Свет.
Свет этого убитого солнца все еще обжигает меня. Я чувствую сквозь сжатые веки, как он сияет из прошлого, озаряя тот проклятый день всполохами неописуемого пожара. В нем есть что-то священное, словно это свет обители самого Бога, свет, испепеляющий миры, а заодно с ними и миллиарды жизней. Он всегда остается со мной, опаляя задворки моей памяти. Я не собираюсь ничего отрицать, оправдываться или извиняться за то, что сделал. Мне ли не знать, кто я такой.
Допустим, схоласты начали бы с самых истоков, с наших отдаленных предков – пилигримов, проторивших на слабых суденышках путь из системы Старой Земли к новым живым мирам. Но нет. Потребовалось бы больше бумаги и чернил, чем хозяева передали в мое распоряжение, да и не хватило бы даже моих, не сравнимых ни с чьими другими, запасов времени.
Тогда, наверное, мне следовало бы рассказать о войне? Начать с того, как из глубин космоса прорвались похожие на ледяные замки корабли расы сьельсинов? Но вы и сами можете найти военные хроники и ознакомиться с отчетами о потерях. Статистика. Документы совсем не помогут понять, какую цену мы заплатили. Разрушенные города, сожженные планеты. Бессчетное количество людей, вывезенных из родных миров, чтобы стать пищей и рабами этих бледных монстров. Целые роды, более древние, чем сама Империя, погибли в свете и пламени. Свидетельств этому нет числа, но их все равно недостаточно. Империя же изложила официальную версию, которая заканчивается моей казнью: Адриан Марло был повешен на глазах у всех миров.
Не сомневаюсь, что эта книга будет пылиться в архиве, где я ее оставлю, – одна из сотен миллионов на Колхиде. Забытая всеми. Возможно, оно и к лучшему. У нас и так с избытком тиранов, с избытком убийств и геноцида.
Но вдруг вы все-таки решите прочитать откровения того, кто прослыл ужасным чудовищем. Вы не позволите предать меня забвению, потому что захотите узнать, каково это – летать на самом невероятном корабле во Вселенной и вырывать сердце у звезды. Захотите ощутить жар двух сожженных цивилизаций и встретиться с драконом, демоном, что носит имя, данное мне отцом.
А значит, давайте отринем политику и строевые марши Империи. Отбросим и историю возникновения человечества в огне и пепле Старой Земли, и покрытое мраком неизвестности появление сьельсинов. Это давно записано на всех языках людского рода и подвластных ему рас. Начнем с того, рассказать о чем я имею полное право: с моего рождения.
Я был старшим сыном и наследником Алистера Марло, архонта префектуры Мейдуа, Линонского Мясника и лорда Обители Дьявола. Дворец из темного камня – не лучшее место для ребенка, но это был мой дом, где я рос среди логофетов и облаченных в доспехи пельтастов[1], служивших моему отцу. Только ему нужен был не ребенок, а наследник его ломтика Империи, продолжатель знатного рода. Отец назвал меня Адрианом – дал древнее имя, не имеющее никакого смысла, кроме памяти о тех героях, что носили его до меня. Имперское имя, подходящее для правителя и преемника.
Опасная штука – имя. Нечто вроде проклятия, обрекающее соответствовать ему, а может, скрытый шанс избежать предназначения. Я прожил долго, намного больше, чем способна предложить великим домам пэров генетическая терапия, и получил множество имен. Во время войны меня называли Адрианом Полусмертным и Адрианом Вечным. После войны – Пожирателем Солнца. Для несчастных обитателей Боросево я – мирмидонец Адр. Для джаддианцев – Эл Нероблис. Для сьельсинов – Оймн Белу и еще хуже того. Кем я только не был: солдатом и клерком, военачальником и пленным, колдуном и ученым, и чуть ли не рабом.
Но прежде чем стать всем оным, я был сыном.
