– Мизуки, – растерялась я и покраснела. – Прости за звонок. Я забыла о времени… Это Коан.
– Коан? – вдумчиво переспросила Мизуки, и ее тон тут же обратился радостным. – Оу, Коан! Коан-сан, мать честная! Ты-таки позвонила мне! Рада тебя слышать! Ты это, не обращай внимания, что накричала вначале. Не думала даже, что ты позвонишь. Надеялась, конечно… Выходит, не зря! Ну, как дела? Не нашла жилья небось? А я говорила!
– Я тоже рада тебя слышать, – сказала я. – Ты была права, Мизуки: ни один рёкан меня не принял. Многие отказали из-за обязательной брони, а какие-то закрыты были, но, к счастью…
– Вот-вот! – недослушала она. Впрочем, неудивительно. – И ждала ночи, чтобы мне об этом сказать? Ну ты даешь! Чего раньше-то не позвонила? Эх, будь у меня твой номер… Короче, я еще неделю назад по Интернету связалась с одной тетечкой, сдающей в этом городе однокомнатку, и вот, я заселилась. Тут срач, конечно! Но я почти закончила с уборкой, завтра с остальным разбираться начну. Дуй ко мне давай. Я тебе адрес продиктую. На такси есть деньги? Если нет, я оплачу…
– Мизуки! Я нашла себе место! – объяснила я. – Но все равно спасибо! Тут ребята снимают квартиру, они замечательные, приютили меня. Они искали двух соседей, у них четырехкомнатная. Подселилась я, остался еще один человек. Я сразу про тебя подумала. И позвонила, чтобы спросить, нужно ли тебе…
– Так ты нашла? – удивилась Мизуки, и ее голос прозвучал недоверчиво. – Вот как… А со мной, значит, не захотела.
– Я вообще не собиралась с кем-то жить, мне одной по душе. Но я до вечера слонялась по улицам, а эти ребята удачно подвернулись. У меня особого выбора и не было. Ребята здоровские. Может, ты, все-таки, переедешь к нам? Веселее будет. У них и чисто, и просторно.
– Слишком хорошо для правды, – фыркнула Мизуки. – А по деньгам как?
– Пока не знаю…
– В смысле? Ты на одну ночь там, что ли?
– На месяц уж точно. Первое время бесплатно, пока работу не найду.
– Бесплатно? – изумилась девушка. – Не, ну это чересчур идеально. Знаешь, Коан-сан, такое только в сказках услышишь! Эти ребята, они там тебя не разведут? Люди в городе крайне причудливые!
– Они совершенно адекватны, – заверила я. – Поверь. Ровесники, это пара. Тоже считают здешних людей причудливыми.
Какое-то время Мизуки молчала в трубку. То ли жевала что-то, то ли просто думала.
– Не знаю, Коан. Вообще, мне нет нужды куда-то срываться – у меня же есть крыша над головой. Ты тоже у каких-то незнакомцев устроилась…
Мизуки, очевидно, обиделась. Она выдержала паузу в минуту.
– Мне приятно, что ты позвонила, – с трудом призналась она, и голос ее прозвучал тише. – Чего греха таить… Я переживала за тебя, соседка по купе. Просто когда мы поладили в купе и выяснилось, что мы обе ищем этот… как его там, глоток свободы, то мне показалось, выкручиваться в новом городе будем вместе… Вдвоем проще. Ладно, черт с ним. Все равно приятно, что ты не забыла обо мне.
– Если, все-таки, у тебя возникнут проблемы с жильем или еще чего, набери меня. Пока у ребят место свободно. Я была бы рада.
Мизуки помолчала секунд десять.
– Хорошо. Посмотрим.
Раздались короткие гудки. Я встала с мягкой кровати, открыла шкаф, вытащила оттуда свой рюкзак. Села обратно и принялась разгребать содержимое. Достала зарядку, подключила к ней телефон. Одежду, что взяла из дома, аккуратно переложила на полки шкафа. Там же сложила зубную пасту со щеткой и прочие принадлежности. Допотопный красный телефон, напоминающий маленький кирпич, спрятала под подушку. Предварительно убедилась, что новых звонков не поступало. Расстелила кровать, выключила свет и легла под теплое, толстое одеяло. В комнате было весьма холодно, несмотря на то что за окном лето. Неужели в этом городе ночи настолько холодные? Или дело в самом здании. Если его изготовили из бетонных блоков без всяких примесей, стены будут беречь прохладу. Бетонные блоки подолгу держат внутреннюю температуру, это я точно знала. Откуда, правда, вспомнить не могла. Наверное, вычитала где-то.
Как уснула, я даже не заметила. В один момент глаза закрылись сами по себе. Устали бездумно смотреть в потолок. Я видела мутные, несуразные сны, которые тут же забывала. Странные сны посещали меня один за другим, сменялись лишь картинка и персонажи. Волки, двухголовые люди, огромные чаши с расплавленным золотом, вливающимся кому-то в горло, ссыпающиеся на Землю звезды, обращающиеся метеоритами и бомбящие все вокруг… Будто бы я наблюдала за всем этим необъяснимым хаосом из окна квартиры Эми и Тору. Или нет… Все выглядело слишком мутно и расплывчато. Я так и не поняла, это был один сон или несколько… В голове остались только яркие образы, содержание стерлось по своим незыблемым законам.
Внезапно растущая в голове вибрация пробудила дремлющий мозг, и меня словно электрическим током ударили. Я резко поднялась на кровати, открыла перепуганные глаза и осмотрелась. С трудом разглядела комнату в беспросветной тьме, пока зрение адаптировалось. Вибрация, уже не так громко, но по-прежнему продолжала откуда-то исходить. Я обернулась через плечо на измятую подушку. Под ней, судя по всему, вибрировал мой допотопный телефон.
Кто-то звонил. Я напряглась. Резким движением вытащила из-под подушки телефон, посмотрела на желтый экран. Номер неопределившийся. Написало было «НЕИЗВЕСТНЫЙ». На лбу выступили капли холодного пота, я зарылась ногами в одеяло и прижалась к стене. Как тогда, когда я ехала в поезде, первая посетившая меня мысль: звонил человек знающий. Скорее всего, неприятель. А если выследили? И уже ждут у подъезда? Значит, Эми и Тору в опасности! Что я им скажу? Как все объясню?
Сглотнув, я нажала на кнопку с зеленой трубкой и прижала динамик к уху. Сердце норовило разорваться на части. Первые секунд тридцать молчали, словно нарочито ожидая услышать мой голос, но я не произносила ни слова. Ждала, пока с той стороны скажут сами.
– Алло? – с помехами раздался мужской голос.
Я сбилась с толку. Голос-то знакомый. Хриплый, осевший.
– Алло! Коан, ты слышишь? Связь не подводит?
– Сэр, это вы?
– Да-да, а кто ж еще?
– Не сразу узнала вас, Сэр, – с облегчением выдохнула я и сползла по стене в кровать. – Вы с какого-то неизвестного номера звоните! Так и написано было: «Неизвестный»!
– Пустяки, это все неважно, девчуля.
Сэр всегда меня звал «девчулей». Иногда «красотулей» или «красоточкой». Манера у него такая.
– Ты мне лучше расскажи, как у тебя дела! – попросил он, дважды кашлянув.
Не отрывая телефон от уха, я потянулась за ручными часами, лежащими на столе под зашторенным окном, и включила на них подсветку. Без двадцати три ночи. Сэра никогда время не останавливало. Он мог позвонить в любой момент и спросить, как я справляюсь.
– Я на месте, – сообщила я. – Утром приехала, ночлег нашла. Дальше буду разбираться.
– Хорошо, это хорошо, – пробормотал он. – Как тебе город?
– Ожидала лучшего от гостиничной инфраструктуры. На улицах преимущественно пусто. Зато люди добрые. Двое уж точно.
– Двое?
– Кто дал мне ночлег.
– А! – воскликнул Сэр. – Понятно, понятно. Ну, ты молодец, что добралась и обустроилась. За первый же день! Даешь! Дальше помнишь, что делать? Это очень важно, девчуля! Не забывай. Не забыла?
– Нет, – помотала я головой. – Я все прекрасно помню.
– Мне нужно, чтобы ты это вслух произнесла. Хочу убедиться.
Я вздохнула.
– Отправиться к крупной женщине, работающей в центральной библиотеке, и сказать, что я от Вас.
– Умница, именно так и надо сделать, – удовлетворенно сказал Сэр. – Дальше крупная женщина сориентируется. А ты внимательно слушай ее и делай все, как она скажет. Слышишь, Коан?
– Да, да, – закивала я. – Все сделаю как положено, Сэр.
– Очень важно, чтобы ты внимательно ее слушала и все поняла! Иначе может случиться непоправимое!
– Я поняла, Сэр, – произнесла я. – Не волнуйтесь.
– Ну, уж постараюсь, конечно. Я позвоню тебе на неделе. На момент звонка все должно быть готово.
– Так точно, Сэр.
– До связи, девчуля! И запомни: смотреть нужно на простые вещи.
Связь оборвалась.
Наутро я проснулась с чувством бодрости и необъяснимого спокойствия. Словно все шло так, как было необходимо. Лучи солнца пробивались через толстую штору окна, вокруг царила полная тишина. Одни лишь птицы что-то напевали на улице. Стащив с себя одеяло, я поднялась с кровати. На часах – восемь утра. Красный телефон неизменно лежал под подушкой, а обычный я сняла с зарядки. Из шкафа достала белый хлопковый халат, надела его, прихватила полотенце, зубную щетку и пасту. Вышла из комнаты в коридор. Проследовала в просторную прихожую, заглянула на кухню – никого. На обеденном столе лежала записка. Я ее прочла.
