(Выдержка из труда «Человеческие миры» стипендиатов института Фиделиуса.)
На полпути вдоль ветви Персеид капризный вихрь галактической гравитации подхватил десять тысяч звезд и небрежно, как сеятель – пригоршню зерна, рассыпал их мерцающей струйкой с завитком на конце. Этот звездный ручеек – Прядь Мирцеи.
В самом конце завитка, рискуя потеряться в безбрежной пустоте, приютилась система Пурпурной Розы, состоящая из трех солнц – Лорки, Синга и Сирены. Лорка, белый карлик, и Синг, красный гигант, быстро вальсируют вокруг общего центра притяжения, как дородный пожилой ловелас с побагровевшим от натуги лицом и капризная миниатюрная барышня в белом бальном платье. Сирена, желтовато-белое светило, по диаметру и яркости относящееся к самому распространенному классу звезд, занимает орбиту на почтительном расстоянии от флиртующей парочки.
Сирену сопровождают три планеты, в том числе Кадуол, единственный населенный мир этой системы.
Кадуол, больше одиннадцати тысяч километров в диаметре, во многом похож на Землю, и сила притяжения на нем мало отличается от земной.
(Перечень физических характеристик и результаты химического анализа атмосферы см. в источнике.)
Первым исследователем Кадуола был разведчик-заявитель Рудель Нейрманн, член-корреспондент земного Общества натуралистов. Экспедиция, снаряженная в связи с получением его отчета, по возвращении на Землю рекомендовала сохранить Кадуол навеки в первозданном виде, предотвратив эксплуатацию этой планеты человеком.
С этой целью Общество формально вступило во владение Кадуолом и утвердило «Устав заповедника» – так называемую Хартию.
Трем континентам Кадуола присвоили наименования «Эксе», «Дьюкас» и «Трой»;1 каждый из них разительно отличается от двух остальных. Эксе, оседлавший экватор, пышет жаром и зловонием, пульсирует яркими красками и прожорливой энергией. Даже растительность Эксе применяет боевые приемы, выживая в условиях бешеной конкуренции. Три вулкана – два действующих, один потухший – образуют единственные возвышенности над равниной джунглей, болот и топей. Ленивые реки долго петляют по равнине, в конечном счете вливаясь в море. Воздух напоен мириадами отвратительных запахов, кровожадные хищники охотятся друг на друга, издавая торжествующий рев или визг смертельного ужаса – в зависимости от роли, уготованной им судьбой. Исследователи-первопроходцы не решались углубляться в заросли и трясины Эксе, и в дальнейшем их преемники придерживались той же благоразумной тактики.
Дьюкас, в четыре раза больше Эксе, раскинулся в умеренных северных широтах на противоположной стороне планеты. К фауне Дьюкаса, нередко свирепой и внушающей серьезные опасения, относятся несколько полуразумных видов. Местная флора во многих случаях напоминает земную – настолько, что на раннем этапе освоения планеты агрономы смогли развести несколько полезных видов с Земли, таких, как бамбук, кокосовая пальма, виноградная лоза и фруктовые деревья, не опасаясь экологической катастрофы.2
Трой, к югу от Дьюкаса, простирается от полярных льдов до умеренных южных широт. Трой отличается драматической топографией. Утесы нависают над пропастями, океанские валы с грохотом бьются о береговые скалы, в лесах бушуют неукротимые ветры.
Океан покрывает всю остальную поверхность Кадуола – бескрайные глубоководные просторы, почти лишенные островов. Исключение составляют редкие, незначительные клочки суши – атолл Лютвен, остров Турбен, Океанский остров у восточного побережья Дьюкаса и цепочка скалистых островков, продолжающая Протокольный мыс далеко на юге.
На восточном берегу Дьюкаса, в анклаве площадью чуть больше двадцати пяти тысяч квадратных километров, Общество натуралистов учредило станцию Араминта – административное управление, призванное обеспечивать соблюдение положений Хартии. Функции управления подразделили между шестью отделами следующим образом.
Отдел A: учетные записи и статистика.
Отдел B: патрулирование, разведка и розыски, в том числе поддержание порядка и охрана.
Отдел C: таксономия, картография, исследования в различных областях естествознания.
