Временами Аполлон стоял и общался с Дэзом, зная, что сейчас в её растаявшем в неге самолюбия мозгу рвёт и мечет в унитаз девятый бал отрицательных эмоций, и решительно не мог ничего с собой поделать. Только если раз-другой упрекнуть Дэза, если тот спешил спешиться с Пегаса их общения к своему мясу («человек любит только три вещи, – любил повторять за кем-то Дез, – ездить на мясе, есть мясо и совать мясо в мясо»), что его ждут сейчас гораздо больше. Ведь это лишь помогало ему разочаровать Фетиду в выбранной для себя роли матери.
– Не понимаю, как ты мог, вообще, вляпаться в такое дерьмо? – усмехнулся над ним Дэз.
– Опять?
– Да уже не опять, – усмехнулся Дэз, – а уже – по самые уши. Ладно б я, балбес, но – ты! И – как?!
– Не переживай ты так, – усмехнулся Аполлон. – Я просто не досмотрел свой прошлый эпизод этого сериала до-конца и теперь мне показывают его с другой героиней. Это как, когда в сериале одну актрису неожиданно заменяют другой, менее удачной. И мы лишь по её диалогам с другими героями и по тому, что между ними происходит, неохотно узнаем в ней прежнего персонажа. Немного разочаровываясь в сериале.
– То есть то, что теперь было бы, если бы ты женился на Сиринге и ушел в рейс?
– Думаю, Сиринга залетела бы от своего сокурсника или же соседа, и ситуация была бы точно такой же.
– Если не хуже! – усмехнулся Дез.
– Ну, да. Ведь от Фетиды мне гораздо легче отрешиться. Потому что я её не люблю. Хотя и это далось мне не сразу и с огромным трудом. Сам Бог протянул мне руку помощи, – вспомнил он то, что творилось в его голове в рейсе. – Думаю, это просто тренировка. И в следующей жизни, если я не свалю отсюда, Сирингу уже не заменят Фетидой. Вышедшей вместо неё на лёд со скамейки запасных. И вот тогда-то всё уже будет действительно по-настоящему! Настоящая рубка с канадской сборной! Переходящая в массовую драку.
– Представляю, как ты отреагировал бы, – усмехнулся Дез, – если бы твоя любимая жёнушка понесла бы не от тебя, пока ты был бы всё ещё в рейсе. И каждый раз вставала бы в позу, когда ты смущенно намекал бы ей об аборте. Создавая тебе и в самом деле «Странные Мгновенья»! Вот бы ты там пи… люлей выхватил! Так что тебе ещё повезло, что ты не успел на ней жениться.
– Так сказать, легко отделался!
– Если бы я в тот день не получил получку, не напоил и, задев твоё самолюбие, не увёл бы тебя от неё к Ириде. Которая и послужила для тебя блесной, на которую я и выдернул тебя из всего этого социального кошмара. Так что ты должен быть мне за это только благодарен!
– А, собственно, за что? – усмехнулся Аполлон. – Актеры меняются, а сериал продолжается и продолжается. Я всё это и без тебя уже давно понял, пока раскаивался в рейсе. Ведь как и Фетида после аборта, так и Сиринга после вызывающих родов также упиралась бы руками и ногами, не желая снова делать аборт. Предвкушая все пережитые ею ужасы. Как и Фетида, опасаясь уже больше никогда не забеременеть. И упустить свой шанс стать матерью! Пусть и с чужим для меня ребенком. Ведь отец для них – нечто внешнее. Поэтому согласишься ты или нет, уже не столь важно.
– Что ты там о святости брака и целомудренности взаимоотношений ни воображал?
– Вытесняя тебя на периферию своей самооценки. Заставляя тебя мучительно осознавать, что семейные узы – это не более, чем выдумка конвенционалистов. Созданная как некая ценность для того, чтобы ты ценил взаимоотношения и то и дело прощал ошибки твоего партнера ради чего-то высшего. Которое есть на самом деле ни что иное, как страх одиночества. Чего все демонические натуры, терзаемые в тишине своими собратьями по разуму, а конкретнее – теми мыслями, что «почему-то» вдруг приходят к тебе в голову, все как один боятся.