«Коан-сан, мы с Тору на учебе, а после по своим работам разъедемся. Оба будем поздно. Наверное, я вернусь раньше. Пожалуйста, не ограничивайте себя в еде: берите из холодильника все, что хотите. Хорошего вам дня. Будьте осторожны,
Эми»
В ванной я приняла контрастный душ, привела себя в порядок. В своей комнате переоделась, высушила феном волосы, зачесала их и заколкой зацепила на макушке. Вернулась на кухню, открыла холодильник. Продуктов тьма. Сок, молоко, мясо с рыбой, три десятка яиц, если не больше. В нижнем отделе фрукты. Вчерашние овощи, оставшийся жареный угорь и рис стояли в трех разных кастрюлях на самой верхней полке, и я решила остановиться на них. Насыпала совсем немного, разогрела в микроволновке. Поставила крепкий кофе. Позавтракав, вымыла после себя посуду и воссоздала чистоту, наведенную Эми.
Их с Тору квартира выглядела безупречно: ни пылинки, ни соринки, все чисто и отодрано до блеска. Когда в доме порядок, невольно начинаешь прислушиваться к тишине. Не знаю, как тишина связана чистотой, но именно ее я словила, осматривая блестящую кухню. За окном все пели птицы да играли лучи солнца. Неспешно покачивались пышные зеленые деревья. Они напоминали маленькие, едва шевелящиеся кустики с высоты тринадцатого этажа. Похоже, на улице тепло. Пора было выдвигаться по делу.
Во внутреннем дворе в основном разгуливали пожилые женщины, а на игровой площадке резвились дети, пока их мамы сидели на скамейках и о чем-то оживленно болтали. Над головой они держали большие разноцветные зонты, чтобы солнце не пекло, на глазах – солнцезащитные очки. Этакие современные мамочки.
Я вышла из двора и покрутила головой. Неподалеку располагалась главная дорога, такая длинная, что невидно, откуда она началась и где закончилась – просто пролегала рядом. От комплекса высокоэтажных зданий, где проживали Тору и Эми, через триста метров находился другой комплекс, – дома в нем казались меньше и старее, будто строили их в семидесятых годах. Таких комплексов я насчитала шесть – они в шахматном порядке выстраивались неподалеку от идущих следом магазинчиков, киосков и прочих сооружений. Похоже, комплекс Тору и Эми являлся элитным – самым ухоженным, большим и современным.
Через сорок с лишним минут я оказалась в центре города. Минула множество старинных зданий, изучила названия всех арок и табличек – библиотека на моем пути еще не встретилась. Солнце беспощадно слепило глаза, хотя для девяти утра столь адское пекло – дело очень непривычное. Я пожалела, что не взяла очки с кепкой, но когда завернула за угол какой-то центральной улицы и наткнулась на парк отдыха, – тот, где вчера я встретила ребят, – ринулась туда быстрым шагом. Села на скамью, которую прикрывала шапка высокого дерева, и передохнула в тени. Мелкие прохладные капли струящего фонтана при слабом порыве ветра слегка касались моих ног. На пару минут я закрыла глаза. Прекрасное чувство. Несомненно, освежающее. Словно морской бриз приливал к песчаному берегу.
Зачем-то в голове всплыл образ Сэра. Лицо недовольное, глаза сердитые, густые седые брови сведены к переносице. Он стоял на песчаном берегу в дорогом сером костюме, волны темно-синего моря промочили ему брюки до колен, и штанины прилипли к его ногам. Он буравил меня своими строгими янтарными глазами. Из кармана костюма он медленно вытянул мой красный телефон, напоминающий кирпичик, и приложил к уху.
На самом деле, я понятия не имела, зачем водрузила в своей голове образ Сэра. Ведь это всего лишь образ, который я сама и создала. В реальной жизни он мог выглядеть иначе. Моложе, красивее, добрее. Тем не менее, мозг сам дорисовал этого человека, опираясь, прежде всего, на голос. Больше мы никак не контактировали. Я ни разу не видела Сэра вживую. Нашим единственным источником связи являлся телефон.
Но я знала точно: даже в голове Сэр не мог появиться просто так, по инерции. Значит, он меня поторапливал. Он умел о себе напомнить. В сознании или в разуме, ему это удавалось без труда. В чем-то он был черств и груб, в чем-то добр и снисходителен. Но я ровным счетом ничего о нем не знала. И говорить про него – не говорила никому.
Я открыла глаза. Думала, увижу льющийся напротив фонтан, но ошиблась. Стояла я напротив двухэтажного каменного здания. Над входными дверями висела металлическая табличка с высохшей краской: «Библиотека». Я оглянулась по сторонам, так и не сообразив, как сюда попала. Проделки Сэра, никак иначе. Думать о том, каким образом он умудрился переместить меня прямо в нужное место, я не хотела. Во-первых, не знала ответа, а во-вторых, это было не столь важно.
Двери библиотеки оказались открыты.
Я зашла внутрь.
Глава восьмая
ИНТЕРЬЮ #4
Статья из газеты «Научный мир зазнаек» от третьего июня 1953 года.
СЕНСАЦИЯ!
АКАДЕМИЯ ШИ-ЯН НЕ АКАДЕМИЯ!
Приветствую вас, зазнайки научного мира!
К концу ушедшей недели был установлен новый рейтинг окупаемости нашей газеты. На протяжении года спрос постепенно возрастал, но после апрельского выпуска рейтинг буквально взорвался и подскочил с отметки 4.3 до 8.7! Невероятный результат!
Не секрет, что именно повысило рост популярности газеты «Научный мир зазнаек» – в ее рядах появился человек, готовый открыть завесу таинственной Академии Ши-Ян, в которой так называемых «сюжетных дыр» оказалось больше, чем мы думали.
Секреты, ложь, тайны – первые слова, приходящие на ум, когда слышишь об этом месте. Непозволительное молчание Академии и ее нарочное игнорирование общественного резонанса как со стороны совершенно всех магических заведений, так и простых японских людей, растет огромным мыльным пузырем, и когда этот пузырь лопнет, может стать слишком поздно.
В этой статье путем логических заключений и прямых доказательств я обосную опасность, надвигающуюся на человечество. И причиной, побудившей эту опасность проснуться, стала Академия Ши-Ян и ее пренебрежительное отношение к простым людям.
Второго мая текущего года я собрал подписи директоров и преподавателей двадцати восьми магических заведений, которые требовали, чтобы Академию проверили на предмет нарушения Кодекса. В частности, Правила 31 Пункта 2: «о не дозволении использовать гипноз или транс на обучающихся». Речь шла о детях, вероятно подвергающихся гипнозу продолжительное время. Учителя и директора поставили свои подписи после того, как я показал им фотографии с детьми – фото были сделаны к концу интервьюирования профессора Кииоши Танака, на тот момент работавшего в стенах Академии. И учителя, и директора двадцати восьми магических школ после просмотра фотографий как один заявили: на детей наложили длительный гипноз.
Вот что по этому поводу говорит директор Магической Школы Искусств Рио Тахара:
– Это возмутительно! Как смеет эта академия издеваться над детьми! Ввели бедняг в транс непосредственно перед занятиями! И кто знает, как долго они находятся под гипнозом? Нет, это гипноз, однозначно. Если вы учите магию, вас в первый же месяц научат различать ясно мыслящего человека от загипнотизированного по одному только виду. Поэтому сомнений тут и быть не может. Судя по подписям, все единогласны в этом вопросе. Я от лица всех преподавателей и директоров призываю Академию Ши-Ян понести наказание за данное нарушение. Судный Совет обязан разобраться в этом беспределе!
Профессор Института Профессиональных Магических Навыков в Сфере Гипноза Тамара Йоширо:
– Всю свою жизнь я посвятила изучению гипноза. Если говорить о нем как об оружии магическом, а не психологическом, даю стопроцентную гарантию, что в данном случае дети находились под гипнозом более года. Это понятно из пустого взгляда, темных зрачков, слабовыраженных синяков под глазами, слегка посиневших губ. Видите, как дети держат головы, пока смотрят в объектив господина Ямада, опущенный на уровень руки? Головы расположены так, чтобы угол зрения составил ровно девяносто градусов – то есть они смотрели в объектив прямо, откровенно. Когда ребенок под длительным гипнозом, в один момент его зрачки перестают перемещаться, а двигается только голова. Собственно, это и произошло с детьми в Академии Ши-Ян. Более того, если мы посмотрим на слегка приподнятые брови каждого стоящего на фотографиях ребенка и подгубную фазу R-32, можно определить конкретный вид гипноза…
И вид этот не один, а целых два. Первый вид – гипноз Повиновения и Молчания, как утверждает госпожа Йоширо, выдающийся профессор в данной области. А второй – Отхождения и Принятия. Из объяснений госпожи Йоширо, если вкратце, гипноз Повиновения и Молчания является одним из тяжелейших видов гипноза, плохо переносимым людьми с нестабильной или детской психикой. Данный вид гипноза стирает человеку конкретный промежуток памяти. После стирания памяти человек приходит в себя, и если стертое событие оставило в его разуме сильный отпечаток (а как мы знаем, дети – создания впечатлительные), как следствие происходит психическое расстройство, кома, галлюцинации, непрекращающаяся истерия или растущий стресс. Гипноз Отхождения и Принятие сглаживает события, повлекшие за собой последствия. Гипноз действует как успокоительное. Для человека перестает существовать будущее, прошлое или настоящее. Он просто живет и выполняет то, что ему сказано. Таким образом, он не в состоянии понять, почему определенный отрывок его жизни не всплывает в памяти.
