Она не гадала на суженого-ряженого, не лила в воду расплавленный воск, не жгла перед зеркалом свечи, и не просила ни бога, ни черта о том, чтобы их дорожки когда-нибудь снова пересеклись.
Она даже думать о нем забыла. Вернее, старалась больше никогда о нем не думать и не вспоминать вовсе.
И уж, конечно, не звала его.
А он пришел.
Пришел сам.
Явился, отчего Аурика, по идее, должна была бы не на шутку на него разозлиться, потому что это ведь совершенно неправильно заявляться к девушке без какого-либо предупреждения и приглашения, и уж совсем никуда не гоже вот так вот бессовестно бередить забытое прошлое.
Ну, почти совсем уже забытое прошлое, хотя с момента их расставания прошло на самом деле не так уж и много времени.
Он все всегда делал не так…
Медленно и неслышно пройдя по ледяному полу, он остановился перед ее кроватью.
Закутавшись в одеяло и делая вид что спит, Аурика замерла.
И он стоял и смотрел на нее, не мигая, своими бездонными как космос глазами, и не было в его взгляде ни той привычной жгучей злости, ни дикой ярости, ни ядовитых этих вечных фирменных его укоров, а одно только безграничное спокойствие и любовь, от которых было так хорошо, так уютно, так светло и тепло…
По идее надо было бы спросить его, каким рейсом он прилетел и где оставил багаж, и как вообще сумел разыскать ее на бескрайних заснеженных просторах Сибири, но говорить ни о чем не хотелось. Хотелось просто молчать. И еще хотелось, чтобы это счастливое мгновение никогда не заканчивалось.
На оконном стекле алмазным блеском переливались узоры.
Аурика ждала.
Она знала все, что будет дальше.
Знала, что через мгновение он опустится на пол и будет какое-то время смотреть на нее вблизи, любуясь призрачно белой в свете луны кожей, будет любоваться ее длинными ресницами и разметанными по подушке волосами, после чего осторожно уберет с ее лица непослушную прядку, приблизится и прикоснется губами сначала к ее лбу, потом к виску, скользнет по щеке и, наконец, приблизится к губам.
И тогда она откроет глаза, радостно засмеется и обовьет его шею своими руками, и запутается пальцами в его волосах, и притянет его такого озябшего и холодного к себе, под одеяло.
И уже потом, когда он согреется, она с тихим восторгом начнет осыпать его лицо поцелуями.
Аурика знала, что это лишь сон, и именно по этой самой причине никоим образом не препятствовала событиям течь так, как они складывались в данный момент в причудливом калейдоскопе ее сновидения.
– Ты изменился, стал совсем другой, – в какой-то момент вдруг прошепчет она и в тревожном непонимании немного отстранится от него.
А он на это ничего не ответит, только улыбнется, и хитро прищурится, а сам еще больше задвинется в тень.
И от этого Аурике станет тревожно, много тревожнее.
– Ты в самом деле стал совсем другим, – повторит она и тут же поймает себя на мысли, что в этом своем странном сне не может вспомнить цвет его глаз, вдруг поймет, что вообще не помнит его лицо.
Какие же у него глаза?
Серые?
Или синие?
Или зеленые?
А он, будто разгадав ее замешательство, тут же громко рассмеется, после чего сгребет ее в охапку, притянет к себе и сожмет в своих объятиях так сильно, что не охнуть, ни вздохнуть…
Что-то где-то глухо стукнуло и Аурика от этого негромкого в общем-то стука вздрогнула, проснулась и замерла, прислушиваясь к тому, не повторится ли звук снова.
Сон, в котором был примчавшийся к ней с тропического острова тот самый, теперь уже бывший, а когда-то совсем недавно милый-дорогой-единственный, тот самый которого она безумно любила, с которым рассталась навек и поклялась себе никогда больше о нем не думать и даже не вспоминать, улетучился, будто его и не было вовсе.
Осознав, что все равно теперь уже не сможет уснуть, Аурика скинула одеяло и села на кровати, ощутив босыми ногами стылый холод пола.
В гостевом доме было тихо.
За окном тоже была тишина.
