Захотелось найти камень побольше и разбить себе голову. Тот, Кто Родился не дал мне знаний человечества, я не стал сведущим в металлургии, геологии, в растениеводстве, вообще не приобрел никаких полезных с точки зрения ускорения цивилизации знаний. Зато я обрывками помню, как в этой местности гибли люди. Помню то, что еще не стало.
Сперва, после того как я узнал, скольких убил Одыр, я обрадовался. Ведь даже чего я ни делай, но спасение пяти сотен жизней, в результате того, что мой разум не дал разгуляться безумию этого монстра, мне казалось достаточным. Это и правда по цифрам очень много. Если всего осталось людей немногим более десяти тысяч, то пятьсот – это весомый процент! Но увы, по сути, я ни на что таким образом не повлиял. Эти пять сотен все равно бы погибли, кто от голода, кто от рук соседей. В конце концов, вся популяция населяющих эти джунгли людей через какие-то пару сотен лет будет полностью вырезана племенами каннибалов, что придут с севера, гонимые голодом. Ну вот и зачем мне эти знания? Чем они мне помогут? Лучше бы в мою голову поместили знания о металлосодержащих рудах!
Усилившийся дождь прервал мои размышления о самоубийстве. Впрочем, как ни безумно и как ни сложно то, что мне надо совершить, никто за меня это не сделает, так что жить я обязан. Ради тех, кто погиб, чтобы их гибель не случилась!
Надо было выходить из джунглей на поляну. Выходить к толпе испуганных женщин и подростков. Выходить и что-то делать! А я не знал что! Совершенно не знал. И чем дольше я копался в памяти Одыра, тем безвыходнее казалась мне сложившаяся ситуация.
Пятнадцать женщин, четыре подростка и я, в диких джунглях первобытной Африки. По сути ничего страшного. В данное время женщины добывали еды ничуть не меньше мужчин, а подросток способен собирать ягоды и плоды ничуть не хуже взрослого. Вспомнился штамп из школьных времен, как называли первобытные общества в моем времени: «общество охотников-собирателей». Где женщинам выделялась роль собирателей, а мужчинам роль охотников. И если с женщинами и их ролью, ученые угадали, то с мужчинами попали впросак.
Я еще как только осознал себя в этом времени, удивился скудностью используемого людьми инструмента. А уж как охотиться деревянным копьем, с наконечником в лучшем случае из заостренного дерева, обожженного на огне… Таким убить какого-либо зверя очень проблематично. Дубинка из сучковатой палки тоже для охоты подходит слабо. О каменных инструментах, таких как скребки, протоножи и рубила, я вообще молчу, у них иное предназначение. На кого с таким убогим инвентарем можно охотится, а главное, если и можно, то насколько успешно?
Память Одыра подсказала, что можно. На всякую мелочь, не крупнее кошки, в основном на грызунов, очень похожих на морских свинок, но шустрых как городская крыса. Вот их и били дубинками. А вот для чего люди использовали копья, оказалось для меня откровением. По сути, копье оказалось не элементом охоты, а элементом войны. Причем войны не с другими людьми, хотя и использовалось для этого тоже, но основным предназначением копий было иное. Борьба с хищниками! Причем не с хищниками саванны, это было бы глупо, с таким копьем да на древнего льва, весом за триста килограмм или на еще одних гигантов, напоминающих медведей, только раза в полтора побольше своих сородичей из моих времен. Против таких зверей, даже с винтовкой-слонобоем выйти страшно, не говоря уж о любом не огнестрельном оружии!