– Даже не замечая тех, кто их внушает, – усмехнулся Дэз. – Не обладая даром различения добра и зла. А потому и отрицая их существование.
– Разумеется – из жажды безнаказанности. Каким я раньше был и сам. Не желая признавать свои ошибки. Тем более что благодаря этой оказии с Фетидой я понял и то, почему Сиринга, на которой я в прошлой жизни все-таки женился, столь безропотно и кротко прощала мне столь многочисленные измены с поклонницами моего таланта.
– Из-за того, что она все-таки родила не от тебя, и ты об этом догадался, поскандалил, но не стал её бросать?
– Я даже не скандалил. Поэтому-то в этой жизни Бог и допустил изменение моей прошлой кармической линии.
– Для того чтобы все-таки наказать её? И ты с ней все-таки расстался, даже не успев жениться? Ну, что ж, – глубоко вздохнул Дэз, – значит это не я виноват в том, что не состоялась ваша свадьба. А сама же Сиринга. И могу смело перестать себя винить.
– И ещё я понял, – усмехнулся Аполлон, – что сценарий не изменился бы ни на гран, даже если бы я тогда все-таки переспал с Иридой.
– Так ты с ней тогда не переспал? – удивился Дэз.
– Ну, или – чуть позже, – усмехнулся Аполлон. – Вместо того чтобы тебе о ней потом всё честно рассказать. Будь я хоть чуточку более подлым. И даже увел бы её у тебя, что было бы уже неизбежно. Ведь я не согласился бы на роль её любовника, я слишком жаден до прекрасного! А когда я снова ушёл бы в рейс, она, по старой памяти, залетела бы от тебя, Удава или ещё от кого-угодно из своих многочисленных любовников, к которым ты то и дело её ревнуешь. Так что можешь меня больше к ней не ревновать. У меня теперь здесь всё уже понарошку. Если хорошенько раскаяться, то все тебе станет предельно ясно. И всё происходящее с тобой в дальнейшем будет уже восприниматься понарошку.
– Раскаяться, – растерялся Дез, – но – как? Я попытался, но, честно говоря, так и не смог.
– Нужно перешагнуть через свое эго и от души признаться самому себе в ошибочности своих прошлых, вялотекущих в настоящее, заблуждениях. В том зле, которое ты с самого детства причинял другим.
– Вялотекущих? – не понял Дез.
– Любой твой проступок заставляет тебя и в будущем поступать подобным же образом в схожей ситуации. Поступок программирует твоё мышление и как следствие – поведение. Человек обладает Свободой Выбора бытия только если он раскаялся в своем прошлом, «сняв» его. С повестки дня. Иначе это лишь биоробот, который действует по программе своих рефлексов и закрепленных социальных ролей. Как Робинзон Крузо10, попав на остров. Где можно было начать совершенно новую жизнь. Он же, напротив, только и пытался ввести вокруг себя обычаи из прежней своей жизни. Вовлекая в эти социальные оргии местных туземцев. Конституируя привычный для него образ цивилизации. Вместо того чтобы освоить бытие-впервые! Открыв себя навстречу бытию. Благо, что сундуки с семенами для посадки растений и инструментами для постройки дома у него уже были.
– И как же мне начать быть открытым и действительно свободным?
– Нужно допускать только Светлые мысли о других, положительные эмоции и правильные, справедливые поступки. И ни кого не пытаться проучить! Для чего нужно постоянно наблюдать за своим телом и постоянно его осекать, не давая телу проявлять своё недовольство другими, ни мстить, ни давать другим это понять, ни даже намекать им об этом. Они – лишь уловки Сатаны. Через твои реакции на их глупости погружающие тебя в самоуничижение и самонедовольство.
– Как сказал Сартр: «Ад – это другие», – усмехнулся Дэз.
– Наши эмоции нам не принадлежат, а как и рукопожатие – обычаи, обезьяньим рефлексом подражания переняты у других. И лишь относят нас к другим. Наше – только самонаблюдение, так как возникает в нас наедине с самим собой. Чтоб отделить то, что в наших поступках наше от того, что мы заимствовали у других. Ведь даже обычное осуждение другого программирует тебя на самосуд. И ты начнешь действовать дальше исходя уже из ложных предпосылок. Легко давая уговорить себя на любое насилие ради, якобы, справедливой цели.
