Гулко сглотнув, я ёжусь и в сотый раз проклинаю себя за то, что согласилась разрешить ребятам позвать с собой друзей. Поездка не предполагала алкоголь и лишний шум в виде громкой музыки. Но не столько это меня сейчас беспокоит, сколько понимание, что на территории палаточного лагеря я чувствую себя, словно в камере пыток.
Вроде меня окружают сосны, чей скрип слышно отовсюду. Волшебное пение ночных насекомых и птиц. Треск костра, который греет мои руки в ночной прохладе. Но мне совершенно некуда бежать от давящего взгляда, что временами прошивает насквозь. До безумия колко. Больно.
Глядя на языки пламени, единственное, чего я хочу – это забыться. Собственно, вся эта поездка с одногруппниками нужна только для того, чтобы отдохнуть с друзьями и ненадолго отвлечься от неприятных мыслей. Вырваться из кокона серости будней и побыть ничтожеством в огромном мире под названием Земля.
Но, видимо, у судьбы на меня другие планы.
– Оль, ты чего тут одна?
Единственный, кто не должен понимать кайфа такого отдыха, это Жанна Зайцева. Будучи самой красивой девушкой в группе, ей вообще не должно улыбаться одеваться в спортивные костюмы и спать в маленьких душных палатках. Таких, как она, завистницы пренебрежительно называют фифами, а парни – зазнайками. Потому что считают ей подобных недоступными. Но она всё равно раз за разом ездит со мной на кемпинг, стараясь взять все организационные вопросы на себя. Просто потому, что на самом деле она не такая, как думают остальные.
Оглянувшись через плечо, я вижу наших ребят за раскладными столиками. Они весело проводят время, попивая привезённое пиво и развлекая девчонок забавными историями из жизни. И только один из присутствующих равнодушно сидит на стуле чуть в стороне и делает глубокие затяжки сигаретным дымом, выпуская на волю плотные клубы.
– Я немного замерзла, – отвечаю и действительно ёжусь, но не от холода, а от того, что плечи снова обжигает тяжестью чужого внимания.
– Ты с собой теплых вещей не взяла, что ли?
Качая головой, я подношу ладони к языкам пламени и даже позволяю им пару раз облизать пальцы, после чего растираю подаренное тепло.
Жанна вздыхает, берёт стул и водружает его рядом с моим, чтобы составить мне компанию, в которой я совершенно не нуждаюсь, но, в общем-то, не имею ничего против.
– Таранов задрал уже, – зло выдыхает девушка. – Говорила же, чтобы без проблемных ситуаций. Всё равно, блин, притащил на блюдечке с голубой каёмочкой. Ты видела Арса и Ежа? У них на лице написано, что уголовники.
Морщусь, не в силах сдержать неприятное чувство, простреливающее грудную клетку и низ живота.
– Я вообще не понимаю, как можно так накосячить? – не унимается подруга. – Нет, это вполне в репертуаре Олега, но, блин! Притащить с собой этих…
Я снова оборачиваюсь и смотрю на виновника Жанкиного негодования. Олежа весело проводит время с Вязиной и даже не собирается раскаиваться. К тому же, помимо упомянутых, здесь находятся и другие ребята, приехавшие за компанию. Их мы точно так же не знаем, но Зайцеву не пугает их наружность, поэтому она и не беспокоится. А вот те двое вызывают безотчетное чувство страха. Хотя я знаю, что Арс и без своих татуировок умеет пугать до дрожи в пальцах одним своим взглядом и выгнутой бровью.
– О, боже! Почему он на нас смотрит? – тихо ужасается Зайцева и дёргает меня за плечо, чтобы я прекратила пялиться в ту сторону.
– Ты красивая, – усмехаюсь я невесело. – Почему ты удивляешься, что парень обращает на тебя внимание?
– Да упаси боже стать объектом внимания такого… – Жанна задумывается, подбирая нужное выражение, но так и не находит ничего подходящего в своём словарном запасе.
И я ей, если честно, тоже не могу в этом помочь. Славин стал самым загадочным парнем в кругу моих знакомых незнакомцев. Поговаривают, что он занимается чем-то противозаконным, но насколько это правда, я не могу знать, даже несмотря на наше общее детство, проведённое во дворах и подъездах.
– Внешность обманчива, – сипло говорю я, вновь протягивая руки к огню. – Кому, как не тебе, фотографу, это знать?
