У нее были глаза эльфа. Огромные, очень светлые глаза какого-то странного серо-зеленого цвета. Слишком светлые для этого темного мрачного города. Слишком красивые для этих мест. Она выглядела усталой и бледной до прозрачности. Словно ей не хватало солнца. Словно ее жизнь вот-вот додлжна оборваться только лишь по причине своей неустойчивой, несовместимой с этим временем хрупкости. Впрочем, солнца в этом городе не хватало всем.
Портер отвел взгляд от ее лица, равнодушного, отстраненно-безучастного ко всему. Истерика? Химия? Острые высокие скулы, тонкие дрожащие губы. Совсем не стандарт красоты сегодняшней, красоты нарочито живой, бурлящей. Красоты крупных форм, больших полуоткрытых губ и струящихся по телу мерцающих татуировок. Девушка куталась в клетчатое одеяло, мерзла, а Портеру хотелось открыть окно. В этом душном доме совсем нечем дышать. Тяжелый, жаркий воздух угнетал его. Особенно после дождливой осенней свежести улиц. И еще здесь слишком отчетливо пахло смертью. Не кровью, нет, хотя крови тоже было достаточно. Смерть отвратительна, когда приходит внезапно и забирает того, кто не готов к ней. Даже того, кто добровольно к ней стремился, вступив в ряды Секты Уставших.
Этот мужчина был из таких. Черная неподвижная голограмма закрытого глаза на лбу говорила без слов. Он собирался уйти и ждал своей очереди, своего жребия, что разыгрывали поь ночам в городской общине Уставших. Зачем убивать того, кто добровольно пришел к смерти и ждал ее? Зачем отнимать жизнь у того, кто не держится за нее и готов расстаться с ней в любую ночь? Может быть ответ – это она? Портер снова посмотрел на девушку с глазами эльфа. Вполне возможно. Несвоевременная смерть мужчины слишком часто, слишком часто бывает связана с женщиной, которая рядом. Портрер усмехнулся, все его предположения – это его собственная игра в триллер из довоенного прошлого. Ему нравились таинственные и мрачные истории, он с удовольствие разыгрывал в своем воображении роль крутого детектива. Как сейчас, например.
Однако в мире Портера убийство уже невозможно. Разве что случайность. Насильственные преступления не совершаются в обществе, где каждому с рождения имплантируют чип антиагрессии или «чип мира», как его еще называют.
– Это случилось несколько часов назад. Вы все это время были здесь, с ним? – спросил Портер шаря в карманах в поисках сигарет.
– Я не знаю, когда это случилось. Я только вернулась, а он здесь сидит, – девушка прерывисто вздохнула и постаралась еще сильнее завернуться в плед.
Руки Портера, наконец, остановились. Он напомнил сам себе, что бросил курить. И не собирается начинать заново, даже если ему придется разгребать и осматривать десяток таких же зловонных трупов.
– А где вы были? – он смотрел на девушку как можно более равнодушно.
– На вечерней службе. Я готовилась к ночному Жребию. И Винсент там должен был быть. Но его там не было…
– Да, в таком виде не ходят на службу. Даже на вашу.
Девушка внимательно посмотрела на Портера. Она была ниже его ростом, но посмотрела как-будто свысока. Определенно, она ведет себя совсем не так, как жена или подружка. Равнодушно? Нет. Но и без истерики, без паники, что привычный образ жизни раз и навсегда сломался. Он знал, кого она сейчас видела. Слишком худого, слишком небритого, слишком злого чужака. Таких она, наверняка, не встречала. Она слишком молода, чтобы помнить время до Ордена. Ее чип-имплант был с ней всю ее жизнь. Новое поколение. Они не знали даже боли имплантации. Сытое, милое, увлеченно собой поколение. Такие не узнают хантеров в толпе. Даже в компании их киберпсов.
– Вы противник Усопших? Вам не нравится наша церковь?
– Секта. Ваша секта. И мне она, действительно, не нравится. Но вопрос не в этом. Мне интересно, почему ваш парень расстался со своей печенью здесь, в этой темной душной комнате. Вместо того, чтобы принять ядовитую таблетку на вашей вечеринке.