Одыр и его сородичи боролись с хищниками джунглей, они были значительно меньше своих собратьев по ремеслу из саванны. Да и то с наиболее крупными представителями рода кошачьего, чем-то напоминающих кагуара-переростка, люди также не связывались. Зато почти всех остальных гоняли по джунглям славно. Именно гоняли, а не убивали. Люди, даже такие древние как местные племена, были намного хитрее всех остальных зверей. Мужчины племен следили за хищниками, а когда те убивали свою жертву, нападали толпой, используя копья на хищного зверя и отгоняли его от добычи, присваивая себе тяжелый труд охотника! Получается, что правильнее было бы назвать то общество, в которое я попал, не «общество охотников-собирателей», а «общество падальщиков-собирателей». Девяносто процентов мясного рациона в меню людей, составляло мясо, которое удалось отбить или у хищников, или у других падальщиков. Как результат, поступление мяса в племя больше зависело от удачи, чем от навыка охотника, и соответственно было величиной очень случайной.[1]
Получается, мужчина мог добыть много еды за раз, но также мужчина мог и несколько дней не принести вообще ничего. А женщины, собирая травы, корешки, плоды, ягоды, в итоге поставляли еду более предсказуемо. То есть теоретически, да, пожалуй, и практически, если удастся подавить панику, объединить испуганную толпу в племя, то выжить получится. Только вот есть одна деталь, которая рушит все эти замыслы на корню. В среднем, каждый человек из племен, мог беспрестанно трудясь прокормить себя и еще немного, настолько немного, что трое взрослых едва могли прокормить одного ребенка! Точнее, таких малышей, как остались в живых, можно прокормить и даже одному, надрываясь, работая на износ, но можно. Только вот для этого надо, чтобы с детьми кто-то сидел, отдельно выделенный человек. Сглотнул комок, который подкатил к горлу, перед глазами встала стайка копошащихся в круге мамочек деток, их было ровно двадцать. А я и все, кто остался жив, при всем желании, даже разорвись, даже все потратив на поиски еды, мы можем прокормить не больше двенадцати! И это с учетом того, что у меня не останется никакого времени ни на какое прогрессорство! А если я буду тратить время на достижение основной цели, то из этой дюжины, что может выжить, надо вычесть еще двух или даже трех. И от этой математики у меня волосы на загривке встали дыбом! Жертва малыша ради выживания взрослого, это норма здешней жизни. Это закон выживания. Взрослый может породить еще детей, а дите не выживет без взрослого, просто выживание. Норма тут, но я такую норму принять не могу. Для меня она еще более дика, чем безумие Одыра. Невзирая на то, что я должен совершить, что спасет в будущем миллиарды детей, я не могу поступиться теми детьми, что ради будущей цели должны умереть от голода здесь и сейчас. Понимаю, что не логично, что цивилизационную мораль надо оставить там, в веке двадцать первом. Понимаю, даже всю эту мораль готов зарыть и не вспоминать! Точнее почти всю, переступить через детей, я не смогу. Даже если на кону выживание человечества, когда-то там вдалеке времен это выживание, а дети, они здесь и сейчас, и они важнее всего. Я так решил и для этой цели я переверну здешний гребанный мир!
Легко вот так решить! Как настоящий мужчина, сказать самому себе – ты должен! Но как же обидно, когда понимаешь, что все твои решения, все это битьё самого себя в грудь, не более чем акт капитуляции. Я реально не знаю, что делать! Я безумно, до разбрызгивания своих мозгов от усилий разума, хочу что-то сделать! Но я не знаю что. И хочется сесть на упавшее дерево, обхватить голову руками и заплакать. Зарыдать навзрыд. За что мне это?! Почему мне не дали умереть вместе со всеми?! Зачем на мои плечи легла эта ноша?! Я не хочу! Верните меня назад! Но, конечно, никто меня никуда не вернул.
Еще со школы мне запало в память, что Африка и джунгли африканской сельвы в особенности – это буквально кладезь всего живого. Щедрый и обильный эльдорадо для жизни. Что еды здесь завались, что количество видов, населяющих сельву, идет счетом на миллионы. Но действительность оказалась куда суровее этих школьных знаний. Еды много, но та, что пригодна для людей, на неё огромная конкуренция. Например: вкусные и питательные плоды на деревьях. Люди на этот пир первыми не успевают, в основном уступая птицам или многочисленным приматам, что живут на верхнем ярусе, в кронах деревьев. Корешки, те, которые питательны и содержат много крахмала, их первыми обычно находят животные, похожие на свиней или бородавочников, только бегающие стаями и каждая размером с дворнягу. Питательные деревца, лианы и побеги, те в первую очередь съедаются гориллами или другими крупными обезьянами. И прогнать их сложнее, чем даже ягуара, так как они стайные и камнями тоже умеют кидаться! Червячки, жучки, личинки, тут конкуренция просто зашкаливает, столько желающих ими полакомиться. Мясо и животная пища. Так она мелкая, догнать её в условиях джунглей – задача более чем нетривиальная. А те, кто покрупнее, на тех выходить с деревяшками как-то боязно. Даже если сделать копья с кремнёвыми наконечниками, я все равно не рискну напасть на слона. Для такого нападения нужна слаженная и умелая команда. Да и то не рискну, местные слоники куда как крупнее своих потомков.
