– Погодка не гулятельная, – весело сказал Гладышев, закрывая окно.
Шум дождя стал тише.
Гладышев сел. Уставился на Диму. Тот огляделся. ДСП-шный стол. Сейф. Лампа – такую в фильмах направляют в лицо подозреваемому. Портрет президента.
Он уже был в таких кабинетах. Раньше. Ничего не изменилось. Облезлая краска на стенах. Табак. Постоянный стук дверей за стенами. Даже президент тот же – хотя раньше Дима на что-то надеялся.
Погоду с Гладышевым он решил не обсуждать.
– Вы давно закончили школу? – вежливо поинтересовался Гладышев, заполняя допросный лист.
– Это имеет отношение к делу?
– На обществознании вам должны были рассказывать о том, что препятствовать следствию при проведении уголовно-процессуальных действий…
– Вы про сорванную пломбу? – догадался Дима.
– А откуда вы знаете про пломбу?
Дима замолчал. Понял, что…
– Вчера вечером, – сказал Гладышев, – кто-то сорвал пломбу с двери квартиры вашего брата. Мы сначала на хулиганов подумали, но если это вы…
Он все знает? Или пытается вывести из равновесия?
– Насчет пломбы не уверен, – начал Дима, стараясь не закопать себя глубже. – Вчера вечером были похороны Егора, я расчувствовался, поехал к нему… Но пломбы там вроде не было – так бы я, конечно, не стал…
– Интересная история. Правда, суд скорее поверит данным оперативного наблюдения.
– Мне казалось, – не выдержал Дима, – вы хотите обсудить со мной смерть брата. Если беспокоят пломбы, лучше обратиться к дантисту.
– Ценю ваш юмор, но если вы когда-нибудь окажетесь за решеткой, лучше держать его при себе. Стоматологи там ни к черту, а вот массаж простаты…
Дима вздрогнул. Как афганец при резкой вспышке. Гладышев знал, куда бить.
Соберись.
– Если бы я хотел поговорить о докторах, – сказал Дима сухо, – я бы пошел в районную поликлинику. Но вчера вы что-то говорили про новые улики…
– Говорил, – Гладышев порылся в столе и вынул какой-то лист. – Как вы можете это прокомментировать?
Протянул лист Диме. Две уродливые фигурки. Черная и белая.
– Ваш сын? Он неплохо рисует – если ему, конечно, не двенадцать.
– Еще одна шуточка с вашей стороны, – рассвирепел Гладышев, – и я найду причину упечь вас на трое суток. Отвечайте на вопрос.
– Я не знаю, что это.
– Это рисунки вашего брата…
– Не думал, что он еще и художествовал. Это те зороастрийские боги?
– Ахура Мазда и Ангра Майнью, – кивнул Гладышев.
– А если бы Егор носил шапочку из фольги, вы бы и это пришили к делу?
– Если бы его похитили инопланетяне – да. Но Егора убили. Земные существа. С которыми он – возможно – был в близком родстве. Поэтому советую ответить, почему на просьбу изобразить брата, Егор нарисовал зороастрийское олицетворение зла.
– Вы уверены, что злобное божество – это я?
– В смысле?
– Просто – и это подтвердит любой – Егор считал злобным братом себя.
– Заключение психиатра говорит об обратном… – сказал Гладышев.
Неуверенно. Дима едва не рассмеялся. Детские рисунки? Серьезно?
– Если мазня Егора – единственное, что может предъявить мне следствие…
– Допустим, – перебил Гладышев.
Усмехнулся. Плохо усмехнулся. Снова порылся в столе. Достал какой-то конверт. С неаккуратно вырезанными газетными буквами на лицевой стороне.
– А как вы прокомментируете это?
– А это еще что? – Дима сглотнул. Дима отчего-то знал, что это он прокомментировать не сможет.
Гладышев помолчал. Выдержал паузу. Потом сказал:
– Письмо. От вашего брата.
«В моей смерти виноват мой брат, и никто иной. Я не знаю, как он меня уничтожит, но, надеюсь, вы будете более прозорливы»
– Что это? – продребезжал адвокат, поправляя сухими руками очки.
