Утро. Я проснулась с одним-единственным чувством – не позволить себе провести этот день в роскошном ничегонеделании. Зная по собственному многолетнему опыту, что нет ничего более мимолетного, чем благие намерения, заставила себя выползти из теплого гнездышка, которое за ночь получилось из одеяла и подушек, и сразу же пожалела об этом. Холодно в комнате было, как в ночь после празднования Нового года. Все можно было еще исправить, забравшись обратно под одеяло, но зазвонил телефон.
Звонила мама, чтобы сказать, что вечером ей придется-таки прийти ко мне в гости. Мама у меня замечательная. Она любит звонить, когда я только-только продираю глаза и еще решительно ничего не соображаю. И когда от меня можно в тот миг добиться чего угодно, захватив врасплох со сна.
– Сегодня ко мне намыливаются ненужные гости, поэтому вечером мне надо будет уйти, а так как всегда приятнее уйти не просто так, а к хорошему человеку, то я загляну к тебе.
Примерно что-то в этом духе я и ожидала услышать. Возможно, кого-то перспектива провести субботний вечер за приготовлением парадного блюда может удручить, но только не меня. Готовить я люблю, но расстраивало одно. За 24 года нашего с мамой знакомства я успела хорошенько изучить ее и знала, что вероятность маминого визита ко мне составляет примерно 50 процентов. И я спросила, желая внести уточнения в составляемый нами план:
– Когда мне тебя ждать?
– Ты куда-нибудь идешь прямо сейчас? – не отвечая на мой вопрос, в свою очередь спросила мама.
– Я собиралась в гости к Светке, – покорно ответила я.
– Очень хорошо. Ты будешь дома в шесть часов?
Этого я не знала. Ведь никогда не известно, что может случиться. Но, в общем-то, я собиралась быть дома к шести и, чувствуя, что покрываюсь невидимым, но ощутимым слоем льда, попыталась выудить из мамы более подробную информацию:
– А как ты ду…
– Позвони мне часов в шесть! – прервав на полуслове, воскликнула мама и повесила трубку.
Так я и не поняла, ждать мне ее или нет, и, искренне удивленная таким странным маминым поведением, потопала в ванную, здраво рассудив, что окоченела за время нашего разговора уже до такой степени, когда помочь может только горячий душ.
Часа два спустя я уже подходила к дверям Светкиного дома, и тут друг за другом дорогу мне перебежали четыре кошки. Я встала на месте как столб. Предстояло хорошенько поразмыслить о дальнейшем своем пути и внести в него всевозможные коррективы.
С одной стороны, вот он, Светкин подъезд, даже видны кнопочки селектора. Можно было бы войти, но количество кошек заставило меня призадуматься. Одна или две – это еще туда-сюда, я бы на них плюнула и смело двинулась вперед, но целых четыре? Что бы это могло значить? Скорее всего это предостережение. А вдруг в подъезде бандит? Ну, допустим, с одним еще можно потолковать, ну а если там целая банда? Что же мне, с ними со всеми воевать? Я же обычная девушка, а не Шварценеггер. Я не справлюсь. Надо отступать к метро. И к тому же оно совсем рядом. Никаких непоправимых изменений в мою жизнь это не внесет. К Светке я могу зайти в любое другое время. И, наверное, она еще спит или ушла в магазин. А я тут ходи и мучайся.
И из подъезда никто, у кого можно было бы спросить, не выходил, как на зло. До метро, кстати, было не так уж близко – это я погорячилась, но пара остановок на автобусе, который никогда не ходит, не смогли заставить меня передумать.
Если вы решили, что я форменная трусиха, то вы очень ошиблись. Я не трусливее большинства людей. Однако я знаю, чего именно можно ждать от своей судьбы, и стараюсь не спорить с ней. Если она не хочет, чтобы мы со Светкой встретились, то, пожалуйста, не надо. Поэтому я бодро трусила по улице, стараясь не глотать морозный воздух. И когда уже видела роскошное здание метро впереди себя, я почувствовала, как земля выскальзывает из-под одной моей ноги, почти сразу же подвернулась другая, и я шлепнулась прямо на обледеневший тротуар, но сразу взяла себя в руки, поднялась и сделала следующий шаг. На этот раз поскользнулись обе ноги и одновременно. Я плюхнулась в шаге от места предыдущей посадки. Для моего спасения ко мне кинулся какой-то пожилой дядечка с носом, как спелая груша. Поднимая меня, причитал так, как будто это он сам грохнулся два раза подряд:
– Милая барышня, как неосторожно. Вставайте, вставайте скорее! Я вам помогу. Вы не ушиблись?
Я в ответ застенчиво улыбалась, благодарила и пыталась отвязаться от него, потому что держать меня за рукав пальто было для него небезопасно, но он вцепился намертво, твердо решив довести свое благородство до абсурда.
«Ну что ж, так ему и надо. Пусть пеняет на себя», – зловеще подумала я.
Обычно я хожу хорошо, то есть твердо держась на ногах, но если уж раз поскользнулась, все – пиши пропало. Буду падать еще и еще. И потому ловким ударом по дядькиной лодыжке я вывела из строя его и еще пару теток, проходивших мимо, которых сбил с ног уже мой спаситель, но инициатором, разумеется, была я. Разуверившись в своих силах окончательно, я встала на четвереньки и быстренько переместилась на дорожку, посыпанную симпатичным песочком. И на этот раз без чьей-либо помощи приняв вертикальное положение, слиняла. Ведь, падая, одна из теток рассыпала уйму сверточков, и что-то у нее там подозрительно громко звякнуло. Судя по запаху, распространившемуся в воздухе, это была банка с маринованными огурчиками, которым уже никогда не быть аппетитными.
