Во всем пышном великолепии карнавала, среди множества соревнующихся в помпезности нарядов, Зоран, даже пристально вглядываясь в маски, носимые гостями, не мог угадать под ними ни одного широко известного лица. Хотя таковых под масками скрывалось великое множество.
Ежегодный карнавал в городе Лант был событием уникальным для дефицитного на праздники и весьма черствого Ригерхейма. В самый южный город государства со всех его уголков приезжали наиболее знатные, уважаемые и знаменитые люди: потомственные дворяне, выдающиеся деятели науки и искусства, банкиры и чародеи. Каждый из приехавших на праздник был одет по последнему писку карнавальной моды и пышностью одежд с легкостью мог сойти за члена королевской семьи.
Карнавал являлся отличным мероприятием для знатных гостей в плане возможности завести новые выгодные знакомства. Нередко на этом празднике жизни представители торговых гильдий оформляли между собой партнерские отношения, а пожилые главы дворянских семей, гонясь за процветанием своего рода, заключали кровные союзы, договариваясь скрепить узами брака своих детей.
Оставшееся от деловых переговоров время гости, пестря остроумием, тратили на непринужденные беседы, созерцание великолепных по красоте фейерверков, поедание деликатесов, азартные игры, обильные возлияния и танцы. А когда концентрация алкоголя в крови гостей достигала максимума, многие из них предавались утехам куда более низменным. И оргии на данном карнавале являлись далеко не диковинкой, хотя это, само собой, не афишировалось.
Однако до победы похоти над воспитанием празднующими было выпито еще недостаточно. И хотя Зоран счел бы вполне уместным с головой окунуть себя в омут разврата, пока что он был вынужден с тоской бродить по карнавальной площади, протискиваясь между группами людей, беззаботных и хохочущих, и, как казалось Зорану, никогда не видавших в своей жизни ни проблем, ни забот, ни горя.
«Праздные, размалеванные индюки».
– Наконец-то я нашел тебя! Как ты умудряешься так легко теряться в толпе?
– В такой толпе сложно не затеряться.
– Как тебе карнавал, нравится? Не зря я тебя пригласил, а?
– Я чувствую себя павлином, обернутым в фольгу.
– Ха-ха-ха! Павлином! Мне всегда нравилось твое угрюмое остроумие, Зоран! Однако выше голову! Начинай уже веселиться!
– Да я веселюсь вроде бы.
В подтверждение своих слов Зоран наклонил сокрытое под маской ворона лицо и сделал несколько глотков янтарного цвета вина, полностью осушив тем самым серебряный кубок, который сжимал в руке.
Собеседник, на лицо которого была надета маска обезьяны, вдруг отвлекся от Зорана и начал всматриваться в толпу, находившуюся у Зорана за спиной, с таким видом, как будто узнал кого-то.
– Пойдем, Зоран, я тебя кое с кем познакомлю.
– Ну пойдем, Франц.
Супружеская пара среднего возраста в масках льва и львицы, высокий худощавый молодой человек в маске барсука, а также странной наружности, вероятно, молодая девушка в маске лисы, которую парень старательно пытался развеселить своими плоскими шутками. Так выглядела со стороны компания людей, к которым Франц спешно повел Зорана.
Подойдя к ним, Франц поприветствовал их низким поклоном. Зоран сделал то же самое.
– Барон, баронесса, мое почтение и сердечная благодарность за чудесно организованный праздник. С каждым годом он все лучше и ярче.
Барон Юлпен ван Грейси и его супруга Рика ван Грейси ответили поклоном заметно менее низким, чем Франц и Зоран, но все же достаточным для того, чтобы не упрекнуть их в незнании этикета.
– Рад видеть вас, Франц, на нашем карнавале. Труд моей семьи и подданных приносит плоды, виноградники процветают, а сельское хозяйство как отрасль в целом успешно развивается. Результатом этого, как вы видите, один раз в год мы готовы поделиться с лучшими людьми общества совершенно безвозмездно. Но беседа наша не может быть полноценной, пока эти самые люди друг другу не представлены. Рядом со мной в маске барсука мой племянник, маркиз и один из советников короля, Магни ван Кройс, родом из Вринны, а подле него в маске белой лисицы Адела Морелли, чародейка из Хайгерфорта. Магни, госпожа Морелли, имею честь сообщить, что под маской обезьяны перед нами стоит не кто иной, как Франсуа ван Бодлер, молодой, но уже заметный банкир.
– Мое почтение, маркиз. Мое почтение, госпожа Морелли. Позвольте представить вам моего доброго друга и, как видите по маске, большого любителя хищных птиц, мастера Зорана, странствующего детектива родом из Норэграда.
С того самого момента, как Франц и Зоран приблизились к вышеописанной четверке, Адела Морелли начала со старательно скрываемым, но все же заметным для внимательного человека любопытством рассматривать Зорана.
Впрочем, он делал то же самое, только любопытство свое скрывал куда хуже. Ибо, несомненно, Адела притягивала взгляд. Ее волосы были почти полностью белыми, с едва заметным оттенком золота, присущим волосам блондинок. Эти длинные и прямые, спускающиеся намного ниже плеч пряди можно было перепутать с седыми, но таковыми они не являлись. Адела была одета в рубинового цвета длинное обтягивающее платье, подчеркивающее великолепную фигуру, не худую, но и далеко-далеко не толстую. От чарующих бедер ее было трудно оторвать взгляд. Как и от бюста, и конечно же, не благодаря стараниям огромного круглого рубина, висящего на цепочке из белого золота. Руки Аделы оставались обнаженными, а молочно-белая кожа казалась нежной и гладкой, отчего Зорану безумно хотелось ее коснуться. А еще его съедало желание увидеть лицо, скрывающееся под маской.
– Почему же именно маска ворона? – спросила она. Голос ее звучал чуть ниже привычного женского сопрано и тяготел, скорее, к меццо-сопрано, но был услаждающе приятным. – Мрачновато для карнавала.
Зоран почувствовал на себе оценивающие взгляды. Ему это не сильно понравилось.
– Как уже сказал Франц, я просто в восторге от хищных птиц, – прохрипел он.