– Ты опять хочешь сказать, что «действовать – значит ошибаться»?
– В основном, если ты перестаешь себя контролировать, – усмехнулся Аполлон. – Любые наши импульсивные действия порождают массу ошибок. Особенно, если это действия ради чего-то большего. Ведь самодовольство собой тебя ослепляет. Не давая тебе увидеть: как и для чего кто-то другой тобой манипулирует. Первичная эмоциональная реакция – это и есть тот «бес», который постоянно подстрекает тебя поступить либо негативно, либо импульсивно. Необходимо прежде всего дать себе привыкнуть отвергать это первичное побуждение и вообще никак не поступать. Хотя бы некоторое время. И только если от вас ждут хоть какой-то реакции, поступить так, как поступил бы на твоем месте самый благородный в твоём воображении персонаж. Перешагнув через тебя и твое отношение к данным лицам и событиям. Как Будда, Кришна…
– Или даже – Дон-Кихот Ламанчский. Благородный Идальго, – усмехнулся Дэз.
– И перестать воспринимать эти примитивные мельницы за Великанов. Поняв, что другие действуют не столь функционально, как от них требуется, а так, как они внутренне устроены. И только потому – не адекватны. В силу своих механических причин. Но для начала нужно не разрешать себе причинять вред другим. Каким бы «справедливым» тебе это ни казалось. Пытаясь им на что-то указать. А это самое сложное. Ведь потом, даже причинив зло, ты тут же начинаешь оправдываться. Загоняя это в себя. Олицетворяя себя со злом.
– Ведь всегда виноват кто-то другой, но не ты, – согласился Дэз.
– Кто-то тебя к этому вынудил. Якобы. Он сам, или тот, кто тобой манипулировал.
– Хотя именно твои действия к этому и привели, – дошло до Дэза.
– Поэтому-то самое главное в жизни – замечать и признавать свои собственные ошибки. А если они все-таки произошли, сердечно в них раскаиваться. Чтобы это дошло не только до тебя, но и до твоего инстинктивного ума, который управляет твоим телом. Обучая его правильному поведению на своём примере. Показывая ему в своем воображении то, как именно ты должен был поступить. Это изменит твоё восприятие, а затем – и твоё бытие.
– То есть – мир?
– Бытие это твой собственный подлинный мир, который для тебя более реален, ближе к тебе, чем внешний. Это твой мета-мир. Мета-мир каждого, если хочешь знать. Наш лучший из миров, где все поступают только правильно! Который и служит источником всех твоих правильных поступков во внешнем мире.
– Мета-мир? Так он что, не настоящий?
– Он более настоящий, чем то, что ты видишь вокруг себя. Именно это и делает Бытие Богом. Заставляя догматиков от науки подозрительно к нему относиться. Не понимая, что это вполне себе достижимо и в этом нет ничего идеалистического, если мы сделаем это основным приёмом своей ежедневной практики. Практики трансформации своей личности во всё более совершенное существо.
– Поступая только правильно?
– По сравнению с догматиками, ни за что не желающими работать над собой и выдумывающими себе для этого невероятно сложные для понимания отговорки, которыми они сами себя завораживают. Чтобы, опираясь на эти рассуждения о диалектичности человеческого существа, не пресекать свои слабости и никак не сопротивляться своему же телу, как корова, невозмутимо идущему на поводу у заблуждений современной ему эпохи. Его ареалу обитания. Какими и были в быту почти все известные нам величайшие философы последнего тысячелетия. Развлекаясь в свете почти всё своё свободное время, танцуя с барышнями, играя в карты, поедая мясные блюда и наслаждаясь самыми дорогими винами.
– И мы – не исключение, – усмехнулся Дэз.
