Посвящается Елене Ширяевой, моему прекрасному другу, чья любовь к Японии передалась мне
и вылилась в эту историю.
Глава первая
ПОПУТЧИЦА
Почему-то все приключения, включающие в себя поездку на поезде, имеют особенную значимость. Вагон чуть резковато трогается с места, и ты понимаешь, что находишься в самом начале своего путешествия. Одна только мысль о том, что тебя ждет дальше, до безумия завораживает. То ли дело в рельсах, то ли в бесконечно тянущихся зеленых лесах и старых деревушек за окном, то ли в общей атмосфере. Такой своеобразной и уникальной, что можно забыть о всяких неудобствах. Подумаешь, один туалет на весь вагон… Подумаешь, в кабине неприятная зловония… Подумаешь, храпящий сосед попался на полке сверху или вечно плачущий ребенок… Стоит лишь разгрузить свои вещи, передохнуть немного, выглянуть в окно и представить, что предстоящая дорога – это дорога в свободный, совершенно новый и неизведанный мир, и что тебя в нем ждет – большой вопрос, – и сетовать на тему неудобств кажется таким никчемным делом.
Мне нравилось думать, что я покидаю свой родной дом. Прощаюсь с прежней жизнью, сжигаю за собой мосты и смотрю только вперед – только в неизвестное. Именно этот момент – момент осознания – является для меня свободой. Я получила свободу, надо же! Полностью свободна ото всех! И неважно, нравилось мне дома или нет. Еду не зная куда, без попутчиков, помощи и идей. Просто еду и ни о чем не думаю. Что дальше – разберусь на месте. Не маленькая же.
Хотя…
Двадцать лет – это немного, правда? Точнее сказать, вполне достаточно для путешествий и всего, что только вздумается. Однажды я уже сбегала, когда мне исполнилось одиннадцать. Тогда я знала: родные будут искать. Знала, в какую панику впадет вся моя улица, где я росла. Знала, что если объявят в розыск, я буду вынуждена держаться подальше от полицейских и простых людей. Одиннадцатилетняя девочка, разгуливающая по улицам в одиночестве, – что-то тут нечисто! А где ее родители? Почему она без сопровождения? Надо спросить у нее. И на всякий случай, вызвать полицейских, а они уже пусть разбираются. Поэтому свобода у меня была не совсем многогранная: повсюду опасность, в любой неожиданный для меня момент я могла быть отослана обратно домой.
И я была отослана. Не из-за полицейских или прохожих, меня никто не нашел. Дело было в другом. Я не продумала множество вещей прежде, чем прощаться с родным местом. Помню, мне пришлось горько… Помню, как возвращение домой приравнялось для меня к тюрьме с огромным сроком. Я ждала девять лет, чтобы заполучить новую возможность уехать.
И вот, я ее получаю.
Нельзя повторить предыдущие ошибки.
Я обвела взглядом свое купе: видимо, попутчиков у меня не будет: поезд тронулся уже как десять минут назад, а три места до сих пор пустовали. Ну и хорошо. Мне же лучше – не придется скрещивать пальчики в надежде воспитанного соседа. Сделав глубокий выдох, я прижалась к твердоватой спинке койки и уставилась прямо перед собой: надо же, подумалось мне, покидаю дом, где мне было так хорошо. Возможно, никогда не вернусь… А может, все обернется иначе, и уже через месяц-два придется покупать билет обратно.
Прямо как в одиннадцать лет.
На фоне плавно растущего стресса появился аппетит. Так бывает, я была и к этому готова. Первые шаги всегда даются с огромным трудом. В голове все до конца не устаканилось. Настраиваешь себя на одно – психика выдает ошибку. Сердце начинало биться быстрее. Задрожали руки. Надо же, как быстро подоспела паника. Вдох, выдох, спокойно. Я вытащила из своего рюкзачка, набитого всем необходимым для путешествия, бенто, аккуратно завернутый в фольгу, и положила на столик. Достала палочки, салфетки и маленькую бутылку воды и тоже выложила их рядом с едой. Ужасно высохло горло. Я открыла бутылку и сделала три внушительных глотка, после чего лицо словно опухло и раскраснелось. Я вытащила из маленького кармана рюкзачка маленькое зеркальце: с лицом все в порядке – оно такое же худенькое, как прежде, даже слегка осунувшееся. Я всмотрелась в отражение собственных глаз. Во взгляде показалась свежесть, словно легкий утренний день после летнего дождя, и засверкали маленькие искорки, шепчущие о готовности встретиться со страхом лицом к лицу – впрочем, именно со страхом граничила моя бодрость. Я бы даже сказала, страх порождал во мне эту бодрость.
Внезапно в кабинку постучались, и я выронила зеркальце из рук. Повезло, не разбилось – скользнуло прямо в рюкзак. Дверца купе широко открылась, в проеме показалась девушка, обвешанная кучей огромных сумок. Запыхавшаяся, она едва дышала, обводя взглядом купе. Ее завивающийся локон волос прилип к потному лбу, а румянец на щеках был настолько выраженным и ярким, будто их нарисовали самой сочной помадой. Она была пухленькой – не сказать, что толстой или крупной, просто слегка полновата – хотя даже «полновата» – слово слишком притянутое. У девушки были тонкие ноги, практически как у меня, но, видимо, дело в широких бедрах и пухленьких щечках – они придавали видимость несуществующей полноты. Темные длинные волосы с завитушками, на плечи накинута бледно-розовая куртка, полностью расстегнутая, под которой виднелась черная майка с белой надписью «НИРВАНА». На ногах черные сапоги на высоком каблуке, того же цвета юбка чуть выше колен совершенно нелепо сочеталась с телесными колготками. Впрочем, в этой девушке ничего толком не сочеталось…
– Здрасьте, а я к вам, – устало, но все же с толикой оставшейся энергии сказала девушка, и ее сумки рухнули прямо у входа.
Она перешагнула через них, сделала пятисекундную растяжку и рухнула на койку напротив, не рассчитав, видимо, размах, и ударилась затылком о стенку.
– Твою мать! – сердито воскликнула она и зачесала голову.
Да уж, попутчица мне попалась что надо, подумала я, лишенная надежд ехать одной. Невесело поджала губы, сдвинула еду и салфетки на столике в свою сторону и с недоумением наблюдала за действиями девушки. Она немного потаращилась на меня, что привело меня в возмущение: надо же, сидит и таращиться! Где ее воспитание? После чего перетащила все свои пять сумок поближе к себе, сопровождая каждое действие какими-то комментариями.
– Так, эта тяжелее всех, под койку положу, в этой еда, тут одежда, там документы, а там у нас что… Ох, что-то я сегодня туповата… Тут ноутбук и фотоаппарат со всеми принадлежностями…
Девушка положила самую тяжелую сумку под койку, а остальные четыре обставила вокруг себя – по две с каждой стороны. Из одной она вытащила широкую белую коробку, поставила на стол, а из другой сумки – какую-то книгу. Изучила название, прищурившись, пробормотав что-то себе под нос, и вновь уставилась на меня. Как-то задумчиво, словно гром и ливень портили все ее планы.
– Я не очень вежливая, как видите, – сказала она, совершенно не озабоченная своим наблюдением. – Какая есть.
Я понятия не имела, как реагировать, и поэтому просто выдавила вежливую улыбку.
– Я Мизуки, кстати говоря. Все-таки, вместе ехать.
– Очень при…
– Ох, надо же поклониться, или как там? – перебила она, отчего мои глаза невольно округлились. – По правилам-то. Я ужасна в них, честно.
Я дождалась, пока она договорит, выдержала паузу и с вежливой улыбкой ответила:
– Очень приятно, Мизуки-сан. Меня зовут Янг.
– Янг – это фамилия? – небрежно спросила она, изогнув бровь. – А можно по имени? Мне просто удобнее по имени. Вот я – Мизуки. Можно без сан. Какая же я сан? Мизуки-кун можно. Ты ведь не старше меня? Сколько тебе?
Я сдержанно вдохнула и выдохнула. Разве так можно начинать общение? Вот бы, подумала я, ей в попутчики попался мужчина пожилых лет, строго придерживающийся всех правил этикета. Получила бы эта девушка по полной…
– Мне двадцать, – не теряя улыбки, произнесла я, хотя мое напряжение было заметно.
Но попутчицу и это не смутило.
– Ух ты! Значит, ты моя ровесница! Слушай, Янг-сан, а ты далеко собираешься?
– До конечной точки.
– Здорово, я тоже! – обрадовалась она, хлопнув ладонью по сумке слева от себя. – Ну и дорога у нас… Целый день, скажи? К утру только приедем.
– Да, дорогая длинная, – произнесла я не так радостно и склонила голову вбок. Чем бы себя занять? Чтобы у этой дамы не возникло соблазна общаться со мной?
– Так как тебя по имени-то, Янг-сан?
– Коан.
– Значит, я могу называть тебя Коан.
– Коан-сан, – улыбнулась я как можно вежливее и настойчивее.
– Коан-сан, – повторила Мизуки. – Вот и славненько. А ты лучше зови меня…
– Мизуки-сан, да, – рискнула я перебить. – Позвольте мне называть вас так.
Мизуки слегка удивилась, будто сбилась с толку, и пожала плечами. Я тем временем вытащила из рюкзака свою книгу и открыла на том месте, где лежала красная закладка.
– Что за книга? – беззаботно поинтересовалась она.
– «Кафка на пляже», – не отрывая взгляд от страницы, промолвила я.
– Правда-правда? Ну дела! – восхитилась Мизуки так громко, что я была вынуждена на нее посмотреть. – Смотри, что читаю я! – взяв свою книгу с сумки, она потыкала пальцем на обложку. – И у меня «Кафка на пляже»! Совпадение так совпадение!
Ох, черт. По-моему, я никогда в жизни не находилась на столь огромном контрасте эмоций с собеседником. Но совпадение действительно вышло забавным, правда, почитать нормально уже не удастся.
– Поразительно, – сыграла я бровями и вернулась к чтиву.
– Я вот на моменте, где появился Наката, ну, этот старичок, странный такой. А ты?
На этот раз я подняла на попутчицу чуть ли не враждебный взгляд и кратко, сохраняя еле заметную улыбку, ответила:
– Я чуть-чуть дальше.
Мизуки хмыкнула, немного потянув паузу и изучая мое поведение, и наконец изрекла:
– А тебя сложно разговорить, да? Я от природы такая болтушка, только волю дай…
«Или не дай, один фиг», – отозвалось у меня в голове.
– А вообще я вся в маму такая разговорчивая. У нас в семье по линии прабабушки все болтливые, а прадедушки нет – из отца вон и слова не вытянешь! Очень уж он у нас скромный. Зато серьезный, работает на огромной фирме по производству холодильников. Только не в Японии. В Америке. Вот у вас дома какой холодильник?
Я промолчала, пытаясь не реагировать на беседу и всем своим видом показать, что если я читаю книгу – значит, занята.
– Не помнишь? Да кто помнит, как у них холодильник называется? Марки все эти… – махнула Мизуки. – Я бы сама не запомнила, не работай на фирме отец. Кстати, я в Японии ни разу не была, родилась в Штатах – так уж судьба у семьи моей сложилась. Поэтому я слегка «американизирована», если так можно выразиться. Я имею в виду, не очень-то я вежлива.
– Американцы вполне вежливы, – отозвалась я, перелистывая страницу.
– Да нет, не в них-то дело, а в вас! В смысле… Этикет у вас такой сложный! Поди пойми, к кому как обращаться, можно ли ногу на ногу класть и прочее…
– Это нетрудно. Главное – начать.
– Ну не знаю, – вздохнула Мизуки. – Я в «Google» вычитала, пока поезд ждала, все эти правила общения и чуть с ума не сошла. Отец говорит, я в пять лет все их более-менее знала, когда матери вдруг стукнуло в голову начать изучение японского этикета – мы же сами японцы, грешно не знать свою культуру, – а в Америке она зачем? Ей американцы не пользуются. Все-таки, другая страна, другие обычаи. За пятнадцать лет их и забыла. Само собой получилось. А вот как прилетела в Японию – словно в чужую страну прилетела! И такое случается. Вроде и страна далеких предков – а с людьми когда говорю, все какие-то отрешенные…
Очень нехотя, но в глубине души я невольно посочувствовала попутчице. Пусть и безалаберно, раздражающе и невпопад правилам приличия, а вела Мизуки себя искренне. Говорила, что приходило на ум. Я ценила это качество, правда, с посторонними людьми всегда была настороже. Мизуки никакой опасности не представляла – разве что для моих ушей.
– Я вполне американизирована, – сказала я. – Моя мама уже много лет живет в Штатах. Я… могу вас понять, Мизуки-сан.
Подняв на Мизуки глаза, я увидела ее радостное лицо – все-таки, ей удалось меня разговорить.
– В каком же штате живет твоя мама? Мои родители вот в Алабаме – всю свою жизнь.
– Где-то на севере, город Мекксфорд.
– Мекксфорд? – нахмурила Мизуки брови и хмыкнула. – Не слыхала о таком. Наверное, не самый примечательный городок.
– Настолько я знаю, тихий.
– Так странно – не знаешь, в каком штате живет твоя мама, – недоуменно промолвила девушка и отлепила прядь волос со лба. – Вы редко общаетесь?
– Можно и так сказать. Обстоятельства не позволяют.
– Вот как, – прокивала та. – М-да уж, понимаю… Я со своими последние два года общий язык потеряла. Непонятно, почему. Может, выросла я. Неуступчивая стала. Хотя их люблю безумно. Не уступаю только там, где начинается моя личная жизнь. Ну там, знаешь… Интересы, книги, друзья, влюбленности. Два года назад съехала жить отдельно, да только ухудшились отношения между нами. Я бы по психологии книг начиталась, да только так я мало в ней смыслю, хотя бы чтоб начать… Такие дела.
Мизуки, интересно, со всеми незнакомцами любит откровенничать с первых минут? Я изумленно смотрела на нее еще секунды три, и, будучи настороженной, но пораженной ее незамысловатой открытостью, отложила книгу в сторону.
– Но сейчас вы здесь, в Японии, Мизуки-сан. Что вас сюда привело?
Мизуки беспечно пожала плечами.
– Не знаю, свободы захотелось. Накопила заработанных за последний год денег на перелет и первый месяц проживания и вот, прилетела. Думаю, навсегда.