– Записка. От моего брата. Покойного.
Дима замолчал – адвокат тоже.
– И? – наконец спросил адвокат.
– Что «и»?
– Голубчик, если это все, что вы готовы рассказать по существу вопроса, вам лучше обратиться к экстрасенсу.
– Не все… – пробормотал Дима.
– Замечательно. Давайте начнем сначала. Кто вы вообще такой?
***
Лучший в городе уголовный адвокат Геннадий Викторович Шигорин производил впечатления деда. Который живет в деревне, носит собачий пояс и охотится на пчел. Кричит в трубку телефона, чтоб было лучше слышно. Не может разобраться, как работает инфокиоск в собесе. Спасти адвоката мог цепкий взгляд мудрых глаз, но очки с чудовищными диоптриями делали его похожим на кота из Шрека.
Говорил он тихо, «скрипел». Кабинет был обставлен бедно, будто здесь жил наркоман и выносил вещи, чтобы вмазаться. Стол, два стула, полка с папками. Драный ковер – годный лишь на то, чтоб спрятать под него пыль.
Или вынести в нем труп.
Еще плешивое кресло – «страшная подружка», на фоне которой даже Шигорин смотрелся современно.
В кресле сейчас сидела Женя.
Посоветовавший Шигорина приятель сказал так:
– Ты, главное, по сторонам не смотри. Геннадий Викторович – Диоген: гений, но совершенно не интересуется внешним лоском.
– А он рукоблудить при нас не начнет?
Приятель прикола не раскусил.
– Не должен. А что?
– Не важно. И сколько берет?
– По ситуации. Если туго с деньгами, может и забесплатно взяться. Меня ободрал как липку. Тебя тоже обдерет.
– Думаю, если речь идет о том, чтобы избежать судимости… – влезла Женя.
– Вы губу не раскатывайте. Он не волшебник. Максимум – получишь условку.
– Но я же ничего…
– Условка – это считай оправдали, – твердо сказал приятель. – Ладно. Побежал.
Приятель ушел. Женя размешала соломинкой смузи.
– Дима, вы точно уверены, что хотите обратиться к этому Шигорину? – спросила Женя.
***
– …Вот, и теперь еще это письмо.
Дима постарался сформулировать максимально кратко. Как мог. Заняло минут пятнадцать – плюс выпады в адрес Гладышева.
– Простите, что влезаю, – сказала Женя, – но по поводу Гладышева…
– Что «Гладышева»? – проворчал Дима.
– У вас с ним такие напряженные…
– Это не обсуждается.
– …отношения. Вы не думали об этом… как его…
– Личной заинтересованности следователя? – сообразил Шигорин.
– Ага, – кивнула девушка.
– Не вариант, – сказал адвокат. – В нашей стране институт самоотвода работает… как бы так…
– Понятно, – усмехнулся Дима.
– В общем, если Гладышев сам не захочет его взять – а он, как я понимаю, не захочет…
– Давайте вернемся к делу, – сказал Дима.
Шигорин снова взял в руки Димин смартфон – сделать копию Гладышев не дал, но Диме удалось сфотографировать записку.
– Письмо пришло после смерти брата? – уточнил Шигорин.
– Да.
– Как этот факт объясняет следствие?
– Каком кверху, – сказал Дима. – Гладышева этот вопрос не беспокоит.
– Его может беспокоить что угодно, но в суде ему придется доказать, что письмо прислано именно Егором.
– Почерк точно Егора – мы пятнадцать… даже восемнадцать лет вместе жили.
– Но как оно попало к следствию?
Дима задумался.
– Если Егор покончил с собой и решил свалить вину на меня, то мог попросить своих приятелей…
– «Покончил с собой и решил свалить вину»? – спросил Шигорин.
– Это моя главная рабочая версия, – усмехнулся Дима.
Рассказал о взаимоотношениях с Егором.
– Понятно, – вежливо не-удивился Шигорин. – Когда вы видели брата в последний раз?
