Иван Васильевич Зубов, сорокалетний конструктор научно-производственного объединения «Авангард», с утра сидел за чертежным станком в глубокой задумчивости, и со стороны можно было предположить, что он с головой ушел в нелегкий творческий поиск. Однако это не так. Он, крупный, давно полысевший мужчина, разбирался в сугубо личных проблемах, и его опечаленный взгляд лишь скользил по незаконченному чертежу рассеянно и отрешенно.
Обычное утреннее затишье между тем понемногу рассеивалось. Начальник отдела, Хиврин, кратко ответив на чей-то телефонный звонок, ушел, сказав – к руководству, мужчины потянулись в коридор перекуривать, женщины заговорили о чае, и Зубов стал выделяться, нарушать гармонию общего оживления.
– Что, Иванушка, не весел? Что головушку повесил? – склонилась к нему общительная до приторности Анжелика, стол которой был рядом с зубовским со дня основания «Авангарда».
Иван Васильевич, криво усмехнувшись, промолчал, не принял ее шутливого тона.
– Опять что-нибудь с Вовкой?! – всполошилась Анжелика, но, увидев, как помрачнел сослуживец, замолчала и отошла.
Да, именно с Вовкой!.. И так чрезмерно строгая к Зубовым жизнь вдруг совершенно озлобилась и обрушила на них свои жестокие кары, и выбрала она в этой очень доступной мишени самое уязвимое место. Единственный сын, шестнадцатилетний Вовка, был покалечен прошлым летом в колхозе, где он вместе с группой из техникума отрабатывал «трудовой семестр». Пьяный шофер, перевозил ребятишек с поля и опрокинул грузовик в буерак. Двое погибли, у других – переломы, ушибы.
Три дня Вовка был без сознания. При выписке врачи обнадежили – обойдется: организм молодой, переборет. Не обошлось… Месяц назад Зубова встретила заплаканная жена: Вовка пропал!
– Как пропал?! – спросил он сорвавшимся голосом.
– Утром ушел в техникум и – пропал! – доносилось сквозь слезы. – Бегала в техникум, к ребятам из группы. Никто не знает. Вовик на занятиях не был.
Супруги заметались по улицам в поисках исправного телефона. Нашли, дозвонились до справочной, и Зубов торопливо записывал телефоны больниц экстренной помощи, райотделов милиции, морга…
Ответы ждали с тревогой, боялись услышать худшее, но неизвестность была не легче, а она оставалась – отвечали только одно: не знаем, не поступал, сведений не имеем. В милиции заявления на розыск не приняли, говорят, потерпите, найдется – возраст такой…
Опустошенные супруги, где-то к полуночи вернулись домой. Следующий день был заполнен такими же бесплодными поисками, и только вечером, когда Зубовы, не зажигая свет, молча сидели на кухне, им была протянута новая путеводная нить. К ним пришла соседка, врач поликлиники.
– А во ВТИ вы не узнавали? – спросила она, и, видя, что супруги растерянно переглядываются, разъяснила. – Это клиника с нейрохирургическим отделением… У вашего сына ведь была черепно-мозговая травма… Позвоните…
Телефона клиники соседка не знала, но окрыленные Зубовы уже не считали это препятствием. Опять розыски исправного автомата, опять справочная, и, наконец, продолжительные гудки заветного номера. Иван Васильевич то и дело вытирал платком потеющий лоб, рука с трубкой нервно подергивалась…
– Зубов?.. – переспросил далекий и спокойно-медлительный голос. – Владимир?.. Да, поступал… Вторая палата. Состояние удовлетворительное, температура…
– Скажите, а как к вам добраться?
Трубка обстоятельно объяснила. «Но сегодня нельзя. Поздно уже. Больные все спят. Приходите завтра. После обхода».
– Подождите!.. – разволновался отец. – А что с ним?
– Пока все нормально, не беспокойтесь. Завтра, пожалуйста, приходите…
Утром первым трамваем Зубовы поехали в клинику. Медперсонала не было видно, и они попросили курившего возле двери больного вызвать к ним сына.
Заспанный, в болтающейся пижаме он появился в конце коридора и зашагал к родителям, недоуменно посматривая то на их посеревшие лица, то на пустые руки.