Я оглядела ее четыре сумки с обеих сторон, и теперь стало понятнее, почему их так много. Медленно прокивав, сказала:
– Свобода… Понимаю. На резкий шаг вы отчаялись. Тем не менее, вы полностью свободны, Мизуки-сан.
– Ага, свободна и тут же связана по рукам и ногам. Что-то мне думается, никто из нас не свободен, – проворчала она. – В мире столько правил… Черт ногу сломит.
– Согласна, – улыбнулась я в солидарности. По крайней мере, наблюдения моей попутчицы мне были очень близки.
Мизуки перевела довольный от клеящегося общения взгляд на белую коробку, которую она поставила на стол, и указала на нее пальцем.
– Там много вкусностей. Будешь?
– Спасибо, но я н…
– Я так проголодалась, готова кита съесть! – взмахнула руками та, снова не дослушав. – Знаешь, большого такого кита. Ну, в коробку я положила пять разных блюд в двойной порции… Давай, угощайся! Не люблю я есть одна.
– Спасибо, – повторила я. – Но у меня еда уже наготове. Правда, это единственное, что я взяла. Угощать мне нечем.
Мизуки отодвинула коробку к окну и увидела свернутый в фольгу бенто, белые салфетки с бутылочкой воды и укоризненно глянула на меня.
– О да, тут прям разгуляешься. С твоей едой-то. Поэтому ты такая худая как палка! В общем, ты это, оставляй свое бенто на лучший день, а пока угощать буду тебя я.
– Мне, честно, не совсем удобно…
– Это мне не совсем удобно! – указала Мизуки на свои сумки. – Эта коробка занимает одну вторую места! Съедим хотя бы половину, мне идти будет легче. Другие сумки легче не сделаешь – там нечего съедать. Так что давай, помогай своей попутчице.
Я неловко пожала плечами, подвинулась ближе к столику, пока Мизуки открывала коробку и предлагала блюдо на выбор, и поблагодарила ее.
– Кстати, а ты-то куда едешь? – спросила Мизуки, протягивая мне палочки. – Я имею в виду, с какой целью? К парню? Родственникам?
– Нет, – осторожно ответила я. – Так же как и ты, я жаждала свободы. Вроде получила ее. И сейчас просто еду, куда глаза глядят. На месте разберусь.
Брови Мизуки взлетели кверху.
– Серьезно? Мы похожи больше, чем я думала.
Вот только Мизуки не знала и десяти процентов от всей правды: ведь несмотря на то что я ехала не зная куда, я в точности понимала, кого следует найти и что мне предстоит сделать.
– И что, планируешь квартирку снимать? – похоже, Мизуки заинтересовалась как никогда.
– Конечно. Надо же где-то жить.
– Ох, подруга, это очень здорово!
На слове «подруга» я чуть не подавилась рисом. Впрочем, я была уверена, что Мизуки не придает должного значения каждому слову, которое произносит.
– Ну да ладно, попозже это обсудим, – переключила она внимание на наш обед. – Пока поедим, а там посмотрим, что к чему.
Я смущенно улыбнулась. Мизуки чувствовала себя как дома, словно хозяйка, пришедшая навести порядок. Громкая и навязчивая, она заполонила своим присутствием купе, заполучив и мое внимание, и, как я в итоге заключила сама для себя, мое доверие.
Быть может, появление Мизуки являлось тем необходимым дополнением к моему путешествию, о котором я и не собиралась думать. Да и не хотела… В моем случае, если учесть, куда, для чего и почему я еду, уж лучше мне оставаться одной и никого в свое приключение не брать. Хотя Мизуки я просвещать, конечно же, не собиралась. Просто, несмотря на ее назойливость, Мизуки умудрилась избавить купе от угнетающей атмосферы, что нарастала при мне, и зарядить ее своей взбалмошностью. И лишь недавно я поняла, что это именно то, в чем я подсознательно нуждаюсь.
Пожалуй, да, мне стоит отвлечься от философий, перерастающих в очередной стресс. А Мизуки мне в этом поможет.
Глава вторая
ИНТЕРВЬЮ #1
Статья из «Научного Мира Зазнаек», выпуск от двадцать пятого августа 1951 года.
Приветствую вас, зазнайки научного мира! С вами снова Тара Ямада, и сегодня я поведаю вам о месте, о котором мы навряд ли слыхали. А напрасно! Ведь место знаменито своей секретностью, не каждый его найдет, не каждый заслужит в нем оказаться. Оно славится своей исключительностью и строгостью. Да-да, это место – учебное заведение. Но совсем не простое – в нем учат магии. Итак, мы начинаем.
Академия Ши-Ян. Вознесена на небеса. Где-то далеко внизу – сухой, пустынный песок под вечно палящим солнцем. Вокруг Академии – ничего. Одно только небо и сотни облаков, затягивающие видимость столь массивного сооружения. Впрочем, справедливости ради, увидеть эту Академию мешали не только облака, но и нечто иное. Нечто под названием «магия».
Причем магия не в самом ординарном смысле этого слова. Не в таком, в каком мы привыкли ее воспринимать: всякие колбочки, зелья, палочки да колдуны. Магия в Академии Ши-Ян носила свой особенный, уникальный характер, она отличалась от любого другого вида магии. Видов этих немало, но ни с одним из них Ши-Ян не связана.
Чем же, все-таки, отличается магия Ши-Ян и что нам о ней известно? Мне представилась возможность встретиться с одним из преподавателей Академии, Сузуму Такахаши, и вот, что она говорит по этому поводу:
– Я работаю в Академии больше сорока лет и могу с уверенностью заявить о редчайшем случае в области магии в общем понимании этого слова, и случай этот произошел, конечно, благодаря нашему основателю Академии. Он сумел доказать, что наша магия Ши-Ян стала единственным видом, который мы с гордостью называем естественно выработанным.
Понимаете, если отстраниться от Ши-Ян, взять любую другую магию и взглянуть на ее корни, то мы увидим, что она переплетена с какой-то другой, а так называемые «новые» виды на самом деле вырабатывались в процессе многовековой истории травниц, колдунов и магов, создававших те или иные заклинания на основе уже имеющихся магических книг своих предков. Всякая новая магия – есть смесь сразу нескольких магий, которые скрепило определенное заклинание или собственная догадка мага. Но дело все в том, что настоящая, истинная магия не может быть смешанной.
Я приведу пример. Черная магия не является естественной, поскольку создали ее люди разных веков и поколений. Они буквально вмешались в нее и понапичкали, простите, всем тем, чем полны сами. На чем, как вы думаете, такая магия основана и почему она стала черной? Прежде всего, она основана на ненависти, злости, гневе и нетерпимости. Та святейшая энергия природы, взятая людьми, была загажена их эгоизмом с целью навредить друг другу: отсюда появились проклятья. Люди использовали столь девственную энергию ради своих прихотей, что я считаю, конечно же, большой ошибкой. И такой род магии естественным не назовешь. Он искусственный, раз человек приложил к нему свою руку. Это как химия – один элемент смешивается с другим и на выходе получается третий. Так с магией обращаться нельзя: мы видим, к чему это приводит.
Стоит понимать, что магия – это ничто иное как сила природы, чьи законы способен чувствовать лишь любящий и преданный природе человек, и природа будет полностью предана тому, кто не посмеет испортить ее естества. Именно на этой идее построена магия Ши-Ян: она не смешана ни с одной другой, она является кристально чистой, ее нельзя контролировать каким-то заклинанием, поскольку в ней не заложено человеческого начала – а начало это всегда темное (посему говорят, что любая магия – черная).
В то же время, именно эти факторы делают Ши-Ян самой опасной магией на Земле, ведь человек с ней не в состоянии справиться. Как же это можно сделать без заклинаний, свеч и отваров? От лица всей Академии заявляю, что мы знаем ответ. И были потрачены сотни лет на самую точную и правильную выработку тех правил, с помощью которых человек сумеет найти с Ши-Ян общий язык.
– Не секрет, что позиционируя себя как учебное заведение, обучающее единственным чистым видом магии, вы заполучили столько внимания в глазах других магических школ, колледжей и академий, которые постоянно вас критикуют. Как вы к этому относитесь?
– Честно говоря, мы к ним и не относимся. Мы осведомлены, какие настроения по отношению к нам испытывают заведения, обучающие своих учеников неестественной магии, той, где преобладает тьма и злость, и мы просто идем своим путем. У каждого он свой. Просто наш является более честным по отношению к природе, а посему самым сильным и опасным. Многие заведения нас опасаются, критику мы получаем в основном по слухам.
– Как можно поступить в Академию?
– В настоящий момент в Академии обучается триста восемьдесят шесть учеников, каждый из которых прошел сложнейший путь, чтобы оказаться в этих стенах. Не хочу преувеличивать, но и преуменьшать смысла нет: чтобы стать Ши-Ян, следует пройти немало трудных испытаний и сдать вступительные экзамены, и на это дается три попытки. Список экзаменов и испытаний всегда висит в нашем вестибюле, вы можете с ним ознакомиться. Более того, уже как три года в летнее время в сорока городах Японии от нашей Академии высылаются учителя Ши-Ян, готовые помочь с подготовкой к испытаниям, у них же можно получить необходимую литературу для вступительных экзаменов. Список этих городов также висит в нашем вестибюле. Там также утверждены имена преподавателей, которых мы отправим в тот или иной город. Непосредственно я, например, буду направлена в Нагано.
– Обычный человек в состоянии попасть в стены вашей Академии? Скажем, я, Тара Ямада? Откуда мне можно узнать о вас? Самый обыкновенный японец.
– Как и любое магическое заведение, Академия Ши-Ян скрыта от простого люда. Разумеется, обычный человек не может узнать о нас, ему просто неоткуда черпать информацию. Тем не менее, необязательно иметь в своем роду колдунов или магов для поступления к нам. Ши-Ян – доступная магия в общем понимании, любой человек при правильном подходе и уважению к естеству природы способен управлять ей. Важно понять: Ши-Ян окружает нас везде, это словно воздух, которым мы дышим. Остается только научиться правильно дышать.
– Но как тогда люди узнают о вас?
– Как правило, это дети родителей, которые в свое время у нас обучались. Или друзья детей родителей. По статистике, ежегодно к нам просится около трех тысяч человек, но вступительные сдают в десять раз меньше, а то и в пятнадцать. Статистика не сильно скачет из года в год. Поэтому желающих всегда много.
– Вы упомянули, что для поступления в Академию дается три попытки…
– Совершенно верно. Они даются с огромным временным перерывом: к нам можно поступить в одиннадцать лет, в двадцать два и в тридцать. Сделано это неспроста: магия Ши-Ян, из исследований Академии, открывается только для людей в данных стадиях возраста. В пятнадцать или, скажем, тридцать вы с ней контакта не найдете. Этому есть объяснение, но я бы не хотела вдаваться в подробности, да и не думаю, что это будет интересно вашим читателям.
– Напротив, они бы были очень рады разузнать об этом поподробнее.
– В любом случае, это информация, которую мы освящаем исключительно на наших лекциях, и говорить об этом без разрешения директора я бы не хотела. Дело не в конспирации: тема возраста для поступления является крайне болезненной как для самого поступающего, так и для нас, персонала. Более точное объяснение, как мне кажется, вам может предоставить сам директор. Если, конечно, сочтет это уместным.
– Человек из другой страны к вам поступит? Скажем, испанец?
– Пока к нам не поступил ни один иностранец. Я хочу сказать, некоторые пытались – в этом году шестнадцать ребят из Америки сдавали экзамены, но провалились. Говорить о том, дело ли это плохой подготовки самих ребят или же гипотезы, что магия Ши-Ян особенно расположена лишь к тем, кто проживает в Японии, пока рано. Данный вопрос находится на стадии изучения. С другой стороны, с нами работает один потрясающий коллега, исследующий "Трансляцию Живого Вещания" – науку живой картинки без земной аппаратуры, – господин Готарт Новак. Как вы поняли, поляк. Делайте выводы сами.
Сузуму Такахаши также напомнила, что Академия Ши-Ян была основана раньше всех остальных магических заведений, и в отличие от них, Академия успела пройти через огонь и воду, чтобы не только оставаться наплаву, но и занимать лидирующие позиции. Преподаватель Такахаши намекнула, что в истории Академии имелся самый темный период, который может окутать целый мир в любой момент, если ослабить могущество заведения – именно это пытаются сделать его враги, один из которых давно находится в бегах, но что это за враги – Сузуму Такахаши уточнять вежливо отказалась.
Не секрет, что всякое магическое заведение направлено на свержение зла, которое сама магия и породила, но что-то особенное есть в Академии Ши-Ян, какая-то темная тайна, словно вынуждающая это место никогда не сдавать позиции и стремительно набирать обороты. Но что это за тайна и какие скелеты в шкафу хранит Академия – на настоящий момент остается только гадать.
С вами был Тара Ямада, до скорых встреч!
Глава третья
ИСТОРИИ
– А что, ты разве не любишь отдаленные от сумбурной городской жизни места? – удивилась Мизуки, вытирая губы салфеткой после обеда.
– Не мое, – ответила я, пожав плечами. – Я же родом из Уатэ. Как ты думала? Кстати, бенто очень вкусно получился. Спасибо.
– Да не за что. Ты это, прости, но тебя душой компании не назовешь. Какая-то ты скромная. Вот я и решила, раз тихушница, то отдаленное место проживания тебе будет в самый раз.
Я покачала головой, мягко улыбнувшись.
– Набор стереотипов, Мизуки. Скромный не всегда жаждет отдалиться от людных мест. Есть такая категория людей… Называется наблюдателями, не слышала о таких?
Мизуки захлопала ресницами – значит, нет.
– Наблюдатели, – повторила я и улыбнулась шире. – Они не любят прямого контакта с людьми, общение с ними им доставляет дискомфорт и неудобства, но они в этом и не заинтересованы. Что им больше всего интересно – так это смотреть. Смотреть, наблюдать, анализировать, делать какие-то выводы. Обычно наблюдатели садятся на самые задние места в помещениях, залах, кабинетах – им важно понимать ситуацию, коллектив, сложить об обществе определенное мнение, и неважно, является ли он его частью или нет. По факту, конечно, является. Но эти люди предпочитают полагать иначе. Таким образом, они волей-неволей да частью общества являются. А жить вдали им представляется скучной затеей. За кем смотреть? Кого изучать? Не хочу сказать, что отношусь к данной категории людей, я просто отреагировала на твою фразу. Я вовсе с ней не согласна.