– Ведь у нас точно такой же сенсорный голод, как и у всех, – подтвердил Аполлон. – Наличием организационных навыков управления которым для своей пользы мы, по-настоящему, только и отличаемся друг от друга. Идя на поводу в основном у высшего – сублимируя, или же – у низшего аспекта поведения наших современников, только и выискивая возможности тут же всё прокутить и промотать. Постепенно став дряхлым нищим с величайшими амбициями. Так и не успев реализовать свой потенциал. Ведь чем меньше ты сублимируешь, тем стремительнее сокращается время жизни твоего тела. И наоборот, ежедневная – а лучше и постоянная – сублимация удлиняет твою жизнь чуть ли не до бесконечности.
– Если ты при этом не будешь идти на поводу у тела и тут же все разбазаривать, – понял Дез.
– Ты как бы вкладываешься сам в себя, накапливая не только капитал своего потенциала, но ещё и время для его накопления и реализации.
– Двойная выгода! – усмехнулся Дэз.
– Выгода, возведенная в степень! – подчеркнул Аполлон. – Умная Бесконечность! Потому что чем больше времени ты этому посвящаешь, тем больше его у тебя становится. Хочешь ты того или нет. Это не вопрос выбора. Это аксиома. И наша сверхзадача – сделать её основной формулой нашего успеха!
– Да, – задумался Дэз, – звучит гораздо лучше, чем любой успех обывателя, время жизни которого строго ограничено. Его здоровьем. Ставящее любой его успех под большой-большой вопрос.
– Тем более что, живя обычной жизнью, ты всего лишь наблюдаешь за карнавалом своего инстинктивного ума – Диониса. Преломляя себя, как и любого другого, сквозь линзу идеалов современной тебе эпохи. Постоянно проверяя себя и другого на его им соответствие или же не соответствие. Успешность в обществе или же отмечая поведение, уводящее от «успеха». То есть то, что твой ум каждый день побуждает тебя воспринимать, привычным для тебя образом реагируя на происходящее. Через ассоциативные связи улавливая для себя привычные отношения между людьми и вещами. А не пересоздавая их каждый день заново. Все более улучшая ваше общее бытие. Оперируя вместо этого у себя в мозгу уже готовыми «штампами». Гельштатами. Вынося каждому поступку другого уже готовый у тебя в уме «приговор». Не входя в его положение и не понимая до-конца настоящих причин произошедшего. Мысля весьма и весьма поверхностно.
– Я бы даже сказал – примитивно, – усмехнулся Дэз. – Так вот почему Творец говорил: «Не судите, да не судимы будите».
– Это и есть обывательское мышление. Осуждение другого всего лишь закрывает нам на него глаза, не позволяя и дальше нам его воспринимать во всей полноте. А только лишь – реагировать на него и все его последующее поведение уже сложившимся у нас в голове образом. А раскаиваясь в своем собственном проступке, ты, инстинктивно пытаясь оправдаться, начинаешь постигать весь комплекс причин, побудивших поступить тебя именно таким образом. Начиная видеть себя со-стороны. Увидев то, как ситуация тобою управляла, пока ты привычно реагировал на нее, как робот. Чем выдёргиваешь себя из времени, возвращая себя в бытие – в Вечность. И твой проступок уже перестает быть действительным, теряя силу причинно-следственной связи. А если раскаяться в своих заблуждениях, которыми и является, по сути, вся твоя предыдущая жизнь, то твоё прошлое больше не сможет тобой манипулировать.
– Ведь ты начал жизнь с чистого листа! Так это и есть бытие-впервые!
– Так что теперь я всего лишь смотрю кино, где я – в главной роли, – улыбнулся Аполлон. – Стараясь не причинять никому вреда. Чтобы снова не пришлось раскаиваться. А лишь пытаюсь им помочь.
– Чтобы посмотреть на то, что у тебя вместо этого получится?! – усмехнулся Дэз.
– Чтобы потом законспектировать в своей книге сценарий этой клоунады! А потому особо и не ввязываюсь в происходящее. Встречая новый день – как очередную серию этого сериала.
– И тебе ещё не надоела эта бытовуха? – усмехнулся Дэз.
– Конечно надоела, – грузно усмехнулся в ответ Аполлон, – поэтому я и переключил её на канал с тобой. А ты снова пытаешься переключить меня на сериал бытовухи с Фетидой. Вместо того чтобы взять и от души надо мной посмеяться!
– Над тобой? – растерялся Дез. – Самим Тобой?
