Основная тема этого поэтического сборника – судьба современной женщины (лирической героини), живущей в огромном мегаполисе. Сюжетная канва книги проста, но драматична: главная героиня проживает год в городе «обручённом с самим собой», всё больше ощущая его бездушие, холодность и отчужденность. Осознав, что сама становится частью его каменного монолита, героиня мучительно ищет выход. Пытаясь вернуть себе себя, она рвётся в горы к живому, природному началу и прощается со всем, что связано с её прежней жизнью: с мёртвым городом, несостоявшейся личной жизнью, примиряясь, наконец, со своими стихами, спасающими душу целительным истоком мирообразующей поэзии.
Излом
Новая книга Александры Ирбe – исповедь, голос женской души, её от-
чаяние и надежда найти гармонию в этом мире, в этой переломной эпохе, в
этом огромном городе, где рушатся мечты, где незаметно стирается и погиба-
ет в человеке человеческое, где некогда родная для поэта стихия стиха ощуща-
ется враждебной, не дающей возможности устроить личное счастье. Трагизм
ситуации обусловлен извечной женской жертвенностью во имя Любви и не
возможностью убить в себе творческое начало. Многоплановый конфликт раз-
ворачивается:
– между героиней и её возлюбленным, приводя к разладу с миром:
Он мне твердил: «Ты не гляди! Не надо!
В окно часами. Не красив закат!»
Но мне весь мир тогда казался адом.
Мир был построен мной из баррикад.
– между героиней и её стихами, приводя к противостоянию себе самой:
И я от них пыталась отбиваться,
от воинства неведомых стихов.
И верите?! Я стала их бояться,
как у подъезда пьяных мужиков.
– между любимым героини и её стихами, приводя к разрыву отношений:
Сражаться он пытался со стихами,
ругался с ними, плакал, ревновал!
Но всё они в момент решили сами:
он мне не нужен
и не важен стал.
И вот, казалось бы, из частного, личного опыта перед нами встаёт общая
социальная проблема – творчество и быт, – с до сих пор неразрешенными
вопросами: быть или не быть женщине в литературе? Возможно ли обрести
женское счастье, не изменяя своей творческой сути?
Смешно! Одна осталась со стихами.
Но кто бы знал, как мне дались стихи
с их хрупкими, чудными позвонками,
похожими на линии руки.
…………….
В который раз забвенье ли… Похмелье…
И ночи бесприютно глубоки…
Мои стихи не радость —
заключенье
в их тонкие и злые
позвонки!
Но именно стихи оставляют героине возможность возрождения, не дают по-
губить душу в бесчеловечном мегаполисе, где она уже научилась ходить смеясь,
«мимо тех, кто с протянутою рукой не от лени своей, от несчастья – в грязь».
Короткое название книги «Прощание» ёмко по заключённым в ней смыс-
лам – это и прощание с любимым, и с прежней собой, и с безумием города, и
с уходящей эпохой, отражённой в наивных глазах отца, с которой героине тоже
приходится прощаться, осознавая вину перед погибшими солдатами, по-насто-
ящему любившими родную землю и сейчас дающими ей спасительную надежду:
…………….
А я, ладони к древу прислоняя,
шепчу: «О , древо, древо, дай мне силы.
От черствости моей у той могилы
всей силою солдат спаси меня!»
Б.Н.Тарасов,
доктор филологических наук,
сопредседатель Правления Союза писателей России.
* * *
Смешно! Одна осталась со стихами.
Но кто бы знал, как мне дались стихи
с их хрупкими, чудными позвонками,
похожими на линии руки.
В который раз его уносит поезд,
в который раз одна гляжу в окно.
Болит душа. Еще сильнее – совесть!
Но это мне не важно. Все равно.
А важно то, что сколько раз от счастья
смеялась: «Надо ж! Кончились стихи!»
Но вдруг они, как воинские части,
в меня входили и пожары жгли.
И я от них пыталась отбиваться,
от воинства неведомых стихов.
И верите?! Я стала их бояться,
как у подъезда пьяных мужиков.
Он мне твердил: «Ты не гляди! Не надо!
В окно часами. Не красив закат!».
Но мне весь мир тогда казался адом.
Мир был построен мной из баррикад.
И сколько лет стихи мои молчали:
в засаде просидели, в тишине,
но вдруг нежданно ночью зазвучали
и комом в горле подошли ко мне.
Он тихо спал, не чувствуя вторженья,
но дело за ночь сделали стихи:
в Прощеное ушел он воскресенье —
вошли – они,
спокойны и легки.
Сражаться он пытался со стихами,
руался с ними, плакал, ревновал!
Но все они в момент решили сами:
он мне не нужен
и не важен стал.
Всю жизнь мою разбили в одночасье,
весь быт перевернули в пух и прах.
Зачем им счастье? Им не нужно счастья!
Им важно, чтобы я жила в стихах.
В который раз забвенье ли… Похмелье…
И ночи бесприютно глубоки…
Мои стихи не радость —
заключенье
в их тонкие и злые
позвонки!
中国
НА ТВЕРСКОМ
На Тверском
С Кавказа к нам катится лето.
В окне на Тверском – белый дым.
Мне профиль родного поэта
не кажется больше родным.