Для моей матери это были поздние роды. Вместе с отцом она наблюдала со зрительских мест хирургического театра за тем, как меня достают из инкубатора. Схоласты, описывая мое рождение, утверждали, что во рту у малютки был полный набор зубов. Так всегда происходит пополнение в аристократических семьях: не подвергая мать неудобствам, под бдительным оком специалистов из Имперской Высокой коллегии, следящих за тем, чтобы генетические отклонения не обернулись дефектами у младенца и не испортили родовую кровь. Кроме того, традиционный способ деторождения требовал, чтобы мать делила ложе с отцом, чего ни он, ни она не намерены были делать. Как и многие другие нобили, мои родители заключили брак по политической необходимости.
Мать, как я позже выяснил, предпочитала проводить время с женщинами и редко посещала фамильный особняк, встречаясь с супругом лишь на официальных мероприятиях. Отец же полностью отдавался работе. Лорд Алистер Марло был не из тех, кто потакает собственным слабостям. Слабостей у него фактически не было. Его заботили только дела и доброе имя нашего дома.
К моменту моего рождения Крестовый поход бушевал уже три века, если вести отсчет со сражения против сьельсинов у Крессгарда. Но это случилось в двадцати тысячах световых лет от Империи, где Вуаль открывает проход к рукаву Наугольника. Когда отец с благими намерениями решил объяснить мне всю тяжесть положения, ситуация в целом была спокойной, за исключением того, что раз в десять лет среди плебеев проводился набор в Имперские легионы. От переднего края нас отделяли многие годы полета даже на самом быстром корабле. И, несмотря на тот факт, что сьельсины представляли собой наибольшую угрозу, с какой человечеству приходилось сталкиваться со времен гибели Старой Земли, все выглядело не так уж страшно.
Отец почти сразу передал меня на воспитание слугам, чего и следовало ожидать от такого человека. Всего через час после моего рождения он без колебаний вернулся к насущным проблемам, требующим слишком много внимания, чтобы отвлекаться еще и на сына. Мать возвратилась в дом своей матери, в привычное общество сестер и любовниц; как я уже говорил, ее не интересовал скучный семейный бизнес.
Этот бизнес был связан с ураном. Во владениях отца располагалось одно из самых обширных месторождений всего сектора, и наша семья из поколения в поколение занималась его разработкой. Деньги, которые отец получал от консорциума «Вонг-Хоппер» и Союза свободных торговцев, сделали его самым богатым человеком на Делосе, богаче даже наместницы императора – моей бабушки.
Мне было четыре года, когда родился Криспин. Мой младший брат сразу показал себя идеальным наследником, во всяком случае, по мнению отца. В два года он был таким же большим, как я в свои шесть, а в пять уже стал на голову выше меня. Эту разницу мне так и не удалось наверстать.
Я получил лучшее образование, какое только может быть у сына архонта. Наш кастелян сэр Феликс Мартин был моим наставником в умении сражаться на мечах, обращаться с поясом-щитом, плазменным пистолетом и копьем. Он тренировал меня, не позволяя предаваться праздности. От Элен, нашего мажордома, я усвоил представления об этикете – всех тонкостях, связанных с поклонами, приветствиями и публичными выступлениями. Я научился танцевать, ездить верхом, управлять лодкой и шаттлом. От Абиаты, старого капеллана, заботившегося в святилище о колокольне и алтаре, я перенял не только молитвы, но и скептицизм, поскольку даже священников одолевают сомнения. От его начальника, приора Святой Земной Капеллы, я узнал, как бороться с этими сомнениями, поскольку они ведут к ереси. И конечно, на меня повлияла мать, рассказывавшая всевозможные легенды: о Симеоне Красном, Сиде Артуре и Касии Сулье. Легенды о Кхарне Сагаре. Можете смеяться, но в них таится особая магия, которую нельзя не почувствовать.