– О, мой друг – жуткий консерватор и никогда не изменяет своим предпочтениям, особенно в одежде. При выборе ее предпочитает всегда темные тона. Однако надо признать – они ему идут.
– А в чем заключается ваша профессия? – подключился к разговору маркиз ван Кройс. Зорану его тон показался слегка презрительным.
– Я странствующий детектив. По-моему, это название говорит само за себя.
Супругам ван Грейси явно не понравился короткий ответ Зорана и отсутствие в его голосе столь привычных заискивающих ноток. Было заметно, как не прикрытые маской губы Юлпена сжались. Франц слегка покраснел, но промолчал, мысленно ругая себя за не первую в его жизни проваленную попытку познакомить Зорана со светскими людьми. Адела же едва заметно улыбнулась своими рубиновыми губами.
«Красивая улыбка. Но хотелось бы посмотреть не только на нее».
Магни ван Кройс продолжил:
– Поймите меня правильно, Зоран, людям нашего круга редко доводится общаться со странствующими детективами. Даже рыцари с приставкой «странствующие» редко бывают вхожи в наше общество. Поэтому нам было бы интересно узнать подробнее, чем живут… такие, как вы, – последние слова прозвучали максимально пренебрежительно. И мягкий баритон ван Кройса, граничащий с тенором, начал Зорана откровенно раздражать.
– Я весьма польщен вниманием к своей скромной персоне, маркиз. Я путешествую по городам и помогаю органам дознания раскрывать преступления – разумеется, за вознаграждение. От подробностей я все же вас избавлю, в них слишком много человеческих трагедий и загубленных судеб, историями о которых я не хотел бы омрачать атмосферу праздника.
«Вечного праздника, которым является твоя жизнь, сладкая сволочь».
– Поверьте мне, детектив, судьбы людей – это то, что ежеминутно занимает умы дворянства в степени большей, чем вы, очевидно, думаете. Но все же заставлять вас рассказывать о себе я не собираюсь. Не так уж вы и интересны. А вы как считаете, Адела, много ли пользы обществу приносит частный сыск?
Адела, похоже, даже не слышала вопрос ван Кройса:
– И давно вы занимаетесь этим нелегким ремеслом? – спросила она с едва уловимой усмешкой.
– Всю сознательную жизнь.
От Магни ван Кройса, похоже, не укрылась ирония, заточенная в словах Аделы, и он явно нашел удовлетворение в наличии подобных интонаций по отношению к Зорану с ее стороны. Адела, очевидно, нравилась маркизу.
Но даже в жизни таких беззаботных людей, как он, бывают огорчения. И усмешка Аделы, как это порой случается с настоящими женщинами, означала вовсе не презрение, как это могло показаться.
А на площади тем временем зазвучала музыка какого-то очень известного и талантливого композитора. Медленная и романтичная, она заманивала пары на танец, и невозможно было ей противиться. Уж больно красивыми и чувственными были ее мелодии. Слишком убедительными для смягченных алкоголем человеческих сердец.
– Может, потанцуем, Зоран? – неожиданно для всех произнесла Адела.
Мнимый детектив, равно как и остальные, удивился, но, понятное дело, много более приятно, нежели Магни ван Кройс. После некоторого замешательства он ответил:
– С удо… – Адела не дала ему закончить фразу и, бесцеремонно взяв за руку, повела в сторону специально отведенной для танцев площадки, – …вольствием, Адела.
«Властные, наглые и своенравные. Так мне говорили о чародейках».
Они танцевали молча, и Зоран, который всю жизнь терпеть не мог этого занятия, к своему изумлению, получал от него странное удовольствие. Мало того, что его партнерша прекрасно двигалась и буквально стала одним целым с мелодией, демонстрируя неподражаемую грациозность и глубокую страстность натуры, так еще и ее духи, похоже, обладали магическим эффектом. Это был холодный запах – сандал и мускус, но было в нем что-то еще: нечто необъяснимое, одновременно пьянящее и тонизирующее, нечто такое, отчего Зорану казалось, что его реакция стала лучше прежней, а мир вокруг замедлился и размылся. Единственной же четкой картинкой оставалась Адела, и Зоран ею наслаждался. Он почти не сводил глаз с чарующей, похожей на полумесяц улыбки, лишь изредка, стараясь сделать это незаметно, переводя взгляд на бюст. Однако Зоран чувствовал, что Адела замечает абсолютно все.
Внезапно Зоран словно проснулся.
– Пойдем, – сказала Адела.
«Танец уже закончился?»
Зоран следовал за ней в направлении уединенной беседки. По пути он на секунду остановился возле слуги с подносом и взял у того два наполненных вином кубка. Кроме того, убедившись, что идущая впереди Адела не слышит его, он сорвал с одной из клумб свежую алую розу.
Выполненная из мрамора беседка, в которую вошли Зоран и Адела, была небольшой и довольно удаленной от основной толпы гостей. Рядом с беседкой росла чрезвычайно крупная яблоня, на фоне которой, если смотреть издалека, сама беседка могла легко затеряться.
Зоран сел на скамью справа от Аделы.
– Вина?
– Не откажусь, – Адела взяла в свою белоснежную ладонь один из кубков.
– Первый раз пью с чародейкой.
– Я знаю. Ты плохо скрываешь удивление.
– Обычно мне это легко дается. Но удивлять – это же твоя специальность. В твоих духах не только сандал и мускус, верно?
– Я сразу поняла, что ты наглый.
– На это есть избитая поговорка: наглость – левая рука счастья. Понять бы только, что тогда само счастье во всей своей полноте.
Адела снова улыбнулась своей неподражаемой улыбкой, столь гармонирующей с носимой ею маской лисы. Зоран тоже улыбнулся. Но из-за того, что делал он это редко и привык к мимике другого рода, улыбка его напомнила оскал. Впрочем, Аделу это нисколько не смутило.
– Гармония, – сказала она. – Истинное счастье – это гармония. С собой и с окружающим миром.
– Пожалуй, – после некоторого раздумья согласился Зоран.
– Тебе-то откуда это знать? Странствующим детективам, таким как ты, – тон Аделы стал подозрительно ироничным, – гармония неведома.