– Поесть хоть чиво-нибудь принесли? – обиженно протянул он баском. – Всю дорогу есть хочется…
– Ты как попал-то сюда, сынок? – зацеловав лохматую голову, спросила мать.
Вовка рассказал, что позавчера, когда он шел в техникум, ему стало плохо: закружилась голова, затошнило, и он пошел в студенческую поликлинику. Оттуда его привезли в эту больницу.
– А чего ты не позвонил? Ни мне, ни к папе?..
– Мне вставать не велели. Я сестру попросил, она сказала, что сообщит… Я тоже жду. Думаю, чего не идете?..
– Негодяи! – застонал Зубов. – Какие сво…
– Не надо, Ваня, – остановила его жена. – Все уже хорошо, не надо…
Через неделю Вовку выписывают, а вчера его лечащий врач сказал: чтобы приступы не повторялись, нужно лечение закрепить. Лучше всего, вывезти сына к морю, хотя бы на месяц.
Эта проблема поставила чету Зубовых в тупик: они вдруг увидели себя как бы со стороны, и здесь оказалось, что они, два высокообразованных специалиста, отслужив на государственной службе больше пятнадцати лет, не имеют средств, чтобы вот так взять и поехать с сыном на море. При всей их непритязательности, им зарплаты хватало только от одной и до следующей, что-то отложить от нее они не могли. Да особенно и не печалились: хватает, не голодаем, и – ладно. Живем не хуже других.
Но возникшая проблема многое перевернула в голове Ивана Васильевича, и он растерялся. Он впал в состояние человека, получившего крепкий удар обухом по голове. Жена его, тоже растерянная, пробовала все-таки рассуждать:
– Возьму отпуск… Напишу заявление на помощь… Может быть, шубу продать?..
– Да ты что?! Шубу! – воскликнул Иван Васильевич, вспомнив, как эта шуба давалась, и что она значила для жены.
Он произнес с горечью: «А ведь мы – нищие!.. Современный вариант нищих людей!»
Ночь Зубов провел в тяжких раздумьях, и сегодня мрачные мысли продолжали раскалывать его воспаленную голову.
– Внимание, товарищи! – громко произнес Хиврин, опять вошедший в отдел. – А где все? – прервал он себя, увидев лишь несколько настороженных голов. – Света, быстренько собери всех!
Молодая женщина выпорхнула из комнаты, и вскоре в нее, ежась под строгим взглядом начальника, вернулись ушедшие.
– Прошу внимания! – опять повысил он голос. – Только что нас собирал у себя Кузин… Ну, новый наш зам по науке… Опять разнарядка райкома, товарищи. Сейчас – холодильники. От нас – пять человек…
Прошелестел шепоток недовольства. Направления конструкторов на работу, требующую нулевой квалификации, становились в «Авангарде» нормой. Люди с высшим образованием, нередко, с ученой степенью месяцами сортировали овощи на каких-нибудь базах, пропалывали заросшие сорняками поля, выхаживали новорожденных ягнят, грузили и разгружали вагоны… Несуразным было и то, что отправлением высококвалифицированных специалистов на черновую работу, занимался заместитель директора по научной работе, и делал он это с откровенным усердием.
Еще недавно Кузин был директором рыбного районного комбината. Там он крупно проштрафился, но, успев обрасти нужными связями, практически не пострадал: его покровители просто пересадили в другое кресло. Вакантным тогда оказалось кресло зама в «Авангарде».
Ходили слухи, что директор, убедившись в туманном представлении нового своего заместителя о сути научной и конструкторской работы, предложил ему заниматься только хозяйственными делами, на что тот сразу же согласился.
После небольшой паузы Хиврин продолжил:
– От нас – пять мужиков.
Женщины облегченно вздохнули, мужчины засопели угрюмо.
– Ну, молодежь – это само собой. – Хиврин нарочито бодро назвал фамилии трех вчерашних выпускников института. – Так… Еще Семенов пойдет: он у нас после отпуска… Ты тоже, Иван Васильевич, в списке… Я отстаивал, как умел: сын, мол, в больнице, возраст уже… Ничего не выходит… Как ты?..
– Никак! – с желчью ответил Зубов.
– Мне велели объявить коллективу и позвонить…
– Вот и звони!.. Скажи, что Зубов отказывается, что он никуда не пойдет!