А еще был Тор Гибсон – тот, кто преподал мне первые уроки и сделал меня таким, какой я есть. «Образованность – родная мать глупости, – говорил он. – Помни, что величайшее из знаний – это способность понять собственное невежество». Гибсон постоянно рассуждал в подобном духе. Он преподавал мне риторику, арифметику и историю. Объяснял биологию, механику, астрофизику и философию. Это он изучал со мной языки и привил любовь к слову. К десяти годам я владел мандарийским так же хорошо, как любой ребенок межзвездных корпораций, и мог читать огненные гимны Джадда, как истинный приверженец этой религии. Но самое важное: он рассказал мне о сьельсинах – кровожадной, хищнической расе, ставшей бичом пограничных миров нашей цивилизации. Он открыл для меня очарование ксенобитов и их культуры. И остается только надеяться, что учебники истории не проклянут его за это.
– Выглядишь вполне уверенно, – сказал Тор Гибсон, и его голос прозвучал как порыв сухого ветра в неподвижном воздухе тренировочного зала.
Я выполнял сложный комплекс упражнений на гибкость – медленно раскрутился из одной замысловатой позы и плавно заплелся в другую.
– Скоро придут сэр Феликс и Криспин, – ответил я. – Хочу подготовиться как следует.
Через маленькое арочное окно в каменной стене донесся крик морской птицы, приглушенный защитными экранами.
Старый схоласт с неизменно невозмутимым видом подошел ко мне, шаркая туфлями по мозаичной плитке. Хотя годы и согнули его спину, наставник все еще был выше меня, а грива седых волос и бакенбарды придавали ему некоторое сходство со львами из зверинца императорской наместницы. Его широкое лицо расплылось в улыбке.
– Хочешь посадить младшего мастера на задницу?
– Какую задницу? – усмехнулся я, касаясь в наклоне пальцев ног, и от напряжения мой голос слегка задрожал. – Которая у него между ушей?
Улыбка Гибсона погасла.
– Не стоит так говорить о своем брате.
Я пожал плечами, подтянул ремешок дуэльного колета, чтобы тот плотней прилегал к рубашке, и прошлепал босиком к стойке с учебным оружием. Оно дожидалось своего появления в кругу – огороженной, чуть приподнятой над полом деревянной площадке двадцати футов в поперечнике, предназначенной для тренировочных поединков.
– Гибсон, а потом у нас еще будут занятия? Не думаю, что мы здесь допоздна.
– Что? – переспросил он, наклонив голову, и подошел чуть ближе.
Это напомнило мне, что он не молод, хотя по-прежнему легко движется. Он не был молод уже тогда, когда орден назначил его наставником моего отца, чей возраст теперь приближался к тремстам стандартным годам.
Гибсон сложил лодочкой загрубелую ладонь и поднес ее к уху:
– Что ты сказал?
Обернувшись, я выпрямил спину, как меня учили. Со временем я должен быть стать архонтом этого старинного замка, а ораторское искусство всегда оставалось излюбленным оружием палатинов.
– Думаю, мы позанимаемся позже? – повторил я четче.
Он не забыл об уроках. Гибсон никогда ни о чем не забывал – и это качество можно было бы назвать удивительным даром, не будь оно основным требованием для ремесла схоласта. Его специально готовили, чтобы заменить греховные машины, запрещенные указом Святой Земной Капеллы, и он просто не был способен что-то забыть. Он покашлял в рукав изумрудного цвета и посмотрел на камеру-дрона, висевшую под сводчатым потолком.
– Да, Адриан, позже. Я надеялся переговорить с тобой без свидетелей.
Затупленная фехтовальная палка чуть не выскользнула из моей ладони.
– Сейчас?
– Да, пока не пришли твой брат с кастеляном.
Я поставил оружие на место, между рапирами и саблями, избавляя дрон от необходимости приглядывать за мной, поскольку прекрасно знал, что его оптика настроена на меня. Я был старшим сыном архонта и потому находился под такой же защитой – и наблюдением, – как сам отец. В Обители Дьявола были места, где действительно можно укрыться от всех, но не поблизости от тренировочного зала.
– Здесь?
– В клуатре, – сказал Гибсон и на мгновение смутился, посмотрев на мои босые ступни. – Ты без обуви?