– С чего это ты так решила?
– Нельзя обрести гармонию, день за днем пропуская через себя, как ты выразился, человеческие трагедии. Постоянно видя смерти и чужую боль.
«А еще сея их лично».
– Тем не менее, я сама гармония. Наверное, слишком толстокож.
– Значит, ты еще и само счастье? Это так?
Зоран чувствовал испытующий взгляд Аделы, и в эту минуту ему нравился такой взгляд. Ему вообще нравились женщины, которые с ним спорят.
– Нет, счастливым я себя не назову.
– Как это? Ты же пару секунд назад сказал, что являешься воплощением гармонии. А минуту назад согласился, что гармония и есть истинное счастье.
Зоран рассмеялся.
– Ты – спорщица!
– Я просто очень умная.
– Скромность, очевидно, тоже одна из твоих добродетелей.
– Не похвалишь себя сама – забудешь вовсе, как звучат комплименты.
– По-моему, Магни очень старательно напоминал тебе, как они звучат.
– Старательно, но неумело. Впрочем, он куда галантней некоторых.
Зоран достал ранее сорванную им с клумбы и спрятанную розу, после чего протянул ее Аделе.
– Интересно, кого?
Адела, кокетливо улыбаясь, обхватила своими пальчиками стебель и поднесла бутон ближе к носу, после чего вдохнула аромат.
– Ммм… точно не тебя.
– Выпьем за знакомство, Адела?
– Да. Пока оно весьма приятное.
Некоторое время они сидели молча. Адела смотрела куда-то вдаль, а Зоран все время глядел на нее, стараясь запомнить каждый изгиб. Чаще всего взор его падал на лицо Аделы. Спрятанная под маской загадка терзала Зорана. Нет, он не сомневался, что у этой девушки с божественной фигурой, приятным, хоть и слегка необычным голосом и восхитительно милой улыбкой красивое лицо, но ему невероятно хотелось узнать, какое именно.
– Адела!
– Да, Зоран?
– Знаешь, если бы ты являлась цветком, то роза, которую ты держишь, была бы на твоем фоне страшненькой подругой.
Адела довольно громко и искренне рассмеялась и сквозь смех сказала:
– Какой… нелепый комплимент.
Зоран немного склонил голову. Он редко чувствовал себя пристыженным и порой даже не мог вспомнить, каково это. Но тут вдруг вспомнил. А Адела продолжила тоном уже более серьезным, благодарным и даже симпатизирующим:
– Но очень, очень приятный. Спасибо тебе, Зоран.
Чародейка сняла маску и пристально посмотрела на Зорана оказавшимися голубыми глазами. У нее были нордические черты лица: прямые, твердые и слегка угловатые, но при этом парадоксально женственные. Сочетание несочетаемого – всегда то, что привлекает мужчин в женщинах и женщин в мужчинах.
– А ты снимешь свою?
Зоран снял маску. Адела с бесстрастным и оценивающим видом посмотрела на его лицо.
– Неплохо. Немного хуже, чем я ожидала, но все же неплохо.
Зоран ощутил себя сделанным руками ученика глиняным горшком, который оценивает мастер-гончар. Чародейка продолжала рассматривать его физиономию.
– Хотя нет. Лучше. Намного лучше.
Зоран решил ее поцеловать. Но не успел он даже начать движение головой, чтобы сократить дистанцию между своими губами и ее, как Адела вдруг произнесла:
– Как там Андерс поживает? Он все такой же нервный зануда?
Зоран уставился на Аделу расширенными от удивления глазами и чуть не подавился собственной слюной.
Она знал, кто он.
Единственный раз, когда некто раскрыл личность Зорана, кончился весьма плачевно. Повторения пройденного в Ярре он хотел меньше всего.
А Адела, посмотрев на него, вновь улыбнулась своей улыбкой-полумесяцем.
– Ну ты же не думал, что такая очевидная вещь, как твоя принадлежность к Ордену, может от меня укрыться?
– Вообще-то думал.
– Не переживай, детектив Зоран, я не собираюсь выдавать твоих секретов. Поверь, я знаю, насколько дороги тайны таким, как ты. Потому что таким, как я, они тоже дороги.
– Надеюсь. – ответил ей сбитый с толку мастер-ворон.
Они помолчали какое-то время. Зоран прокручивал услышанное в своем мозгу, уставившись в землю и не обращая ни на что внимания, как не обращала его ни на что Адела, когда смотрела вдаль некоторое время назад. Сама она при этом с неподдельным интересом рассматривала своего собеседника.
– Зоран!
– Да?
– У чародеек завтра шабаш на Лысой горе. В полночь. Я бы хотела, чтобы ты был моим спутником на этом празднике. Заодно, сможешь меня о многом расспросить.
Молчание.
– Зоран, ты пойдешь со мной на шабаш?
– Пойду, – ответил Зоран, по-прежнему таращась на землю у себя под ногами.
– Отлично, я рада. Тогда завтра за час до полуночи встречаемся у городских ворот. А сейчас я вынуждена тебя покинуть.
Чародейка встала.
– До свидания, Зоран.
– До свидания, Адела.
«Что-то явно не так с моей конспирацией, черт бы ее побрал».
***
Облик чародейки вновь наполняли темно-красные тона в украшениях и одежде, однако платье она надела уже более короткое, чуть ниже колен, и свободное – полная противоположность носимому ей на карнавале, несмотря на схожий цвет. Освещенное лунным светом лицо выглядело загадочным и прекрасным, а сочетание завораживающих голубых глаз, бледной кожи и слегка хитрой улыбки рубиновых губ придавало облику Аделы Морелли схожесть с каким-то ослепительно красивым, но коварным ангелом. Белые волосы ее были распущены.
Зоран, одетый в черный камзол поверх темно-серой рубашки, поприветствовал опоздавшую на четверть часа чародейку:
– Здравствуй, Адела.
– Здравствуй, Зоран. Не просветишь, зачем тебе меч? – Адела кивком указала на длинные ножны, закрепленные у ее спутника на поясе. – Мы на праздник идем, а не на войну. Или ты возомнил себя членом давно канувшей в лету инквизиции и решил разом расправиться со всеми чародейками?
