Общим для всей послепленной иудейской литературы является возвышение второго по старшинству в пантеоне божества, в результате чего межзаветный иудаизм приобретает явные черты двоебожия.
Вера послепленных иудеев в двоицу верховных богов восходит к Еврейской Библии. На её страницах мы неоднократно встречаем божеств, обычно именуемых выражением «посланец Яхве» (mal’aḵ yhwh), которые занимают в пантеоне второе место после Яхве и зачастую с ним сливаются.
Повествование Книги Исход о призвании Моисея начинается с того, что «явился посланец Яхве ему (т. е. Моисею) в пламени огня из среды куста» (Исх. 3, 2), однако далее речь идёт уже о самом боге: «и увидел Яхве, что он свернул, чтобы посмотреть, и воззвал к нему бог (’elohim) из среды куста» (Исх. 3, 4).
В рассказе Книги Судей о предсказании рождения Самсона, когда к жене Маноя является «посланец Яхве» (Суд. 13, 3), она сообщает мужу, что «человек божий (’iš ha-’elohim) приходил ко мне, которого вид, как вид посланца божьего (mal’aḵ ha-’elohim), весьма ужасный (nora’ mə’od)» (Суд. 13, 6). Маной молится Яхве, чтобы к нему с женой вновь пришёл «человек божий» (’iš ha-’elohim) (Суд. 13, 8). В ответ на эту просьбу к жене Маноя приходит «посланец божий» (mal’aḵ ha’elohim) (Суд. 13, 9), который вновь именуется «человеком» (’iš) (Суд. 13, 10—11), а затем «посланцем Яхве» (Суд. 13, 13, 15—18). Маной, не понимающий, кто перед ним, спрашивает о его имени и слышит в ответ, что это имя «чудно» (peli) (Суд. 13, 18). Посланец отказывается есть приготовленного для него козлёнка, но заявляет Маною, что тот может совершить всесожжение Яхве (Суд. 13, 15—16).
Маной возносит козлёнка и хлебное приношение в жертву Яхве. Только благодаря совершаемому посланцем при этом чуду Маной и его жена понимают, что их посетило божество: «Когда пламя поднималось от жертвенника к небу, поднялся посланец Яхве в пламени жертвенника… Тогда Маной узнал, что это посланец Яхве. И сказал Маной жене своей: Смертью мы умрём, ибо видели мы бога (’elohim). Жена его сказала ему: Если бы Яхве хотел умертвить нас, то не принял бы от рук наших всесожжения и хлебного приношения» (Суд. 13, 20—23).
В рассказе той же Книги Судей о призвании посланцем Яхве Гедеона на войну против мадианитян первоначально сообщается, что «пришёл посланец Яхве и сел в Офре под дубом» (Суд. 6, 11) и «явился ему (т. е. Гедеону) посланец Яхве» (Суд. 6, 12), но далее при описании разговора с Гедеоном говорится, что «повернулся к нему Яхве» (Суд. 6, 14) и «сказал ему Яхве» (Суд. 6, 16). Однако глаза Гедеона на то, кем на самом деле является его гость, окончательно открывает лишь совершённое последним чудо: «И простёр посланец Яхве конец жезла, который был в руке его, прикоснулся к мясу и опреснокам; и поднялся огонь из камня и поел мясо и опресноки; и посланец Яхве скрылся от глаз его. И увидел Гедеон, что это посланец Яхве, и сказал Гедеон: Увы мне, господин мой Яхве (’adonay yhwh)! потому что я видел посланца Яхве лицом к лицу (panim ’el-panim). И сказал ему Яхве: Мир тебе, не бойся, не умрёшь» (Суд. 6, 21—23).
Из последних двух рассказов следует, что «посланец Яхве» является божеством, но при этом имеет вид человека. То же касается лица, с которым при осаде Иерихона встречается Иисус Навин: «Иисус, находясь близ Иерихона, взглянул, и видит, и вот, стоит перед ним человек (’iš), и меч его обнажённый в руке его. Иисус подошёл к нему и сказал ему: Наш ли ты, или из неприятелей наших? Он сказал: Нет, я – князь воинства Яхве (śar ṣəḇa’ yhwh; Септ.: ἀρχιστράτηγος δυνάμεως Κυρίου; цсл.: архистратигъ силы господни), теперь пришёл [сюда]. Иисус пал лицом своим на землю, и поклонился (wayyištaḥu), и сказал ему (Септ.: καὶ ᾿Ιησοῦς ἔπεσεν ἐπὶ πρόσωπον ἐπὶ τὴν γῆν καὶ εἶπεν αὐτῷ): Что господин мой (’adoni) скажет рабу своему? И сказал князь воинства Яхве Иисусу: Сними обувь твою с ног твоих, ибо место, на котором ты стоишь, святое. Иисус так и сделал» (Нав. 5, 13—15).
