Не прошло и минуты, как из-за ближайшего изгиба тропы, мне на встречу вылетела пятерка верховых в сопровождении трех здоровенных псов. Милые такие собачки. Помесь сенбернара с бультерьером размерами с датского дога.
Не доезжая до меня пару метров, всадники осадили коней. Глядя на их грозные, широкие физиономии, я ожидал от них чего-нибудь в стиле «стоять, бояться, деньги не прятать», однако, окинув меня очень подозрительным взглядом, ко мне подъехал только один, вероятно командир. Заговорил он на удивление вежливо.
– Приветствую тебя, путник. Мы стражи границ. Мы охраняем местные тропы от кошмарных порождений тьмы, рожденных в трясинах Ахенны, дабы не беспокоили они людей. Я Ратобор, сын Нирида, командир патруля стражи. Назови себя.
С пафосом, он на мой взгляд немного перебирал, да и внешность его не слишком соответствовала высокому слогу. Но, видимо, таков был заведенный ритуал, наверное, чтобы дать понять путнику, что его не будут сразу убивать и грабить.
– Я Заран, сын Сибара, – ответил я ему в тон, быстренько соображая, что при моей нынешней внешности и без воза товара, на мирного торговца из Арана я не слишком-то похожу. Пауза затягивалась, критически затягивалась, и я ляпнул первое, что пришло в голову.
– Я зверолов, по повелению императора Сура ищу диковинных чудищ, для услады глаз и развлечения его величества. Слышал я, что в местных горах и топях за ними, обитает несметное множество различных монстров. Идея оказалась удачной. И кто я есть понятно, и почему еду в гиблые места тоже.
Умерив пафос и подозрительность, Ратобор, однако, продолжил допрос.
– А не ты ли минут десять назад творил волшбу? Мы были в версте отсюда, когда собаки почуяли неладное. А волшба в местных горах не сулит, как правило, ничего доброго.
Упс…. Опять пауза. Сказать, что не я – так даже если допустить, что они не следопыты, уж собаки-то сразу след найдут, да и мало ли чего еще они могут. Конечно, пока они доедут туда, я могу уже слинять достаточно далеко, моя лошадка хоть и не производит впечатления, а все же кибер. Даже по пересеченной местности может выжать километров сто в час. Но проверять ее скоростные характеристики на извилистой тропе, окруженной скалами, как-то не хотелось. Порубать их всех на…. как-то оно не по-человечески. Этот вариант оставим на самый экстренный случай. Да и они, поди, не простые люди, раз охраняют границу от всяких чудищ, еще не известно, как оно выйдет, – думал я, невзначай окидывая взглядом фигуры стражей, сходные с моей и габаритами и комплекцией. От стражи мой взгляд не укрылся и они, как бы предупреждая, положили руки на оружие.
Наконец решив, что правда все равно всплывет, я начал правдоподобно врать.
– Уважаемый страж, – начал я, – я не маг и не могу творить волшбы, но я верю в двенадцать богов Сура и они любят меня. Недавно я действительно совершил ритуальное омовение и творил молитву богу Звуру, создателю всех живых тварей, лишенных рассудка. Но не думаю, что это можно было принять за волшбу.
Ратобора, казалось, удовлетворил мой ответ. Однако он попросил меня задержаться еще на пару минут. Махнул рукой одному из стражей и тот, в сопровождении пса, галопом понесся по тропе. Вернулся он через пять минут и, как я и ожидал, подтвердил мои слова. Стражи немного расслабились. А затем, мы вместе потрусили вверх по тропинке, уводящей нас все дальше в горы. Ратобор ехал рядом и пытался меня отговорить от дальнейшего путешествия, ссылаясь на то, что не подготовленный человек не протянет за грядой и одного дня, а подготовленный (на себя он что ли намекает?) так и вообще туда не полезет. Но я был непреклонен, рассказывал о священной воле императора, любимца богов, да живет он вечно. Наконец, смирившись, Ратобор начал давать ценные советы, которые могли бы помочь мне выжить в тех местах.
