Владимир Анин Конденсатор гнева

Долгое время я не решался изложить эту историю на бумаге. Не потому, что испытывал сомнения в своих повествовательных способностях – просто уж слишком невероятной она может показаться читателю. Невероятной и в то же время очень жизненной. А читатель нынешний не всегда приемлет такое смешение. Ему подавай что-нибудь сугубо натуралистическое, либо уж очень фантастическое, такое, что и в голову-то не придет простому обывателю. Моя же история, несмотря на невероятные события, описанные в ней, является совершенно правдивой. Однако не буду вас долго мучить занудным предисловием и перейду к делу.

Случилось это несколько лет назад, осенью, когда погода уже стояла пасмурная, голые деревья и пожухлая трава, покрытая слоем опавшей листвы, отчетливо говорили о скором приближении зимы, однако было сухо, и, несмотря на прохладный ветерок, прогулки мои в парке с неизменным спутником спаниелем по кличке Боб даже доставляли удовольствие. Бодрящий воздух еще только пугал предстоящими заморозками, но уже благотворно действовал на атмосферу большого города, прибивая к земле вредные выхлопы гигантского автомобильного стада и прочие неблагоприятные для человеческого организма выбросы. А потому дышалось легко, как будто концентрация кислорода и бодрящего азота в воздухе заметно повысилась по сравнению с бесчисленным множеством всевозможных химических элементов, представляющих, в том числе, и нижнюю часть таблицы Менделеева, то есть, тяжелых металлов, которые Бог весть каким образом оказываются в воздухе, невзирая на то, что тяжелые.

Итак, я со своим ушастым питомцем черного окраса прогуливался по парку, что располагается неподалеку от моего дома. Наличие такого зеленого островка в черте города, да еще и в нескольких минутах ходьбы, является безусловным преимуществом для горожанина, обреченного проводить свои дни в асфальтобетонных джунглях, где любое зеленое насаждение является лишь робким напоминанием о живой природе и зачастую плохо приживается, отступая под натиском техногенного чудища. Тот, у кого под боком волею судьбы оказался скромный сквер или бульвар, уже счастливчик. А уж если это целый парк, а тем паче лесопарк, то можно с уверенностью сказать – ему крупно повезло. Вопрос с прогулками, в частности в компании четвероного друга, или с зимними пробежками на лыжах – решен. Посмотрите на несчастных, вынужденных добираться до места воскресного отдыха в автобусе или на метро. Да и тем, кто для этой цели садится за руль автомобиля, не позавидуешь – мало того, что они обречены провести полдня в пробке, они лишены великолепной возможности после активного отдыха опрокинуть согревающую чарочку в зимнюю стужу или оттянуться прохладным пивком в летний зной… Однако я отвлекся.

Было около трех часов пополудни. Обычно я выгуливал Боба два раза в день, утром и вечером, как и большинство собачников. Но поскольку по роду деятельности (я свободный журналист) имел возможность самостоятельно распоряжаться своим временем, то порой позволял своему питомцу увидеть свет трижды за день, то есть, помимо утреннего и вечернего моциона, выходить еще и на послеобеденную прогулку. Что, собственно, и произошло в тот раз.

Я с удовольствием вдыхал чистый, уже почти лишенный запахов холодный воздух. Боб, задрав лапу, метил очередное дерево. Причем, делал это уже почти минуту, пытаясь выдавить из себя хоть каплю.

– Добрый день! – послышалось сзади.

Я обернулся. Передо мной стоял маленький толстенький человек в сером плаще. Он приподнял над лысеющей головой шляпу, такую несуразную в нынешнее время, и широко улыбнулся. Другой рукой он держал на поводке взволнованно переминающегося с ноги на ногу карликового пинчера. Мой Боб, конечно, не волкодав, но мужчина с такой миниатюрной собачкой смотрелся весьма комично.

