассказываю, вы сами наверняка все это знаете.
– Хорошо. Пусть будет сто тысяч. Сто тысяч – это неплохие деньги?
– Сто тысяч – это уже неплохие деньги. Не сказать что совсем хорошие, но неплохие. Мне надо подумать.
– Сколько?
– До завтра. До вечера.
– Хорошо, Максим Анатольевич. Завтра вечером я вам перезвоню.
– Всего доброго.
Начинается. Он как чувствовал, что публикация Серегой фотографии в форуме приведет к каким-нибудь неприятностям. Вот уже какие-то мутные граждане подтянулись. Не глядя дают стольник. Блин, а может согласиться? Деньги вроде действительно неплохие, почти год работать… Нет уж, отставить эти упаднические настроения. Во-первых, если сразу дают сто, то стоить это может и двести и триста тысяч. Во-вторых, хорошо бы понять, что же такое мы нашли. Со Львом Ароновичем, специалистом по древнееврейской культуре, Макс договорился на завтра. Что же, посмотрим, что скажет этот древний еврей по поводу его древнееврейской находки. Макс допил кофе, закурил сигарету и вернулся к статье.
Папа Климент VI стоял на балконе своей резиденции во французском Авилоне и в очередной раз перечитывал это странное письмо, которое ему доставили сегодня утром. Казалось, его предшественник окончательно избавил Францию от этой угрозы всему сложившемуся политическому строю – тамплиеров. И вот, опять они появились на горизонте. Папа не понимал, как относиться к написанному в письме. Верить или не верить ему. С одной стороны, все написанное было правдой. Эпидемия чумы распространялась по Европе и, казалось, ничто не могло ее остановить. Стали появляться различные религиозные секты, взять тех же флагеллантов. Церковь уже не могла контролировать процесс духовного распада населения. Потрясенные ужасами эпидемии, они готовы были верить во что угодно, лишь бы это что-то хотя бы немного приближало их к спасению. С другой стороны, тон, которым было написано это письмо, уж больно походил на банальный шантаж.