В комнате стало тихо: это был вызов, такого здесь еще не случалось. Ждали реакции начальника.
Хиврин смолчал. Минут пять он сидел, копался в бумагах, потом вздохнул, хмуро посмотрел в сторону Зубова и вышел.
До обеда никто не работал, обсуждали поступившую разнарядку и свою разнесчастную, в этом плане, инженерную жизнь.
В три часа Зубова вызвал к себе зам по науке. Сообщение об этом принесла Анжелика, случайно заходившая в канцелярию.
– Держись там, не зарывайся, – шепнула она.
– Правильно ли мне сказал Хиврин, что вы не хотите на холодильник? – вкрадчиво спросил Кузин, едва Иван Васильевич появился в его кабинете. – Отказываетесь выполнять решение руководящих органов. Отказываетесь оказывать помощь трудовому народу?
– Не могу я, – глухо ответил Зубов на этот высокопарный трезвон.
– Не понял!!!
– Не могу, говорю…
– Или – не хочу?!.. Вы противопоставляете себя коллективу?..
Кузин встал и продолжил свою высокопарную речь о чувстве гражданского долга, о необходимости поступаться личными интересами во имя общественных.
– Не могу я, – упрямо повторил Зубов. – Не могу по состоянию здоровья…
– А что у вас со здоровьем? – усмехается Кузин. – По виду не скажешь, что больны…
Зубов молча пожимает плечами.
– У вас что, освобождение есть от работы?
– От физической – да!
Здесь Иван Васильевич соврал.
– Покажите…
– А почему я вам обязан показывать?! – спросил с вызовом Зубов.
– А почему я обязан вам верить?! – наседал Кузин.
– Это уж как вы хотите… Даже врачи хранят тайну болезни, а я справками буду размахивать… Я-то думал, что меня вызвали по работе. По нашей работе… По той же науке…
И в словах, и в усмешке Зубова сквозил обжигающий яд. Он высказался и на миг почувствовал облегчение. Но только на миг. Его оппонент тут же вернул ему этот укол с такой же ядовитой приправой:
– Это с вами-то – про науку?!.. В общем так: или справку на стол, или – марш вместе со всеми на холодильник!.. Без рассуждений!..
– А не пошел бы ты сам?! – вспылил Иван Васильевич и вышел из кабинета.
Не заходя в свой отдел, он вышел на улицу, с минуту постоял у подъезда, потом что-то пробормотал, махнул рукой и зашагал прочь.
Он шел отрешенно по городским улицам, не замечая прохожих, не видя цвета светофоров, не слыша сирен возмущенных водителей. На какой-то улице ремонтировали фасад здания, и Зубов, обходя ограждение, шагнул с тротуара и едва не попал под колеса вильнувшей в сторону «Волги».
Машина, прокатившись еще немного вперед, встала. Через правую дверцу из нее выскочил небольшой черноголовый мужчина и в возбуждении ждал медленно шагавшего Зубова. Но вдруг его сердито сведенные брови расправились. Недоумение, удивление, приветливая улыбка чередой скользнули по смуглому лицу.
– Вано?!.. Ты ли, мой дорогой?!..
Зубов узнал своего школьного приятеля Ирбека Асланова и тоже улыбнулся. Улыбка получилась кислой, вымученной.
После школы приятели не встречались. Зубов поступил в местный технический вуз, а Ирбек уехал учиться в Москву и, по доходившим до Зубова слухам, закончил в МГУ факультет журналистики и дослужился до собственного корреспондента одной из центральных газет.
Ирбек внимательно всматривался в лицо Зубова. «Давай-ка, садись в машину!» – скомандовал он. И подождав, пока тот послушно пролез в заднюю дверцу, сел сам и, обернувшись назад, серьезно спросил: «Что случилось?.. Рассказывай!»
И Зубов раскис, в подробностях выложил всю свою горечь.
Ирбек слушал внимательно и задумчиво покачивал головой.
– Ты у кого работаешь? – спросил он, когда Зубов выговорился.
– В «Авангарде». В Производственно-техническом центре.
– У Сергея, что ли?.. Шандалова?..
– Там…
– Давай-ка назад! – взглянув на часы, бросил Асланов шоферу.
Минут через пять они остановились в центре большого, на весь квартал, пятиэтажного здания, подъезды которого украшали строгие вывески.
