…История служит для того, чтобы показать, что то-что-существует не существовало вечно; т. е. что вещи, кажущиеся нам наиболее очевидными, всегда возникают в результате стечения противоречий и случайностей в ходе непредсказуемой и преходящей истории.
Мы привыкли, что научные знания получают преимущественно из печатных изданий. Теперь, правда, ситуация изменилась: многие печатные книги и журналы переведены в цифровой формат и доступны онлайн или даже вообще публикуются только в электронном виде. Стремительно расширившийся и продолжающий быстро расширяться доступ к миру науки открывает невиданные ранее возможности для сотен миллионов читателей, где бы они ни находились. Неудивительно, что в этом информационном цунами мы редко задаемся вопросом о том, какие знания были доступны нашим предкам в старых бумажных медиа. Например, какие научные книги были первыми для русских читателей и какие сведения они содержали. Еще реже – как эти книги составлялись, печатались и каким образом к ним попадали. Бесспорно, что началом русского научного книгоиздания мы обязаны Петру, который «в Европу прорубил окно», через которое они и начали к нам проникать. Но кто именно и как создавал тогда книги на русском языке, что они собой представляли и кем читались?
Историки охотно признают, что распространение научных знаний было важной частью петровского проекта модернизации России. В этой связи они часто упоминают адресованный Петру план Готфрида Лейбница, высоко ценившего пытливый ум и открытость русского царя. Первый набросок этого плана был изложен немецким ученым в записке 1697 года на французском языке. Представляя его, он использовал понятие «пересадки» (transplanter) научного знания на новую почву наподобие пересадки растений8. Почти десять лет спустя в «Записке» на ту же тему, составленной теперь на немецком языке, Лейбниц предлагал Петру более подробный вариант своего плана. Теперь он говорил о «введении» (Einführung) «наук и художеств» в России, которое должно было состоять из двух этапов: «переноса» (Beibringung) и последующего «возделывания» (Fortpflanzung)9. На первом из них, считал Лейбниц, главную роль должны играть люди, хорошо разбирающиеся в науках (Leute die sie wohl verstehen), и научные книги (Bühern)10. О последних он говорит особенно подробно. «Ученые» книги, по его мнению, должны составить библиотеку, включающую издания по всем важнейшим областям научных знаний: от математики до истории. В большинстве своем эти книги должны быть на латыни, хотя в России, добавлял он, стоит также иметь «хорошие сочинения на немецком, английском, голландском, французском и итальянском языках»11.
Многие из изложенных в этих записках предложений знаменитого ученого не были, конечно, откровениями для Петра. Мы знаем, что «перенос» научных знаний он начал осуществлять уже в самом начале своего царствования, приглашая в Россию из европейских стран инженеров, архитекторов, кораблестроителей, военных, мореплавателей. Не вызывает сомнений, что молодой Петр прекрасно понимал и особую роль, которую должна сыграть печатная книга в строительстве новой России. Однако, в отличие от Лейбница, он считал, что главным способом просвещения его подданных должно стать не собрание библиотеки на иностранных языках, а печатание сочинений европейских авторов в русских переводах. И книгоиздательская политика Петра, в результате которой на русском языке впервые появились тысячи томов «ученых» книг, является лучшим тому свидетельством12. Очевидно, что важнейшим инструментом переноса научных знаний в этом случае был письменный перевод. Так массово издававшиеся труды европейских ученых положили начало процессу складывания русского языка науки.
Перенос европейских научных знаний в Россию начался, конечно, не с Петра, и происходил он не только через печатные, но и через рукописные переводы. Русским читателям были доступны сотни названий этих переводов, имевших широкое хождение параллельно с печатными книгами вплоть до начала XIX века13. Этот параллелизм обычно объясняют двумя причинами. Прежде всего тем, что, несмотря на стремительный рост объема типографской продукции, ее репертуар не мог удовлетворить все многообразие запросов читателей. Соответственно, многочисленные лакуны в самых разных областях знаний восполняла рукописная книга (от историй о разорении Трои до азбуковников, арифметик и травников). Широкое хождение в России рукописных книг исследователи объясняют также тем, что они обходились покупателям сравнительно дешево14.
И все же с первых десятилетий XVIII века, несмотря на продолжение практики «списывания» книг, основные тенденции в распространении европейских научных знаний в российском обществе стали определять книги печатные. Именно они сыграли решающую роль в реформировании русской культуры, происходившем на протяжении всего XVIII века15. Помимо массовых тиражей печатных книг, этому способствовало еще одно их важное преимущество перед книгами рукописными – унифицированное содержание16. Типографский станок, в отличие от копииста, не мог «улучшить» исходный текст, внести в него сокращения, исправления, добавления, поменять расположение материала и т. д.
