Приветствую вас, люди будущего!
Меня зовут Антон, через 10 лет у меня будет юбилей – 300 лет. Я решил рассказать вам об истории человечества, надеюсь, вы сделаете правильные выводы.
И так начну по порядку.
Я родился в 2101 году в Сибири, но большую часть своей жизни прожил в Москве. За 50 лет до моего рождения в 2051 году британские ученые Британи Мор и Стиф Паркенс изобрели способ подарить людям вечную жизнь.
Я не смогу подробно описать механизм их открытия, поскольку никогда не интересовался медициной. Меня всегда влекло к цифрам, поэтому я и закончил теперь уже всемирно известный факультет программирования и кибермеханики МГУ. Знаю только, что эти двое британских ученых более сорока лет изучали гормоны, их воздействие на организм человека, и пришли к выводу, что именно эти вещества являются главными виновниками большинства расстройств в работе организма человека. Скачки в их выработке влияют не только на настроение, но и на работу всех клеток. В ходе своих исследований они установили, что если бы гормоны вырабатывались всегда равномерно, у нас не было бы многих проблем со здоровьем вплоть до образования онкологии, инфаркта и бессонницы.
Ученая парочка с университетской скамьи были вместе, они никогда не были официально женаты, но у них случайно в ходе эксперимента родился ребёнок – девочка, от которой они тут же отказались, потому что не хотели отвлекаться ни на что и ни на кого. Стиф и Британи были фанатами своего дела, а любой фанатизм ужасно вредное явление, и это доказывает моя, а точнее наша, история.
В семьдесят два года они запатентовали своё изобретение – препарат «гормональная стерилизация». А, чтобы тут же не угодить на службу Её величества в застенки спецслужб, они параллельно возвестили об этом грандиозном событии всему миру.
В ходе процедуры человеку внутривенно вводилось чудо-лекарство, под воздействием которого гормоны начинали вырабатываться в строго определенном порядке без скачков. Организм человека начинал работать как механизм без сбоев, главное вовремя и правильно его питать. Диету учёные тоже разработала, в ней не было сахара, алкоголя, никотина и прочих химических веществ, воздействующих на деятельность головного мозга, всевозможные лекарства, пищевые добавки и прочие лжетаблетки попадали в категорию запрещенных. Употреблять внутрь полагалось только натуральные продукты без консервантов и желательно с минимальной термической обработкой, например сырые овощи, вареную рыбу, молоко, свежевыжатые соки. А вот жареное мясо или кетчуп есть было нельзя, иначе действие препарата очень быстро сходило на нет, и потраченные на процедуру баснословные деньги клиент буквально спускал в унитаз. Зато если всё делать правильно, человек мог рассчитывать на бесконечно долгую жизнь и оставаться молодым, точнее в том возрасте, когда ему была проведена операция. Повторное введение препарата не только не требовалось, но и строжайше было запрещено, потому что вызывало полное прекращение выработки гормонов и как следствие мучительную смерть.
Самый главный минус «гормональной стерилизации» следовал из ее названия, человек становился бесплодным. Он или она не могли зачать детей. Женщина не могла даже выносить ребёнка, если ей подсаживали чужой эмбрион с помощью ЭКО.
Только не подумайте, что человек при этом становился импотентом. Ничего подобного. Да гормональное, а другими словами – неконтролируемое, возбуждение, становилось недоступным, но кто будет скучать по неловким моментам, когда у тебя встает на совершенно незнакомую девушку? Кто-то возможно и будет, но точно не я. Механическое возбуждение, связанное с приливом крови к определенным органам, было возможно, причем как у мужчин, так и у женщин. Разрядка накрывала не хуже, так что процесс соития никто не отменял, просто потребность в сексе окончательно закрепилась бы в разряде физических упражнений.
Стиф и Британи десять лет сами проводили процедуру. Они же и назначили ее стоимость – полмиллиарда долларов. Эта цена за вечную молодость не поменялась и после их смерти. Ученые понимали, что клуб «бессмертных» должен стать поистине элитарным. Процедуру должны были позволить себе представители действительно богатейших семей мира, влиятельные политики, бизнесмены, те, кто на самом деле владеют планетой. Даже избалованным большими деньгами звездам Голливуда и спортсменам нужно было закрыть доступ к «стерилизации».
Несмотря на дороговизну, последствия и пожизненную жесточайшую диету, ручеек желающих пройти «гормональную стерилизацию» не иссякал. Понятно, что все пациенты британских учёных были более чем состоятельные люди. И, конечно, никто не оглашал прохождение этой процедуры, всё держалось в строжайшем секрете, ученые никогда не вели записи работы с пациентами.
Сами Британи и Стиф умерли в возрасте 81 года, оба одновременно, приняв какие-то собственноручно приготовленные таблетки. Учёные не стали применять на себе свое же изобретение, потому что решили: стать вечными стариками не очень весело, даже с учётом того, что после операции большинство возрастных болезней постепенно излечивалось без лекарств. Под воздействием «стерилизатора» сам организм отлаживал работу внутренних органов, восстанавливались даже зрение и слух. Но морщины, лысину, деформированную осанку и ногти полностью исправить было нельзя.
К тому же ученые фанатики потеряли интерес к жизни. Несколько лет после первой успешной операции они ещё с радостью наблюдали за результатами «стерилизации», собирали статистику, встречались со своими бывшими пациентами, проводили исследования работы их организмов. Но когда стало понятно, что их препарат работает без сбоев и способен излечить даже от сахарного диабета, СПИДа и рака третей стадии, они утратили интерес к собственному детищу, благодаря которому стали очень богатыми и очень влиятельными людьми.
Они чувствовали, что их жизнь угасает, и решили разыскать собственную дочь, на которую когда-то даже не взглянули. Благодаря деньгам и связям им удалось выяснить, что их девочка, Мол Смит, всю жизнь провела в приютах, не зная, кто её родители.