Можно было бы охотится иначе. Привнести в этот мир идею ловушек. Я даже встрепенулся от этой мысли! Вырыть яму на звериной тропе к водопою. Врыть в неё колья, сверху набросать настил из веток и ждать пока кто-то попадется. Ведь охотились так и не только в древности. То есть метод, как мне известно, точно рабочий. Идея захватила, но ненадолго, быстро рассыпавшись в прах, столкнувшись с суровыми буднями реальности. Все воздушные замки рухнули от одного вопроса: чем копать яму?! Палкой-копалкой? Так это работа на неделю, причем за эту неделю с той тропы будут согнаны все, и я останусь с носом. Может сделать лопату? Ха! Горько рассмеялся, я не знал, как и, главное, из чего её можно сделать! Металлов не было, магазинов тоже. Все, что я мог сделать из лопаты, – это черенок! А из чего делать рабочую часть? Из дерева? Ковырнул ногой почву, да тут корень на корне и корнем погоняет! Вспомнилось, из посещения одного из музеев в далекой юности, там я видел лопату, где рабочая часть была сделана из лопатки крупного зверя. Это, пожалуй, могло сработать. Но где я найду того зверя, что отдаст мне свою лопаточную кость и сколько такой кости мне придется потратить, прежде чем я смогу создать рабочий инструмент? Ох! Нет, идея перспективная, и в будущем, если оно у меня будет, к ней надо вернуться, но пока, пока эта идея только подтолкнет к неэффективным энергозатратам, без гарантированного результата. И её лучше отложить, пока я не найду скелет или труп слона или бегемота.
Но ловушки, эта идея сама по себе заманчива. Легче всего реализовать силки. Для этого надо только сплести веревку. А подходящих волокон для создания пеньки в этом лесу достаточно много. Вот странно, в этом времени люди додумались до плетения примитивных корзинок, до обработки кожи, чему свидетельствует кожаный ремешок на моем поясе. Но веревки не изобрели. Хотя это частности, я за сутки из волокон, что смогу ободрать с местных деревьев, сплести смогу. Пожалуй, идея хороша. Знания Одыра о жизни местных зверей и мои задумки, пожалуй, это должно сработать. Но силки – это все же элемент дополнительный, на него нельзя делать основную ставку, в один день может быть «густо», а иногда неделю никто не попадется. На такое шаткое авось, ставить свою будущее очень не хочется. Но и сбрасывать со счетов такой способ добычи пропитания, явно не стоит. Отложим пока его. К силкам я всегда смогу вернуться. Просто сейчас, быстро, они не способны мне помочь.
А может первое время есть тела людей? Что добру-то пропадать? Все равно похоронить мы их не сможем да меня и не поймут с этими похоронами. То есть этих мертвецов все равно съедят, не мы, так падальщики. Так почему бы не пустить их мясо на заготовки? Прислушался к памяти Одыра, четыре племени не занимались каннибализмом, но из какого-то морального барьера, на это не было. Не принято, но не запрещено, так можно было бы охарактеризовать их отношения к поеданию себе подобных. Но чем больше я думал об этой мысли, тем противнее она мне становилась. Я не мог перешагнуть через себя в этом вопросе. Точнее могу, если не будет уж совсем никакого выхода, совсем никакого! Но он должен быть! Должен. Просто я его не вижу. Я уверен, не просто так Тот, Кто Родился выбрал именно это место и это время. Значит Он посчитал, что тут наиболее идеальные условия из всех, что были на его памяти! Ну, я бы заслал именно в лучшие условия своего резидента, если бы от его успеха зависело моё существование, а считать, что Он глупее меня, – это вот то, что как раз и является глупостью!
