Из дневника Вовика Башмакова - читать онлайн

Родители заставили меня вести дневник. «Записывай вечером все события дня, это поможет тебе определить, какой день ты прожил с пользой, какой – бесполезно, – говорил папа. – Размышляй о сделанном, увиденном и услышанном». А мама добавляла: «Все великие люди с детства вели дневники. Бери с них пример, и ты тоже станешь великим».

Мама дала толстую тетрадь, папа – свою авторучку. Оба сказали: «Когда тетрадь заполнится записями, мы обменяем ее на байдарку. Читать твой дневник не будем. Ты сам запрешь его в ящик стола и ключ оставишь себе».

Начал вести дневник. Других событий не было. Размышляю об услышанном. Будет байдарка – лодка в двух рюкзаках. Позову Петьку Шнуркова: он сильный. Пойдем на речку, соберем лодку. Поплывем. Куда? Куда речка течет, туда и поплывем. Доплывем до Оки. По Оке – до Волги. На Волге гидростанции. Как бы не затянуло в турбину! Живым в турбине не остаться… За километр до плотины вытащим байдарку на берег и понесем. Перенесли – поплывем дальше… Ух ты, сколько воды, бескрайний водный простор! Здравствуй, Каспийское море!.. А дальше куда? В Каспийском море и решим.

Продолжаю вести дневник. Событий других нет. Размышляю о том, что уже написал. Не верю в неприкосновенность дневника. Ключ от стола у меня. Но есть еще два таких! Если папа, особенно мама, прочтут о нашем путешествии с Петькой Шнурковым, они попросятся в байдарку. Мама тяжелая. Петька останется на берегу. А он уже готовится к путешествию: привязал к удочкам большие крючки – на сомов, положил спички в непромокаемый пакет. Обидится. Скажет: врун и обманщик.

Придумал. С папой и мамой будет пробный проплыв. Проплыв выходного дня. Как же им плыть до Оки, если на другой день на работу?

Сижу и думаю: что еще написать в дневнике? Пишу крупными буквами – так быстрее заполнится тетрадь. Мама предупредила: «Если вырвешь из дневника хоть страницу, получишь байдарку без вёсел». До чего же тетрадь толстая! Девяносто шесть листов. Почти сто!

Событие было незначительное. После него бабушка сказала: «От тебя всё, как от стенки горох, отскакивает».

Размышлял об услышанном. Стенка, выходит, это я. Горох – бабушкины советы. Какая я стенка? Из чего? Из кирпича? Или железобетонная плита? Или из фанеры?

Ударить горохом по фанере – вот грохот будет! На кухне стена из досок, тоже годится. Взял в шкафу пакет с горохом. Сыпанул на стенку. Треск был!

Пока дома никого, начал собирать горох. В пакете было его миллион. Полмиллиона на полу. Руками не собрать. Взял веник и совок. Горох с мусором. Что, если с такой дрянью сварят суп? Я-то знаю – я есть не буду. Папа, мама, бабушка не знают – и съедят… Нечестно так поступать с родными людьми. Высыпал горох в кастрюлю. Помыл. Хотел высыпать на стол сушить. Тут вернулась бабушка. Похвалила, что подмел кухню. Спросила: с чего я захотел горохового супа и как догадался, что горох надо замочить?

Событие было незначительное. Бабушка в конце сказала: «С тобой говорить – что в ступе воду толочь».

Что такое ступа? И разве можно толочь жидкость? Ступа это, верно, какой-нибудь новейший синхрофазотрон. Жидкость в нем превращается в твердое вещество. Его-то и толкут в порошок, в мезоны и пимезоны… Откуда у бабушки такие познания? Радио не слушает, телевизор не смотрит, говорит – противно и слушать, и смотреть.

Решил узнать все про ступу. Выписал объяснение из «Словаря русского языка»: «Ступа – металлический или тяжелый деревянный сосуд, в котором толкут что-либо пестом». Узнал из той же книги, что такое пест. Оказывается, это «короткий толстый стержень с округлым концом для толчения чего-нибудь в ступе».

Спросил про ступу Петьку Шнуркова. Он мне показал картинку – ступа летит по небу над лесом, а в ней Баба-яга. Вот про такую вещь говорила моя бабушка!