– Раньше я насмехался над тобой, тыкая тебя носом в твои недостатки. Теперь настал твой черёд мне помочь. Помочь мне взглянуть на себя со-стороны. Диониса. Ведь со-стороны мои заблуждения ещё виднее. Вдруг я пропустил что-нибудь существенное? Ну же, покажи мне Диониса и его ошибки, которые довели меня до жизни такой. Выжигай свою и мою карму. Жги!
– Что, правда, можно? – не поверил Дэз своим ушам.
– Нужно! Или ты только по-пьяни такой смелый?
– А-а-а-а! – обрадовался Дэз и сощурил взгляд. – Ну, вот ты, скотина, и попался! Я много думал над твоими словами в мой адрес и кое чему у тебя научился. Сейчас я тебе все косточки переломаю!
– Давай, давай, – усмехнулся Аполлон. – Подыми мне веки! Наши собственные ошибки – это единственная наша собственность в этом мире. Наша недвижимость. Которая может сделать нас действительно богаче! А не умозрительно. Уморительными! Исправляя которые у себя в воображении мы получаем новый жизненный опыт. Особенно – если попытаемся задействовать эти выводы в своей повседневной практике. Не обращать внимание на наш собственный опыт – значит прожигать жизнь впустую! Как животное. Рядовой потребитель. Так что давай, превращай меня обратно в Человека.
– Постарайся с улыбкой смотреть в лицо трудностям, – усмехнулся Дэз, – пока я буду смеяться над твоей бедой! Или ты думаешь почему Фетида перестала воспринимать тебя не то что как истинного джентльмена, рядом с которым она раньше чувствовала себя истиной леди, но уже даже и как лошка, морского, на которого можно всерьёз повесить выращивание своего ребёнка? И задницы!
– Ты что, серьезно? – растерялся Аполлон. Не желая видеть себя глазами Фетиды.
Лохом, на которого Дэз всё более широко раскрывал ему глаза, разбирая по косточкам его поведение. И, как собака, с наслаждением смакуя каждую «кость», вжевывал ему то, чего Аполлон пытался в себе не замечать, наивно отстраняясь от своего тварного, а значит и социального существа – Диониса.
– А ты думал, что ты хоть кого-то интересуешь помимо тех денег, которые дает тебе твоя работа в море?
– А разве – нет? – опешил Аполлон. Хотя и не запрягал. – Разве я не красив? И не умён? Не поэтичен?
– Ну, ты и дупло! – заржал Дез. – Разрыв с Сирингой так тебя ничему и не научил! Ведь она бросила тебя сразу же, как только у тебя закончились деньги. Найдя первый попавшийся предлог. Тем более что ты сам говорил, что её однокурсник постоянно дышал тебе в спину. И без денег ты просто не выдержал конкуренции. Или ты думал, что если ты расскажешь ей правду и она поймет, что зря тебя ревнует, то она тут же тебя простит? – высокомерно усмехнулся Дез. – Она сделала бы вид, что не верит тебе! Даже Ирида видела в тебе только источник лёгких денег. Поэтому-то и использовала ваше общее прошлое соседей, как неплохой повод покрепче, чем другие, усесться к тебе на шею. И слушала тебя открыв рот! Именно это и делало меня менее настоящим самцом в её глазах, чем ты. А не то, что ты там о себе на воображал. Пытаясь поразить её своими измышлениями.
– Ну, ты и скотина! – сжал Аполлон кулаки. – Ты просто вырвал сейчас у меня глаза! Как мне теперь снова смотреть на мир? Я только начал видеть его чистым и светлым. И исполненным Радостью.
– Дупло ты конченное! – заливался Дез от восторга. – Я только что тебе их вставил. Иди и смотри на людей и вещи более конкретно. Как на сугубо производственные отношения между людьми, как на обмен твоих товаров и стихов на их услуги. Где в случае отсутствия потока необходимых им товаров ты будешь тут же обвинён в том, что ты уже не хочешь и дальше «строить семью» и будешь тут же отброшен за ненадобностью. Как и завещал наш горячо любимый карл Маркс. Как и Ньютон, «стоявший на плечах гигантов». Ведь любое взаимодействие с другим основано не столько на информационном, сколько на материальном товарообмене. Именно благодаря информационному обмену они, на самом деле, лишь пытаются понять то, сколько ты уже имеешь и ещё сможешь заработать. И оценить не столько твой потенциал, сколько твой потенциальный капитал. Чтобы потом его удачно конвертировать в валюту – своего быта. Что им необходимо для успешного взращивания потомства. Вот они столь охотно и поддакивают тебе всякий раз. Чтобы не упустить свой шанс! Продолжить род.