Саму сорокапятилетнюю Мол нашли в тюрьме, где она отбывала пожизненный срок за неудачную попытку ограбления банка, в результате которой погибли пять полицейских и три заложника. Мол была организатором ограбления, план был её, она же собрала банду из пяти сильных мужчин с очень слабыми моральными принципами. Именно её подельники перестреляли тех погибших людей, но на суде она получила самое жёсткое наказание, как организатор.
Когда Мол узнала, кто ее мамочка и папочка, не стала устраивать сцен. Она была умной женщиной, к тому же с раннего детства мечтала о больших деньгах, именно в них она видела возможность получить-таки любовь и счастье.
Глядя на немощных стариков она не испытывала никаких чувств. Она их не знала, но поняла, почему они ее бросили тогда, а теперь подарили свободу, вечную жизнь и пару сотен миллиардов долларов в придачу. Она не была им благодарна, просто приняла их дары как данность.
Освободили Мол в результате апелляционного суда. Престарелые ученые потратили кучу денег на адвокатов, подкуп присяжных, и попытку сохранить весь этот спектакль втайне от общественности. Стиф и Британи боялись огласки, потому что обстановка в мире и так накалилась из-за их изобретения.
Простые люди всегда были далеки от власть имущих. Экономические кризисы, локальные военные конфликты, санкции превращали жизнь народа в гонку на выживание. Богачи же в это время покупали за безумные деньги десятую машину или футбольный клуб. Это не могло не вызывать раздражения.
Однако какой бы тяжелой не была жизнь, расставаться с ней не хотелось никому. Но и тут случилась несправедливость: именно богатые и влиятельные люди теперь имели возможность заполучить вечную жизнь, а в придачу еще и крепкое здоровье. Это вызывало уже не просто раздражение, а ненависть. Между богатыми и бедными была вырыта пропасть. И вырыла ее ученая парочка.
Стиф и Британи боялись быть уличенными в нечестных попытках вытащить из тюрьмы дочь, от которой когда-то отказалась, они боялись, что это станет последней каплей в переполненном сосуде народного терпения.
Мол обрела свободу, а большинство главных редакторов крупных изданий Великобритании обогатились или получили «бессмертие». Дело практически удалось замять, но всем журналистам рот не заткнешь, а ведь были еще и всевозможные блогеры, которые тоже мечтали заработать минуту славы, раскопав какую-нибудь дурно пахнущую сенсацию. Процесс получил огласку.
Нам, «бессмертным», вначале показалось, что ничего страшного не произошло. Ну, постояли пикеты у здания суда в Лондоне. Ну, прошли митинги религиозных фанатиков по всему миру с требованием запретить «гормональную стерилизацию», кто-то даже призывал сжечь Стифа и Британи на костре.
Представители всех мировых религий предостерегли от грехопадения всех, кто так или иначе был связан с «гормональной стерилизацией». Был в срочном порядке созван Святой совет, где Папа Римский, Патриархи Православных церквей, муфтии, архиереи, епископы, раввины, Ламы разных стран долго обсуждали сложившуюся ситуацию и выступили с осуждением данного изобретения и потребовали от правительств запретить его использование. Но власть имущих не переиграть открыто, они мастера интриг. Очень скоро умелые действия политиков разворошили один из многочисленных затухающих конфликтов на Ближнем Востоке, потом с помпой прошла очередная Олимпиада, так вроде бы и удалось отвлечь внимание прессы, а значит и простых людей от «бессмертных».
Однако это было только на первый взгляд. По миру прокатилась волна, казалось бы, случайных смертей влиятельных людей прошедших «гормональную стерилизацию». «Бессмертные» легко умирали в результате черепно-мозговых травм, переломов шеи и прочих травм не совместимых с жизнью. В элитном клубе начались волнения. «Бессмертные» все силы спецслужб бросили на расследование и поиски заговорщиков. А для большей эффективности было принято решение о создании особого отряда «бессмертных». Это были не просто опытные военные, прошедшие «гормональную стерилизацию», скорее многофункциональные шпионы. Забраться в неприступное хранилище, за пару часов уничтожить целую деревню, рассчитать вероятность урагана по имеющимся метеоданным – они могли всё. Именно их привлекли к расследованию несчастных случаев с «бессмертными». Они всегда находили исполнителя, но вот выйти на главарей не получалось.
В разгар этого тайного противостояния смерть Стифа и Британи никто не заметил. А умная Мол купила необитаемый остров в Тихом океане и перевезла туда лабораторию родителей. Она выбрала десяток надежных семейных пар, которые должны были работать в лаборатории, в её огромном доме, саду, содержать в порядке ее яхту и самолет, заключила с ними трудовые договора на пятьсот лет и провела для них «гормональную стерилизацию». Таким образом, она обезопасила себя и лабораторию от любых нежелательных проникновений.
Кто-то из «бессмертных» пытался решить проблемы с таинственными заговорщиками, а кто-то вовсю наслаждался жизнью. Просто покурить травку или выпить пару бутылочек шампанского по цене миллион за штуку было для нас не совместимо с вечной жизнью. А романы и девочки уже как-то не сильно будоражили кровь. Потребность в сексе возникала только в случае полного отсутствия физических нагрузок. Учитывая все это, «бессмертным» приходилось прикладывать фантазию, чтобы себя развлечь.
Одни из нас увлеклись творчеством, другие поисками себя, но большинство стали путешествовать. Люди перемещались с континента на континент в поисках любопытных природных явлений или встреч с забавными животными. Практически все «бессмертные» побывали на Камчатке, в Исландии, в Кордильерах и Андах, на Кавказе, кое-кто добрался до Тибета и Антарктиды. Горы, озера, водопады, океаны и острова, северное сияние и смерчи – все было пересмотрено, изучено и сфотографировано. Кто-то даже умудрился слетать в космос.
Первыми заскучали женщины. Большинство девочек в детстве любят играть в куклы. «Бессмертные» женщины не стали изобретать велосипед, а просто отправились на поиски кукол. Поставщиками детей для них стали бедные страны.