Мои ноги не были ногами изнеженного нобиля. Они больше подошли бы крестьянину – у меня были такие грубые мозоли, что я заклеивал пластырем суставы больших пальцев, чтобы не содрать кожу.
– Сэр Феликс сказал, что ходить босиком – это хорошая тренировка.
– Неужели?
– Он объяснил, что так меньше шансов подвернуть лодыжку… – Я осекся, сообразив, что времени в обрез. – Наш разговор… нельзя подождать? Они скоро будут здесь.
– Так уж и быть, – покачал головой Гибсон, разглаживая короткими пальцами мантию и бронзовый пояс.
Рядом с ним я чувствовал себя оборванцем в своем тренировочном костюме, хотя, по правде говоря, его одежда была довольно скромной: обычный зеленый хлопок, но такого яркого оттенка, что казался живей самой листвы.
Старый схоласт хотел еще что-то сказать, но тут двойные двери со стуком распахнулись, и в зал вошел Криспин с волчьей ухмылкой на лице. Мы с братом были абсолютно не похожи: он высокий, а я низкорослый; он крепкого телосложения, а я тонкий, как тростинка; у него широкие скулы, а у меня узкие. Однако при всем этом наше родство нельзя было отрицать. Одинаковые черные как смоль волосы, мраморная кожа, нос с горбинкой, круто изогнутые брови и лиловые глаза. Совершенно очевидно, что мы оба были продуктом одной констелляции и наш геном создавался по одному и тому же шаблону. Палатинские дома – великие и не очень – прилагали неимоверные усилия, чтобы знающие люди могли определить принадлежность к тому или иному знатному дому по наследственным особенностям лица и строения тела с такой же легкостью, как по гербу на одежде или по цветам на знаменах.
Сразу же за Криспином вошел внушительный, как скала, кастелян сэр Феликс Мартин, одетый в кожаный дуэльный камзол с закатанными выше локтя рукавами.
– Ого! – заговорил он первым, подняв руку в перчатке. – Ты уже здесь?
Я вслед за Гибсоном шагнул им навстречу:
– Просто решил разогреться, сэр.
Кастелян, наклонив макушку, поскреб спутанную копну черных с проседью волос.
– Ну что ж, очень хорошо, – одобрил он и, заметив моего учителя, воскликнул: – Тор Гибсон! Странно видеть вас в такой час не в клуатре.
– Я искал Адриана.
– Он вам нужен? – уточнил рыцарь, заложив большие пальцы за ремень. – Мы должны заниматься.
Гибсон быстро покачал головой и согнулся в полупоклоне перед кастеляном:
– Я могу подождать.
С этими словами он вышел. Дверь закрылась за ним с приглушенным «бум», разлетевшимся по сводчатому залу. Криспин сразу спародировал походку ссутулившегося, подавшегося всем корпусом вперед Гибсона. Я свирепо посмотрел на него, и брат был настолько любезен, что изобразил на лице смущение, потирая ладонями угольно-черный ежик волос.
– Щиты на полную мощность? – спросил сэр Феликс и негромко, сухо хлопнул в ладоши. – Очень хорошо.
В легендах почти всегда героев обучает искусству боя какой-нибудь перегревшийся на солнце отшельник, доморощенный мистик, который заставляет учеников гоняться за кошками, чистить повозку или сочинять стихи. Говорят, что в Джадде мастера меча – маэсколы – тоже занимались всем этим, и могли пройти годы, прежде чем им разрешали просто прикоснуться к мечу. Но только не я. Мои занятия с Феликсом Мартином сводились к утомительной, бесконечной муштре. Много часов в день я проводил под его присмотром, обучаясь владеть своим телом. Никакой мистики, только долгие однообразные упражнения, пока атакующие и защитные приемы не станут такими же легкими и естественными, как дыхание. Среди палатинов Соларианской империи – как мужчин, так и женщин – умение владеть оружием считалось одним из главных достоинств не только потому, что многие стремились получить рыцарское звание или поступить на службу в Имперские легионы, но и потому, что дуэли были прекрасным клапаном, спускающим давление обычаев и предрассудков, которые в противном случае могли вскипеть настоящей вендеттой. Таким образом, от любого отпрыска любого знатного рода можно было ожидать, что рано или поздно он возьмется за оружие, чтобы защитить свою честь и честь своего дома.