Лунные лучи сочились сквозь морозные узоры на стекле и этого света было вполне достаточно, чтобы не зажигать электричество, но при этом все достаточно хорошо видеть.
Если бы в комнате был телевизор, Аурика включила бы его и тем самым заняла себя на какое-то время.
Но телевизора не было.
Аурика достала мобильник и попыталась зайти в какую-нибудь социальную сеть, но здесь, далеко за городом сигнал ловил крайне плохо и экран, загружаясь, долгое время светился белым, а потом и вовсе погас, перейдя в режим экономии энергии.
Аурика отложила мобильник в сторону и раздраженно хмыкнула.
«Ну, вот зачем только он вообще приснился ей сегодня?».
Он все и всегда делал неправильно и будто бы ей назло.
Хотя, на самом деле лично его вины в том, что сонное сознание вернуло ей это воспоминание по большому счету не было вовсе.
Или в этом сне был совсем не он, а кто-то другой?
Ведь неспроста же, наверное, она не смогла разглядеть его лицо?
Но, если это был не он, то кто тогда?
Ведь никого и никогда Аурика не любила так сильно.
– Это в самом деле был не он, а кто-то совершенно другой! – поспешила она успокоить себя или, правильнее будет сказать, попыталась убедить себя в этом.
И еще Аурика попыталась убедить себя в том, что в этом сне был кто-то, кого она еще даже и не знает.
Ее, конечно, немного смущали теплые чувства к незнакомцу, тем более что совсем недавно она пообещала себе ни в кого и никогда не влюбляться.
Да она и не собиралась ни в кого влюбляться, а обещанного и привидевшегося во сне, как говорится, три года ждут, а потом преспокойно забывают.
В общем, глупости все это!
Аурика встала, завернулась в одеяло и прошлась по комнате, после чего остановилась у окна.
За окном сверкал снег, да чернел бескрайний дремучий лес.
«Все! С завтрашнего дня новая жизнь, новые дела и совершенно другая, новая я», – твердо решила она.
В самом деле, с завтрашнего дня, вернее уже с сегодняшнего утра в жизни Аурики все должно стать совсем по-другому: она встретится и познакомится с новыми людьми, вольется в новый дружный коллектив, в составе которого заколесит по стране в масштабном концертном туре известного российского шансонье Стаса Измайлова.
«Интересно. Как все будет?» – гадала она.
Как примет ее новый коллектив? Ведь это же всем известно, что среди музыкантов, как, впрочем, и среди других творческих людей бывают очень даже непростые по характеру индивиды. Будет ли ей комфортно с этими новыми людьми? И как вообще сложится ее взаимоотношения со сценой на этот раз?
Память тут же вернула то самое дурацкое воспоминание из восьмого класса, когда, выступая с школьным хором на сцене актового зала на каком-то очень важном, показательном на весь район концерте, Аурика прямо посреди песни грохнулась в обморок, чем сразу же переполошила всех зрителей, родителей, детей и учителей, а заодно и представителей областного департамента образования, специально посетивших это значимое мероприятие.
Вспоминать об этом было просто невыносимо ужасно!
Когда Аурика пришла в себя, то поняла, что концерт неумолимо сорван, а сама она вдруг стала неким центром вселенной, вокруг которого теперь суетятся и перепуганные учителя, и радостные от нового неожиданного события школьники, а также вьются вызванные специально по этому поводу врачи скорой помощи.
Честно говоря, особого какого-то внимания к своей персоне Аурика никогда не любила, скорее была замкнутым человеком. И именно по этому поводу Аурика никогда не переносила большого скопления людей.
И вот теперь по иронии судьбы ей каждый день предстояло выходить на сцену перед множеством зрителей и дарить им хорошее настроение, испытывая при этом просто жуткое внутренние напряжение и колоссальный стресс.
Но, на самом деле это было все же гораздо лучше, чем то, что она испытывала с компании с милым-дорогим-единственным на тропическом острове.
И это было, конечно же, гораздо лучше, чем завернувшись в клетчатый шерстяной плед лежать на диване, лить горькие слезы, и страдать, страдать, страдать от фатального своего одиночества.