Я представил себе, как мы с бабушкой по очереди ударяем пестом в ступу, а из нее летят брызги воды. Ступу мы на полчаса арендовали у Бабы-яги. Баба-яга лохматая, платье на ней рваное. Нос крючком. В руках метла. Сколько мы должны за ступу? Бабушка дает тысячу. «Еще столько! – говорит Баба-яга. – За то, что мне садиться в мокрую ступу. В небесах холодно, могу простудиться».

Засунула две тысячи в карман. Завертела метлой, как пропеллером, и улетела.

Событие было незначительное. Бабушка в конце события сказала: «Тебе хоть кол на голове теши!»

Я видел, как сосед тесал кол. Толстую палку поставил на чурбак и бил по ней топором.

Ходил в казарму к солдатам. Часовой спросил, к кому и зачем иду.

«К кому-нибудь. Иду за каской». – «Каска гражданским не положена. Каска – военное снаряжение. Никто тебе ее не даст». – «Тогда я пропал», – сказал я. «Почему пропал? – спросил часовой. – Ты что, мальчик, на войну собрался?» – «Нет, не на войну. Мне на голове будут тесать кол. Топором». – «Это кто же такое зверство придумал?» – удивился часовой. «Бабушка», – ответил я. «Родная? Не может быть! Странное дело… Подожди, я сообщу о тебе командиру».

На столбе у ворот был телефон. Часовой сказал в трубку: «Вызываю дежурного. Сложные обстоятельства».

Пришел лейтенант. Часовой все рассказал ему.

Лейтенант провел меня к генералу. Генералу все рассказал я.

«Не допущу, чтобы страдала такая светлая голова, – строго сказал генерал. – Лейтенант! Дать мальчику каску. И танкистский шлем. Если сначала надеть шлем, а на него – каску, в ушах при ударе топором будет меньше звона».

Генерал потрогал мою голову, пожал руку и просил передать привет бабушке.

Бабушка, мама, папа не верят, что каску и шлем дали даром. Спрашивают: «На что выменял?» Мама уверяет, что у меня с каким-нибудь солдатом была бартерная сделка и с минуты на минуту приедет военный патруль – за вещами и мной.

С Петькой Шнурковым договорились: в путешествии на байдарке меняемся военным снаряжением. День я плыву в каске, он – в шлеме танкиста. День я – в шлеме, а он – в каске. Никому не обидно.

У неспокойных берегов будем маскировать байдарку и себя связками камыша. Из камыша будут торчать каска и шлем. Пусть думают, что стрелок и танкист выполняют спецзадание.

Приходил Петька Шнурков. Я надел каску. Петька – шлем. Мы встали перед зеркалом. Я сделал мужественное лицо и посмотрел грозным взглядом.

Взгляд случайно попал на Петьку. «Ты что так зверски смотришь на меня?» – спросил Петька и поднес к моему носу кулак. Пришлось объяснять, что грозный взгляд я устремлял вдаль. На Петьку он попал случайно. Мы помирились. Пили на кухне чай.

Пришла бабушка. Удивилась, что сидим за столом один в каске, другой в шлеме. Сказала: «Головам тяжело и жарко. Снимете – дам варенья». Петька снял и получил варенье. Я не снял – пусть голова привыкает к тяжести. Подрасту – призовут в армию. Полководец Суворов говорил: «Тяжело в ученье – легко в бою». Пусть Петьке будет тяжело. А мне будет легко. Он еще вспомнит это варенье!

Утром было событие. Мама одевалась на работу. Доставала с полки берет. Тут упал оттуда шлем, а за ним – каска. «Ой! – закричала мама. – Еще бы немного – и по ноге попало! Найди для своих вещей подобающее место. Иначе выброшу!»

Квартира – это не казарма. Подобающего места военным вещам в квартире нет. Целый день думал, куда положить шлем и каску. Ничего не придумал. Везде лежат вещи родителей.