– Знаешь, я задолжал тебе с прошлого раза, – сказал Криспин, когда мы закончили разминку и встали лицом к лицу посреди фехтовального круга.
Пухлые губы брата изогнулись в кривую ухмылку, благодаря которой он казался таким же тупым, как и его оружие.
– Тогда нападай первым, – усмехнулся я в ответ, надеясь, что выгляжу при этом не столь самодовольно.
Я поднял меч и принял оборонительную позицию, ожидая сигнала сэра Феликса. Снаружи донесся крик пролетавшей низко над замком птицы, от которого задрожали алюминиевые оконные панели, а волосы у меня на голове встали дыбом. Я коснулся рукой пряжки пояса и приготовился активировать энергетический щит. Брат повторил мое движение, положив меч плоской стороной себе на плечо.
– Криспин, что ты делаешь? – резко, будто щелчок кнута, прозвучал в тишине голос кастеляна.
– А что?
Как всякий хороший педагог, сэр Феликс решил подождать, пока воспитанник сам поймет свою ошибку. Этого так и не случилось, и он ударил Криспина тренировочным мечом. Мой брат вскрикнул и уставился на учителя.
– Если ты, мальчик, вот так положишь себе на плечо не этот меч, а настоящий, из высшей материи, то останешься без руки, – строго сказал кастелян. – Держи лезвие подальше от себя. Сколько можно повторять?
Я подправил свою защиту.
– Из высшей материи… я этого не забуду, – смущенно ответил Криспин.
Он сказал правду. Мой брат вовсе не был дураком. Но для человека, которому предсказывали громкую славу, ему недоставало серьезности.
– А теперь послушайте меня оба, – рявкнул Феликс, пресекая речь Криспина. – Ваш отец отдаст меня катарам, если я не сделаю из вас первоклассных бойцов. Вы дьявольски способные ребята, но «способный» еще не означает, что от вас будет толк в настоящей схватке. Тебе, Криспин, нужно подтянуть технику. При каждом движении ты открываешься для ответного удара. А ты… – он показал тренировочным мечом на меня, – у тебя, Адриан, техника хорошая, но не хватает решительности. Ты оставляешь противнику слишком много времени, чтобы восстановить силы.
Я принял его критику без всяких возражений.
– En garde![2] – сказал учитель, держа свой меч плашмя между нами. – Щиты!
Мы надавили пальцами на пряжки, активируя защиту. Энергетическая завеса ничего не меняет в том, что связано с поединком на мечах или борьбой без оружия, но привыкнуть к тем слабым искажениям света, что вызывает эта прозрачная мембрана, очень полезно. Поле Ройса без труда отклоняет высокоскоростные воздействия; оно способно остановить пулю, задержать плазменный разряд, рассеять электрический импульс нейронного дисраптора. Но ничем не поможет против меча.
Феликс опустил клинок, словно палач… которым он когда-то и был.
– Начали!
Криспин разорвал дистанцию и замахнулся мечом, вкладывая в удар всю силу рук и плеч. Я посмотрел на этот взрыв, случившийся на расстоянии в световой год от меня, и поднырнул под свистнувший над головой клинок. Развернувшись, я снова принял стойку справа от Криспина, в превосходной позиции для атаки в незащищенный бок и спину. Вместо этого я просто оттолкнул его.
– Стоп! – гаркнул наставник. – Адриан, у тебя был отличный шанс!