– В день смерти. Незадолго до. Я навещал его… перед побегом.
– Вам не показалось его поведение странным?
– Оно всегда казалось мне странным. Хотя…
Шигорин дал Диме собраться с мыслями.
– В тот день он был реально «не такой». Обычно в больнице Егору становилось лучше. За месяц – точно. Казался нормальным человеком.
– А в день смерти?
– Он выглядел так, будто только туда поступил.
– Кричал, проявлял агрессию?
– Шептал, – усмехнулся Дима. – В приступах ему казалось, что вокруг шпионы. Старался меньше говорить. Замыкался в себе. Когда отпускало, говорил, что старается даже не думать – чтобы не подслушали.
Дима помолчал.
– В тот день Егор шептал.
– Вы можете как-то объяснить поведение брата в день его смерти?
– Могу. Матом.
– Не думаю, что суд примет такие аргументы, – улыбнулся Шигорин. – А если подумать?
– Даже не…
– Помните, вы мне рассказывали? – вступила в разговор Женя. – С деньгами там, и…
– Да, – вспомнил Дима. – Недели за две до смерти Егор просил у меня денег.
– На что?
– Сказал, что на адвоката. Хотел подать против кого-то иск.
– Очень интересно.
– Вы их дали?
– Нет, – сказал Дима.
Прозвучало грубо.
– Я с врачом его посоветовался, – объяснил Дима. – Лурцем. Он сказал, что сутяжничество – главный симптом болезни. Что деньги только повредят. Что лучше дождаться выписки, и, если Егор будет настаивать – тогда можно будет отличить реальную потребность от патологии.
– Очень интересно, – сказал Шигорин.
– Что именно? – спросил Дима, хотя и сам начал догадываться.
– Что врач посоветовал не давать деньги, пока Егор не выйдет из больницы. А Егор взял – и не вышел.
Ветер из форточки холодил обнаженные ноги. Она стояла в центре комнаты. В одной майке. Совсем в одной. И догадывалась, что ее тоже придется снять.
– Чем ты занималась вчера вечером? – спросил Мастик.
Он сам стянул с нее джинсы, трусы, а когда она попробовала прикрыться ладошками, мягко убрал их в сторону. Только майка. Ее тоже придется снять.
– Я…
– Смелее, – усмехнулся Мастик.
Хлопнул ремнем по правой ладошке.
– Я приставала к мужу.
Удар ремня. Бедро. Она сказала что-то неправильное.
– К кому?
– К мужу… К другому мужчине.
– Правильно. У тебя нет мужа. И?
– Он отказал мне.
– Шлюшка, – улыбнулся Мастик. – Тот мужчина оказался рассудительным. Как ты оцениваешь свое прегрешение?
– Я…
– Отвечай, – Мастик приблизился.
Опустил руку вниз. Она не смотрит, не смотрит, не смотрит туда…
Больно. Она закусила губу.
– Ну же, – сказал Мастик.
– Двадцать ударов, – пискнула она.
– Не слышу.
Еще больнее.
– Два… Тридцать ударов.
– Заметь, не я это предложил, – засмеялся он.
Мастик убрал руку. Промежность обдало жаром. Очень больно, но она не имеет права прикасаться руками…
– У вас же ничего не было – хватило бы и десяти. Но раз ты настаиваешь… Ложись.
Мастик, повертев ремень в руках, направился к комоду:
– Этот какой-то неинтересный.
Она стянула майку, прикрыла локтями торчащие, как заячьи ушки, соски. Посмотрела на Мастика.
Содрогнулась – он взял с комода самый тонкий и болезненный ремешок. Тридцать ударов таким…
– Мастик, может, не надо…
– Надо. Ложись на кровать.
Она легла. Она попыталась расслабить мышцы ног, чтобы не было так больно…
Мастик подошел ближе.
– А за то, что назвала меня Мастиком, получишь еще десятку сверху.
Удар. Больно. Она взвизгнула.
– Этот не засчитывается, – сказал Мастик.
Удар. Печёт. Терпи.