В общем, Аурика с нетерпением ждала утро.
Ей хотелось, чтобы оно наступило как можно скорее: чтобы захлопали двери гостевого дома и застучали по лестнице торопливые шаги, и заскрипели по коридору колесики чемоданов и ящиков с аппаратурой.
И сразу же после всего этого непременно последует знакомство с музыкантами. Сегодня вечером познакомиться с ними она просто физически не могла, в гостевой дом приехала на такси прямо с железнодорожного вокзала, когда все уже спали и по этой самой причине даже представления не имела о том, с кем ей придется в ближайшем будущем работать.
Аурика собралась уже было вернуться в постель, но, вспомнив про разбудивший ее глухой звук, нахмурилась:
«Что же это все-таки было?»
Звук в самом деле был какой-то очень странный, тихий, но при этом вполне отчетливый. Именно такой, на какой вполне можно было бы не обратить внимания днем, но ведь ночью же совсем другое дело, все звуки, даже самые дальние становятся вполне заметными и очень отчетливыми.
Аурика пыталась понять причину происхождения этого странного звука, но никак не могла этого сделать. Звук был вообще ни на что не похож.
Тогда она дошла до двери и прислушалась.
В коридоре было тихо.
Аурика ждала, что странный, разбудивший ее звук, повторится или будет какое-то внятное, все объясняющее продолжение, но ничего не происходило.
Тогда Аурика тихонько открыла дверь и выглянула в коридор.
В коридоре было темно, только крохотным красным огоньком на потолке мигала лампочка пожарной сигнализации, да светилась едва заметным огоньком кнопка оповещения о пожаре. Этого скудного света едва хватало на то, чтобы различать очертания дверей, да общее направление достаточно длинного, ведущего к лестнице, коридора.
«Возможно, шум был в холле?» – подумала Аурика и, кутаясь в одеяло, на цыпочках медленно двинулась по коридору к лестнице.
Аурика шла мимо закрытых дверей гостевого дома, держась при этом одной рукой за стену, чтобы не запнуться и не упасть.
В темноте все происходящее казалось вязким будто в ледяной воде.
И только лампочка пожарной сигнализации как маячок монотонно мигала, отмеряя крохотные отрезки времени, да едва заметно светилась в небольшой пластиковой коробке за стеклом кнопка извещателя о пожаре.
Аурика прошла уже почти половину пути, как вдруг одна из дверей от ее легкого прикосновения качнулась и медленно поползла, открываясь вовнутрь. И сразу же после этого из комнаты в коридор упала полоса трепещущего багрового света и в этом багровом свете мелькнула быстрая тень, от которой Аурика вздрогнула и замерла.
Она стояла и ждала какого-то продолжения, но никакого продолжения не было вовсе.
Было тихо и Аурика даже решила, что в комнате никакого нет, а мелькнувшая в багровом отсвете тень ей только почудилась.
«Забыли запереть?!» – наконец решила она про дверь и хотела было уже вернуться в свой номер, но, все же заглянула в дверной проем и тут же поняла, что трепещущий свет исходит от угасающих углей камина. Аурика даже на расстоянии ощутила это последнее, догорающее, такое приятное и нежное тепло.
Комната была достаточно просторной, некая столовая или гостиная, в которой кроме камина был также большой круглый стол и дюжина расставленных вокруг него стульев. С потолка над столом мерцающей ледяной глыбой свисала массивная хрустальная люстра.
– Есть тут кто? – на всякий случай спросила Аурика.
От волнения голос у нее получился хриплым.
Она хотела было задать вопрос еще раз, но одного раза, пусть даже и не вполне удачного, наверное, было вполне достаточно. И если на вопрос, даже заданный хриплым шепотом, никто не ответил, значит, в комнате в самом деле никого нет.
Завороженная мерцанием углей, Аурика подошла к камину, присела на корточки и протянула руку к огню.
«Как все-таки хорошо иметь в доме камин. Особенно зимой!» – подумала она.
И как только она это подумала, за ее спиной в темноте что-то нехорошо как-то булькнуло.