Мизуки выдержала паузу. Опустила голову на пару секунд и, угукнув, поджала губы.
– А ты умнее, чем я думала, – пробурчала она. Выдержала паузу, изучив свои ладони, и спросила: – Так какие у тебя планы по приезде?
Я глянула на нее исподлобья. Знала же, спросит еще раз. А отвечать я не очень хотела.
– По приезде? – уточнила я, пытаясь потянуть время.
– Ну да. Вот представь: вышла ты из поезда со своим рюкзаком на спине. Что дальше? Куда пойдешь?
– В ближайшую кафетерию, – пожала я плечами. – Возможно, в ту, что будет на железнодорожном вокзале.
– Ага, – выжидающе кивнула Мизуки. – Ну, а дальше?
– А дальше я куплю себе чай и что-нибудь сдобное.
– Ну, так а после? – выпытывала та. – После кафетерии?
Маска, которая медленно опускалась на мое лицо, становилась все темнее и темнее. Уже более отстраненно я произнесла:
– Кажется, я уже сказала, что разберусь на месте.
Мизуки удивленно вскинула брови и прижалась спиной к стене купе.
– Нет, ну это-то понятно. Ты, как и я, за свободой едешь. Но слушай… Хоть как-то надо свой план действий составить.
– План? – неохотно сказала я и вздохнула. – План в его отсутствии.
Мизуки вдруг медленно улыбнулась и оценочно взглянула на меня.
– А ты из тех девчонок, что любят рисковать, да? По тебе не скажешь… – (В этот момент я подумала, что по мне много чего, видимо, не скажешь) – Я сама рисковать люблю, но… я бы предусмотрела плана три-четыре на будущее. Конечно, я сторонник позиции жить здесь и сейчас, однако за будущее беспокоиться никто не отменял. Одно другому не мешает. Точно тебе говорю. Есть свобода, а есть безответственность. Вот например: собралась я, значит, из Америки в Японию лететь. Почитала правила, обычаи, – с языком все в порядке, слава богу, – присмотрела городок, хороший для проживания, собрала все нужные вещи, купила билет и прилетела. А если бы не подготовилась? Что б я делала? И к чему был бы неоправданный риск?
– Рисковая позиция? – мотнула я головой – Я же ни чем, по сути, не рискую.
– Ну, как же. А если место для проживания не найдешь?
– Найду, – заверила я. – Что это за город такой, где переночевать негде?
Мизуки мои слова почему-то удивили.
– Ты бы удивилась.
– Удивилась бы? – недоуменно переспросила я.
– А ты не знаешь, в какой город едешь?
– Знаю. И в чем там дело?
Мизуки поджала губы. Словно разочаровалась.
– Ну ты даешь, сестра…
В купе к нам постучалась проводница и поинтересовалась, нуждаемся ли мы в чем-то. Я вежливо поблагодарила и отказалась, а Мизуки попросила принести чай. Проводница улыбнулась, быстро удалилась и пообещала скоро вернуться.
– Ты же только что пила, – тут же посмотрела я на Мизуки.
– Ты что, это же бесплатный чай! И в поезде! У них вкусный чай.
Я покачала головой и невольно рассмеялась.
– Странная ты, Мизуки-сан.
– Не более тебя! Ну да ладно, это мы еще обсудим. По-моему, ты и малейшего понятия не имеешь, куда едешь.
Я промолчала и отвела взгляд к окну. Я всегда так делала. Прекращала зрительный контакт с человеком, владеющим информацией, получение которой сулило бы мне серьезно поплатиться. Своей правдой. А правда у меня – вещь неоднозначная. Не всякий поймет, даже если узнает. Поэтому лучший выход – посмотреть в окно. За ним спокойно появлялись и исчезали зеленые леса, необъятных размеров поля и тянущиеся к небу горы – такие высокие, что из окна вершин не рассмотришь. Тем временем, проводница уже вернулась с белой кружкой чая на подносе. Приятный аромат трав забился в каждый угол купе и одурманил мне голову, пока Мизуки делала маленькие глотки.
– Не хочешь?
– Нет, – улыбнулась я. – Спасибо.
– Да один глоточек!
– Я гермофоб, спасибо.
Я не солгала. Наверное, это не очень-то и важно, гермофоб я или нет, но мной не переносились любые емкости, из которых кто-то пил. Я считала это ужасной антисанитарией для своего рта. Что касалось остального – я не уделяла большого внимания. Скажем, я бы не стала промывать каждую виноградинку влажной салфеткой перед употреблением. Но я хорошо знала людей, следующих этим правилам. Что неудивительно – их ломила самая обыкновенная простуда. Так уж устроен наш организм – не будь он в постоянной борьбе с микробами (что фактически происходит ежесекундно), малейший сквознячок покажется тяжелейшим вирусом. Впрочем, мерами предосторожности пренебрегать не стоит. Просто, как мне казалось, любое дело должно исполняться в меру. Иначе это бы называлось фанатизмом.
– Даже вот как, – многозначно произнесла Мизуки. – Удивительный ты фрукт, Коан-сан.
Раздался вибрирующий звук, доносящийся из моего рюкзачка. Телефон. Из техники я больше ничего брала. Странно. Я ни от кого звонка не ждала. Да и, раз на то пошло, звонить было некому. Я озадаченно наклонилась к рюкзаку, вытащила из маленького кармашка мобильный. Посмотрела на экран. Номер незнакомый.
– Ты ведь не настолько странная, чтоб не знать, как нужно отвечать на звонок? – спросила Мизуки.
– Мизуки-сан, тебе есть, чем записать? Я бы скрин сделала, но ты сама видишь, какой у меня телефон.
А телефон у меня был древний. Модель двухтысячного года. Кнопочный, красного цвета. Экран маленький, функции ограничены.
– А разве…
– Мизуки-сан, вопросы потом, – напористее сказала я.
– Боже, хорошо-хорошо.
Мизуки торопливо полезла в карман своей черной куртки, вынула беленький айфон и дала команду. Пока телефон вибрировал, я быстро продиктовала номер. Вибрация оборвалась – и номер мгновенно исчез. Я проверила во входящих – пусто.
– Записала?
– Ну да, – показала Мизуки экран айфона. – Правда, в любом телефоне можно просмотреть журнал вызовов. Даже в таких допотопных, как у тебя.
Я молча вбила незнакомый номер в телефон, набирая его с экрана Мизуки, и когда сохранила в список контактов, он тут же исчез. Пропал, будто его и не было. Я повторила операцию три раза, но результата ноль. Мизуки ждала хоть какого-то комментария. Для нее, наверно, все выглядело так, словно я от кого-то скрывалась. Или будто я спятившая полоумная девица, мчащая черт знает куда без всякого плана.
Я вежливо улыбнулась Мизуки, на лице которой отражалось слабое недоумение.
– За тобой что, кто-то гонится? – в шутку спросила она.
Во всяком случае, мне думалось, что спросила она в шутку.
– Да нет, – непринужденно махнула я рукой и швырнула телефон обратно в рюкзак. – Это я так. Один номер названивает да названивает. Кошмар. Я раз ответила, сказала, что ошиблись, а они опять звонят.
– Добавь в черный список.
– У этого старичка нет такой функции. Хотелось бы.
– В следующий раз будут звонить, я могу ответить. Я бы им задала по полной! – взбунтовалась Мизуки. – А чего людей бесить, не пойму. Сказали же, не туда попали. Опять досаждают. Люди такие глупые…
– Не то слово, Мизуки-сан. Слушай, ты можешь сохранить номер у себя? Мой телефон что-то глючит. Не факт, что он понадобится, конечно. Но вдруг.
– Да не вопрос. Сохраню.
– Спасибо.
Вечером мы сытно поужинали, и вновь угощала попутчица. Мне становилось страшно неловко от ее любезности, но затем, как я поняла, угощение явилось платой за часовые рассказы Мизуки о своей жизни. Начиная с раннего детства и заканчивая вчерашним днем. Я услышала все: и период взросления, и первая любовь, и проблемы в школе и колледже – Мизуки каждую историю сопроводила мельчайшими подробностями. Мизуки умела ярко и «сытно» их подавать – как самый вкусно приготовленный донбури – хотелось слушать и слушать. Правда, уже к середине историй я начала клевать носом. Слишком много рассказов… Я бы на ее месте делала маленькие перерывы, от такого звонкого голоса уши у любого завянут!
– И я его послала к чертям собачьим! – самоуверенно рассказывала попутчица. – Нет, а на кой черт мне сдался двоюродный брат, который ни разу в жизни не поинтересовался, как у меня дела? У него имелась тысяча возможностей, у этого негодяя! Ну, а когда мы спустя десять лет снова увиделись – встретились семьями – и он деньги у моих родителей украл, все стало ясным: не зря я его невзлюбила с самого начала! Всегда он был таким, знаешь, гадким и мерзким. С ранних лет. Вот не зря я его невзлюбила, – снова повторила Мизуки. – Наши семьи больше не общаются: его родители на стороне сына, уверяют, что он ничего у нас не крал, а мои родители знают правду. Моя мама лично все видела. Тошнотворный, скользкий тип мой братец!
– Вот это д…
– В Фейсбуке я его кинула в «ЧС»! – не давала мне и слова вставить Мизуки. – Пусть катится куда подальше! Это ты не знаешь, как мерзко он вел себя маленьким! Мы тогда у бабушки гостевали. По папиной линии. Дрались как уличные коты!
Да уж: истории Мизуки без преувеличения подавались ярко, но по содержательности выглядели обыкновенными, как у всех нормальных людей. Друзья, родители, школа, любовь, работа, колледж… Ничего сверхъестественного. Не то чтобы я говорила, будто это плохо – жить в нормальной среде и сталкиваться с простыми проблемами. Просто моя жизнь состояла из совершенно других историй, да и сама я принадлежала иной среде… Люди, с которыми я сталкивалась, не стали бы делиться такого рода рассказами. Они бы сочли их непомерно занудными. В конкретно моем случае спасала смелая подача Мизуки. Такой подаче следовало поучиться мне самой. Рассказчиком я слыла довольно слабым.
– Коан-сан, вот так дела! – в один момент удивилась Мизуки и хлопнула руками по коленам. – Мы в пути уже девять часов, а я о тебе ничего толком не знаю!
Она переключила на меня внимание, что меня совсем не обрадовало. Уж лучше бы продолжила свои истории. Я бы перетерпела. Но так или иначе, у любого исхода были бы свои минусы.
– У меня скучная жизнь, – скромно пожала я плечами.
– Ой, заливаешь мне тут! – тряхнула головой Мизуки. – Давай, расскажи хоть что-нибудь! С любым человеком хоть раз в жизни должно приключиться что-то интересное!
Я вздохнула и запрокинула голову кверху. О чем бы рассказать? Нужно отсортировать рассказы. Это прежде всего. Иначе, если пойму, что проговорилась где-то в середине, будет поздно. Мизуки такая – начнет докапываться. А выдумывать я не хотела. Хм.
– Твоя мама, ты упомянула, живет в Америке, – начала Мизуки, увидев мое озадаченное лицо – уж больно долго я пыталась отыскать нормальную историю в своей голове.
И она однозначно шагнула на очень опасную территорию.
– Это неинтересно, – холодно улыбнулась я. – Вот знаешь, ты мне рассказала про своего двоюродного брата, а у меня двоюродная сестренка… Ей всего девять. Я очень люблю ее. Мы жили в одном доме, она во мне души не чаяла. А когда я этим утром собрала все вещи и покинула дом, я ничего ей даже не сказала. И словом не обмолвилась. Просто пропала. Я не собиралась говорить об уезде семье, но… В ее составе есть человек, который всех успокоит. Об этом я не переживаю. А вот об Акико думаю…
– Акико – имя твоей двоюродной сестры?
– Да. Она, наверное, сильно обиделась на меня. Мы были так близки, она любой мелочью делилась, как и я… А тут раз – и исчезла. На ней это как-то даже отразиться может. Психологически, я имею в виду.
Мизуки медленно кивала. Вздохнула и сказала:
– Да, она от любого человека может ожидать предательства. А может и нет… Ты ей совсем-совсем ничего не сказала за день до ухода? Хоть что-нибудь?
– Я оставила ей письмо, – ответила я. – Положила ей под подушку, пока она спала. В нем я извинилась за свой уход и добавила, что однажды мы увидимся.
– Однажды?
– Да. Я не могла ей лгать. Увидимся мы далеко не скоро.
– Ну, сестра, ты, конечно, честная… – пробормотала Мизуки. – Честность не всегда хороший выход. Ты же понимаешь это?
О, да, подумала я. Понимаю как никто другой.
– Врать я не люблю.
– Я тоже, – призналась Мизуки. – Но мы все, так или иначе, врем.
– По пустякам, – заметила я, имея в виду непосредственно себя. – Врать по пустякам – это не та ложь, на которую необходимо обращать внимание. Это мелкие детали. Незначительные. Вернулась я домой в шесть или семь – это так важно? Нет. Вот мы и не вдаемся в подробности. Я не исключение. А такого рода ложь, как пообещать дорогому человеку вернуться скоро, а на самом деле, возможно, не вернуться никогда – это не просто вранье, а чистой воды предательство. Я не хочу предавать Акико. Хотя, очевидно, уже предала. Самим своим уездом.
Мизуки поджала губы. Моя откровенность, похоже, тронула ее.
– Все будет хорошо, Коан-сан. Я хорошо предсказываю. Точно тебе говорю: все закончится хорошо. Мы все – вершители своих историй, – как факт произнесла она. – И ты, уверена, найдешь возможность и повидаешься с Акико-чан. Раз уж не скоро, то, как ты и написала, однажды.
– Однажды, – досадно кивнула я.
Мизуки помолчала пару минут, пока я ушла в себя, и поинтересовалась:
– Слушай, Коан-сан, вот ты сказала, в вашей семье есть человек, который успокоит остальных. Что ты имела в виду? Этот член семьи, выходит, знал о твоих планах?
Я опустила тысячу подробностей, которые бы напугали Мизуки, и кратко ответила:
– Да.
