Согласно исследованию Центра по контролю и профилактике заболеваний в США, каждый пятый американец подвергался сексуальному насилию в детстве. Каждого четвертого избивали родители. В каждой третьей семейной паре случаются драки и жесткие перепалки. У 25 % из нас в детстве были родственники-алкоголики. Каждый восьмой становился свидетелем избиения матери. Страшное событие, потрясшее нас, пусть даже оно случилось 20 или 30 лет назад, оставляет след в памяти и негативно отражается не только на психическом здоровье, но и на состоянии всего организма.
Многие травмированные в детстве люди, вырастая, не помнят о произошедшем с ними. Так действует механизм вытеснения, защищая психику от непомерной нагрузки. Иными словами, чтобы не сойти с ума, мы «забываем» детали страшного эпизода. Однако воспоминания могут прорываться к нам во снах или наяву – смутными ощущениями дискомфорта, тревоги или страха. Причем в самых, казалось бы, безобидных ситуациях, когда нашей жизни ничего не угрожает.
Все эти годы тело продолжает жить в напряжении, атакуемое гормонами стресса[1] в таких количествах, словно вы прямо сейчас убегаете от насильника или дрожите от страха под одеялом, пока отчим расправляется с вашей мамой в соседней комнате. Лимбическая система мозга снова и снова выдает примитивную программу «бей или беги» в ответ на малейший триггер. Запах, громкий звук, невзначай брошенная фраза, обстановка в помещении, рисунок на обоях…
Ван дер Колк вспоминает, как однажды пациентка у него на приеме случайно опрокинула стакан с водой. Доктор сказал: «Давай-ка я вытру за тобой». После этой фразы девушка затряслась. У нее участилось сердцебиение, зрачки расширились от ужаса. С большим трудом терапевту удалось ее успокоить. Затем она поведала, что ту же самую фразу она услышала от отца в возрасте четырех лет – сразу после того, как тот ее изнасиловал. С тех самых пор нахождение с мужчиной в замкнутом пространстве порождает в ней панику и желание убежать. В 28 лет у девушки нет никакой личной жизни. Все попытки встречаться с парнями заканчиваются очередным ее приступом.
Другая пациентка Ван дер Колка (назовем ее Мэри) застряла в машине во время крупной аварии с участием двух десятков автомобилей. Ее зажало между покореженным грузовиком и легковым авто, в котором заживо горела женщина. Несчастная истошно кричала и просила помочь ей. Мэри обуял такой ужас от увиденного, что она застыла, вцепившись мертвой хваткой в руль. Спустя час, когда спасатели извлекали ее, самым сложным было отцепить ее руки от руля. Теперь, когда Мэри слышит пронзительный женский крик, ее охватывает паралич, как в тот злосчастный день.
Особенность ПТСР в том, что, даже не помня в точности событий прошлого, люди страдают от непредсказуемых и неконтролируемых приступов. Они не понимают, почему, допустим, учуяв запах жареного мяса, испытывают сильнейшую паническую атаку. Многие ходят по врачам, принимают лекарства без каких-либо значимых результатов и считают себя ненормальными. А врачи, в свою очередь, навешивают на пациентов ярлыки: «шизофрения», «острый психоз», «биполярное расстройство». Несмотря на то что ПТСР пристально изучается с 60-х годов прошлого века, до сих пор очень мало специалистов, способных правильно распознать этот синдром, и еще меньше – способных помочь.
Будучи существом социальным, человек за тысячи лет эволюции приобрел ценнейший навык – умение распознавать чужие эмоции и соединяться с ними. Маленькие дети с первых дней жизни считывают и копируют мимику родителей. Становясь чуть постарше, мы учимся сострадать чужому горю или радоваться чужому счастью.
За эмпатию отвечают зеркальные нейроны в нашем мозге. Благодаря им мы можем обучаться, повторяя действия окружающих, и испытывать те же эмоции, что наша близкая группа, семья, сообщество. Все это очень важно для ощущения сопричастности своей группе и, в конечном счете, для биологического выживания. Вот почему зеркальные нейроны стараются выхватить из внешнего мира как можно больше информации о происходящем и как можно глубже впечатать ее в нашу память.