Советовался с Петькой Шнурковым. Он сказал, что у его дяди двуствольное ружье, патронташ и ягдташ висят на ковре над кроватью. Никому не мешают. И очень красиво. Спросил: какое оружие – ягдташ? Оказалось, это сумка для дичи, похожая на авоську. Только носят ее не в руках, а через плечо на ремне.

Завтра забью над своей кроватью гвоздь. Думаю, всем понравится.

День начался плохо. Кончился хорошо. Утром папа кричал на всю квартиру: «Что за сын у меня?! Ничего-то не умеет. Гвоздь согнул. Стенку изуродовал. Пальцы себе молотком отбил. Что с ним будет, когда вырастет!..» Мама тоже кричала: «Удумал этот зеленый горшок над головой повесить. А если с гвоздя сорвется?! Не для того я тебя родила, чтобы завтра заказывать тебе гроб». Тут заговорила бабушка: «Что вы оба кричите? Криком делу не поможешь. Надо действовать… Купите ему велосипед».

Папа и мама испугались. Мама опомнилась первая и опять крикнула: «Ремень куплю!» А папа тихо сказал: «Мы же обещали байдарку».

«Когда купите байдарку? – спросила бабушка. – Когда рак на горе свистнет? Надо купить велосипед без промедления».

Папа и мама слушаются бабушку. Она участник войны. Была радисткой. Прыгала с парашютом к партизанам. Участники войны смотрели в глаза смерти. С ними лучше не спорить.

Приятно и радостно знать, что будет велосипед. А байдарка? Ее купят, когда рак свистнет… К тому же свистеть он должен на горе. Какому раку захочется из воды лезть на гору? Ну найдется такой. Сколько времени он будет лезть задом наперед? Хвост впереди, голова сзади; глаза тоже сзади. Куда ползти, где гора – этого раку не видно… А опасности? Ворона рака не упустит – расклюет. Еще пьяницы. Схватят рака, сварят и съедят с пивом.

Не откажутся ли родители покупать байдарку? Скажут – купили велосипед. Тогда зачем надрываю силы над дневником? Зачем трачу на него драгоценное время?

Не зря говорят: понедельник – день тяжелый. Велосипед еще не купили.

Спросил Петьку Шнуркова про свистящих раков. Ничего о таких не слыхал. Рассказал о поющих лягушках. Живут на юге. Ночью залезают на деревья. Сидят на ветках и поют. Приезжие люди тихо стоят под деревьями и слушают – думают, это трели соловья.

Может быть, в жарких странах есть раки, которые живут прямо на горах? Им далеко ходить не нужно – сидят себе дома и свистят…

А как папа с мамой узнают, что южный рак уже свистнул, что пора покупать байдарку?

Весь день гонял на велике. Хорошую машину купили! Петька Шнурков просил покататься. «Дам завтра, – сказал я. – Мне надо опробовать механизмы – тормоза, руль, звонок». – «Ты и байдарку один будешь опробовать?!» – обиделся Петька. «Байдарка – другое дело, – сказал я. – Она двухместная, а велосипед одноместный».

Петька вынул из кармана пятачок, поплевал на него, пошептал и бросил мне под колесо. «Велосипед заколдован. Будет ломаться», – сказал он и ушел домой.

Вывел велосипед на улицу. Сел. Разогнался. Вдруг руль вывернулся – ручками вперед. Упал вместе с велосипедом. В лопухи. Хорошо, не в крапиву.

«Почему пешком?» – спросила бабушка. Объяснил. Она сказала, что ослабла гайка на руле, надо подтянуть. Искал ослабшую гайку. Она оказалась круглой. Не предполагал, что гайки бывают круглые. Ключ для странной гайки помогла подобрать бабушка. Не ключ, а крючок.

Весь день гонял на велике. Петька Шнурков почему-то на улицу не выходил. Если бы вышел, я свое слово сдержал бы – дал бы покататься. А может, не дал бы: пусть не колдует!

Вывел велосипед из сарая. Обнаружил – колесо спустило. Бабушка у дома на лавочке вязала носок. «Ищи прокол в камере», – сказала она.