– Хорошо, – так же кратко кивнула девушка и поправила свои темные вьющиеся волосы. – Как я поняла, для тебя это слишком личное. Не хочешь говорить – не надо. Просто… Я хочу понять, зачем ты поступаешь так категорично? Вот у меня с семьей сущие проблемы, мама и папа из меня все соки выжимали, жила я с ними или отдельно – и я покинула Америку в поиске себя и свободы. Но я-то знаю, что они меня любят. И я поддерживаю с ними связь. Редко, по смс, или созваниваться раз в неделю-две будем. А ты… с ней созваниваться не хотела бы?
– Хотела бы, – слабо улыбнулась я.
– Но?
– Но я не могу. У меня на это есть причины.
– У тебя терки с семьей? Должно быть, да, – предположила Мизуки, видя, что я подтверждать ничего не стала. – Или ты решила окончательно сжечь мосты.
– Понимаешь, Мизуки-сан, многое здесь зависит не от меня. Обстоятельства, в которые я попаду, могут сыграть более значительную роль, чем я сама.
– Но ты не знаешь, в какие обстоятельства попадешь, – прищурилась Мизуки.
– Ну да. Можно и так сказать.
– Как ты там любишь говорить… Разберешься на месте?
– Именно.
Девушка глубоко вдохнула и выдохнула. Разговаривать со мной было той еще работенкой. Я видела, как Мизуки вымоталась за эти пять минут.
– Поэтому-то я очень осторожна в выборе слов, – пояснила я. – Вы сказали, Мизуки-сан, что мы, люди, – вершители судеб, но именно при получении полной свободы мы вынуждаем себя в чем-то ограничиться. Моя свобода – это та, где я начинаю новую жизнь. Без семьи. Без Акико. Возможно, я оглянусь назад. Но я этого не знаю. Вот и иду вперед.
Мизуки озадаченно, с ноткой опаски, уточнила:
– Но кому же нужна такая свобода, Коан-сан? Отчего ты так бежишь? Или к чему?
Я отвела обремененный взгляд к окну, разглядела луну сквозь затянувшие небо тучи и негромко сказала:
– Разберусь на месте.
Глава четвертая
ИНТЕРВЬЮ #2
Статья из «Научного Мира Зазнаек», выпуск от пятого апреля 1952 года.
Приветствую мир зазнаек! С вами вновь бессменный журналист Тара Ямада и его постоянная колонка уникальных мест, о которых вы едва могли слышать.
И сегодня я бы хотел вернуться в место, уже упомянутое в моей колонке год с лишним назад. Место это отдает мистикой, его покрыли огромным слоем тайн и загадок, а обучающиеся там люди далеко не самые простые. Они практически избранные!
Академия Ши-Ян снова в центре внимания.
Мне повезло во второй раз выйти с ней на контакт, ведь, как нам известно, эти ребята всегда очень заняты для общения с публикой. Академия любезно согласилась дать мне интервью. «Ну и удача! – подумал я. – На мою просьбу откликнулись. Любой другой журналист бы мне завидовал. А чего греха таить – уже завидуют!».
Сегодня Академия особенно предрасположена для гостей (правда, сложно говорить об остальных с тех пор как я являюсь единственным гостем): теплый прием мне оказывают сразу на входе. Это преподаватель истории Ши-Ян, профессор Кииоши Танака. Он приветливо машет мне рукой, широко улыбается и кланяется. Сразу ведет меня по коридорам Академии, согласившись показать свой кабинет.
– Я читал вашу статью, – говорит профессор, остановившись у одной из дверей широкого коридора, выложенного темным крупным камнем.
– Читали? – удивляюсь я. – Мне приятно слышать.
– Да что уж там. Вся Академия читала. Уж директор точно ознакомился.
Пока профессор Танака стоит ко мне спиной, открывая дверь, я навожу объектив на пустующий коридор и пытаюсь сделать кадр.
– Фотографировать запрещено, – вдруг предупреждает профессор.
Я удивляюсь: он же стоит спиной, как он видит? Зеркал нигде нет. Отражений тоже. А затем я с глупой улыбкой качаю сам себе головой, вспоминая, что нет смысла искать ответы в магии. Вернее, в том, как она работает. Особенно если речь идет о магии Ши-Ян.
Дверь открывается. Профессор Танака пропускает меня в кабинет и закрывает за собой дверь. Здесь кромешная темнота, будто беспросветная пещера. Раздается щелчок включателя, и комнату озаряет яркий свет. Я поднимаю голову к потолку и ничего не понимаю: откуда поступает источник света? Затем замечаю в стене напротив три обыкновенных окна, в которых светит солнце. Выходит, источник света – они? Тогда зачем включатель? И что он включил? Я осматриваю кабинет: пол, потолок и стены полностью выложены из того же темно-синего камня, что и коридор. Камень очень крупный и холодный, это ощущалось через обувь. Кабинет в целом очень просторен и устроен обыкновенно, с зеленой доской, мелками и партами в три ряда. Профессор наблюдает за моими передвижениями: я подхожу к окнам и выглядываю – за ними повсюду голубое небо и белые облака. И правда, ведь мы парим. Я сажусь за одну из парт и представляю себя учеником Академии – на лице профессора появляется маленькая улыбка. Интересно, что она значит?
– Говорите, директор читал мою статью? – спрашиваю я и поднимаюсь из-за парты, продолжая осматриваться.
– Да.
– Судя по всему, ему понравилось.
– Совершенно точно, – кивает профессор Танака. – Иначе вас бы здесь не было второй раз. Большая удача, что вы в Академии. Директор не любит журналистов. Говорит, они искажают правду.
– Это если она пропагандирована, – отвечаю я. – Мои статьи таковыми не являются. Напротив, я всегда стараюсь добраться до правды и предоставить читателю информацию со всех сторон, а не с какой-то более выгодной.
– Этим вы директору и понравились. Статья была написана замечательно, – отмечает профессор.
– Спасибо.
Я оборачиваюсь к задней стене кабинета и вижу еще одну дверь – железную и прочную. Оглядываюсь на профессора и вопросительно смотрю на него.
– Там ваша лаборантская?
– Я же преподаю историю, – пожимает плечами он и проходит между рядами, приближаясь к этой двери. – Там не лаборантская. Всего лишь необычные экспонаты.
Я прошу преподавателя ознакомить меня с экспонатами, наличие которых меня заведомо интригуют. Он соглашается. Достает из кармана ключ, делает три оборота и открывает дверь. Из темного проема доносятся сырость и холод.
– Пока ученики на уроках и не начался мой, у нас есть время для интервью, – сообщает профессор Танака и заходит внутрь.
Раздается непонятный щелчок, и комнату так же озаряет прямой свет. Он явно шел с потолка! Но и в той комнате вверху не висело ламп. Всего лишь пустой потолок.
Я прохожу внутрь. Комната вдвое меньше и уже. Окон нет. На стенах висят широкие рамы с фотографиями и текстами, походившими на исторические справки, а на полу в четыре ряда и четыре столбца стояли деревянные тумбы, на которых располагались самые разные и необъяснимые вещи. Каждая вещь была накрыта стеклянным куполом. Я подхожу к тумбе, находившейся ко мне ближе всех. Смотрю, что на ней находится. И ничего не понимаю.
Под стеклом, постоянно извиваясь, в воздухе парит вещество, словно тяжелый дым от костра или призраки ядовитых змей, готовых нанести атаку. Цветом вещество золотистое и яркое, оно броско отсвечивает, не имея ни формы, ни назначения, которое можно было бы ему приписать с первого взгляда. Обычный человек бы этого не понял. Я являюсь обычным человеком.
И по-прежнему ничего не понимаю.
– Что это такое? – указываю я на неизвестный предмет.
Профессор закрывает за собой дверь, поправляет очки, глядя на этот предмет, и спокойно отвечает:
– Это боль.
– Боль? – переспрашиваю я. Обращаю внимание на табличку, прикрепленную к тумбе, и прочитываю название: «Боль». Видимо, тут сыграла моя невнимательность. Но я все равно ничего не понимаю. И задаю вопрос: – Чья это боль, профессор?
Кииоши Танака складывает руки на груди и многозначительно вздыхает. Почему-то он подолгу молчит, словно хочет, чтобы я обратил внимание на что-то еще. Я перевожу взгляд на другие предметы – медленно прохожу мимо каждой тумбы. Я вижу и человеческие черепа, и черепа неизвестных мне существ очень странной формы, и средневековые мечи, и какие-то мелкие красные камни, напоминающие алмазы. Я вновь вопросительно смотрю на профессора, стоя по другую сторону тумб.
– Любой предмет хранит в себе энергию, – наконец поясняет Кииоши Танака. – Кость, камень, череп, даже обыкновенная песчинка. Энергия способна передать и качество предмета, и его возраст, и его историю, и, самое интересное, его настроение. Да-да, вы не ослышались, господин Ямада. У любого предмета есть настроение. Оно накладывается непосредственно человеком или другим живым существом. В стенах Академии любые существа мы называем одним словом – явление. Пожалуй, я рискую сослаться на чересчур внутреннюю информацию, но японские ученые уже больше полугода занимаются исследованиями структуры воды. Они пытаются доказать, что вода может «записывать» все, что видит. В метафорическом смысле, у воды есть глаза. Возможно, вода даже умеет слышать. Но ученые Японии уже точно доказали одно: вода впитывает в себя энергетику человека. Мысли, которые он испытывает, слова, которые он произносит. Вода впитывает любое явление в себя. Ученые убеждены, что вода во всех смыслах есть отражение человека. Академия не сотрудничает с учеными Японии, мы не заинтересованы в этом. Мысль, которую я хочу до вас донести, господин Ямада, заключается в следующем: люди научным путем на одном конкретном явлении доказали то, что магия Ши-Ян смогла доказать более шестисот лет тому назад – причем на всевозможных предметах и явлениях. В данном кабинете собраны предметы, найденные в самых разных местах планеты в самое разное время. Нашли их наши ученики. Что объединяет эти предметы, спросите вы? Они принадлежат одному конкретному человеку.
– Одному человеку? – удивляюсь я.
– Совершенно так. Черепа разнообразных магических тварей, человеческие черепа, доспехи, вон на той тумбе мы с вами можем наблюдать меч средневековых времен – все эти предметы позволяют нам составить определенный портрет о человеке, а энергетика, изъятая из каждого из этих предметов, с точностью может сказать нам, кем являлся человек и как он выглядел.
– И что это за человек?
– Информация строго конфиденциальна. Все, что я могу вам сказать, это то, что данному человеку более семисот лет, он имел контакт с магическими животными, но всю свою жизнь провел в зависти, обидах и отчаянии.
Я возвращаюсь к самой первой тумбе с извивающимся золотистым веществом, слепящим глаза, и указываю на него рукой.
– Эту боль испытывал данный человек?
– Нет, – качает головой профессор. – Мы его ни разу не видели. Но судя по энергетике предметов, собранных здесь, человеком он был ужасающим. Эта боль передает настроение каждой косточки, черепа и даже меча. Он убивал людей, он издевался над животными, иными словами – он причинял миру зло. Данные предметы лишь впитали в себя то, что происходило с живыми на тот или иной момент существами.
– То есть магия Ши-Ян изъяла общую энергетику из всех этих предметов, и получилась энергетика боли? – уточнил я.
– Да, именно так. Каждый собранный предмет передал лишь одну энергетику – боль. Ни любовь, ни заботу, а лишь боль. Ну, имелись так называемые отголоски энергетики зависти, алчности и смерти. Не столь значительные, хоть и имелись. Но стоит напомнить, что магия Ши-Ян не смешивает разные виды энергетики. Они все были извлечены и отделены друг от друга.
– Могу предположить, иные виды энергии этих предметов расположены в другом кабинете?
– Вы правы. В одном кабинете мы храним только один вид энергетики. Помещать несколько в одно помещение чревато.
– Что ж… хорошо, – киваю я. – Тогда могу ли я предположить, что данный человек, чьи предметы вы искали столько много лет, сейчас жив и вы открыли на него своеобразную охоту? Он представляет опасность для вашей Академии?
Профессор Кииоши Танака внезапно меняется в лице, сильно нервничает и поправляет свой галстук.
– Я… На самом деле, это не имеет никакого значения, – он начинает говорить очень быстро, местами запинается. – Человек давным-давно мертв, а если и нет, нашей задачей не заключается его найти. Главная цель данного мероприятия была лишь в наглядной демонстрации возможностей магии Ши-Ян. Мы доказали, что магия способна изымать энергии из любых предметов. Вот и все.
– Но ведь это не лаборантская, верно? – спрашиваю я. – Как вы сами сказали, здесь хранятся экспонаты, а преподается тут история. Демонстрация возможностей, доказательства… Это разве не наука?
Профессор кашляет в кулак и начинает озираться по сторонам.
– Не могли бы не задавать вопросы один за другим, не давая мне возможности ответить…
– Прошу прощения, я не хотел вас перебивать. Тем не менее, как я и сказал, задача журналиста состоит в освещении событий со всех сторон, а возможно это только при задавании рвущихся на поверхность вопросов. Не задать их было бы несправедливо по отношению к моим читателям.
– При всем уважении, господин Тара Ямада, я не могу углубляться в данные тонкости без согласования с нашим директором. У Академии есть множество врагов, норовящих заполучить ту информацию, которую вы сейчас пытаетесь извлечь. Иными словами, вы делаете для них бесплатную работу.
– Что ж, хорошо, – соглашаюсь я. – Я бы не хотел, чтобы у вашей Академии были проблемы. Однако я не могу не спросить вот о чем, и мои читатели меня не простят, не задай я этот вопрос… Вы упомянули об исследованиях ученых на тему воды, сослались на внутреннюю информацию. Тут же вы добавили, что с учеными не сотрудничаете. Откуда тогда вы владеете этой информацией? Кто ваш источник?
– Пожалуй, это справедливый вопрос, – замечает профессор, хоть и смущается. – В наши ряды с недавних пор попал бывший японский ученый. Он и открыл перед нами завесу того, над чем сейчас работают его коллеги. В прошлом, коллеги, разумеется.
– Интересно, – киваю я. – Выходит, он узнал как-то о вашей Академии? Когда я год назад интервьюировал здесь Сузуму Такахаши – другого преподавателя – она сказала, что преимущественно к вам попадают дети родителей, которые, в свою очередь, были вашими учениками. Родители этого ученого – обычные люди или, все-таки, обучались здесь? И если обучались, можно ли предполагать, что исследования ученых за последние столетия основываются на исследованиях магии Ши-Ян?