Божественность собеседника Иисуса Навина подчёркивается требованием разуться перед ним, почти дословно повторяющим требование Яхве к Моисею на Синае: «сними обувь твою с ног твоих, ибо место, на котором ты стоишь, земля святая» (Исх. 3, 5). Иисус «поклоняется» (wayyištaḥu) ему, что может означать поклонение богу (возможно, именно по этой причине данное слово опущено в Септуагинте). Князь воинства Яхве имеет «меч его обнажённый в руке его» (wəḥarbo šəlup̄a bəyado). Точно такой же фразой характеризуется «посланец Яхве» в рассказе Книги Судей о пророке Валааме.
Когда послы царя Моава Валака приходят к Валааму с просьбой проклясть Израиля, тот оставляет их на ночь, чтобы узнать, что ему «скажет Яхве» (Числ. 22, 19). Ночью «пришёл к Валааму бог (’elohim)» (Числ. 22, 20) и приказал идти с послами Валака, но говорить только то, что он ему сам скажет. Утром, когда Валаам отправился в путь верхом на ослице, «воспылал гнев бога (’elohim) за то, что он пошёл, и встал посланец Яхве на дороге противником ему (ləśaṭan lo) (Септ.: καὶ ἀνέστη ὁ ἄγγελος τοῦ θεοῦ διαβαλεῖν αὐτόν). Он ехал на ослице своей, и с ним двое слуг его. И увидела ослица посланца Яхве, стоящего на дороге, и меч его обнажённый в руке его…» (Числ. 22, 22—23).
После того, как ослица несколько раз отказывается ехать вперёд, потому что путь ей преграждает посланец Яхве, «открыл Яхве глаза Валааму, и увидел он посланца Яхве, стоящего на дороге, и меч его обнажённый в руке его, и преклонился, и поклонился (wayyištaḥu) на лицо своё (Септ.: καὶ κύψας προσεκύνησε τῷ προσώπῳ αὐτοῦ)» (Числ. 22, 31). «И сказал ему посланец Яхве: За что ты бил ослицу твою вот уже три раза? Вот, я вышел противником (ləśaṭan) (Септ: ἐγὼ ἐξῆλθον εἰς διαβολήν σου), потому что путь [твой] зол передо мною» (Числ. 22, 32). В ответ на оправдания прорицателя «сказал посланец Яхве Валааму: Пойди с людьми сими, только говори то, что я буду говорить тебе» (Числ. 22, 35). Валаку Валаам заявляет: «что вложит бог (’elohim) в уста мои, то и буду говорить» (Числ. 22, 38).
На протяжении этого повествования «посланца Яхве», выступающего по отношению к Валааму в роли противника («сатаны»), трудно отличить от самого Яхве. Валаам поклоняется (wayyištaḥu) ему, как Иисус Навин поклоняется князю воинства Яхве, и в данном случае Септуагинта передаёт это действие при помощи глагола προσκυνέω, могущего означать поклонение божеству.
В ряде эпизодов Еврейская Библия отождествляет посланца Яхве с его именем или ликом, как то в рассказе об Исходе: «Вот, я посылаю посланца (mal’aḵ) перед тобою (т. е. Израилем) хранить тебя на пути и ввести тебя в то место, которое я приготовил. Блюди себя перед лицом его и слушай голоса его; не упорствуй против него, потому что он не простит греха вашего, ибо имя моё в нём (ki šəmi bəqirbo). Если ты будешь слушать голоса его и исполнять всё, что скажу, то врагом буду врагов твоих и противником противников твоих» (Исх. 23, 20—23). Здесь посланец, в котором пребывает имя Яхве, имеет право прощать или не прощать грехи (важная божественная прерогатива). Местами их образы сливаются до полной неразличимости: «И поднялся посланец Яхве из Галгала в Бохим и сказал [израильтянам]: Я вывел вас из Египта и ввёл вас в землю, о которой клялся дать отцам вашим…» (Суд. 2, 1).