Снял колесо. Вытащил камеру. Невооруженным глазом дырку не нашел. Принес лупу. Тоже не нашел. Бабушка объяснила, как искать дырку с помощью таза. Принес таз. Налил воды. Накачал камеру. В воде сжимал. Откуда пошли пузырьки, там оказалась дырка. Заклеил камеру. Бабушка похвалила: «Терпение и труд все перетрут». Кататься не поехал. Был уже вечер.

Весь день шел дождь. Сидел дома. Размышлял о колдовстве. Колдуны есть. Показывали одного по телевизору. «Трудно ли колдовать?» – спросил комментатор. «Кто умеет, тому просто», – ответил колдун. «Много ли на колдовство уходит жизненной энергии?» – «Когда как, – ответил колдун, – после большого колдовства неделю не выхожу из дома, сплю и ночью и днем». – «В каком возрасте обнаруживаются колдовские способности?» – «В разном. Кто-то умирает, не зная, что он колдун. Кто-то ощущает колдовскую силу с детства».

Может быть, Петька Шнурков ощутил эту силу? Гайка на руле могла ослабнуть из-за того, что я делал крутые повороты. А почему прокололась шина? Велосипед стоял ночью в сарае – и вдруг в камере дырка. Почему Петька Шнурков не выходит на улицу? Подозрительно. Может быть, отсыпается после колдовства?

Чтобы не думать о колдунах, размышлял о труде и терпении. «Терпение и труд все перетрут», – сказала бабушка. Я терпеливо трудился и заклеил камеру. Бабушка в это время тоже терпеливо трудилась и связала два носка. Надо бы говорить: «Терпение и труд все заклеят, все свяжут». Зачем же труду и терпению все перетирать?..

Они как два напильника – терпение и труд. Каждый из них длиной в километр. Шириной в сто метров. Кто между ними попал – тому конец.

Напильники на гусеничном ходу. Подъехали к нашей улице. Перетерли липу. Какое красивое было дерево! Вон Бальдик – эрдельтерьер. С медалями, а глупый. Стоит, виляя хвостом… Как он мог вилять хвостом, если ему еще в детстве его отрезали?.. Ладно, хвост я вообразил. Беги, дурак! Сейчас перетрут… Перетерли. Взвизгнуть не успел.

Теперь на очереди наш дом. Надо крикнуть родителям, бабушке и соседям, чтобы спасались. Подожду минуту-другую.

Какое счастье! Они, терпение и труд, начали перетирать друг друга. Только искры летят! Хорошо,

что не закричал. Была бы паника. В дверях люди пробку образовали. Из окон прыгают. С узлами. Выскочили бы на улицу. А опасности нет. Терпение и труд уже перетерли друг друга. Меня повели бы в суд. А из суда – в колонию усиленного режима. Ровно на десять лет. Прощайте, дневник, байдарка и велосипед…

Все же продолжаю думать о колдовстве. Какой Петька Шнурков колдун?! Хулиган. Ночью, верно, залез в наш сарай и проткнул шину. А до этого гайку ослабил. Повешу на сарай замок. Пусть колдует у запертой двери.

Весь день лил дождь. Сидел дома. Замок повесил. Ключ к нему один. Храню под подушкой.

Понедельник – день тяжелый. Ночь с воскресенья на понедельник тоже тяжелая. Приснился сон. К моей кровати подкрался бандит. Одет в кожаную куртку. Лицо с одним глазом, нос ноздрями вверх. Зубы как у лошади. Пригляделся получше – узнал Петьку Шнуркова. Петька распахнул куртку, за поясом десять пистолетов. Вытащил пистолет с самым толстым стволом, прицелился в меня и сказал: «Спи, спи, мой мальчик!»

Левая рука Петьки вытянулась и залезла под подушку. За ключом! Петька положил ключ в карман, погрозил пистолетом и исчез.

Я хотел закричать. Голос не слушался. Я застонал и проснулся. У кровати стояла бабушка, поправляла одеяло и приговаривала: «Спи, спи спокойно». – «Петька Шнурков утащил ключ! – сказал я. – Сейчас велосипед ломает». – «Успокойся, чего выдумал? Или приснилось? На месте твой ключ. Где лежал, там и лежит». Я пошарил под подушкой. Ключ был на месте.