– Если надумаешь остановиться на ночлег, – вещал он. – делай это только на возвышенных местах, так, чтобы под ногами у тебя был камень. Никакой земли. Есть там растения, оплетающие корнями спящего человека и высасывающие его. Никогда не разводи на ночь костра. Огонь в ночи привлекает всех окрестных тварей и не дает видеть тебе самому. Обноси место ночевки по периметру нитью с подвешенными к ней бубенцами, если нет, то дам потом. Избегай широких троп, особенно если поперек них что-либо лежит или натянуто. Ну и, конечно, не слушай никаких голосов, что бы они ни говорили и куда бы ни звали. Не верь никому, кого там встретишь, как бы он ни выглядел. Ну и, главное, не лезь в глубь трясины. Иди по краю гор. Тварей для отлова и там тебе хватит за глаза. Даже в предгорьях их встречается более чем достаточно для того, чтобы убить человека. И самое главное – никакого использования магии. Так что лучше тебе, наверное, и не молиться. Все, что там живет, чувствует магию даже лучше, чем наши волкодавы, и слетается на малейшее ее проявление со всех сторон. И ни в коем случае не пей стоячей воды, только из родника и только от истока.
За этой душеспасительной беседой мы провели пару часов. К темноте, мы были уже неподалеку от перевала. Неподалеку от перевала, четко различимой на фоне закатного неба расселины между двумя отвесными стенами, поднимавшимися на пару сотен метров вверх, обнаружилась небольшая бревенчатая сторожка, прижавшаяся к огромному валуну. Это оказалось временным жилищем стражей, охраняющих перевал. Как рассказал мне Ратобор, маги специально обрушили часть скал, сделав их отвесными. Чтобы обезопасить северо-западные границы княжества. Однако не везде скалы были неприступны. Хуже всего приходилось на юго-западе, где естественные горы не доходили до моря. Там скалы были созданы искусственно, но все же, они существенно уступали естественным горам в высоте. Основной же проблемой было русло Стремнинки, бравшей свое начало в топях Ахенны. Но его решили все же не заваливать. Во-первых, потому, что ее воды орошали поля доброго десятка деревень, расположенных по левому берегу Сребростря, во вторых, проще было создать своего рода клапан, куда стекалась живность, норовившая выбраться из топей и шедшая по пути наименьшего сопротивления. Поэтому, на верхних заставах нагрузка на стражей была существенно ниже.
Переночевав за толстыми стенами сторожки, я отправился за перевал.
Сразу за перевалом тропа круто уходила вниз и окончательно терялась в камнях. Не уверен, способна ли лошадь к таким кульбитам, но, к счастью, стражи не пошли меня провожать, поэтому некому было оценить нетипичное для обычной кобылы проворство в лазании по скалам.
Спустившись с основного косогора, я вновь сел верхом и, двигаясь по ставшей относительно пологой осыпи, продолжил спуск вниз, забирая к северу.
Со стороны топей веяло влажным теплом. Легкий ветерок доносил до меня множество запахов, то отвратительных, то вполне приятных. Чем ближе я подходил к краю топей, тем сильнее становились звуки битвы за выживание, происходящей внизу. Спустившись, по моим прикидкам, еще метров на пятьсот, я перевел свой спуск в траверс, изучая раскинувшуюся внизу панораму.
Пару сотен метров ниже по склону – между камнями начинала пробиваться трава, еще ниже – появлялись кустарники, переходившие в лес, стоящий буквально на воде. В голове промелькнула ассоциация с амазонскими джунглями моего родного мира. Поднявшись на очередную осыпь, я остановился.
Передо мной раскинулся участок топи, острым клином вдававшийся в горы далеко на восток. Прикинув, что объезд займет не менее часа, я решил проверить, так ли уж страшен черт, как его малюют. Я спустился вниз и поехал вдоль склона, отыскивая место посуше да поуже, чтобы переправиться на ту сторону. При ближайшем рассмотрении выяснилось, что топь, действительно кишит, можно даже сказать, бурно кипит жизнью. Даже с расстояния в сотню метров, было видно, что там идет постоянная, не прекращающаяся ни на минуту борьба за жизнь. Каждый миг кто-то кого-то ел, чтобы через какие-то секунды оказаться съеденным кем-то побольше да пошустрее.