Глядит он с портрета весь в белом,
тараня лица белизной.
Как много он в жизни наделал
в своей неизбывной, земной.
Но помнят – всего «Незнакомку»…
«Двенадцать» – тугое литье…
И слог его строгий и тонкий,
как жен половецких шитье.
Гляжу я с утра на поэта,
и, кажется мне, ни к чему
и двор за решеткой и лето,
что к дому бредет моему.
Какое просторное нечто —
его на портрете глаза.
Мне кажется жизнь бесконечной,
раз эти глаза – образа.
Я шума не слышу с Тверского.
Весь мир затихает в окне,
и, точно еще до раскола,
Москва оживает во мне:
Домишки с косыми глазами,
сады-огороды, коза
на нынешнем бродит бульваре
и светит берез бирюза.
Во мне отзывается эхом
весь ворох случившихся дней.
Поэт наблюдает со смехом
за странностью дикой моей.
Его я закрою руками,
но, жаль, не заметит никто,
как вдруг оживают здесь сами
с портретов поэты в пальто.
И дом проходя этот низкий
c Тверского, никто не поймет,
никто не заметит, как близко
здесь таинство в доме живет.
Что манят прохладные стены,
в чугунной оградке скользя.
В несменных – в них есть перемены,
а значит – иначе
нельзя.
* * *
Ты не пишешь,
и я не пишу.
Просто ходим по серой Москве.
Ты не слышишь,
и я не грущу.
Только мусор один в голове.
Сигаретный, занудливый дым
огибает кварталы Тверской.
Я – одна, мы – одни, ты – один,
и закат бестолковый такой.
До утра ты в кафе будешь пить,
до утра не сумею уснуть.
Как мне эту весну пережить,
чтоб к тебе не прийти на чуть-чуть?
Между делом. Глумясь и смеясь.
В разметавшемся белом пальто…
Как в себе заглушить эту страсть?..
Точно зная,
что ты мне —
никто.
* * *
Ты веришь в мои впечатления,
веришь в мой город.
Ты в городе этом
шагаешь по сонным бульварам.
Меня оскорбляет твой взгляд,
убивает твой холод.
Мне хочется видеть тебя
потускневшим и старым.
Но ты разбиваешь шатер,
раздуваешь валторны,
и звук твоих песен
доносится в город мой сонный!
Да, звук твоих песен
меня разрывает на части!
Ты был мне известен
под словом единственным: «Счастье».
И я ненавижу
твои чернокрылые взоры.
Мне страшно глядеть
в твои омуты и коридоры.
И я презираю тебя —
презираю свой город!
В нем каждые окна скорбят
об утраченном «Скоро».
В нем к вечеру вспыхнет пожар,
в нем не будет покоя!
Ты – мой аммиак, мой кинжал,
мое сердце пустое.
* * *
Как лодка в море, я пригвождена
стихами, точно волнами, к ночлегу.
Какая в небе мощная луна
встает, чтоб моему предаться бегу!
Какой пожар среди небес горит
еще в покой не впавшего заката!
И лишь во мне все море мира спит,
меня в себя манившее когда-то.
Я не люблю читать свои стихи!
Я их совсем теперь не понимаю!
В них от меня все скалы далеки,
лохмотья тины плещутся по краю.
Мне не понять: вернутся или нет,
ушли или в траве ночной повисли.
Мои стихи – они собранье бед,
они – мое отчаленье от жизни.
Мои стихи – они мне не дают
с реальностью хоть каплю разобраться.
И кажется, они меня убьют,
когда без них
на миг
решу остаться.
Очень долго шли недели…
1
Очень долго шли недели,
Очень долго шли.
И в глаза мои глядели
желтые огни.
И в глаза мои глядели
белые снега.
Мы вдвоем с тобой хотели
летом на юга.
Гулко цокали трамваи
в полуночной мгле.
Мы с тобой всегда молчали,
когда шли ко мне.
Расставались у калитки.
Поцелуй, как взмах,
бесконечный, едкий, зыбкий,
рвался на губах.
Но прошли чудные ночи,
сдуру бьет капель.
Мне снега теперь не очень
и фонарь, как зверь.
Непонятно, что случилось,
как произошло,
только, знаешь, разлюбилось,
с болью отошло.
2
Вечерком бредем весенним,
лужи-берега,
только мы с тобой не едем
летом на юга.
Нам вдвоем с тобою ехать
больше ни к чему.
Ты ведешь меня со смехом
к дому моему.
Снова синяя калитка,
серая луна.
Я теперь в твою улыбку
только влюблена.
Я теперь твоей улыбкой
только дорожу.
Мой смешной, чудной и зыбкий,
я с тобой – дружу.
В Москве
В этом городе,
обрученном
с самим собой,
пьющем колу и спрайт,
ближе к ночи – адреналин,
я запуталась в прах
со своей судьбой
среди сотен голов,
животов и спин!
Я лечу по бульварам,
гоню авто.
Дикой кажется
зелень земных широт.
Понимаю буквально —
творю не то!
И живу,
как на выдох —
наоборот.
В этом городе боль
от людских измен,
и не чувствуешь даже,
как воду пьешь.
В этом городе все
отдаешь взамен
лишь за то,
что ты попросту
в нем живешь.
И какая любовь?!