– Тот, кто гипноз накладывал, точно знал о последствиях, – утверждает преподаватель Института Исследования Природы Магических Порталов Трэйси Пауэрс, так же наряду с другими поставившей свою подпись. – Уж не знаю, какое чудовище столь бессовестно посмело издеваться над одиннадцатилетними детишками, но чудовище это определенно знало, на что шло. Судьям Судного Совета следовало бы чаще проводить проверки в Академии Ши-Ян.
Исходя из заключения профессора Тамары Йоширо о двенадцатимесячном нахождении детей под гипнозом, можно смело утверждать, что Судный Совет не навещал Академию Ши-Ян около года, хотя если ознакомиться с Общим Уставом, плановые проверки обязаны проводиться два раза в год.
– Возможно, детей на время проверки прятали, – предполагает директор Магической Школы Искусств Рио Тахара. – Мог быть загипнотизирован конкретно тот класс, который увидел то, что ему было не дозволено. Господин Ямада не видел же всех-всех учеников во время того интервью. Это бы объяснило, почему проверка Судного Совета ничего не выявила. Это, конечно, если таковая проверка имелась. Боюсь, как бы абсолютно все ученики этой проклятой Академии не были подвержены трансу.
Самое интересное случилось после сбора подписей. Направленное заявление Судный Совет получил и ответил только вчера – практически спустя месяц. Я, Тара Ямада, прилагаю фотографию их официального ответа:
Журналисту газеты
«Научный мир зазнаек»
Таре Ямаде
От Судного Совета
УВЕДОМЛЕНИЕ
Здравствуйте, господин Ямада. Мы получили ваше заявление с требованием проверить магическое заведение, именуемое как Академия Ши-Ян. Мы также ознакомились с приложенными фотографиями и приняли во внимание 1148 людей, поставивших на вашем заявлении свою подпись.
Судный Совет спешит вас проинформировать, что Академия Ши-Ян не является учебным заведением для проведения подобных проверок. Академия является самостоятельным органом, заявившим о себе как о военно-подготовительном институте на случай войны. Следовательно, Судный Совет не имеет никаких полномочий для вмешательства.
Если вы владеете информацией о нарушении Кодекса Магических Заведений на территории школ, колледжей, институтов, академий, непосредственно специализирующихся на магии, просьба незамедлительно сообщить об этом нам.
С уважением, Судьи Совета
Отсюда вытекает простой вывод: Академия Ши-Ян нам всем нагло врала. Это вовсе не академия, а военно-подготовительный институт на случай войны. Интересно, какой войны? С кем Академия собралась воевать? Кто ее враги? И кто в состоянии наказать это заведение за непозволительное отношение к одиннадцатилетним детям?
Чтобы прояснить некоторые детали, я отправился в магическую школу, где работал бывший преподаватель Академии, господин Кииоши Танака. К сожалению, он отказался давать комментарии. Более того, он стал единственным, кто не поставил подпись на моем заявлении. Директор данной школы в принудительном порядке заставил Кииоши Танаку дать мне интервью, но тот в ответ уволился и пропал из поля зрения. Странно, не так ли?
Тридцатого мая – совсем недавно – выяснилось, что Академия Ши-Ян официально внесла меня в черный список. Об этом мне сообщил секретарь Академии, когда я позвонил, чтобы побеседовать с директором.
– «Именем Академии вы внесены в черный список, – сообщила мне секретарь. – Ваши статьи отныне считаются экстремистскими на территории заведения и не допускаются к чтению нашими учениками».
– «Солдатами», – поправляю я.
В ответ секретарь прервала связь.
Но отчаиваться не мой конек. С первого июня по тридцать первое августа каждого года она направляет своих преподавателей в Японию – в несколько городов, если быть точнее, сорок. Об этом нам поведала преподавательница Академии Сузуму Такахаши во время моего первого интервью. В вестибюле висел список городов и преподавателей. Сфотографировать мне не удалось, – такой храбростью я обзавелся только при общении с Кииоши Танака – подойти в вестибюль тоже – госпожа Такахаши сопровождала меня и не разрешала самовольно перемещаться. Но я точно знаю, где летом этого года будет сама госпожа Такахаши – в Нагано. Это ее собственные слова. Не верите? Перечитайте мое первое интервью!
Сегодня я отправляюсь в Нагано для второго интервью с Сузуму Такахаши. Я постараюсь добиться ответов на все мучающие нас вопросы, а именно:
1)
Почему военно-подготовительный институт прикрывается именем академии, где изучают магию?
2)
Кто же тот персонаж, предметы которого так тщательно собраны в подсобке кабинета истории?
3)
Какую опасность он может представлять для человечества?
4)
Почему директор Академии уволил преподавателя после того, как я его интервьюировал?
5)
Кто контролирует деятельность Академии Ши-Ян и как можно с этой организацией связаться?
6)
На каком основании гипнотизировали детей?
С вами был Тара Ямада, встретимся через неделю!
Глава девятая
БИБЛИОТЕКА
Внутри чувствовались холод и влага. Я оказалась в маленьком холле, темном как ночь. Когда двери позади меня закрылись, я окончательно потеряла видимость. В холле ни окон, ни лампы, никакого источника освещения. Я включила фонарик на телефоне и посветила вокруг себя. Меня окружали пустые бледно-зеленые стены, под ногами истертый бледный коврик, в дальнем правом углу теснились высокие часы с покачивающимся маятником. Тик-так, тик-так. Прямо напротив располагалась дверь. Я подошла к ней поближе и взглянула на замок: из проема торчал серебряный ключик. Я повторно осмотрелась и тряхнула головой.
– Что за холл у библиотеки такой? – пробормотала я себе под нос.
Ключ, видимо, следовало повернуть в замочной скважине: просто так дверь не открывалась. Я сделала три оборота, и механизмы замка закрутились так громко и отчетливо, будто кто-то переводил стрелки в башне Биг-Бена.
Наконец дверь удалось открыть. За ней – короткий коридор под светом шести мощных прожекторов, висящих в углах потолка. Я увидела женщину, сидящую за столиком, придвинутым к левой стене. Полноватая женщина с длинным носом и маленькими круглыми очками рассматривала какой-то непонятный предмет, держащий в руке. Она покручивала его и так, и эдак, но понять, что это, не могла. Я медленно двинулась в ее сторону. Каблуки постукивали по кафельному полу, но женщина на этот звук не реагировала. Словно мое появление ее не интересовало ни в коем разе. Когда встала прямо у стола, собралась поздороваться, однако женщина внезапно помахала рукой.
– А ну-ка посмотри, что это? – спросила она голосом писклявой дамы средних лет.
Не хотелось предвзято портить ее образ, но почему-то продавщицы на рынках именно с такими голосами начинают с кем-то громко и истерично скандалить. Ну да ладно. Возможно, это просто стереотипы.
Женщина продолжала смотреть на непонятный предмет. К кому обращалась, она, похоже, даже не видела. Я молча наклонилась – совсем чуть-чуть, несильно. Разглядела предмет. Какая-то странная безделушка, похожая то ли на бесцветный камушек в форме полумесяца, то ли на пластиковый нано-банан. Уж не знаю, существуют ли нано-бананы, но ситуация была настолько странной, что я бы не удивилась.
– Эм-м, не знаю, – пожала я плечами. – Странная штука.
– Похожа на нано-банан, – вдруг произнесла она.
Я вскинула брови, выпрямилась и выпустила удивленный смешок.
– Мне это на ум и пришло.
Серьезно, какова вероятность, что в одной комнате двое из двух опишут чудной предмет как нано-банан? Я перевела взгляд обратно на женщину. Одета в цветочную блузку, огненного оттенка волосы зачесаны вверх. До прически Мардж Симпсон ей не хватало примерно половины того, что она возвела благодаря лаку и спрею, но получилось вполне аккуратно. Ни одной волосинки не торчало. Хоть и выглядело все равно странно. Ни украшений, ни ручных часов, ни сережек. На морщинистом лице нанесен слабый макияж – слегка подведены брови, на губах – розового цвета помада. На щеке маленькая родинка. От женщины пахло приятными духами. Не сказать, что сверхдорогими. Вполне приличными. Было видно, что за собой она следить умела.
Удивленное выражение лица, глядевшего на непонятную вещь в руках, наконец сменилось безразличием. Женщина отложила предмет на край стола и посмотрела на меня. Глаза янтарные, – в точности такие, какие я приписывала Сэру – правда, в ее очках отражались прожектора, и это слегка мешало.
– Впрочем, неважно. А ну-ка, что у нас тут?
Она с головы до ног изучила меня, сложила руки на животе, оценочно хмыкнула и улыбнулась.
– Откуда это к нам такая красивая девочка пожаловала?
– Я… Я от Сэра.
Она не изменилась в лице. Улыбка по-прежнему не сходила, зато глаза как-то странно блеснули. И опять непонятно: то ли это свет прожекторов отразился, то ли мои собственные догадки.
– От Сэра, – повторила она задумчиво и медленно кивнула. – А ты точно готова?
– Да, – ответила я кивком, хотя понятия не имела, на что соглашаюсь. – Думаю, да.
– Вот как. Хорошо. Смелая ты.
Женщина встала из-за стола, повернулась к стене, сняла с крючка один из двадцати или больше ключ и направилась дальше по коридору.
– Не стой, пошли! – оглянулась она через плечо.
Я шатко тронулась ей вслед. Передвигаясь как утка, женщина то и дело тянулась свободной рукой к очкам, съезжающим к кончику длинного носа, и время от времени проверяла, не отстаю ли я.
Она остановилась у лакированной деревянной двери с симпатичным стеклом на уровне головы. За ним – тьма, ничего не разглядеть. Сунула ключ в замочную скважину, сделала пару оборотов и оттолкнула дверь – та со скрипом открылась.
– Пойдем, – сказала она.
