– Колёсик, выручай, – совсем не по-соловьиному прохрипела в трубку Соловьева. – Нет там ничего сложного, тем более ты у нас староста.
– Ну и что?
– Ну и то! Ты ответственная, справишься. Главное, с пионерами построже, иначе на шею сядут. Заодно отдохнешь, сменишь обстановку. Концерты, дискотеки. Песни у костра… Так понравится, что уезжать не захочешь.
– Какого костра? – усмехнулась Янка. – Как у братьев-месяцев? Кристин, ты на улицу давно выходила?
Придержав мобильный плечом, она вытащила из стопки сложенных на полке вещей самый объемный свитер. Кажется, в этом она будет выглядеть как логотип компании «Мишлен» – человечек из автомобильных покрышек…
А соловьевский голос в трубке не сдавался:
– О’кей, забудь про костер. Но все остальное в силе. Если ты откажешься, то вместо меня поедет Антипова из социологов. Она на моего Пашку еще со «студенческой весны» запала. Ян, от тебя зависит будущее двух влюбленных сердец!
И всхлипнула то ли от простуды, то ли от избытка чувств.
Могла бы не стараться – Янкина уверенность и так уже висела на волоске.
– У меня опыта работы нет. Это ведь дети, – сказала она совсем неубедительно. Соловьева мгновенно уловила слабину и сменила тон с жалобного на деловитый:
– Дети не люди, что ли? Вожатой тебя пока не возьмут, поедешь как будто на стажировку. Зато после смены получишь бумагу, что прошла практику – не придется потом в детском саду стенгазеты рисовать.
– Ох, не знаю, – мялась Янка, а Кристина выдавала аргумент за аргументом:
– Ты, главное, соглашайся, остальное я улажу. Представляешь, что будет, если Пашка пересечется там с Антиповой? – Янка не представляла. Ее воображение целиком и полностью занимал выбор свитера. – Мои родители с Кавериными дружат. Да я наизнанку вывернусь, но сделаю так, что возьмут не ее, а тебя!
Из всех действующих лиц, о которых трагично шептала сейчас Кристина Соловьева, Янка уверенно опознавала только ее саму. Парень по имени Пашка возник в жизни подруги – во всяком случае, хронология упоминаний началась именно тогда, – после летней смены в Анапе. Учился он, кажется, в архитектурно-строительном. Жил, кажется, с родителями. И, кажется, любил Кристину. Все эти непонятности происходили не потому, что Янка невнимательно слушала рассказы Кристины, а потому что информация постоянно менялась. Единственным, в чем Кристина себе не противоречила, были выдающиеся внешние данные избранника и его такая же выдающаяся страсть к ночным клубам.
Субъект по фамилии Антипова на Янкиной внутренней географической карте и вовсе отсутствовал.
– Кстати, там не корпуса, как обычно, а целый дворец, – продолжала сипло интриговать Соловьева. – После ремонта, но совершенно точно, что старинный!
– С бронзовой птицей на фронтоне? – хмыкнула Янка[1].
Подруга, конечно, не поняла.
– Какой еще птицей? Хотя не знаю, может, и есть. В общем, если решишься – попадешь на церемонию открытия. Образцово-показательная смена, дети сотрудников, все дела. Каверин – директор лагеря – набрал команду вожатых из своего «Искателя». Я два года подряд туда ездила, а до этого лет пять пионеркой. Яночка, соглашайся! Смена легкая, дети послушные… а природа там – у-у-у! Не то что в этой твоей обожаемой Москве.
Природа, догадалась Янка, это подмосковные сосенки, сугробы по колено и какой-нибудь водоем, который сейчас мог использоваться разве что для подледной рыбалки. А Янка ею не увлекалась.
«Обожаемую Москву», тем временем, щедро заметало снегом. Гадким мокрым снегом, который быстро превращался в жидкую грязь на дорогах и тротуарах и в рыхлые сугробики – там, куда нога человека ступала реже. В бесконечных пробках дымили выхлопными трубами машины, а в торговом центре, по которому бродила сейчас Янка, в таких же пробках толпились любители сезонных распродаж.
«А за городом сейчас, должно быть, красота! Тишина, лес, одиночество. Снежок под ногами хрустит», – шепнул внутренний голос, подозрительно смахивающий на Кристинин.
– Скажу честно, я сугубо городской житель и видел этот ваш чудесный лес со всем его содержимым на ближайшей фабрике по изготовлению табуреток[2], – процитировала Янка, как ей показалось, довольно метко, но подруга юмора не оценила.
– Колесникова, если ты откажешься, то я… Раздружусь с тобой навсегда, вот.
– Мертвого уболтаешь, – отозвалась она сварливо и снова извлекла с полки одеяние мишленовского человечка. – Но должок с тебя, Кристиночка, такой, что даже не знаю, чем расплачиваться будешь.
– Бессмертная душа подойдет? – хихикнула повеселевшая Соколова.
Янка не ответила. Сунув телефон в карман куртки, она поплелась в хвост очереди к кассе.
Пора бы уже научиться говорить нет. Или хотя бы нетленное «я подумаю об этом завтра».