Здраво рассудив, что тетки с сумками и дядька с грушей вместо носа смогут разобраться и без меня, я нырнула в метро. Проехав три остановки без определенной цели, просто приходя в себя, поняла, что еду в Эрмитаж. Во всяком случае, я ехала в сторону Невского, и у меня в кармане было удостоверение, что я работник министерства культуры, а это наводило на мысль о посещении музеев, так как наше заботливое правительство пускает всех библиотекарей, кем я и являлась в свое время, бесплатно насладиться шедеврами мирового искусства. Я рассудила, что несколько лет работы на этой стезе должны были обеспечить меня правом прохода в Эрмитаж бесплатно. Надо было только, чтобы те, кто стоит на входе, разделяли мое мнение. Для них и нужно было удостоверение, которое я утаила при расставании с любимой библиотекой. Оправдывает меня то, что оставила я его при себе просто на память, потому что никаких льгот в то время оно не предусматривало. Они появились позднее, и теперь я намеревалась ими воспользоваться.
Я убедила стража на входе пропустить меня, показав ему свой пропуск в библиотеку (благо он был красного цвета), и, пока этот страж порядка рассматривал мой пропуск, успела рассказать ему, что Министерство культуры разрешает пускать в музей бесплатно и без очереди всех обладателей подобных документов. Про первое он знал, про второе услышал впервые от меня, но поверил. И я вошла внутрь с видом человека, добившегося лично для себя причитающейся ему доли справедливости. Я постаралась не обращать внимания на злобное шипение из очереди таких же жадных до прекрасного людей, как и я сама.
Передо мной распахнулись двери на фотоэлементах. И вот я уже шествую по парадной лестнице дворца, лишь осторожности ради держась за ее гладкие перила. Уж очень она была захватывающе прекрасна. Я боялась свернуть себе шею, разглядывая роспись на потолке, как будто увидела ее первый раз.
Описывать музей я не стану. Каждый сам видел его неоднократно, а кто не видел, тому мои описания не помогут понять всего величия и великолепия залов. Вокруг безраздельно владычествовала красота, и я, как всегда в этих случаях со мной бывает, впала в состояние, похожее на транс, и полностью забыла о времени. Даже о том, что пришла посмотреть на Данаю, я вспомнила, только наткнувшись на необычно большое скопление людей в форме, толпящихся перед маленькой дверью. Конечно, маленькой она была только по меркам музея, в моей квартире она заняла бы все свободное пространство.
Стараясь не делать резких движений и снедаемая любопытством, я просочилась за эту дверцу и увидела несметное количество Данай. Все они лежали на роскошных постелях, на каких приличная женщина (пусть даже и принцесса) постеснялась бы просто сидеть, не то что валяться нагишом. На всех простынях, естественно, скопился многовековой слой грязи, и на диету этой особе сесть не помешало бы. Должно быть, неодобрение, которое я испытывала, отразилось на моем лице очень живо, потому что ко мне тут же подошел крепенький молодой человек. Хотя он был в штатском, но форма прямо-таки просвечивала сквозь его свитер и джинсы. Он спросил у меня:
– С вами все в порядке?
– Да, спасибо, – ответила я и, увидев, что он ждет продолжения, добавила: – Я подумала, что похудеть ей не мешало бы.
И засунула руки в рукава своего свитера. Свитер был больше на два размера и скрывал меня весьма основательно. Молодой человек быстро занял позицию между мной и картиной и как настоящий джентльмен предложил, чтобы не компрометировать меня вульгарным выталкиванием из зала:
– Здесь очень душно. Помещение маленькое, а народу тьма. Пойдемте, там прохладнее.
И, вежливо, но твердо взяв меня под руку, он провел меня мимо всех Данай в соседний зал, где вежливо осведомился:
– Вам уже лучше?
В этот момент я выпростала руки из рукавов, и уже хотела достать из сумки зеркальце и пудру. Для этого пришлось закатать рукава до локтей, потому что они мешали. Увидев мои манипуляции и голые локти, он моментально успокоился и оставил меня со словами:
– Вижу, вы и сами справитесь. Всего доброго.
Я хотела обидеться на его странное поведение, но вспомнила, что он на службе. И здесь же его начальник, который будет недоволен, если его подчиненные вместо охраны нарисованных красоток будут бегать по залам под руку с красотками во плоти, не представляющими для музея никакой художественной ценности. И тогда я направилась на поиски места, где смогла бы привести себя в приличный вид, чтобы следующий охранник уже не сбежал так легко.
– Вы не знаете, как пройти в уборную?—спросила я у величественной дамы в униформе. То ли она не знала, то ли я была похожа на кого-то, кто ей крепко насолил, но, следуя ее указаниям, я уперлась в лестницу, ведущую наверх. Никакого туалета поблизости не наблюдалось.
Иногда я думаю, как бы пошла моя жизнь дальше, не поднимись я тогда наверх. Но я поднялась и не увидела там ничего интересного для себя. Какие-то кусочки древних амфор, камешки, окаменелости, черепки. Еще там были бумажки, тоже, кстати, окаменевшие. Пройдясь по залам, отведенным под восточную культуру, я несколько воспряла духом и к тому же увидела симпатичную старушку, которая показалась мне достаточно милой, чтобы дать точные указания по остро интересующему меня вопросу.
– Извините, скажите, пожалуйста, как мне попасть к выходу? Я буду вам очень признательна, – умоляюще почти простонала я.
На этот раз я была осторожнее и решила не упоминать про туалет. Добравшись до гардероба, и так его найду. Пошла в том направлении, которое указала добрая старушка, и скоро вышла к небольшой лесенке, где тусовались трое мрачных типов. Спустившись по лесенке, свернула направо и увидела две простенькие таблички.