Включила свет, померцавший первые десять секунд, и я увидела средних размеров помещение, обставленное книжными шкафами в несколько рядов. На полках – пыльные книги, отсортированные по жанрам. На это указывали белые бумажечки, приклеенные к каждой полке, с ручной надписью: «наука», «история», «религия» и тому подобное. Справа стояла стойка, за которую зашла женщина. Сложила на ней локти и молча уставилась за меня. Томно вздохнула. Я в недоумении обернулась – подумала, может, дверь нужно закрыть? Закрыла.
– Открой, – тут же попросила женщина.
– Я просто подумала…
– Открой-открой, – сказала она.
Я послушалась.
– Сэр хоть что-нибудь тебе объяснил? – наклонила она голову так, что очки опять съехали на край носа.
– Эм… нет.
Женщина удивилась. Сыграла бровями, подумала с минуту и задала другой вопрос:
– А что, по-твоему, ты делаешь?
Я неловко дернула плечами.
– Он сказал, потом все объяснит. И что времени крайне мало. Сказал вас слушаться.
– Ну, здесь уж он прав, – многозначительно хохотнула женщина. – Ерунды я не скажу. Вот только мне интересно, какова во всем этом твоя роль?
– Пока не знаю. Точно уверена в том, что главная.
Женщина улыбнулась.
– Может и так. Может, ты спасешь нас всех.
– Спасу? – переспросила я.
– Ох, он же ничего не рассказывает, – махнула она рукой. – А зря. Знала бы ты больше… Ну, черт с ним. Его решение, не мое. Вообще, мы все в опасности, девочка.
– Что за опасность? – нахмурилась я.
Женщина отвела взгляд от меня чуть правее и улыбнулась. Я почувствовала чье-то присутствие. Повернулась и обнаружила высокого молодого человека в военной форме. Он стоял в дверном проеме по стойке смирно. Взгляд устремлен прямо перед собой. Странно, что военная форма на нем была прошлого расклада. Сейчас таких не шьют. В его зеленой каске я заметила вмятину, штанина в области колена насыщалась кровью, и это пятно постепенно увеличивалось в размерах.
– С вами все в порядке? – в шоке таращилась я на его колено.
Но солдат молчал, не моргнув. В его глазах отображалось много боли. Но он храбрился изо всех сил.
– Не обращай внимания, – сказала мне женщина. – Я сделаю ему перевязку.
Она спокойно обратилась к нему, вытянув через стойку ладонь.
– Принес?
– Так точно! – громко отчеканил солдат.
Он сделал два шага к стойке, встав рядом со мной, и протянул женщине маленький ножик. Не меньше перочинного и не больше кухонного.
– Молодец, – похвалила женщина. – Жди меня в медпункте.
Парень отдал честь и маршем покинул помещение. Какое-то время слышались его четкие увядающие шаги.
– Тут неподалеку учения проводят? – помотала я головой в полнейшем замешательстве. – И откуда у вас медпункт в библиотеке?
Женщина пожала плечами.
– Может, и проводят. Мне-то откуда знать?
– Но… солдат…
– Это неважно. Слушай меня очень внимательно. Возьми этот нож, – протянула она мне его. – Ты должна будешь отыскать краба-отшельника и убить его. Поняла?
Я с торможением переспросила:
– Убить краба? Вы… вы же это не всерьез?
– Какие тут шуточки! – воскликнула женщина. – В городе ты должна найти большого красного краба-отшельника, пронзить его этим ножом и принести труп сюда, ко мне. Не удивляйся, отнесись к ситуации проще. Иначе говоря: смотреть нужно на простые вещи.
Абсурд какой-то. Что еще за краб? Зачем его убивать и тащить сюда? У этой дамочки что, не все дома? Ничего не пойму. Крайне дурацкая просьба, в которой я не видела никакого смысла. Может, она шутит? Я секунд пять изучала ее выражение лица – суровое, напряженное. На лбу даже вена выступила. Похоже, нет, она не шутила.
Я осторожно переняла нож, открыла рюкзак и положила его туда.
– Позвольте поинтересоваться, зачем вам нужен мертвый краб-отшельник?
Та изогнула бровь.
– Ты ж сама сказала, Сэр обещал потом сам все объяснить. Хотя сомневаюсь, что эту просьбу он поймет.
Она рассмеялась. Я стояла с застывшим от недоумения лицом.
– Ладно, – пожала я плечами. – Как угодно. Найду, убью и вернусь с добычей. Вам нужен определенный краб-отшельник или любой?
– Любой, любой, – быстро проговорила женщина – казалось, эта деталь ее не волновала. – Главное, большой и красный. Он будет расхаживать по улицам города. Ну, увидишь.
– Хорошо, – кивнула я.
Я покинула библиотеку и искренне удивилась, когда над старинными зданиями улочки увидела оранжевый закат. Двери позади меня наглухо захлопнулись. Оглянувшись на них, я окончательно сбилась с толку: выходит, я проторчала в библиотеке целый день?
Красный краб, красный краб… Глаза то и дело внимательно изучали вымощенную камнем улочку, на которой я прежде не была. Машин на дороге мало, людей тоже. Я завернула за угол, прошлась по следующей пустой улице и вышла к центральному парку отдыха. Фонтан не работал, на скамьях сидело всего три человека. Я неторопливо прошлась по плиточным дорожкам парка, сканируя зеленый газон: вдруг краб-отшельник будет бродить где-нибудь здесь?
Нет и снова нет. Все равно логика в словах женщины отсутствовала. Если следовало найти неважно какого краба, зачем она упомянула, что он будет расхаживать по городу? Значит, искала я, все-таки, определенного краба-отшельника? Или их несколько?
Поиски занимали больше трех часов. Недавно стемнело. На часах – десять двадцать три. Город накрыла холодная ночь, засверкали звезды. Я обошла весь центральный район и три района вокруг. На пятом глаза сильно устали. Пришлось делать зарядку. Смотреть в ночное небо, фокусировать зрение на чем-то близком, а потом на далеком. После зарядки снова напрягала зрение, изучала каждый фантик и обертку на земле.
Я заметила, что обыск одной улицы до ухода заката составлял полчаса, после заката – под час. Разыскивание затруднилось ввиду отсутствия хорошего освещения. Фонарные столбы хоть и горели ярко, но то, что находилось за пределами их света, обретало контрасты сильных теней. Пришлось воспользоваться телефоном. Включив функцию фонарика, я направляла тонкий луч света под припаркованные машины, в подстриженные кусты вдоль улочек и дорог, даже в мусорных баках проверяла – вдруг негодник умудрился забраться туда?
Однако поиски ничего не дали. Безрезультатно тянулись и истощали меня как морально, так и физически. Те странные пятнадцать минут, проведенные в библиотеке и по волшебству обратившиеся в семь часов, неведомым образом отразились на моем желудке – ближе к одиннадцатому часу он вызвал слабые судороги. Ох, а ведь я ничего толком не поела за целый день. Поэтому поиски краба-отшельника сменились поисками ближайшего кафе.
По иронии судьбы я находилась как раз на той улице, где вчера медитировала на пороге рёкана «Тазава». Да, а вот и рёкан. По-прежнему закрыта, в окнах беспросветная темнота. Я глянула через дорогу – та же широкая парковка, где я ждала Тору, кинотеатр, торговый центр и офисное высокое здание. Все сооружения рядками вплотную шли друг за другом.
– В торговом центре уж наверняка будет кафе, – решительно подумала я и перешла дорогу.
Направляясь к зданию, мимолетно бросила взгляд на парковку – белоснежная машина Тору ожидала своего хозяина. Я рефлекторно сверила время на ручных часах – уже одиннадцать с лишним, а он еще не дома. Сегодня, значит, остается допоздна. Может, и домой как раз вместе поедем.
Не успела я дойти до парадных стеклянных дверей торгового центра, как из офисного здания показался высокий парень в белой рубашке и тонким черным чемоданом. Походка размашистая, на указательном пальце руки крутится кольцо с ключами.
– Тору-сан! – воскликнула я.
Парень закрутил головой и врос в землю в попытке понять, кто назвал его имя. Вокруг нас расхаживало человек тридцать, – кто в кино, кто с работы – и это дезориентировало его.
– Коан-сан! – наконец увидел меня парень и замахал рукой.
Мы подошли друг к другу. Он улыбнулся и опустил брови, словно случилось что-то абсурдное.
– У меня дежавю, – заявил он. – Вы гуляли?
– Да… Изучала город. Устала. Дай, думаю, пересижу в торговом центре.
– Ох, место отвратное, – махнул Тору рукой в сторону торгового центра. – И кормят невкусно.
– Вот как… Тогда здорово, что встретились. Я собиралась там поужинать.
– О, нет! Ни в коем случае! – точно перепугавшись, закачал он головой. – Ребята в моем офисе почти все получили отравление, несварение или другие не самые приятные последствия! Даже Эми отравилась в феврале! Там работает всего одна кафетерия.
– И она так нагло травит людей? – возмутилась я. – Почему ее не закроют?
– Я имел в виду, там осталась одна кафетерия. Другие, где преимущественно травились, прикрыли. Но я бы и этой, знаешь ли, доверять не стал…
Я поверила Тору на слово. Он источал спокойную мужскую уверенность, которой набирался будто бы сто лет. Мне кажется, в тяжелые периоды жизни он умел успокаивать и служить верной опорой. Такое с первого взгляда ему не припишешь – выглядел он молодым юношей.
– А вообще, Коан-сан, зачем вы решили ужинать в сомнительном торговом центре, когда у вас есть дом? Эми наверняка приготовила что-нибудь. Конечно, ужином это уже не назовешь – время скоро двенадцать. У кого-то проблемы с нарушением рациона питания! – Указательным пальцем он начал водить по воздуху, а затем ткнул в меня и себя. – Надо же, у нас!