Удар. Снова.
Передышка. Снова.
Ритм. Возник ритм. Укусы ремня, но…
Он сильный. Он – ой! – защитит. Он…
…Ира прикрыла глаза и стала погружаться в море боли и удовольствия.
Приглушенный свет. Фруктовый аромат кальяна – его курят в соседнем зале. Громкая музыка из колонок. Неразборчивая. Исключающая, что тебя подслушают. Гладышев сидел в углу и пытался стучать по столу в ритм. Получалось плохо, но настроение от этого хуже не становилось.
Кузнецов сказал, что не будет разговаривать без адвоката. Кузнецову есть, что скрывать.
Гладышев огляделся по сторонам. Старые ободранные столы, дешевый алкоголь, музыка из девяностых. Назначение заведения было столь очевидным, что удивляло лишь отсутствие табличек, прямым текстом говорящих, где здесь трахаются, а где – мажут по вене.
Случайный посетитель мог удивиться, как клуб до сих пор не закрыли. Гладышев знал ответ – Гладышев каждый месяц приходил в заведение за данью. А еще – приглашал сюда свидетелей, которым было нужно развязать язык бесплатным (от заведения) блюдом из обеденного меню.
Таким человеком был Семен. Человеком, который расскажет про Кузнецова больше, чем любой другой.
Дизайнер. Уволенный Кузнецовым. Уволенный «с особой жестокостью».
После корпоратива, на котором Егор, прикинувшись братом, повыкидывал половину сотрудников, все были уверены, что Кузнецов, выйдя с новогодних каникул, не только восстановит в должности, но и выразит извинения за случившееся. В материальной форме.
Так и произошло. Со всеми, кроме Семена. Которому сказали, что вопрос о его увольнении поднимался давно, и раз уж так получилось…
Абсурд осложнялся тем, что Семену, как никому другому, была нужна эта работа. У него был сын. С врожденной патологией. И толпа израильских клиник, готовых помочь, если Семен срочно оплатит лечение…
От размышлений Гладышева отвлек хлопок двери. Гладышев не знал, как выглядит Семен, но сразу понял – это он. Ухоженный, с блестящим в тусклом свете грязных ламп обручальным кольцом, визитер явно не вписывался в целевую аудиторию заведения.
Семен уверенной походкой направился к Гладышеву. Тот насторожился – свидетель, вопреки ожиданиям, не был похож на человека, побитого жизнью.
– Петр Ефимович? – протянул он в приветствии руку.
– Семен? – улыбнулся Гладышев.
Тот кивнул и сел напротив.
Официант принес заранее заказанные напитки и блюда. Гладышев кивнул, приглашая Семена к трапезе.
– Вы помните Дмитрия Кузнецова? Это ваш…
– Начальник бывший, – кивнул Семен. – Помню. А что?
– Он подозревается в убийстве своего брата.
Семен замер с вилкой у рта.
– Вас это удивляет? – спросил Гладышев.
– Ну… он не похож на человека, способного убить…
– А на человека, способного вышвырнуть на улицу отца больного ребенка?
– Вы про меня?
– Да. С вами тогда поступили, мягко говоря, непорядочно.
– Тут сложно сказать…
– Не вижу сложностей.
Гладышев отложил приборы в сторону. Разговор шел не так, и он начал раздражаться:
– Вас уволили из-за шутки кузнецовского безголового брата. А когда вы попытались объяснить ситуацию…
– Если рассматривать ситуацию так…
– А как?
– Тут сложно объяснить…
Семен замолчал. Пригубил бокал вина. Выпил бокал вина. Гладышев щелкнул официанту – Семена нужно было не только разговорить, но и «разбухать».
– Понимаете, – сказал Семен, – я хотел быть иллюстратором. А пошел в дизайнеры. Интерфейсы рисовать. Но это явно не мое.
– Зачем тогда остались?
– Деньги. Светка родила Андрюшу, реабилитация влетала в копеечку. Но ребята, которые со мной начинали, через год имели собственные проекты, а я бултыхался каким-то подмастерьем, понимая, что держат меня из жалости.