Говоря с Моисеем, Яхве обещает ему, что «лик мой пойдёт» (panay yeleḵu) с израильтянами в Ханаан (Исх. 33, 14), на что Моисей отвечает: «Если не пойдёт твой лик (paneḵa holəḵim) с нами, то и не выводи нас отсюда, ибо по чему узнать, что я и народ твой обрели благоволение в очах твоих? не по тому ли, что ты пойдёшь (bəleḵteḵa) с нами?» (Исх. 33, 15—16), из чего следует тождество Яхве и его лика. Третье-Исайя утверждает, что на пути евреев в Ханаан «ангел лика его (т. е. Яхве) спасал их» (mal’aḵ panaw hoši‘am) (Ис. 63, 9)31.
В межзаветной иудейской литературе младший член божественной двоицы наследует ряд титулов библейского «посланца Яхве», включая титулы «архистратига», «имени» и «лика».
Из всех текстов Еврейской Библии идею двоебожия наиболее ярко выражает вторая часть Книги пророка Даниила (гл. 7—12). Парадоксальным образом она также провозглашает дитеизм более радикально, чем любые из внебиблейских сочинений межзаветного иудаизма.
Старший член божественной диархии вводится в сцене суда: «…Поставлены были престолы (karśawan), и воссел Ветхий днями («attiq yomin); одеяние на нём было бело, как снег, и волосы главы его – как чистая овечья шерсть; престол его – пламя огня, колёса его – пылающий огонь. Огненная река выходила и исходила перед ним; тысячи тысяч служили ему и тьмы тем стояли перед ним; суд сел, и раскрылись книги» (Дан. 7, 9—10).
После того, как Совет богов во главе с Ветхим днями осуждает четырёх зверей, символизирующих Вавилон, Мидию, Персию и Грецию, появляется младший член божественной диархии: «…На облаках небесных пришёл («im «anane šəmayya… ’ate hawa) подобный Сыну человеческому (kəḇar ’enaš), дошёл до Ветхого днями и подведён был к нему. И ему дана власть, слава и царство, чтобы все народы, племена и языки служили (yip̄ləḥun) ему; владычество его – владычество вечное, которое не прейдёт, и царство его – которое не разрушится» (Дан. 7, 13—14).
О божественности «подобного Сыну человеческому» свидетельствует уже его передвижение по облакам. Во всех прочих случаях в Еврейской Библии оно является привилегией Яхве (а в угаритских текстах – Ваала). В силу того, что ему служат «все народы, племена и языки», он наделён верховной властью также и над покровительствующими им божествами, или «князьями», в совокупности образующими Воинство небесное. Таким образом, он является тем самым «Князем Воинства» и «Князем князей», на которого восстаёт «малый рог» козла из второго видения Даниила (т. е. Антиох Епифан): « [Рог] возвысился до Воинства небесного (ṣəḇa’ haššamayim), и скинул на землю часть сего Воинства и звёзд, и попрал их, и до Князя Воинства (śar haṣṣaḇa’) возвысился» (Дан. 8, 10—11); « [Греческий царь] погубит многих, и против Князя князей (śar śarim) встанет, но будет сокрушён…» (Дан. 8, 25).
Сопоставление Дан. 8, 10—11 и Дан. 8, 25 с Дан. 11, 36 показывает, что в последнем тексте «Богом богов» именуется то же самое лицо, что вполне естественно, поскольку в Книге пророка Даниила «князьями» именуются именно божества: «И будет поступать царь тот (т. е. Антиох Епифан) по своему произволу, и вознесётся и возвысится выше всякого бога (kol ’el), и о Боге богов (’el ’elim) станет говорить чудное (nip̄la’ot), и будет иметь успех, доколе не совершится гнев…» (Дан. 11, 36).
То же самое лицо также именуется «Вышним» (арам. «elyonin – формально мн. ч.). «Святые Вышнего» (qaddiše «elyonin) или «народ святых Вышнего» («am qaddiše «elyonin) – это Воинство небесное, о борьбе с которым «младшего рога» говорится в Дан. 8, 10—11: « [Греческий царь] против Вышнего будет произносить слова и угнетать святых Вышнего, даже возмечтает изменить времена (zimnin) и закон (dat), и они преданы будут в руку его до времени и времён и полувремени» (Дан. 7, 25). Как и в Дан. 7, 12—14, суд богов отнимает власть у греческого царя и вручает её соправителю Ветхого днями: «Затем воссядут судьи и отнимут его власть… Царство же и власть и величие царств подо всем небом даны будут народу святых Вышнего, которого царство – царство вечное, и все властители будут служить и повиноваться ему» (Дан. 7, 25—27).
