Помимо mind-кода, в ресторанном деле есть определённые «зоны дозволенности». И каждая «социальная» группа видит эти зоны по-своему. Однако границы каждой зоны неизменны.
В рамках определённых границ определённые люди могут совершать определённые действия. За границами – нет.
В частности: я свободно могу налить себе за стойкой что угодно – соки, газировки, кофе, бухло. И пить. При ком угодно. Но наливать алкоголь я могу только при равных и тех, кто ниже. При менеджере не могу. Но пить могу при ком угодно что угодно. И хотя я налил в колу виски не на глазах у менеджера, я спокойно пью виски-колу в его присутствии. И менеджер знает, что это виски-кола. Но ничего не говорит, потому что виски в колу я долил не у него на глазах.
Каждый в заведении знает, что бармен пьёт. Каждый, кто смотрит на бармена, пьющего что-то из стакана, понимает: в стакане бухло. Потому что непьющий бармен – это патология. Даже самый большой трезвенник из всех барменов, которых я знал или знаю, употребляет. Не бухло – так траву. Чаще бармен употребляет всё: и бухло, и траву, и спиды и прочие таблетки.
Недавно по этому поводу произошла корка: бармен, с которым я работал ночью – а ночью барменов двое, так как поток большой – так вот, тот бармен употребляет бутират. Бутик, как он его называет. Я никогда этого не пробовал, так что долго не понимал, о каком бутике речь. Я думал, что это бутер. С колбасой там, с сыром, типа того. Короче, этот тип фигачит бутират.
Мы в ночь. В ресторане жара, людей валом.
На столе стоит бутылка минералки, у меня закончилось бухло. Я наливаю ром в стакан, доливаю минералки из этой бутылки, чутка сауэра. И пью залпом. С того момента всё и накрылось. Это был бутик моего напарника. И я втрепал где-то 0,1. А «где-то 0,1» – это очень до хрена. Я не мог ни двух слов связать, ни руками что-то сделать. А мой напарник в тот момент ходил в сортир.
Возвращается и спрашивает:
– А где бутик?
Я говорю:
– Какой бутик? – И ищу глазами бутерброд.
Он видит в мусорке ту бутылку и спрашивает:
– Ты выпил его, что ли?
Я говорю:
– Лёха! – Его тоже зовут Лёха, но это не тот Лёха. – Как можно выпить бутер? Он же не пьётся, он же хавается.
Лёха рассказал мне, что такое бутират, достал из мусорки бутылку и давай вылизывать горлышко.
А меня расплющило до утра так, что я думал, умру.
Но несмотря на всю запредельность моего трипа, никто даже не подумал осудить меня за это. Менеджер только спросил один раз:
– Работать можешь?
И всё. Потому что выпил в баре – и в баре же испытывал приходы.
С другой стороны, если я выйду со своим стаканом за пределы бара, меня уволят. Сразу же. Зато если в стакан с текилой я добавлю сока при менеджере, размешаю и стану пить – он ничего не скажет.
Но что меняется? Что меняется от того, что он не видит, как я наливаю алкоголь? Я всё равно пью на работе и работаю выпивший, а иногда и пьяный.
Как будто то, кто ты есть, ничего не меняет. А значение имеет только то, насколько ты соответствуешь ожидаемой от тебя ролевой модели.
Официантам можно есть у бара и у мойки. Нельзя на кухне.
Бармену можно на кухне, но не у бара.
Я наливаю поварам, и они могут пить у бара. Но не могут на кухне. Хотя, конечно, они пьют на кухне, ведь я ем у бара. Но не при менеджере.
Каким-то тайным органом каждый определяет свои границы свободы и, не выходя за пределы очерченного собой же квадрата дозволенности, спокойно выполняет разрешённые действия и даёт тебе возможность заниматься тем же.
Ничего не меняется, но самосознание безмятежно. Нарушь ограничительную линию – и можешь сойти за нахала, наглеца, бесстыдника, глупого человека. Не нарушаешь чужой линии – отлично!
Причём большинство тех, с кем я работаю, понимают эти правила. Считают их нормой. Им не нужно ничего объяснять. Я же до всего этого дошёл эмпирическим путём. Я не знал этого заранее, пока мне не объяснили. А они всё знали без объяснений. Как так?