– Может, из милосердия?
– Как не назови, лучше оно не станет. Я сто раз хотел уволиться, и когда приняли решение за меня, испытал облегчение.
– Облегчение?
– Ну такое – рассмеялся Семен. – Сначала был в шоке. Но компания дала щедрые отступные. Я взял частичную занятость и проводил время с Андрюшей. Светка нашла работу. А потом еще американцы…
– Американцы?
– Мы тогда пилили сайт штатовским благотворителям. Дима рассказал ситуацию, они собрали деньги – тогда не было законов про иностранных агентов. Андрюшку прооперировали и теперь он почти…
– Вам очень повезло, – решил Гладышев порадоваться за Семена.
– Я хотел этих штатовских отблагодарить. У них тогда проект был в Интернете, где размещались анонимные истории. Публиковать фотографии нельзя. Читать материалы без изображений никто не станет. Я и рисовал им за спасибо. А потом мои иллюстрации заметили, появились заказы из других журналов…
Семену принесли еще бокал. Он его тоже выпил. Тоже залпом.
– Теперь фрилансю и могу употреблять средь бела дня, – засмеялся Семен.
– Кузнецов вам прям путевку в жизнь дал, – сказал Гладышев.
– Ага, – не заметил сарказма Семен. – Я поэтому и не представляю, чтоб он кого-то… Хотя, что касается взаимоотношений с братом…
Семен нахмурился. Гладышев приободрился. Жестом взял еще вина.
– Так что с братом? – спросил Гладышев.
– Тот корпоратив – это ж не первый раз. Егор постоянно лез, куда не просят.
– Например?
– Не уверен, имеет ли это отношение к делу…
– В случае убийства, – сказал Гладышев, – все имеет отношение к делу.
– Да, вы правы…
Семен рассказал. Несколько случаев.
Случаев, которые имели отношение к делу.
Когда он пришел, Иры дома не было.
Наверное, бродит по магазинам.
Дима прошлепал на кухню. Вернулся в прихожую. Разулся. Снова пошел на кухню.
Ира не любит грязь. А он не хочет ссоры. У него на вечер другие планы.
Шкафчики, плита, посудомойка. Все – в оранжевых тонах. Он не очень любил этот цвет, но у Иры получилось уютно.
Особенно сейчас, когда такая темень за окном.
Поставил чайник. Открыл кухонный шкаф. Достал чай.
На глаза попалась бутылка вискаря. Сегодня не стоит…
Все-таки хлопнул.
Можно.
Разговор с Шигориным серьезно улучшил настроение. Офис, конечно, так себе, но…
Чувствовалось, что Шигорин профессионал. И даже сумма аванса, с которой пришлось расстаться…
Если это поможет решить проблему с Гладышевым, он готов платить в десять раз больше.
Жаль, конечно, что Дима так и не вспомнил, против кого Егор хотел подать иск. Плевать. Шигорин пробьет по своим каналам. А Дима…
После разговора с адвокатом у него вновь проснулось желание. То самое, которое пропало куда-то после вчерашнего звонка Гладышева.
«Желание проснулось после встречи с адвокатом».
Дима улыбнулся своим мыслям.
Где Ира?
Посмотрел на часы. Если она на шоппинге, ее лучше не отвлекать.
Снова открыл шкафчик. Достал вискарь. Может, как раз самое время научиться пить его правильно? Он давно хотел, даже купил специальные охлаждающие камни для виски, вместо кубиков льда, который тает и «убивает» букет…
Потом.
Новая стопка – или ценители виски это по-другому называют? – хорошо пошла.
По телу наконец разлилось тепло.
Он очень соскучился по Ире.
Он изнывал от приятного ожидания.
Он достал телефон и написал ей игривое сообщение.
– «Ты где? Твой котик соскучился и хочет мур-мур», – зачитала Ира.
Мастик покатился со смеху.
– Он серьезно?
– Вроде да, – улыбнулась Ира и стала печатать ответное письмо. – Твоя… киска… тоже… очень… скучает… и… скоро… будет… дома.