– Ты посиди пока здесь, – сказал Ирбек Зубову. – Потом мы подбросим тебя… Да, кстати, а жена твоя где?.. Работает, я имею в виду?..
– На судоремонтном. Инженером по информации.
– Она на твоей фамилии?
– Да, на моей.
Асланов захлопнул дверцу машины и вошел в здание. Зубов опустил на грудь подбородок и полузакрыл глаза. На вопрос шофера, потянувшегося к приемнику: «Не помешает?», он не ответил.
Рабочий день заканчивался. Улица стала оживленнее. Двери здания, куда ушел Асланов, беспрерывно были в движении. Многих, выходящих из них, ожидали машины. Потом оживление стихло.
Асланов появился после семи.
– Ну-с, – сказал он и подмигнул Зубову. – Теперь – полный порядок! Не унывай! Обо всем, считай, что договорились!.. Жене дадут курсовку, отправишь ее с сыном лечиться. В Сочи согласен?..
– Ты это серьезно?!..
– Серьезно. Очень даже серьезно… Поехали. – Асланов хлопнул шофера по плечу.
– Ты кто же теперь?.. Волшебник?.. Сказочный принц?..
Ошеломленный этим известием Зубов, не знал, как ему реагировать. Он все еще воспринимал Ирбека, как в детстве, – приятелем. Но детство их давно уже кончилось.
– Почему обязательно принц? – засмеялся Асланов. – Помогать же надо друг другу, если возможности есть…
– Ну, знаешь!.. – Зубов никак не мог поверить в реальность. – Мне-то теперь как?.. Что надо делать?..
– А ничего, – немного по-барски ответил Ирбек. – Если надо, что будет – скажут… Куда тебя?..
– Да доберусь я. Спасибо…
– Ладно, ладно. Сиди. Говори, куда ехать…
– Вторая Литейная.
– Это где же такая?.. Ты, кажется, жил у базара?
– Да. Снесли там. Теперь – в благоустроенной, вот. Это недалеко от судоремонтного…
Машина долго петляла по ухабистым улочкам среди ветхих, кое-где по окна вросших в землю деревянных строений, и встала наконец у подъезда крупнопанельного дома, который выглядел здесь великаном. Справа, по фронту, расчищалась площадка для второго такого же великана.
– Зайдем? – предложил Зубов, стесняясь заранее убогости своего жилища.
Асланов, кажется, понял его состояние.
– Извини, Вано! Некогда сейчас, честное слово! Следующий раз – обязательно!.. Я сам тебя разыщу… Извини…
Когда машина Асланова завернула за угол, Зубов спохватился: ведь он даже не знает, как ему связаться с Ирбеком. Он не спросил ни о том, где сейчас тот работает, ни номер его телефона. Немного успокоила фраза: «Я сам тебя разыщу».
Иван Васильевич не сказал жене ни о неприятностях на работе, ни о встрече со школьным приятелем. Радостное возбуждение, возникшее от слов Асланова, стало вытесняться сомнением: уж больно все гладко выходит.
Наутро Зубов опять почти не работал, сосредоточиться над чертежом мешали мысли о встрече с Аслановым, он анализировал эту встречу, и склонен был уже допустить возможность исполнения его обещаний. Ирбек, как говорится, при власти, подвел он итоги раздумий, а они там, на верху, многое могут. Его настроение заметно улучшилось, рука потянулась к карандашу, но тут он перехватил встревоженный взгляд Анжелики и вспомнил о другом, о разговоре с заместителем директора по научной работе.
Про его конфликт с Кузиным уже многие знали и ждали показательной расправы над человеком, посмевшим не подчиниться указаниям начальства. По-другому и быть не должно, рассуждали в коридорах любители сплетен, у руководства теперь только один вариант – репрессия. Врежут так, что другие почешутся, иначе беда: приказом, ведь, никого не пошлешь на этот же холодильник, потому что нельзя: – нарушение КЗОТа, а посылать надо – сверху велят. Что начальству в этом случае делать? Убеждать? Призывать к сознательности? Смешно! Надо же тогда объяснять, почему происходит такое: почему на базах гниют овощные завалы, почему не хватает рабочих на предприятиях, и почему в рабочее время толпы здоровенных мужчин и вполне способных трудиться физически женщин часами простаивают у винных, продовольственных и других магазинов. А чем объяснить? Головотяпством? Других причин нет.