«Что это еще опять?» – насторожилась она, обернулась и уставилась в темноту, после чего не сразу, но все же разглядела по другую сторону от стола что-то очень странное и ужасно похожее на крокодила, может быть именно потому, что это что-то бревном без всякого движения лежало на полу.
А может быть такое сходство пришло Аурике на ум потому, что из темноты на нее не мигая глядели две стеклянные бусины глаз.
– Кто здесь? – от жуткого испуга только и смогла пролепетать она.
Приглядевшись, Аурика поняла, что это никакой не крокодил, а лежащий на полу без движения, возрастной такой, плешивый дядька в пижаме.
Впрочем, лежал мужчина без движения совсем недолго, он тут же слабо дернулся и в самом деле отвратительной рептилией пополз к Аурике, цепляясь одной рукой за пол, а другой зажимая перевязанное жутким каким-то черным шарфом горло, один конец которого волочился за ним по полу.
Это был просто невероятно длинный какой-то шарф.
Секунды тянулись невыносимо долго.
Аурика понимала, что от страха время замедлилось, но изменить ничего не могла.
Она просто оцепенела от всего этого.
Почему?
Да потому что не каждый же день, в самом деле, ей доводилось видеть что-то подобное!
И как только человек выполз из темноты в полосу света, Аурика поняла, что это и в самом деле человек, а вовсе никакая не рептилия, как ей показалось чуть ранее. И тянется за человеком по полу никакой не шарф, а самая настоящая кровь, которой скопилась уже целая лужа.
От охватившего ее ужаса Аурика хотела было дико завизжать, но не смогла вымолвить даже и слова, и только в истерике зажала себе рот рукой.
А человек этот, в предсмертной своей агонии, не отрываясь смотрел на Аурику, но смотрел совсем не так, как когда просят о помощи. Он будто бы все уже окончательно для себя понял и решил, и из последних сил только хотел сказать ей что-то очень важное. Он явно хотел что-то сообщить ей, но по причине глубокой раны, никак не мог ничего произнести, кроме разве что редких каких-то булькающих и совершенно невнятных звуков.
Силы его покидали.
Наконец ползти он перестал, замер, ткнулся лбом в пол и медленно убрал руку от горла. И как только он это сделал, бульканье повторилось не в пример громче, и багровая жижа хлынула на пол много сильнее, отчего смертельно раненый вынужден был снова вцепиться в рану, зажав ее пальцами правой руки.
Он лежал так какое-то время совершенно недвижно, отчего Аурика уже решила было, что все закончилось, но, как выяснилось, это было еще не все.
Не поднимая головы, человек мелко дернул свободной, зацепившейся за пол левой рукой, и, превозмогая ставшую для него просто непомерно невыносимой гравитацию поднял руку и указал ею на зашторенное темное окно, после чего руку на пол в бессилии уронил и больше уже не предпринимал никаких действий.
Перепуганная уже просто до смертельного какого-то ужаса Аурика, будто сомнамбула, ведомая только этой самой буквально только что указавшей ей направление окровавленной и слабой в предсмертной агонии рукой, поднялась и, придерживая одеяло, направилась к окну.
Словно в долгом тягучем сне она шла к закрывавшей окно и часть стены шторе, и, наконец, остановилась в непосредственной близости от нее.
И в этот самый момент угли камина в последний раз неярко вспыхнули и погасли, погрузив комнату в кромешную тьму. И сразу же после этого заполненный ночным светом с улицы прямоугольник достаточно большого, от пола до потолка, окна за шторой стал много ярче.
И в синеве этого тусклого ночного света на полотне сразу же заколыхалась черная тень спрятавшегося за шторой человека.
От окна немного сквозило, штора едва заметно колыхалась и черный силуэт на этих, похожих на медленные морские волны изгибах, то увеличивался, то уменьшался.
– Кто здесь? – снова прошептала Аурика и тут же поняла, что сделала это совершенно напрасно.
Она и так уже понимала, что выдала себя с лихвой. Все это время человек за шторой следил за ней, следил за каждым ее движением и шагом.
Аурика все еще стояла перед шторой и прекрасно осознавала насколько тонка эта, разделяющая ее с притаившимся у окна человеком, грань.