– Меч для меня – это нечто вроде нижнего белья. Никогда не забываю ни то, ни другое.
– Хм… интересное сравнение. Что ж, я рада, что ты не пришел сюда голым. Пойдем на шабаш.
– Пойдем.
Когда необычная пара отошла подальше от городских ворот и свернула с большака на узкую лесную тропу, Зораном овладело желание о многом расспросить загадочную женщину, тем более она сама дала для этого повод на карнавале.
– Откуда ты знаешь Андерса?
– Я помогала ему с восстановлением иссякшей со временем магии в Афрейских лесах. Иллюзии в какой-то момент стали редкими и слабыми.
– Почему именно ты?
– Так вышло. Услуга за услугу.
– А подробнее?
– Что ж, хорошо. Как ты, возможно, знаешь – а возможно, и нет, – магические силы чародеев развиваются путем долгих лет практик и изучения теории. Ты даже не представляешь, какое количество наук необходимо знать в совершенстве, чтобы овладеть хотя бы азами магического искусства. Но в конечном итоге, при должном усердии и прилежании, постигающий это самое искусство человек, становится чародеем – одним из самых достойных и ключевых представителей нашего общества, наделенным силами, которые простым смертным и не снились. Но на этом развитие чародея не заканчивается. В дальнейшем, чтобы увеличить свою силу, чародей занимается поиском артефактов древности – времени, когда магия зарождалась и когда наш мир населяли существа, куда более могущественные и мудрые, чем мы. В некоторых мифологиях их называют титанами, чародеи же называют их просто – древние. Так вот, артефакты – это личные вещи древних, в них сокрыта огромная мощь. Зачастую – чистая магия, а иногда – души демонов. В любом случае благодаря артефактам чародеи становятся сильнее.
– Как это вообще может быть связано с Андерсом? – недоуменно спросил Зоран.
– Однажды Андерс, в качестве платы за контракт, сам того не зная, получил в награду артефакт. Это был огромного размера изумруд, казалось бы – обычная драгоценность. Но когда-то эта драгоценность принадлежала одному из древних, а любой из чародеев за милю чувствует магию, сокрытую в подобных, ничем не примечательных на первый взгляд, вещах. Я почувствовала, что Андерс таскает с собой это бесполезное для него украшение, и завела с ним разговор, после которого он согласился отдать мне артефакт, но только в случае, если я помогу ему восстановить иллюзии в Афрейских лесах. Меня устроили условия сделки, и некоторое время я тайно работала в Скале Воронов.
– Понятно, – ответил Зоран, нахмурившись. Разговоры о магии всегда тяжело ему давались. – Андерс уверял всех нас, что не имел опыта общения с чародеями. И предостерегал от него. Старый лгун.
«Старый мертвый лгун».
Адела рассмеялась.
– Кстати, ты так и не ответил мне на карнавале, как он поживает, – вспомнила она.
– Он умер, Адела.
Чародейка изменилась в лице: на него легла печать грусти и сострадания. До этого момента Зорану казалось, что эта женщина не умеет сопереживать. Она посмотрела на своего спутника и произнесла:
– Сочувствую твоей утрате, Зоран. Я знаю, Андерс был хорошим учителем и верным другом многим из вас.
– Да уж.
Воцарилась тишина. Первой ее нарушила сова, которая вдруг заухала где-то неподалеку, а через несколько минут, когда убийца и чародейка зашли уже глубоко в лес, вновь заговорила Адела:
– Как это случилось? – спросила она.
– У него резко ухудшилось здоровье. Для старика Андерс был довольно бодрым, так что его уход стал большой неожиданностью. Жаль, что я не смог толком с ним проститься.
– Не смог? Почему?
– Потому что был на контракте, когда Андерс сдал. По возвращении я прощался уже с гробовой плитой.
– Так, значит, ты теперь магистр?
– Нет, с чего ты взяла? – Зоран состроил удивленную мину.
– Мы с Андерсом много беседовали, причем весьма доверительно: чем-то я с ним делилась, а чем-то со мной делился он. Самой непростой для него темой являлась судьба вашего Ордена. Андерс поименно рассказывал мне о братьях, размышляя о потенциальном преемнике. С его слов я знаю, к примеру, что Конрат наиболее дисциплинированный из вас, но чересчур при этом амбициозный, Бирг жесток и не блещет умом, но компенсирует это звериным чутьем, Креспий талантлив, однако мягок и, во многом из-за молодости, неавторитетен, а ты… о тебе он отзывался наиболее лестно. Рассуждал, что из тебя получится достойный магистр.
– Хм. Мне он говорил несколько другое.
– Что же именно?
Зоран тепло улыбнулся, когда в его голове зазвенели воспоминания обо всех матах, всех нравоучениях и гневных речах, коих не жалел для него учитель, когда был жив.
– Много чего. Он ругал меня чаще и яростней других, а иногда даже голос срывал от усилий. Не представляю ни то, чтобы он лестно отзывался обо мне, ни то, что мог взрастить в своей голове идею назначить меня следующим магистром. Вероятно, у Андерса были приступы деменции в те минуты, когда вы разговаривали.
– Он гордился тобой, – с серьезностью в голосе начала Адела. – И, что удивительно, по той же причине, по которой ругался и ворчал. Из-за твоих вечных сомнений и вопросов. Из-за вопросов, которые он боялся задать даже сам себе, хотя бы мысленно, потому что не знал ответов. Из-за вопросов, которые, не страшась, только ты произносил вслух.
Зоран задумался.
– Да, Андерса особенно злило, когда… когда некоторые вещи мне не удавалось понять до конца. Он всегда орал мне: «Делай то, что должно, и не умничай!» Таким образом, мои сомнения иссушалась, пока их не стало совсем. Но все же я ценил его.
– И он тебя, можешь быть уверен. А кто же тогда теперь магистр?
– Конрат. По старшинству.
– Хм. Понятно, – по лицу чародейки было заметно, что она не ожидала услышать такой ответ.
Некоторое время они шли молча. Затем Зоран вновь заговорил:
– Почему Андерс делился с тобой столь многим?