Отдел D: бытовое обслуживание постоянного персонала.
Отдел E: финансовый контроль, импорт и экспорт.
Отдел F: обслуживание временно проживающих посетителей.
Первыми начальниками отделов (суперинтендантами) стали Демус Вук, Ширри Клатток, Сол Диффин, Клод Оффо, Марвелл Ведер и Кондит Лаверти. Каждому из них разрешалось нанимать до сорока подчиненных. Каждый предпочитал назначать персонал из числа своих родственников и знакомых молодых специалистов, согласных переселиться на Кадуол и создать семью на новом месте, что способствовало сплоченности и взаимопомощи первопоселенцев, а в конечном счете привело к образованию «фамильных административных кланов» уже на раннем этапе освоения.
Персонал управления проживал в шести общежитиях, отведенных отделам. Как только появились необходимые средства, были построены шесть комфортабельных резиденций, соревнующихся великолепием убранства и вниманием к деталям. Эти многоквартирные дома стали называть «пансионами» Вуков, Клаттоков, Ведеров, Диффинов, Лаверти и Оффо.
Шли века. В каждом из шести отделов продолжалась работа. Продолжались работы и в каждом из шести пансионов. Кланы постоянно занимались расширением, переоборудованием и благоустройством своих жилищ, украшая их резным и полированным деревом, керамическими плитками и панелями местного полудрагоценного камня, а также мебелью, импортированной с Земли, Альфанора и Моссамбея. Каждая из домоправительниц пансионов – супруг начальников отделов – делала все возможное для того, чтобы подведомственная ей резиденция превосходила остальные поистине дворцовой элегантностью и роскошью.
Каждый пансион приобрел индивидуальные черты, присущие не только зданию как таковому, но и его обитателям – благоразумные и основательные Вуки ничем не напоминали легкомысленных и поверхностных Диффинов, а вкрадчивая осторожность представителей клана Оффо контрастировала с дерзкой опрометчивостью Клаттоков. Сходным образом, невозмутимые Ведеры презирали эмоциональные излишества потомков Лаверти.
В Прибрежной усадьбе с видом на реку Льюр, в полутора километрах к югу от пансионов и учреждений управления, поселился Консерватор – главный управляющий всемирного Заповедника и верховный суперинтендант станции Араминта. По уставу Консерватором мог становиться только действительный член Общества натуралистов и уроженец Стромы, небольшого поселка на побережье Троя.
Вскоре после основания Араминты на территории станции устроили гостиницу для приезжих, аэропорт, больницу, школы и даже театр – так называемый «Орфеум». С тем, чтобы обеспечить поступление инопланетной валюты, поселенцы разбили виноградники и научились производить на экспорт благородные вина, а приезжих приглашали останавливаться в любой из дюжины заповедных дач, сооруженных в достопримечательных районах планеты. Дачи обслуживались так, чтобы исключалось какое бы то ни было воздействие на туземную окружающую среду. Обеспеченные туристы совершали круговые экскурсии, проводя по два-три дня в каждом заповедном приюте.
По мере увеличения объема экспорта и количества туристов возникла новая проблема. Каким образом всего лишь двести сорок человек – предусмотренный Хартией штат станции Араминта – могли обслуживать растущий конгломерат учреждений и предприятий? Потребовался компромисс, и многие функции, в том числе управленческие, стали выполняться вспомогательным персоналом – так называемыми «временными наемными работниками» (хотя в действительности эти люди постоянно проживали на Кадуоле).
Со временем – мало-помалу, сначала незаметно, затем очевидно – «наемники» образовали отдельную касту. Человек, родившийся в одном из пансионов, но не получивший статус «постоянного служащего управления» в связи с ограничением численности штатного персонала, становился наемным работником и занимал, таким образом, более низкое общественное положение. Многие «лишние люди» эмигрировали, другие находили возможность занять более или менее подходящую должность в управлении.
По уставу дети, пенсионеры, домашняя прислуга и «наемные работники, временно проживающие на территории управления Заповедника», не входили в число штатного персонала. Воспользовавшись этой лазейкой, к категории «наемных работников» стали относить сельскохозяйственных рабочих, служащих гостиниц и заповедных дач, механиков из аэропорта и, по сути дела, множество обитателей станции, выполнявших самые различные обязанности. Постольку, поскольку «наемники» не получали статус «постоянных служащих», Консерватор смотрел на происходящее сквозь пальцы.
