Идеальные люди
Нефис с усилием зажмурил глаза и почти тотчас открыл их. Напряг зрение и провел острым кухонным ножом вдоль волокон по куску мяса на широкой разделочной доске. Оставив на нем глубокий ровный разрез, мужчина уже со второй попытки сумел окончательно отделить одну мясистую часть от другой. Глаза ныли после бессонной ночи, но, прежде чем пойти спать, необходимо было закончить начатое дело, иначе самая лакомая на вкус нежность мякоти бедра будет утрачена безвозвратно.
Порезав весь кусок, Нефис все получившиеся куски аккуратно сложил в полиэтиленовые пакетики, завязал их, и все это отправил на верхнюю полку глубокой морозильной камеры холодильника, провел испачканными кровью пальцами по пакетам с печенью и сердцем на нижней и быстро и с коротким грохотом закрыл его. Вернулся к столу и принялся прибираться.
Входная деревянная дверь с шумом распахнулась, тихо задребезжав от удара о стену, и в подсобное помещение вошел высокого роста завуч, в котором каждая деталь излучала впитавшуюся еще с молоком матери интеллигентность.
Вошедший раскрыл было рот, собираясь с ходу что-то сказать, но Нефис его опередил:
– Доброе утро, Горан. Любишь ты без стука проникать в чужие пенаты.
– А тебя что, Неф, смущает? – завуч щелкнул костяшками на своей левой руке. – Меня лично нисколько. А разве должно?
Нефис отложил в сторону пропитанную насквозь ало-бордовым цветом тряпку и повернулся к собеседнику. Ему явно был не душу тон вошедшего, и без разницы то, что тот формально является его начальником.
– Эти подсобные помещения закреплены за мной, находятся под моей ответственностью и, следовательно, я имею законное право устанавливать для их посещений свои порядки. Считаю, что минимум соответствие им будет являться хоть каплей вашей воспитанностью.
– Не тебе судить о моем воспитании, Неф, а также же то, что касается моего морального облика, – завуча такой тон сторожа нисколько не задел, он подчиненного знал не один год. – Я буду и впредь врываться сюда без стука в нарушение твоих, – как ты там сказал? – «порядков» пока ты будешь игнорировать главное правило твоего здесь местопребывания. Уже почти семь утра, так почему до сих пор не убрана грязь в коридорах первого этажа жилого и административного корпусов?
Последние слова были произнесены наиболее резко. Сторож спецшколы вдруг переменился в лице, выражение которого стало смиренно-виноватое, наглости, как и не бывало, теперь весь его вид говорил о том, что он совершил чудовищную промашку и полностью осознает собственную вину.
– Администрация уже в который раз за год обращала внимание на ваше неподобающее исполнение своих прямых обязанностей, – продолжал наступать завуч с безупречной кожей лица, которое обрамляли короткостриженые каштановые волосы с редкой проседью. – Вы стали или очень ленивым, или же очень безнадежно рассеянным, так как за последний месяц с небольшим вы трижды допустили подобное. Какое же вы получили предупреждение недавно от директора школы Хьюгарта?
Нефис с трудом оторвал глаза от лиловой плитки пола и тревожным взглядом посмотрел на Горана.
– Вы рассчитаете меня без права на выходное пособие и найдете на мое место кого-нибудь понадежнее…
– Именно, Нефис, именно так… Вы из-за своих косяков висите, можно сказать, на волоске. Но знаете что?..
– Что? – угрюмо, но с участием, спросил сторож, и слух его напрягся до максимума.
Высокий завуч придвинулся на пару шагов, склонил голову вперед и чуть ли на ухо шепотом произнес:
– Вами оставленную грязь видел всего лишь я один. Ко мне никто с жалобой из персонала не появлялся. И поэтому, – тут он медленно и степенно выпрямился. – У вас есть десять очень быстрых минут, чтобы исправить все ошибки. И только после всего этого я, наконец-то, смогу со спокойной совестью вспомнить о правиле стучаться, когда пытаешься проникнуть в чужое помещение. Ну что стоим, Нефис? Бегом!.. Живее! Живее, пока все спят!
Проговорив эти слова, Горан быстро развернулся на месте и покинул сумрачно освещенное помещение, а Нефис, шаркая по кафелю ногами, быстро вымыл руки в углу в раковине, выскочил в коридор, запер за собой дверь и спешной походкой последовал из здания для хозяйственных нужд в главный корпус спецшколы по коррекции поведения подростков.
– Марта! – в который раз позвал дочь Освальд Пин.
Снова тишина. Не выдерживая более такого хамства, направился на второй этаж к комнате дочери, тяжело ступая по бетонным ступенькам.
– Марта! Ты вообще реагировать на мои слова можешь?
Опять издевательское безмолвие.