– Нет-нет, – резко качает головой профессор, даже немного возмутившись моему вопросу. – Что же вы такое говорите? Будь это так, мы бы работали против самих себя. Запустили бы бомбу замедленного действия. Поймите, господин Ямада и все ваши читатели, принцип работы нашей магии открыто не публикуется – вы не представляете, какой хаос настигнет планету, узнай ученые все секреты и детали Ши-Ян. Да даже обыкновенные идеи, которые, как вы хотели бы предполагать, могли бы служить толчком для исследования ученых Японии – это, конечно же, нонсенс. Мы бы никогда и никому не стали отдавать свои идеи и открытия – это в наших же интересах.
– Понимаю, понимаю, – говорю я. – В таком случае, последний вопрос, господин Танака. Человечество, люди – в какую категорию вы бы их вписали? Друзей, товарищей или врагов?
– У нас нет никаких категорий. К человечеству мы относимся с глубокой симпатией, но считаем, что открытия, сделанные в этих стенах, являются крайне опасными для людей. Так или иначе, в масштабах наших открытий и тех, что делают обыкновенные ученые на Земле, могу заметить, насколько, в первую очередь, скрытно ведут себя они. И их тоже можно понять. Человечество очень легко ввести в панику и страх, а через страх управлять удобнее всего. Ученые Земли сделали множество открытий, публичное освещение которых ввело бы людей в ужас. А теперь представьте, как сильно наша Академия обгоняет простых ученых по степени возможностей, знаний, исследований и качеству. Что будет, попади наша информация в руки невежественного человека? Так и начинается хаос и паника, господин Ямада. Поэтому, повторюсь, мы делаем благое дело, а к людям относимся с глубокой симпатией. Ведь давайте говорить честно – мы тоже люди.
На этом преподаватель Танака желал закончить интервью. К тому же, в коридоре его поджидал целый класс одиннадцатилетних учеников. Выглядели они обыкновенно, как самые простые детишки. Правда, вели себя поразительно тихо и спокойно, в глазах я заметил не по годам развитую мудрость.
Кииоши Танака проводил меня до входных дверей Академии и признался, что под конец интервью испытал некоторого рода стресс, и отметил мои навыки в выведении интервьюирующего из зоны комфорта. Он похвалил меня за умение внимательно слушать и дал напутствующий совет, который гласил: «Способность владеть осторожностью и храбростью – одно дело. Другое – уметь профессионально пользоваться обоими одновременно».
В интервью с Кииоши Танака осталось несколько вопросов и моих личных предположений. Например, действительно ли тот человек, предметы которого столь тщательно искались сотни лет, не имеет никакого значения для Академии Ши-Ян? Неужели нельзя было найти другого, самого обычного человека и исследовать его вещи, пытаться изъять их энергетику для демонстрации успешно проделанной работы в области магии Ши-Ян? Конечно, профессор Танака слегка лукавил. Он так и не подтвердил смерть этого загадочного человека. На стенах кабинета, как мною было описано выше, висели рамы фотографий и прилагающиеся к ним исторические справки. К сожалению, мне не хватило времени, чтобы полностью прочитать все тексты, но я внимательно рассмотрел фото в шести рамах: на них был изображен один и тот же человек, но в разные отрезки времени. Тексты, как я могу предположить, также были посвящены ему. В моем предыдущем интервью год назад другой преподаватель Сузуму Такахаши заявила, что «в истории Академии имелся самый темный период, который может окутать целый мир в любой момент, если ослабить могущество заведения – именно это пытаются сделать его враги, один из которых давно находится в бегах». Это приведенная цитата. Вы можете ее найти в выпуске от 6 февраля 1961 года.
Так что же, выходит, мир может быть в опасности, а его целостность зависит от могущества Академии Ши-Ян? Если ученые временами опасаются просветить людей в свои, судя по всему, ужасающие открытия, то что же скрывает от нас Академия? На мой взгляд, раз опасность касается непосредственно нас, то мы имеет право знать.
И я обещаю добраться до правды.
С вами был Тара Ямада, до скорых встреч.
Глава пятая
«ЗАКРЫТО»
Ранним утром проводница проинформировала нас о скором приезде. Сделала она это за час, так что времени привести себя в порядок, собраться и выпить чаю хватило. В туалет выстроилась очередь, люди за дверью в наше купе провели около получаса в одном только ожидании. Хорошо, что мы с Мизуки предусмотрели толкучку и сбегали туда раньше остальных – я даже успела нанести на лицо маску и смыть ее.
Мизуки сидела напротив и зевала, почитывая свою книгу. Страницы она перелистывала медленно. Порой по одной и той же фразе пробегалась по нескольку раз – сразу видно, мыслями она была не в книге. Лишних вопросов я задавать не хотела. Догадывалась, что ее задумчивое молчание связано со мной. Своим ответом вчера вечером я ясно дала понять: ехала я с определенными целями, а моя недосказанность насторожила и заинтриговала Мизуки. Возможно, она меня даже побаивалась.
Как бы там ни было, в 8:30 поезд приехал на станцию. Я вышла из вагона с рюкзачком на спине, осмотрелась по сторонам и сделала глубокий вдох. Именно так пахнет новое начало. Именно такой запах у свободы.
– Ну что, идешь в кафетерию, а там – разберешься? – спросила Мизуки, выйдя следом за мной. Пять сумок, которые она умудрялась держать, будто вовсе ее не беспокоили. Люди удивительно быстро привыкают к трудностям.
– Как и планировалось, – улыбнулась я.
– Все-таки, планировалась, – подхватила Мизуки и улыбнулась в ответ. Улыбка показалась мне недоверчивой. – Слушай, Коан-сан, я уж не знаю, какие у тебя планы и как ты собираешься здесь выживать без прозрачности понимания, в какой город ты приехала, но… Вот.
Она достала из кармашка своей черной куртки маленькую белую бумажку и протянула мне.
– Мой номер телефона. Понадобится помощь – звони. Помогу, чем смогу, как говорится.
Я взяла бумажку и положила ее себе в джинсы.
– Спасибо, Мизуки-сан. Ты так и не рассказала мне об этом месте. Что же в нем такого, о чем я не имею права не знать?
Мизуки как-то странно покосилась на прохожих.
– Как-нибудь потом поговорим, – сказала она, чувствуя дискомфорт.
– Здесь проблемы с законом или, может, люди своеобразные?
– Ну, если в двух словах… – задумалась она. – ТВОЮ МАТЬ!
Мизуки буквально упала на меня, выронив одну из своих сумок. Прямо за ней показался огромный мужчина средних лет, который и толкнул девушку.
– Ох, простите, простите! – извинился он, кланяясь. – Я не заметил вас, так много людей вокруг! Простите!
– А ну иди отсюда! – рявкнула Мизуки, отпрянув от меня и с возмущением оглянувшись на мужчину. – Пока полицию не вызвала! Извращенец!
Перепугавшись до чертиков, незнакомец быстрым шагом направился дальше и через мгновение пропал в море людей.
– Ты в порядке? – спросила я.
– Да, нормально. Чертов козел! Неужели и вправду не видел? Я что, блоха мелкая?
– Твоя сумка… – указала я.
К счастью, в той сумке, которую Мизуки выронила, лежали вещи, а не ноутбук. Девушка перевела дыхание.
– Мне бы вряд ли дали сказать. Так и думала.
– Что ты имеешь в виду? – склонила я голову вбок.
– Да так, просто мысли. Догадки. Неважно. В общем, если что, звони. Буду рада.
– Хорошо. Спасибо, Мизуки-сан.
– Пока-пока!
Она направилась к выходу из станции, идя вдоль поезда. Над ним, чуть правее, свисала зеленая сверкающая табличка со словом «ВЫХОД», а рядом висела табличка оранжевого цвета.
– «Кафе», – прочла я и повернула голову вправо – туда, куда табличка и указывала. – Вот и замечательно.
Кафе располагалось впритык главному зданию железнодорожного вокзала: маленькое, непримечательное и унылое. Посетителей по пальцам можно было пересчитать, зато зал по просторности удивил. Я села у окошка, заказав себе лапшу и крепкий кофе. На черный столик падал свет с улицы. Он был гораздо ярче света ламп, что угнетающе горели внутри кафе. Казалось, еще чуть-чуть и они потухнут навсегда. В окне из стороны в сторону ходили люди, женский голос диспетчера постоянно объявлял скорые рейсы. Смотреть за передвижениями приезжих меня особенно не вдохновляло, поэтому я перевела взгляд на свой черный столик. Заметила хлебные крошки. Вздохнула, покачала головой. Ну кто же в кафе ставит черные столы? На темной поверхности всегда заметны любые изъяны. Так или иначе, я пыталась хоть чем-то себя занять. Лапшу и кофе принесли минут через десять, так что подолгу скучать не пришлось. Я с удовольствием позавтракала, выпила кофе, который сиюминутно меня взбодрил, и покинула вокзал.
Шла вниз по улице, судя по всему, от центра, вдоль невысоких старинных зданий. Архитектура старая. Кое-где сыпалась шпатлевка, огромные и мелкие трещины красовались на фасадах домов культуры, офисов и обыкновенных многоэтажек. Неухоженная старинность города, пожалуй, была единственным бросающимся в глаза минусом. В остальном ничего выпиющего я не заметила. Дороги чистые, росло много невысоких деревьев и постриженных пышных кустов, дышалось легко, мусор нигде не валялся. Я добралась до парка отдыха, где в центре вовсю брызгал фонтан, а на лавках, окруженные зеленым газоном, отдыхали люди. Кто за книгой. Кто с наушниками. Кто со второй половинкой. Я села на свободную скамью подальше от фонтана, перекинула ногу на ногу и достала из рюкзака мобильный. Не тот, что допотопный, а второй, современный, очень тонкий и с огромным экраном. Включился он быстро, и я принялась искать любой недорогой рёкан в городе. Результат выдал семь адекватных по цене рёканов. Четыре я отсеяла сразу. Располагались слишком далеко от центра, чуть ли не на окраине города, если не за его пределами. Осталось три. Я позвонила в первую, и мне с сожалением сообщили о наличии только двуспальных комнат, отчего я отказалась. Во второй сказали, что бронь необходима за неделю до въезда, а в третьей просто-напросто не взяли трубку.
– Ну и ну, – неприятно удивилась я. – Вроде город как город, а поиск ночлега вызывает столько проблем.
Хм. По-моему, Мизуки именно об этом и предупреждала, подумала я. Ну да ладно. Неужели нет и единого шанса найти крышу над головой? Хотя бы на одну ночь? Глупости какие-то. Наверняка должны иметься хостелы. На том же сайте рёканов я обнаружила комментарии проезжавших мимо людей, которые рвали и метали на тему отсутствия нормальных рёканов и полного отсутствия хостелов. Они шутят? Я принялась искать хостелы самостоятельно в общей строке, но результат выдал абсолютный ноль.
– Ничего не пойму, – нахмурилась я. – Что за город такой, где хостелов нет? Вроде же миллионник.
Ладно, черт с ними, с хостелами. Я была готова выбрать и рёкан подороже, лишь бы не ночевать на вокзале. Но внезапно сайт, который предлагал несколько хороших вариантов, вылетел без намека на возвращение. Вскоре и строка поиска перестала отвечать. Я перезагрузила телефона, отключила и включила Интернет, но ни европейских хостелов, ни рёканов больше не предлагались. Решила почитать историческую справку о городе, но и тут он ничего не выдал.
– Какого черта? – покачала я головой.
Подняла глаза на людей, отдыхающих в парке. Выглядели они вполне нормально. Стоило обратиться к ним. Может, подскажут с чем-нибудь.
– Простите, – подошла я к скамье, на которой в обнимку сидела влюбленная парочка. – Вы не подскажете мне рёкан, куда бы я могла заселиться? Без брони и прочих сложностей.
Парочка отстранилась друг от друга и приветливо мне улыбнулась.
– Здравствуйте. А вы приезжая, видимо? – дружелюбно спросил парень.
– Да, с поезда сошла час назад всего.
– Понятно, понятно, – кивнула несколько раз девушка. – Что же, тогда добро пожаловать! Городок у нас небольшой, зато чистый и мирный. Вы надолго?
– Как получится, – скромно ответила я и улыбнулась.
– Ну-у, в общем-то, – задумчиво приложил парень палец к подбородку, – рёканы у нас есть… Тетя моей подруги останавливалась в месте под названием «Тазава». Рёкан вроде приличный, недорогой. Номера не высший сорт, но я знаю, что там чисто, мебель новая, телевизор, холодильник, душевая… Все это есть. Въезд без брони. Берешь и приходишь к ним. Без проблем.
– Вот здорово, – улыбнулась я еще шире. – А она далеко? Эта «Тазава».
– Относительно не очень, – завертел парень головой, пытаясь сориентироваться. – В общем, выходите из парка и следуете по той улице до конца, поворачиваете налево, а там идете до тех пор, пока не столкнетесь с высокой часовой башней. Обойдете ее справа, увидите неподалеку кинотеатр, а от него в трехстах метрах будет стоять пятиэтажный рёкан. «Тазава». Запомнили?
– Ну, более-менее, – неопределенно кивнула я.
– Дорога составит около сорока минут. Если идти быстро, не больше получаса, – добавил он. – Ну, с гугл-картой не потеряетесь, если что.
– Хорошо, – кивнула я. Как-то рассеянно, и девушка парня это заметила.
– У вас же есть Интернет? – уточнила она.
– Если честно, он внезапно закончился, – пожала я плечами. – Или еще что-то с ним произошло. Я искала рёканы, а он раз – и перестал отвечать на запросы.
– Печально, конечно. Ну, дорога не совсем сложная, – рассудил парень. – Налево, прямо, башня, обойти кинотеатр справа, и покажется рёкан.
– Тору! – воскликнула девушка и недовольно покачала головой. – Приезжей девушке сорок минут идти по неизвестному городу пешком! Посмотри на небо, какое пасмурное! А если дождь? Надо помочь.
Тору – видимо, так звали этого темноволосого юношу – почесал затылок и поднял голову к серым тучам.
– Нет-нет, не стоит, – неловко замахала я руками. – Все хорошо, правда. Я дойду, мне прогулка труда не составит.
– Ну, вообще, мы на машине приехали, – глянул Тору куда-то за парк, где стояла единственная белая машина. – Давайте мы подвезем вас? На самом деле, мы все равно в кино собирались, а там как раз кинотеатр.
