В этой части мы познакомимся с базовыми понятиями и моделями. Они станут для нас опорой в трудноразличимом и зыбком пространстве человеческой психики, как сказал бы наш ученый или, как сказал бы наш богослов – души. Читателю, уже знакомому с научной психологией, многое из содержания этой части должно быть известно. Но и здесь, в отношении базовых понятий и моделей, наши собеседники смогут высказать интересные идеи, провести новые сравнения и аналогии, протянуть связи. Мы попробуем «сплести» компактное и плотное начальное представление о психике. В дальнейшем, во второй и третьей частях, все это будет использовано в более сложных, выходящих за пределы психологической науки размышлениях.
Предложим троим собеседникам: ученому, богослову и философу – начать обсуждение с такого уже знакомого и близкого всем нам «хочу».
Философ: Когда я думаю о желании, на ум сразу приходит такое понятие, как мотив. Предлагаю начать именно с него. Я вот, например, со слов Гегеля знаю, что мотив – это внутреннее, субъективное и осознанное побуждение. Само слово происходит от латинского «moveo», что значит «двигаю». Говоря простыми словами – это желание, которое побуждает и толкает человека к определенной активности.
Ученый: Да вы правы. В психологии мотив – одно из центральных понятий. Очень удобно разобраться с ним при помощи схемы, предложенной советским психологом Алексеем Леонтьевым.
В теории деятельности, разработанной Алексеем Леонтьевым, есть простое определение: мотив – это опредмеченная потребность. Потребность, которая оформилась в нашем сознании в некий конкретный предмет или образ. Потребности это нечто общее, аморфное, размытое. Изучать потребности такими, какими они существуют в «глубине» нашей психики не очень-то и удобно. О них можно только догадываться. Лучше всего поддается изучению то, что всплыло на поверхность. Проявилось в нашем собственном сознании или сознании других людей.
Представьте себе, что путешествуете летом в жару, да еще и пешком. Рано или поздно вы почувствуете некоторый дискомфорт. Чего-то станет не хватать. Это общее дефицитарное состояние вдруг конкретизируется как жажда. Жажда – это потребность и ее переживание. Когда Вы, почувствовав жажду, скажете себе: «Я хочу воды!», тогда у вас появится мотив – вода. Когда же увидите в своем воображении, как в ближайшем будущем жадно пьете из бутылки с водой, тогда у Вас появится цель. Как утверждал Гегель, именно мотив – это то, что побуждает нас к активности. То, что совмещает в себе и «требование» потребности и представление о цели. Давайте изобразим эти рассуждения на простенькой схеме.
О различиях между мотивом и целью, о грани между ними, хорошо рассуждать на примере истории об охотниках. Представьте себе группу древних охотников, гоняющихся за крупной добычей. Кто-то из них хорошо общается с собаками, принимающими в погоне не последнее участие. Он может контролировать их и давать команды. Кто-то метко стреляет из лука, метает копья и не растеряется в критический момент, столкнувшись с отчаявшимся зверем лицом к лицу. Ну а кто-то не умеет ни того ни другого и поэтому ему доверили самое важное – выкопать яму, натыкать в дно деревянных кольев, накрыть все ветками и сидеть в засаде. Ждать, когда другие участники пригонят добычу к нему.
Мотив у всех один – заполучить добычу, зажарить ее и съесть вечерком в уютной атмосфере у костра. Цели же у всех разные. Одни копают яму на пути зверя. Другие гонят добычу от себя, что вообще противоречит мотиву – по идее, надо же наоборот зверя догнать. Третьи управляют собаками. Четвертые обеспечивают безопасность и финальную атаку. И так далее. Заметим, что мотив – это нечто более общее. Мы видим, что он один на всю группу охотников. А цель – нечто конкретное и частное, более соответствующее условиям реальности.
Философ: В этом контексте необходимо упомянуть такое понятие как смысл. Именно он устанавливает связь между мотивом и различными целями охотников. Совершая действия, напрямую не ведущие к достижению желаемого результата, они руководствуются определенным смыслом. Смысл «объясняет», каким именно образом достижение целей ведет к реализации мотива. Так же как, к примеру, шахматист, жертвуя фигурой ради последующей победы, руководствуется некоторым смыслом, который станет понятен сопернику либо сразу, либо через несколько ходов, когда будет уже поздно. Мотив у него – победа, а жертва фигуры, если не понять ее смысла, к победе не ведет.
