Поворачивал в деревню разудалый молодец.
Он проехал все домишки от начала и в конец.
Неожиданно увидел друга детства своего.
«Интересно! Как теперь мы? И реально: кто кого?»
Размышляя так и эдак, тормозит свой «Кадилак».
Вышел. Встретились. Обнялись. И помчалось: «Что, да как?»
Деревенский присмотрелся, подбоченился слегка.
Если б встретились случайно – не узнал бы. А пока
Городской весь встрепенулся: «Что, брат, живы? Как дела?»
Друг его собрался с мыслью: «Стужа страшная была.
Перемерзли куры, свиньи. На полях сплошной погром.
Лучше, ты скажи. Как жизнь там? Вы теперь как «за бугром»?
Те же тачки, те же клубы, тот же нрав и тот же стиль.
Ты доволен?» И подробно рассмотрел автомобиль.
«Да, доволен. Всё в порядке. Газ бежит и нефть течёт.
Мы имеем всё, что хочешь. Суперяхты – не в зачет!
Это уровень повыше. Нам еще расти, расти…
Ну а ты, смотрю, намерен до конца всё здесь «цвести».
Что ты тут забыл, деревня? Ну, пойми ты, наконец,
Жизнь проходит мимо пальцев. И зачем такой венец
Ты избрал себе в итоге? Был ведь парень «нарасхват».
Почему не уезжаешь? Сам ведь, вроде, виноват.
Что застрял ты в прошлой жизни? Всё ушло и поросло
Разноцветными кустами. Видишь – вымерло село.
Я ж тебя давно пытался выдернуть из колеи.
Говорил, что всё устрою. Ты вот только приходи.
Нет, сидишь и ждёшь чего-то, сам не зная – что по чём.
Выступаешь ты коварным своей жизни палачом.»
Повернулся он и сплюнул. Закурил крутой «Пэлл-Мэлл».
Ну а друг его очнулся, хоть до этого немел.
Посмотрел. Расправил плечи. Разогнулся, наконец.
«Да, согласен. – он подумал. – Это был и мой венец.»
Колосился на пригорке золотой ковыль в цвету.
От него примолкли пчёлки, наслаждаясь за версту.
Дунул ветер с «чиста-поля». Пробежал соседский пёс.
Гордо высился свободный, над тропой, большой утёс.
И сказал тогда спокойно деревенский, как всегда.
И из уст его струилась словно талая вода:
«Почему всё так? Не знаю. Думаю и не пойму.
Только теплится надежда – сам не знаю почему.
Хочется, чтоб дали землю нашим бедным мужикам.
Но, не как теперь – всё банкам, воротилам и дельцам.
А реальным землепашцам, пастухам и комбайнёрам.
Вот тогда, глядишь, вернулся б и народ по своим сёлам.
Наш мужик дышать не может без любви своей земли.
Ведь она ему родная, хоть лежит всю жизнь в пыли.
Без заботы и ухода плачет наш родимый край.
Ну, а бывшие крестьяне говорят всё: «Наливай!
Наливай побольше водки! Нам бы спирта. Что там? В прах!
Не уедем! Лучше сгинем с самогонкой на устах!»