Меня мои приемные родители, папа Рома и мама Света, нашли в глухой деревне, затерянной где-то в Сибири. Не знаю, как им удалось уговорить моих биологических родителей отдать меня… Со слов папы в тот год лето выдалось засушливым, тайга вокруг горела, жители деревни всерьез опасались за свои жизни. Мои приемные предки прилетели на вертолете, они не могли спасти всех, но несколько детей вывезли.
С высоты прожитых лет я допускаю мысль, что родители могли и сами поджечь тайгу, лишь бы заполучить пару-тройку симпатичных младенцев европейской внешности. Думаю, они даже смогли подзаработать на этой авантюре. Но самое удачное их приобретение, конечно же, я!
Почему они именно меня оставили себе? Мама говорит, их покорил мой серьезный вид и задумчивый взгляд. Мне не было и года, но я почти не плакал, и очень внимательно смотрел на мир. Антоном меня назвали еще в Сибири, маме Свете это имя тоже нравилось, а папа Рома не возражал. Они дали мне образование, показали мир и в 18 лет предложили сделать «стерилизацию». Я, конечно, согласился, но с отсрочкой. Во-первых, не хотел их огорчать своей смертью. Во-вторых, я уже вел образ жизни «бессмертных», живя бок о бок с ними, привык к правильному питанию, режиму и регулярным занятиям спортом, к тому же согласившись пройти процедуру, я решил, что почти ничего не теряю, ведь в восемнадцать лет мало кто задумывается о детях. Зато о «бессмертие» мечтают многие. А отсрочку попросил, чтобы успеть насладиться прелестями плотской любви.
В нашей семье родители часто обнимали друг друга, даже иногда целовались, но это скорее были дружеские жесты поддержки. Страсть, сексуальное влечение я видел только в кино. Мне не читали книги о любви, только о дружбе, приключениях, открытиях и отношениях между родителями и детьми. Я понимал, что какая-то часть человеческой жизни от меня скрыта. И я хотел на нее посмотреть.
Именно поэтому два года студенческой жизни я провел как обычный смертный: учился, посещал клубы, где часто знакомился с симпатичными девочками и проводил с ними ночи или пару часиков, как пойдет. Но подобное время препровождение быстро приелось.
Случилась со мной и первая любовь – Кристина.
Как сейчас помню, я студент второго курса, иду после летних каникул такой загорелый и модный по коридорам родного универа а тут мне навстречу плывет лебедушка, локоны белоснежные по плечам разлетелись, глаза большие и круглые, как у пупса, сияют, грудь третьего размера в такт движений подпрыгивает вверх-вниз, вверх-вниз. Я засмотрелся на это чудо и влетел в открытую дверь лбом. Приложился так хорошо, что на ногах устоять не смог. Она кинулась ко мне на помощь.
– С тобой все в порядке?
Голос у нее был как у маленькой девочки, высоким и нежным.
– Да, просто потерял голову при виде тебя, – ответил я, чувствую себя королем пикапа и, чтобы не упустить возможность, перешел в наступление, – Антон. А ты первокурсница?
– Кристина! – смущенно улыбаясь, представилась моя первая любовь, – А как ты догадался?
– Просто я раньше тебя здесь не видел?
– Может быть, тогда поможешь новичку разобраться как здесь и что?
Конечно, я был готов помогать, рассказывать, советовать, делится старыми конспектами. Так и познакомились.
Она была из обычной семьи: мама учитель, папа менеджер в страховой компании. Приехала из глубинки. Я вызвался показать ей Москву. Встречу назначили по традиции у памятника Пушкину. Я уже представлял, как мы пройдемся по Тверской, погуляем по Красной площади, а потом пойдем бродить по моим любимы маленьким улочкам и переулка: Ильинке, Никольской, Богоявленскому… Я ждал ее с нетерпением и букетом из 21 бордовой розы, она опоздала на полчаса и после приветствия своим нежным голоском попросила:
– Тоша, у меня так устали ножки из-за этих каблуков, давай сразу сядем куда-нибудь, попьем кофе. Я гулять совсем не хочу.
Она с невинным и несчастным видом похлопала длинными ресничками и надула губки бантиком, что я тут же согласился.
Конечно, одним кофе не обошлось. Я угостил ее шампанским, потом оказалось, что она половину меню никогда не пробовала, но всегда мечтала. Я был рад стать для нее волшебником. Еще я заметил, что розы оставили ее равнодушной, тогда на следующее свидание я подарил ей очаровательный золотой кулон в виде сердца на цепочке. Вот этот подарок привел ее в восторг.
Я завалил ее подарками, мне так нравилось видеть в ее прекрасных голубых глазах детский восторг, а на румяных щечках ямочки… Мне тогда казалось, что она мой ангел! Но даже тогда я порой недоумевал, как она поступила в МГУ, училась она с трудом на тройки.
Через месяц нашего бурного и страстного романа, я уже был готов знакомить ее с родителями. Они тогда обитали в сталинке на набережной, из окон их квартиры был виден Кремль, а сама квартира напоминала музей. Я практически с порога заявил им:
– Родители, я влюбился! И собираюсь сделать ей предложение. Хочу вас познакомить.
Моя изысканная и мудрая мама, женщина с безупречным вкусом и мужской выдержкой улыбнулась и предложила:
– Приходите завтра на ужин. Будем рады!
Отец даже не улыбнулся. Сразу заговорил о главном:
– Антон, а она знает, кто мы?
Я помотал головой. Мне почти сразу захотелось рассказать Кристине о своих «бессмертных» родителях.
– Папа, но я бы хотел, чтобы она тоже прошла «гормональную стерилизацию».
– А кто это будет оплачивать? Я?
Мне нечего было сказать. У меня таких денег не было.
– Тогда я тоже не буду этого делать. Сэкономлю тебе денег!