Возликовав в душе, я кинулась к желанной двери. По пути обогнала одну девицу в лохматом парике и брючках, настолько блестящих, что мужики, должно быть, слепли.
– Вот ведь… – донесся мне вслед раздосадованный голос этой девушки, но я уже достигла вожделенной двери и отгородилась от всего мира. То, что туалет был, по всей видимости, служебный – именно так гласила табличка на нем, не остановило меня ни на секунду. Первое, что я заметила, подняв голову, была маленькая продолговатая коробочка, стоящая на крышке унитаза. Коробочка была совершенно здесь неуместна. В полном недоумении я протянула руку к непонятной коробочке, приоткрыла верхнюю часть и не увидела ничего. Коробочка была пуста. Хоть бы какой-нибудь клочок, а так – ничего.
«Ну что, нашла шедевр? Или, может, коробочка изнутри отделана алмазами?» – издевался надо мной мой же внутренний голос.
«Заткнись», – посоветовала я ему.
Сделав непроницаемое лицо, толкнула дверь и тут же встретилась нос к носу с упомянутой выше девицей. Она мрачно оглядела меня с головы до ног и опрометью кинулась в ту же кабинку, которой воспользовалась и я. И это несмотря на то, что рядом находились еще две свободные кабинки.
Делать мне здесь больше было нечего, и я пошла побродить среди фараонов (я имею в виду египетских фараонов). Скоро я заскучала среди этих музейных покойников. Меня потянуло на улицу к живым людям, глотнуть свежего воздуха.
Выйдя на улицу, я немедля закурила, что активизирует мой мыслительный процесс, и приготовилась долго размышлять над тем, куда мне направить свои стопы дальше. Чем занять себя? На эту тему я могу размышлять часами, а потом сделать обратное тому, что запланировано.
Времени вагон, и до шести часов спокойно можно успеть в кино, я давно собиралась посмотреть этот фильм, а в буфете можно будет выпить пива. Так я уговаривала себя, продвигаясь потихоньку к дому. Поняла, что делаю, когда до дома было гораздо ближе, чем до кино. Махнув рукой на кино, помирилась с собой на банке пива.
Вставляя ключ в замок, я услышала, как надрывается в моей квартире телефон. Когда я нахожусь в ванне, или только что проснулась, или чищу селедку, или лихорадочно дергаю ключ (как сейчас) и пытаюсь войти побыстрее, то телефон звонит как оглашенный, но стоит мне добраться до него, как он замолкает. Но в этот раз я обставила его и успела поднять трубку прежде, чем он замолк. Звонила Светка, которая весь день просидела из-за меня дома и теперь жаждала общения. Она рассказала мне, как плохо спит ночью, а утром вообще не спит. И мы провели приятные четверть часа, утешая друг друга и делясь бабушкиными советами.
– Говорят, хорошо пить разведенный в теплой воде мед за час до сна, но я не могу, у меня на него аллергия, – кисло бормотала Светка, – и димедрол не помогает, и теплый душ перед сном.
– Димедрол ужасно вреден. Я дам тебе одно югославское средство, и ты заснешь как миленькая.
Потом мы рассказали о том, как не повезло нам обеим с нашими кавалерами
– Антон получил вчера два миллиона по-старому и истратил их на машину. Целиком. Она ему дороже, чем я, – жаловалась Светка.
– Я зашила Сашке рубашку, и он пообещал – сам, заметь, пообещал, я его за язык не тянула, что сводит меня в ресторан. И вот уже неделю не показывается.
Повесив трубку, я вспомнила о курице, спрятанной в холодильнике и давно мечтающей быть съеденной. Предполагая, что мама все-таки нанесет мне визит, я решительно направилась на кухню. Взявшись рукой за холодильник, услышала еще один звонок.
– Ну что? – спросил драгоценный Саша вместо приветствия. – Куда мы с тобой собирались? В ресторан? Ты готова?
Несколько придя в себя и обретя способность внятно излагать свои мысли, я быстро выпалила:
– Конечно. Где встретимся?
Это был тот случай, когда надо было ковать железо, пока горячо. Насколько я изучила своего приятеля, стоило мне хоть немного замяться с ответом, и он вполне мог заявить: «Ну, тогда через недельку или как получится» – и исчезнуть еще на две недели.
Времени до встречи оставалось в обрез. Я была в своих любимых джинсах, которые от моей горячей привязанности изрядно поистрепались, и на голове творилось нечто невообразимое. Ох, уж эта прическа. Уму непостижимо, как некоторым удается изо дня в день сохранять подобие порядка у себя на голове. Обреченно осмотрев себя в зеркало, я схватила фен и с его помощью слегка причесалась. Ни на что другое времени уже не было. И, оставшись в своих любимых джинсах и жилетке, выбежала из дома прямо навстречу неизвестности. Как оказалось, бежала зря. Я забыла дома проездной билет, без которого в метро бы не пустили. Или надо было бы покупать жетон, а за ними всегда такая очередь, что лучше было вернуться за проездным. Вернувшись, я забыла выключить свет, и мне пришлось опять вернуться. На все про все ушло минут пятнадцать.
Оба раза я натыкалась на мужика, слоняющегося возле лифта и испуганно шарахающегося в сторону при моем очередном приближении. В другое время я бы заинтересовалась его маневрами и необычной реакцией на мои появления. Но сейчас мне было не до таинственных субъектов, крутящихся возле соседских дверей.
До места встречи с любимым я добралась быстро, всего пару раз сцепившись с другими пассажирами. Увидев меня, Сашка вытаращил глаза так широко, что я испугалась, как бы они у него не вывалились.
– Что ты с собой сделала?