И, действительно, убеждения давно уже вытеснил явный нажим: ты нас сейчас не понимаешь, мы тебя тоже не поймем в свое время, совсем оглохнем к твоим проблемам!
Люди, если не удавалось раздобыть медицинские справки, вздыхали, охали, но отправлялись туда, куда скажут. И вдруг откровенный бунт!
– Сожрут теперь Зубова, – сказал экономист планового отдела, приходивший курить к конструкторам. – Подловят на чем-нибудь, и – сожрут!
Зубов не слышал этих суждений, но понимал, что так просто его не оставят. Каждую минуту он ждал вызова: в партком ли, хотя он был беспартийным, к директору… Но его не вызывали. При мстительном характере Кузина и сложной ситуацией с направлением конструкторов на черновую работу это казалось чуть ли не чудом.
И чудеса продолжались.
Дома жена возбужденно рассказала Ивану Васильевичу, как ее пригласили в профком и предложили курсовку в Сочи.
– Можно бы, говорят, и путевку, но вы же поедите с сыном. С сыном, говорят, по курсовке удобнее: можете с ним в пансионате устроиться! Ты чувствуешь, Ваня, какая забота!.. И материальную помощь дают!..
– С какого числа? – спросил машинально Зубов.
– Кто? Что?.. Курсовка?.. С восьмого… Через десять дней надо ехать… А дел-то, дел-то еще!.. – ужасалась она, но было понятно, что предстоящие хлопоты для нее – удовольствие. – С билетами, говорят, сейчас трудно. Чем ехать-то, а?..
– Самолетом, наверно, – задумчиво ответил Иван Васильевич.
Он пока не стал раскрывать подоплеку истории с выделением курсовки.
В девять часов Зубова позвали к директору.
– Началось, – вздохнул кто-то из женщин в отделе.
Спускаясь на административный этаж, Зубов продумывал свое поведение в предстоящем разговоре с директором, которого он и уважал, и побаивался. Обострять отношение с ним не хотелось, да и глупо это – директор, он и есть директор. «Черт с ними! Соглашусь. Теперь можно!» – принял решение Зубов, и под сочувственным взглядом секретарши потянул на себя массивную дверь кабинета директора.
– Вызывали, Сергей Николаевич? – робко произнес он, остановившись у входа.
– Проходи сюда, – показал на кресло Шандалов. – Садись… Как же так получается, – спросил он после тягостной паузы, – работник мой, а о его проблемах я узнаю со стороны?..
Зубов молчал, не зная как реагировать на такое вступление, но, не заметив признаков гнева, понял, что разноса может не быть.
– Ты давно знаешь Асланова? – спросил директор, пытливо наблюдая за лицом подчиненного.
– Давно. В школе вместе учились. В одном классе.
– Понятно… Звонил он. Советует к тебе присмотреться… Но об этом попозже… Что у тебя с сыном?..
Зубов, стараясь быть кратким, рассказал о болезни Вовки и о рекомендациях врача.
– В Сочи, говоришь, надо… Да, дети должны быть здоровыми… Вот что: дадим-ка тебе командировку! Поедешь и отвезешь!..
– Какую командировку? – не понял Иван Васильевич. – В Сочи?!..
– Прямо в Сочи, пожалуй, нельзя. Нет у нас там ничего подходящего к нашему профилю. Поедешь в Ростов! – подумав, решил Шандалов. – Это почти рядом от Сочи. Дорога обойдется дешевле. Да и материальную помощь немного окажем. Как, тебе подходит такое?..
Увидев, что Зубов вконец растерялся и ничего путного сейчас он не скажет, Шандалов повернулся к селектору и велел вызвать к нему начальника конструкторского отдела.
Через пару минут запыхавшийся Хиврин был в кабинете. Он встревоженно смотрел на директора и в тоже время косился на Зубова, стараясь сориентироваться в обстановке.
– Вот что, – сказал Шандалов ему. – Появилась необходимость помочь Зубову. Готовь его в командировку. В Ростов. Дней этак на десять… Думаю, хватит.
– К кому в Ростове?.. По какому вопросу?..
– Это вы сами продумайте. Он, – директор кивнул на Зубова, – расскажет…
– Ясно, – вымолвил Хиврин.