Отец от возмущения потерял дар речи. Они последний год довольно часто подгоняли меня со стерилизацией. Их беспокоил мой разгульный образ жизни. Я понимал, что мой отказ от «бессмертия» папа воспринял, как попытку вынудить их помочь Кристине, и это действительно был такой детский шантаж с моей стороны. Избежать скандала помогла мама. Она подошла к отцу, нежно погладила его по голове, чмокнула в макушку и предложила нам обоим компромисс:
– Полмиллиарда большие деньги, а уж миллиард потратить за один день крайне проблематично. Антон, давай ты сначала пройдешь процедуру, а через год мы оплатим стерилизацию Кристине.
Отец хотел было возразить, но мама опять ласково погладила его по голове и примирительно предложили:
– Давайте, обсудим это завтра за ужином.
Отец промолчал, а я согласился. Мне казалось, что это прекрасное решение. Я всегда был благодарным ребенком и не воспринимал дары родителей как должное, понимая, что они совсем не обязаны тратить на меня все свои деньги. Многие «бессмертные» на тот момент уже не давали своим усыновленным детям образования. Зачем? Они брали себе малышей не для того, чтобы те преумножали их состояния или могли унаследовать дела. Родители были «бессмертные», а значит, не нуждались в наследниках. Карьеры, продолжение рода, расширение сфер влияния – вся эта суета теряла значение перед вечностью. Главная обязанность приемных детей – развлечение своих «родителей».
Я был знаком с парами, которые брали себе младенцев, возились с ними, баловали, умилялись, а когда те вырастали, давали им немного денег и вежливо, но категорично отпускали в самостоятельное взрослое плавание.
Мне повезло, родители меня действительно любили, помогали во всем, поддержали и в моих поисках любви.
На ужине Кристина выглядела ярко. По такому важному случаю, как знакомство с родителями, она нарядилась в красное короткое платье, плотные черные колготки и ботфорты. В глубоком вырезе поблескивал мой подарок – золотой кулон. В ушах сияли платиновые серьги с брильянтами – тоже мой подарок. На фоне маминого платья-футляра спокойного серо-коричневого цвета наряд мой будущей невесты казался вульгарным, но тогда я был ослеплен ее красотой и дерзостью.
Кристина очевидно нервничала и отвечала невпопад, часто повторяя вопрос родителей вслух. Рассказывая о себе, она несколько раз повторила, что на своем выпускном вечере стала королевой балла.
К концу вечера отец сидел мрачнее тучи, и даже мама перестала вежливо улыбаться. Перед десертом я предложил все перебраться в гостиную и поговорить.
Родители обреченно вздохнули, но согласились.
Видели бы вы лицо Кристины, когда я сообщил ей, что мои родители «бессмертные» и в ближайшее время, я тоже пройду процедуру. Под красноречивыми взглядами родителей, мне пришлось заметить, что это страшный секрет и о нем нельзя рассказывать никому.
– Конечно, конечно, Тоша, я никому не скажу ни словечка! А как же я, Тошенька, ты меня бросишь после процедуры?
– Нет, Крис, как ты могла такое подумать. Я хочу, чтобы ты стала моей женой. Ты согласна? – перешел я к главному блюду этого ужина.
Она завизжала, запрыгала, повисла у меня на шее, шепча мен на ушко:
– Да, малыш, конечно, да-да-да-да! Люблю тебя, Тоша! А когда мы пройдем процедуру?
– Родители предложили мне пройти ее на зимних каникулах, после сессии…
– Я собиралась съездить на каникулы к своим, но это подождёт.
– Кристина, – вмешалась мама, – Видишь ли, процедура эта не из дешевых. Мы не можем подарить вам ее обоим сразу. Поэтому ты пройдешь стерилизацию через год.
Крис молча обдумывала это сообщение с минуту, а потом робко спросила:
– А сколько стоит процедура. Я попрошу у родителей, может они смогут оплатить.
– Полмиллиарда долларов, – совершенно спокойно ответила мама.
Крис разинула рот от удивления. Но уже через мгновение она бросилась ко мне:
– Малыш, но я ведь через год состарюсь, у меня морщинки уже появятся. Давай сначала я, а потом ты? Пожалуйста!
Я был готов согласиться, в конце концов, какая разница, кто из нас первым станет «бессмертным». Но отец безапелляционно возразил:
– Наш сын Антон, и мы хотим, чтобы он первым прошел стерилизацию. Это наше окончательное решение!
Родители встали и хотели оставить нас одних, но Крис подскочила, как ужаленная, и, срываясь на крик, заявила:
– Зато я знаю ваш секрет. И если вы хотите его сохранить, сделайте мне процедуру!
Теперь пришла моя очередь разевать рот. Милая, нежная Кристина шантажировала моих родителей притом, что они готовы были оплатить ее стерилизацию, просто просили подождать год. К тому же я не мог не заметить ее оговорки, она требовала процедуру для себя, обо мне речи не было. Не знаю, что больше меня отрезвило, ее наглость или визгливые нотки в голосе, но наваждение любви как рукой сняло.
Я предложил нам всем успокоиться и встретиться через пару дней. Все со мной согласились. А на следующий день втайне от Кристины я уехал делать «гормональную стерилизацию». Когда вернулся, ее в университете уже не было. Отец заверил меня, что заручился молчанием моей несостоявшейся невесты, оплатив Кристине обучение в Гарварде. Теперь, по прошествии лет, понимаю, что скорее всего меры он принял более радикальные. В любом случае моя первая любовь исчезла. И это оказалось на руку мне. Перемену в моем поведении приятели восприняли, как переживания из-за несчастной любви, так что продолжая вращаться в своем прежнем кругу я не вызывал подозрений.
Сразу после этой истории я еще какое-то время винил себя в том, что сам избаловал Кристину, засыпал свой образ в ее глазах подарками. Может быть, если бы не мой напор, она бы успела меня полюбить, и все могло бы сложить по-другому. Однако со временем я пришел к выводу, что люди часто теряют голову, а не сердце, когда видят роскошную жизнь, которую кто-то в состоянии им подарить. И дарители в этом не виноваты.