– Правильнее писать «Моя киска скучает» – засмеялся Мастик.
Они сидели на кухне. В съемной квартире. Пили чай. Мастер (он терпеть не мог уменьшительно-ласкательного «Мастик») – в линялых джинсах, вытянутом свитере. Никакого латекса – смешного, пафосного, разрушающего момент. Ира – в полупрозрачной комбинации, подчеркивающей отношения власти, которые между ними были. Под попой – подушка. Символическая. Мастик делал все правильно, и после сурового наказания, которое выдержала Ира, ниже спины была не боль, а приятное жжение.
– Пошляк, – Ира швырнула в Мастика пачкой чая.
СМС-ка от Димы была некстати. Ира любила разговоры после «экшена». Возможно – даже больше самой экзекуции. С другой стороны – встречи с Мастиком не утоляли, а разжигали сексуальный голод. Побыть еще с любовником? Ехать к мужу?
Помог Мастик:
– Я тебе, кстати, такси вызвал. Будет через две минуты.
– Ты с ума сошел, – встрепенулась Ира. – Мне же одеться надо.
Девушка бросилась в комнату, но Мастик преградил ей дорогу.
– Нет, – мягко сказал Мастик. – Сегодня ты поедешь домой голая.
Безопасность. Добровольность. Разумность.
Три принципа их отношений. Которым они следовали неукоснительно. Если Мастик сказал ехать так, значит, уверен, что все будет хорошо. Уверен, что Ира справиться.
А их отношения вышли на новый уровень.
Переохлаждение ей не грозило. Мастик – не дурак, разрешил надеть шубку. Шапку. Под ними – ничего, но со стороны она ничем не отличается от других девушек в пальто. Только острыми голыми коленками. Без колгот.
Но это мелочи. Никто ни о чем не догадается. Но сама мысль, что может догадаться, заставляла Иру полыхать от возбуждения.
Интересный «квест». Лучший за время их отношений.
Машина уже ждала у подъезда.
Ира села на переднее сиденье. Не прогадала. За рулем – молодой парень. Симпатичный.
– Вам куда? – смущенно пробормотал он, почувствовав флюиды страсти, исходившие от Иры.
Назвала адрес.
Парень резко – слишком резко – газанул, вырулил на улицу. Ира глянула в зеркало заднего вида. Заметила взгляд парня. Тот перевел глаза на дорогу. Кончики его ушей залились краской. Девственник? Ира представила, как по завершении поездки понимает, что денег нет, и предлагает водителю рассчитаться как-то иначе…
– А вы, – парень закашлялся, – живете там?
Где «там? По адресу, что она назвала?
Когда мужики смущаются, они всегда задают глупые вопросы.
Ира кивнула. Парень умолк.
Сделал музыку громче. «Steel loving you».
– Любите «Скорпионс»? – спросила Ира, поняв, что ниочемный треп лучше неловкого молчания.
– Да нет, – обрадовался парень возможности поговорить. – Начальство говорит ставить нейтральное, не уголовку всякую. Я больше по рэпу.
Ира усмехнулась. Она была не сильно старше водителя, но помнила, что в «ее годы» слушать рэп было «зашквар». Или как тогда говорили?
– Я из рэперов только Оксимирона знаю, – ответила Ира. – И Нойза эМСи.
– А Эминем?
– Ну и этого.
– Оксимирон крут. Ну и Нойз. Наверное. Это там, где «Ледники растают ля-ля-ля»?
– Ага, – засмеялась Ира.
Остаток пути говорили про музыку. Парень почувствовал себя увереннее, начал шутить. Когда машина подъехала к дому, Ира даже немного расстроилась.
Парень назвал сумму за поездку. Оставалась проблема – Ира носила деньги в пальто. В кармане. Внутреннем. Их надо аккуратно достать…
Хотя зачем аккуратно? Парень ей понравился, ей хотелось сделать приятное.
– Сколько? – переспросила Ира.
Парень назвал сумму.