– Вот-вот! – закивала его девушка. – Мы долго думали, идти или не идти, а вы и спор разрешили.
Девушка энергично поднялась со скамьи, поправила свое светло-розовое платье. Тору встал вслед за ней.
– Я бы не хотела вас отвлекать, вы же отдыхали…
– Пустяки, – улыбнулся Тору, который оказался на две головы выше меня. – Мы и так засиделись в парке.
Ребята довели меня до машины. Тору освобождал мне место на заднем сиденье, а его девушка стояла рядом со мной и интересовалась, откуда я, какие дальнейшие планы и общие впечатления о городе. Она производила впечатление очень любезной, милой девушки с чуть ли не ангельской внешностью. Ровное круглое личико, аккуратная короткая стрижка. Под каре. Большие, добрые глаза. Светло-розовое платье придавало ей образ легкости и воздушности. На ногах – белоснежные балетки. Никаких украшений, цепочек или колец. Грим на лицо нанесен так, что наличие косметики едва уловимо. Удивительная подача себя, подумала я.
Ее парень – Тору – я почему-то сразу решила, что он много работает или, по крайней мере, работает точно. Выглядел он моим ровесником, – как и его девушка – а может и младше. Одет был в белую рубашку с синим галстуком, черные брюки. На ногах красовались идеально натертые блестящие туфли. Интересно, это у него стиль такой? Обычно молодежь предпочитала более свободный стиль. Или на работу идти скоро. Никто не станет наряжаться столь представительно в десять утра без веской на то причины.
Так или иначе, эти двое производили впечатление людей, прожившись вместе года четыре или три. Они общались и даже передвигались так, словно уже прошли через многие стадии отношений. Ребята выглядели умиротворенными по отношению друг к другу. Это читалось в глазах. Словом, обрели себя в полном смысле.
– Можете садиться, – выпрямился Тору. – Простите за бардак в салоне, у нас там сущий ад…
На заднем сиденье валялась одежда, тряпки, какие-то коробки и книги, а Тору сгреб все в одну кучу. Освободилось место. Ну и здорово. Мне большего и не нужно. Вообще, я на такую любезности с их стороны даже не рассчитывала. Еще бы я жаловалась на неприбранный салон!
– Нашли, о чем переживать! Ерунда какая, – смутившись, улыбнулась я.
Осторожно села в машину, рюкзак положила на колени. Тору и его девушка сели спереди, и вышло так, что мои ноги упирались в ее сиденье.
– Оу, постойте, – сразу же поняла девушка и отодвинула свое сиденье вперед. – Вот, так жать не будет. Удобней теперь?
– Да, спасибо большое. Еще раз повторюсь, вы слишком любезны.
– Мы просто любим помогать людям, – сказал Тору, глянув на меня через лобовое зеркальце.
Он завел машину, и мы тронулись с места. Неловкой тишины испытывать не пришлось: ребята умели завести и поддержать разговор.
– Ой, мы даже не представились друг другу! – опомнилась девушка. – Я Эми, а это Тору – мой молодой человек.
– Очень приятно, – кивнула я. – Меня зовут Коан.
– Коан! Какое замечательное имя, Коан-сан! – восхитилась Эми. – Приятно познакомиться! Надеюсь, вам здесь понравится! Правда, столько сложностей поначалу, ну вы понимаете… Все совершенно новое, другие люди, свои правила…
– Проблемы с общественным транспортом, – добавил Тору, внимательно следя за дорогой. – Год назад он хоть как-то существовал, а после Нового года автобусы отменили. У администрации определенно кризис. Кризис лени. Или еще чего. Неясно. Слухов много ходит, городишка-то небольшой. Не знаешь, чему точно верить.
– Тору, ну не пугай же ты гостью! – поцокала ему Эми. – А то еще испугается и билет обратно купит.
Я рассмеялась: ребята захохотали вместе со мной.
– Ну ладно, пугать не стану, – произнес водитель. – Я к тому вел, что… Знаете, новичкам всегда помощь понадобиться может, а приезжим ее здесь никто не оказывает в первые дни переезда. Говорю же, люди здесь… особенные.
– Это да, – закивала Эми.
– Особенные? В каком смысле?
– Ну-у-у-у, – растянул Тору и мельком глянул на свою девушку, словно советовался, стоит ли говорить о таком незнакомке или нет. – Люди… будто, вот, как бы это объяснить…
– Пару тройку раз мы замечали их повышенное внимание, – пояснила Эми.
– К чему внимание?
– Ни к чему, а, скорее, кому, – подсказал Тору.
– С нами раз пять или шесть приключалось следующее: идем мы по улице или сидим в каком-нибудь кафе, а в один момент все начинают на нас смотреть. Так странно было! В нас стал развиваться комплекс неполноценности! – Эми рассмеялась, но как-то грустно.
– Эми преувеличивает, – спокойно поправил Тору. Включил поворотник и повернул налево. – Два раза это произошло. Не шесть.
– Когда мы вместе были, два! А со мной отдельно случалось еще, – настояла та и оглянулась через плечо на меня. – Люди без тени сомнения здесь своеобразны, Коан-сан. Но не думаю, что это очень серьезная проблема… Мы из Токио сюда приехали. Вы бывали в Токио?
– Однажды, – сказала я.
– Вот в Токио на нас не меньше пялились некоторые кадры. Ну, уверена, чудаков везде хватает… Просто, понимаете, сам факт: все вдруг уставились на нас. Каждый без исключения. Чистый фильм ужасов!
– Крайне… странно, – только и оставалось произнести мне.
Машина остановилась на парковке, принадлежащей кинотеатру – во всяком случае, так было написано при въезде на синей табличке. Тору заглушил мотор, мы вышли наружу, захлопав дверцами. Я перекинула свой рюкзак через плечо и еще раз поблагодарила ребят за помощь.
– Да не за что, говорим же, – улыбнулась Эми.
– Не стоит, – махнул Тору рукой так, словно их помощь ничего не стоила. – А вон и рёкан, – вытянул он руку в сторону выезда с парковки, где за зелеными деверьями виднелось неприметное здание. – Удачи вам в новом городе, Коан-сан.
Он переглянулся с Эми, и та без тени сомнения кивнула.
– В общем, если хотите, – ну, вдруг что случится, мало ли – моя машина будет припаркована здесь до десяти вечера – я работаю неподалеку, после кино в час пойду в офис. Номер телефона прикреплен к лобовому стеклу. Можете позвонить, я отвечу.
– Да-да, – закивала Эми с обеспокоенным видом. – Не стесняйтесь. Одной в чужом городе нелегко. Нам было проще, потому как нас двое. Одна бы я, наверное, с ума сошла.
– Вы очень, очень милы, Тору-сан, Эми-сан, – сложила я руки и поклонилась. – Спасибо вам. Вы хорошие люди.
Они поклонились в ответ и под ручку направились в сторону кинотеатра. Непринужденной, спокойной походкой. Указательным пальцем свободной руки Тору крутил ключи от машины, посматривая на пасмурное небо. Я рефлекторно перевела на густеющие тучи взгляд: они становились мрачнее и мрачнее. Вздохнув, двинулась к выходу из парковки.
Рёкан походил на самое старинное здание, которое мне когда-либо приходилось видеть. Будто осевшее, оно всем своим увядающим видом норовило сползти на землю, как стекающий густой кисель. Бело-желтое, выцветшее, с множественными трещинами и осыпавшейся штукатуркой на лицевой стороне, двухэтажное помещение ни капельки не привлекло. Даже окна зашторены! Каждое окно! Над входными дверями большими белыми буквами красовалось название – «Тазава». Я дернула за ручки двери, но было заперто. Крепко-накрепко. По инерции я дернула еще пару раз, результат прежний. Я посмотрела по сторонам. Никаких надписей или предупреждений. Может, где-то имеется записка с объяснениями? Почему закрыто? Неясно. Что-то явно экстренное случилось. Навряд ли Тору с Эмми стали бы лгать – какой им с этого прок? Может, они сами не знали? С другой стороны, довольно подозрительно, что рёкан «Тазава» не всплыла в поисковых результатах на моем телефоне. Точно, телефон! Я вынула его из кармана, разблокировала экран и секундой позже нахмурилась. Не ловила интернет-сеть. Совсем не ловила. С мобильной сетью порядок, хоть и торчало всего две черточки, а Интернет не собирался подавать даже знака на желание работать.
– Подводишь ты меня, дружок, – прошептала я телефону. Смирилась, сунула его обратно в карман, постояла у рёкана минут двадцать. Когда наскучило и я поняла, что ничего не изменится, прогулялась по району, сделала круг. Собственно, выходит, ребята зазря меня довезли – так и так гуляю. Район пустовал, людей я на удивление не встретила. Вдоль пешеходной дороги проезжали одни машины. Редко проезжали. Здания в этом районе стояли не вплотную друг к другу, зато своей старинностью не уступали расположившемся в центре города. Ничего особенного или причемательного я для себя не подчеркнула. Район как район.
Прогулка заняла два с половиной часа – я специально тянула время. Спешить некуда. Может, и рёкан откроют? Кто знает. Однако мои ожидания не оправдались. Вернувшись к ней, я лишь раздраженно фыркнула. По-прежнему закрыто. Хорошо, хорошо. Как скажете. У меня в наличии имелся вагон времени. А вот нервы начинали сдавать. В таких ситуациях моим лучшим спасением служила медитация, и я решила заняться ей прямо у входа в рёкан. А что? Уходить я просто так не собиралась. Подожду, никуда не денутся. Я расстелила голубой коврик, удачно вместившийся в мой рюкзак, села, скрестив ноги, и сосредоточилась на самых успокаивающих мыслях. Через полчаса я полностью отделилась от реального мира и погрузилась в медитацию.
Казалось, минула минута. Всего лишь шестьдесят секунд с тех пор, как я закрыла глаза. И вот они открылись. На улице уже ночь. Прохладная летняя ночь. Тучи куда-то исчезли, словно их и не было, в небе сверкали звезды. На западе едва заметно оставались следы от заката – красновато-оранжевый кусочек неба, чьи границы размывались беспросветной чернотой. Я медленно поднялась с коврика. В каждой клеточке тела чувствовалась легкость, голова начала думать свежо и здраво, избавившись от стрессовых мыслей. Я спустилась с невысоких ступенек рёкана и обернулась на ее передний вид – надо же, в окнах не горел свет! Я поднялась обратно и подергала за ручки – заперто. Издевательство!
Если бы не медитация, меня бы разорвало на части от негодования. К счастью, спокойствие мне сохранять удавалось. Я плотно сложила коврик, сунула его в рюкзак и перешла дорогу к парковке. Телефон показывал ровно без пятнадцати десять вечера. Под светом фонарей стояла единственная белая машина. На том же месте, где ее оставил Тору. Остановившись у лобового стекла, я набрала номер телефона с визитки, аккуратно вставленной в дворник. Раздались гудки. После третьего ответили.
– Да, слушаю.
– Тору-сан? Простите, что звоню. Это Коан. Девушка, которую вы сегодня подвезли.
– Оу, Коан-сан! Да-да, конечно. У вас все хорошо? Я как раз заканчиваю работу.
– На самом деле, все… ну, не так, как хотелось.
Помимо голоса Тору в динамике доносился шум. Наверняка он говорил и параллельно что-то делал. Вскоре шум прекратился, и парень уточнил:
– Вы на парковке сейчас?
– Да.
– Подождите меня. Я скоро спущусь.
Не прошло и пятнадцати минут, как Тору показался из-за угла кинотеатра. С черным чемоданчиком и с крутящимися ключами на пальце руки, он спокойно подошел к своей машине. Окинул меня встревоженным взглядом и дернул подбородком.
– Что-то случилось, – определил он.
– Вы правы. Иначе бы я тут не стояла.
– Я когда шел из офиса, не заметил света в окнах «Тазуки». Неужели закрыто?
– На замок, – невесело проговорила я.
– Ну и дела, – нахмурился Тору, глянул на меня, потом по сторонам, затем снова на меня. И опешил: – Коан-сан, вы здесь целый день пробыли?
– Я изучила район, гуляла несколько часов. Другие рёканы не попались. Вернулась к этой – по-прежнему не работала. И я решила медитировать.
– Все это время? – изумился он.
Я кивнула, будто в девятичасовой медитации ничего сверхъестественного не было. Для меня и впрямь не было.
– Ох-ох, – почесал тот затылок и виновато произнес: – Это я виноват, Коан-сан. Сам того не зная, обманул вас… Простите, пожалуйста. Рёкан работала еще вчера… Я сам видел.
– Пустяки, – вежливо улыбнулась я. – Ничего страшного не случилось. Медитация меня всегда спасала. Я… хотела спросить, есть ли в городе еще какие рёканы. Интернет у меня отказал, людей в районе, чтобы спросить, я совсем не встретила. Какой-то он пустующий. Одни машины мимо проезжали, и то редко.
Тору задумался. Опустил голову к асфальту и замолк на добрую минуту. Иногда мычал, бормотал себе что-то под нос. Предложил те рёканы, в которые я уже позвонила с утра и мне отказали, а больше он не знал. Судя по его словам, больше и не осталось.
– Мизуки словно в воду глядела, – негромко проворчала я.
Тору позвонил Эми. Уточнил на всякий случай, знает ли она какие места для ночлега. Эми на автомате перечислила все нам известное и тут же спросила, зачем парень интересуется.
– Она все это время торчала на улице?! – ужаснулся ее голос в мобильном. Да так громко, что динамик зашипел.
Разговор продолжался минуты три. Тору то угукал, то предлагал свои идеи, но звучали они обрывочно. Я ничего толком не поняла. Спрятав телефон в карман брюк, он с улыбкой кивнул.
– Можешь оставаться у нас.
– У вас? – переспросила я.
– Мы с Эми снимаем квартиру в центре. В ней четыре комнаты. Недавно соседи съехали, а нам четырехкомнатка, сама понимаешь, одним не сдалась. Две комнаты пустуют. Стоят без дела совсем. Мы уже и съезжать собрались в квартиру поменьше, но сдают в городе мало.
– Понятно… То есть я могу переночевать у вас?
– Ты можешь как бы… заселяться, – поправил Тору. – Жить с нами. Квартплату делим на троих. Ну, первый месяц можешь жить бесплатно, а там, может, и работку какую найдешь.