– Но мысли столь же, а то и более материальны, чем конкретные вещи, – не унимался Аполлон, не желая сдаваться. – Актуальные лишь сейчас. Тогда как мысли могут преобразовать до селе ненужные нам вещи в самые что ни на есть актуальные, если мы увидим то, как именно их можно для чего-либо задействовать. В силу меняющихся дел, наклонностей и обстоятельств.
– Так тем более! – усмехнулся Дез. – Тогда ты тем более должен понимать, чего хотят от тебя другие. В нашем случае – девушки. Не столько того, что ты уже имеешь, оставь этот мусор, актуальный только для тебя, себе, сколько рассчитывают на твой будущий потенциал! И капитал. Чтобы задействовать тебя для реализации своих планов. В данном случае – на то, что ты можешь заработать в море или ещё где, это уже не столь важные для них детали. Главное – выбить из тебя любой ценой твое со-гласие со-участвовать в их многочисленных проектах. Ласками, восхищением или же социальным шантажом. И не столько вербальным согласием, пусть и скрепленным подписями в загсе, сколько действительным. Чтобы ты стал буквально одержим их красотой или талантом. Для чего они и цепляются за твои малейшие недостатки, чтобы тебе стало настолько плохо и неуютно в самом себе, что ты уже готов был бы махнуть на себя рукой. И посвятить себя их как бы неземной любви. Что они и делают, унижая нас каждый день и доводя до отчаяния! Чтобы потом тебя пригреть, и ты преданно смотрел бы им в глаза. Где мужик – лишь базис для их идеологической надстройки в виде мифа о построении семьи. Этом долгострое, затягивающемся до конца твоей жизни.
– Для построения твоей мифологии поведения сугубо в узких рамках семейных отношений, – понял Аполлон. – Социальной дрессуры с целью привести твоё мировоззрение в полное соответствие с представлениями, почерпнутых из книг и кинофильмов, повествующих об идеальных взаимоотношениях двух идеальных людей.
– Так-то оно так, – усмехнулся Дез. – Но миф есть не более, чем миф, реальный только у тебя в голове. По мере твоей готовности в него верить. И твоей исполнительности. В данном пространственно-временном отрезке от этого идеального мира, любая девушка рассматривает тебя лишь как одного из возможных кандидатов. Из числа которых она тебя к себе и притягивает своими ласками и, как ты это ещё называешь, волшебством. А не единственного и неповторимого, как ты хотел бы о себе воображать. Читая книги и смотря кино.
– Ну, ты и гад! – скривился Аполлон от боли и, закрыв лицо кулаками, как от удара, глухо зарычал.
– И вовсе не столь идеального, – усмехнулся Дез, заметив, что задел его за живое, – каким бы отзывчивым ты не пытался для неё стать. Которого они в любой момент, как твоя Сиринга, отшвырнув тебя, могут тут же поменять на более подходящий вариант для их уже внезапно изменившихся потребностей. Коим несть числа. Материальных или духовных ли, не важно. Для удовлетворения каждой из которых они готовы завести себе по отдельному любовнику. О чём и хвастались недавно подруги Ириды. Думая, что я через межкомнатную дверь не слышу из комнаты, о чем они там говорят на кухне. Ржа над своими мужиками, как лошади. Единственное, от чего любая девушка реально не в восторге, так это от претензий каждого из фаворитов на её «священный трон». Если не веришь мне, то почитай Брюсова, у них совсем другая психология.
– Да почитал я его всегда, – подавленно признался Аполлон. – Только не хотел ему верить. Думая, что это не более, чем литературная гипербола.