Мы одновременно рассмеялись.
– Не привыкла, что у меня есть дом, – пожала я плечами с широкой улыбкой на лице. – Я, Тору-сан, искренне рада, что повстречала вас.
Тору благодарно улыбнулся в ответ.
– Ну так что, идем? Машина на парковке.
Признаться честно, к концу своего поискового дела под названием «Найди краба» я страшно озябла. Накидкой с утра я пренебрегла – откуда же знала, что библиотека съест целый день? Тору и я пришли к парковке, сели в его машину и тронулись с места.
По пути поднимали светские темы. Тору немного рассказал о прогнозе погоды, которая на неделе обещала ухудшиться, о любимых книгах и стоящих фильмов в прокате.
– Мне нравится научная фантастика, – признался он. – У меня в комнате на книжной полке основная часть ей посвящена. Жюль Верн, Герберт Уэллс… Романтические истории, которые они писали, полные любви и философии, очень удачно переплетались с научной тематикой. Что-то являлось вымыслом, что-то пророчеством, что-то имело подтверждение и смело называлось научными фактами. Романтика и наука для меня как красное вино и дорогой сыр – идеально сочетаются.
– Это самое необычное сравнение, которое я когда-либо слышала! – заявила я. – До этой минуты я не сопоставляла романтику с наукой. Вернее, не задумывалась, какая хорошая команда из них могла бы быть.
– Почитай Жюль Верна для начала, – посоветовал Тору, внимательно следя за дорогой. – Потом Уэллса. Уверен, ты удивишься. Они сделали то, чего до них никто никогда сделать не додумался. Настоящие мастера своего дела, не иначе. Кстати, я на полном серьезе убежден, что мистика и сверхъестественное являются нижней ступенькой научной фантастики.
– Это как? – полюбопытствовала я.
Тору бросил на меня неутешительный взгляд.
– Приготовься, – улыбнулся он краешком рта. – Будет долго.
– Я внимательный слушатель, – заверила я.
Тору сделал глубокий вдох и начал:
– Если допустить возможность объяснения любого паранормального явления через науку, то паранормальное явление по своему определению перестанет восприниматься как нечто, что человек не в состоянии объяснить или понять. Мне кажется, именно этим человечество и занималось на протяжении всего своего существования. Эволюция с цивилизацией отточили навыки умения критически мыслить, тем самым ускорив процесс саморазвития, – посмотри, какой прогрессивный скачок мы совершили в научном и техническом планах – и, собственно, закрепила нормы морали. Я к тому, что когда-то древние люди воспринимали молнию как знак гнева со стороны всевышнего божества. Затем наука объяснила, откуда молния появляется. Как и огонь. Дождь, солнце, гром. Раньше эти явления считались сверхъестественными вещами, огонь порождался магией, а чтобы угодить небесным богам, приносили жертву. Сегодня, когда практически любому явлению дано научное объяснение, продолжают – хоть и в малом количестве – существовать вещи, на которые наука не может дать ответа. Я склоняюсь к двум вариантам: либо это фикции для привлечения внимания, либо человечество не достигло пика своего развития.
– То есть мистика – это ровно то, чем занимались древние люди?
– Мистика есть неизвестное и необъяснимое, – ответил Тору. – В каком-то смысле это так. Но не думаю, что ей занимались древние люди. Их уровень развития не позволял пересечь грань умственных способностей, а у них таковых, считай, практически не было. Я понимаю, что до пика развития человечеству еще далеко, но и проделанная тысячелетняя работа является огромнейшим успехом.
– Вот, скажем, призраки – фикция или неизученное явление в области науки?
Тору хмыкнул и задумался.
– Смотря как к этому вопросу подойти. Я лично настоящих призраков ни разу в жизни не видел и больше склонен относиться к ним как к порождению человеческого воображения. Психика и самовнушение работают не благодаря, а вопреки здравому смыслу. Наша голова – сильное оружие, но, к сожалению, мы никак не научимся использовать ее по назначению. Подавляющее большинство болезней можно усмирить с помощью психологического настроя и правильной установки. Но нас всегда останавливал страх. Это вечная дилемма. Понимаешь, Коан-сан, на мой взгляд, страх движет девяносто процентов достигших результатов во всевозможных областях. Страх является ответвлением веры. А там – верь в кого хочешь. В призраков, макаронного монстра, бога. В кого угодно, лишь бы на душе было легче. Человек – существо слабое.
– Как-то не очень религиозно это прозвучало, Тору-сан.
– Ну, как есть, – улыбнулся он. – Никого не хочу обидеть. Может, я заблуждаюсь. Может быть, нет. Тем не менее, апеллирую я фактами и историей. Немного и предположений, конечно. Без них никуда.
– По-вашему, что нематериально, то – плод воображения?
– Я бы не хотел все запускать под одну гребенку, а то получится черт-ти что, – осторожно ответил Тору. – Любовь нематериальна, но она существует. Это ведь тоже явление, которому дали название. Определенные химические реакции внутри человека, порой лишающие его здравого смысла. Ох, надеюсь, Эми этого не услышит! – улыбнулся он.
– Эми-сан разделяет ваши взгляды?
– Не все, но основные. Эми – человек верующий, но в то же время допускающий.
– Допускающий… что?
– Что религия – плод человеческого воображения, – пояснил Тору. – Я в этом убежден, а там – люди считают как хотят.
– Вы убеждены в этом, потому что однажды обожглись и разочаровались?
– Можно и так сказать, – кивнул Тору.
Он включил поворотник и завернул налево. На пути встретился светофор. Нажав на педаль тормоза, парень плавно остановил машину. Мы постояли.
– Вера необходима человеку более слабому, – сказал Тору. – Это неприятно признавать, но это так. Нам хочется верить, что на небесах мы встретим умерших родственников, что там, наверху, есть кто-то всемогущий. Кто нас услышит, если прочитать слова в определенном порядке – это я так называю молитвы. Хочется верить, что после смерти нас ждет вечная жизнь. Ведь наша душа куда-то должна деться, так ведь? Как же иначе. Не может же она просто взять и исчезнуть! Иными словами, это нормально. Вера – дело неплохое. Я вовсе не против. Просто… вере также подвержена категория опасных людей. Слишком слабых внутри. Психологически нестабильных. Такие люди начинают войны, розни, убийства на религиозной почве…
– Согласна, это страшно и ужасно. Но не кажется ли Вам, что проблема не в людях, а в религии в целом?
– Люди, религия… Те придумали, другие приняли, – ироничным тоном ответил Тору. – Это ведь продукт одного производителя. Религия в моем понимании не может быть рассмотрена как отдельное явление, вроде огня или грозы. Гроза существует независимо от человека. А религия, напротив, с его появлением. И то не сразу. Она не самостоятельна. Ее породил человек и за нее он в ответе. Поэтому если кого и винить, то, конечно же, человека. В религии собрана величайшая мудрость. Те моральные устои, которые были выработаны людьми на протяжении многих веков, закрепили в Библии и подали ее как нечто святое и единственно верное. Другое дело – как люди к этому отнеслись. Кто-то нетолерантен, ограничен и глуп, чтобы принять иную точку зрения, а кто-то живет в мире и гармонии. Здесь очень важно понять, какую роль в твоей жизни играет вера. Если значимую – тебе будет достаточно спокойно жить и не кричать на каждом углу, что Бог есть. Если никакую – тебе будет достаточно спокойно жить и не кричать на каждом углу, что Бога нет. Все просто.
– И какую в Вашей жизни роль играет вера?
– Никакой. И я никому ничего не навязываю. Каждому свое.
– Интересно. Но… как же можно жить с мыслью о том, что однажды тебя не станет? И ты просто… исчезнешь? – Я искренне этого не понимала и заинтригованно смотрела на Тору.
Тот пожал плечами.
– Это требует храбрости и силы, – сказал он после тяжелого вздоха. – Я знаю, что однажды исчезну. Ведь, черт возьми, где в таком случае я находился до своего рождения?
И он в ожидании повернул ко мне голову. Я растерялась.
– То-то же, – невесело улыбнулся Тору. – Я отправлюсь туда же, откуда и пришел – в никуда. Рождение – начальная точка, смерть – конечная. А до и после размыты бесконечными просторами вселенной и нашими личными домыслами.
Я помолчала с минуту и покачала головой себе под нос. Тору это заметил.
– Я тебя ничем не обидел? – взволнованно спросил он. – Возможно, в чем-то я был бестактен… Черт, стоило спросить сначала о твоих взглядах…
Светофор загорелся зеленым, и машина тронулась дальше.
– Нет-нет, все в порядке, – заверила я. – Я агностик. Просто я поражена глубиной ваших взглядов. За свою жизнь по-настоящему мыслящих людей я встречала раза два, не больше.
– Ф-ух! Слава богу! – выдохнул он с облегчением. – А то я что-то поднапрягся. Как говорится, начали за здравие, кончили за упокой. С чего завязалась вся эта тема?
– С научной фантастики, – рассмеялась я коротко.
– Ох, точно! – воскликнул парень. – Ну, короче говоря, научная фантастика в будущем может перерасти из понятия книжного жанра в реальное научное подразделение. Я искренне в это верю. Тогда бы и призраки стали объяснением фактическим, а не теоретическим. Конечно, это если призраки не являются метафорой… Я вот наслышан, что в Америке многие католические проповедники к демонам и ангелам относятся как к метафоре хороших и плохих человеческих поступков. А к вере как к средству психологической разгрузки прихожан.