– Правда? – не ожидала я такого предложения. – Я уже несколько раз говорила, но повторюсь: вы очень любезны. Спасибо, Тору-сан! И Эми-сан надо поблагодарить! Не хотела бы я ночевать на вокзале…
– Не придется, – подмигнул Тору. Снял сигнализацию с машины и открыл мне дверь. – Поехали?
Несмотря на благодарность, в моих глазах пробежала тень сомнения. Тору это заметил. Дверцу попридержал.
– Если нужно подумать, я не тороплю.
Я не стала отнимать у парня много времени на свои раздумья. Да и потом – выглядело бы это неприлично. Мне ночевать негде, а мне еще, видите ли, подумать надо. Просто в моей голове засела одна мысль. Я изначально не хотела с кем-то жить. Для моих тренировок и медитаций мне следовало искать отдельную квартиру. И многими другими делами предстояло заниматься. А дела мои были весьма специфичны для обычного человека. Ну да ладно, подумала я. Вдруг что из этого и выйдет? Тем более, Тору работает целый день, Эми, скорее всего тоже – вот я и смогу оставаться одна. А дальше разберусь. Может, удастся снимать однокомнатку.
– Поехали, – улыбнулась я.
Глава шестая
ИНТЕРВЬЮ #3
Статья из газеты «Наука не Магия», выпуск от двадцать первого апреля 1953 года.
ДИРЕКТОР АКАДЕМИИ ШИ-ЯН
УВОЛЬНЯЕТ ПРЕПОДАВАТЕЛЯ
В начале апреля этого года директор Академии Ши-Ян Брайан ДиГрегорио уволил одного из своих преподавателей. Как многие полагают, связано это со скандальной статьей журналиста газеты «Научный Мир Зазнаек» Тары Ямады, который в прошлом году добился того, чтобы попасть в Академию для интервью: сотни писем, направленные от его имени к директору заведения ДиГрегорио, были в итоге услышаны. Тара Ямада стал третьим человеком за всю историю журналистики, которому удалось попасть в Академию – как правило, заведение известно своей таинственностью. Первым для интервьюирования у мистера Ямады стала преподавательница Сузуму Такахаши. Интервью прошло вполне успешно и было опубликовано в газету 6 февраля 1961 года. Директору Академии понравилось, как господин Ямада преподнес заведение своим читателям и дал зеленый свет на последующие интервью – правда, не сразу. Лишь спустя полтора года журналисту удалось повторно вернуться в магические стены. Теперь Академию представлял преподаватель истории Ши-Ян, профессор Кииоши Танака. Господин Ямада интервью представил в виде рассказа, детально описывая происходящее. Поначалу все выглядело безобидным и спокойным, но затем, ближе к концу интервью, получив ответы на заданные вопросы и тщательно их проанализировав, Тара Ямада сменил тактику и перешел в нападение, опираясь на сказанное мистером Танака. Он выдвигал собственные предположения и спрашивал, так ли это или нет. Господин Ямада вел себя вежливо и в то же время крайне смело, совершенно ничего не боясь. Его вопросы казались абсурдными, но в то же время обоснованными. Журналист стал единственным, у кого хватило храбрости спросить о том, о чем многие догадывались.
В частности, речь шла о старых предметах в классе истории, которые принадлежали какому-то определенному человеку. Профессор Танака уводил разговор к способностям магии Ши-Ян извлекать энергию из любых вещей, и тогда мистера Ямаду искренне удивило, зачем столько внимания уделили предметам конкретной личности. Он предположил, что Академия занимается его поисками и что человек представляет опасность. Мистер Ямада вспомнил предыдущее интервью с Сузуму Такахаши, где она упомянула о ком-то, кто «находится в бегах» и является большой угрозой как для заведения, так и для человечества». Он сказал об этом преподавателю Танака, и тот, судя по описанию журналиста, сильно занервничал. Профессор так не подтвердил смерть персонажа, которому посвятили целый кабинет, а также Тара Ямада сослался на висящие рамы с фотографиями и текстами – по его уверениям, они касались личности неизвестного. В конце своей статьи господин Ямада обращается к своим читателям. Он спрашивает: «…Выходит, мир может быть в опасности, а его целостность зависит от могущества Академии Ши-Ян? … На мой взгляд, раз опасность касается непосредственно нас, то мы имеет право знать». Также Тара Ямада обещает читателям выяснить всю правду.
Спустя два дня с момента публикации интервью, директор Академии Ши-Ян Брайан ДиГрегорио уволил Кииоши Танака. Произошло это тихо – в лучших традициях заведения. Узнали мы об этом только вчера из уст Тары Ямады, когда попросили его прийти к нам на интервью.
– Господин Ямада, как вы узнали об увольнении профессора Танака? Вы позвонили ему в Академию по какому-то вопросу или это произошло совершенно случайно?
– Случайно. Во-первых, у меня к мистеру Танаке вопросов больше не было. Все, что я хотел у него спросить, я спросил во время интервью. Звонить бы я ему, конечно же, не стал. Да и зачем? Мы с ним не в таких отношениях, у меня и номера его нет. Просто ведь я журналист, моя задача никогда не сидеть на месте. Поэтому я беру интервью в других местах, езжу в разные заведения. Так уж сложилось, что вчера я попал в очередную магическую школу – у них был замечательный спектакль, хотел написать о нем в газете. Собственно, там я мистера Танаку и встретил. Поначалу я опешил, подумал, он от Академии Ши-Ян, может, его тоже, как и меня, отправили посмотреть спектакль. Но затем вспомнил: они никого никуда не высылают. Работают только в своих стенах, достаточно скрытно, никаких мероприятий публичных не проводят, учеников или учителей из других магических заведений не приглашают.
– Вам удалось поговорить с профессором Танака?
– Да, но совсем недолго. Ему не очень хотелось со мной беседовать. Я спросил, что он здесь делает, и получил прямой ответ: «Уволили после статьи». На словах «после статьи» он сделал акцент. Похоже, мистер Танака в глубине души винил в своем увольнении меня и мою статью.
– А как вы считаете: его увольнение случилось по вашей вине?
– Честно говоря, я своей вины не вижу вовсе. Понимаете ли, в чем тут дело. Винить нужно ту систему, в которую попал мистер Танака и частью которой он стал. Я уверен на все сто процентов, что Академия о многом нам с вами не рассказывает. И если бы это были ее личные дела, скажем так, внутренние и не имеющие отношения к нам, простым людям, я бы туда не нырял с головой. Но выяснилось, что у Академии кто-то там в бегах. Этот кто-то представляет для человечества опасность. Как тут не суетиться и не искать ответы? Поэтому думать, моя это вина или нет, мне неинтересно. Я считаю, мы имеем право знать правду. Если персонал Академии так не думает – пускай пеняют на себя.
– Вы же понимаете, что вас туда больше никогда не пустят?
– Разумеется. Но меня это не останавливает. Сейчас я веду огромную работу касательно истории Академии, ее начала становления, всех преподавателей, собираю всевозможные исторические справки и полезную информацию.
– Что насчет той загадочной личности, чьи вещи находились в кабинете истории?
– Только не кабинет, а подсобка. С железной дверью, и замки на ней стояли приличные. Кстати говоря, странно, что Кииоши Танака повел меня туда. Видимо, он даже в мыслях не думал о том, как хорошо я умею слушать и делать выводы. Ведь, по сути, говори он меньше и более абстрактно, я бы даже не догадался задать столь острые вопросы. Или догадался… Не знаю… Не хочу скрывать: изначально я шел на второе интервью с целью разгромить собеседника. Не раздуть скандал ради скандала. Мне нужны были причины. И я их получил. Разумеется, таких последствий не ожидал. Очевидно, Академии я надавил на самое больное. Но раз она «прокололась» одной своей реакцией, я собираюсь выяснить о том загадочном человеке все, что только можно и нельзя.
– Вы допускаете мысль, будто профессор Кииоши Танака специально все это затеял, чтобы открылись некоторые карты?
– Хм. Нет. Это скорее спекуляция. От его лица я говорить не могу. Да и не думаю, что он бы на такое пошел. При встрече на спектакле он выглядел крайне недовольным.
– Насколько видится возможным полагать, у вас, к большому сожалению, нет ни одного факта, подтверждающего причастность загадочного человека к вероятной опасности для человечества.
– Вы верно подметили – нет ни единого доказательства. Доказательства, которое я публиковал. Я много работаю над этим. Буквально сегодня утром нашел крайне важную зацепку. В своем следующем выпуске я обязательно приложу свои факты подтверждения. Я обещал своему читателю. Обещания нужно держать.
– Интервью господина Танака было подано в виде рассказа, что позволило нам окунуться в скрытную атмосферу Академии Ши-Ян. Ближе к концу вашего рассказа вы пишите об учениках, стоящих у кабинета истории. Описываете их как обычных, нормальных детей, но также добавляете, что в их глазах отражалась не по годам развитая мудрость…
– Да, совершенно верно. С виду выглядели как все детишки, но их взгляд отдавал чем-то уникальным. Мне хватило семи секунд, чтобы это заметить. Я обязательно получу информацию о том, как и что преподают этим детям. В Японию, как вам известно из моего первого интервью, каждое лето Академия направляет несколько преподавателей, готовых предоставить консультацию абитуриенту и необходимый список литературы. Надо бы летом наведаться к такому преподавателю и побеседовать с ним.
– Вы думаете, вам согласятся дать интервью?
– Я сделаю так, чтобы его дали. Нажму на нужные рычаги. Я журналист, я знаю, как это работает. Собственно, я почему про преподавателей в Японии заговорил… Мне интересно, чему учат этих детей. Наверняка есть какой-то особенный предмет, вроде, знаете, гипнотизирующего, вводящего в транс. Иначе их ровный, холодный и беспристрастный взгляд я ничем другим объяснить не могу.
– Неужели в Академии Ши-Ян стали бы использовать гипноз на невинных детях? Разве это нелегально? Стоит напомнить нашему читателю, что магические заведения обязаны соблюдать общий кодекс. В нем содержится множество правил, и одно из них четко гласит: «Ни при каких обстоятельствах магическое учебное заведение не имеет права накладывать гипноз на своих обучающихся».
– У данного кодекс есть и подпункты. Подпункт «Д», если мне не изменяет память, допускает наложение гипноза в случае чрезвычайных ситуаций. Например, если во время урока ребенок неправильно воспользовался заклинанием, повлекшим за собой прямую опасность для целого класса, преподаватель имеет право ввести детей в транс, тем самым избавив их от паники и прочих неприятностей, и спокойно вывести на улицу или в коридор. Но это, как вы понимаете, транс временный, однократный. Дети, которых я видел в Академии Ши-Ян, выглядели так, словно на них наложили постоянный гипноз. Или просто мозги запудрили – я и такую версию допускаю, но я не совсем уверен, где здесь пролегает грань разницы.
– То есть вы считаете, Академия может нарушать кодекс?
– Допускаю.
– Более чем уверена, ваше заявление в этом интервью привлечет внимание Судного Совета, и он нагрянет в Академию с проверкой.
– Пока мне сложно что-либо говорить на этот счет. Кстати, вот ваши читатели, может, и знают, что такое Судный Совет, а мои – а я уверен, они будут читать вашу газету – понятия о нем, скорее всего, не имеют. Так вот, мой любимый читатель, Судный Совет – это организация, занимающая проверкой всех магических заведений, именно он выдает им лицензии. Совет этот еще более дремуч и неясен, чем Академия Ши-Ян, но фактически он расплодил все эти волшебные школы. Совет обладает властью их и закрыть, и переместить в другое место, и назначить в заведении новое лицо… Вообще, раз уж о Совете пошла речь – их род деятельности весьма широко направлен и является самым главным органов власти в магической среде. Совет не вмешивается в обычные людские дела, но вроде как может вмешаться по одной-единственной причине: если в обычных людских делах фигурирует магия. Такого на сегодняшний день не случалось, никуда Совет не лез, а то, что он проверяет магические заведения время от времени, – плановая проверка – это правда. Кодекс, которому подчиняются школы волшебства и который, по моим личным догадкам, нарушает Академия, разработал Судный Совет. Вы в своей реплике сказали, что мое «заявление» привлечет их внимание. Я сомневаюсь. Не привлечет. Во-первых, людские газеты они не читают, а во-вторых, даже если бы и читали, они бы и пальцем не пошевелили. Мало ли, что я там увидел в глазах детей? Мудрость? Ну, мол, скажут, умные дети, значит. Обучают их хорошо, вот и мудрость в глазах. Не пустота же. Я к тому, что Совету потребуется доказательства для официальной внеплановой проверки.
– У вас они есть?
– Для Совета нет, да я на него и не рассчитываю особенно. Могу сказать точно, что что-то странное, я бы даже сказал, мрачное, во взгляде детей заметит и мой читатель. Если он внимательный, конечно.
– Вы хотите сказать, у вас имеются фотографии?
– Да. Несмотря на устный запрет профессора Танака, я сделал несколько снимков. Теперь, когда профессор Танака уволен, эти снимки я могу публиковать – формально запрет был сделан тем, кто больше в Академии не работает. Более того, официального запрета на проведение фотосъемки я не получал.
– Это настоящая сенсация! Надеюсь, опубликованные фотографии вызовут общественный резонанс, и Академии придется с ним считаться. Большое спасибо за интервью, господин Ямада. Желаю вам успехов.
– Спасибо вам. И ждите мою новую статью.
Глава седьмая
БЕЖЕВЫЕ ДОМА
Белоснежная машина Тору остановилась во внутреннем дворе, окруженном высокими бежевыми зданиями. Этажей пятнадцать, не меньше. Посередине двора располагалась детская площадка со всевозможными игровыми сооружениями, самым большим была песочница. У каждого подъезда и по периметру детской площадки рядками шли фонарные столбы. Освещение теплое, неяркое и нетусклое – самый раз для поздней ночи. Я вышла из машины вслед за Тору, он не спеша прошел к ближайшему подъезду. Приложил ключ к домофону, и дверь размагнитилась.
– Красивый двор, – запоздало проговорила я, когда мы уже поднимались на лифте.
– Скажи, красивый? – закивал Тору. – Район Эми выбирала.
– У нее хороший вкус.
Тору довольно улыбнулся в ответ.