– Для таких, как вы, и таких, как я, общение с подходящим собеседником – редкая роскошь, и ее надо ценить. Когда встречаются два человека, которые знают цену тайнам, они могут откровенно поговорить друг с другом, потому что не выдадут узнанные секреты. Если, конечно, они уверены, что их интересы даже гипотетически не могут столкнуться лбами. Наши с Андерсом не могли.
Зорану нравилось не только слушать, как она говорит, но и смотреть.
«Могут ли наши интересы столкнуться губами?»
Адела уловила его взгляд и кокетливо улыбнулась в ответ.
***
«Это какое-то безумие».
Зоран догадывался, что шабаш – это нечто, мягко говоря, необычное для человеческого восприятия. Но он не думал, что настолько.
Как и на карнавале в городе Лант, здесь, на Лысой горе, тоже текли реки вина, и играла почти непрерывно музыка. Но это были уже далеко не медленные наполненные романтикой мелодии, под ласковые звуки которых разодетые по последней моде дамы и кавалеры плавно кружились подобно падающим с неба снежинкам в безветренную зимнюю пору. Мелодии, которые овладели Лысой горой, являлись в буквальном смысле дьявольскими – необъяснимо веселыми и наркотически пьянящими. Зоран расслышал, что играл здесь далеко не один инструмент, но главным из них, очевидно, была скрипка. Только вот игравших на ней исполнителей Зоран, как ни старался, разглядеть в толпе не смог. Складывалось ощущение, что музыкантов здесь просто нет, а мелодии каким-то неведомым образом обволокли празднующих подобно воздуху, как будто и сами являются природным явлением, прекрасно гармонирующим с царящей в этом месте вакханалией.
Под игравшую на шабаше музыку гости Лысой горы с обезумевшими от дьявольского наслаждения глазами танцевали абсолютно дикие, бешеные и хаотические танцы, и даже присутствующие здесь знатные господа совершенно не сдерживали себя во время этой ненормальной пляски.
Публика здесь была весьма и весьма разношерстная: приличные с виду люди здесь пребывали в гармонии с сомнительными типами, похожими на разбойников, а эльфы со своими вечными врагами – гномами. И это далеко не вся часть приглашенных на шабаш. Это лишь человеческая часть. Картина, представшая перед Зораном, несмотря на любые потуги, не была бы столь безумной без присутствующей на празднике нечисти, представители которой расхаживали здесь наравне со всеми и чувствовали себя вполне вольготно, совершенно не боясь быть застигнутыми и убитыми какой-нибудь группой странствующих рыцарей. В последние столетия нечисти в мире и без них сильно поубавилось, и за всю свою жизнь Зоран мог вспомнить от силы два или три случая, когда ему доводилось столкнуться с чудовищем. Но на шабаше таких возможностей предоставлялась масса: суккубы здесь, куда ни глянь, соблазняли красивых мужчин, сирены пели свои гипнотизирующие песни, а гарпии выпивали с бандитами. Огромные тролли же, будучи совершенно неприспособленными для веселья, охраняли Лысую гору от непрошеных гостей.
– Нам туда, – Адела повела своего изумленного спутника в сторону огромного круглого стола, размещенного немного в стороне от большей части празднующих и слегка на возвышении.
– Угу, – ответил Зоран.
Подойдя к данному столу, он заметил, что за ним уже сидят люди. Они общались, смеялись и выпивали. Двенадцать человек: шесть пар женщин и мужчин. Зоран догадался, что это были чародейки и их спутники. Лишь два стула были свободны, за них и уселись Адела и Зоран. Седьмая пара.
– Ада, здравствуй, дорогая, мы тебя заждались, – радостно произнесла черноволосая чародейка, сидевшая по левую сторону.
– Здравствуй, Тэя; здравствуйте, сестры. Я безумно рада видеть всех вас.
Зоран взял графин и налил вина в кубки себе и Аделе, которая, заметив это, громко сказала:
– Сестры! Предлагаю выпить за встречу!
Собравшиеся поддержали Аделу одобрительными жестами и словами, после чего каждая чародейка и гость отхлебнули необычайно вкусного и сладкого, с нотками изюма, вина из своих кубков.
Затем одна из чародеек на противоположном конце стола, с короткими, каштанового цвета волосами обратилась ко всем сидящим:
– Сестры! Наконец-то мы все в сборе! Ждать больше некого! А раз так, то не пора ли нам представить своих спутников?
Другие чародейки, в том числе Адела, поддержали свою коротко стриженную сестру, разглагольствуя о нормах этикета. Тем временем Зоран оглядел приглашенных ими мужчин, четверо из которых, по его мнению, были из знати: они выглядели одинаково важными, сытыми и напыщенно-высокомерными. Двое других отличались от этой группы: один был мускулистым и чрезмерно загорелым, что выдавало в нем путешественника, второй же, напротив, бледным и худым, причем сочетание скромных одежд с внимательным взглядом излучающих интеллект глаз придавало ему вид одного из людей искусства, которые во все времена отличаются небрежностью по отношению к себе на фоне выдающегося таланта.
Представление началось с Тэи. Она встала из-за стола вместе со своим спутником и заговорила:
– Мои дорогие сестры и достопочтенные спутники. Сегодня, в эту волшебную ночь, я рада представить вам господина, который, к моему величайшему удовольствию, согласился составить мне компанию на нашем с вами празднике и вкусить вместе со мной все его чудесные удовольствия. Перед вами граф Руперт ван Амильон из Кемары. Прославленный землевладелец и филантроп.
Руперт ван Амильон – усатый мужчина средних лет – поклонился, после чего пара заняла свои места за столом.
Своих спутников аналогичным образом представили и остальные чародейки. Зоран заметил, что все эти женщины необычайно красивы, но каждая по-своему.
– Клем Валетудо, полковник личной королевской гвардии, командир дивизии, герой многочисленных войн с южными королевствами!
– Аскельт Целони, художник-авангардист, прославившийся на весь Ригерхейм и далеко за его пределами. Автор таких картин, как «Белые всадники» и «Круг».