Тору открылся для меня с новой стороны. Я бы и в жизни не подумала, что он так глубоко мыслит. Конечно, со многим бы я могла поспорить, но не стала. Мир, в котором жила я, был полон всяких странностей. К счастью, Тору с ними не сталкивался. Он жил в обычном мире, в котором, скорее всего, работали свои, нормальные законы. Мой же мир служил полнейшим противоречием каждому уверению парня.
И то, что произошло дальше, будто специально решило пошатнуть взгляды такого здравомыслящего человека, как Тору.
– ОСТОРОЖНО! – вскрикнула я, указав на дорогу и вжавшись в сиденье автомобиля.
– Какого черта?! – воскликнул Тору от увиденного, резко затормозил и свернул к обочине.
– Ты видел это? – не могла отдышаться я.
– Да, – кратко кивнул Тору с перепуганными глазами. – Мы увернулись от нечто крупного и розового.
Одновременно мы обернулись на своих сиденьях. Тору не ошибся. Дорогу действительно переходило существо размеров очень упитанного теленка, но выглядело оно в точности как…
– Краб, – сглотнула я.
Глава десятая
ИНТЕРВЬЮ #5
Она ожидала его в своей желтой палатке, расположенной на огромном рынке одного из районов Нагано. Здесь она появилась во второй раз: в прошлом году женщину направили в Уатэ – городок тихий и спокойный. В Нагано все иначе.
Та улочка, где находился рынок, была крайне узкой и тесной: палатки вплотную стояли друг к другу, стоял непрекращающийся шум, а солнце палило со всей силы. Покупателей много – кто шел за одеждой, кто – за едой, кто – за всяческими полезными травами. Продавщицы – в основном, женщины – знали свое дело и умело заманивали мимо проходящих, выкрикивая завлекательные фразы. Люди не могли проигнорировать и обязательно останавливались – хотя, конечно же, не все.
Товары одной лишь женщины из желтой палатки никого не интересовали. А все потому, что вещей повседневного спроса у нее попросту не имелось. Единственное, что она могла предложить, – три десятка книг с весьма странными названиями, стопками лежащие слева от нее. Справа – какие-то непонятные брошюры, разбросанные на невысоком складном столике. Женщина скучающе сидела, подперев рукой подбородок, и смотрела вдаль – напротив располагалась другая палатка, но мыслями женщина явно была где-то очень-очень далеко.
Она ловила на себе странные взгляды прохожих и продавцов. Никто не понимал, зачем она здесь и что предлагает. Уже четыре дня она занимает место на рынке, появившись словно из ниоткуда. Неужели женщина и впрямь полагает, что такими товарами привлечет людей? Если так, то она нисколечко не смыслит в торговом бизнесе. Предложить нужно то, в чем нуждается основная часть покупателей. А всякие книжки с сомнительными названиями – не сектантские ли они? – пролежат здесь до следующего сезона, если не подсыреют до дефектного состояния. А учитывая влажность в этом районе, скорее всего так и произойдет.
Но женщину не интересовали обычные прохожие. Она ждала только одного человека. На других ей было все равно. На мнения, недоумевающие и насмешливые взгляды, негромкие обидные высказывания в адрес ее товара и ее самой. Женщина была выше всего этого. По опыту знала – иначе бы не произошло. То же самое случилось в Уатэ тем летом, и ничего. Справилась.
И вот, он появился. Словно феникс, восставший из пепла, прорвался сквозь тучную толпу людей, теснившихся на узкой улочке. Он сразу же ее узнал – однажды они имели честь общаться. Подойдя к женщине, он поклонился. Она поклонилась в ответ. Заметила, как с его плеча на крепком ремешке свисает фотоаппарат. Наверное, тяжелый, думает она. Новый и однозначно дорогой.
– Здравствуйте, Сузуму-сан. Очень рад встрече.
– Здравствуйте, Тара-кун. Ведь тебя зовут Тара, да? – уточнила женщина.
– Совершенно верно, – улыбнулся он и поклонился вновь. – Прежде чем вы мне откажете, я бы хотел сказать, что потратил очень много времени и сил ради этого интервью. Обычным людям долгие поездки даются тяжко, не то что вам… И вы – одна из немногих, кого я бы не хотел… эм… разгромить во время интервьюирования. Еще с прошлого раза я проникся к вам некой симпатией.
– Я не собиралась вам отказывать, – заявила она. – Более того, я знала о ваших намерениях встретиться.
– Вычитали из газеты? – догадливо спросил Тара.
– Нет. Хотя к вашей работе отношусь уважительно. На самом деле, мне сообщили. У меня свои… птички.
Тара многозначительно сыграл бровями. Он уже понимал, Сузуму Таказахи – женщина непростая во многих смыслах. Мало того что в магическом заведении преподает, так еще и связи имеются. Хотя, конечно, ее «птички» просто-напросто могли прочесть статью Тары – он предположил и такую версию.
– Вы не боитесь, что вас могут уволить? – спросил Тара. – Согласиться на интервью со мной – дело не самое разумное.
– Смотря какую сторону занять, – пожала плечами Сузуму-сан.
Ей было за пятьдесят. Может, пятьдесят четыре или пять. Чуть полновата. На руках сильно проявлены вены, синими линиями виднеющимися из-под белой как снег кожи. Волосы темные и вьющиеся, аккуратно расчесаны до кистей пухлых рук и убраны за плечи. Лицо женщины Таре напомнило запеченное яблоко – на лбу, под губами и щеках прорезались глубокие морщины. Глаза бледно-синие, в них разглядывалась бездна, сложенная из загадок и тайн. И судя по приподнявшемуся уголку рта, Сузуму Такахаши была готова раскрыть некоторые из них.
– И какую сторону вы занимаете? – заинтригованно спросил Тара Ямада.
– Всегда одну – сторону справедливости.
– Вы верите в справедливость? – чуть разочарованно последовал вопрос из его уст.
– Нет, я же не ребенок, – спокойно отозвалась Сузуму-сан. – Справедливость только в наших руках, вот люди ее и вершат как могут. Это не птица, летающая над головами тех, кто согрешил, и сбрасывающая на них камни. Хотя, гипотетически, каждый из нас имеет потенциал стать такой птицей.
Сузуму Такахаши после этих слов перестала говорить и ожидающе смотрела на Тару. Давно он не чувствовал себя таким мальчишкой – именно на этой мысли он поймал себя в тот момент. Тара вопросительно указал на себя пальцем.
– Да-да, – кивнула женщина. – Я о тебе.
– Вы думаете, я имею потенциал стать птицей справедливости? – уточнил он.
– Ты ей уже стал, Тара-кун, – сказала Сузуму-сан. – А ты считаешь иначе?
Тара неуверенно дернул плечами.
– Моя работа по определению требует справедливого освещения событий. Это вопреки уверениям тех, кто называет журналистику грязной профессией.
Сузуму-сан вздохнула и покачала головой.
– Профессию грязной делают люди, – ответила она. – Человек не может уяснить, что любое явление, – особенно нематериальное – придуманное им самим, несамостоятельно. Оно не делает ни лучше, ни хуже. Оно статично. А управляет им он сам.
Тара улыбнулся и кивнул. Лучше и не скажешь. Да и надо ли?
Сузуму-сан жестом руки пригласила зайти в палатку. Проходящие с улочки люди то и дело толкали парня, и его фотоаппарат на кожаном ремешке дергался как бабочка без одного крыла.
– Сколько тебе лет? – полюбопытствовала она.
Тара сел на второй стульчик, достаточно низкий для его роста – ноги, согнутые в коленях, торчали двумя нелепыми палками.
– Двадцать три года.
– Совсем молодой юноша, – промолвила Сузуму-сан. – Ты на верном пути. Наша встреча определенно принесет свои плоды, правда, многим не понравится то, о чем я тебе поведаю. – Ее взгляд скользнул на фотоаппарат. – Можешь фотографировать, если хочешь.
Тара резво осмотрелся. Он давно положил глаз на две стопки книг и принялся делать снимки, не вставая с места. Затем он поднялся, обошел женщину и сфотографировал брошюрки. Повесил фотоаппарат обратно на плечо, сел на стульчик и тихим голосом спросил:
– Вы будете в безопасности после нашего интервью?
– Это не имеет никакого значения.
– Что ж… хорошо, – недоверчиво произнес Тара. Вытащил из верхнего кармана красной кожаной куртки маленький блокнотик и щелкнул ручкой, поставив пометку над первым вопросом. Следом из другого кармана достал черный пластмассовый диктофон и нажал на красную кнопку. Запись пошла. – Сузуму-сан, прежде всего, хочу поблагодарить вас за то, что вы согласились на это интервью. Уверен, решение далось вас не сразу, ведь, если мне не изменяет память, при первом нашем общении вы вели себя официально и скрытно одновременно…
– В прошлый раз были совсем другие обстоятельства. Однако, заметьте, я нигде не солгала и даже дала вам небольшую наводку.
– Да, я оценил упоминание о человеке, находящемся в бегах. Это сильно помогло мне во многих зацепках в дальнейшем расследовании. Вы каким-то образом давали мне сигнал…
– Совершенно верно, – подтвердила Сузуму-сан. – По внутренним правилам Академии преподаватели не имеют права покидать ее стены. Если, конечно, того не требуют обстоятельства. Долго не требовали. Как впрочем, и моя нужда обратиться к миру и заручиться поддержкой. На протяжении полутора года я не могла выйти из заведения, будучи запертой там как пленница. Никогда прежде я себя таковой не ощущала – Академия всегда была мне как дом. Последние полтора года выдались ужасными, и когда я узнала, что директор позволил журналисту прийти для интервью, то стала первой, кто просил встретить вас. Вам же известно, в каких секретных реалиях существует Академия. Полтора года назад, может, это и имело смысл. Я объясню почему: наш директор не очень-то публичный человек. Он понимал, что другие магические школы являлись нашими прямыми конкурентами в звании лидирующего заведения, и еще сотни лет назад ввел жесткие правила на тему открытости и публичности. Любые наши открытия в областях магии, науки, футуристских предсказаниях могли быть украдены и присвоены себе. Я это понимала. Конкуренция есть конкуренция. Закрытость – вынужденная мера. Когда ты знаешь слишком много, лучше, понимаете ли, сидеть тихо и не высовываться. В общем, я объяснила. Так продолжались добрые сотни лет. Но затем… полтора года назад… все поменялось. И секретность сыграла с нами злую шутку.