– Вы не будете против, если мы присоединимся к вашей компании? Сегодня в парке почти никого нет, даже поговорить не с кем, а я, знаете ли, весьма охоч до общения. Да и Джульетте, – он кивнул на свою собачку, – будет веселее. О! Ну, конечно, если только я не стану помехой в вашем стремлении к одиночеству под сенью этого великолепного парка. Я отлично понимаю. Сам, знаете ли, частенько нуждаюсь в уединении, в особенности когда находит вдохновение, сотни мыслей роятся в голове и требуют порядка. В такие минуты я бегу от городской суеты, добровольно становлюсь отшельником и живу исключительно внутренним миром. Даже есть порой забываю. Я уж не говорю про женщин. – Он тихонько захихикал, прикрывая рот рукой в черной вязаной перчатке, глаза его сузились, и своим пухлым скуластым лицом он стал походить на китайца.

Через некоторое время он отнял руку ото рта и вопросительно посмотрел на меня. Глаза из щелочек превратились в две маленькие коричневые пуговки, а взъерошенные брови слегка вздернулись. Я рассеянно смотрел на его маленький, кнопочкой, порозовевший на холоде нос и тонкие губы, застывшие в полуусмешке, и наконец спросил:

– Вы писатель?

– Почему писатель? – Он удивленно захлопал ресницами.

– Или музыкант?

– С чего вы так решили?

– Ну… вы там что-то говорили про вдохновение…

– Ах, это! – Он опять захихикал, прикрывая рот рукой, и я решил, что у него, видимо, плохие зубы. – Что вы! – Он отнял руку. – Неужели вы думаете, вдохновение доступно только людям искусства? Нет! – Он улыбнулся широко, и я увидел, что зубы у него хорошие, белые, только редкие.

– Я физик. А нам, ученым, вдохновение тоже требуется, в этом мы мало чем от людей искусства отличаемся. Физики и лирики, знаете ли, одного поля ягоды. А вы писатель? Я просто интересуюсь, поскольку вы мне сами задали такой же вопрос.

– Почти. – Я пожал плечами. – Я журналист.

– А-а, – протянул он. – Новости, репортажи с места событий?

– Не совсем. Я пишу очерки и статьи.

– На какую же тему, позвольте полюбопытствовать?

– В основном, на социальную.

– Так это же прекрасно, друг мой! – воскликнул он и довольно фамильярно хлопнул меня по плечу. – Вы-то мне и нужны, вас мне сам Бог послал!

– В каком смысле? – Я невольно отступил.

Этот человек почему-то не вызывал у меня особого доверия, он мне даже показался немного с приветом.

– Я вам сейчас все объясню. Для начала позвольте представиться. – Он назвал свое имя. По определенным причинам я не буду приводить его в этом повествовании. Назовем его просто – экспериментатор, тем более что он сам себя так назвал. – Я, знаете ли, физик-экспериментатор. Все свои теории незамедлительно проверяю на практике, а для этого приходится конструировать весьма хитроумное оборудование и проводить сложные физические опыты.

– Не понимаю, какое отношение все это имеет ко мне? – удивился я.

Боб тем временем, уже закончив свои дела, нетерпеливо крутился вокруг моих ног, то и дело прыгая в сторону и натягивая поводок. Джульетта смирно стояла подле своего хозяина и лишь слегка приседала и шевелила ушами, когда Боб начинал тявкать. Я медленно двинулся к выходу из парка.

– Самое прямое! – воскликнул экспериментатор, поспешив за мной. – Недавно я совершил потрясающее открытие. Пока оно, правда, только на бумаге, но я уже почти закончил создание прибора, который поможет мне доказать эту теорию на практике. Это будет грандиозный опыт – физико-социальный опыт, если хотите. И вы как журналист-социолог обязательно должны поучаствовать в этом эксперименте с тем, чтобы потом описать его в тех самых ярких красках, которыми вы, журналисты, умеете описывать. Очень важно правильно и грамотно донести до людей результаты опыта, дать им возможность вникнуть в суть этого открытия и научиться пользоваться им… Нет, нет! – воскликнул он, заметив сомнение на моем лице. – Я не призываю вас приукрашивать и сочинять небылицы. Я прошу только описать все это понятным, доступным обывателю языком.