Это было первое, что я услышала от человека, который встретил меня после недельной разлуки, но не обиделась и в свою очередь бросилась в атаку:
– На себя посмотри, чучело. И что это у тебя с глазами? Ты накурился?
Это действует на него безотказно. Он начинает мяться и краснеть всей шеей. Совершенно теряется, и дальше я могу делать с ним все, что угодно. Но в этот раз я удовлетворилась тем, что он отказался от критики моего внешнего вида. Я успокаивающе улыбнулась, и он перестал мямлить какие-то оправдания.
– Пойдем. Я надеюсь, что ты помнишь адрес того местечка, куда хочешь пойти.
Никакого адреса я, конечно, не помнила. Я не сошла еще с ума, чтобы помнить адреса всех баров, где бываю. А тем более где еще не бывала. Быстро ответила:
– Это на Фонтанке, слева от моста.
– А далеко до нее?
Этот вопрос меня, признаюсь, огорошил. Напомню, что были мы уже на Невском.
– Как мы туда доберемся? – продолжал допытываться Саша.
«Ну уж нет, голубчик, это придется решать тебе самому», – подумала я про себя.
Правильно истолковав мое молчание, Саша начал ловить машину. Когда вам нужна свободная машина, то все они будто сквозь землю проваливаются. В остальное время ездят мимо вас взад и вперед, иногда призывно замедляя ход. Но на этот раз тачка нашлась быстро, и в ней сидел тот еще жук, который, вместо того чтобы отвезти нас прямо ко входу в кабак, объехал Катькин садик, Пушкинский театр и через Ломоносовскую площадь по Фонтанке вернулся к Невскому. И, гордо глядя на нас, сказал:
– Видите, доставил прямо ко входу.
Мест в ресторане не было. Этого я не ожидала. Но тут положение неожиданно спас Саша. Вопросительно глядя на меня, он сказал:
– Но тебе не очень хочется сидеть тут, правда? Пойдем лучше в другое место, где поиграем на бильярде. Ручаюсь, ты будешь довольна.
Так как шум стоял оглушительный, я ничего не расслышала и заорала в ответ:
– Сашенька, поехали куда-нибудь еще! Здесь совершенно невозможно!
Видимо, расслышав только последнее слово, он схватил меню и сунул его мне под нос, заявив при этом:
– Здесь ничего интересного не готовят, мест нет, но я готов сидеть в этом адском шуме только из-за тебя. Здесь нет бильярда и игровых автоматов, но садись!
Я немного расстроилась из-за его непонятного желания оставаться тут, но покорно забралась на высокий стульчик возле бара. Чувствовала я себя очень неуютно. На мое счастье, он наклонился к самому моему уху, и я отчетливо услышала его. Он сказал чудесную фразу, которая разом подняла мне настроение:
– Все же здесь не очень приятно. Может быть, ты согласишься поискать другое заведение? А сюда вернемся потом, когда будет меньше народу.
Я обрадованно затрясла головой в знак согласия. Не вдаваясь в дальнейшую дискуссию, мы выбрались на свежий воздух. В дверях столкнулись с мужчиной средних лет, который галантно уступил нам дорогу. Вид у него при этом был крайне смущенный. Я бы не обратила на это внимания, но вспомнила мужика, ошивавшегося около лифта, который смущался точно так же при виде меня. Внутрь теперешний мужчина не прошел – было видно, что встреча с нами полностью изменила его планы.
Но на небе так загадочно поблескивали звезды, так мягко светила укутанная тучами луна, что я выбросила из головы всех мужчин, кроме одного, стоящего рядом со мной. Пушистый снежок лежал на кронах деревьев и играл отражениями огней города. Словом, погода была самая что ни на есть романтическая. Ветки лип перевивали гирлянды крохотных фонариков, и казалось, что это тысячи светлячков собрались на какую-то свою вечеринку. В такой вечер хорошо немного пройтись вдоль реки, в которой застыли в причудливом узоре переломанные судами льдины. Берега реки должны быть спрятаны под элегантную гранитную броню. И рядом должен быть молодой человек, который вам небезразличен и которому небезразличны вы.
Все эти условия были налицо, поэтому я совершенно справедливо полагала, что вечер и прогулка удадутся на славу. Но Сашка, похоже, не испытывал ничего похожего. Потому что я очнулась от своих мечтаний, когда он запихивал меня в свежепойманную машину. Одновременно с этим он объяснял нам с шофером, куда мы сейчас поедем.
С грустью я поняла, что чудная прогулка по вечернему городу отменяется до лучших времен. Заведение, куда мы сейчас отправлялись, я уже хорошо знала. Там обычно и проходили наши с Сашкой свидания. Находилось оно в пяти минутах ходьбы или даже меньше от станции метро «Площадь Восстания». Именно от площади Восстания и начался для нас сегодняшний вечер. Так что теперь мы возвращались к исходному пункту.
С самого начала машина ехала какими-то очень уж странными рывками, словно у нее перехватывало дыхание. Эта ее особенность становилась крайне заметной перед светофорами. Я заинтересовалась таким необычным поведением машины и уже хотела спросить водителя о причинах ее нестандартного поведения на дорогах, но с вопросом меня опередил Сашка.
– Что она дергается? – недовольно спросил он.
Сашка вообще-то редко бывает кем-то доволен. И к тому же любит уличать кого-нибудь в непрофессионализме или просто легкомысленном отношении к делу. Для него нет большего удовольствия, чем, обнаружив такого человека, начать его расспрашивать о его работе, в которой тот не слишком смыслит. Вот и на сей раз.
– Что случилось с вашей машиной?
– Сцепление полетело, – равнодушно ответил водила.
Сашка тут же кинулся в атаку:
– Зачем же вы ездите на неисправной машине? Ведь так и до беды недалеко.