Ученый: Для более полного раскрытия понятий: потребность, мотив и цель – я хотел бы обсудить еще одну широко известную модель. Она предоставит нам удобное средство классификации мотивов и потребностей.
Зигмунд Фрейд предложил в качестве двигателя, побуждающего человека к действию, влечение – стремление к удовлетворению неосознанной или слабо осознанной потребности. Согласно Фрейду, влечение находится «где-то на границе» между душевным и физическим. Бывает так, что нас влечет к чему-то, и мы до конца не понимаем к чему и зачем. Вот такое влечение и есть одно из первичных проявлений потребности. В классическом психоанализе влечение описывается четырьмя параметрами: источником, целью, объектом и силой. Как видим, здесь употребляются уже знакомые нам понятия. Источник влечения – это процесс в организме, который в психическом плане проявляется как влечение. Можно сравнить его с потребностью. С тем, что такое цель, мы тоже уже знакомы. Можно сказать, что в понятии влечения объединяется и потребность, и мотив, и цель. Изначально в своей практике Фрейд акцентировал внимание на влечении к жизни. Его он условно разделял на libido, что с латинского переводится как похоть, желание, страсть, стремление и инстинкт самосохранения. Он противопоставлял либидо и инстинкт самосохранения, как стремление к сохранению вида и сохранению индивида. Часто бывает так, что эти влечения конкурируют между собой, вступают в конфликт и противоречие. Ученица Фрейда Сабина Шпильрейн, практикуя психоанализ, выделила еще одно влечение – к смерти, которое объяснило поведение некоторых пациентов. Возникла новая, более выраженная оппозиция. Давайте изобразим эти противоречия на одной схеме.
Удовлетворение влечений приносит разрядку и связано с удовольствием, с тем, что мы называем словом «приятно». По собственному опыту мы всегда знаем, что стремимся удовлетворить наши влечения. Ограничения в удовлетворении влечений связано с неудовольствием и страданием. Влечения это наше «хочу», которое может вступать в конфликт с нашим «могу» и «должен». К примеру, конфликт между либидо и инстинктом самосохранения можно рассматривать, как конфликт в пределах «хочу», или между «хочу» и «хочу». Конфликт между Эросом – влечением к жизни и Танатосом – влечением к смерти, лучше обсудить позже, когда мы будем говорить об антисистемах в У.11.3.
Философ: Понятие Эроса в образе Эрота мы можем встретить у Платона в диалоге «Пир», посвященном проблеме любви. Сократ раскрывает его как некое созидающее начало. Насколько я помню, Фрейд был близок к такой трактовке. С Танатосом мы тоже знакомы из греческой мифологии. Он был братом Гипноса – бога сна и олицетворял смерть. Пользуясь случаем, хотел бы заметить: то, что мы будем здесь обсуждать, может быть представлено в мифологии в поэтической, событийной, символической форме. Если сделать анализ отношений между персонажами греческих мифов, то мы получим некоторую модель, которая будет описывать психику человека. Надеюсь, об этом мы поговорим позже, когда будем обсуждать архетипы, в Ф.10.1, к примеру. Да и что тут удивляться. Европейская культура, в которой развилась наука, наследница и преемница именно греческой культуры. Мне кажется, что разобрав последнюю модель, мы ощутимо приблизились к проблеме конфликтов, противоречий и страданий. Интересно, какие процессы в человеке могут быть источником влечения к смерти и разрушению?
Ученый: Фрейд писал, что жизнь – это напряжение, движение. Мы уже говорили о том, что напряжение связано со страданием. Именно поэтому стремление уравновеситься, разрядить напряжение он и рассматривал как причину влечения к смерти – избавление от страдания. Думаю, это очень глубокий принцип. Мы постараемся рассмотреть его позже в контексте понятий устойчивое и не устойчивое равновесие У.7.4 и энтропия У.8.2.
Богослов: Я тоже хочу предложить версию ответа на вопрос философа о влечении к смерти, но сделаю это позже. Когда мы подробнее рассмотрим психологическое содержание понятий потребность и мотив. Это будет взгляд немного под другим углом. Сейчас же, хочу заметить, что влечение к жизни подразумевает именно влечение к напряжению и движению. И я считаю, что нельзя ставить в один ряд влечение к жизни и влечение к смерти. Это качественно различные процессы, которые имеют разные корни и причины. Думаю, в результате нашей беседы, мы глубоко проработаем этот вопрос.