Окончив университет, я и еще несколько моих сокурсников устроились в центр разработки программных продуктов МГУ под патронажем президента России. Мне нравилось работать. Конечно, мои приемные родители могли меня всем обеспечить. Квартира в центре Москвы, спортивная тачка и практичный автомобиль, загородный дом на побережье Черного моря, куда я мог в любой момент отправиться на родительском частном самолете, – все это у меня было. Но работать головой – это то, отчего я кайфовал.
Без видимых потрясений, но с регулярными случайностями, которые обрушивались почему-то исключительно на «бессмертных» Земля существовала около семидесяти лет. «Бессмертные» старались особо не привлекать к себе внимание. Но истории с подросшими детьми начали просачиваться в прессу. Появлялись гневные статьи отвергнутых детей, которые чувствовали себя использованными и выброшенными игрушками. Нашлись сказочники, утверждающие, что богатая «бессмертная» пара пыталась купить их любимую дочь или сына, а когда несчастные родители с негодованием отказались от подобной выгодной сделки, богатеи будто бы воровали младенцев, и им всё сходило с рук. В народе снова забурлило негодование, но обострять конфликт никто не торопился.
Именно на волне этого недовольства в одном из американских штатов нашелся фанатично настроенный ученый Салан Тафиг, который считал своей миссией извести «бессмертных». Он модифицировал штамм «свиного» гриппа, усилил и укрепил его структуру, продлив инкубационный период до года, отправился в Малайзию, куда чаще всего ездили «бессмертные» за детьми, потому что именно в этой стране правительство первым решило зарабатывать на детях хорошие деньги, быстренько состряпав юридическую базу для этого процесса. В течение месяца под видом вакцинации от кори он инфицировал треть взрослых жителей страны и 70 % детей.
Через год, когда болезнь проявилась, 99 % населения Малайзии умерли, около сотни детей, усыновленных «бессмертными», тоже, им не смогли помочь даже деньги и связи приемных родителей. На что было рассчитывать простым людям, которые успели вступить в контакт с заражёнными? Не на что! В 2153 году разразилась страшнейшая пандемия в истории человечества. На её фоне даже чума, выкашивающая в средние века целые города, кажется легкой простудой.
Болезнь и смерть свирепствовали в мире в течение 3 лет. У оставшихся в живых восьмисот тысяч человек смог вовремя и правильно настроиться иммунитет. Эволюция в действии – выжили сильнейшие особи, а точнее обладающие наибольшей адаптивностью.
Никто из «бессмертных» же не заболел, механизмы «гормональной стерилизации» защитили нас от этой страшной болезни. До сих пор не понимаю, на что рассчитывал Салан, он ведь знал, что мы не болеем. Может быть, на разрушительную силу своего вируса?
Мои родители, как и большинство их знакомых не особо переживали за людей, уже тогда мы были противоположными полюсами Земли, но вот привычный уклад жизни их волновал. Так что можно сказать мы пострадали от болезни Салана, но только косвенно.
Салан Тафиг просчитался. Он стал палачом, но не «бессмертных», а всего человечества.
Земля опустела, оставшиеся в живых люди пытались сгруппироваться, началась крупная волна миграции. Надо ли говорить, что границы стран стерлись. Как много тысяч лет назад в Древней Греции существовали города-государства, так и после пандемии Салана образовывались городские конгломераты. Люди тянулись туда, где еще остались люди, есть жилье, электростанции, средства передвижения, одним словом туда, где можно наладить быт. Вокруг таких городов вспахивались земли, разводили животных. Много ли нужно восьмистам тысячам человек? Не очень, в основном это поддержка собратьев по несчастью и еда. Большинство людей потеряли своих друзей, родственников, на их руках умирали дети. И вот этим одиноким, несчастным испуганным людям предстояло бороться за выживание человеческого рода.
Как вы понимаете, больше всего должны были пострадать густонаселенные города, где огромное число потенциальных переносчиков и бешеный ритм жизни. С Китаем не могли справиться ни экономические санкции, ни политическая изоляция, но за полтора года болезнь практически уничтожила древнейшую цивилизацию планеты, ее промышленную кузницу и, казалось бы, неиссякаемый источник трудовых ресурсов. Кое-где в отдаленных деревушках люди пытались сохранить жизнь, и им это удалось, но стремясь оградить себя от нежелательных контактов, они терял связь с внешним миром, и мир забывал о них навсегда. Таких людей, живущих без связи, без общения с другими выжившими стали называть неучтенными.
В Индии с ее жарким и влажным климатом дело обстояло еще хуже. Полуостров Индостан опустел быстро, оттуда болезнь со скоростью спринтера пробежала по Южной Азии на Запад в Африку, оставляя за собой тишину и покой.
В Северной Америке жизнь осталась на побережьях. Причем, если у Тихого океана всего одна группа не больше двух тысяч человек обосновалась в Сиэтле, то на Западном побережье, можно сказать, жизнь кипела. Вашингтон и Галифакс с каждым годом привлекали все больше и больше человек, и к 2165 году это уже были города сто тысячники, что по тем временам являлось огромным достижением.
В Южной Америке в течение десяти лет все выжившие постепенно стеклись в два города на побережьях Атлантического и Тихого океанов соответственно: Порту-Алегри и Гуаякиль. Если кто и остался еще на континенте, то просто потеряли связь с цивилизацией.
В Европе какие-то поселки остались в Альпах, на Скандинавском полуострове, из городов самыми крупными стали Кале и Бари.
Британские острова опустели. В 2153 году из полутора тысяч «бессмертных» планеты в Великобритании проживало почти четыреста. На них работал огромный штат обслуживающего персонала и всяческих помощников. В пригороде Брайтона «бессмертные» образовали целое поселение, где комфортно жили в окружении вышколенной английской прислуги. Это был целый мир со своими интригами, развлечениями и модными тенденциями. К несчастью именно в начале 50-х годов 22 века в среде брайтоновских «бессмертных» стало модно усыновлять малазийских малышей.