Зайцева фыркает, скрещивает руки на груди и переводит взгляд на костёр.
– Нет, я понимаю, что чаще всего за такой внешностью прячется неординарная личность, но что-то мне подсказывает: это не тот случай. Ты видела тату на его шее?
Видела. И эта татуировка принесла мне не столько ужас, сколько обиду и недоумение. И каждая последующая стала шрамом не на его теле, а на моём несчастном сердце, которое, кажется, давно перестало кровоточить.
– Тату, как тату. – Подтягиваю ноги к себе и обнимаю колени, продолжая созерцать природное явление. – Это всего лишь рисунок, Жан. Только рисунок.
Подруга поджимает губы и умолкает, понимая, что мне эта тема неинтересна. Но в действительности дело вовсе не в интересе: сама мысль об этой татуировке и её обладателе вытягивает из меня последние крупицы удовольствия, которые я получаю от поездки.
Кто мог знать, что Арс – друг Таранова? Кто мог знать, что он захочет поехать с ним на природу за компанию? Скажи мне кто об этом, я бы, не раздумывая, осталась дома, забив даже на то, что сама всегда являюсь инициатором подобных сборищ.
Какое-то время мы так и сидим молча, слушая треск огня и нередкие взрывы смеха, доносящиеся из-за столов. Я иногда чувствую на себе тяжесть стального взгляда и стараюсь не ёжиться, чтобы не привлекать лишнего внимания. А несколько позднее ребята решают присоединиться к нам. Составив вокруг стулья, располагаются на них и начинают отвлеченные разговоры.
И всё ничего, но через несколько минут я слышу голос Хариной:
– Арс, ну пойдем к ребятам, ну чего мы здесь сидеть будем?
Прикрываю глаза и едва не молюсь всем святым, чтобы он отказался. Вот только Арс не святой. Он не слышит и молча соглашается с просьбой моей одногруппницы.
Я стараюсь не смотреть в их сторону, но всё равно краем глаза отмечаю, что парень свободно садится на раскладной стул, широко расставив ноги, а девушка умещается на его колене, обняв за мощную шею.
– Оль, чё грустим? – задает вопрос Саша Дерябин и протягивает запотевшую бутылку пива.
Я качаю головой, потому что не уважаю алкоголь и пьяных людей, но парень будто и не замечает моего отказа.
– Да лан, Олёк, все ж свои, че ты?
– Дерябин, дерябни и отвали от девчонки! – ржут его друзья, с которыми он приехал.
Я раздражённо дёргаю плечом и поднимаю голову, внимательно глядя на одногруппника. Не знаю, что он видит, но тут же поднимает руки и отчаливает, не сдерживая скабрезной ухмылки.
– Да лан, Воронова. Я ж с миром. Ну не хочешь, и не надо.
Ничего не ответив, я умещаю подбородок на коленях и мгновенно забываю об этом инциденте. Зайцева пытается разговорить меня, но я не хочу. Внутри что-то ворочается и не даёт покоя, как если бы в груди завелась змея, пытающаяся выбраться с помощью своей ядовитой атаки.
Да и нет во мне никакого желания общаться с парнями или заводить новые знакомства. Я как-то привыкла, что после первой попытки обаять меня и пригласить куда-нибудь, позже они испаряются с горизонта, переключая внимание на других девчонок. Не то, чтобы мне хотелось знакомств, нет. Скорее, я удивлялась тому, насколько хорошо развита чуйка у мужчин охотников. Они словно знают, что не вызывают во мне интереса. Или это что-то другое?
– А где Кулябина? – спрашивает толпу Харина.
Я перевожу на неё взгляд и отмечаю, что девушка довольно улыбается, а широкая зататуированная ладонь Арса лежит прямо между её ног. Его пальцы уже пробрались под узкую полоску шорт и медленно поглаживают то, что, в общем-то, не должны гладить прилюдно.
– Они с Ежом пошли пописать, – отвечает кто-то, отвратно при этом смеясь.
Мне мерзко. Я морщусь и отворачиваюсь, понимая, что не могу больше находиться в этой компании. Встаю со стула и плетусь в палатку, зная наверняка, что едва ли смогу сейчас быстро уснуть.
– Оль, ты уже спать?
– Да, – отвечаю Жанне, которая проводит время веселее меня, общаясь с кем-то не из наших.
– Я чуть позже приду, – кричит, чтобы я точно услышала.
