Михаил Каюрин Ожог колдуньи

Как ужасно расставаться, если знаешь, что любишь и в расставании сам виноват.

В. Маяковский.


Пятнадцать лет не был Захар в родных местах – трудился на Севере. Мелькали события, уезжали и приезжали люди, в бесконечной гонке за прибылью один рабочий план сменялся другим. Захар всё время бежал куда-то, спешил, чувствуя себя отстающим. Жизненная карусель кружилась безостановочно. Оглянуться не успел, а уж тридцать шесть стукнуло.

Однажды ему приснился сон, будто в транспорте едет. Маршрут длинный, незнакомый. Окна замёрзли, не видать ничего. Захар сидит и ждёт остановки. Наконец, двери распахнулись, и он вышел. Вышел и удивился: проехал нужную остановку. И проснулся.

Долго лежал с открытыми глазами, думал: к чему бы это?

Потом понял: правильно всё. Пятнадцать лет жизни проехал без остановок.

Дом свой вспоминал редко. И только после этого странного сна его сердце вдруг сжалось в тоске, на душе сделалось муторно, стало стыдно за себя перед родителями.

Захар плюнул на всё, взял отпуск и улетел в Пермь – там с некоторого времени стали жить его родители, переехав к старшей сестре.

После недели, проведённой в большом шумном городе, его потянуло в родной посёлок, где он родился и прожил до призыва в армию.

В первый же день Захар отправился к большой скале, выступающей над высоким обрывистым берегом. В детстве он любил проводить время на этом удивительном месте. Природа создала здесь ровную площадку, на которой подолгу задерживались и художники, и фотографы, и влюблённые парочки. Всех зачаровывала открывающаяся панорама.

Густо поросший молодой пихтач прикрывал уступ, и Захар не сразу разглядел на нём женщину.

Она сидела на корточках, обхватив колени руками, наклонив слегка голову и смотрела на бурлящую внизу реку.

Словно магнитом потянуло Захара к ней, а сердце вдруг гулко заходило в груди.

Он спустился с вершины косогора к уступу, женщина поднялась и обернулась.

– Татьяна?! – воскликнул Захар, узнав в ней ту далёкую и размытую в памяти шестнадцатилетнюю девчонку. – Вот так встреча!

– Смотри-ка, узнал, – произнесла Татьяна буднично, словно и не разделяло их время в пятнадцать лет, и рассмеялась бархатистым смехом.

– Не думал, не гадал повстречаться со мной здесь? Не так ли? – глаза Татьяны пристально, с прищуром, смотрели на Захара.

– Если откровенно – нет, даже в мыслях не было такой встречи. Ведь ты после института торговли в Уренгой укатила?

– Да, я по-прежнему там, торговлей заведую, – с какой-то грустью в голосе произнесла Татьяна.

– Изменилась ты, – после неловкой паузы отметил Захар.

– Ещё бы! Косы-загляденья нет, да и весовая категория ушла вверх.

И, как бы оправдываясь, добавила:

– Годы, Захар, не забывай. Ты-то, вон, уже с изморозью, – во взгляде Татьяны на мгновенье промелькнула жалость.

– Да… вот… успел покрыться серебром, как видишь.

Оба замолчали, устремив свой взор на реку. Шалая вода, недавно освободившись от ледяного панциря, бурлила у берега, бушевала остервенело, вспарывая предвечернюю тишину своим негодованием.

– Надолго приехал? – нарушила молчание Татьяна.

– Дня три хотел пробыть в посёлке. А ты?

– Завтра вечером уезжаю. Вот, пришла сюда… попрощаться с юностью… Памятно мне это место.

Скосив глаза, она опять с прищуром уставилась на Захара.

Майский ветер ласково перебирал её распущенные волосы, играл ими, и они, вздымаясь время от времени вверх, напоминали чёрного бумажного змея, который никак не мог вырваться в небо.

Карие глаза Татьяны горели, переливаясь множеством драгоценных каменьев.

– А ты… помнишь этот уступ? – спросила она в упор. – Или давно уже забыл?

Кровь ударила в лицо Захара. Он смешался, не находя нужных слов.

– Ой, смотри – подснежники! – Татьяна резко вскочила. Держась за узловатый ствол низкорослой пихты-уродца, попыталась дотянуться до цветов.

– Постой, – Захар решительно отстранил её в сторону и осторожно, как альпинист, ступая в расщелины, вскоре был уже под скалой.

