Где я?
Дверь, лязгнув засовом, закрылась за моей спиной сразу же, как я зашёл в комнату.
Помещение оказалось совершенно пустым, если не считать стоящего в углу табурета. Лысые серые стены были мертвы. От них несло могильным холодом и тишиной.
Повернувшись, я увидел чёрную глухую металлическую дверь. Ни ручки, ни замочной скважины на ней не было. Она словно слилась со стеной.
«Меня заперли снаружи, – проскользнула в голове мысль. – Но кто? И вообще, как я сюда попал?».
Холодок пробежал по спине.
Я не помнил, как очутился здесь. Словно из памяти кто-то стёр последние часы моей жизни. Помню, как сидел в кресле, читал книгу, потом думал над темой нового поста, который хотел написать…
Дальше – провал и ничего больше, кроме этих немых стен.
Я обошёл комнату по периметру.
В ширину она была метра полтора, а в длину около двух. На полу пепельного цвета лежал расплывчатый отблеск от окна, который медленно подползал к стене.
В углу стоял какой-то кривой низкий табурет. Подойдя к нему, я хотел было его пнуть, но вдруг увидел, что ноги у меня прямые, накачанные, словно у здорового человека.
В этот момент под рёбрами кольнуло так, что мне стало тяжело дышать. Прислонившись спиной к стене, я, будто сумасшедший, начал рассматривать не исковерканные болезнью руки, не веря своим глазам.
– Не может быть… Это какое-то чудо или сон? – невольно мои мысли сорвались с губ.
Глухим эхом слова пролетели по лысой комнате и бумерангом возвратились ко мне.
Впервые в жизни я услышал свой голос. От этого в груди кольнуло ещё сильнее. Жгучая боль мгновенно пронзила всё тело и так же быстро исчезла. Но дышать было всё равно трудно.
Хватая ртом спёртый давящий воздух, я медленно опустился на корточки. Голову разрывало от разных мыслей. Они, словно волны во время шторма, накатывали одна за другой на сознание, неся в себе хаос.
«Как это возможно, чтобы я – человек, который не мог ходить и не говорил с рождения, и вдруг выздоровел?..
Чудо?..
Для меня это маловероятно…
Чудеса Господь творит только для тех, кто этого достоин…
А я что?
В грехах по уши…
Да и злобы полно…
Тогда какого… меня исцелили?»
Я ещё раз осмотрелся вокруг.
«Хватит рассуждать… Нужно выбраться из этого карцера… Знать бы еще, как… В дверь долбиться? Так она словно впечатана в стену… А что у нас там?»
Поднявшись, я подошел к окну. В отличие от тюремного изолятора, сходство с которым имела комната, тут было обычное окно. Через него я увидел широкую улицу.
По лощёной от луж дороге сновали туда-сюда цепочки автомобилей. Периодически их останавливал красный глаз светофора.
На пару секунд железный поток стихал, мигая сотней габаритных огней и шевеля стеклоочистителями, пока по зебре шли люди.
Некоторые укрывались под зонтами, иные шли, вжав голову в плечи, жмурясь от капель дождя.
«Быстрее открыть окно… Позвать на помощь… Или как-нибудь спрыгнуть», – пронеслась идея.
Однако как я ни дёргал и ни поворачивал ручку, окно не шелохнулось. Так что не было возможности даже впустить в комнату свежий воздух. Не говоря уже о том, чтобы открыть его настежь и выбраться.
Внутри всё сжалось. Сжалось не то от неизвестности, что будет дальше, сколько мне суждено просидеть в этой холодной пустоте, не то от осознания того, что я выздоровел, но выпал из жизни.
Пройдя по комнате из угла в угол, я встал перед дверью и прислушался.
«Тихо… Неужели там никого… Кто-то же закрыл меня…»
– Эй! Кто-нибудь! – закричал я во всё горло.
Эхо повторило мои слова, и опять воцарилась тишина.
Понимание того, что я в полной изоляции от внешнего мира, давило на меня всё больше и больше.
Однако где-то в глубине души, как огонёк свечи под стеклянным колпаком, ещё тлела надежда. Надежда на то, что вот скоро настанет момент – и я очнусь, и весь этот бред растворится в небытие.
А пока мне только оставалось ждать, как каторжанину мотаться по периметру стен, считая шаги, чтобы хоть как-то отвлечься от едких мыслей.
Остановившись возле окна на пятьсот восемьдесят пятом шаге, я сел на подоконник и прислонился лбом к стеклу. В него дубасил ветер, дождь.
Но у меня на лице не было ни капли дождя, ни свежего дыхания ветра.
«Человек, наверное, хотел, чтобы солнечный свет освещал его дом, но он не желал, чтобы вместе со светом в дом залетали: снежинки или капли дождя, или чего хуже какая-нибудь тварь…
Поэтому было придумано стекло: видно многое, но тебя ничего не касается… Мы спокойно можем наслаждаться видами из окна едущей машины, даже не задумываясь, что там с огромной скоростью несется поток воздуха, который способен сбить человека с ног.
Но мы сидим в уютном салоне автомобиля, и нас это не касается… Мы лежим на диване, смотрим на мир через экран телевизора: где-то идет война, где-то наводнение, люди гибнут – а нас это не касается…»
Вдали сверкнула молния, рассекая тёмно-синее небо своими ослепляющими плетями. Немного спустя раздался рокот грома. Гигантская необъятная туча быстро приближалась. Дождь всё усиливался.