– Каждая из них с момента полового созревания лишь расширяет свой гарем. Который тем больше, чем баба богаче эмоционально и красивее. Прежде всего – душой.
– Да, у некоторых души особенно плотные, – признался Аполлон. – А другие – пустотны.
– Некоторые сразу же от изменившей им отказываются. Некоторые усмиряют её и остаются. Как я. Но все, кроме тебя, об этом знают и постоянно помнят. Держа ухо в остро! Поэтому в древности и забивали начавшую изменять камнями, что её уже не переделать. Измена полностью меняет её мировоззрение на то, которое я тебе только что описал.
– Так вот почему Творец говорил, что каждый, «кто разводится с женою, кроме вины любодеяния, тот подает ей повод прелюбодействовать; и кто женится на разведенной, тот прелюбодействует», – дошло до Аполлона.
– А капитализм и социализм, желавшие задействовать женщину в работе на равных с мужчиной, своим уравниванием её в правах, пытаясь дать ей шанс возвыситься над мужчиной и пробудить в ней ломовую лошадь, лишь разбудили в ней снова эту гаремную психологию. Которую из женщин в традиционных обществах так долго выколачивали. Кто – палками. А кто – камнями. И не урезали их в правах, а лишь указывали им на их социальную нишу – деторождение и воспитание потомства. Для того чтобы научно-технический… разврат не лишал нас всех будущего. Как теперь. Когда никто не вышел из дома, видя, что страна в опасности, чтобы встать на её защиту. Во время ГКЧП в России в девяносто первом. А наоборот, вышли только лишь для того чтобы помешать тем, кто ехал на танках для того чтобы её защищать. И тем дружно помогли развалить свою страну. Под самыми красивыми лозунгами о свободе и демократии.
– Красота спасет мир, но погубит человечество, – усмехнулся Аполлон.
– Жаль, что никто кроме нас никогда не поймёт, о чем это ты. На самом деле.
– Ведь никто не понимает ни того, что такое подлинная свобода, ни того, что такое настоящая демократия – власть тех, кто уже разбудил в себе своей гений!
– И стал внутренне свободным. Как и завещал Платон!
– Думаю, Дез, ты безусловно прав, – признался Аполлон, чуть задумавшись, – но, как обычно, лишь на половину, – усмехнулся он.
– Что значит, лишь на половину? Да я прав на все сто! Тем более, что сам Творец со мной согласен!
– Да я про то, что я нравлюсь девушкам лишь из-за денег, – усмехнулся Аполлон. – Ведь вокруг очень много точно таких же «морских». И все они должны быть для них, по-твоему, равноценны. Но в море многие из них так сильно деградируют, что по приходу из рейса и двух слов связать не могут. Только и зная, что швырять деньгами, чтобы девушки точнее понимали то, что усталому моряку сейчас от них нужно.
– Так именно на это девушки и рассчитывают, когда начинают с вами общаться, – усмехнулся Дез. – Вы привлекаете к себе только тех, кого интересуют только деньги.
– А деньги сейчас интересуют абсолютно всех. Потому что сейчас без денег просто не выжить. Ведь под высоким предлогом «развитой цивилизации» всех нас одурачили и лишили своей земли. Хотя лично для меня такая цивилизация примитивна до безобразия. Творимого на каждом углу. Но с большинством «морских» нельзя даже двумя словами перекинуться, так как они привыкают в море молчать и уходить в себя. Я же все время начинаю в море работать над собой. От нечего делать, разумеется. Постепенно начиная реализовывать в море тот интеллектуальный багаж, который я накопил на берегу ещё до армии, почти все время сидя дома и читая книги. Глядя на то, как сильно деградируют остальные моряки, поглощённые тяжким трудом и мастурбацией. Как способом хоть на несколько минут от него отрешиться.
– Так как другие наслаждения там просто недоступны! – усмехнулся Дез.
– И чем глубже я понимал эту взаимосвязь, тем меньше мне хотелось ею заниматься. И начать заниматься в свободное время тем, что и на берегу приносило мне истинную радость. А именно – литературой. И через это – своей книгой. И начинал задумываться о себе – чтобы мне было хоть что-то описывать. А для того чтобы начать действительно хоть что-то понимать, мне, по опыту, необходимо было прежде всего войти в особое состояние, в котором я уже начинаю именно Творить. Для чего мне приходилось буквально заставлять своё ленивое тело читать книги по философии и этике.