Всё население британских островов сгорело в очаге пандемии в течение года. Их жителей не принимали ни в одном порту мира. Многие британские лайнеры, которым не давали разрешения на посадку, разбивались в попытке приземлиться самостоятельно или из-за опустевших баков. В Ла-Манше вплоть до 2160 года дежурили военные корабли, без предупреждения отправляющие на дно любые суда, которые пытались добраться до французских берегов. Это были жестокие времена, но речь шла о выживании человечества.
Япония с ее технологиями, восточным трудолюбием и дисциплиной, традиционной закрытостью от внешнего мира, имела шанс спастись. И она им воспользовалась. Правда японцы слишком поздно поняли всю степень опасности, и упустили время. Токио очень быстро стал центром эпидемии, и щупальца болезни стали расползаться по стране, но правительство смогло организовать эвакуацию здорового населения на остров Хоккайдо, который с тех пор остаётся центром высокотехнологичного производства всего мира и последним оплотом японской цивилизации.
Новая Зеландия, многие острова Океании практически не пострадали, ведь всё, что от них требовалось, вовремя закрыть все порты и никого не принимать. С этой задачей они справились прекрасно.
После завершения пандемии стало понятно, что практически все экономики мира в руинах. Людей нет, некому добывать ресурсы, обеспечивать бесперебойное производство, обслуживать, я уже молчу о мыльных пузырях типа бирж, большого спорта или шоу-бизнеса. Все это оказалось никому не нужным хламом. Тогда люди нуждались в еде, тепле и лекарствах. К счастью повсюду была масса бесхозных домов, полностью укомплектованных бытовой техникой, утварью, мебелью и даже одеждой. Повсюду стояли бесхозные машины. Хорошо, что к тому времени практически все автомобили и многие дома перешли на использование солнечных батарей, а бензиновые и дизельные двигатели канули в лету.
Вещами, на которые когда-то годами копили, брали в кредит, теперь можно было пользоваться совершенно бесплатно, и платить никому не надо, просто некому.
В это странное время деньги стали терять свою ценность. Важнее были уже продукты, а не разноцветные фантики. В таких условиях богатство «бессмертных» не могло обеспечить нам комфортное существование. Мы теряли власть. И теперь уже наше выживание было под угрозой. За почти век безделья мы привыкли, что для нас все делают: готовят еду, убирают наши дома, возят нас на машинах, самолетах, яхтах.
Многие «бессмертные» переехали именно в регион Океании. Их привлек приятный климат, но главное возможность обеспечить себе привычную жизнь с помощью денег.
Там, на островах, почти не пострадавших от пандемии, не освободились дома и машины, люди по-прежнему ходили на работу и зарабатывали деньги на одежду, стиральный порошок, лечение детей. Чтобы народ не убежал в мир, где любую вещь можно получить даром, в прессе активно раздувался страх, что ехать на Большую землю опасно, что там даже в воздухе витает смертельный вирус. Учитывая, что на всех новостных ресурсах активно демонстрировались аэросъемки городов, заваленных трупами, народ верил, продолжая жить привычной жизнью.
С переселением на острова «бессмертных» туда хлынул мощный финансовый поток. На период с 2156 по 2165 в Тихоокеанский регион переместился центр мира. Пока в 2166 году не произошел очередной переворот человеческой истории. И произошло это не где-нибудь в Вашингтоне – центре постапокалипсического научного мира, а в Москве.
В России еще в разгар пандемии многие люди бежали в Сибирь, где им пришлось сражаться не только с болезнью, но и с тайгой. Из более сотни поселений в начале эпидемии к 2156 году осталось не более двадцати. Эти люди очень быстро утратили любые контакты с окружающим миром, они каждый день боролись за выживание, и только единицы одержали вверх в этой схватки.
Российским эпицентром жизни осталась Москва. И это удивительно, потому что во всем мире первыми вымирали города-миллионники. Москва с ее пятнадцатью миллионами официально зарегистрированных жителей была первой в очереди на вырождение, но у нас все через… не правильно, в общем.
Когда стало понятно, что в январе 2153 года в Москве началась не просто очередная традиционная для русской зимы волна простудных заболеваний, когда стали приходить тревожные слухи со всего мира о тысячах быстро умирающих больных, первое, что сделали власти: оградили политическую и бизнес верхушки от народа в буквальном смысле этого слова. Граница оцепления шла по садовому кольцу. На страже стоял спецотряд «бессмертных» бойцов.
Внутри садового кольца жили и работали все богатые и влиятельные люди России. Конечно, на 60 % это были «бессмертные». Но тогда, в начале пандемии, мы не знали точно, как отразится на нас эта новая болезнь, и поступили согласно устаревшей поговорке: бережёного Бог бережёт.
В конце 2153 уже стали понятны последствия заражения гриппом Салана. Люди умирали быстро, спасти их не получалось, зато «бессмертным» хоть бы что. Охваченный отчаянием народ, обезумевший от страха и горя, стал кидаться на ограждения с требованием спасти их от смерти. Начались погромы, мародерство, покатилась волна насилия.
Ситуация накалилась. Нужно было действовать жестко, спасти всех не было возможностей. В середине 2154 года наше правительство перевезло в Москву, в охраняемую зону всех видных ученых и медиков. Спецотряду приказали зачистить территорию города за садовым кольцом в буквальном смысле. Действовали они быстро, по ночам. Это было не просто, зато удалось спасти генофонд нации, Кремль, Красную площадь, Арбат, Третьяковку и много чего ещё. И все благодаря МИДБД, бесперебойную работу которой во время пандемии обеспечивал я. Что это такое, спросите вы?
К началу пандемии, уже лет сорок как, разрозненные больничные и прочие медицинские базы данных России объединили в единую Медицинскую Информационную и Диагностическую Базу Данных (МИДБД), причем там хранились сведения не только о пациентах, но и результаты их анализов, перечень симптомов. Проанализировав имеющиеся данные всегда можно было проверить правильность поставленного диагноза. Кроме того в МИДБД были сведения и о врачах, их статистика, информация об образовании, повышении квалификации. Через эту систему можно было записаться к любому врачу. Во время эпидемии она помогала вовремя обнаружить и локализовать очаг заражения.