Утром побежал в сарай. Открыл ключом замок. Вывел велосипед. Поехал. Заднее колесо трется о вилку. Ремонт несложный. Открутил две маленькие гайки, две большие. Поставил колесо ровно. Гайки закрутил. И всё…

Кататься расхотелось. Когда едешь, думать некогда. А надо думать. Я попал в дьявольскую западню. С Петькой Шнурковым шутки плохи. Велосипед ломает, не выходя из дома. И не дает спать спокойно. Может быть, помириться с ним?

Велосипед в порядке. Немного покатался. Поставил машину в сарай под замок. Протер каску сырой тряпочкой.

Шлем почистил щеткой. Храню их в коробке из-под макарон… Вот встретит генерал, спросит: «Где хранишь головные уборы нашей славной Российской армии?» Что отвечу? Позор!

Опять несчастье: переднее колесо искривилось. Бабушка сказала – «восьмерка». Налетал ли я на столб? Нет, не налетал. И на камень не налетал. На пенек тоже не налетал. Чего еще ждать мне? Педали отвалятся? Рама лопнет?.. «Не отчаивайся, – сказала бабушка, – выправим колесо вместе». Колесо выправили: одни спицы подтягивали, другие отпускали. «Всё! – сказал я твердо. – Сегодня устрою Петьке Шнуркову разборку. Плевать мне, что он колдун. А друзья найдутся».

«Остынь, – тоже твердо сказала бабушка. – Петя никакого отношения к поломкам не имеет!» – «Откуда ты знаешь, что не имеет?» – спросил я. Бабушка ответила: «Я все знаю». – «И почему велосипед ломается, тоже знаешь?» – «Конечно, – согласилась бабушка и пошла в другую комнату. Закрывая дверь, она пристально посмотрела на меня и добавила: – Петя – твой друг. Только по подозрению друзей не меняют. Запомни: старый друг лучше новых двух».

После этого разговора состояние у меня, как сказала бы мама, кошмарное, с ума сойти можно, лучше умереть!

Еще раз спросил бабушку, почему ломается новый велосипед. Она сказала: «Перевоплотись в Шерлока Холмса и, пользуясь дедуктивным методом, догадайся сам».

Легко сказать – перевоплотись! Но, чтобы открыть истину, надо перевоплощаться. У Шерлока Холмса была трубка. Где взять трубку? Закурить папину сигарету? Конечно, замена неравноценная. Но все же. Еще у знаменитого сыщика был друг – доктор Ватсон. Есть ли у меня друг? Бабушка говорит – есть, Петька Шнурков.

Как хорошо мы дружили! Конечно, случались разногласия. Один раз я сказал, что башмаки главнее шнурков. Петька не согласился: «Шнурки главнее!» Чтобы решить спор, пошли играть в футбол. Я вытащил из башмаков шнурки. Петька снял башмаки и привязал шнурки к босым ногам. Я вышел один на один с вратарем, ударил, но в ворота вместо мяча влетел башмак. Гол не засчитали. Петька на ударной позиции обрабатывал ногой мяч и упал – наступил левой ногой на шнурок правой ноги.

Ребята выгнали нас из игры: «Приходите, когда обуетесь по-человечески».

Мы были довольны: спор кончился. Сочинили поговорку. Она каждый раз нас мирит: «Башмаки без шнурков что шнурки без башмаков».

Завтра утром пойду к Петьке. Может быть, он знает что-нибудь про дедуктивный метод.

Петька, оказывается, у дяди в деревне. Скоро приедет. Мне стыдно: так плохо думал о верном товарище!

Старый друг, он лучше новых двух. У нас обувные фамилии. Где бы я нашел друзей с обувными фамилиями? Подметкин – что за фамилия! Стелькин – еще хуже, «пьян в стельку». Ну, Каблуков. А больше нету. Голенищев. Полководец Кутузов был еще и Голенищевым. Конечно, это подошло бы. Но голенище у сапога. Сапог не башмак.

Стараюсь думать о Петьке, а думается о бабушке. Знает, а не говорит. Почему?

Прочел в словаре про дедукцию. Это «цепь рассуждений». Шерлок Холмс рассуждал вместе с другом Ватсоном. Цепь удлинялась, удлинялась, и сыщик вдруг называл убийцу или грабителя. Одному не рассуждается. Скорее бы приезжал Петя.