Философ: Интересно будет услышать аргументы в пользу такого утверждения. Как бы там ни было, я считаю, что заслуга Фрейда весьма велика. Он открыл, что смыслы, объединяющие мотив и цель, очень часто бывают спрятаны от человека. Не доступны для самостоятельного анализа и трансформации. Человеку кажется, что счастье его в одном, а на самом деле все совсем иначе. В этом он нашел причину неспособности справиться с конфликтами, порождающими страдания, и успешно помогал людям, следуя своей модели.
Ученый: Соглашусь с такой интерпретацией. Давайте продолжим исследование мотивов. Для этого рассмотрим их взаимодействие между собой.
В качестве иллюстрации, которая покажет нам, как мотивы формируются и взаимодействуют между собой, рассмотрим так называемый «феномен горькой конфеты». Представьте: психолог проводит эксперимент. В комнате за столом сидит ребенок. На дальнем от него краю стола лежит конфета. Вероятно, шоколадная – весьма вкусная и привлекательная для ребенка. Психолог ставит задачу: достать конфету, не вставая со стула. Тянись, как получится, к вкусной добыче любой рукой, но от стула не отрывайся. Разумеется, при экспериментаторе ребенок задачу выполнить не может – не хватает длины рук и туловища, а двигать предметы взглядом он еще не научился. Понаблюдав за бесполезными потугами, психолог выходит из комнаты и, затаив дыхание, созерцает происходящее через прозрачное с внешней стороны зеркало. В итоге, ребенок, после нескольких честных попыток, быстро встает со стула и завладевает желанной конфетой. Когда взрослый заходит, то видит, что жуя трофей, ребенок заливается слезами. Так плачет, словно его принудили есть нечто противное. В результате эксперимента было установлено, что конфета оказалась горькой.
Итак, почему ребенок плачет? Не сложно догадаться, что всему виной внутренняя борьба. Здесь мы видим два мотива: желание съесть конфету и желание быть честным, сохранить доверие значимого взрослого. Искусственно созданы условия, в которых эти два мотива вступают в конфликт. Мы можем обнаружить, что в этом остром конфликте участвуют и «хочу», и «могу», и «должен». Хочет конфету и хочет быть послушным, должен достать рукой, но не может. В итоге напряженной борьбы побеждает более сильный, насыщенный и весомый мотив. Слезы же говорят о том, что второй – менее сильный мотив сдал свои позиции не безболезненно. Он боролся и продолжает свою борьбу внутри ребенка. Все время напоминает о том, что запрет нарушен, что это не хорошо и заслуживает порицания. Заставляет ребенка, таким образом, страдать.
Теперь мы можем сказать, что структура мотивов формируется в условиях противоречия и неопределенности. Такое состояние можно назвать емким словом кризис, которое мы рассмотрим несколько позже в Ф.7.2. Конфликт мотивов приводит к борьбе, которая в конечном итоге определят, какой из них станет доминирующим, а какой подчиненным. Давайте изобразим этот процесс на схеме.
Таким образом, формируется иерархия потребностей и мотивов. Как уже заметил философ по поводу влечений, эта иерархия полностью человеком не осознается и при этом существенно определяет его жизнь. Думаю, что между либидо – половым влечением и инстинктом самосохранения, которые мы обсуждали выше, происходит похожая борьба.
Богослов: Забавно, но этот эксперимент сильно напоминает историю о грехопадении. Бог запретил Адаму и Еве вкушать плод с дерева познания добра и зла. Но они, послушавшись совета сатаны, преступили его запрет. Сразу же испытали стыд и неловкость, отчаяние и чувство утраты чего-то очень ценного.
Философ: Думаю, что такие истории есть во всех культурах. Сюжет нарушения запрета и расплаты за это очень распространен в религиозных текстах, в сказках, легендах и мифах. Экспериментаторы, издеваясь над ребенком, идею эксперимента лишь привели к подходящему научному виду. Действительно, древние культуры – неисчерпаемый кладезь для идей в области психологии.