А значит, выход есть. И просто я тупой или слепой, что его не вижу. Надо подойти к решению проблемы с иного ракурса. Задать тот вопрос, который еще не задавал, и найти на него ответ. Надо только точно сформулировать этот вопрос. В чем основная трудность выживания в тех условиях, в которых я оказался? Не индивидуального выживания, конечно, а группового. Две проблемы: еда и безопасность. Причем обе проблемы равно велики по значимости. Да, пока идет дождь и гроза, пока звери напуганы стихией и недавним сражением, нам ничего не грозит. Но потом, а смогу ли я один отгонять хищников? Ой, не уверен, одно дело пять или шесть мужчин с палками и криками, тут даже крупные кошачьи и гориллы отступают, а другое дело – я в одиночестве, даже с самой большой дубиной, тут напугать не получится, а боя я не выдержу. Как ни сильно этот тело, но даже до средней гориллы ему очень далеко! А главное, что в джунглях к нам может легко подкрасться кто угодно из хищников. Заросли закрывают обзор. Сейчас мы малочисленны и не сможем напугать толпой. Ой, как все плохо-то!!!
Ответ вроде есть, надо уходить из джунглей. Искать скалу или пещеру, или еще какое естественное укрытие. И нужен огонь! Точно – огонь, вот залог безопасности! Моё первое предположение, что местные не знали огня, оказалось неверным. Огонь племена знали и даже умели его поддерживать и переносить с места на место. Но только в сухой сезон, в дожди их костры гасли. Впрочем, если дожди тут такие, как тот водопад, что сейчас низвергается с небес, то тут трудно в чем-то обвинять предков. Каждое начало сухого сезона начиналось охотой за огнем. Дождь прекращался, а сухие грозы еще шли чуть ли не неделю. От ударов молний горели деревья, этот огонь и забирали люди. Но я-то знаю, как добывать огонь, без молний, без того, чтобы ждать милостыни от природы. Знаю, а главное умею: в юности на даче я разжигал костры на спор без спичек и зажигалок. С задачей добыть огонь я справлюсь, вот только дождь кончится и солнце хоть немного подсушит все вокруг. А то в такой влажности, даже спички не помогут костер разжечь, тут бензин нужен, да и тот залить может!
Огонь – это факелы, это сторожевые костры, это линия безопасности, которую не перейдет ни один дикий зверь! Огонь это не только тепло и горячая еда, это в первую очередь безопасность. Мне вдохнулось немного свободнее. Но второй вопрос никуда не делся.
Где взять еды?
В голову сразу вылез банальный ответ. Еду надо брать там, где её много! Даже посмеялся нервным смехом от такой банальности. Но смеялся я недолго. Ведь как ни прост ответ, по сути, он правилен. Еду проще брать там, где её много. А раз в джунглях её мало, то… Всего в паре километров от меня течет полноводная река, Вода, Которая Идет. А за этой рекой уже нет джунглей, за ней саванна. Река тут служит как бы границей разных биологических ценозов. И в этой саванне еды бегает – на миллионы людей хватит. В Северной Америке до того, как белый человек истребил ради шкур и развлечений бизонов, стада этих животных достигали нескольких сот тысяч голов. Каждого такого бизона хватит нам на месяц!!! Всем остаткам племен хватит на месяц одного убитого зверя! Нет, в африканской саванне не водятся бизоны, но и того, что там бегает, прыгает, скачет, настолько много, что у Одыра чуть слюни предвкушения не потекли, еле остановил этот порыв организма. Но было достаточно много причин, по которым местные в саванну не совались. Во-первых, хищники, они намного крупнее тех, что водятся в джунглях. Этих хищников не напугать толпой с палками. Порвут на лоскуты и не заметят. Но даже это вряд ли остановило древних людей. Голод побеждает страх, это аксиома эволюции. Но тут встает во всей красе «во-вторых». Не могли древние люди никого поймать в саванне. Ни антилопу, ни лошадь, а тут были похожие на лошадок создания. Не могли поймать! Ведь у них не было ни ружей, ни луков, ни металлических наконечников для дротиков. Да даже каменных наконечников не было, не дошла человеческая мысль до идеи составных орудий пока, не дошла. А метать деревяшки в антилопу или зебру, занятие совершенно бесперспективное[2]. Даже если попадешь, только спугнешь добычу. Получается еда под боком и её много, но нет инструментария, чтобы эту еду добыть. Да проблема огромная, но очень знакомая человеку века двадцать первого – проблема инструмента.