– А если ясно, так действуйте.
Зубов, за ним начальник отдела вышли из кабинета.
– Пойдем-ка в актовый зал, – предложил Хиврин. – В отделе об этом не потолкуешь.
Зубов рассказал только о беседе с директором, и на уточняющие вопросы своего непосредственного начальника, не понимавшего такого поворота, сам довольно искренне изображал недоумение.
Деловой аспект командировки они отработали быстро.
– Когда выезжать надо?
Зубов назвал дату. С непроницаемыми лицами начальник и он по одному появились в отделе.
На другой день Хиврин вновь позвал Зубова в актовый зал.
– У меня ночью возникла идейка, – заявил он. – Раз командировка липовая, то выжать из нее надо все. Я бы, например, сделал так.
И он изложил план, следуя которому Зубов не только экономил личные деньги, но мог и сам несколько дней провести с семьей на курорте.
– Тебе надо ехать, – втолковывал Хиврин, – поездом до Волгограда. Оттуда идут поезда и на Ростов, и на Сочи. Понял?
– Не совсем…
– Слушай сюда!.. Ты берешь билет не сразу до Сочи, а только до Волгограда. Это ничего: от нас до Сочи все равно прямого поезда нет. В Волгограде у тебя пересадка. Между поездами смотаешься вот в это КБ, – Хиврин протянул Зубову бумажку с адресом. – Там у меня дружок работает. Он тебе командировку отметит, я ему черкану.
– Зачем это?..
– Я ж тебе говорю, – загорячился Хиврин, досадуя на тупость Зубова. – Ты отмечаешь дня три-четыре будто ты в Волгограде, решаешь там что-то, а на самом деле – на поезд и – в Сочи! Загорай там, купайся. Через три дня едешь в Ростов, встречаешь поезд из Волгограда, берешь за рупь у проводника чей-то билет, можно даже СВ, и все шито-крыто! Будто ты в Сочи и не был! Заячий скок, называют охотники… И дорога дешевле, и семью через Ростов не тащить. Командировку тебе сделаем сразу в два города: Волгоград и Ростов. По обмену опытом… Только молчок, конечно, об этом.
Зубов заулыбался и согласно кивнул: теперь дошло, понял. Ему, неискушенному в махинациях, идея Хиврина показалась сверхгениальной.
Через пять дней счастливая семья катилась в уютном вагоне Волгоградского поезда, а еще через десять Зубов был снова за чертежным станком. Он выглядел отдохнувшим и свежим, лицо загорело, кожа на покрасневшем носу слегка шелушилась.
– Ну, как съездил?.. Рассказывай! – нетерпеливо спрашивал Хиврин, опять вытянув Зубова в зал их тайных сношений.
– Отлично! Все прошло, как по нотам… Немного, правда, заминки были: с билетами в Волгограде, и с этим… Друг твой в КБ уже не работает. Перевелся на тракторный.
– И как же ты?..
– Я сказал там, в приемной девчушке: езжу, вот, как толкач, снабженец. Поняла, отметила командировку. А дальше все, как по маслу!.. И жена хорошо устроилась с сыном, и сам я два дня повалялся на пляже… В общем, с меня причитается…
– Молодец – сказал Хиврин, выяснив все нюансы поездки. – Теперь впрягайся в работу. С новыми, так сказать, силами.
– Молодец! – похвалил и директор, просматривая командировочные документы, принесенные Зубовым. – Сам шайтан теперь ничего не докажет. Ловко ты с Волгоградом придумал! Как ты их там обхитрил?..
– Сказал, что по снабжению приехал.
– Молодец! – повторил директор и утвердил отчет. Потом, протягивая Зубову бумаги, лукаво спросил, – С Ирбеком Константиновичем уже встречался? Рассказывал?..
И поняв по растерянному виду Зубова, что тот даже не подумал об этом, Шандалов усмехнулся:
– Ну, ничего, ничего. Я сам ему доложу.
Зубову вдруг стало жарко. Лоб его покрылся испариной, в голове затрепыхалась паникерская мысль: «Каким же неблагодарным и мелкотравчатым я выгляжу в его представлении?». Он неловко принял утвержденные документы, неловко повернулся и, опустив глаза, поспешно вышел из кабинета.