– Винсента убили. Как вы можете так говорить? Вы должны найти того, кто это сделал и …
– И что потом? Убить?
– Наказать. Натравить своих псов. Или изолировать или… что вы обычно делаете с преступниками?
– А вы? Что бы вы сделали? – разговор затягивался. Портер глянул на часы. Уже должны приехать клинеры, забрать труп и очистить помещение. Девушка слишком легко говорила об убийстве. Странно это.
– А я здесь при чем? – она не испугалась, напортив, удивилась вопросу.
– Что бы вы сделали? Убили бы? Так же вырвали бы убийце печень? Око за око? – Портеру любопытно было, сумеет ли он сказать или сделать хоть что-то, что отразится в ее огромных глазах. – И, потом, откуда мне знать, может, это вы потрудились над его печенью, чтобы угостить ваших уставших друзей.
Получилось. Портер замолчал, все очень просто. Скажешь им про кровь и приходит тошнота. Стандартная реакция. А эта девушка еще долго продержалась. Зачем он дразнил ее? Хотел унизить, развлечься? Девушку отвернулась к стене, закрыла лицо руками, сжалась и согнулась в углу, давясь рвотой. Вот так. Сумел.
Дверь открылась и вошли двое техников в серых комбинезонах. Клинеры, конечно. С ними въехала пневмотележка. Портер кивнул на труп, и двое молчаливых мужчин загрузили на пневмотележку тело. Почему до сих пор этого не делают андроиды? Странно. Зачем к одной пневмотележке добавлять двух неприветливых людей. Хватило бы одного андроида с манипулятором.
Один из техников провел магнитным считывателем вокруг головы мертвеца, еще раз.
– У него нет чипа. Можете забирать так, – сказал ему Портер.
Техник кивнул. Его не удивило, что за левым ухом у мертвеца была кровавая дыра. Кто-то вырвал чип-имплант. Это, конечно, осложнит дело. Запись последних часов жизни покойника разрешила бы все вопросы. Но тот, кто это сделал, ошибается насчет своей безнаказанности. Есть множество других способов найти человека в этом огромном, но почти пустом городе.
– Эй, парни, а убрать? – черная подсохшая лужа на полу, забрызганный кровью стены. Клинеры не обернулись и не ответили. На обоих были очки второй реальности. Вряд ли они уже слышали его. Портер выругался. Сначала про себя, потом вслух, когда поднимал с пола девушку с глазами эльфа и подталкивал ее к выходу. В этом доме оставаться теперь нет нужды. Он видел все, что ему нужно, она точно не сможет сама привезти здесь все в порядок и уж тем более оставаться. Хотя… кто их знает, этих уставших. Может, им нравится запах смерти. Но он не хотел думать о том, что она останется на улице одна в своем пледе. Тот, кто вырвал печень у мистера Винсента может быть рядом. И Портер опять внутренне усмехнулся. Драматично. Как в старом кино.
Оставить с ней пса? Вполне себе неплохое решение. С псом она будет в безопасности. Но пока он даже не узнал ее имени. И ему хотелось бы задать ей несколько вопросов. Пусть все идет, как идет.
На крыльце их встретил ветер. Резкий, сбивающий с ног. Пустая широкая улица в центре города, едва освещенная скупым на тепло ноябрьским закатом. Ближайший фонарь горел метрах в пятидесяти. В сумерках, когда тишина некогда шумного города смешивалась с полусветом заката, редкие сохранившиеся фонари горели словно бы сами для себя. Так случайный прохожий, идущий невесть куда, говорит что-то сам себе. Только ради того, чтобы не чувствовать одиночество.
