Всем очевидно, для тебя
Я ничего совсем не значу.
Но, одиночество терпя,
Я все ж надеюсь на удачу.
В какой-нибудь прекрасный день
Я, отточив на брюках стрелки
И сдвинув шапку набекрень,
К тебе явлюсь на посиделки.
Ты, не посмев меня прогнать,
Позволишь мне пройти на кухню,
Где будет суп благоухать,
И я невольно смачно ухну.
Ты нежно спросишь у меня:
Чего, мол, дурень, заявился?
На что отвечу, не труня:
«В тебя я, Машенька, влюбился!».
Твои слова пробьют мне грудь:
«И что мне делать с этим счастьем?».
А я скажу: «Моею будь,
Проникнись к бедному участьем».
Ты резко супницу возьмешь
И на меня бульон весь выльешь,
И прошипишь: «Добавки хошь?», —
И сердце мне глазами выешь.
Но я, готовый ко всему,
Спокойно сброшу одеянье
И, к удивленью твоему,
Начну амурное камланье.
И тут уже не сможешь ты
Держать стальную оборону
И под эгидой наготы
Отбросишь в сторону корону.
Когда же пот на наших лбах
Устанет больше появляться,
Ты скажешь мне: «Любимый Бах,
Ты не похож на тунеядца
В делах любви вневременной,
И потому я так решила,
Ты должен быть всегда со мной,
Простив мне все, что совершила
Я в отношении тебя
За все прошедшие недели,
Когда, над рифмами корпя,
Ты о моем томился теле».
Но возражу я, глядя вдаль,
Где море омывает сушу:
«Не поняла меня ты, жаль,
Ведь я люблю тебя за душу».