К этому времени мы уже вышли из парка и остановились перед моим домом.

– И все же я не совсем понимаю, что вы от меня хотите, – сказал я.

– Давайте сделаем так. Я живу вон в том доме. Второй подъезд, третий этаж, квартира номер сорок шесть. Запомнили? Приходите ко мне сегодня часиков в семь, я вам все подробнейшим образом расскажу. Поверьте, вы не пожалеете. Можете, кстати, и своего пуделя взять.

– Это спаниель, – обиделся я за Боба.

– Надо же! – Он закусил губу. – А так на пуделя похож. Как его величают?

– Боб.

– Ну, так прихватите с собой Боба. С Джульеттой поиграет…

– Думаю, это лишнее. Он вполне может посидеть дома.

– Так, значит, вы придете? – обрадовался экспериментатор.

– Да, – немного помедлив, ответил я.

Мне действительно стало любопытно. Этот чудаковатый тип сумел меня заинтриговать. Я, конечно, не склонен был воспринимать всерьез всю эту болтовню насчет "потрясающего открытия", но последнее время у меня что-то никак не вырисовывалась интересная тема, а два уже начатых очерка я никак не мог дописать, остыл, потерял интерес. Благодаря этому физику я надеялся немного восстановить бреши в своем творческом мышлении и, если не разродиться каким-нибудь новым творением, то хотя бы закончить начатое.

В назначенное время я стоял перед обитой потертым дерматином дверью и давил на кнопку звонка. Однако ожидаемой трели не раздавалось (я почему-то был уверен, что должна быть примитивная трескучая трель, а не какой-нибудь "дин-дон"), в квартире было тихо. Я надавил на кнопку сильнее – никакого эффекта. Я стоял в раздумье: постучать в туго натянутый дерматин или просто повернуться и уйти? Как вдруг замок щелкнул, и дверь распахнулась. На пороге стоял экспериментатор и улыбался во весь рот. На нем был синий тренировочный костюм и домашние тапочки с опушкой. В ногах его жалась, с недоумением оглядывая меня, Джульетта.

– Проходите, голубчик, проходите! – Он посторонился, впуская меня в квартиру.

– Странно, мне показалось, у вас звонок не работает, – сказал я, шагнув в тесную прихожую, заставленную коробками и ящиками.

– Ой, вы знаете, не терплю шума, особенно внезапного. Неожиданно прозвучавший звонок мало того что пугает, так ведь еще и совершенно сбивает с мысли. После этого уже нет никакой возможности сосредоточиться. А для моей работы это катастрофа. Уходит по меньшей мере день или даже два на то, чтобы вновь вернуть мысль в нужное русло, а это упущенное время, а порой и вовсе нереализованные возможности. Так что я заменил звуковую сигнализацию на световую. Вот поглядите. – Он просунул руку в приоткрытую дверь и нажал на кнопку звонка. Над дверью вспыхнула лампочка, самая обыкновенная, без плафона. – Если я в это момент не слишком занят, я обязательно замечу сигнал и открою. Ну а если мне не до того, значит, я просто не готов никого принять. Гениально, не правда ли?

– Да, пожалуй, – пробормотал я, стягивая с ног тяжелые осенние ботинки. – Куда можно повесить куртку?

– Вот сюда, голубчик. – Он подхватил мою куртку и ловко повесил ее на крючок, прикрученный прямо к дверце стенного шкафа. И обязательно наденьте тапочки, пол очень холодный.

– Да нет, спасибо, не беспокойтесь.

– Я настаиваю. Ходить босиком по линолеуму – это самоубийство. Ноги надо держать в тепле, вас разве мама не учила? Ведь если у вас мерзнут ноги, вы постоянно отвлекаетесь на эту неприятность, на дискомфорт, и тогда мысли ваши неминуемо приходят в беспорядок. Держи ноги в тепле, а голову в холоде, а? Помните народную мудрость?

– Что-то такое припоминаю, – ответил я, нехотя всовывая ноги в растоптанные вельветовые тапочки.

Загрузка...