Так мы продолжали, казалось, час за часом, прерываясь лишь для того, чтобы выслушать ругань сэра Феликса. Криспин сражался как ураган, ударяя то сверху, то сбоку, прекрасно зная, что превосходит меня и в силе, и в длине рук. Каждый раз я перехватывал его меч своим и отскакивал на край круга. Я всегда благодарил судьбу за то, что первым моим спарринг-партнером был Криспин. Он шел вперед, словно грузовая платформа, словно комбайн-дрон, сметающий огромными ручищами все подряд. Его рост и сила прекрасно подготовили меня к поединкам со сьельсинами, самый маленький из которых был почти двухметрового роста.
Криспин пытался прижать мой клинок к полу, чтобы выгадать время для удара по ребрам. Однажды я уже попался на эту уловку – и почувствовал, как под колетом расцветает синяк. Мои ноги шаркнули прочь, и Криспин пролетел мимо. Вложив все силы в атаку, он поскользнулся, и я свободной рукой шлепнул его по уху. Он пошатнулся, а я ударил его уже мечом.
– Очень хорошо, – хлопнул в ладоши Феликс, приказывая нам остановиться. – Без обычной концентрации, но ты действительно достал его.
– Два раза, – сказал Криспин, потирая ухо. – Дьявол, как больно.
Я протянул ему руку, чтобы помочь подняться, но он оттолкнул ее и со стоном выпрямился сам.
Феликс предоставил нам мгновение передышки, а затем скомандовал снова занять позиции:
– Начали!
Его клинок щелкнул по деревянному полу, и мы рванулись в схватку. В момент атаки Криспина я ушел вправо и парировал его удар. Брат промелькнул мимо меня. Я попытался ударить его в спину, но опоздал. Феликс недовольно выдохнул сквозь зубы.
Криспин стремительно развернулся, и его клинок по широкой дуге полетел ко мне. Я ожидал этого и успел отскочить – опустив меч, сделал выпад. Криспин отбил мое нападение и нацелился мне в правое плечо. Восстановив равновесие, я вывернул кисть и зацепил его меч своим. Он крепко держал оружие, но изогнулся и открыл спину.
– Какого дьявола, Криспин! – побагровел от огорчения кастелян. – Что ты опять делаешь?
Мощный возглас сэра Феликса заставил Криспина остановиться, а я звучно треснул его по животу. Мой противник охнул и свирепо посмотрел на меня из-под бровей.
Рыцарь-кастелян шагнул в круг, не отводя мрачного взгляда от моего брата:
– Какую часть фразы «нужно подтянуть технику» ты не понял?
– Вы отвлекли меня! – сорвался на визг Криспин. – Я сопротивлялся.
– У тебя был меч! У тебя была свободная рука! – Сэр Феликс покачал перед собой раскрытой ладонью. – Давайте еще раз.
Криспин отпрыгнул к стартовой линии, подняв оружие обеими руками. Я отклонился вправо и выставил меч, чтобы отбить размашистый удар брата. Развернувшись, я атаковал его со спины, но Криспин успел блокировать мой ответный выпад и оскалил зубы. Глаза его горели яростью. Он отбросил мой клинок в сторону, пригнулся и протаранил меня плечом, пытаясь сбить с ног и вышвырнуть из круга. Я упал на пол и ударился спиной так, что перехватило дыхание. Криспин возвышался надо мной – шесть футов разъяренных мышц, облаченных в черное.
– Тебе повезло, брат.
Его пухлые губы снова дернулись в усмешке. Он пнул меня в ребра, и я скривился от боли, жадно ловя воздух ртом. Мне было не до того, чтобы слушать разглагольствования брата, как я ни за что не достал бы его, если бы дрался честно. Возможно, сэр Феликс и ответил ему, но я не расслышал. Криспин замолчал и повернулся, чтобы уйти. Я зацепил ногой его лодыжку и дернул на себя. Он упал и ударился лицом о край круга. В одну секунду я вскочил и поднял с пола меч. Поставил босую ступню на спину Криспина и ткнул концом клинка ему в висок.
– Достаточно! – крикнул сэр Феликс. – Давайте еще раз.