Тут до него дошли слова водилы, и он задал вполне резонный вопрос:
– Как же мы тогда едем?
– Мистика, – так же равнодушно, как и прежде, ответил водила. – Не должна ехать, но едет. Доехали. Вылезайте.
Мы послушно вылезли и внимательно проследили, как, двигаясь своим необычным ходом, машина отъехала на приличное расстояние и скрылась за углом. Только после этого мы вошли в бар. Там было тепло. Я бы даже сказала, очень тепло. Но нам, вошедшим с улицы, это показалось даже приятным.
Мы разделись в гардеробе и прошли к стойке, где Сашка немедленно заказал для меня порцию «Белиса», который здесь подавали со льдом, а себе «Мартини». Еще он взял бутылку пива, непонятно для кого. И метнулся быстрее лани наверх, где стояли бильярдные столы. Мне оставалось только прихватить его коктейль, мой ликер и устремиться за ним следом, мечтая ничего не расплескать и не споткнуться обо что-нибудь. Я благополучно обогнула несколько препятствий и одолела подъем по узкой лестнице. Оказавшись у столов, я была встречена недоуменным вопросом:
– Чего ты так долго? Копуша!.. Скорее хватай кий и поставь стаканы наконец. Боже мой, тебе все, все надо объяснять.
Я уже успела привыкнуть к его манере шутить. Раньше она меня пугала чуть ли не до слез, но потом я научилась не обращать внимания на такие мелочи. Не торопясь, я поставила стаканы и еще успела сделать глоток из своего.
– Не знал, что ты пьешь. Никогда бы тебя не пригласил, если б знал, – немедленно отреагировал Сашка.
– Я тоже не предполагала, что ты запиваешь «Мартини» пивом.
– Мы сюда играть пришли или ты будешь болтать о том, что никому не интересно?
Мятеж был подавлен в зародыше. Мы приступили к игре. О том, как Сашка играет, следует рассказать отдельно. Его игра удивительна по стилю, который существует в единственном экземпляре и стоит того, чтобы увековечить его для потомков. Игра полна правил, известных ему одному, и он возмущается, почему другие их не знают. Мало того, в ней есть правила, которые полностью зависят от его хорошего или дурного настроения, и запомнить их абсолютно нереально. Он путает свои шары с чужими, забывает, что уже бил и промазал, и пытается бить вне очереди. Играя с ним, нужно держать ухо востро. Доказать его же собственную неправоту невозможно. Лучше и не пытаться. Он с большим удовольствием потратит минут сорок на то, чтобы объяснить, почему сейчас должен бить именно он, чем признается, что был не прав. Поэтому, наблюдая за его игрой, соскучиться нельзя, так же, как и невозможно самому получить удовольствие, играя на пару с ним.
Начинается игра всегда одинаково. Сашка самолично разбивает пирамиду и не разрешает никому вступить в игру, пока он не забьет первый шар.
– Но позволь, сейчас моя очередь. Ты уже бил, – пытается протестовать его партнер, – и по шару не попал.
– Я разбивал пирамиду, поэтому имею право на дополнительный удар.
Промазав снова, он ненадолго отходит, уступая поле битвы партнеру. Под пристальным взглядом любой человек теряется, и партнер не исключение. Он тоже мажет. Очередь бить Саше. Удар, еще удар, и шар в лузе. Второй шар – белый – тоже в лузе. Теперь право удара на два хода переходит к партнеру. Он прицеливается, опасливо косится на Сашу. Тот хранит гордое молчание и даже не смотрит в сторону стола. Партнер успокаивается, примеряется – и вдруг раздается:
– Разве так держат кий? Ложку с кашей так держи!..
– Отстань…
– Нет, в самом деле, ты неправильно его держишь. Смотри, я покажу тебе, как надо держать.
И, оттолкнув растерявшегося приятеля, он бьет по чужому шару, загоняя его в лузу. Партнер хочет продолжить игру.
– Видишь? – чрезвычайно довольный собой, спрашивает Саша. – А теперь я опять бью, потому что я попал.
После 10 минут спора партнеру уже не хочется играть на бильярде и он уходит от стола. Саша подыскивает новую жертву. Новенький уверен, что изучил все хитрости Саши, и решительно настроен на выигрыш. Он бьет, забивает шар и слышит:
– Ты же забил мой шар! Молодец, ничего не скажешь.
– Это не твой шар. Я отлично помню, твои были полосатые.
– Ты думай, прежде чем говорить. Когда они были полосатые? Они в прошлой игре были полосатые.
Сашка выдал мне по полной программе. И вдобавок придумал кое-какие новшества, к которым я не была готова. Заметив, что я подкрадываюсь к своему шару, он ловко подставил мне подножку. Естественно, я не удержалась на ногах и врезалась в стол. Стол пошатнулся, шары поменялись местами, а Саша невинно заметил мне, что нельзя так по-свински напиваться с одного бокала. Я гордо заявила, что партия окончена.
– Пойду проветрюсь, – и ушла.
Жарко было в самом деле до одурения. Топили в этом шалмане на совесть. Я прошла к бару и взяла кружку пива. В уголке недалеко от входной двери стояли уютные парные диванчики. Я решила, что на них будет прохладнее, чем в любом другом месте зала. Я села на одну половину, готовясь получить максимум удовольствия от своего пива. Вокруг полумрак, спинки у диванов высокие, и о том, что я здесь не одна, я поняла только тогда, когда услышала два мужских голоса. Их обладатели устроились на другой половинке диванчика.
– Агент уже осмотрел квартиру?
– Нет. Он еще возится.
– Кто она такая? Откуда взялась там?