Ученый: Давайте продолжим: если мотив – некоторая производная от потребности – опредмеченная потребность, то, обсуждая иерархию мотивов, необходимо вспомнить о классификации потребностей, предложенной Абрахамом Маслоу.
Абрахам Маслоу разделил все выраженные, не похожие друг на друга потребности, которые можно обнаружить, на семь групп – кластеров и выделил наиболее распространенную вероятную их иерархию. Автор считал, что иерархия потребностей не является фиксированной и зависит от конкретной личности с ее непредсказуемым внутренним миром, а также от культуры, в которой человек развивался. В оригинальной статье даже нет изображения пирамиды, которая появилась несколько позже. Вот она, наиболее распространенная иерархия. Думаю, в таком порядке потребности будут располагаться у девяноста процентов населения земного шара. Сразу распределим семь групп потребностей по трем уровням: природный, социальный и культурный. Думаю, такая классификация очень пригодится нам далее.
Как видно, в основании лежат физиологические потребности. Обычный человек вряд ли сможет думать о потребностях более высокого уровня, пока не удовлетворены простые базовые потребности. Можно сказать – это инстинкты, являющиеся важными механизмами организации жизни человека как организма. Здесь будет и половой инстинкт, и инстинкт самосохранения У.1.2. Стремление к сохранению и развитию тела, зачатию детей, созданию комфортной среды почти всегда в приоритете. К примеру, достаточно голодный человек будет рисковать безопасностью и даже жизнью, в стремлении добыть пищу. А человек, находящийся в большой опасности, с некоторой вероятностью, может пожертвовать своей принадлежностью к группе – покинуть коллектив или даже совершить предательство. Потребности более высокого уровня формируются с взрослением и развитием личности. Это связано с социализацией, трудовой и творческой деятельностью. Такие потребности определяют человека как члена общества, пользователя и создателя культуры. И опять же, в пределах всех групп потребностей и между группами мы можем отыскать множество конфликтов и противоречий.
Философ: История знала много людей, которые готовы пренебречь удовлетворением потребностей из нижней части, нарисованной вами пирамиды, ради верхних ее уровней. Не зря Абрахам Маслоу никакой пирамиды не рисовал. К примеру, Гай Муций Сцевола сжег собственную руку на глазах у этрусского царя Ларса Порсены. Этим он хотел доказать, что еще триста таких же как он, пожертвуют всем чтобы убить царя, осадившего Рим. Или, вот, Диоген Синопский. Он жил в бочке и укрывался плащом. Можно сказать, бомжевал. Пренебрегал базовыми потребностями. И этот выбор был не вынужденный, а осознанный. Он считал, что только такая свобода и не привязанность к материальному откроют путь к познанию истины. А когда царь Александр Македонский предложил ему богатый дар, Диоген попросил отойти и не закрывать солнце. Это удивило всех весьма.
Богослов: Может быть, это была метафора и Диоген попросил Александра Македонского не отвлекать его от созерцания Бога бесполезными предложениями? История религий также знает много людей, ставивших ценную для них идею выше комфорта и благополучия. Они подвергали свои жизни риску, шли против устоявшихся принципов, голодали, скитались. И все ради того, чтобы донести свое знание до соплеменников. Сократ, Будда, Зороастр, Христос, Мухаммед – все они пренебрегали базовыми потребностями ради истины. Вот теперь, думаю, я готов ответить на вопрос философа о влечении к смерти и разрушению, которое мы рассматривали в У.1.2. Начнем с того, что в христианстве есть описание структур чем-то похожих на иерархию потребностей Абрахама Маслоу. Когда мы приглядимся внимательнее, вдумаемся, соотнесем эти модели, то увидим, что между ними и составляющими их элементами есть множество связей.