Благодаря этой системе мы точно могли сказать, сколько людей умерло от гриппа Салана, могли отслеживать, как один за другим вымирают российские города. Дольше всех держался наш север, закалённый лютыми морозами: Воркута, Салехард, Архангельск.
Пандемия в России официально закончилась в августе 2156 года, когда умерли последние три жителя стойкого Петербурга. В том году лето выдалось на редкость влажным, как будто сама природа помогала болезни добивать людей.
Именно МИДБД и рассчитала для нас точку не возврата – 8 июля 2154 года, день, когда мы могли потерять 100 % смертного населения страны. Но это в случае бездействия. Мы же смогли оградить еще здоровых людей от уже больных, но сил хватило только на Москву, около двухсот тысяч здоровых человек разместили в карантин, который решили устроить в нескольких крупных отелях в центре Москвы.
Впервые за историю человечества «бессмертные» служили смертным. Убирались в своих номерах, стирали и гладили карантинные сами, но мы им готовили из продуктов, которые закупали в тихоокеанском регионе и транспортировали личными самолетами на собственные деньги. На тот момент за деньги можно было что-то купить только в странах Океании. Во всем остальном мире царили хаос и разруха. Продуктов не хватало. Мы всё лучшее отдавали смертным. Многие из нас были вынуждены не просто сидеть на жесткой диете, но и применять лечебное голодание. К счастью, это никак не отразилось на работе гормонов.
К тому же в Океании ассортимент продуктов был однообразный и немного не привычный: из овощей в основном картофель фри и различные бобовые. Замороженные помидоры были безвкусными, перец еле жевался. Экзотические фрукты быстро приелись, хотелось яблок. Из мяса привозили в основном говядину, а из кисломолочных продуктов только йогурты. Яйца и крупы были в дефиците…
Даже моим очень богатым родителям с их обширными связями не всегда удавалось достать еду для полноценного рациона. Нам необходимы были свежие овощи к мясу.
В Москве правительство организовало несколько серьёзных теплиц на территории бывших Черёмушек. Там, в основном, трудились бойцы спецотряда – им то не привыкать к тяжелой работе! Урожай из этих теплиц расходился по правительственным и научным столовым, что-то мы отдавали карантинным, но не очень много, они, в конце концов, могут есть и картофель фри. Поэтому помидоры, перец, огурцы, зелень всегда были в моем рационе. Я прихватывал несколько порций свежего салата с собой и вёз родителям. Они тогда отсиживались в охотничьем домике в ста километрах от Москвы, в глухой местности, еще в начале эпидемии распустив всех слуг. Мама убиралась сама, готовила, папа рубил дрова и охранял их дом. Он был небольшой в стороне от деревни Кадки, за высоким забором. Я обожал его, в детстве мне казалось, что именно так должен выглядеть домик лешего: одноэтажный из толстых круглых брусьев, с широким деревянным крыльцом, с красной крышей, а на окнах белые занавески. Не дом – терем!
Я навещал родителей каждую неделю, привозил продукты, помогал с уборкой, рассказывал новости.
Можно сказать в тот период я был кормильцем семьи. Я был тогда счастлив от того, что хоть частично смог отблагодарить своих родителей за все, что они для меня сделали. Они подарили мне бессмертие, а я помог им его сохранить.
На кануне окончания карантина я решил заехать за родителям, можно было перевозить их обратно в город. Это было вполне безопасно. Меня как всегда встретила мама. Она давно не была в салоне красоты и предпочитала теперь убирать свои прекрасные светло-русые волосы в аккуратный пучок, чтобы не были видны секущиеся кончики. Седину не могла исправить никакая «гормональная стерилизация». Но выглядела мама все равно невероятно элегантно, даже в старых джинсах и простой серо-коричневой футболке.
– Завтра заканчивается карантин! – порадовал я родителей, – жить станет проще. Многих карантинных обеспечат работой в теплицах. Я надеюсь, что и в мой отдел кто-нибудь из ребят вернется.
– Как здорово, Антон! Неужели мы сможем перевернуть и забыть эту страшную страницу? – искренне обрадовалась мама, обнимая меня. Ее улыбка всегда делала меня счастливым, сегодня она улыбалась.
– А вы уверены, что года достаточно? Не хотелось бы лишиться последних трудовых ресурсов, – по-деловому заметил отец. Он сидел в гостиной на диване и читал Достоевского, это был его любимый писатель. «Преступление и наказание» он читал мне перед сном, когда я только-только пошел в школу.
– Да, пап, я же говорил, американцы нашли записи Салана. О выведенной им болезни теперь всё известно, в том числе и инкубационный период, только как с ней бороться никто до сих пор не знает.
– Но это уже не интересно, источников заражения на Земле больше не осталось. Так что можем забыть про Салана.
– Он, кстати, умер от своего же гриппа одним из первых, – вспомнил я.
– Так ему и надо, – совсем по-детски ответила мама, – а много людей выжило в карантине?
– Все! – похвастался я.
– По нынешним временам двести тысяч человек в царстве смерти – это настоящее сокровище. Москва станет самым крупным городом Земли, – одобрил отец.
– Это точно. Мы хотели сначала всех оставшихся людей подвергнуть «гормональной стерилизации», но до лаборатории Мол не так просто добраться. Туда летает один самолет из Новой Зеландии и одни из Гуаякиля. Рейсы осуществляют верные Мол «бессмертные». А она готова принимать не более десяти человек в неделю и категорически отказывается делать скидки, не говоря уже о благотворительности, даже ради высокой цели спасения человечества. Так что мы решили отказаться от этой идеи.
– Абсурдная идея. Если все станут «бессмертными», кто работать будет! – возмутился отец.
– Да, сынок, мы так уже хотим снова нормальной жизни. Мне надоело самой мыть посуду, а твоего отца не заставишь мыть пол. Я сплю и вижу, что мы вернулись в Москву, у нас снова слуги, которые нам готовят, убирают, а мы в это время ходим на выставки, на вечеринки. Ах, скорее бы…
Вот такими были мечты моих родителей под конец карантина. Когда он закончился, как и предрекал мой отец, Москва стала самым богатым городом мира, потому что обладала самым ценным ресурсом – людьми, но рабочих рук всё равно не хватало. Однако худо-бедно, жизнь потихоньку налаживалась.