– Черт ее знает. Много раз все проходило прекрасно, а тут она свалилась как снег на голову. Ася говорит, она выскочила из-за поворота и первая проскочила. Аська ничего не могла поделать в одиночку. Ведь девчонка, конечно, была с напарником. Слишком нагло держалась, чтобы быть одной. Она взяла их, а Аська только глазами хлопала. Хорошо хоть, что смогла ее выследить. Теперь надо прошмонать ее вещи. Здесь у нее ничего не нашел. Если Агент ничего не найдет у нее дома, значит, она носит с собой.
– Она не могла передать?
– Передать могла только в самом здании. Возле метро мы сели ей на хвост, Аська клянется, что на улице никто к ней не подходил.
– Если она кому-то передала, то ее ждали, а за нами следили. Мы слежку не заметили. Тогда мы все в полной жопе. Ему уже рассказали?
– Еще нет. Если ничего не найдем до завтра, придется рассказать.
– Как эта девчонка выглядит?
– Невысокая и стройная, волосы до плеч, кожа смуглая, сама симпатичная. Одета в голубые джинсы и коричневую кожаную куртку с капюшоном. Сейчас она с высоким светловолосым парнем. Я столкнулся с ними нос к носу в дверях.
«Ну мужик дает, – восхитилась я про себя, – да такие приметы подойдут к каждой третьей девице. Сейчас все в коже, а цвет волос вообще меняют каждую неделю».
Но следующая часть их разговора была уже значительно интереснее.
– Пойдем, покажу тебе ее. Только будь осторожнее, не пялься, а то может заметить и сбежит, – сказал первый мужик.
– Ты так говоришь, будто сам не знаю.
Я решила, что мне тоже не повредит поглазеть на ту, которая им так здорово насолила. Ведь получается, что они пасут ее вдвоем, третий обыскивает квартиру, а четвертый вырисовывается где-то на горизонте. И еще не забыть про таинственную Аську, которая тоже появлялась на сцене.
Я последовала за этой парочкой. Со спины они выглядели вполне безобидно. На бандитов похожи не были. Ни тебе стрижки под ноль, ни раздутых от анаболиков тел, ни мощных золотых цепей на шеях. Никаких внешних атрибутов бандитизма не наблюдалось. Все вместе мы обошли помещение по периметру, заглянули во все темные уголки, и было видно, что они начинают нервничать. Начали встревоженно переглядываться, вертеть головами во все стороны и недоуменно пожимать плечами. Было похоже, что они ее не находили. Наконец, один сбегал на улицу и вернулся оттуда окончательно расстроенным. Другой заглянул в гардероб и появился оттуда с еще более печальной миной. Они встретились, оделись, быстро поговорили, выбежали на улицу. Было похоже, что навсегда.
Я ужасно огорчилась. Мне очень хотелось поглядеть на их подругу. Должно быть, она была ловкой штучкой, если сумела заставить столько человек бегать за ней. Но как она сумела удрать отсюда? Эти двое, следившие за ней, сидели лицом к выходу, и если они не слепые, то выйти незаметно ей не удалось бы. Вещи ее должны были быть в гардеробе, который тоже находился в поле зрения заинтересованной парочки. Если вещи за нее получил кто-то другой, то выйти она могла только через служебный ход.
Наверное, моей парочке пришла в голову такая же мысль, потому что они ворвались с улицы и пронеслись мимо меня с безумным видом прямо к бару, где принялись что-то настойчиво выпытывать у барменши и охранника. К ним присоединилась официантка и тоже начала отрицательно трясти головой. Но парочка была очень настырной и не покупалась на дружные отнекивания остальных. Они сунули охраннику в руку нечто, очень напоминавшее денежную купюру. После этого оба нырнули за стойку. Больше я не имела счастья их видеть этим вечером.
Зато я увидела одиноко блуждающего среди столиков и автоматов Сашку, который держал в каждой руке по кружке с пивом, а в зубах сжимал тлеющую сигарету. Он периодически ставил одну из кружек на ближайший столик, чтобы стряхнуть пепел на пол, а потом продолжал свои бесцельные блуждания. Я проделала в уме кое-какие нехитрые мыслительные операции и пришла к выводу, что он ищет меня. И не ошиблась.
– Как хорошо, что ты нашлась! – счастливым голосом воскликнул Сашка. Избавившись от одной из кружек, он сообщил: – Я перевесил твою куртку на свой номер, и теперь у нас один номерок на двоих. Имей в виду, если задумаешь исчезнуть. Иначе рискуешь не найти свою одежду. Ну пойдем.
И, ласково обняв меня за плечи, повел наверх, вручил кий и даже разрешил мне самой разбить пирамиду. От такого неожиданно милого обращения я забыла даже спросить, зачем он перевесил мою куртку.
Когда я возвращалась домой, тело мое пребывало в каком-то счастливом оцепенении. Чего я не могла сказать про свои мысли. Некоторые из них метались в голове так, что временами вылетали прочь, и я тут же забывала про них. Другие подпрыгивали, как акробаты на батуте. Поэтому я ничего не могла сообразить.
А между прочим, тема для размышлений была. Странностей за сегодняшний день накопилось предостаточно. Но повторяю, что я была не в том состоянии, чтобы призвать свои мысли к порядку. Ехала домой и тихо надеялась, что родной кров поможет мне обрести четкость и стройность моим мыслям.
В мое отсутствие в моем доме побывали гости. Очень аккуратные гости. Они ничего не разбили, нигде не напачкали, мебель не двигали, посудой не пользовались, в ванне не мылись. Следов их визита я бы и не заметила, но полезла в кладовку за банкой клюквенного варенья и нашла там свои джинсы для работы в саду. Джинсы лежали возле стены. Они и с утра лежали возле стены, но в другом положении. Я стала искать другие новшества в обстановке. Они немедленно нашлись.