Для наемных специалистов создавались приемлемые условия, но возникла острая нехватка доступных по первому требованию, незлобивых работников, согласных заниматься физическим трудом за небольшую плату. Простейшее решение напрашивалось само собой. Достаточно было воспользоваться услугами населения атолла Лютвен, находившегося в океане, в пятистах километрах к северо-востоку от станции Араминта. Там прозябали йипы – потомки беглой прислуги, нелегальных иммигрантов и прочего сброда.
Таким образом йипы образовали низший уровень социально-экономической иерархии станции Араминта. Они жили в «таборе» – огороженном квартале общежитий около аэропорта. Каждому йипу, допущенному на территорию станции, выдавали разрешение на временное трудоустройство, действительное в течение шести месяцев. Хранители Заповедника вынуждены были терпеть такое сомнительное истолкование положений Хартии, но отказывались идти на дальнейшие уступки: по их словам, любое официальное признание права йипов на постоянное проживание в конечном счете привело бы к заселению йипами всего Дьюкаса, что было совершенно недопустимо.
Со временем плотность населения атолла Лютвен стала непомерно высокой. Консерватор известил об этом штаб-квартиру Общества натуралистов на Земле, призывая к самым решительным мерам, но Общество переживало трудные времена и не смогло оказать никакой помощи.
Островное селение йипов, Йиптон, само по себе привлекало толпы туристов. Паромы, отправлявшиеся от причала станции Араминта, доставляли любителей острых ощущений к причалу йиптонского отеля «Аркадия» – нагромождения крытых пальмовыми листьями флигелей, сооруженных из бамбуковых жердей. На террасе отеля привлекательные островитянки подавали ромовые пунши, джин с сахаром и мускатными орехами, расслабляющие вечерние настойки, разбавленные «пиратские» коктейли с ромом, солодовое пиво и пальмовое вино, замутненное кокосовым молоком. Все эти напитки смешивались из ингредиентов, произведенных винокурнями и пивоварнями непосредственно на островках атолла Лютвен. Другие услуги, самого интимного свойства, охотно предлагались гейшами близлежащего «Кошачьего дворца», чье обходительное умение угождать прихотям изобретательных клиентов заслужило сомнительную популярность на планетах Пряди Мирцеи и в местах более отдаленных – хотя ничто и никогда не делалось бесплатно. В Йиптоне даже стоимость зубочистки, взятой с прилавка после обеда, не забывали включить в счет постояльца.
После того, как Умфо (правитель йипов) находчиво преобразовал местную пенитенциарную систему в калейдоскоп щекочущих нервы платных аттракционов, непрерывный поток туристов многократно увеличился.
Решение другой проблемы, связанной с положениями Хартии, привело к менее двусмысленным последствиям. В первые годы после учреждения станции Араминта члены Общества натуралистов, нередко посещавшие Кадуол, останавливались в Прибрежной усадьбе. В конце концов Консерватор восстал и отказался терпеть бесконечные приезды-отъезды гостей, лишавших его всякой возможности заняться неотложными местными делами. Он предложил создать в пятидесяти километрах к югу от Араминты второй небольшой анклав и построить там снабженные всеми удобствами коттеджи для натуралистов, желающих провести на Кадуоле несколько недель или месяцев. План Консерватора, представленный на рассмотрение ежегодного конклава Общества натуралистов на Земле, не встретил единогласного одобрения. Консервационисты – приверженцы строгого соблюдения принципов охраны природы – жаловались на то, что Хартия теряла всякий смысл, будучи переполнена оговорками, противоречащими ее основным положениям. Их либеральные противники отвечали: «Все это очень хорошо. Но где мы будем жить, посещая Кадуол, чтобы проводить исследования или просто наслаждаться красотами и причудами девственных экосистем – в походных палатках?»