В 2160 году мы постарались организовать мировую перепись населения: людей насчитали семьсот восемьдесят шесть тысяч, «бессмертных» – тысяча двести четыре человека.
Смертные стали заниматься сельским хозяйством вблизи крупных городов, мы активно их к этому стимулировали, дарили земли, давала гранты и субсидии, заключали выгодные контракты на покупку их продукции. Но люди уходили в фермеры не из-за денег, в развалившейся экономике сложно было вернуть ценность деньгам. Просто они понимали, что вырастить картошку, развести кур, это единственный способ выжить. И они пахали, им было не до развлечений. Мы же, «бессмертные», нуждались в духовной пище. Нам с нашей-то жесткой диетой не нужно было много еды, главное, чтобы она была правильной. Секс тоже не был смыслом нашей жизни. Роскошные дома, яхты, машины у нас уже были, сложности возникали, только когда требовался ремонт, найти квалифицированных работников стало весьма проблематично. Мы нуждались в развлечениях: театре, шоу, азартных спортивных состязаниях. Большинство из нас отчаянно скучали.
После эпидемии народу стало меньше, а страхов и предрассудков больше. Смертные возненавидели нас за то, что мы не теряли своих близких и ничего, по их мнению, не сделали для спасения больных. Их умы затуманило отчаяние и боль потерь, они не хотели понимать, что мы не боги и даже на самом деле не бессмертны. Поэтому, чтобы не подхватить очередной модифицированный вирус или нож в спину я, как и большинство из нас, старался не общаться с людьми. Исключением была моя работа. После эпидемии я продолжил трудиться в родном центре и активно помогал создавать искусственный интеллект, правда, тогда еще не знал, где его будут применять.
До переломного момента в истории человечества оставалось всего ничего, когда новая трагедия ворвалась в нашу жизнь и теперь она коснулась исключительно «бессмертных».
На следующий день после окончания карантина я пришел на работу, как обычно, к девяти, включил все сервера, запустил систему и услышал за спиной знакомый голос:
– Тоха, живой!
Саша Беляев стоял в дверях лаборатории и радостно улыбался. Мы с ним учились вместе в институте и вместе устроились работать в Центр. Я искренне обрадовался, что он выжил. Саня-весельчак в любой момент был готов пошутить или рассказать анекдот в тему. Казалось, он знал их миллион.
– Сашка! Как я рад тебя видеть!
Мы искренне обнялись. И только заглянув в его глаза, я увидел, какие разительные перемены с ним приключились. Там где раньше прятались смешинки, теперь залегли тени скорби.
– Как твои? – спросил я, уже зная ответ. Он только помотал головой и развел руками.
– А твои?
– Мои еще в начале всего этого сумасшествия уехали на хутор. Я вчера сразу к ним поехал, оба живы, перевез их обратно в Москву.
– Рад, правда, очень рад! – заверил меня Саня, грустно улыбаясь. И я ему поверил. Сейчас любой нормальный человек будет радоваться за жизнь другого человека. Но мой студенческий приятель не знал всей правды.
Тут в дверь постучали, и вошел еще один выживший коллега – Макс Синицын.
Все мы порадовались встрече, но я не мог не заметить, что ребята опустошены, они всех родных потеряли, и это не могло не отразиться на их характере. Веселья, дружеских приколов больше не было. Только монотонная сосредоточенность на работе. Иногда они звали меня вечером посидеть с ними в баре, алкоголь извечный спутник душевных болезней. Ребята оценили удобство всегда иметь трезвого водителя под боком. А я и не возражал против развозок по всей Москве с одним лишь условием – в одиннадцать я должен спать в своей постели. Надо мной шутили, припоминая былые похождения, расспрашивали, что метя так торкнуло, я стоял на своем – ЗОЖ. Пусть уж считают меня фанатичным приверженцем здорового образа жизни, чем «бессмертным».
Мне нравилась моя жизнь. Возможно, когда-нибудь подобный образ жизни наскучил бы, но на тот момент мне совершенно не хотелось оказываться в пафосном кругу скучающих столетних снобов, и я наслаждался жизнью простого смертного.
После эпидемии мир изменился. К сожалению, мы это не сразу осознали, и были наказаны.
Дни рождения у «бессмертных» почему-то не принято праздновать. Я даже не знаю точно, когда родился. В детстве у меня не было именинного торта со свечами. Зато каждый из нас празднует день прохождения процедуры. Это самый важный день в нашей жизни. С него-то все и началось.
Как-то я заглянул к родителям на ужин, и они радостно сообщили мне:
– Антон, ты помнишь Жирома?
Он был одним из наших и почему-то возомнил себя лидером «бессмертного» мира. Я всего один раз был у него, понял, что он одержим жаждой власти и больше родители не смогли затащить меня на их сходки.
– Конечно, я его помню, такое разве забудешь… – с кислой миной ответил я.
– Жиром решил устроить грандиозный праздник, как раньше, в честь прохождения процедуры! – радостно сообщила мама.
– Да, и он приглашает нас троих к себе в Ниццу, – добавил папа, довольно улыбаясь.
Жиром часто приглашал всех-всех в его «скромный уютный домик», так он сам называл свое место обитания, где легко могло бы поместиться полторы тысячи человек. Представьте себе: маленький городок со своим рестораном отнюдь не на одного человека, маленьким аэропортом, таксопарком на пятнадцать очень дорогих машин на любой вкус, спортивно-оздоровительным центром. А какой у него был шикарный бассейн! Он располагался на граю скалы, и с одного из бортиков вода обрушивалась водопадом в садовый пруд, а вид из бассейна открывался на живописные холмы, заросшие диким виноградом. Ну а размером он был всего лишь один на один… километр, конечно.