В 2013 году исполнилось 200 лет с момента заключения Гюлистанского мирного договора. Подписанный в Северном Арцахе, в самом сердце владений армянских Мелик-Бегларянов документ, ознаменовал собой как определенный этап в поступательном движении российской политики в регионе, так и немаловажные территориальные приобретения. Вместе с тем, нередко и вполне обоснованно, указывалось на то, что он, по-сути, стал залогом не окончательного мира, а явился лишь длительным перемирием. Так, например, В. Дилоян отмечает «Война не обеспечила ни одной из сторон [окончательной] реализации [собственных] военно-политических программ. Поэтому, хотя и Гюлистанское соглашение и было охарактеризовано в качестве «вечного» – оно не могло удовлетворить ни одну из сторон. Персия, которая стала политическим оружием и фактической жертвой в руках английской и французской дипломатии на Ближнем и Среднем Востоке, не могла смириться с потерей своих прежних владений в Закавказье. Что касается России, то девятилетняя война ей [также] не принесла полного успеха, так как военно-политическая программа, нацеленная на расширение границ до Аракса и Куры осталась нереализованной…«Вечный» мир фактически явился длительным перемирием, чреватым новой войной»[1].
Однако, несмотря на свою «промежуточность» (ибо окончательными явились положения заключенного 10 (22) февраля 1828 г. Туркманчайского русско-персидского договора) этот трактат, положивший конец длительному русско-персидскому противостоянию 1804–1813 гг., и перемежавшийся с участием России в данный период в III (1805 г.), IV (1806–1807 гг.), VI (1812–1814 гг.) антифранцузских коалициях, русско-турецкой (1806–1812 гг.), русско-шведской (1808–1809 гг.), русско-английской (1807–1812 гг.) войнах, а также с Отечественной войной (1812 г.), Заграничными походами русской армии (1813–1814 гг.), является важным событием, ибо заложил определенный фундамент для дальнейшего укрепления российских позиций в регионе. Сложная, зачастую противоречивая канва событий на Европейском театре иногда напрямую, а чаще – опосредованно, накладывала свой отпечаток на ситуацию в Закавказье в частности, и на деятельность дипломатов и военных великих держав (в том числе и России) на Среднем Востоке в целом. И российской дипломатии и военным, практически изначально, пришлось иметь дело не с одним лишь Ираном. Следовало учитывать дипломатическую и военную активность Турции, а также парировать действия французской, а в дальнейшем – в еще большей мере – английской дипломатии (несмотря на время от времени теплевшие или обострявшиеся взаимоотношения), стремившихся не допустить увеличения влияния России на восточном направлении. Как бы ни складывались дела на Западе, на Востоке в данный период времени имела место «война всех против всех». Так, например, заключение Тильзитского договора 25 июня (7 июля) 1807 г. с Наполеоном, хотя в определенной мере и ударило по французским позициям в самом Иране, однако не снизило интереса французской дипломатии на Среднем Востоке и Закавказье. Тоже самое, можно сказать и про Эребруйский мир (6) 18 июля 1812 г. с англичанами, завершивший вялое военное противостояние (вылилось в целом, в несколько мелких стычек) между Россией и Англией в 1807–1812 гг., но отнюдь не приведший к сворачиванию английской военно-дипломатической активности на Востоке. Сам же Гюлистанский договор заключался в обстановке ожидания одного из крупнейших боевых столкновений того времени – «битвы народов» под Лейпцигом, и никто не мог заранее предугадать, чем она завершится. Новым ли поражением союзников по VI антифранцузской коалиции, или же разгромом Наполеона. А в зависимости от этого (хотя, не только одного этого фактора) могла измениться и обстановка на закавказском театре. И потому, Гюлистанский договор был, хоть и не вполне полной, но все таки – победой. Не раз было сказано, что история не любит сослагательного наклонения. Но не было бы Гюлистана, то, быть может, не было бы и Туркманчая. И неизвестно, как бы изменилась политическая карта и этнодемографическая мозаика региона.
Конечно, тема не является новой, и целый ряд аспектов, связанных с русско-персидской войной 1804–1813 гг. и Гюлистанским договором уже давно стал предметом рассмотрения в трудах многих известных авторов, таких, как, например, Н.Дубровин и В.Потто[2]. Работы последних, несмотря на известную долю апологетичности, тем не менее, содержат богатейший фактологический материал и актуальны и по сей день. В советское время, к тем или иным аспектам, имеющим непосредственное или же частичное отношение к данному периоду обращались такие авторы как О. Маркова, A. R Иоаннисян, А. Фадеев, М. Игамбердыев, Н. Киняпина, М. Блиев, В. Дегоев, Н. Кузнецова, Б. Балаян, уже отмеченный выше В. Дилоян[3] и многие иные. Не снижается интерес к данной тематике и сегодня, свидетельством чему является, например, серия интересных публикаций С. Тарасова[4]. Как отмечается в одном из недавних исследований на эту тему «Этот договор интересен для современного изучения тем, что между 1813 и 2013 годами существует немало условных исторических параллелей. Вот некоторые из них
• Несмотря на длительное нахождение ряда теперь независимых государств этого региона в составе СССР (фактически в составе слегка видоизмененной Российской Империи), и в 19 веке и сегодня страны Закавказья используются ведущими внешнеполитическими игроками для угроз безопасности России в направлении Ближнего Востока;
• Формальной причиной участия русской армии в боевых действиях в Закавказье в 1804–1813 годах и в 2008 году стала Грузия;
• И в начале 19 века и в начале 21 века баланс военной силы в этом регионе, в принципе, остался неизменным Иран и Турция обладают крупнейшими армиями в этом регионе, обладающими примерно одинаковым военным потенциалом. Россия имеет неоспоримое качественное и количественное превосходство над ними в военной сфере;
• И в 1813 и в 2008 году Россия не смогла в полной мере воспользоваться победой русского оружия и реализовать свои стратегические интересы в Закавказье. Как тогда Российская империя, так и современная Россия понимает важность Кавказа как военно-стратегического плацдарма для проведения своей восточной политики. Расширение и упрочение владений на Кавказе давало возможность установления стабильных границ, приобретения новых рынков сбыта и получения источников сырья. В правительственных кругах Российской империи и современной России осознавали и осознают экономическую значимость Кавказа, учитывая, что здесь пролегают пути из Европы на Средний и Ближний Восток»[5].
С этим доводами трудно не согласиться. Приводимые аналогии вполне объясняют исследовательский интерес к данной теме. Геополитическое значение указанных регионов со временем отнюдь не снизилось. Поэтому, появление все новых исследований на обозначенную тематику (даже ретроспективного характера), имеет, по сути, прикладное значение, ибо позволяет более четко представлять себе как значение того или иного региона в прошлом, так и интересы региональных и внерегиональных игроков в настоящем. Что с того, что например, нефтегазовые или иные корпорации некоторых известных государств сменили Ост-Индскую компанию? Суть их геополитических задач от этого не особо изменилась.
В предлагаемой же читателям, носящей научно-популярных характер работе, также сделана попытка более детального представления ряда моментов, связанных с событиями того времени. Дипломатические аспекты по ходу изложения зачастую будут перемежаться с военными, и наоборот, что обусловлено спецификой темы и стремлением более детально представить всю сложность тогдашней обстановки. Победы давались (как на военном, так и на дипломатическом поприще) тогда также отнюдь не просто.
Авторы заранее выражают благодарность за конструктивную критику.