Второе место, где много еды, это вода. В такой полноводной реке, что протекает рядом, рыбы должно быть завались. Да и впадает она в огромное озеро, противоположенный берег которого не видно, рядом с тем озером и кочуют «почти люди», что живут о воды. Точнее кочевали, теперь-то племя уже не существует, как не существует ни одно из четырех племен. И эти остатки людей или погибнут, или я смогу создать из них новую общность. То есть по логике, рыболовство может решить все проблемы такой малой общности людей. Что я знаю о рыбалке? Спиннинги, удочки, все это не к месту. Возможно, я смогу сделать крючок из кости, даже скорее всего смогу. Я смогу сделать удилище из дерева. Грузило заменю камнем. Поплавок выточу из деревяшки. Наживку найду, это не проблема. Но из чего я сделаю леску?! Тут нет капрона или нейлона, тут нет тех материалов, что мне привычны! Нет, я знаю, что в каменном веке, через десять-двадцать тысяч лет, люди что-то придумают и смогут так ловить рыбу. Но я даже не догадываюсь, чем можно заменить леску[3]. Нет, если задаться целью, провести эксперименты, я думаю, что смогу сделать лескозаменитель, но вот на опыты могут уйти годы.
Но ведь есть еще много методов рыбалки! Например сеть. Если я смогу сплети веревки, то просмолив их я смогу сделать сети![4]
Да, даже сети – и те не обязательны. Можно из корзин сделать ловушки для рыб! Я помню, делал такие в детстве на речке, что протекала рядом с дачей! И пусть я ловил этим корзинами карасей и пескарей, но ведь работает! Значит можно сделать и тут, причем намного легче, чем сети или удочки. Но тут я понял, что Одыр вообще никогда не ел рыбу. И никто из племен рыбой не питался. И табу вроде не было никакого. Одыр просто не знал, что в воде бывает еда!
По его мнению, в воде была только смерть! И к большой воде люди племен не подходили. Ибо это было опасно. И не в мифических пираньях или хищных рыбах дело. Все гораздо прозаичнее. Тех, кто был неосторожен и позволял себе приблизится к реке, их очень часто съедали. И обратившись к памяти Одыра, я понял, кто не пускал людей к воде. Вся Большая Река буквально кишмя кишела крокодилами. Тут их было столько, что кажется, тут их рай. И эти крокодилы, они в среднем намного крупнее тех, кого я наблюдал в своем времени даже по телеэкрану. Огромные туши, зачастую больше десяти метров в длину и весом за тонну! Мне резко расхотелось приближаться к берегу реки даже метров на сто. Такой один раз челюсть сожмет и… Нет, лучше даже не думать! Фобия местных жителей по отношению к большим водным пространствам оказалась вполне понятной и объяснимой.
Только Одыр не страдал этим страхом. Он был любопытной личностью. Любопытным юношей, с атрофированным инстинктом выживания. Грубо говоря, его рубеж страха был сильно отодвинут, по сравнению с другими людьми. И в тринадцать лет он однажды пересек Большую Реку по каменистому броду. Он верно вычислил, что на быстрину, на камни, крокодилы не сунутся. Как он до этого дошел, я не знаю, но он и правда прошел по броду туда и обратно. Точнее не по броду, а по каменным порогам с безумным течением. И Одыр помнил одно очень замечательное место. Полуостров, на который он выбрался после своего пути. Погрузившись в воспоминания, я начал двигаться к тому времени, стараясь вспомнить как можно больше о том эпизоде в его жизни.