По-видимому, «муж (’iš) в льняной одежде», упоминаемый в Дан. 10, 5 и 12, 6—7, является тем же самым лицом. В Дан. 12, 6 он стоит над водами реки, а в Дан. 8, 16 Даниил слышит «от середины [реки] Улая голос человека (’adam)», т.е. его же. Его внешний вид описывается следующим образом: «Я поднял глаза мои, и увидел: вот, один муж (’iš ’eḥad), облечённый в льняную одежду, и чресла его опоясаны золотом из Уфаза. Тело его – как топаз, лицо его – как вид молнии, очи его – как горящие светильники, руки его и ноги его по виду – как блестящая медь, и голос речей его – как голос множества людей» (Дан. 10, 5—6).
Поражённый этим видом, Даниил впадает в состояние оцепенения (nirdam), характерное для встреч человека с божеством, из которого его выводит его собеседник: «Я онемел, но вот, подобный образом сынам человеческим (kidəmut bəne ’adam) коснулся уст моих, и я открыл уста мои и стал говорить… Тогда снова прикоснулся ко мне подобный видом человеку (kəmar’e ’adam) и укрепил меня» (Дан. 10, 15—18). Таким образом, явившийся Даниилу персонаж именуется «мужем» (’iš), «человеком» (’adam), «подобным образом сынам человеческим» (kidəmut bəne ’adam) и «подобным видом человеку» (kəmar’e ’adam). В Дан. 7, 17 младший соправитель Ветхого днями представляется читателю «подобным Сыну человеческому» (kəḇar ’enaš).
Во время своего второго видения Даниил сообщает, что «услышал я от середины Улая голос человека (’adam), который воззвал и сказал: „Гавриил! объясни ему это видение!“» (Дан. 8, 15—16). Отсюда следует, что «муж в льняной одежде» имеет право приказывать Гавриилу, который, по всей видимости (хотя прямо это в тексте и не говорится), является одним из «главных князей».
Кроме того, этот «муж» ведёт войну против «князей» (т.е. божеств) других народов в союзе с князем еврейского народа Михаилом: «…Князь (śar) царства Персидского стоял против меня двадцать один день, но вот, Михаил, один из первых князей, пришёл помочь мне, и я остался там при царях Персидских» (Дан. 10, 13); «Теперь я возвращусь, чтобы воевать с князем Персии, а когда я выйду, то вот, придёт князь Греции… И нет никого, кто поддерживал бы меня против них, кроме Михаила, князя вашего. Я же с первого года Дария Мидянина встал, чтобы быть ему поддержкою и подкреплением» (Дан. 10, 20—21; 11, 1). Право давать приказы Гавриилу и ведение вместе с Михаилом войны против князей враждебных народов указывают на высокое положение «мужа в льняной одежде» среди Воинства небесного, которое можно отождествить с положением «Князя Воинства» (Дан. 8, 10).
Заключительное откровение Даниилу предваряет сцена клятвы: «Тогда я, Даниил, посмотрел, и вот, стоят двое других, один на этом берегу реки, другой на том берегу реки. И один сказал мужу в льняной одежде, который стоял над водами реки: «когда будет конец этих чудес?» И слышал я, как муж в льняной одежде, который стоял над водами реки, подняв правую и левую руку к небу, клялся Живущим вечно (ḥe ha‘olam), что к концу времени и времён и половины и по совершенном низложении силы народа святого («am qodeš) всё это совершится» (Дан. 12, 5—7). Очевидно, что «Живущий вечно» – то же самое лицо, что и «Ветхий днями», и это лицо занимает более высокое положение, чем «муж в льняной одежде». Именно им этот «муж» был послан к Даниилу, чтобы разъяснить ему смысл его видений («Я послан к тебе ныне»: Дан. 10, 11). Таким образом, здесь мы вновь наблюдаем старшего и младшего членов божественной диархии.