Я никогда не задвигаю ящик серванта до самого конца, а сегодня он оказался плотно задвинутым. На туалетном столике царил беспорядок, но это был чужой беспорядок. Не тот, который я оставила, уходя на свидание. Заглянув в шкафы, нашла там все тот же чужой беспорядок. Моя мама была единственным человеком, у кого есть ключи от моей квартиры. Но она не стала бы рыться в моих вещах или хотя бы оставила записку. Дескать, порылась. Ничего особенного, как и предполагала, не нашла. Целую.
Но на всякий случай я позвонила ей. Мама долго не подходила к телефону, я даже стала тревожиться. Потом я подумала, что она могла отключить телефон. Она часто так поступает, когда не желает общаться с внешним миром. Это проще, чем объяснять всем и каждому, почему она не хочет с ними разговаривать. Я уже приготовилась повесить трубку, когда мама подошла наконец к телефону. Мама, услышав мой голос, тут же сказала:
– Хорошо, что позвонила. Я как раз вспоминала о тебе.
– Я про тебя тоже вспоминала, – правдиво ответила я, – ты так давно не заходила ко мне в гости.
В ответ ожидала услышать что-нибудь вроде: «Как же. Я была у тебя сегодня в гостях и искала…» Но вместо этого услышала:
– Планировала зайти к тебе сегодня, но не получится. Заходи лучше ты ко мне. Завтра я дома. Мне должны звонить из Владикавказа по работе, поэтому сижу у телефона, как приклеенная.
Вот и все. Очень легко и просто. У меня в квартире был грабитель. Надо скорее проверить свои материальные ценности. Хотя чего проверять. Телевизор и музыкальный центр стоят в комнате на почетном месте, чтобы их не увидеть, нужно быть совсем слепым. Холодильник бурчит на кухне, как обычно. Деньги лежат в шкатулке возле зеркала вместе с документами, все в целости и сохранности. Хотя постойте, ведь тут же был мой студенческий билет, а теперь он пропал. Кому мог потребоваться старый студенческий билет?
Дело принимало совсем загадочный оттенок. В билете только и было ценного, что моя фотография. Стоп! Моя фотография. Это уже кое-какой след. Фотографии обычно берут, чтобы смотреть на них или показывать своим знакомым. Значит, кому-то хочется постоянно смотреть на меня и, может быть, даже радоваться при этом. Как же я умудрилась внушить похитителям фотографии такие сильные чувства и даже не заметила этого? А с другой стороны, почему им? Может, это только один человек. Мой тайный воздыхатель, который втюрился в меня настолько, что пошел на преступление, чтоб только раздобыть мою фотографию. В таком случае, он должен быть феноменально застенчивым человеком.
Но хорош поклонничек, если ходит в гости к любимой девушке с набором отмычек. Отмычками он явно воспользовался, потому что замок не был сломан и находился в полной исправности. А может быть, мой тайный поклонник нанял постороннего человека, чтобы тот взломал мой замок и выкрал фотографию. В этом случае дело принимает еще более уголовный характер. Здесь налицо сговор. А зачем тогда взломщик обыскивал всю квартиру? Шкатулка с документами стояла на самом виду. Может, у вора случился острый приступ любопытства, но это маловероятно.
Это какие же надо иметь железные нервы, чтобы, находясь в чужом жилье, тешить свое любопытство. Я ведь могла вернуться в любой момент, а он или она тут развлекается. Или взломщик искал какую-то вещь, которая случайно оказалась у меня. Я про эту вещь забыла, а ее хозяин, напротив, отлично помнит и жаждет вернуть ее, но попросить не решается. Хочу верить, что уголовник с отмычками нашел то, что ему было нужно, и больше не вернется и не потревожит меня.
Немного утешив себя мыслью, что ничего ценного при взломе не пропало – а много ли людей могут похвастаться тем же? – я легла спать. Но заснуть мне не удавалось. Что-то в сегодняшнем вечере меня настораживало.Человек, на которого я дважды натыкалась, когда возвращалась по забывчивости домой, явно не хотел, чтобы я видела его лицо. Я его и не видела. Он отворачивался от меня, и я даже его возраста определить не смогу, если потребуется. И еще эти двое в кафе. Они искали девушку, чьи приметы подходили ко мне. Все до одной подходили. И заметались они только после того, как увидели, что меня нет на месте. Единственная девушка в баре, которую они не могли видеть, была я, потому что все время сидела у них за спиной. Сашка перевесил мою куртку, и они не заметили ее и поэтому заволновались. Когда они расспрашивали барменшу о том, не видела ли она девушки, уходящей через служебный ход, то барменша все отрицала. А зачем бы ей было обманывать тех двоих? Стало быть, никто из бара через стойку не уходил. И значит, эти двое могли искать меня. И они знали, где я живу, как выгляжу, могли в любой момент взломать дверь и войти сюда!
Я не могла больше оставаться в постели. Я подскочила так резко, словно мне в спину уже упиралась заточка, и бросилась запирать дверь на все замки и цепочки. К моему величайшему огорчению, запоров явно не хватило бы на то, чтобы сдержать даже одного крепкого молодого человека, а про троих и говорить не приходилось. Тогда я пошла на крайние меры и притащила всю мебель, которую могла сдвинуть, к дверям. У меня получилась неплохая баррикада. Только после этого я немного пришла в себя и смогла здраво рассуждать о положении, в котором, возможно, очутилась.