Поднялись на удивление быстро. Видимо, лифт сделали по последним технологиям. Дверцы разъехались в стороны, на стене подъезда красовалась огромная красная цифра «тринадцать». Удачный этаж они выбрали. Тору позвонил в квартиру «180», и мы немного подождали. За дверью раздались приближающиеся шаги, сопровождающиеся звонким голосом. Нам открыла Эми. Стояла она в фартуке, руки испачканы в муке, улыбка до ушей, на ногах – розовые пушистые тапочки.
– Привет! – радостно пропела она и обняла Тору. – Только я без рук, они в муке! – Добро пожаловать, Коан-сан!
– Здравствуйте, Эми-сан! Спасибо, что приютили.
Вслед за Тору, я проследовала внутрь. Повесила черную куртку на широкую вешалку в просторной прихожей, протянула свой рюкзак Эми и осмотрелась: слева, вдоль стены растянулся шкаф для обуви и верхней одежды, рядом стояло два пуфика. Из мебели больше ничего лишнего. Уверена, если залить прихожую водой и подморозить, вышел бы отменный каток.
Я вымыла руки в ванной и проследовала на кухню – собственно, в единственную дверь прихожей, где горел свет. Эми сразу же посадила меня за обеденный стол, придвинутый к стене. За ним, по другую сторону, с сигаретой в руке сидел Тору. Он задумчиво молчал, глядя в пол. Так, словно никого не замечал.
– Тору сильно устает на работе, – негромко сказала мне Эми, стоя у кухонной стены. – Он может на пару минут «потерять» нас, не обращай внимания.
– Угу, – кивнул Тору, по-прежнему глядя в пол и делая тягу.
– Ой, какие мы некультурные! – опомнилась Эми и захлопала ресницами. – Коан-сан, ничего, что он здесь курит?
– Нет-нет, все хорошо.
– Я сама уже привыкла к его сигаретам, я имею в виду дым. Я-то не курю, – замотала головой она. – Не понимаю эту моду. Правда, Тору так выматывается в офисе… Как тут не закуришь!
– А в какой сфере Тору-сан работает? – поинтересовалась я.
– Проектирование самолетов. Эта работа от их института. Тору заслужил ее после победы в региональной олимпиаде. Многие полетели еще на третьем этапе. Но не мой Тору. Он занял первые места во всех этапах, а призом было получение высокооплачиваемой работы по направлению.
– Ах да, логично… Институт ведь.
– Да, а как иначе, – повернулась Эми к кухонной стене и принялась что-то макать в золотистую муку. – Образование обязательное, я вот тоже учусь. Мы из одного института. Факультеты разные. Я на филологическом. В проектировании ничего не соображаю. Работаю переводчицей в свободное время. Знаю английский и русский.
– Ничего себе! – восхитилась я. – Мой второй язык – английский. Я с детства его учила, знаю как родной. Но русский – ведь это сложно, разве нет?
– Да, – пожала Эми плечами. – С ним не все так хорошо, как с английским. Разговорной практики у меня мало, но читать и переводить я могу без проблем. Так и живем. Конечно, без Тору и не знаю, как бы я жила… В офисе он самый молодой работник – двадцать один год, а уже может позволить себе снять четырехкомнатную квартиру. До его победы у нас, в частности, у него, было много друзей. После получения работы многие сразу отсеялись. Зависть. Вот и дружба, называется…
– Ты уж наговоришь, Эми, – подключился к разговору Тору, потушив сигарету и вернувшись из своеобразного астрала. – Если бы я мог оплачивать четырехкомнатку, мы бы не давали объявление о поиске двух сожителей.
– Я преувеличиваю, – рассмеялась та и любяще оглянулась на своего молодого человека. – А тебе разве не нужно переодеться?
Тору опустил голову на свою белую рубашку и темные брюки и засуетился.
– Точно. Я быстро.
Он вышел из кухни, подобрав в прихожей свой тонкий чемодан, и скрылся за дверным проемом. Эми, тем временем, разогрела на плите сковороду, налила туда оливкового масла и принялась жарить угря, обваленного в муке. Туда же добавила чуть-то чеснока, соевого соуса и сок лимона.
– Пахнет вкусно, – вдохнула я. Желудок заурчал.
– Надеюсь, и на вкус будет не хуже! – снова рассмеялась Эми.
Она продолжала излучать прохладу морского бриза, непередаваемую простоту, крывшуюся в ее внешности. Начиная от розовых пушистых тапочек и заканчивая формой ушей, Эми служила чуть ли не прообразом легкости и доброты. Разумеется, я ее знала меньше часа, но первое впечатление меня пока ни разу не подвело.
– Эми-сан, Тору-сан упомянул, вы дали объявление на поиск двух соседей… Помимо меня, уже кто-то нашелся?
– Нет, – покачала я она головой и перевернула кусочки угря на недожаренную сторону. – Пока никак… А почему вы спросили, Коан-сан?
В кухню вернулся Тору в свободной домашней одежде. Так он выглядел даже моложе, лет на восемнадцать, но вслух я это не произнесла – комплименты, граничащие с оскорблениями, я предпочитала оставлять в голове. Тору рухнул на свое место, зевнул, хоть и старался держаться бодро.
– Есть у меня на примете одна знакомая, которой, возможно, понадобится жилье, – сказала я. – Она делила со мной купе по дороге в город. Если она еще не нашла место, конечно.
– Хоть бы нашла, – невесело хмыкнул Тору. – Иначе она целый день, должно быть, ищет и ищет.
– Это девушка, да? – поинтересовалась Эми.
– Да, наша ровесница. Она вроде бы хорошая. Взбалмошная слегка, но добрая.
– Вам бы портфолио составлять при приеме на работу, – засмеялся Тору, и Эми в смущении поддержала его звонким смехом.
– Вы позвоните ей сейчас, Коан-сан, – произнесла Эми. – И скажите, что она может приехать на ночь. Если девушка и правда хорошая, мы ее оставим насовсем. У вас ведь есть ее номер?
– Да, – подтвердила я и полезла в карман своих джинсов.
Достала сверток маленькой бумажки, развернула его и на телефоне набрала нужную комбинацию. Приложила телефон у уху и ждала. Эми накладывала рис и жареный угорь в тарелки, а Тору непрерывно смотрел на то, как я звоню.
Долгие гудки в какой-то момент стали короткими.
– Не взяла? – спросил Тору.
– Сбросила, – пожала я плечами.
Эми обернулась к нам с широкой улыбкой, мастерски держа три полные тарелки.
– Значит, после ужина позвоните, Коан-сан! Все готово!
Она расставила тарелки по столу, в центр которого в большую белую миску насыпала жареные овощи, и приложила соевый соус. Мы принялись за без преувеличения вкусную еду. Эми с Тору делились своими историями из жизни, а я старалась поддержать разговор. Оказывается, ребята оба родом из богатых семей и вроде бы как по замыслу родителей должны были продолжить семейное дело: отец Эми руководил целым заводом, а у Тору родители заправляли сетью супермаркетов. Ни Эми, ни Тору не горели желанием идти по стопам родителей. Так сложилось, что у них имелись свои интересы, и тогда, будучи в отношениях более трех лет, они собрали вещи переехали в этот город. Хотели начать самостоятельную жизнь. Токио их не привлекал своим постоянным движением и многолюдностью. Это место – то, что нужно.
Я сидела за столом, слушая их историю, и задумалась о том, как странно все складывалось. Попутчица в поезде по имени Мизуки, предоставившие жилье ребята Эми и Тору, и, собственно, я сама – мы все приехали сюда с мыслью о свободе, со жгучим желанием расправить крылья и почувствовать себя лучше, чем когда-либо. И выбран был именно этот город. Что же в нем столь притягательного, чего я за целый день не смогла распознать? Странный выбор, странный город, странные импульсы…
– А вы, Коан-сан? – полюбопытствовал Тору. – Мы почему-то до сих пор не спросили, зачем вы приехали в город.
– Лично я поджидала подходящего момента! – улыбнулась Эми и подперла руками подбородок, переведя на меня взгляд. – Вы путешествуете? Рюкзак у вас как у путешественницы!
– Я… Ну, вроде как я пожить здесь хочу какое-то время.
В общем, я поведала им ту же историю, что и Мизуки в купе, только опустила разговор о сестренке, о том, как оставила ее без предупреждений и теперь жалею. Мой рассказ ребятам, наверное, со стороны показался чопорным и даже нераскрытым. Словно я вытащила из коробки клубок ниток, но так и не решилась размотать его. Эми и Тору видом не показали, но точно почувствовали недостаток глубины моей истории. Впрочем, они за подробностями не лезли – сразу видна степень воспитанности.
– Свобода – это важно, – закивала Эми. – Точно вам говорю, Коан-сан. Свобода не в деньгах и возможностях, а в умении найти себя. Это вечный поиск. Человек всегда меняется. По крайней мере, должен.
– Если этого не происходит, начинается деградация, – сказал Тору, дожевывая угря. – Мы с Эми считаем, что свобода – еле уловимый процесс. Только ты ее находишь, она ускользает.
– Интересные размышления, – подметила я. – То есть, по-вашему, найденная свобода превращается в ограничения?
– Точно, – произнесла Эми. – Вот и я Тору словили эту свободу небольшим промежутком – это был момент решения покинуть Токио. Потом, когда мы уже обосновались тут, поступили в институт и нашли работы, наша свобода закончилась. Теперь наша жизнь полна ограничений.
– Но разве эти ограничения не порождены актом свободы? – спросила я. – Последствия желаемого и сделали из вас свободных людей.
Ребята задумчиво переглянулись.
– Конечно, я могу ошибаться, – признала я, – однако свобода интерпретируется по-разному. В моем понимании, лежать в поле и таращиться в небо – это не свобода, а безответственность. Я всегда отличаю безответственность и свободу. Впрочем, как и независимость. Нельзя быть совершенно независимым человеком, но можно стать полностью свободным. В мыслях, выборе, действиях, мечтах… Но независимым? Нет. Хотя смотря от чего независимым. От жизни не получится. От кошки, пробегающей по улице, мы, ясное дело, независимы. В каком-то смысле свобода и становится преградой независимости.
– Это как так? – подался вперед Тору, и Эми по инерции сделала то же самое.
– Просто я интерпретирую свободу по-своему. Для меня она значит рамки, которые нас устраивают. Как, скажем, вы сейчас: хотели свободу, приехали в этот город, нашли работу и дом – и теперь думаете, что свобода стала ограничением. А я же считаю, что это… как бы вам сказать… лукавство. Если это та свобода, которую мы искренне хотим и в итоге получаем, мы никогда не скажем, что свобода закончилась и начались ограничения. Такая позиция лишь покажет, что мы получили не совсем то, чего хотели. Значит, мы либо проиграли, либо свобода, в которую мы вложили определенные ожидания, была априори неосуществима в рамках жизненных правил. Нужно научиться видеть эту разницу.
Ребята вновь задумчиво переглянулись, и Эми медленно промолвила:
– Свобода – это рамки, которые нас устраивают… Если рамки не нравятся, это уже ограничения… Хм…
– Выходит, мы лукавим, сами того не зная? – глянул на нее Тору.
Эми растерянно пожала плечами. Похоже, я действительно сбила их с толку. Нужно срочно направить ребят на верный путь.
– Скорее всего, вы путаете независимость со свободой. Вот вас устраивает ваша жизнь сейчас?
Оба безоговорочно кивнули.
– Ну, есть некоторые проблемки, но они малозначимы, – пробормотала Эми.
– Устраивает, – убеждающимся тоном сказала я, кивнув головой. – Если так, вы свободны.
– А что тогда означает «свобода является преградой независимости»? – недоумевал Тору.
– Она же сказала, свобода – это те же рамки, но нам они нравятся! – повернула к нему голову Эми. – Если свобода – это рамки, то независимость пресекается. Какая же независимость может быть там, где существуют рамки? Очень уж узконаправленная независимость тогда была бы… В чем-то определенность, а не глобальном.
Кажется, Эми поняла мою мысль. Она перевела на меня взгляд и улыбнулась. Я улыбнулась в ответ.
– Всего лишь моя философия, – скромно пожала я плечами.
– Нет-нет, в вашей философии заложен огромнейший смысл, – размышлял Тору. – Никогда в жизни не относился к понятию свободы как к устраивающим меня рамкам…
– Коан-сан подкинула нам долгую пищу для размышлений на ночь, – рассмеялась Эми. – У вас интересные взгляды на жизнь. Пожалуй, самые интересные из всех, что мне доводилось слышать.
– Поддерживаю, – улыбнулся Тору. – Впечатляет.
Когда ужин подошел к концу, Эми показала, где моя комната. В просторной прихожей имелся широкий проход – прямо за шкафом, – и за этим проходом тянулся недлинный коридор с четырьмя дверьми – по две с каждой стороны. Моя комната была последней справа. Эми открыла туда дверь, включила свет и дала мне осмотреться. Комнатка уютная, не сказать, что большая, но и не очень маленькая. Средних размеров. В левом дальнем углу заправленная кровать, справа телевизор и шкафчик для одежды. Под зашторенным окном пустой стол с двумя стульями. В ближнем левом углу – желтое мягкое кресло. На полу – белый ковер.
– Твой рюкзак я положила в шкаф, – сказала Эми. – А вот твой дубликат ключа от квартиры.
Девушка протянула мне два ключа, сцепленных на металлическом кольце.
– Один – для входа в квартиру, другой для твоей комнаты, – пояснила она. – Лишний магнитик для домофона где-то валяется после бывших соседей, надо будет поискать. Не могу найти пока. Но ничего, пороемся. Ах, да! Как и договаривались, платить можете через месяц. Первое время осваивайтесь. А сейчас отдыхайте. День у вас выдался насыщенным.
– Это уж точно, – многозначительно сказала я. – Спасибо вам большое, Эми-сан, за вашу с Тору-саном доброту и гостеприимство. Обещаю, что начну выплату раньше, чем через месяц. Месяц – это много. Ох, я же совсем забыла позвонить Мизуки!
– Точно! – опомнилась та вместе со мной. – Позвоните ей еще раз, да. Может, на этот раз она ответит. До завтра.
Эми прикрыла дверь и удалилась. Я положила звякающие ключи на пустой стол и села на кровать. Снова набрала Мизуки и ждала ответа.
– Кто это звонит так поздно?! – поднял трубку ее возмущенный голос. – Кто бы это ни был, это неприлично, черт вас возьми! Половина двенадцатого, в конце концов! Совесть есть, нет?