Все же от дневника есть польза. Когда сижу с дневником, родители ничего от меня не требуют и не мешают рассуждать. Только бабушка мимоходом сказала мне: «Думай, голова, картуз куплю». Я ответил: «Нужен мне твой картуз, у меня есть шлем танкиста и каска». Все больше и больше злюсь на бабушку.

Коварная мучительница – вот кто она. Если бы у нее ломалась швейная машина, а я знал почему, я сразу сказал бы.

Сам себе не верю – я Шерлок Холмс. Один, без Ватсона, без курения трубки сделал цепь рассуждений.

Первое звено. Бабушка насильно заставила родителей купить велосипед.

Второе звено. Родителям надо еще на байдарку тратиться, поэтому папа купил велосипед уцененный, дешевый. Машина ломается сама.

Папа на ночном дежурстве. Завтра, чтобы подтвердить мой вывод, поговорю с ним, как мужчина с мужчиной.

«Отец, – сказал я строгим голосом, – ты купил велосипед в отделе уцененных товаров». – «Нет, – ответил папа, – покупал, где все покупали». – «Видишь ли, цепь рассуждений по дедуктивному методу приводит к выводу, что велосипед уцененный. Он ломается на каждом шагу».

Папа засмеялся: «Ты что же – Шерлок Холмс? А я – вычисленный тобой преступник? Да тебе дай сейчас „КАМАЗ“, ты ему на всех колесах не „восьмерки“, а „девятки“ сделаешь. Научишься ездить – велосипед перестанет ломаться».

Настроение испортилось. Тут еще бабушка прочла мораль. «Ты, – говорит, – говорил с отцом грубо. Если дело так пойдет дальше, хорошим помощничком отцу под старость будешь». – «Отличным!» – сказал я вызывающе. – «Да, да, – вроде бы согласилась бабушка, – отличным. Отца на печку будешь шилом подсаживать. Какой у тебя самого-то сын вырастет!»

Жду Петьку Шнуркова. Пока я один, рассуждаю не о велосипеде, а о своем будущем сыне. Я состарился. Голова лысая. Длинная борода и усы. Чтобы не мешали, бороду и усы запихиваю под ремень. В парикмахерскую не хожу: пенсии хватает только на хлеб, парикмахеру платить нечем. Вот и оброс. Хорошо, хоть на голове волосы не растут. Сын грубый. Он-то стрижется и бреется, здоровье у него как у штангиста. Это прекрасно – были бы дети здоровые…

А у меня коленки ноют. Ноги плохо сгибаются. Сын говорит: «Лежи на печке, в тепле ноги поправятся». Печка у нас в квартире деревенская, из кирпичей. Лежать на горячих кирпичах полезно. А как залезть на печку? Высоко. «Сын, – говорю, – подсади!» – «Сейчас, сейчас, папа! Вот только шило возьму».

Идет ко мне с длинным шилом. Откуда у меня силы взялись – я уже на печке. «Ах, папаша, папаша, – говорит сын, – ты, оказывается, симулянт. Зря докторам деньги за тебя платил. Тебя, оказывается, шилом лечить нужно».

Лежу на печке и думаю: «Я ему велосипед покупал, байдарку покупал, а надо было купить ремень хороший».

Приходил Петька Шнурков. Вернулся из деревни. Принес в подарок бабушке щуку. Сам поймал на жерлицу.

Оказывается, его дядя, узнав о том, что мы поплывем на байдарке, учил племянника ловить рыбу.

Петька скоро ушел. Я успел шепнуть, чтобы приходил завтра делать цепь рассуждений по дедуктивному методу.

Утром, как обещал, пришел Петька Шнурков. Он признался, что вчера не понял, какую цепь, из чего и для чего будем делать. Рассказал ему про Шерлока Холмса, доктора Ватсона и дедукцию. Предложил быть Ватсоном.

«Может, соглашусь, – сказал Петька. – Надо узнать, в чем дело».

