Я однажды подумал: наши встречи друг с другом – стандартны или особенны? Вот если Вы мне понравились, и я стал ухаживать за Вами, и выполнять тот самый ритуал, который всегда выполняется – кино, вино и домино – было бы это любовью? А если бы на моем месте был другой, не был бы результат тем же? Или на Вашем месте – другая, а я так же выполнял привычный всем ритуал? Можно ли назвать это любовью? В этом нет никакого одиночества, потому что мы все всегда вместе: в ночных клубах, в театрах, на дружеских вечеринках, мы понятны друг другу, мы знаем, что любят девушки и что любят ребята, мы говорим на одинаковом языке… Иногда мы говорим: скучно что-то, уж не пора ли мне влюбиться? – и легко ошибаемся, принимая новые отношения за любовь. Даже когда мы не можем ухаживать, потому что сердце девушки (парня) занято, и мы думаем при этом: ах, если бы не он, другой (она, другая)! – мы всё равно одинаковые и неодинокие.
А одиночество приходит тогда, когда мы выпадаем из привычного. Оно рождается, когда я смотрю на Вас и понимаю, что открыл в себе то, о чём никто и не знает, потому что я сам ещё не знал этого до настоящей минуты. И Вы этого не знаете. Остаются в мире – только я и моё чувство. И тогда мы бываем счастливы и… безумно одиноки, не зная, как встроить наше переживание в привычный мир. Одиночество закрывает нас от других, потому что не к ним идёт сияние изнутри нас. Если оно – к Вам, то что мне другие? Оттого мы выглядим странно, подчас нелюдимо, хотя влюблённые люди – самые добрые на земле, они способны рождать, но не разрушать. И хорошо, если Вы сможете поймать и понять мой взгляд. Понять, что одиночество в моих глазах – это и есть то самое, что изменяет мир по-настоящему. Если Вы сами сможете быть настоящей, то почувствуете, что именно Вы увидели. И – примете это. Или не примете. Возможно, смутитесь. Однако в любом случае это станет тем, что Вы будете вспоминать до конца жизни, потому что только это – настоящее, как знак избранности. Вашей избранности. Всё остальное – суета.