И я не отвечаю ей, не беспокоясь особо. Зайцеву никто не обидит – это факт. Полгруппы влюбленных парней, готовых глотки друг другу перегрызть. Вот где проявляется серьезная забота о девушке – в соперничестве.
Забравшись в свой спальник, я подкладываю руку под щеку и закрываю глаза, стараясь уснуть. Но яркие картинки противно вспыхивают в сознании, и я вижу густую выгнутую бровь, сталь в глазах напротив и презрительную усмешку, что вновь и вновь разрывает моё сердце.
Внутренности болезненно скручивает, а к глазам подступают слёзы, но я даю себе мысленного пинка и стискиваю зубы.
Он не тот, о ком стоит вспоминать. Ты же забыла, Воронова! Забыла! С того дня прошла чертова прорва времени, уже не должно быть так остро внутри. Вытянула ведь иголку! Не колет!
– Лгунья! – шепчу в темноту, чувствуя горячую влагу, соскальзывающую из уголков глаз. – Лгунья.
***
Я пугаюсь раньше, чем понимаю, что происходит. Сердце судорожно колотится и захлебывается в собственном ритме, руки и ноги скованы спальником, а сверху неестественная тяжесть. Чужая рука плотно закрывает мне рот, не позволяя закричать, и в нос забивается терпкий запах спиртного.
– Не ори, сучка. Заорешь, я тебе горло перережу, поняла?
В палатке темно и ничего не видно. Шипение парня распознать невозможно, и я не знаю, кто это. Мне жутко страшно и крайне не хватает кислорода, но я всё равно силюсь рассмотреть лицо, в едва проступающем сквозь плотную ткань палатки лунном свете.
К моему горлу он прижимает что-то холодное, и я не уверена, что это нож, но рисковать не хочется.
– Кивни, если поняла.
И я киваю, осознавая, что у меня нет другого выбора.
Насильник отрывистыми движениями открывает замок на моём спальнике и пробирается в него рукой. Пока я глотаю клочки ужаса, стягивающего моё горло, он резким движением срывает с меня футболку с бюстгалтером и больно сжимает грудь.
Я не выдерживаю и пытаюсь его столкнуть с себя. По горлу прокатывается боль, и я начинаю кричать. Громко, надрывно, но урод быстро справляется с ситуацией и зажимает мне рот, наваливаясь сверху.
Сердце грохочет у меня в ушах, а время растягивается в струну и, кажется, длится целую вечность, пока я борюсь за собственные тело и жизнь. Мычу что-то, стараясь спихнуть его с себя, но он значительно сильнее и тяжелее. Настолько, что под его весом я начинаю задыхаться и слабеть.
Насильник, заметив это приподнимает и замахивается, чтобы ударить меня кулаком в лицо, но что-то происходит, и он буквально вылетает из палатки ногами вперед.
Я рывками хватаю воздух, чувствуя, как саднит горло и приподнимаюсь на локтях. Снаружи кричат что-то девчонки, но сквозь грохот собственного сердца я не могу расслышать ни слова.
Меня трясет и корежит, но я все равно выбираюсь из палатки, прикрываясь остатками футболки, чтобы понять, что там происходит и кто это урод. И замираю увидев, как под лунным светом кто-то кого-то откровенно мутузит. Молча и очень ритмично, словно бы ему ничего не стоят все эти удары.
– Оля, что случилось?! – кричит Жанна, хватая меня за руки. – Ты цела?
И я вспоминаю, что мерзавец полоснул мне чем-то по горлу. Провожу рукой и с облегчением отмечаю, что он просто слегка поцарапал меня.
– Я в норме, – хриплю подруге.
И тут кто-то зажег фонарик и осветил жутчайшую картину. Арс сидит на парне и просто превращает его голову в кашу. Я не понимаю, кто перед ним.
– Арс, ты ща глухаря сделаешь. Прекращай это! – кричит его друг Ёж и пытается оттащить парня от обездвиженного тела, но Славин его будто не слышит. Вновь и вновь впечатывает свои татуированные кулаки в окровавленное лицо.
– Да ты же его убьешь! – истерично визжит Харина. – Арс перестань!
Ёж снова пытается его остановить, но и сам едва не получает. А я смотрю на монстра и понимаю, что передо мной вовсе не тот, кого я знала под именем Арсений. Нет. Передо мной мощное и жестокое чудовище. Машина для убийства.
В какой-то момент парень останавливается, продолжая сидеть на своей жертве. Замирает, словно бы понимает, что свидетелей этого изуверства было слишком много и оборачивается, цепляя мой взгляд.