Самую неожиданную подробность их отношений сообщает символическое описание насильственных действий Антиоха Епифана против Иерусалимского храма: « [Рог] возвысился до Воинства небесного (ṣəḇa’ haššamayim), и скинул на землю часть сего Воинства и звёзд, и попрал их, и до Князя Воинства (śar haṣṣaḇa’) возвысился, и отнята была у него ежедневная жертва (tamid), и низвергнуто было место святилища его (məḵon miqdašo). И Воинство (ṣaḇa’) было предано вместе с ежедневною жертвою за нечестие» (Дан. 8, 10—12). Отсюда следует вывод, что автор данных строк считал Иерусалимский храм святилищем «Князя Воинства» (который также был адресатом приносимой в этом храме ежедневной жертвы), а не «Ветхого днями», т.е. младшего, а не старшего члена божественной диархии.
Итак, вторая часть Книги пророка Даниила выражает дитеистское мировоззрение и описывает божественную Двоицу, которую составляют верховный бог («Ветхий днями», «Живущий вечно») и его младший соправитель («Подобный сыну человеческому», «Князь воинства», «Князь князей», «Бог богов», «Вышний»), которому посвящён культ Иерусалимского храма.
Рассмотрение темы двоебожия у Филона Александрийского, как и любой другой темы у этого автора, сталкивается с двумя существенными трудностями – во-первых, запутанностью и нередко противоречивостью его взглядов, во-вторых, слиянием в них религиозных иудейских воззрений с философскими греческими. По этой причине мы ограничимся лишь приведением отрывков из его сочинений, в которых дитеистские взгляды выражены наиболее ярко.
Возможно, самый показательный в этом смысле отрывок содержится в трактате Филона «Кто наследник божественного?». Здесь Слово с полной очевидностью является отдельной божественной личностью и никак не может быть истолковано как одно из свойств Бога: «Своему архангелу и старейшему Слову породивший всё Отец даровал исключительный дар – стоя на границе, отделять порождённое от Творца. Оно же есть вечный ходатай за страдающий смертный род перед Бессмертным и посол от Владыки к подчинённым. И оно радуется этому дару и, прославляя его, возглашает, говоря: „Я же стоял между Господом и между вами“ (Втор. 5, 5), не будучи ни непорождённым подобно Богу, ни порождённым подобно вам, но будучи средним между пределами, поручителем для обеих сторон…»32 (Quis rerum divinarum heres sit, 205—206). Слово в данном случае не есть ни Бог, ни творение, но занимает срединное положение между ними.
Филон неоднократно называет Слово старейшим или первородным Сыном Бога, например, в трактате «О смешении языков»: «И даже если достойный человек ещё не получил прозвание сына божьего, пусть стремится исполнять приказы первородного сына его, Слова, старшего из ангелов, как бы архангела, носящего множество имён: «Начало», «Имя Божие», «Слово», «Человек по образу» и «Зрящий», то есть «Израиль»33»34 (De confusione linguarum, 146) (перевод О. Л. Левинской).
В том же трактате Филон говорит о соучастии Слова в творении мира: «…Отец всего повелел взойти этому старшему своему Сыну, которого в другом месте назвал первородным, а тот, родившись, подражая путям Отца своего и взирая на первоначальные образцы его, образовал виды»35 (De confusione linguarum, 63) (перевод О. Л. Левинской).
Согласно трактату «О земледелии», при посредничестве Слова Бог управляет миром: «Ведь Бог, подобно пастырю и царю, управляет, как если бы они были паствой, землёй, водой, воздухом, огнём и всеми растениями и живыми существами, которые суть в них, как смертными, так и божественными, природой неба, вращениями солнца и луны, изменениями и упорядоченными движениями других звёзд согласно справедливости и закону, назначив для этого своё истинное Слово и первородного Сына, который получает заботу об этом священном стаде как наместник великого царя, ибо в некоем месте сказано: «Вот, Я посылаю пред тобою Ангела хранить тебя на пути» (Исх. 23, 20)»36 (De agricultura, 51).
Также при обсуждении творения Филон называет Слово «Вторым Богом» в трактате «Вопросы и ответы на Книгу Бытия», который сохранился в значительном объеме только в переводах на армянский и латинский, а на оригинальном греческом – только во фрагментах: «Почему он (т. е. Бог) говорит как будто бы о каком-то другом Боге, утверждая, что он сотворил человека по образу Бога, а не по своему собственному образу (Быт. 9, 6)? Полностью уместно и без какой-либо лжи было это изречение произнесено Богом, потому что никакая смертная вещь не могла быть сотворена по образу верховного Отца вселенной, но только по образу Второго Бога (δεύτερος θεός), который есть Слово вышнего Бытия» (Quaestiones et solutiones in Genesim, 2.62).