Господствующее положение в голове занял один вопрос. Что теперь делать? Таинственный Ромео, которого я уже успела вообразить, развеялся аки дым, а вместо него материализовались трое здоровенных мужиков, которые не испытывали ко мне никаких нежных чувств. Это уж точно. Вместо этого они хотели получить от меня какую-то вещь, о которой я не догадывалась, но тем не менее украла у них. Больше всего меня смущал тот факт, что я не представляла, что это могло быть. Я с удовольствием и даже с радостью вернула бы их собственность, чтобы отвязаться от них. Ценности этой вещи я не представляю, так что легко вернула бы им все, но не могу это сделать, потому что не знаю, что должна вернуть. Скоро они сообщат о неудачах своему боссу, и он предпримет ответный удар. В чем будет заключаться этот удар, мне даже и думать не хотелось. Не пойти ли мне ночевать к Светке? Правда, уже поздновато для визита, но и обстоятельства, вынудившие меня прибегнуть к ее гостеприимству, тоже отличаются от обычных.
Что еще можно сделать, чтобы обезопасить свою жизнь? Да, конечно, звать на помощь милицию. Нашу родную славную милицию, которую мы все любим покритиковать, но к которой прибегаем в трудную минуту и просим о защите. Но что я им скажу? Что украли старый студенческий билет? На этом месте мои мучительные раздумья были прерваны, потому что раздался звонок в дверь. Мои мысли опять поменяли направление. Надо звонить в милицию и надеяться, что она приедет раньше, чем бандиты справятся с замками и разметают баррикаду. Я подошла к двери и самым твердым голосом, на какой была способна, сказала:
– Немедленно убирайтесь! Я знаю, кто вы такие, и уже вызвала милицию.
За дверью царило молчание. Там переваривали услышанное. Потом тонкий женский голос произнес:
– Дашка, ты что, шутишь?
Голос был Наташкин.
– Даша, – продолжал голос, – я забыла ключи, а Руслана еще нету дома. Можно я подожду его у тебя?
Новый сюрприз вечера меня порадовал. Наташа была моей соседкой снизу. Она очень любила рассказывать каждому, кто соглашался слушать, о своей личной жизни и делах, так как на собирание сплетен у нее не хватало времени. Поэтому я могла впустить ее без опаски, что завтра весь дом узнает, что я баррикадируюсь на ночь. Я была совсем не против ее компании. Особенно сейчас, когда мне рядом необходим был живой человек для моральной поддержки. Но одна ли она? Вот в чем вопрос. Я не смогла придумать ничего более умного, чем спросить:
– Ты там одна?
– Конечно.
– Точно?
– Выгляни в «глазок», если сомневаешься.
Я так и поступила, но на площадке было темно. Я ничего не увидела.
– Света нет, и я ничего не вижу, – сообщила я Наташе.
– Ты что, издеваешься?
Ее дрожащий голос убедил меня рискнуть.
– Подожди, – сказала я, – сейчас открою.
Быстренько раскидав часть баррикады, я смогла приоткрыть дверь настолько, чтобы худенькая Наташа смогла влезть. При этом я сама поражалась собственному безрассудству.
– Ой, что это у тебя? – удивилась Наташа, заходя и спотыкаясь о торчащую ножку стола.
– Просто небольшая перестановка.
– Это больше похоже на те сооружения, которые строили в Париже во времена их революций, – неожиданно проницательно заметила Наташа.
– Не обращай внимания, – дружески посоветовала я ей, думая при этом, чем бы мне отвлечь ее мысли от свалки в прихожей.
Наташа сверлила меня проницательным взглядом, но тут я вспомнила, что упоминание о ее муже всегда действует безотказно.
– Как поживает Руслан? Где он пропадает?
Эти вопросы, отдающие всего лишь дань вежливости, всегда воспринимались Наташей за чистую монету. Она с жаром принялась рассказывать мне про невозможное поведение своего дражайшего супруга.
– Не знаю, что мне с ним и делать. Он совсем помешался на почве….
С этого момента от меня требовалось только временами сочувственно покачивать головой и стараться попадать со своими кивками в тон ее рассказа. То есть когда она говорила о чем-то печальном, я тоже грустила. Услышав мельком нотки негодования в ее голосе, изображала легкое возмущение, но, впрочем, я не всегда впопад сменяла свои настроения. Время от времени Наташа подозрительно осведомлялась:
– Ты меня слушаешь?
– Конечно! – отвечала я с безмерной обидой в голосе, и Наташа успокаивалась.
Еще очень полезно было в таких случаях в целях маскировки попросить у нее продолжения рассказа, тогда она расцветала и лучилась счастьем. Мы приятно провели четверть часа, а потом за Наташей пришел ее Руслан. Я была очень благодарна ей за общество, и она мне тоже. Мы расстались, довольные друг дружкой. Расставшись с Наташей и Русланом, я снова загромоздила дверь. При этом горько жалела, что раньше не уделяла должного внимания изучению электричества. Теперь бы мне очень пригодилось знание этого предмета. Можно было бы подвести ток к дверной ручке, чтобы он бил каждого незваного гостя, или воспользоваться электромагнитом. Но этим чудесным идеям суждено было остаться в теории. Потому что моих знаний хватало лишь на то, чтобы правильно вкрутить лампочку или воткнуть вилку утюга в розетку.
Не стоит заниматься тем, в чем ничего не смыслишь. Это ничего, кроме вреда, не принесет. Нужно пользоваться теми умениями и навыками, которыми владеешь в полном объеме. Итак, что я умею? Как всякая женщина, я умею наводить на себя красоту, марафет. О, прекрасная мысль. Если мне суждено пережить эту ночь, то с утра я обязательно займусь изменением своей внешности. И тогда ни одна живая душа меня не узнает. И, значит, бандиты останутся с носом, а я смогу спокойно передвигаться по улицам родного города.
Решено. Завтра первым делом – камуфляж.