Давайте определимся с терминологией. Слово «страсть» в разных христианских традициях трактуется по-разному. В католической традиции «passionis» определяется как эмоция, чувство и влечение вообще, независимо от того доброе оно или злое. Такие страсти побуждают человека действовать и поэтому они тесно связаны с мотивами, как мы их определили в У.1.1 и влечениями в У.1.2. В православной традиции страсть определяется именно как пагубное, противоестественное и злое влечение или мотив. Для иллюстрации можно привести отрывок из текста Нила Сорского: «Страстью называют такую склонность и такое действие, которые, долгое время, гнездясь в душе, посредством привычки, обращаются как бы в естество ее. Человек приходит в это состояние произвольно и самоохотно; и тогда помысл, утвердясь от частого с ним обращения и сопребывания, и согретый и воспитанный в сердце, превратясь в привычку, непрестанно возмущает и волнует его…». Здесь страсть описывается как «злая», нежелательная, «возмущающая и волнующая сердце» форма влечения или мотива. В католической традиции в качестве аналога можно рассматривать термин «порок», который Фома Аквинский применял в таком контексте: «главный порок таков, что имеет чрезвычайно желанную цель, так что в её вожделении человек прибегает к совершению многих грехов, которые все берут начало в этом пороке как их главной причине». Как мы видим, порок тоже рассматривается здесь как некое влечение или мотив.
В контексте нашей беседы особого внимания заслуживает классификация страстей. Есть несколько вариантов, которые содержат семь или восемь пунктов. Давайте рассмотрим один из самых ранних, который потом лег в основание других. Евагрий Понтийский суть учения об основных страстях сформулировал такими словами: «Есть восемь всех главных помыслов, от которых происходят все другие помыслы. Первый помысел чревоугодия, и после него – блуда, третий – сребролюбия, четвёртый – печали, пятый – гнева, шестой – уныния, седьмой – тщеславия, восьмой – гордости. Чтоб эти помыслы тревожили душу, или не тревожили, это не зависит от нас, но чтоб они оставались в нас надолго или не оставались, чтоб приводили в движение страсти, или не приводили, – это зависит от нас». Также существует список и противоположных помыслов, которыми можно компенсировать страсти. Это добродетели. Сразу приведем списки параллельно:
Если мы сравним эти два списка со списком потребностей, предложенным Абрахамом Маслоу У.1.4, то найдем много общего. К примеру, страсти прелюбодеяния и чревоугодия можно соотнести с физиологическими потребностями. Это как бы гипертрофированные потребности, которые захватили всего человека и теперь он живет только ради их удовлетворения. Алчность можно косвенно соотнести с потребностью в безопасности. Человек стремится к присвоению и накоплению материальных благ неспроста: он надеется и верит, что в будущем они обеспечат ему и его близким безопасность и комфорт. Тщеславие, иными словами – стремление к славе, можно соотнести с потребностью в принятии и уважении со стороны больших групп. Со стремлением быть значимым и важным в глазах многих. И так далее.
Среди этих помыслов можно найти такие, которые связаны с влечениями по Зигмунду Фрейду. Либидо или половое влечение можно соотнести с прелюбодеянием. Я не утверждаю, что половое влечение это всегда страсть – только, если оно проявляется в сильной похоти и блуде, которые разрушают личность. Влечение к смерти можно соотнести со страстями гнева и уныния У.1.2. Гнев можно сравнить с деструдо или разрушением, уныние можно сравнить с мортидо или смертью. Если сделать небольшие допущения, которые получат аргументацию намного позже, в Б.11.1, к примеру, то можно вообще списки страстей и добродетелей соотнести с влечением к смерти и влечением к жизни. Мы изобразили эту идею на рисунке. Это несколько противоречит концепции Фрейда, и эту идею я объясню немного позже.
Сейчас хотел бы еще заметить, что человек ведомый страстями – пассивен и находится у них в плену. Страсти разрушают человека, дезорганизуют его, но, даже осознавая это, очень тяжело противостоять пагубным влечениям. Как мы помним, неудовлетворение влечений вызывает неудовольствие, напряжение и дискомфорт У.1.2. Человек не может долго терпеть напряжение и стремится к разрядке, что происходит посредством удовлетворения страстей. В борьбе мотивов, с которой мы познакомились в У.1.3, страсти могут иметь большой перевес. Именно поэтому ребенок взял конфету. Добродетели напротив организуют человека, делают его здоровее и сильнее. Человек, вооруженный добродетелями, может противостоять страстям. При этом необходимо некоторое усилие воли, чтобы добродетели сохранить и преумножить.
Философ: Если честно, я ожидал, что рано или поздно вы упомянете о категориях добра и зла. Я отнесусь к этому с пониманием, но вот представителю естественных наук – ученому, это может не понравиться.
Богослов: Если желаете, могу сформулировать вполне рациональный критерий, согласно которому можно разделить мотивы на добрые и злые. Используя его, можно даже абстрагироваться от категории добра и зла, если уж они так пугают кое-кого.