Я на миг забываю дышать от ужаса. Кажется, земля под ногами вот-вот разверзнется и проглотит. А монстр поднимается, стаскивает с себя футболку, подходит и натягивает её на меня, сказав только:
– Прикройся.
Меня обволакивает позабытым запахом его любимого дезодоранта и сигарет. Я невольно делаю судорожный вдох и поджимаю губы. Мой взгляд в этот миг прикован к ужасающему множеству татуировок на его часто вздымающейся груди, которые в свете тусклых фонарей едва ли различимы. Кажется, на загорелой когда-то коже, нет ни единого свободного сантиметра. Змеи, цветы, птицы, непонятные символы и черепа. Просто бесчисленное множество рисунков, которые – есть дурацкая мысль – рассыпятся, если по ним ударить.
Арс, достает из кармана зажигалку и сигареты, кусает фильтр и подкуривает, глядя на меня так, словно я столб, который мешает ему пройти. Он обхватывает окровавленными пальцами мой подбородок и заставляет приподнять голову, чтобы в свете огня зажигалки рассмотреть шею.
Мы ничего не говорим друг другу, зная, что это будет лишним. Славин просто выпускает мой подбородок и криво усмехается, глядя в мои глаза. После этого зажигалка в его руках тухнет, а я на несколько секунд почти ослепнув, могу рассмотреть только стремительно краснеющий уголек сигареты и его отражение в темных глазах.
Спустя миг монстр уходит, оставляя лишь смятение в душе и свой острый запах на теперь уже моей футболке. Он никогда не примет эту вещь обратно, а я не посмею от неё избавиться.
– Оль, пойдем в палатку, – пытается увести меня Жанна, но я обнимаю себя, глядя на то, как Арс подходит к избитому парню, хватает его за руку и просто тащит куда-то.
Никто не знает, что он хочет с ним сделать, но никто и не лезет, чтобы узнать. Даже Ёж, приобнял свою временную пассию и курит, наблюдая за процессом.
А мне всё ещё страшно.
В свете фонариков, я всё пытаюсь понять, кто это был. А потом замечаю его кроссовки и понимаю, что это был Дерябин.
Морщусь, чувствуя новый спазм в горле и, вспомнив про царапину на шее, погружаюсь в новую тревогу. Завтра прилетает отец. Если заметит, мне несдобровать.
Жанна всё же уводит меня подальше от места происшествия, к костру. Я зябко тяну руки к огню, надеясь унять дрожь, не связанную с прохладой, и наблюдаю за поспешными сборами некоторых парней.
– Он хоть дышит? – тихо спрашивает Зайцева у ребят.
– Без сознания просто. Арс хорошо поработал, – мрачно ответил Потапов. – Ща в больницу повезут.
– А эти остаются? – кинула подруга на наблюдающего издалека за кипишем Арса.
И в её голосе я уже не слышу страха. Кажется, теперь она видит в нем защитника, но ещё не до конца уверена в том, что от него есть польза. Скорее уж вред.
– Да, – отвечает парень с усмешкой. – Ты не думай, что этот Арс встанет на защиту любого. Ему обычно вообще плевать, что происходит.
И тут на меня посмотрели. От Жанны мне не хотелось скрывать ничего. К тому же, Потапов был прав: Славину всегда плевать, что происходит вокруг. И это была разовая акция.
– Мы с ним знакомы с детства, – отвечаю, глядя на языки пламени. – Он жил у нас некоторое время, когда его родители погибли, а бабушка попала в больницу.
Я не продолжаю рассказ, считая, что этого достаточно, и даже не реагирую на посыпавшиеся вопросы. К тому же прожил он у нас всего две недели, за которые мы успели сдружиться. А о том, как наши пути разошлись я вспоминать не хочу.
У костра мы сидим уже часа два, и несмотря на уговоры Жанны, в палатку я так и не иду. К тому же, эту ночь она хочет провести с парнем. Поэтому ребята расходятся, и со мной за компанию остается только Виталик Смолин. От него опасности я не чувствую, а даже наоборот. У него такое телосложение, что в драке, я с легкостью сверну ему шею.
– Может чаю заварить? – спрашивает он, подкинув ещё пару полешек в огонь, который мгновенно и с удовольствием на них набрасывается, создавая приятный слуху треск. – Девчонки сказали, что у них всё есть.