Толчком руки Освальд распахнул дверь комнаты дочери, ступил было внутрь нее и вдруг от неожиданности застыл на месте. Его двенадцатилетняя Марта стояла на белом широком подоконнике в одних трусиках лицом на улицу. Услышав звук нетерпеливых шагов позади себя, девушка без стеснения повернулась к мужчине, с полным отсутствием какой-либо стыдливости явив тому свою крохотную обнаженную грудь с сильно выпирающими вперед сосками.
Освальд потупил вниз взгляд, но и не подумал, чтобы уйти:
– Ты что творишь, негодная!? Думаешь, меня твои закидоны остановят? Не на того напала! Сейчас маму позову – она тебя быстро упакует в какую-нибудь сносную одежду и выведет, хоть бы насильно, из дома. Мы будем собираться или мне мать кликнуть?
– А мне он нужен этот концлагерь? – грубые и наглые интонации подросткового голоса огласили накалившийся до пределов воздух. – Нам и здесь неплохо дышится, в туалете даже можется. Никуда я не поеду, дорогой фазер!
– Значит так? Хорошо, милое чадо, – Освальд подхватил первую попавшуюся в руки кофту и направился к двенадцатилетней нахалке, желая ту насильно во что-нибудь облачить. – Мне с тобой чикаться уже надоело, в печенках сидишь. Ты поедешь в эту школу и точка! Кэтрин! Кээээээтрин!
Послышалось с нижнего этажа женское «Что случилось?»
– Поднимись немедленно сюда! Слышишь меня!? Поднимись в комнату Марты!
Освальд стянул дочь не без боя с подоконника и накинул на ее голову алую кофту. Та зашипела от злости, упиралась, как могла, но силы все же были неравны. Ярко-рыжая крашенная голова девушки прошла через горловину одежды, и тогда Марта от чувства проигранной битвы пошла на необдуманную хитрость – ногами и руками обхватила Освальда и зашептала стервозным голосом над его ухом:
– Ну иди ко мне, папаша, ласкай… Ты же этого хочешь… Вон как на мои сиськи глаза раскрыл… Давай, давай, сделай мне приятно, а себе статью заработай на далекий курорт…
У отца аж дыхание перехватило от подобной выходки, и он с силой и негодованием отшвырнул от себя девушку на пол.
– Сволочь! Тварь! – прорвали эмоции из мужских уст.
Мгновенно поднялся с места, рука сжалась в крепкий кулак, но в этот момент позади него скрипнула дверь, и в комнату торопливо вошла Кэтрин.
Увидел полураздетую дочь, лежащую на полу под окном, покрасневшего от клокочущей свирепости мужа, она растерянно произнесла:
– Что здесь, в конце концов, происходит? Марта, почему ты перед папой в таком срамном виде? Отвечай!..
– Папашка наш совсем с катушек съехал, он собирался меня изнасиловать… Я тут переодевалась, и он зашел, увидел меня почти голой и стал приставать!..
– Чтооо?!? Да как ты смеешь, тварь!? – рванулся было к девушке мужчина, намереваясь врезать ей от души оплеуху, но жена мертвой хваткой удержала его от подобного порыва. – Да я тебя сейчас прибью, неблагодарная!
Освальд, удерживаемый женой, обуздал свой замысел наказать тут же обнаглевшую дочь.
– Осви, что же здесь на самом деле произошло? – стараясь быть как можно спокойнее, проговорила Кэтрин, заглянув в глаза мужу.
– А ты догадаться не можешь? – начала заново усиливаться внутри мужчины буря гнева. – Наша лживая и изворотливая дочурочка просто не хочет ни в какую отправляться в спецшколу. Потому-то и придумывает разные ухищрения, чтобы этого не случилось. Ты что, ее не знаешь?
– Знаю, поэтому и хочу снова, но только Марте, повторить предыдущий вопрос: что здесь перед моим приходом произошло?
Женщина пристально вперила свой острый, пронзающий насквозь, взгляд пытливых глаз в глаза дочери. От него Марте постоянно было не по себе. Она всегда сдавалась под его действием, не могла вынести, но сейчас признаться при отце – ни за что! Девушка никогда не признает при нем свое поражение.
– Пусть папа выйдет, – тихо, совершая над собой усилие, прошептала девушка.
Мужчина тут же попытался открыть было рот, чтобы накричать на нее, но Кэтрин, просчитав наперед, согласно сложившемуся опыту, все дальнейшие действия разворачивающейся ситуации, дернула так за руку мужа, что тот невольно повернулся к ней вполоборота.
– Дорогой Осви, оставь нас вдвоем наедине, пожалуйста. Будь добр, хотя бы ради меня. Хорошо? Не подумай ничего такого. Это будет самое лучшее, что мы можем сделать для всех нас троих. Ну же, любимый, прогуляйся во двор, это поможет тебе успокоиться.