В приведенной выше классификации есть деление на «здоровые» мотивы, побуждающие человека к «правильной» активности, позволяющие ему безопасно и продуктивно взаимодействовать с окружающим миром. Мы назвали их добродетелями. Есть и нездоровые, ложные мотивы, которые побуждают к «неправильной», «опасной», вредной для человека или окружающих деятельности. Как мы помним, эти «больные» мотивы в восточном христианстве называются страстями. И если неправильный мотив – это страсть, то неправильная цель называется словом грех. С греческого языка, кстати, грех так и переводится, как «ложная цель». Давайте дополним схему, которую мы рассматривали в У.1.1 новыми элементами. Мы уже знаем, что для любого мотива или влечения возможны две формы: добродетель и страсть. Тогда для любой цели, соответственно, можно выделить два варианта реализации: добродеяние и грех. У нас получится такое разветвление.
Как видите, схема, которая появилась в психологии в начале двадцатого века, в религиозных системах существовала пару тысяч лет и была несколько сложнее. Учитывала дополнительно дихотомию по критерию добра и зла. Эта схема наталкивает на мысль, что противоречие и конфликт в области «хочу» может быть не только между различными мотивами. Конфликт между страстью и добродетелью можно рассматривать как конфликт между производными одной потребности. Думаю, на этой сложной мысли надо будет остановиться позже. Также именно страсти приводят к конфликтам между «хочу», «могу» и «надо». К примеру, человек жаждет славы и уважения, но у него ничего не получается. Такой конфликт между «хочу» и «могу» может быть острым и, даже, привести к неврозу. Если же страдающий разовьет в себе добродетель смирения и противопоставит ее страсти тщеславия, то причина конфликта постепенно исчезнет. Думаю, добродетели позволяют разрешать такие конфликты наиболее оптимальным образом. Чревоугодию человек может противопоставить воздержание, похоти – целомудрие, унынию – надежду и так далее.
Ученый: Тут надо уточнить предложенные вами критерии, которыми вы пытаетесь заменить понятия добра и зла. Что значит правильная – «безопасная» и неправильная – «опасная» деятельность? Даже среди так называемых «страстей» можно выделить те, что побуждают к деятельности продуктивной. Взять, к примеру, тщеславие. Человек, желающий славы, внимания и похвалы, ради этого может делать и добрые дела. Заниматься благотворительностью, к примеру. Или человек алчный, стремясь к накоплению имущества, может быть бережливым и стремиться много работать. А то, что он так «страстно» насобирал, в конечном итоге достанется его родственникам. И тщеславный, и алчный могут быть достойными членами общества. Никто, даже, может и не узнать об их так называемых «страстях».
Богослов: Практика показывает что, даже не смотря на некоторую пользу, вреда от мотивов, которые мы называем страстями, намного больше. Да, внешне все может быть благополучно, но Христос не зря таких людей называет «окрашенными гробами». Эта метафора говорит о том, за благопристойным фасадом скрываются неприглядные гниющие трупы. Такое противоречие – тоже источник большого напряжения. А как мы говорили в У.1.2, напряжение приводит к страданию. Если хотите, то страдание тоже годится в качестве хорошего критерия, согласно которому мы можем делить мотивы на добрые и злые. Если совокупное страдание от деятельности, к которой побуждает мотив, меньше пользы от нее, то этот мотив вредоносен и зол. И с большой вероятностью, является страстью.
Ученый: Эти критерии опять крайне субъективны. Как можно измерить совокупное страдание и пользу от деятельности? И как можно сравнить страдание и пользу? Мне нужны объективные критерии, которые позволят однозначно делить мотивы на добрые и злые. Если таких критериев нет, то и деление такое слишком субъективно и условно.
