Той ночью полковник передал обморочную монахиню в руки судебного медика, ступил на булыжники внутреннего двора монастыря, сделал несколько шагов и чуть не разбил нос о каменную стену. Темнота, густой туман и отсутствие даже слабого освещения сделали свое дело.
Он выругался, сообразил, что находится в монастыре и выругался еще раз, уже по поводу своей несдержанности. Но куда идти?
– Сюда! – Раздался голос из темноты и он пошел на звук, медленно, вытянув руки вперед, чтобы не наткнутся на стену еще раз. Глаза привыкли и вскоре он уже быстрее двинулся по широкой аркаде внутреннего двора.
Две женщины в черном, несколько человек в форме карабинеров. Распахнутая дверь в комнату. Неяркого света было достаточно, чтобы Никколо разглядел присутствующих и представился.
Туман в конце аркады зашевелился, оттуда слышался тихий плач.
Пожилая монахиня выступила вперед.
– Простите сестер, офицеры. Они впервые оказались свидетелями преступления, тем более постыдно совершенного в доме Божием.
Судебный медик кратко отчитался: – Голова пробита, детали после вскрытия. Будете сами смотреть, полковник?
В келье в паре шагов дальше по коридору лежала на полу фигура в черной шелковой рясе.
– В комнатах остальных сестер тоже есть плазменный телевизор, ноутбук?
– Мадре Мария-Серафина любила комфорт, но это не значит, что она пренебрегала молитвой. Она всегда была рядом с сестрами, – строго ответила пожилая монахиня. – Поэтому я и удивилась, не увидев ее сегодня в четыре утра.
– В четыре утра?
Монахиня лукаво глянула на Никколо:
– Разве вам не приходится порой просыпаться среди ночи, когда совершено преступление? У вас свое служение, у нас- свое. Мы встаем на молитву в четыре утра, офицер.
– Честно говоря, в четыре утра у меня одно желание – убить кого-нибудь, – сказал один из карабинеров и тут же смутился.
– Кто-то в монастыре мог настолько не… любить мать-настоятельницу?
– Это абсолютно исключено. Никто в монастыре не мог этого сделать. Я жалею лишь об одном- слишком поздно отправилась на поиски, вдруг ее еще можно было спасти?
– А что это за ключ? – карабинеры указали на большой, старинного вида ключ, лежавший рядом с телом.
– У меня есть такой же. – Монахиня вытащила из складок рясы похожий ключ. Он открывает дверь из храма в колокольню.
– Там есть что-то ценное?
– Картина.
– Какая картина?
– Которую нам должен был подарить благотворитель.
– Должен был?
– Он скоропостижно скончался, а картина исчезла.
– Как исчезла?
– Пропала. А два дня назад появилась на стене в колокольне.
– Я ничего не понял. Исчезла, появилась… У кого еще есть ключ?
– У председателя совета попечителей, синьора Фабио.
По дороге на колокольню полковник не удержался и заглянул в одну из раскрытых дверей. Вход был узким и имел очень низкую арку, настолько низкую, что пришлось бы склониться в поясе, чтобы войти. Спартанская кровать, застеленная довольно бедным на вид одеялом, тумбочка, на которой стоит зажженная свеча – единственный источник освещения в комнате, стакан с водой, старый письменный стол и табуретка. На столе- книга, похоже – Библия.
Как здесь можно жить? И как нужно нагрешить или какую веру иметь, чтобы согласиться на такую жизнь? Настолько яркое неравенство в положении настоятельницы и простых монахинь вполне могло вызвать ненависть.
– Вы, миряне, ничего не понимаете. Внешнее не имеет никакого значения. Только молитва.
– Я заметил. – Сухо ответил Никколо, вспомнив роскошные покои мадре Марии-Серафины.
– Мы закончили! – разорвал тишину громовой голос, за которым последовал кадр из фильма ужасов. Гигантская фигура выплыла из тумана. На фоне старых стен монастыря и слабого огня свечей человек смотрелся монстром.
Кто-то из монахинь хихикнул, но тут же прикрыл рот.
– Наш криминалист, Босколи. – Тихо пояснил капитан карабинеров.
– Как к вам обращаться? – Поинтересовался Никколо у старой монахини.
– Мадре Мария-Ассунта.
– Мадре? Разве вы все не сестры?
– Как старшая по возрасту я вынуждена взять на себя обязанности настоятельницы, пока епархия не примет решение. Я надеюсь, вы вскоре найдете убийцу, офицеры.
Голос монахини звучал теперь холодно и высокомерно, она явно вошла в роль.
– Так где картина? -Все уставились на пустую стену, а Мария-Ассунта ахнула и зашептала молитву, осеняя себя крестом.
– Она пропала.
– Она точно была здесь?
– Конечно, все ее видели! Она появилась из ниоткуда неделю назад, а теперь опять исчезла. Ангел принес ее и забрал… Мы недостойны! Ох, грешники мы, грешники!
– Наше дело – убийство. Пропажей картины должна заниматься полиция, а если она ценная – то отдел по охране художественных ценностей карабинеров. Давайте сосредоточимся на расследовании убийства.