Понимала она также и то, что убийцы никогда не оставляют случайных свидетелей преступления в живых. Никогда! А в том, что она стала случайным свидетелем преступления, Аурика уже просто ни капли даже не сомневалась.
И в том, что за шторой прячется именно убийца, она тоже уже ни капли не сомневалась. Потому, что по-другому во всей этой ситуации и быть просто не могло. Ведь кто-то же убил этого бедолагу. Ведь не сам же он себе, в конце концов, перерезал горло. И зачем вообще нужно кому-то другому, как не убийце в данный конкретный момент прятаться за шторой?
В общем, вопросов была куча.
И надо сказать, что на все вопросы имелись совершенно однозначные ответы.
Ко всему прочему в этот момент в руке человека за шторой тут же совершенно отчетливо блеснуло металлическим отсветом достаточно внушительное по размеру лезвие клинка.
Вот вам и еще один ответ на достаточно интересный вопрос.
И как только все это произошло, тень на шторе качнулась чуть сильнее, будто намеревался сделать шаг вперед. Или это просто от легкого сквозняка чуть сильнее качнулась сама штора?
Или, может, это просто от волнения у Аурики потемнело в глазах и все происходящее стало казаться уже просто невыносимым каким-то адским бредом?
Бешено колотящееся от страха сердце готово было уже вот-вот выпрыгнуть наружу.
Словно в поисках защиты Аурика оглянулась на лежавшего на полу человека в пижаме. Он больше уже не двигался, и только упавшая на пол рука по-прежнему указывала в сторону зашторенного окна.
Тук-тук, тук-тук, тук-тук… – отчаянно стучало сердце.
Такого страха Аурика не испытывала еще никогда в своей жизни.
Тук-тук, тук-тук…
И как только она в самом деле прямо тут же, у зашторенного окна, не грохнулась от страха в обморок? А ведь могла же по идее!
А то ведь притаившемуся за шторой злодею никакого труда бы не составило заколоть ее лежащую на полу без сознания. Это, как говорится, просто легче легкого! Убрать нечаянного свидетеля преступления и все дела!
Тук-тук…
Чтобы чуточку успокоиться, Аурика сделала медленный глубокий вздох, после чего как можно тише попятилась к двери. Она совершенно точно уже решила для себя, что не будет кричать и звать на помощь. Ведь это же ясно, что как только она вскрикнет или хотя бы попытается заорать, так душегуб сразу же и выскочит из-за шторы и вонзит ей в сердце острый клинок. Ну, или перережет горло, точно также как перерезал горло этому бедолаге, а делать это он, как выяснилось, умеет очень даже хорошо.
И еще Аурика вдруг поняла, что закричать она все равно не сможет по той самой причине, что от волнения напрочь лишилась голоса и даже шепотом не сможет издать ни одного единственного звука. Все вокалисты знают, что от стресса иногда происходит несмыкание связок, огромная проблема на самом деле для поющих людей. И избавиться от этой проблемы зачастую можно только с помощью особенного врача фониатра. Ну, или само постепенно пройдет при правильной терапии и обязательном устранении факторов, приведших ко всему этому.
Почти совсем уже не чувствуя ног и, в самом деле готовая вот-вот лишиться чувств, Аурика добралась до двери, каким-то просто неимоверным усилием переступила порог, вышла в темноту коридора и, отойдя от двери всего лишь на пару каких-то шагов, прислонилась к стене и замерла, понимая, что не сможет больше даже сдвинуться с места.
Силы покинули ее окончательно.
И как только во всем этом жутком стрессе она вообще сумела добраться до коридора, было совершенно не понятно.
По идее надо было бы бежать к себе в номер и спрятаться, закрыться там. Или колотить со всей силы кулаками по дверям, раз уж голос у нее пропал напрочь, но сил уже не было даже и на это.
Голова кружилась, ноги предательски подкашивались, а в ушах звенело хором тысячи возбужденных, ожидающих начало представления голосов людей зрительного зала.
Не сводя глаз с распахнутой двери, Аурика стояла, прижимаясь спиной к стене и не могла пошевелить ни рукой, ни ногой.