– И – как долго?
– В течении, примерно, одного-двух месяцев. Это зависело от того, как долго я «халтурил» перед рейсом на берегу, пренебрегая своим талантом. Но не менее двух часов в день.
– Как Джимми Хендрикс? Ведь это я тебе рассказывал, как он заставлял себя играть на гитаре.
– Да, я перенес это на свою практику и понял, что это реально работает. Поэтому-то по приходу с моря мне уже есть чем с девушками поделиться. И не только деньгами, но и тем, что они могут открыть в себе что-то действительно для себя важное. Хотя бы потому, что уже перестают думать только о деньгах. И начинают уже по-настоящему о себе заботиться. А не только о том, как они выглядят снаружи.
– Чтобы отработать у тебя денег, – усмехнулся Дез. – Да они просто начинают к тебе бессознательно подстраиваться и поддакивать, для того чтобы ты поверил в то, что у тебя есть с ними хоть что-то общее и не ушел от них. Как только ты ими пресытишься. И они перестанут тебя интересовать.
– Так это и есть та почва, на которой и начинает прорастать их совершенство. Пусть, по началу, даже и осознаваемое как некая игра в заигрывание. Как повод для нашего общения. Пока они не начинают желать чего-то большего. Но уже – и от себя. Понимая что то, что они сами могут себе дать, ощущая, что сейчас с ними в действительности происходит, гораздо важнее того, что говорю им я или их родственники и знакомые.
– Начиная им завидовать! – усмехнулся Дез.
– Этим-то я их, по-настоящему, и привлекаю, – усмехнулся Аполлон. – Ведь в мире полно работящих и успешных уродов. С которыми девушкам тупо не интересно.
– И не кем похвастаться перед подругами, – усмехнулся Дез.
– Превращая жизнь с таким людьми в обеспеченные, но вечно серые будни. И полно тех, кто хоть что-то в жизни понимает и начинает воспевать её в своих творениях, но ничего не могут заработать. А когда девушки берут их в оборот, то те, устроившись благодаря их усилиям на нормальную работу, очень быстро перестают воспевать и жизнь и девушек. И начинают всех их тихонько ненавидеть. Превращая жизнь с такими «поэтами» с сущий ад. Я же представитель того уникального в наших условиях вида, который может и заработать сам, не гнушаясь ни какой работой, и воспевает жизнь и девушек. Видя в них самых прекрасных нимф! Да еще и может их хоть чему-то в жизни научить. Самим фактом нахождения со мною рядом. Подавая им положительный пример адекватного отношения к действительности.
– Ладно, – усмехнулся Дез. – Пойду тебе навстречу и, по старой дружбе, признаю, что ты опять выкрутился.
– Ты видишь, в основном, низший аспект действительности, – довольно улыбнулся Аполлон. – Я же, в основном, – высший. И только вместе мы начинаем туго соображать что-к-чему. Именно это нас друг к другу на самом-то деле и привлекает.
– Ну, тогда, ладно, – усмехнулся Дез. – Значит, я всё-таки прав.
– А то, что ты вначале увлекался Кришной, а затем – «металлом», а я вначале – панком, а затем – религией Творца и позволяет нам и до сих пор продолжать понимать друг друга и говорить как будто бы на одном языке. Правда каждого из нас – это всего лишь доступная нам половинка истины. И лишь лимонная долька дружеского участия позволяет нам по-настоящему наслаждаться чайной церемонией общения, растягивая его почти что до бесконечности. Позволяя в общении друг с другом к ней действительно прикоснуться.
– Да, тут ты прав, – спохватился Дез. – Наше общение может длиться бесконечно. Пора валить. Ни то Ирида снова выгонит меня из дома.
– Ты говорил, что твой брат уехал поступать в Трою?
– Ну, да. А что?
– Так ваша комната теперь свободна? Возьми её к себе и сам распоряжайся ею.
– Ну, я подумаю, – усмехнулся Дез.
– Стоит ли она того?
– Ещё увидимся. Пока!