– Мерелис Тод, верховный судья города Трезна. Именно благодаря ему этот чудный город стал самым безопасным в нашем королевстве, истинным образцом законности и правопорядка.
Зоран тихо усмехнулся.
«Да уж, Дункан ван Рерих не даст соврать».
– Маркиз Йоэль ван Браф, глава аукционного дома «Йоэль и Луис». Под его началом было организовано большинство современных археологических экспедиций и обнаружены бесценные находки. Вклад Йоэля в историю нашей страны трудно переоценить.
– Третис из Фристфурта, мореплаватель и торговец. Нет на земле материка и острова, где не побывал этот храбрый путешественник.
Настала очередь Аделы представить своего спутника. Они с Зораном встали.
– Представляю вам человека, недавнему знакомству с которым я безмерно рада, ибо нахожу его более чем интересной личностью. Зоран из Норэграда, странствующий детектив. Профессия его темна и опасна, а ее роль в людских судьбах чрезвычайно велика, хоть и сокрыта от чужих глаз.
Чародейки смотрели на него с любопытством, мореплаватель Третис – с одобрением, художник Аскельт – равнодушно, а остальные – надменно.
Мнимый детектив поклонился, и они с Аделой снова сели за стол.
На протяжении следующего часа собравшиеся за столом вели оживленные беседы. Зоран, будучи не очень словоохотливым человеком, общался по большей части только с Аделой, которая почти все время разговаривала с другими волшебницами, лишь изредка от них отвлекаясь.
Зоран обратил внимание, что Адела и сидящая напротив чародейка с каштановыми волосами, которую, как оказалось, зовут Кинаэль, периодически бросают друг на друга полные ненависти взгляды, однако, несмотря на это, приветливые улыбки с их красивых лиц упрямо не сходят.
«Змеиное логово».
Спутником Кинаэль был Мерелис Тод, верховный судья из знакомой Зорану и далеко не благополучной Трезны.
Сам Мерелис, впрочем, старательно убеждал всех в обратном, приводя статистические данные:
– Без ложной скромности заявляю, что за время моего нахождения в должности уличная преступность в Трезне снизилась на пятьдесят шесть процентов! А соблюдение налогового законодательства и вовсе находится на особом контроле!
– А что стало с вашим градоначальником? С бароном Дунканом ван Рерихом? – поинтересовалась Тэя.
Зоран заметил, как Мерелис слегка побледнел и замешкался.
– Эээ… он скончался… скоропостижно. Чахотка, знаете ли. Смерть барона – воистину черная страница в истории нашего города. Вся Трезна оплакивала его. Он был весьма известен тем, что одинаково заботился как о знати, так и о простых крестьянах и ремесленниках.
Зоран не сдержал смех, но быстро заставил себя успокоиться. Это заметили почти все чародейки и их спутники, в том числе Кинаэль, которая тотчас злобно посмотрела на самозваного детектива, но промолчала, увидев, как в ответ на нее бросила столь же ненавидящий взгляд Адела.
– Но кого же назначили на пост мэра вместо него? – продолжила интересоваться судьбой Трезны черноволосая чародейка.
– Пока что никого, – отозвался Мерелис.
Беззаботные и полные лжи разговоры продолжались еще около получаса, пока Тэя вдруг громко не произнесла:
– Сестры, пора начинать!
«Начинать что?»
Вдруг чародейки практически синхронно хлопнули в ладоши, и свет мгновенно куда-то пропал, будто чья-то могущественная рука стерла его как меловый набросок, предоставив мир кромешной тьме. Зоран огляделся по сторонам, чтобы увидеть людей, и посмотрел вверх, в надежде различить своим острым зрением вкрапленные в небо звезды, но везде его взгляд встречало лишь черное полотно абсолютной, непролазной тьмы. И было тихо – музыка перестала играть, а голоса умолкли. Зоран не ощущал рядом с собой Аделу, но все еще чувствовал под собой стул, что давало понять – он все там же, на Лысой горе. Но где тогда Адела? Почему он перестал видеть и слышать? Он ослеп и оглох? Нет, он осознавал, что это не так. А еще он обрел какое-то странное, неведомое происхождением спокойствие на душе. Кроме того, мышцы перестали ему подчиняться, и заставить их поднять свое тело со стула он не мог, так же как не мог ничего вымолвить. Не мог и почему-то не хотел.
Зорану еще не приходилось находиться в ситуации подобного рода, но сомнений не оставалось – породила ее однозначно магия.
«Чертово волшебство».
Вдруг мастер-ворон услышал голос. И он не принадлежал какой-то одной из чародеек, но был голосом всех их сразу, и нотки Аделы тоже в нем присутствовали. Не хор, а один голос, слитый воедино из семи других. Семикратно властный, семикратно звонкий, семикратно сильный и необычайно прекрасный, но при этом до дрожи пугающий и доносившийся будто из другого мира.
– Говорите. Правду, – повелевающе сказал голос.
И вдруг Зоран почувствовал, что вновь обрел способность говорить. Остальные мышцы все еще его не слушались, но язык так и рвался в бой, причем Зорана одолевало жуткое желание говорить только чистую, безупречную правду. Но он пока что держался и молчал. Остальные спутники чародеек оказались слабее и первыми завели свои невольные, но самые искренние речи.
– Если честно, – начал полководец Клем Валетудо. – я не думал, что мне придется сидеть здесь со всяким отребьем, вроде этих Третиса и Зорана. Это же просто два безродных болвана, портящих праздник своим видом.
– Если честно, Клем, – парировал его Третис. – мне тоже противно находиться здесь с тобой, псевдогероем. Вместо басен о своих подвигах и «гуманного отношения к пленным» рассказал бы лучше, как ты насиловал женщин в разграбленных тобой деревнях и сдирал кожу с их мужей, если они сопротивлялись.
– Это война! Там нет правил и законов! – огрызнулся Клем.
– А еще мог бы рассказать, как ты, олух, бездарно проигрывая битвы из-за упрямого нежелания слушать младших командиров, дважды пытался бежать из лагеря, страшась быть убитым или захваченным в плен! Тоже мне, вожак! Оставляешь своих людей на произвол судьбы, а сам удираешь, как крыса! Только твоим заместителям и удавалось тебя остановить, дабы не посеять панику в армии! С большим, кстати, трудом удавалось! Да и вообще, кого из них наградили за войну с Южным Альянсом? Никого! А ведь это они ее выиграли! Они, а не ты!