Мужчина взметнул на жену недовольный взгляд и, не взглянув в сторону уже стыдливо прижимавшей кофту к своему бледному полуобнаженному телу дочери, быстро покинул комнату, на прощание многозначительно громко хлопнув дверью.
Освальд почти бегом спустился в гостиную, поспешно, пребывая все еще на взводе, пересек ее, проник в просторную и светлую кухню, подошел к бару, извлек из него едва початую бутылку бренди, плеснул из нее себе в стакан и тут же залпом выпил. Постоял, словно в некой нерешительности, затем снова налил в стакан, поставил на край стола, а бутылку убрал обратно на свое место.
Подошел к окну, посмотрел на улицу. На небо над красночерепичной крышей соседского дома наползали тяжелые серо-сизые тучи, предвещавшие скорое окончание двухнедельных жарких и солнечных дней и возможный скорый ливень. Взгляд мужчины опустился чуть ниже, на балкон дома напротив. Там с голым торсом курил сосед, опершийся рукой о перила и смотрящий в его сторону. Освальд мгновенно развернулся и отошел от окна. Блин, не хватало, чтобы тот своими любопытными зенками видел все произошедшее с ним и Мартой. Подхватил напряженными пальцами со стола стакан и залпом выпил налитый бренди. С громким стуком-звоном водрузил его обратно, откашлялся и все таким же быстрым нервным шагом направился обратно к комнате дочери, гложимый нетерпением от того, что столь необходимый разговор между матерью и дочерью уж слишком затягивается.
Пересекая просторную гостиную, он услышал, как на лестнице раздались шаги уже спускавшейся от Марты жены, неторопливые и степенные. Оказавшись в коридоре, Освальд наблюдал, как Кэтрин с озабоченным видом сошла с последней ступени лестницы, и, только покинув лестницу, она заметила пристально смотрящего на нее мужа с немым, но грозящим все-таки вырваться наружу, вопросом на лице.
– Ну что, вы поговорили и, надеюсь, ты все-таки сумела ее заставить подчиниться нашей воли отправить ее на месяц в спецшколу коррекции? – выдержал мужчина затянувшегося молчания.
– Тебе, дорогой, нужно сейчас обязательно успокоиться, взять себя в руки, позвонить директору школы и попросить того перенести вселение нашей дочери к ним на завтра. Скажи, что сегодня произошли непредвиденные обстоятельства, требующие немедленного решения, и мы не можем приехать сегодня, – стараясь более спокойным тоном, проговорила Кэтрин, предварительно взяв руки мужа в свои.
– Это с какой-такой стати вдруг все меняется? – Освальд попытался убрать свои руки из женских ладоней, но то было тщетно. – Ты решила выполнить ее очередной каприз?
Кэтрин шумно выдохнула и крепче сжала пальцы мужа:
– Ее, не ее, но нам придется с таким положением вещей считаться. Сегодня все у нее внутри угомониться, а завтра, она мне обещала, без всяких отговорок отправиться с нами в школу. Ааа… кстати, просила передать через меня извинения за устроенный ей в твоем присутствии неподобающий балаган. Говорит, больше так не будет.
– После таких признаний ты не додумалась залепить оплеуху по ее лживым губам? Это ж надо, разве такое можно себе помыслить – голой светиться перед родным отцом да еще попробовать обвинить того в развратных действиях. Тьфу, мерзавка!.. Ума себе не приложу, как можно человеку пойти на такое!
– Можно-можно, как ни странно, дорогой. Не забывай, пожалуйста, какой у нас ребенок плюс переходный возраст, который нам в будущем еще не такие сюрпризы выкинет. Ничего, нам бы только доставить в эту школу «Радость» ее, а там за нее хорошо возьмутся. Так что, звони Алексу Гроулу и приложи всю свою деловую риторику, чтобы он адекватно отнесся к небольшому изменению графика пребывания нашей дочери.
Освальд уже было хотел выдать возражение жене, но та дальновидно эту затею предупредила:
– Я знаю, что эта школа пользуется из-за своей эффективности большой популярностью, но я также и знаю, со всей своей миллионнопроцентной уверенностью, что мой муж может быть самым классным переговорщиком не только на работе, но и в повседневной жизни.
Мужчина еще раз внимательно посмотрел в глаза Кэтрин, увидел в них невызываемую сомнений уверенность, в этот раз беспрепятственно извлек свои ладони из рук жены, достал телефон и через меню контактов набрал номер директора Гроула.
Нефис сразу сумел определить, что во дворе назревает что-то неладное. Через окно его бытовки было хорошо видно, кто кого пытался провоцировать. А когда в руке мальчика засверкало нечто металлическое, то сторож без раздумий бросился на улицу, дабы успеть вовремя пресечь готовую вспыхнуть драку между воспитанниками.