Философ: Я думаю, что поиск универсального критерия дело сложное. Об этом говорят уже тысячи лет. Мы можем воспользоваться плодами таких трудов. В современном законодательстве очень качественно организовано представление о добре и зле. В уголовном кодексе содержится подробное описание деятельности неправильной и опасной, которая причиняет вред человеку, другим людям или государству. Обычно в судебной практике очень важно выявить мотив преступления. И мотивы там, кстати, делятся на низменные и такие, которые не имеют низменного содержания. Также выделяется и цель преступления. Это очень похоже на то, о чем говорил богослов в Б.1.1 и Б.1.2. В описании же прав и обязанностей гражданина можно прочитать о правильных и полезных мотивах и целях. Но не все так просто. Думаю, что из побуждений правильных, люди иногда совершают опасные и неправильные действия. Думаю, это должно стать темой отдельной беседы, но позже, когда мы разберемся с вопросами базовыми и освоим необходимый инструментарий. Рассмотренные нами модели уже позволяют отыскивать противоречия в структуре мотивов. Ученый предложил модель, согласно которой это может быть борьба между мотивами и выстраивание их в иерархию. Как в эксперименте с горькой конфетой У.1.3. Также существуют разнонаправленные влечения, между которыми может существовать конфликт У.1.2. В пирамиде из У.1.4 потребности и мотивы выстраиваются в иерархию по объективным причинам. Согласно же идее богослова, мотивы – явления более сложные и могут делиться на классы по определенным критериям. Такими признаками могут быть польза-вред, покой-страдание, добро-зло. Если говорить о практической части, то каждый из нас теперь имеет некоторые инструменты для исследования собственной структуры мотивов. Мы можем разложить их по полочкам, выстроить в иерархию. Попытаться определить: побуждают они к «правильной» деятельности или «неправильной». Но этого, думаю, очень мало. Мы еще не разобрались с важными механизмами, которые позволят понять происходящее в нашей психике глубже и подробнее. Думаю, у нас впереди много интересных открытий. Давайте двигаться дальше.
Ученый: Думаю, что для полноты картины нужно поговорить о характере. Вот почему: функция характера заключается в защите структуры мотивов. Характер это то, в чем проявляется структура мотивов. Именно характер очень подробно изучается психологической наукой. Сразу хочу заметить – если мы говорим о характере, значит – говорим о личности. Характер переводится с греческого как «примета» или «отличительная черта».
По сути, характер – это и есть некоторая устойчивая система психических свойств человека, которые проявляются в его взаимодействии с миром. Слово взаимодействие можно заменить синонимами. Если поменять его на слово деятельность, то мы будем говорить о понимании характера в московской психологической школе. Если заменить его на слово отношение, то мы получим определение петербургской психологической школы, предложенное Владимиром Мясищевым и Борисом Ананьевым. Для наглядности нарисуем схему.
Формируется характер на протяжении всей жизни в процессе этого самого взаимодействия: отношений с миром и деятельности. И, как мы уже знаем, деятельность определяется мотивами и их структурой У.1.1. Замечаете связи? Характер формируется для защиты структуры мотивов в процессе реализации этих самых мотивов. Забегая на несколько глав вперед, замечу, что характер можно рассматривать как интерфейс между структурой мотивов и средой У.6.3. Принято считать, что основой, фундаментом для формирования особенностей характера или взаимодействия с миром, являются некие врожденные особенности, которые в психологии принято называть термином темперамент.
Одним из первых европейцев, этим вопросом занимался врач античности Гиппократ. «Темперамент» – слово латинское. Гиппократ употреблял его греческий аналог «красис», который переводится как «надлежащее соотношение частей». Он считал, что в организме человека присутствуют четыре «жизненных сока», которые смешиваясь в определенных соотношениях, определяют особенности поведения. Для наглядности перечислим эти «жидкости» и признаки. Так же упомянем и «элементы», которые отражают все в символической форме.
Иван Павлов, в результате экспериментов и анализа их результатов, пришел к выводу: темперамент определяется соотношением основных свойств нервной системы. Таких свойств он выделил три: сила, уравновешенность и подвижность процессов возбуждения и торможения в нервной системе.
Их удобно изображать в виде схемы.
Таким образом, мы можем выделить четыре четко очерченных комплекса свойств нервной системы или типа высшей нервной деятельности.
Вы можете спросить: почему соотношение трех свойств дает всего четыре выраженных типа? Где же «слабый, неуравновешенный, подвижный»? Иван Павлов пришел к выводу, что для слабой нервной системы нет смысла говорить об уравновешенности или неуравновешенности. А для неуравновешенной нервной системы нет смысла говорить об инертности или подвижности. Эти врожденные свойства и будут определять, какой именно характер сформируется у человека в отношениях с миром.