– Что же случилось?
– Для полного понимания ситуации мне придется углубиться чуть ли не до самых истоков. А вообще – виной всему краб.
Тара потряс головой и нелепо улыбнулся, будучи заинтригованным. Сузуму-сан продолжила.
– К крабу я вернусь позже. Смотрите, есть наука, а есть магия. Чистейшая энергия, нетронутая человеком и несмешанная с его душой. Эта энергия воистину является волшебством в масштабах человеческого понимания. Такую энергию называют Ши-Ян. Первые триста лет Академия посвятила изучению этой магии, каждому нейрону, полагаясь лишь на саму структуру Ши-Ян и другие виды магии, как бы отодвигая их в сторонку. Были написаны сотни книг на тему Ши-Ян – ее подвидов, правил эксплуатации, структурного анализа, взаимосвязи с космосом, природой и человеком и тому подобного. Затем Академия поняла, что внутри понятия Ши-Ян спрятано множество ответов на вопросы, которыми обыкновенные ученые задаются очень долгое время. Тогда наши профессора и преподаватели углубились в науку, пытаясь подойди к ней с совершенно другого угла. Они пришли к удивительному выводу: практически любой научный вопрос, мучающий ученых тех веков, – а впоследствии и современных – прокладывал дорожку к магии Ши-Ян, ее внутреннему анализу и устройству. Ши-Ян объясняла манеру поведения и характер природы, ее привычки и даже вредности. Ши-Ян одним своим существованием доказала наличие у природы баланса. Таким образом, Академия опытным путем продемонстрировала, что магия Ши-Ян и наука в наших исследованиях и открытиях являются неотъемлемыми и взаимозависящими частями друг друга.
С осознанием этой мысли в Академии открыли три кафедры: Науки, Магии Ши-Ян и Науки Ши-Ян. Первые две были ясны и, не побоюсь этого слова, примитивны для преподавателей заведения – все прекрасно представляли, как работает и наука, и магия. Но с третьей кафедрой… С ней всегда было тяжело. С ее открытием, очевидно, поспешили. Процесс обучения наступал на пятки процессу новых открытий, делающихся на основе магии и науки. Было сложно за всем поспевать… Учебная программа на этой кафедре составлялась буквально во время учебного года – порой едва ли не за неделю. Долгое время я не могла понять, к чему такая сумасшедшая спешка, ведь, наверное, следовало сначала полностью исследовать природу Науки Ши-Ян и разобраться в ней как следует, а уж затем и кафедру открывать. А если какие-то ошибки были сделаны, а материал уже пройден? Переучивать студентов? С этой претензией многие учителя Академии наведались к нашему директору. Он все понимал. Но сказал, что выбора у него не было: в то время начали открываться первые – после нас – магические заведения со своими свежими идеями и громкими речами о собственной неповторимости – им нужно было привлекать потенциальных студентов. Наши рейтинги начали сильно сбиваться, учеников с каждым годом становилось все меньше. Связь Ши-Ян с наукой стала козырем для Академии – к счастью, никто среди других магических школ не мог связать волшебство с наукой. И наш директор заявил на весь магический мир, что Академия Ши-Ян тесно сотрудничает с наукой, а ее уникальный вид магии является неотъемлемой частью научного мира. Это заявление всполохнуло всех и каждого – начался поток журналистов, «засланных казачков», бесконечные очереди коллегий из других магических заведений у наших дверей, желающих поговорить с директором… А на тот момент нашими профессорами были сделаны легендарные открытия и потрясающие исследования, которые нам пришлось скрывать изо всех сил. Мы ясно понимали: любое общение извне сулило утечкой информации. Открытия у Академии имелись достаточно неожиданные и местами страшные. Попади они в руки другим, началась бы паника. Страх охватил бы как магический, так и обычный мир. Поэтому наш директор отказывал в интервью, беседах и встречах девяноста пяти процентам журналистов, директоров других школ и всяческих колледжей. Тогда Академия стала крайне таинственным и непубличным местом, главным предлогом которой служила функция взаимосвязи магии с наукой – уникального, по сути, явления. Так что с тех пор наша закрытость и сделала нас популярной. Всем хотелось знать, как же нам удается сотрудничать с наукой, и рейтинг только возрастал.
Тем не менее, желание всех обогнать сыграло с нами злую шутку. На кафедре Науки Ши-Ян имелась тайная лаборатория, куда студентов не пускали. В ней разрабатывались новые теории, правила и законы. Ставились опыты. В том числе существовала ветка возможной гибридизации животных естественным образом. Задача звучала так: опытным путем доказать существование явления «естественная гибридизация» на примере животных. Но учитывая тот факт, что естественная гибридизация в животном мире была давно доказана, Академия решила сделать акцент на мифических животных – тех, кого никто вроде бы не видел, но о которых складывались многовековые легенды. За основу было взято существо из японской мифологии под названием «амикири». Амикири считались ракообразными духами – ёкаями – небольшого размера с красным прочным панцирем и клешнями как у краба. Опять же, обращаясь к японской мифологии, амикири не представляли особой угрозы для людей. Их единственным предназначением было резать сети. Впрочем, другими людьми считалось, что амикири могли нагнать на рыбаков нищету: срезав сеть, они могли сделать так, что рыба не будет попадаться ни в одну другую сеть, и рыбак бы умер от голода.
Одно могу сказать точно: в семнадцатом веке директор лично имел честь видеть существо, по описанию очень похожего на амикири. В 1652 году директор взял это существо к себе, назвал Котиком и держал в своем кабинете как домашнего питомца. Вскоре оно скончалось – прожило месяца два. Его скелет директор оставил – словно знал, что спустя триста лет для науки пригодиться. И вот, полтора года назад профессора Академии попросили скелет питомца у директора и провели свои исследования. Вот, что они установили.
Этот вид прожил на Земле примерно пятьдесят лет, но затем весьма быстро изничтожился ввиду невозможности репродукции. Наши профессора дали ему официальное название – амикири, тем самым подтвердив его реальное существование. К сожалению, амикири являлись бесполыми существами – правда, в японской мифологии кто-то, все же, считал их гермафродитами – и прожили очень маленький промежуток времени. Сложно сказать, зачем вообще природа их порождала, но, очевидно, она тоже любит экспериментировать.
Итак, Академии требовалось продемонстрировать, что амикири (до того как полностью быть стертыми с лица земли и перекочевать в образ духов из японской мифологии) являлись продуктом естественной гибридизации. То есть гены нескольких животных – в случае с амикири – млекопитающих – в процессе саморазвития потенциально могли обрести единый, скомбинированный из нескольких ген в виде совершенно нового существа…
Задача была поставлена, эксперимент был запущен. За восстановление внешности амикири отвечала определенная группа профессоров во главе директора – он прекрасно помнил, как выглядел его питомец. Впрочем, одного скелета было достаточно для определения внешности… Но неважно. Думаю, директор очень сильно ностальгировал по своему Котику и решил лично контролировать процесс. Группа макетным путем воссоздала облик амикири и после тщательного исследования его природы определила: в процессе естественной гибридизации амикири скомбинировал в себе гены обычного краба, о чем свидетельствовали его клешни, рака, о чем свидетельствовал красный сегментированный панцирь, и птицы, на что указывало наличие клюва.
Чтобы скомбинировать гены трех вышеназванных существ, профессорам требовалось доставить их в лабораторию. Первым принесли краба. Его поместили под стеклянный колпак. На поиски необходимых подвидов птицы и рака потребовалось некоторое время. Запуск эксперимента затягивался. Краба оставили держать в лаборатории под тем же колпаком, никакой угрозы он не представлял.
Тем не менее, на следующее утро, когда птицу и рака нашли, профессора вернулись в лабораторию для долгожданного старта, но к их полнейшему недоумению краб исчез. Стеклянный колпак был разбит в щепки и осколками валялся по всей лаборатории, точно лопнул. Никаких проникновений не обнаружили – взлома дверей не было. Вероятно, кто-то воспользовался магией и прошел сквозь стены, чтобы стащить пропажу, но на лаборатории стояли сильнейшие магические замки. Профессора во главе с директором Академии единогласно сошлись в убеждении, что вором был человек знающий. Но кому был нужен какой-то краб? Самый обычный, несчастный красный краб. Более того, профессора обратили внимание на жуткий переполох в лаборатории, словно кто-то что-то пытался в ней найти. Затем эту версию отбросили, когда в процессе расследования один из профессоров уличил присутствие возмущения внешних полей, обусловленных нестабильным скоплением цезия-133 – химического элемента, определяющего в нашей Академии единицу измерения времени – секунду. Скопление возмущенных атомов цезия-133 было сосредоточено в воздухе в форме плоского овала. Означало это только одно: в лабораторию открыли портал времени.
– То есть… скорее всего, этот краб унесся в прошлое или будущее? – спросил Тара, внимательно слушая долгий и сложный рассказ Сузуму-сан.