Большая Река – это мутный поток, что несет огромную массу воды с рассвета на закат. Там, где перешел Одыр, самое узкое место, быстрина, ширина реки всего метров сто. А вот за порогами она раздается вширь, и уже от берега до берега там почти километр. А перед этими порогами, огромная заводь, своеобразное озеро-запруда, крокодиловый рай. Заводь, что тянется на десяток километров в длину и в три-четыре в ширину. Виной такому разделению, служит каменистый, скальный в своей основе холм, что образует как бы полуостров с противоположенного берега и пороги с этого. Одыр перебирался на тот полуостров из любопытства и чтобы поглазеть на стада бегающего вдали мяса. И сейчас «просматривая» его память, я понял почему именно ЭТО место выбрал Он.
Полуостров. Больше всего по форме он похож на маленький Крым. Почти те же пропорции. В моменты, когда ливни становятся особенно злыми, под конец сезона дождей, этот клочок земли превращается в остров. Полноводная река перешагивала через узкий перешеек, что в сухой сезон соединял остров с берегом. Причем, чем больше воды было в реке, тем больше размывался узкий перешеек у другого берега. А когда вода спадала, в тот перешеек заносился песок, стволы деревьев и он быстро забивался. Тем самым, как ни парадоксально, чем больше было воды, тем легче было пройти по каменному броду, так как водный поток делился на две части. Общая площадь полуострова была довольно велика, около квадратного километра. А главное, остров-холм был наделен природой отвесными берегами, на которые не могли забраться крокодилы! А другие хищники были не дураки вообще подходить даже близко к заводи. Крокодилы, которые здесь живут, – опасный противник для любого зверя, и с ними предпочитали не связываться.
За порогами крокодилов было поменьше, и там уже устраивали свои водопои тучные стада саванны. Но даже там поставить сеть или плетеную ловушку было нереально. Всё, что там поймается, будет съедено зубастыми земноводными.
Меня очень заинтересовал этот полуостров. Он означал безопасность. Там нет хищников, там нет ядовитых змей. Единственное животное, что там обитает, по воспоминанием Одыра, это суслики-переростки, ну или что-то на них похожее. А эти суслики – еда на первое время! Сейчас, во время разлива, они никуда не денутся с холма, что стал временно островом. А то, что они ямы выкопали и в них живут, и прячутся, так их разрыть можно и палками-копалками!
Эта идея, переселиться в саванну, захватила меня. Тем более я теперь знал, что, по сути, у людей там может появится безопасный плацдарм. Осталось дело за малым. Перебраться через пороги самому, а главное перевести за собой женщин, подростков и детей! Это казалось невозможным.
Но чем больше я размышлял над этим вопросом, тем навязчивее у меня становилось желание захватить этот холм! К тому же, это и психологически сыграет на меня. Сейчас все женщины и подростки шокированы, они испуганы, их мир разрушился. Но чем дольше они остаются в привычной среде обитания, тем быстрее они будут приходить в себя. Я видел их глаза, так как на меня смотрят те, кто испуган настолько, что, если я скажу прыгнуть в пропасть, они прыгнут, потому как пропасть пугает их гораздо меньше Одыра.
А если их вытряхнуть из привычной среды обитания, то этот шок сыграет мне на руку! Во-первых: в новом месте новые правила приживутся лучше. Во-вторых: непривычная среда отодвинет на второй план произошедшую трагедию. В-третьих: я собирался присвоить себе место постоянного лидера, а это вполне возможно и на добровольной основе, если я буду знать, что делать в новых условиях лучше, чем местные. И еще набирается прилично плюсов по мелочи.
И вот тут впервые за все мое тут прибывание, проявилось то, что в дальнейшем станет основой моего нового характера. Мои решения и маниакальная упертость Одыра, который видел цель и готов был переть как танк ради её достижения, не считаясь ни с опасностью, ни с природой, ни с самой разрушительной стихией! Ушли куда-то сомнения и страх. Испарилась неуверенность. Я поднялся, расправил плечи, перехватил тяжелую дубинку, что подобрал у одного из убитых и ровным шагом направился к поляне, где меня ждало мое племя, которое еще не знает, что оно моё!