– Я должен был бежать! Должен был! Когда умирают простые солдаты – это одно, они должны умирать, это их долг! Моя жизнь важнее, и я должен беречь ее! Я командую дивизией и… и… да откуда ты вообще знаешь все это, мать твою!
– Просто я никакой не торговец, старый ты олух. Я всю жизнь воюю. И тогда тоже воевал, только в составе наемнического корпуса, но зато бок о бок с твоими солдатами. Мы поражались тому, какая ты сволочь и осел. Сейчас же я воюю как пират, на море, под началом бесстрашного капитана Скерра Рыжей Ярости. И мы тоже грабим и убиваем, знаешь ли, прямо как ты. Но даже у нас есть некоторые принципы. И мы хотя бы не прикрываемся долгом, званиями и медалями. Убийца женщин и детей – значит убийца женщин и детей, ничто не оправдывает его действий, даже война. Я не благороден, это правда, но и тебе я не позволю называть себя таковым. Ты еще хуже, чем я.
Зоран все еще молчал.
– Я… я просто художник… чего вы от меня хотите? Отпустите меня… – взмолился Аскельт Целони.
«Сразу видно, чистая душа».
– Отпустите, прошу…
– Да заткнись ты, наконец, чертов слюнтяй! – пророкотал археолог Йоэль ван Браф. – Мне не нравишься ни ты, ни твоя дурацкая мазня!
– Просто авангардизм придуман не для таких узколобых людей как ты, Йоэль. – заступился за художника филантроп Руперт ван Амильон.
– Да что ты! Ну куда мне, простому археологу, до такого широко мыслящего филантропа, как ты! Ведь если бы я был таким же умным, то, наверное, тоже насоздавал бы кучу различных фондов «в поддержку калек», «в поддержку вымирающих видов животных» и других! И точно так же, как и ты, ни одного талера не отдавал бы ни калекам, ни еще кому! А как бы я делал, Йоэль? Правильно, все деньги, уготованные для тех, кто в них нуждается, я бы с большим удовольствием оставлял бы в своем кошельке! Так ведь, а, филантропишка?
– Я хотя бы не убиваю собственных работников, чтобы не платить им за их труд.
– Те раскопки оказались неожиданно затратными! Я не мог позволить себе обанкротиться!
Зоран едва сдерживался, чтобы не присоединиться к нескончаемому гомону признаний и разоблачений, как вдруг услышал голос верховного судьи Трезны Мерелиса Тода:
– Знаете, – обратился он ко всем сразу, – наиболее сомнительной из всех здесь присутствующих мне представляется фигура мастера детектива. Вы ведь на самом деле никакой не детектив, а, мастер? Вы похожи на какую-то смесь шпиона, сектанта и разбойника, но это – вещи взаимоисключающие. Стало быть, вы одно из трех. Так кто же вы?
«Да уж, проницательный тип. И в сравнении с остальными – воспитанный».
Мерелис Тод, похоже, смог заинтересовать своей догадкой всех сидящих за столом мужчин. Они прекратили свои споры и замолчали в ожидании ответа Зорана. Они знали, что он неизбежно последует, так как чувствовали – самозваный детектив испытывает то же, что и они. Непреодолимое желание говорить правду.
И Зоран заговорил:
– Да, Мерелис, ты прав. Я – не странствующий детектив. Настолько не странствующий детектив, насколько твоя Трезна – не образец законности и правопорядка. Как ты там сказал про смерть Дункана? Скоропостижная? Нет. Мгновенная. Я отрубил ему башку своим мечом, и это заняло меньше секунды. Я сделал это, потому что он торговал людьми, заключенными в его тюрьму за высосанные из пальца обвинения, а родным этих людей говорил, что они сбежали. Все эти люди были из простых. Ремесленники, в основном. Это к слову о том, как Дункан о них заботился. И плакали люди после его смерти скорее от счастья, а не от горя. Хочешь узнать, как я осмелился его убить? Все просто: убивать для меня скорее неприятно, чем страшно. Я умею это делать лучше, чем кто-либо, так как это моя работа. Прикончить кого-нибудь и остаться незамеченным для меня проще простого. Напомню тебе, как меня зовут. Я – Зоран из Норэграда. И я – Ворон с горы Афрей. Орден, который все вы считаете лишь страшной сказкой, наивной легендой о справедливости, существует, и я тому подтверждение. А теперь ответь мне, Мерелис, чтобы я знал, стоит ли мне прийти в Трезну еще раз, но уже за тобой, или нет: знал ли ты о том, что барон Дункан ван Рерих – работорговец?
Напряженная тишина повисла в воздухе. Было слышно, как судья Мерелис громко сглотнул слюну из-за страха. Но уйти от ответа он не мог – ему не позволяла магия, которая развязала им всем языки.
– Да… да, я знал. Дункан платил мне, чтобы я закрывал на все глаза.
– Жди меня, Мерелис. Я приду за тобой.
Верховный судья Трезны тяжело охнул. Больше никто не заговорил.
Семь женщин хлопнули в ладоши почти одновременно, и свет появился вновь. И звуки музыки. И все вдруг стало как прежде, как было до того, как все исчезло. Только сидевшие за столом мужчины изменились: они выглядели уже не праздными и беззаботными, а встревоженными и какими-то оглушенными. Глядя друг на друга, побледневшие и испуганные, они не понимали, что с ними только что произошло. Мерелис побледнел при этом больше всех. Один Зоран сохранял внешнее спокойствие. Когда он повернулся к Аделе, ему показалось, что она смотрит на него с восхищением.
– Сестры! – провозгласила Тэя. – Думаю, никто не станет спорить, что победительницей в этом году становится Адела.
«Победительницей?»
Когда аплодисменты чародеек утихли, Адела встала:
– Благодарю вас, сестры, за замечательную ночь. Мы все в равной степени победили, потому что праздник удался на славу! А теперь, когда он подходит к концу, мы с Зораном вынуждены удалиться.