Никого вокруг. Никакого движения. «Город давно мертв, – подумал Портер. – он мертв, а мы бродим по его остывшему каменному лабиринту и сами стали мертвецами». Портер прогнал эту мысль, дурацкое романтическое сравнение. Смерть уродлива в любых проявлениях. Особенно если тебе перед этим вырезают печень. У выхода из подъезда его ждал пес. Андроид, отдаленно напоминающий собаку или, точнее, гепарда, собранного фанатом острых углов и крупных узлов-суставов. Их называли псами. Кто называл? Пожалуй, все называли. Хантеры, люди, кураторы Ордена. Как называли себя сами псы, Портрер не знал. Он смотрел в их черные камеры-глаза и думал, если ли там, позади этих глаз сознание? Снятся ли им киберкошки? Была такая старая довоенная история.
Киберпсы слушали его, когда Портер говорил с ними. осбонно в дальних его походах, когда он неделями не встречал людей, исследуя одному Ордену известные места. Псы слышали лучше, чем хантеры, видели дальше, не спали, не испытывали брезгливости или страха. Они во всем лучше людей. Орден каждому хантеру передавал двух псов. Они сами заботились о зарядке своих батарей и техническом обслуживании. Они были защитниками охотника, его главным оружием, глазами и ушами. Собственно, поэтому хантеры не носили с собой оружия. У них были псы. Один из них ждал Портера на крыльце. Замер, соревнуясь неподвижностью с темной каменной стеной. Пес стоял, как памятник, как необратимость сегодняшнего дня. Второй пес занял позицию возле элекара, контролируя тротуар и проезжую часть.
Портер обычно держал псов подальше от места происшествия. Люди боялись их. А если ты хочешь доверительного разговора, не пугай человека андроидом на четырех карбоновых лапах. С четырьмя глазами-камерами, обзор которых – полные триста шестьдесят градусов
Странная сегодня история. Мало того, что это явное убийство. Не может человек покончить с собой вырвав себе печань. Первое явное убийство, которое кажетсмя Портеру важным. Не какая-то дурная свара бесов, Их ни кто не ищет, с ними никто не возится. И еще эта странная девушка. Инстинкты говорили Портеру, что дело это совершенно не похоже ни на одно его задание. Девушку отпускать нельзя, он чувствовал это. У него не было ни одного факта, не было никакого логического объяснения этой уверенности. У него просто горел огнем затылок от одной мысли о том, что завтра он найдет ее изуродованный труп. Он чуял, знал, что ей грозит опасность.
– Как вас зовут? – Портер склонился к ней, но ветер все равно уносил его голос, быстрее, чем слова выстраивались в осмысленные цепочки. Ее волосы взметнулись сзади. Поднялись фантастической гривой позади ее аристократического бледного лица. «Вот оно что, – подумал Портер, – она аристократка. Графиня или герцогиня. Нет, пусть будет княжна…» Девушка по-прежнему куталась в плед, но на улице плед ее не почти спасал, ветер продувал насквозь, даже на этих улицах перпендикулярных заливу ветер сверипел. Как же он пронщителен и силен там, неа авеню? Не иначе, надвигается буря. Осенняя буря. Девушке холодно. И она куда-то пристально смотрит. Куда? Что там, на пересечении их темной улицы и освещенного закатом проспекта? Кажется, кто-то стоит. Портер прищурился, стараясь разглядеть что-то кроме силуэтов. Неподвижность этих людей его насторожила. Нужно разобраться. Но сначале решить, что делать с девушкой. А она дрожала все сильнее. Вдруг Портер заметил, что она стоит босиком на мокром тротуаре.
– Где ваша обувь?
Она помотала головой и тоже посмотрела на свои ноги. Ей чертовски холодно. Что за дикий вечер. Он вздохнул, поднял девушку на руки и, чувствую себя при этом полным идиотом, понес к элекару, припаркованному в нескольких шагах от крыльца дома. Как только он подошел дверь, боковая панель отодвинулась, элекар узнал его и впустил в теплое затемненные пространство салона. Девушка прерывисто вздохнула. Тепло, понял Портер. Все это время она шла была босиком. Портер чувствовал себя идиотом. Его наблюдательность рядом с этой девушкой дала трещину и рассыпалась. Во что же она одета, только в плед? Ее имя и отношение к мертвецу? Что она здесь делает, в конце концов и где живет? Да. У него десятки вопросов, которые он должен был задать час назад. А вместо этого мысли его только об огромных ее серо-зеленых глазах, о том какие, наверное, ледяные у нее ноги и что там у нее под пледом…
– Как вас зовут? – Портеру казалось, что он уже несколько раз задавал ей этот вопрос. Действитель но задавал или это только кажется? Она по-прежнему смотрела через затемненное стекло элекара в сторону перекрестка.