После длительных споров и обсуждений конклав утвердил компромисс, не удовлетворивший никого. Было решено учредить на Кадуоле второй, гораздо меньший анклав – но только с тем условием, что он будет находиться в определенном месте, а именно на крутом, почти отвесном склоне над фьордом Строма, вклинившимся в берега Троя. Выбор участка, смехотворно неподходящего для строительства, свидетельствовал об очевидном стремлении многих влиятельных членов конклава воспрепятствовать осуществлению нового плана.
Вызов, однако, был принят, и на Кадуоле возникла Строма – причудливое скопление опирающихся на уступы скал черных и темно-коричневых домов, узких и высоких, с белыми, голубыми и красными дверными и оконными рамами. Тротуары, соединенные каменными лестницами, разделяли поселок на восемь ярусов. Из окон и со смотровых площадок открывались величественные виды на фьорд.
На Земле Общество натуралистов пало жертвой слабохарактерного руководства и общей неспособности этой организации найти себе полезное применение. Заключительный конклав постановил, что все записи и документы Общества надлежит хранить в Центральном библиотечном архиве, и председатель в последний раз ударил в гонг, оповещая натуралистов о роспуске собрания.
На Кадуоле жители Стромы никак не отметили прекращение существования Общества. С тех пор их доходы ограничивались прибылью от частных инопланетных капиталовложений, но к тому времени такое положение вещей фактически продолжалось уже многие годы. Молодые люди все чаще покидали Строму, чтобы поискать счастья на других планетах. Многих больше никогда не видели; иные добивались успеха и возвращались в родной поселок, привозя с собой целые состояния. Так или иначе, Строма кое-как выживала и со временем достигла даже некоторого благополучия.
С тех пор, как Рудель Нейрманн впервые высадился на Кадуоле, прошло примерно девять веков. На станции Араминта лето подходило к концу – скоро, в начале осени, Глоуэну Клаттоку исполнялось шестнадцать лет, в связи с чем ему предстояли формальное исключение из категории «несовершеннолетних» и зачисление в разряд «кандидатов» на постоянную должность в штате управления. По этому случаю Глоуэну должны были сообщить его показатель статуса (ПС), рассчитанный компьютером после обработки массы генеалогических данных.
Показатель статуса редко становился неожиданностью для кого-либо, а тем более для того, кому он присваивался – это число, определявшее будущие возможности продвижения по службе очередного наследника одного из шести кланов, начинали прогнозировать и рассчитывать на пальцах сразу после его появления на свет.
Так как по уставу в каждом из пансионов могли проживать не более сорока «штатных служащих» (двадцать мужчин и двадцать женщин), ПС не больше 20 означал автоматическое зачисление в штат управления. Показатель статуса, равный 21 или 22, давал его обладателю превосходные шансы занять освободившуюся вакансию, а ПС, равный 23 или 24, внушал достаточно основательные надежды на такое стечение обстоятельств. Любой показатель статуса больше 24 считался сомнительным – в таких случаях все зависело от конкретной ситуации, сложившейся в пансионе. ПС больше 26 обескураживал и служил поводом для печальных размышлений о будущем.
Глоуэн занимал незавидное место в генеалогической таблице. Его мать, к тому времени уже покойная, родилась и выросла на другой планете, а отец, Шард Клатток, служащий отдела B, был третьим сыном второго сына. Глоуэн, юноша трезвый и не склонный к самообману, надеялся получить ПС, равный 24, и, таким образом, какую-то возможность со временем стать одним из штатных служащих станции Араминта.
Последнее предварительное замечание касается дней недели. На Кадуоле, так же, как и на большинстве других населенных людьми планет Ойкумены, сохранилась традиционная семидневная неделя. На протяжении столетий, однако, понятия о фонетической благозвучности успели существенно измениться, и архаические земные названия дней недели («понедельник», «вторник» и т. п.) стали казаться нелепыми и труднопроизносимыми, в связи с чем их постепенно заменили местные наименования семи металлов, образовавшие так называемую «звонкую неделю». Сначала их произносили с приставкой «айн», означавшей «день» (например, «айн-орт», то есть «день железа»), но впоследствии приставку стали опускать.
Дни недели на Кадуоле:
орт («железо»)
цейн («цинк»)
инг («свинец»)
глиммет («олово»)
верд («медь»)
мильден («серебро»)
смоллен («золото»)