– Унестись сам краб определенно не мог. Его кто-то взял с собой, – с уверенностью заявила та. – Собственно говоря, с того самого момента все кардинально изменилось. Я прекрасно помню утро того дня – утро, когда профессора обнаружили пропажу краба и хаос в лаборатории… Поднялась внезапная паника среди учеников первого класса, и никто из преподавателей не понимал, что их так напугало. Все они без исключения бегали по коридорам Академии в ужаснейшей истерике и страхе. Казалось, они увидели смерть. Указом директора нам пришлось ввести их в успокаивающий транс. Увы, эффект транса был очень длительным – около семнадцати месяцев – продолжаясь до сих пор. Ни одна беседа с детьми успехом не заканчивалась, сколько мы, учителя и до чертиков взволнованные родители детей, ни пытались. А попытки совершались только первую неделю, затем директор по неизвестным нам причинам проводить с ними беседы запретил. Решение директора показалось нам крайне неразумным и чересчур противоречивым. Он сильно изменился… С того дня, когда пропал краб, с директором тоже что-то произошло. Он словно сам не свой. Стал грубым, неестественно холодным и безразличным ко многим ранее интересующим его вещам. Поменялись и его предпочтения в еде – на общих ланчах он приходил с другой закуской. Телодвижения, осанка, взгляд, былые привычки… Все это ушло. Понимаете, к чему я веду?
Тара Ямада медленно кивнул.
– В теле директора находится другой человек. – Эта мысль его покоробила. Тара вздрогнул.
Сузуму-сан кивнула. Да так неохотно и мрачно, что Тара отвел напряженный взгляд в сторону.
– Как бы там ни было, персонаж в теле директор очень быстро научился копировать его жесты, любимые фразы, вскоре перешел на любимую еду директора. Таким образом, основная масса учителей, ранее имеющих какие-либо подозрения, практически думать забыла о странностях начальника – оно и понятно: длились эти странности около недели. Однако Кииоши Танака – преподаватель истории – случился единственным человеком из всей Академии, помимо меня, который в полной уверенности считал директора ненастоящим. И вот, мы двое разработали целый план по спасению. Первой и самой логичной мыслью было «вынести сор из избы». Поэтому, только фейковый директор разрешил журналисту сделать репортаж в Академии Ши-Ян – видимо, в целях показательной демонстрации того, что в заведении все замечательно, никаких революций, скандалов и проблем не возникает – мы с Кииоши Танака вызвались по очереди представлять лицо Академии.
Тара, искренне удивленный, решил уточнить:
– Постойте, то есть Кииоши Танака, когда я его интервьюировал, сознательно шел на провокацию? Говорил все те вещи, показывал кабинет, подсобку…? Он знал, что так будет?
– Заметь, Тара-кун, Кииоши ничего особенного не говорил, ничего сверхподозрительного не показывал – он всего-навсего умело расставил акценты на определенных словах и действиях. Разумеется, он рассчитывал на скандал. Как и я.
– Но интервью с вами полтора года назад прошло успешно, без нареканий. Гладко и спокойно, – задумался Тара.
– По нашей с Кииоши задумке, оно таким и должно было быть, – сказала Сузуму-сан. – Скандал обязан был появиться именно с интервьюированием Танака. Он рассчитывал на вашу внимательность, проницательность и смелость. В итоге, он не ошибся. Как и я. К сожалению, ты сам того не зная стал частью очень опасной игры.
На секунду Тара почувствовал себя обведенным вокруг пальца. Он вспомнил вопрос, заданный ему журналисткой газеты «Наука не магия», и звучал он так: не думает ли парень о том, что преподаватель истории Кииоши Танака провернул все специально ради скандала? И Тара с уверенностью ответил, что так не считает.
Теперь, глядя в глаза Сузуму-сан, он был совершенно сбит с толку. Журналистское чутье, которое его никогда не подводило, на этот раз дало сбой – эта мысль заставила Тару пройти через стадию отрицания, гнева и смирения. Похоже, впервые его столь ловко обвели вокруг пальца.
– Я был не больше, чем оружием для выстрела, – растерянно вымолвил он.
– Скорее, пулей, – поправила женщина. – Мне жаль говорить, но после публикации этого интервью мы оба – и ты, и я – не выживем. Держу пари, за нами давным-давно следят. На себя мне все равно – как я уже сказала, моя безопасность не имеет для меня никакого значения. А вот говоря о твоей безопасности… Тут сам решай, Тара-кун.
Она увидела убитый и перепуганный вид журналиста, побледневшего как мука, положила руку ему на колено и негромко добавила:
– Можешь выключить, если хочешь.
Тара молча нажал на кнопку «стоп», и диктофон перестал записывать.
– Хорошее решение, – кивнула она и посерьезнела.
– Почему вы раньше не сказали, что мне грозит опасность? – спросил он настороженно и сунул диктофон в верхний карман красной кожаной куртки.
Сузуму-сан сцепила руки воедино и обремененно вздохнула.
– Потому что ты бесстрашный, Тара-кун. Ты ведь знал, разве нет?
– З-знал? – нахмурился он и мотнул головой. – Знал что?
– Что за это дело придется побороться. Что журналистика требует героизма. Что ты не испугаешься.
Сузуму-сан вопросительно взглянула на Тару и сыграла бровями – мол, неужели она сейчас не права?
– В каком-то смысле да, – пожал плечами парень. – Но меня никто не предупредил об опасности моей жизни!
– О, Тара-кун, – пропела женщина и покачала головой, – ты пока молод и наивен. Очевидно, ты не сталкивался с подобного рода обстоятельствами.
– Какого, черт побери, рода? – вскипел он.
– Когда вся твоя жизнь превращается в борьбу за выживание. У кого-то происходит именно так. Например, у Кииоши Танака.
– Его… его ведь уволили?
Таре казалось, что реальность перевернулась вверх тормашками и каким фактам верить, а каким нет, ему теперь представлялось сложным.
– Да, и мы понимали, что уволят. Директор увидел в нем прямую опасность. Уволил. Теперь в любой момент Кииоши могут убить.
– Убить? – переспросил Тара, ужаснувшись. – Кто?
– Очевидно, директор. Вернее, тот, кто сидит в его оболочке. Ты же понимаешь, зачем Кииоши показал тебе ту подсобку?
– Человек, которому принадлежали все те вещи… Он внутри директора, – изрек Тара, и многое становилось на свои места.
– Совершенно точно, – подтвердила Сузуму-сан, и лицо ее становилось все серьезнее. – Тот самый человек в бегах. Мы давно охотились за ним. И он удачно нас перехитрил: подобрался к Академии ближе некуда.
– Кто он? – недоумевал Тара. – Зачем он прибыл в Академию? Господин Танака говорил о его недобрых намерениях и темном образе жизни… Что-то про зависть и злость.
– Этот человек…
Она повернула голову к мужчине, появившемуся у палатки откуда не возьмись. Выглядел он внушительно и солидно. Не переставая, он смотрел на Сузуму-сан.
– Интересные книги, – промолвил он грубым баритоном. – Не о кулинарии?
Побледнев еще сильнее Тары, женщина помотала головой.
– О кулинарии несколько палаток вниз по улице, – ответила она, сглотнув.
Мужчина буравил Сузуму-сан взглядом до тех пор, пока не направился дальше в полном молчании и не исчез из виду. Тара тут же уставился на нее.
– Что это было?
– Слежка, – поняла Такахаши. – Так и думала, за нами следят. – Она открыла бутылочку с водой, сделала пару глотков, перевела дух и подалась вперед к Таре, заговорив совсем тихо: – Больше нам не дадут поговорить. Найди Кииоши Танака. Выберите скрытное место для беседы. Он поведает тебе остальное.
Тара растерянно развел руками.
– И про краба, и про портал времени…?
– Про все, да, – закивала Сузуму-сан. – Он в Токио. Используй минимум времени на поиски. Все узнаешь. Его жизнь в твоих руках. А теперь ступай.
Тара поднялся со стульчика, почувствовав, как потяжелел. То ли это груз, свалившийся на него столь неожиданно, то ли само его тело действительно стало тяжелее. Он проверил, на месте ли фотоаппарат, диктофон, ручка с блокнотом, и собрался уходить.
– Сузуму-сан? – позвал он, обернувшись.
Женщина, покусывая губу, подняла на него тревожный взгляд.
– Вас же не убьют?
Она сделала тяжелый вдох и пожала плечами.
– Не знаю, Тара-кун. Не знаю. Просто найди Кииоши Танака.
Глава одиннадцатая
ОТШЕЛЬНИК
Глазам своим не верю, – в панике вымолвил Тору, смотря на существо через заднее стекло машины. – Это же, мать его, настоящий краб-акселерат!
Только он был не розовым. Это под светом фар краб казался розовым. Теперь, когда мы его проехали, под светом фонарных столбов он был естественно-красным. Толстая прочная скорлупа, огромные мощные клешни, на которых он медленно перебирался по асфальту, шевелящиеся усики и желтые глаза с черными как ночь глазами, застывшими в одной точке.
Меня охватила паника. Сделала беспомощной, заставила замереть и не двигаться. Мы таращились на гигантского краба с передних сидений автомобиля, точно прилипнув к своим местам. Тору судорожно пытался вытащить мобильный из кармана брюк, в то время как я перевела взгляд на рюкзачок, лежащий на моих ногах. В нем таился нож – тот самый нож, которым мне следовало пронзить краба-отшельника, но я понятия не имела, как это провернуть в присутствии Тору.
– Надо его заснять! – ошарашенно вымолвил он, наставляя камеру телефона на краба.
В округе, к счастью, было совсем пусто – ни единой человеческой души. Свет в высокоэтажных зданиях не горел, за исключением трех окон в доме, к которому направлялся краб. Дорогу он практически пересек и своими клешнями ступал на пешеходную часть.
– Это мой единственный шанс, – сказала я себе под нос.