– Теперь они убьют и меня, – сказала она тихо, повторяя мысли Портера. Она говорила с ним? Сама с собой? С мертвым мистером Винсентом?
Оставив ее в элекаре, Портер снова выбрался на улицу. Пес сидел рядом с ним на тротуаре. Неподвижность ртути.
– Джек, побудь с ней. Ей угрожает опасность. – Портер положил руку на голову пса, словно хотел погладить. Он называл своих псов Джеком и Джимом. Они были совершенно одинаковые, и Портер никогда не знал, кто из них Джек, а кто Джим. Однажды он пометил их краской. Поставил точку синего цвета на матово-серой голове Джека. И начертил короткую линию длиной буквально около люйма красным маркером между ушей-локаторов Джима. На следующий день пометок не было. С тех пор он называл их как придется. Сейчас ему показалось, что рядом с машиной остался Джек. А Джим, безучастно стоявший на крыльце, двинулся следом за ним, к перекрестку. Портер чувствовал, как пес идет в двух шагах позади, неслышно ставит свои карбоновые лапы на тротуар.
Группа людей по-прежнему стояла на углу Третьего проспекта. Портер узнал, наконец, этот квартал. Значит, он сейчас на шестой или седьмой улице. В паре кварталов от сквера. Портер уже шел к перекрестку, когда стоявшие там силуэты пропали из виду. Ушли. Портер побежал. Это должно быть важно, его чувства шептали, что это важно, а он доверял своему чутью. Над головой оглушительно ударило что-то металлическое, на Портера посыпалась ржавая труха. Он упал на тротуар, откатился в сторону фасада, укрывшись за крыльцом одного из домов. Стреляли? Не похоже. Черт. В Портера стреляли всего пару раз, и это было далеко за пределами города. Поскрипывала и качалась пожарная лестница в нескольких метрах от земли. Под лестницей стоял Джим. И медленно вращал головой, сканируя улицу. Кто-то забрался с лестницы на крышу? Или она обрушилась вниз, потому что проржавела? Как и большая часть ветшающего умирающего пустого города. Можно будет вечером посмотреть записи камер Джима. Если будет время, конечно. Портер поднялся, поморщился, увидев жирные масляные пятна на брюках и пальто. Дошел до перекрестка. Никого. Через несколько кварталов красной тонкой линией бортовых огней сверкнула капля элекара. Солнце уже опустилось в залив. Багровая зарево едва касалось темных городских улиц. Ни одного прохожего, никакого движения. Те, кто стоял здесь несколько минут назад могут быть где угодно. Например, за одним из темных огромных окон в доме напротив. Могут смотреть на Портера, ждать его решения. Искать их бессмысленно. Через пару часов он уже все будет о них знать. Камера на перекрестке, притаившаяся за перегоревшие фонарем, фиксировала все, что здесь происходило. Проктор оглядел молчаливые фасады заброшенных домов. В этом районе почти не осталось жителей. Во всем огромном городе их насчитывалось несколько десятков тысяч. Ветер налетел и остервенело рванул пальто, качнул Портера, пытаясь сбить с ног, закрутить вдоль пустого проспекта на север, к Центральному парку. Портер наклонился против ветра, глубоко засунул руки в карманы и, развернувшись на каблуках, пошел к элекару. Высокий, худой призрак из прошлого. Тень его спешила впереди, чернилась, растекалась по неровному бетону, проваливалась в глубокие трещины тротуара, не рассчитывая добраться до рассвета, который не скоро еще наступит в этом когда-то великом, а сейчас темном и молчаливом городе. Следом скользила тень пса. Она догнала сначала Портера, а потом и его тень. Тень пса, как и сам пес, умела идти следом, не теряла цели, не знала препятствий и сомнений.