– Да, спасибо, – слабо улыбаюсь я, не отводя взгляда от пламени.
С каждой минутой становится прохладнее, и я зябко ёжусь, обняв себя за плечи.
Виталик уходит за чайником, а до меня сквозь шум ночного леса начинают доноситься громкие женские стоны. Изумленно оборачиваюсь, не понимая, кто может быть такой наглой, что даже рот себе закрыть не удосуживается.
Палатка в другом конце лагеря буквально ходуном ходит. Виталик, замечая это тоже застывает, а после усмехается и отворачивается.
И никто, абсолютно никто не реагирует на беспредел. В лагере стояла насмешливая тишина, даже когда парочка пришла к кульминации с криками «О, да, да, да-а-а!». И крики-то наигранные.
Морщусь и отворачиваюсь, стараясь вновь отвлечься на костер и опустошить голову от плохих мыслей.
Смолин уже через несколько минут возвращается с двумя дымящимися кружками и кривой улыбкой на лице.
– Представление окончено, на сцену выходят артисты. Поаплодируем же, – естественно, Виталик ничего не делает, глядя мне за спину. Просто протягивает чай, который я тут же ставлю на землю, и садится на свой стул.
Я оборачиваюсь через плечо и вижу у той палатки Арса в одних штанах и с сигаретой в зубах. Он смотрит на нас, но в тусклом свете фонаря я не вижу выражения его лица. Отворачиваюсь и обнимаю ладонями горячие бока кружки.
– Животное, – фыркает Смолин и отпивает напиток, переводя взгляд на меня. – Всегда удивляло, что в таких как он ничего человеческого нет. Ни совести, ни жалости.
Смотрю на парня и понимаю, что у него к Арсу что-то личное. Равнодушные не смотрят с такой едкой ненавистью.
– Он тебе что-то сделал? – спрашиваю тихо, поглаживая свои плечи.
Виталик не сразу отвечает. Смотрит на огонь и поджимает губы, явно сдерживая порывы вылить всё, как на духу.
– Этот хренов аферист, кинул моего отца на крупную сумму. Мы пробовали на него заявление написать, но уполномоченные только руками развели, мол, юридически всё было чисто. А при личном разговоре с одним из моих братьев, он ему нос сломал и отправил в больничку на неделю с тяжелым сотрясением.
Смотрю на парня, раскрыв рот и чувствую, как по спине ползут противные мурашки. Дрожащими руками беру кружку и делаю глоток.
– А как вы вообще с таким, как Арс связались? – спрашиваю удивлённо. – Да по его виду любой скажет, что он уголовник!
– Действительно, – слышу смешок над головой и сжимаюсь вся. – Исчез.
Виталик, несколько секунд смотрит на монстра, а затем поднимается и уходит, забрав с собой кружку.
Я не вижу Славина, но прекрасно чувствую, что он стоит за моей спиной. Молча опускаю чай на землю и уже собираюсь встать, как на мои плечи ложиться теплая толстовка.
По венам прокатывает огонь, а грудную клетку словно шилом пронзает. Я делаю глубокий вдох и уже собираюсь сказать, что не нуждаюсь в его вещах, как он опережает меня резким:
– Заткнись.
И я закрываю рот, леденея от обиды.
Арс обходит костёр и занимает стул напротив, где только что сидел мой одногруппник. Он располагается, широко расставив ноги и глядя на меня поверх пляшущих языков пламени. Я так же молча рассматриваю его татуировки, особенно отмечая хищную птицу, раскинувшую острые крылья на его груди и оскалившийся череп на шее в окружении чёрных роз, который так не понравился Жанне.
Мы молчим, но, кажется, треск костра и шум ночного леса лучше всяких разговоров демонстрируют напряжение между нами.
Славин кривит губы, но вовсе не потому, что его что-то веселит, а потом достаёт из кармана штанов пачку и зажигалку, отчего я хочу поморщиться, но сдерживаюсь.
Он знает, что я ненавижу запах сигарет. Но кажется, будто намеренно стремиться воплотить в реальность абсолютно всё, что вызывает у меня отвращение и презрение.
– Тебя не потеряют? – спрашиваю, переведя взгляд на огонь.
Монстр ничего не отвечает, но я ощущаю его тяжёлое внимание. Мне хочется уйти отсюда, но я противоречиво чувствую в его компании безопасность. А в палатке холодно, страшно и…
– Тебя это трогает?