Мельчайшие изменения мимики собеседника дают нам понять, насколько ему комфортно, страшно, спокойно или неприятно. Тело тут же изнутри подстраивается ко всему, что мы замечаем. Добрая улыбка и ласковый голос могут в одну минуту изменить наше настроение и даже физическое самочувствие. Мы испытываем спокойствие, когда на нас одобрительно смотрят значимые люди. И наоборот, если близкие нас игнорируют или злобно одергивают, мы обижаемся, впадаем в отчаяние или ярость. Таким образом, в центре психологической травмы всегда лежат социальные отношения.
Для развития ПТСР не обязательно самому становиться объектом насилия. Достаточно стать свидетелем события, которое нас потрясло, и солидаризироваться с ним. Наблюдение за насилием (например, когда ребенок видит, как бьют его мать) активизирует зеркальные нейроны и заставляет человека переживать это событие так, словно оно происходит с ним. Всепоглощающие переживания затем распадаются на отдельные фрагменты, в результате чего эмоции, звуки, образы, мысли и физические ощущения, связанные с травмой, начинают жить собственной жизнью. На языке специалистов этот феномен называется диссоциацией.
Так как находиться долгое время в эпицентре болезненных переживаний слишком разрушительно, психика начинает выстраивать фильтры, сквозь которые реальность кажется не такой пугающей. Обратная сторона медали ПТСР – оцепенение. После пережитого люди замыкаются в себе. Их способность к эмпатии резко падает, вследствие чего они могут начать равнодушно относиться к близким.
У травмированных женщин после родов порой развивается «синдром мертвой матери» – когда собственный ребенок не вызывает никаких эмоций. Нет желания взять его на руки, успокоить, когда он плачет. На самом деле за подобным «бездушием» скрывается крайний упадок сил. Все резервы организма тратятся на подавление болезненных переживаний.
Итак, задача нашего мозга – непрерывно отслеживать происходящее внутри и вокруг нас. Результаты этих оценок передаются с помощью химических сигналов в крови и электрических сигналов в нервах, провоцируя изменения по всему телу. Большинство процессов происходит без нашего сознательного участия. Например, регулирование дыхания и сердцебиения, гормональная секреция, пищеварение и реакции иммунной системы.
Если же нам в какой-то момент приходится иметь дело с опасностью, системы организма многократно ускоряют работу. В кровь выбрасывается повышенная доза адреналина, сердечный ритм возрастает, температура тела повышается. Все это нужно для того, чтобы мы среагировали и спасли себе жизнь – либо быстро убежали от опасности, либо вступили в схватку с врагом. После того как угроза миновала, системы возвращаются в привычный ритм работы.
Но что, если мы не можем бежать или драться? Есть еще одна программа выживания, заложенная в наш организм, она называется «замри». Именно это делают люди, когда находятся в безвыходной ситуации. Допустим, оказываются зажатыми в машине, как Мэри из примера выше. В этом случае сигнальные системы мозга дают сбой: они снова и снова посылают организму химические сигналы об опасности. Однако разрешения ситуации не происходит, и стресс консервируется в теле. Даже много лет спустя, когда нам уже ничего не угрожает, тело помнит пережитый ужас и безысходность. К этому времени нейронные контуры мозга нарушены настолько, что активируются при малейшем намеке на опасность, провоцируя выделение огромных доз гормонов стресса.
Это приводит к широкому разнообразию проблем. Вот лишь неполный список симптомов посттравматического расстройства:
▶ чувство опустошенности, бессмысленности жизни;
▶ неконтролируемые вспышки гнева;
▶ депрессивные состояния;
▶ сексуальное бессилие;
▶ застревание в прошлом, болезненные воспоминания, яркость которых не снижается со временем;
▶ ночные кошмары;
▶ замкнутость, эмоциональная черствость по отношению к близким;
▶ невозможность наслаждаться простыми мелочами, например вкусной едой;
▶ зависимости – от алкоголя, наркотиков, психотропных препаратов, азартных игр;
▶ чувство стыда за прошлые реакции и поступки;
▶ аутоагрессия (причинение себе вреда тем или иным способом, попытки суицида);
▶ головные боли;
▶ кожная сыпь;