Чародейки попрощались с ними, после чего Адела и ее спутник ушли.
***
Назад они шли той же тропой. Зоран злился.
– Что это, черт подери, было? – спросил он.
– Ничего, просто конкурс.
– Да? И в чем же он заключался?
– Побеждает та, чей спутник понравится чародейкам больше всех. В награду она получает артефакт, за счет чего сможет увеличить свои магические силы.
– А что же получает спутник? Разоблачение?
– Не переживай по этому поводу, мои сестры сотрут своим спутникам память о вашем откровенном разговоре. Но я тебе – не буду.
Зоран немного успокоился и замолчал, предавшись размышлениям. Несколько минут царило безмолвие, нарушаемое лишь звуками леса. Разговор возобновила Адела:
– Ты убьешь Мерелиса?
– Нет. Мне его никто не заказывал. А бесплатно я убийств не совершаю.
Они опять замолчали. И теперь уже Зоран прервал тишину:
– Ты меня использовала.
«А я, оказывается, ранимый».
– Женщины меркантильны.
Зоран нахмурился. Адела продолжила:
– Но знаешь, даже если бы мне не нужен был спутник для конкурса, я все равно захотела бы с тобой познакомиться, и была бы чрезвычайно рада тому, что сделала это. По поводу твоей тайны – повторюсь, не переживай. Она в безопасности. Чародейки ее не выдадут, а твои новые знакомые не смогут этого сделать из-за стертых воспоминаний.
Он почему-то ей верил.
– Хорошо. Если так, то хорошо.
Зоран ощущал нечто странное: он не мог долго злиться на Аделу и очень не хотел вскоре с ней прощаться.
– Я желаю поблагодарить тебя, Зоран.
Адела протянула ему какой-то голубой драгоценный камень квадратной формы, похожий на скромного размера топаз и висящий на тонкой серебряной цепочке.
– Это артефакт, который может оказаться для тебя очень полезным. Если потереть камень рукой, то на время станешь невидимым, что необходимо для твоей профессии. Только запомни одну небольшую предосторожность: этот камень имеет душу, которая мне верна. Эта душа будет раскаиваться, что служит другому хозяину, и, если мы с тобой еще хоть раз увидимся, пожелает загладить передо мной вину, считая, что предала меня, и попытается тебя убить. Остерегайся, а я, в свою очередь, тоже позабочусь о том, чтобы между нами не произошла случайная встреча.
– Я не приму это, Ада.
– Почему это ты его не примешь? Я настаиваю.
– Ты же сама сказала: если я его приму, мы больше не встретимся.
Адела выглядела тронутой, когда посмотрела на него полными симпатии глазами, и молча убрала камень. Зоран вдруг обратил внимание, что рядом с тропой, по которой они шли, стоит небольшой домик. Когда они добирались до Лысой горы, он его не заметил, хотя всегда очень внимателен к деталям.
– Пойдем туда, – Адела указала в сторону дома и взяла Зорана за руку.
– Пойдем, – подчинился он.
Чародейка толкнула дверь, и они вошли внутрь.
– Это же не твой дом, Ада.
Адела загадочно улыбнулась:
– С чего ты так решил? – чародейка щелкнула пальцами, и в помещении загорелся свет.
Комната, в которой они оказались, была богато украшенной. Роскошные шкафы, зеркала и огромная белая кровать посередине – все выглядело так, будто стоило целое состояние, и максимально несовместимо со скромной и ничем не примечательной отделкой домика, которая совсем не обращала на себя внимания при взгляде на него снаружи.
Но особенно поражали размеры комнаты: чрезвычайно широкая и просторная, с высоченным потолком, совершенно неясно, каким чудом она умещалась в крохотный с виду дом.
– Хорошая кровать, – заметил Зоран.
– Она нам очень подойдет, – согласилась Адела и толкнула наемного убийцу в грудь, отчего тот рухнул на огромное белое ложе.
«Никогда не встречал таких властных женщин. И ни одну из них не желал так сильно».
***
Он все еще чувствовал аромат ее духов, когда проснулся. Но чародейки в комнате не было, Зоран обнимал одеяло. Он встал, чтобы одеться и найти Аделу, но когда поднялся с кровати, заметил на тумбочке возле нее письмо. А на письме – серебряную цепочку с голубым топазом. Драгоценность, которую чародейка хотела подарить Зорану. Артефакт, суливший им вечную разлуку.
Встревоженный любовник взял письмо в руки и принялся его читать.
«Я бесконечно рада нашему знакомству. Это была поистине волшебная ночь, которую я не скоро забуду. Ты подарил мне ее, и я благодарна за это. Но это наша последняя встреча, ибо вместе нам быть не суждено. Судьбы некоторых людей должны пересекаться лишь единожды, когда-нибудь ты это поймешь. Я ушла, потому что ты бы так не поступил. Я сделала это в значительной степени для тебя, но в еще большей – для себя. Возьми камень, я дарю его тебе от всего сердца. Он не раз спасет тебе жизнь. Прощай, Зоран из Норэграда».
Он взял артефакт и яростно сжал его в своей ладони. Комната начала растворяться в воздухе, и Зоран уже мог рассмотреть очертания леса. Дом, в котором он провел ночь с Аделой, оказался иллюзией. Но то, что происходило внутри него между убийцей и чародейкой, было настоящим, и этого Зорану уже никогда не забыть. Когда дом растворился полностью, мастер-ворон обратил внимание, что его одежда лежит на земле, а сам он, голый, мокнет под проливным дождем, сжимая в руке письмо и драгоценность. Ему было больно.
Зоран с яростным криком швырнул в чащу леса артефакт настолько далеко, насколько мог.
«Никогда не думал, что могу чувствовать подобное».
Зоран оделся и, совершенно обескураженный, направился прочь из леса.
– Я найду тебя, чего бы мне это ни стоило, – засовывая письмо от Аделы в один из потайных карманов своего облачения, проворчал он.
А пока он шел, чья-то огромная, костлявая, похожая на ветку высохшего дерева ладонь подобрала с намокшей от дождя земли небольшой, прикрепленный к серебряной цепочке топаз.