Я возвращаю взгляд на его лицо и отмечаю вопросительно выгнутую бровь. Не то, чтобы ему действительно интересно, но иногда у Арса очень выразительная мимика и он умеет этим пользоваться.
Выдыхает в небо сгусток плотного дыма и усмехается, не отводя от меня взгляда. Моё сердце в этот момент готово взорваться, как ядерная бомба, но я стараюсь даже не дышать, потому что мы оба знаем правильный ответ. Знаем, но никогда больше не скажем об этом вслух.
Взаимное признание прозвучало однажды. Оно осталось огромным рубцом на моём кровоточащем сердце и первой татуировкой, осквернившей мои тайные чувства на его шее.
Я сильнее кутаюсь в тёплую толстовку и опускаю голову, чтобы скрыть взгляд за тёмной чёлкой. Славин же швыряет окурок в огонь и устраивается удобнее, явно не собираясь уходить.
Не знаю сколько мы так сидим. В итоге согретая и разомлевшая, я на миг прикрываю глаза, но засыпаю не в силах бороться с последствиями ушедшего дня.
И только утром я открываю глаза и понимаю, что осталась одна. Судя по всему, Арс ушел давно. Костер догорел без подбрасываемых поленьев и даже перестал уже дымить.
С первых секунд я погружаюсь в рассветные звуки. Звонкое пение птиц доносится отовсюду, смешиваемое с шумом ветра, качающим скрипучие сосны. Воздух ещё прохладен и влажен, оттого несёт в себе насыщенный запах хвои.
Я тянусь, разминая затекшие мышцы и вспоминаю, что на мне толстовка Славина. Улыбаюсь и кутаюсь в неё поплотнее, прижав воротник к носу и глубоко вдыхая острый запах ненавистного сигаретного дыма и дезодоранта известной фирмы, обещающей изобилие женского внимания.
Я могу ненавидеть себя за слабость в эту секунду. Могу, но вместо этого продолжаю радоваться новому дню, совершенно позабыв о пережитой ночи. Потому что мама с детства учила искать счастье в мгновениях, которые составляют основу целой жизни.
– Доброе утро, – кричит Жанна, выходя из палатки. – Прости, я должна была остаться с тобой.
– Ничего, – отвечаю с улыбкой. – Я была не одна.
– И с кем же? – спрашивает удивленно, глядя на чужую толстовку.
– Со Скамом, – хмыкает Виталик тоже выбираясь на улицу. – Они с Олегом и Ежом двадцать минут назад уехали.
– Скам, – шепчу, прокатывая слово на языке.
Так называют финансовые пирамиды в интернете, которые перестают функционировать. Да и вообще любые проекты, прекращающие выполнение своих обязательств.
– И кто же такой Скам?
Жанна подходит и целует меня в щеку. Я отмечаю, что подруга помятая и явно не выспавшаяся, но молчу, решив оставить этот разговор до отсутствия свидетелей ему.
– Арс, – отвечаю ей. – Он сидел со мной, пока я не уснула.
Девушка во все глаза смотрит мне в лицо и делает судорожный вдох.
– Он тебе ничего не сделал?!
Улыбаюсь в ответ. Жанна Зайцева умеет ставить в тупик непроходимо глупыми вопросами, и это делает её забавной.
– Я же спала, – отвечаю мягко и снова потягиваюсь.
Кажется, мое настроение приходит в норму. Я стараюсь забыть о прошлой ночи, как о страшном сне и принимаюсь помогать ребятам с завтраком. Вскоре под звуки нашего веселого разговора о практике и дурацких темах дизайнов от Кашировой просыпаются и остальные.
Уже к обеду мы принимаемся сворачивать обустроенный лагерь. Кто-то из ребят желает остаться ещё на одну ночь, а кто-то решает узнать, как обстоят дела с Дерябиным. На мобильный он не отвечает, поэтому Панчев и Лавина решают заехать к нему домой. Он хоть и подонок, но я даже переживаю не убил ли его часом Арс. Не хочется, чтобы его посадили в тюрьму из-за такого урода.
Домой я добираюсь только ближе к вечеру. Целую маму в щеку, разгружаю свои вещи и спускаюсь к ужину, где обнаруживаю довольного отчима, сжимающего мобильный.
– Что ж, – улыбается он. – Сегодня мы договорились о дате свадьбы.
У меня в груди всё обрывается, и я уже не сажусь на стул. Я на него буквально падаю, не в силах сдерживать шок.