Петровский издательско-просветительский проект отчетливо распадается на два этапа: иностранный и российский. На первом – русские книги светского содержания издавались за рубежом (почти все в Амстердаме), на втором – в России, созданным специально для них новым «гражданским» шрифтом. Дальше речь пойдет в основном о первом этапе, гораздо менее изученном. О втором вкратце будет сказано в эпилоге, где он рассматривается в связи с двумя темами: «Петр-переводчик» и «трудности складывания русского научного языка».
Книга состоит из четырех глав, в которых я ищу ответы на свои многочисленные вопросы. В первой – «Русские учебные издания» – рассматриваются причины, побудившие Петра начать издание учебных книг в Амстердаме, обстоятельства осуществления этого замысла и конкретные результаты его реализации. Здесь же приводятся основные сведения о главных исполнителях воли Петра: Яне Тессинге и Илье Копиевском, библиографический список изданных ими русских книг, количество дошедших до нас экземпляров каждой из них и сохранившиеся сведения об их тиражах. Для лучшего понимания новизны содержания этих книг для русских читателей в главу включен краткий обзор русской печатной учебной литературы, вышедшей в допетровское время. Я также пытаюсь найти в ней ответ на вопрос о востребованности амстердамских изданий в России. В заключении главы приводятся примеры, подтверждающие мысль о том, что эти издания положили начало истории русской научной книги.
Во второй главе «„Всякая история“ и ее читатели» речь идет о первой книге, вышедшей в типографии Тессинга. Я рассматриваю ее содержание, способ изложения материала, а также принципиальные отличия «Всякой истории» от сочинений русской летописной традиции. Особое внимание обращается здесь на усилия Копиевского по адаптации содержания европейских трудов по всемирной истории для русских читателей. В главе также ставится вопрос о месте этого исторического обзора в процессе становления российского историописания. Во второй части главы основное внимание уделено выяснению вопроса о круге его читателей. Частично ответить на него позволяет интерпретация нескольких владельческих записей на трех экземплярах книги. Они свидетельствуют о том, что «Всякую историю» в России читали люди самых разных сословий: от писаря до церковного иерарха, причем на протяжении многих десятилетий. Из них можно также заключить, что содержание исторического обзора Копиевского, несмотря на его новизну для русского читателя, было им принято.
Третья глава «Перенос-перевод-локализация знаний в изданиях Копиевского» включает лингвокультурный анализ переноса основ европейских наук в амстердамских учебниках. Здесь рассматриваются задачи, которые стояли перед их автором-переводчиком-составителем, а также его возможности и трудности. На основании разбора нескольких примеров выявляются основные стратегии, которые применял Копиевский в процессе трансляции знаний российским читателям. В главе также обозначены использованные им устойчивые лексические приемы перевода. В заключении обосновывается мысль о том, что для осмысления способа переноса Копиевским европейских научных знаний в русскую лингвокультурную среду целесообразно использовать понятие «локализация».
Последняя, четвертая глава «Жизнь и судьба Ильи Копиевского» посвящена биографии главного исполнителя первого издательского проекта Петра. В ней говорится о годах его детства и отрочества, учебе в гимназии и последующем служении в качестве кальвинистского пастора, трагически закончившемся первом браке, эмиграции и жизни в Голландии, сотрудничестве с русскими во время Великого посольства, работе в типографии Тессинга, издании книг после ухода из нее, скитаниях по Европе и, наконец, поступлении переводчиком в Посольский приказ, переезде в Москву и последних годах жизни. В главе также приводятся оценки роли Копиевского как просветителя и сподвижника Петра в европейских научных изданиях начала – середины XVIII века.
В эпилоге кратко рассматривается практика переводов научной литературы после начала ее массового издания в России. Появление сотен названий новых книг, выходивших тысячными тиражами и транслировавших европейские знания в Россию, рождали новые задачи лингвистического свойства. Для эффективного перенесения этих знаний в новую языковую среду стали жизненно необходимы «нормализация» русского научного языка и дисциплинирование деятельности переводчиков. Главную роль в реализации обеих этих задач играл сам Петр, отчетливо сознававший важность «простого» языка и стандартизации перевода новых «ученых» терминов. Он сам отбирал сочинения иностранных авторов, искал переводчиков, организовывал их работу, следил за ходом ее выполнения, давал конкретные указания по исправлению рукописей. В ходе этой деятельности выработались его принципы упорядочения переводов иностранной научной литературы, реализация которых продолжалась на протяжении всего XVIII века.