«Жил-был мальчик, – начал я, – у него очень часто ломался новый велосипед. Мальчик чинил его вместе с бабушкой. Бабушка знала, почему велосипед ломается, но не говорила. Мальчику самому надо узнать это с помощью дедукции».

«Какой мальчик? Какая бабушка? „Жил-был у бабушки серенький козлик…“ – перебил Петька. – Ты, что ли, мальчик?»

Делать было нечего, я рассказал другу всё: и как подозревал его в колдовстве, и как он явился ко мне во сне за ключом от сарая.

Петька не обиделся. Только сказал, что носы ноздрями вверх не бывают. «Сколько всего в такие ноздри нападало бы, – сказал Петька, – а в дождик налилось. А если насморк? Чихнул – глаза себе забрызгал».

Я молчал. Петька попросил вспомнить подробности той страшной ночи.

«У тебя что, бабушка – экстрасенс? – сказал Петька, еще раз выслушав рассказ. – Почувствовала, что внуку будет сниться бандит Шнурков и пришла из своей комнаты к твоей кровати? И ключ под подушкой нащупать успела до того, как ты проснулся? А наутро на колесе „восьмерка“…»

Когда Петька сказал это, я понял, что он, Шнурков, и есть Шерлок Холмс. А я даже не доктор Ватсон. Я просто потерпевший. И от кого? От своей бабушки! Она, когда я спал, ключ из-под подушки доставала и велосипед ломала. Потом ключ под подушку засовывала. Разве мог я подумать такое! Она же у партизан радисткой была, с фашистами воевала… Отомщу бабке, она у меня помучается со своей швейной машиной!

Я спросил Петьку, знает ли он, что ломается в швейной машине. Петька на мой вопрос не ответил. «Кое о чем я догадываюсь, – сказал. – Одно непонятно: с чего это бабушка вдруг велела купить велосипед?»

«Не вдруг, – признался я. – Был шум на всю квартиру. Хотел вбить гвоздь с одного удара молотком и стукнул по пальцу». – «Теперь все ясно и без дедукции, – обрадовался Петька. – У тебя классная бабушка! Она же учила тебя руками работать. Ты же теперь велосипедный мастер. Тебе теперь гвоздь забить – раз плюнуть».

Петька ушел помогать матери убирать квартиру. Я размышлял о себе. Хотел подраться с другом. Хотел ломать швейную машину бабушки, и это вместо благодарности…

Истребил в бабушкиной комнате комаров. Включил пылесос и подкрадывался к ним со шлангом. Очень хороший способ: стены не пачкаются. Отверстие пылесоса заткнул бумажной пробкой. Иначе вылезут. Не взять ли патент на новый способ борьбы с вредными насекомыми?

Бабушка за завтраком рассказывала, как ездила в Москву. В метро все с тележками. Везут большие сумки. У бабушки тележка с маленькой сумкой, но все равно тяжело. «Была телега у меня, – вздохнула бабушка, – да только не было коня…» У этого стишка есть продолжение: «Но вдруг она заржала, заржала – побежала». Вот бы сделать самоходную тележку! Сделаю, подарю бабушке и тогда скажу, что знаю, почему велосипед ломался. А сейчас сказать не могу: трудно. Вообще мириться как-то трудно. Ссориться легко. Ссоры сами собой получаются.

…Все завидуют бабушке. Она идет, а тележка впереди едет. У бабушки в руках вожжи. За правую вожжу потянет – тележка вправо, за левую – влево. Если кто близко дорогу перебегает, тележка ржет по-лошадиному.

Женщина с детьми – детей ведет и тележку везет. «Давайте-ка, – говорит бабушка, – цепляйте за мою. У моей мощности хватит». Прицепили тележку хромого старика. Старик сзади костылем подталкивает.

Лица кавказской наружности хотели прицепить свои тележищи. «Как не совестно!» – закричал хромой старик и отогнал их костылем. «Правильно, – говорит бабушка, – цепляйте только слабосильных».

Поезда приходят и уходят, а в вагоны никто не садится. Смотрят, как бабушкина тележка другие везет. Кому из-за голов не видно, а только слышно ржание, спрашивают: «Что, конная милиция в метро?» – «Нет, – отвечают им, – это тележка ржет, у нее гудок такой».