На моих глазах крупная стрекоза схватила какую-то мелкую ящерицу, но не успев съесть ее, была застигнута огромной жабой, которую в свою очередь поджидала смерть от яда крупного паука, свалившегося на нее с дерева. Паук, хоть и уступал по размеру раза в два, ловко оплел жабу довольно толстой паутиной и принялся проворно затаскивать ее наверх, к той ветке, на которой сидел. Но завершить свой план он не успел. Из воды показалась голова змеи, размером не уступающей анаконде. Миг, и паук остался без обеда. А еще через пару секунд его настигла смерть от впившейся ему в спину осы, точнее, чего-то похожего на осу наездника, весьма изрядных размеров. Острие яйцеклада впилось в спину паука. Подергав лапами, тот свалился на островок, образовавшийся у корней дерева. Но жизнь тут, и правда, двигалась в сумасшедшем темпе. Как в каком-нибудь ролике «живой природы» на ВВС, в котором, на ускоренной прокрутке, показаны жизненные циклы растения или животного.
Прямо на моих глазах спина паука заходила ходуном, брюшко сморщилось, пошло прорехами, в которых мелькали белые личинки. Не прошло и пяти минут, как туша паука развалилась, и из нее на свет вылезло несколько десятков уменьшенных копий осы, убившей паука.
Я стоял, как завороженный и наблюдал за этим. Потом, сообразив, что осы и прочие прелестные обитатели этого милого местечка могут заинтересоваться и мной, поспешил удалиться подальше от топи. Шло бы оно куда подальше, а я лучше потрачу время на обход.
Весь день я двигался вдоль по предгорьям на север. Постепенно топь несколько отступила от гор, оставив более-менее широкую полоску относительно ровной земли. Двигаясь по ней рысью, к вечеру, за моими плечами осталась добрая сотня километров. Если так пойдет и дальше, то меньше чем за неделю я смогу добраться того места, где горы свернут на восток.
Выбирая место ночевки, я поднялся метров на триста вверх по пологому склону, до того места, где начинались каменные осыпи. Спать на камнях – удовольствие конечно сомнительное, но я помнил предупреждение Ратобора, в обоснованности которого уже успел убедиться. Днем, я вспугнул ящерицу, гревшуюся на камне. Метнувшись из-под копыт моей лошади, она, видимо сдуру, попыталась скрыться в невысоких зарослях травы, с красными метелками соцветий. Пронзительный писк и хищное колыхание стеблей, охвативших ее, оставили мне немало места для фантазий о судьбе постигшей несчастную.
Расположившись на ночлег и пожевав остатки сушеного мяса, больше для проформы, чем по необходимости, я расстелил одеяло и задремал, прижавшись к теплому боку валуна, нагретого за день солнечными лучами. В отличие от меня, у кобылы были полностью электронные мозги, которым сон не требовался. Поэтому, отдав приказ на охрану и побудку, в случае обнаружения подозрительной активности, я заснул с почти спокойной душой.
Сон мой был прерван, как мне показалось, едва начавшись. Меня настойчиво тыкали чем-то большим и влажным. Открыв глаза, я понял, что это морда моей кобылы. Было не так уж и темно. Над топью поднималось рассеянное свечение невообразимых оттенков. Из болот выползали плотные языки тумана, поднимаясь по склону. А со стороны топи, наш лагерь окружали небольшие светящиеся огоньки, похожие на свечение болотных гнилушек, только поярче. Огоньки вели себя весьма подозрительно. Скачкообразно перемещаясь с камня на камень, они медленно смыкали свой круг. Расположившись метрах в десяти от нас, они замерли, равномерно мерцая на камнях.