– А-ай! Помогите!!! – донёсся с реки отчаянный вопль.

– Держи, – Захар подбросил Татьяне маленький букетик подснежников и, не раздумывая, стал быстро спускаться к реке. В считанные минуты он был уже на берегу.

Тонул парнишка лет десяти. Он взобрался на вершину огромной ели, поваленной половодьем в реку, и, не удержавшись на ней, сорвался в мутный поток. В последний момент ему удалось ухватиться за ветку, которая, точно леса под крупным уловом, натянулась струной и ходила из стороны в сторону.

Бешеный поток бил парня ледяной водой, по миллиметру разжимая судорожно сжатые пальцы.

Борьба продолжалась недолго – силы были неравные. Парнишку сорвало в тот момент, когда Захар был уже на берегу. На его глазах голова подростка исчезла под водой.

Захар в один миг сбросил с себя кроссовки и ринулся наперерез в обжигающую холодом воду. К счастью, паренёк умел плавать. Вынырнув метров через десять, он отчаянно загрёб к берегу.

Захар ухватил мальчонку уже под водой, в пенном кружащемся водовороте, и потянул к берегу.

– Держись, парень, держись, – успокаивал он неизвестно кого: то ли паренька, который успел хлебнуть воды и теперь судорожно тянул воздух, то ли самого себя, не уверенного в том, что удастся выгрести на мысок, маячивший впереди.

Он вцепился в него взглядом, будто привязался к нему невидимой верёвкой, и одной рукой подтягивал себя к этому спасительному клочку земли.

– Врёшь – не уйдёшь! – как с человеком разговаривал он с мыском, выставившем своё нутро над водой.

– Ага-а! Что я говорил?! Не взять нас тебе, сварливый Нептун! – торжествовал Захар, почувствовав ослабление потока. Спустя некоторое время его ноги, наконец-то, нащупали дно.

– Жив, салажонок? – спросил он мальчишку, опуская ногами на хрустящий галечник.

Бедолага молчал, его мутило.

– Тебя как звать? – спросил Захар.

– Сла-авкой, – промычал тот.

– А меня Захаром. Что делать-то с тобой, Славка?

– Не зна-аю, – паренёк разревелся.

Ревел он не от того, что чуть было не утонул, а, вероятно, боялся, что влетит от родителей.

– Ладно, будет сырость-то разводить. В реке воды и так через край, – Захар оглядел себя.

– Да-а, брат, положение наше не завидное. Дом твой далеко?

– Вон тот, – Славка ткнул пальцем в пространство и размазал слёзы по лицу.

– Хо! Совсем рядом. Сам долетишь или тебя проводить?

Славка отрицательно помотал мокрой головой, подтянул прилипшие к телу и испачканные в глине штаны и задал стрекача.

– Только стрелой! И не вздумай останавливаться! – крикнул ему вслед Захар.

– Та-ак, – протянул он вслух, когда Славка скрылся из вида. – А мне теперь куда?

И сразу вспомнил о Татьяне.

Она по-прежнему стояла на самом краю уступа, как изваяние, слившись с камнем в одно целое.

– Спускайся вниз! – во все лёгкие крикнул ей Захар и показал рукой по направлению к деревне.

– Вот ведь незадача: мокрый весь, – виновато проговорил он, встретившись с Татьяной. – Обсушиться бы надо, да спичек нет.

Он отжал на себе одежду, внимательно посмотрел на Татьяну, неожиданно предложил:

– Давай-ка заглянем в деревню. Там у меня должен быть знакомый дед. Раньше я часто останавливался у него, когда на рыбалку с ночевкой ходил. Замечательный человек, душевный. На зорьке будил меня.

Татьяна стояла в нерешительности.

– Пойдём, пойдём, – Захар взял её за руку и повёл за собой.

Вскоре они поднялись на покосившееся крыльцо старого бревенчатого дома.

Захар дважды постучал в сенях. Не дождавшись ответа, потянул дверь на себя.

– Есть кто в доме? – громко спросил он, зная о глухости хозяина.

Никто не ответил. Захар пропустил вперёд себя Татьяну, осмотрелся. В кухне было прибрано и чисто, угадывалась женская рука.

«Неужели помер дед Матвей?» – мелькнуло у Захара в голове. Прежде в доме старика беспорядка было предостаточно.

Выдержав короткую паузу, он повторил свой вопрос ещё громче. Сомнения насчёт кончины хозяина тотчас развеялись.

Загрузка...