В очередной раз красный свет остановил поток машин. По пешеходному переходу опять начали идти люди.
Позади всех шла женщина с прогулочной коляской, в которой сидел маленький ребенок. Он всё время пытался ручонками сбросить с себя одеяльце.
От этого женщине приходилось замедляться. Наспех укутывая малыша, она с волнением поглядывала на светофор, отсчитывающий секунды.
Зажегся жёлтый. Стоявший в левой крайней полосе тюнингованный автомобиль стал рычать двигателем, набирая обороты для форсажа.
Как вдруг… Вдруг автомобиль резко сорвался с места, будто бешеный пёс с цепи.
Маленькое пёстрое одеяльце упало на мокрый асфальт. Завизжали тормоза. Но было уже поздно.
Спустя несколько минут около неподвижно лежащего на дороге тела женщины и опрокинутой детской коляски собралась толпа людей.
Одни, нагнувшись над мамочкой, о чём-то спорили. Другие куда-то звонили.
Может, вызывали скорую помощь или милицию. Однако почему-то никто не трогал коляску с ребенком.
Вскоре из автомобиля вышел вразвалочку молодой человек в пиджаке с завёрнутыми до локтя рукавами.
Постояв немного у открытой дверцы водителя, он неторопливо выкурил сигарету и только затем подошёл к передней части авто, принявшись осматривать повреждения.
По всей видимости ему было плевать на то, что пару минут назад по его вине умер крошечный ребенок, и, быть может, погибла женщина.
Он огрызался на укоры со стороны людей, всё время запрокидывая голову, чтобы бежевая копна мокрых волос не спадала на глаза.
Дождь, превратившийся в сильный ливень, разогнал добрую часть столпившихся вокруг аварии людей.
Теперь, несмотря на то, что горел зеленый свет, машины ехали медленно, пытаясь втиснуться на две свободные полосы.
Где-то вдалеке послышался вой сирены. Не то милиция, не то карета скорой помощи пыталась прорваться через неиссякаемый поток автомобилей, в котором то и дело раздавались нервные гудки.
«Нам хочется, чтобы всё было хорошо, легко, быстро… Мы вечно в бегах… В бегах за призрачным счастьем… А что это вообще такое – счастье? В этой пробке сотни людей… Интересно, среди них есть хоть один человек, который не спешит, не смотрит на часы?..
Мы останавливаемся лишь тогда, когда судьба нам даст под дых… Тех, кто столпился там, мало волнует чужое горе. Для них это как фильм… Посмотрят, покачают головой и уйдут, забудут…»
Я ещё больше прижался к стеклу, по которому стекали капли дождя, оставляя за собой кривые линии. Они искажали свет.
И чем чаще дождь стучал в окно, тем больше внешний мир становился искривлённым. Он походил на картину, нарисованную волнистыми мазками.
Меня тошнило от осознания того, что и я много раз точно также не обращал внимания на горе, страдания, одиночество других. Считая, что меня это не касается, что я ничем не могу помочь.
Может быть, кому-нибудь нужно было сказать только одно доброе слово, но я промолчал. Мы все в большинстве своем – созидатели, которые задерживаются в лучшем случае на миг и уходят.
А потом, когда у меня случаются невзгоды, я начинаю роптать, что все вокруг чёрствые, бездушные.
Сирена завыла совсем близко. В потоке машин показался белый микроавтобус с проблесковыми маячками на крыше. На капоте мне удалось разглядеть размытые красные буквы.
«Амбуланц», – прочитал я про себя.
Скорая помощь, скованная плотным движением, со скоростью черепахи ехала к месту происшествия. Несколько раз её подрезали.
Кому-то было плевать даже на правила. Он думал, что если перестроится в другой ряд, то быстрее выберется из этой пробки.
«Вот так обычно. Кажется, помощь в одном шаге от тебя, но этот шаг длиннее жизни…»
Вдруг я увидел высокого с длинными седыми волосами человека в белом плаще, который как будто бы появился из ниоткуда.
Он шёл среди людей. На моё удивление, никто не обратил на него внимания. Подойдя к опрокинутой детской коляске, человек присел. Что он делал там, я не смог разглядеть.
Ливень немного стих. По тёмно-синему небу летели клочья сизых облаков, задевая верхушки фонарей. Сильный ветер бросал в разные стороны сеть из капель дождя, срывал с деревьев пожухлые листья и ронял их в лужи.
Через пару минут человек встал, бережно прижимая к себе ребенка.
Я не поверил своим глазам, когда увидел совершенно здорового малыша, который тянулся к неподвижному телу матери. Укутав его в своё пальто, человек взглянул на женщину, возле которой уже суетились два врача, постоял немного и также незаметно от всех ушёл.
Меня трясло, кидая то в жар, то в холод. По лицу тёк не то пот, не то слёзы. Грудь сжали клещи боли, не давая вздохнуть. Не в силах больше стоять, я потихоньку сполз на ледяной пол. В глазах летали чёрные точки.
«Как мог малыш после такого удара выжить?
Как?..!
К нему даже не подходили…
Вероятно, там было…
Не хочу представлять себе это…
Но ведь я видел, как какой-то мужик пришел и вытащил из покорёженной коляски живого, невредимого ребенка…
Как такое возможно? И кто это был?
Почему люди не обращали внимания на него? Или это всего навсего мой бред, как и всё остальное? Да чтоб тебя…»