– Сейчас, – Ира улыбнулась. Расстегнула пальто, достала кошелек. – Секундочку.
Парень готов был ждать вечно. Но сказать об этом, увы, не мог из-за отвисшей челюсти.
Ира принялась отсчитывать деньги.
– Сто, сто пятьдесят…
Парень залился краской. Густой и… милой?
– Может, на чай докинуть? – спросила Ира.
– А?
– Два, – засмеялась девушка.
Она добавила триста. Протянула купюры. Вышла. Запахнулась и пошла к подъезду.
«Чайник» был лишним – она и так подарила водителю сюжеты тинейджерских фантазий на месяц вперед.
Теперь нужно было скрыть наготу от Димы… Мастик сёк аккуратно, следов не оставалось. Но жена, ушедшая на «шопинг» и вернувшаяся в одном белье, наводит на определенные мысли…
Не важно. Она справится. Как-нибудь.
Ира открыла дверь подъезда. Вспомнила фразу, которую Мастик сказал на прощание:
– За секс с мужем тебя ждет очень суровая порка.
Ира улыбнулась.
Диме снился сон. Он задержался. Допоздна. Дома ждет Ира. Она набросится в порыве страсти. А потом будут дети…
Диму охватила паника. Руку в карман. Презервативы.
Надежные?
Не факт. Вчера вышел закон. Дырявить презервативы на фабрике. Каждый пятый. Чтоб было больше детей. Чтоб потом их в танки. Так и сказали – в танки. Это игра такая на компьютере.
Надо проверить.
Дима пошел в туалет. Начал наливать в презервативы воду. По старинке. Ненадежно, но…
Глядя на цветную кишку латекса, Дима испугался, что презерватив будет ему мал. Спустил штаны. Стал натягивать.
Как в детстве. Когда не знал, как им пользоваться.
Член стал стремительно уменьшаться. Дима подергал его. Опять подергал. Член высказывал из рук как обмылок.
Зашла Женя.
– Тебе в другую дверь, – сказал Дима.
– Помочь? – спросила девушка.
Она взяла из пачки презерватив, стала коленями на мокрый кафель, принялась натягивать ртом.
– Наана? – пробормотала Женя.
«Нормально?» – услышал Дима.
Член стал расти.
Расти.
Расти.
– Проснулся, котенок? – прошептала Ира, оторвавшись от его органа.
Джинсы с трусами спущены до колен. Ноги – в стороны. Как во сне. Темные Ирины волосы падают на его бедра.
Ира смотрит с хитринкой. «Еще бы ты не проснулся».
Дима отогнал сонное наваждение. Приподнялся. Притянул Иру к себе.
Ему никто не нужен, у него есть Ира, и у них все хорошо…
***
Они любили друг друга, потом ели, потом снова пошли в постель.
– Ты бомбическая, – наконец откинулся Дима на подушку.
– Еще бы, – сказала Ира и принялась шебуршать руками у него между ног.
– Дай передохнуть, – засмеялся Дима, убирая их в сторону. – Заездишь.
– Заезжу, – сказала Ира и усилила натиск.
Дима поддержал игру, стал выворачиваться. Ира не сдавалась, пару раз ухватила Диму за искомую часть, но тому удалось вырваться.
– Еще немного, – пробормотал он, разжимая Ирины руки, – и ждать уже не придется.
Зазвонил телефон. В соседней комнате. Ира, воспользовавшись моментом, взялась за Диму покрепче.
– Не пущу, – сказала она.
– Ну пожалуйста, – улыбнулся Дима.
– Ладно.
Он встал. Ира исхитрилась и звонко шлепнула его по попе.
Потирая ягодицу, Дима прошлепал в соседнюю комнату. Каким-то особым чутьем он чувствовал, что звонок важный.
Так и оказалось.
– Это Геннадий Викторович, – представился Шигорин. Наверно, телефон адвоката отражал лишь номер звонившего.
– Что-то срочное? – решил опустить формальности Дима.
– Я нашел человека, против которого Егор хотел подать иск.
Шигорин назвал фамилию. Но Дима уже и так догадался.