Грустные размышления об ушедшей эпохе


Данная книга посвящается светлой памяти Василия Гроссмана, чье великое личное мужество всецело же послужило автору на редкость вполне вот до конца достойным примером.

Автор выражает особую благодарность писателю Владимиру Колычеву самому наилучшему своему учителю великого и могучего русского языка.


«А между тем замечено, что хорошую вещь можно написать только в обстреливаемом отеле». Братья А. Б. Стругацкие «Хищные вещи века».


«Потому что в истории мира не было более отвратительного государства, – сказал Кетшеф». Братья А. Б. Стругацкие. «Обитаемый Остров».


«Нет дела, коего устройство было бы труднее, ведение опаснее, а успех сомнительнее, нежели замена старых порядков новыми».

Н. Макиавелли


Считай что с самой искренней же охотой сладостно так и, тянясь буквально ко всему в этом мире небесно чистому та еще дореволюционная российская интеллигенция, жила себе, да и жила в мире светлых бликов всяческих политических брошюрок и большой литературы подчас именно их до чего ревностно собою вполне разом и напоминающих.

Крайне выпуклая и вычурная абсолютизация облика общественного зла приводит к самому острому желанию яростной борьбы с ним, а точно также и создает условия для того, чтобы все население «города Глупова» кто-то вот и впрямь захотел повести же за ручку в дальние дали, куда только поболее светлой его доли.

И проистекало – это, прежде всего от самого уж полностью так до чего еще неверного восприятия реалий жизни через призму всего того кем-либо чересчур внимательно прочитанного…

А нечто подобное под собой явно подразумевает донельзя односторонне восторженное восприятие всей той или иной, до чего только серо всех нас ныне окружающей действительности.

Причем сколь легко и славно будет вполне безмятежно скользить между крайне неприглядных явлений лютой темени и густого мрака невежества как-никак их и впрямь чисто так, принципиально при этом попросту и не видя.

Да и вовсе так, никак не примечая людей, живущих в тесных рамках социальных инстинктов?

И вот, к примеру, можно ведь горячо говорить о той еще неимоверно жуткой закабаленности серых масс и не видеть при этом самых конкретных людей со всеми их чисто так житейскими бедами и заботами.

И это при том, что народные толпы они ведь не единое целое, а состоят они из самого безбрежного моря индивидуальностей и общая идея их может только окрылить, но никак не возвысить над убогими реалиями быта.

Но для кое-кого все это, конечно, туфта, поскольку некоторые люди учить свой народ быть свободным от любых цепей вовсе вот явно никак и не собирались.

Нет, только вот и надобно было им разом же нацепить на него новые идеологические оковы, чтобы как раз-таки его затем разом и повести суровою силой в светлые дни совершенно так иного грядущего.

И главное все это должно было произойти именно после разрушения всех основ доселе минувшего буквально так на самом уж откровенно пустом месте.

А всякая пустота сама собой явно подразумевает до чего безнадежное опустошение душ и никакая чисто формальная большая грамотность в этом вопросе этак совсем ничего никак не изменит.

Но радикально настроенные либералы дореволюционной поры всегда уж как тот еще пионер более чем неизменно были готовы поставить один жирный крест сразу на всем доселе минувшем, совсем, не разбирая какие его стороны были очаровательно светлыми, а какие и впрямь-то вычурно темными.


То есть, левая и крайне близорукая интеллигенция дореволюционного времени некогда истинно бесновалась так и, бичуя безрадостно неказистые реалии своего времени, как нечто бесформенно аморфное и отчаянно мешающее всему тому невообразимо великому духовному прогрессу.

Ну а тот неким тем беспечно и празднично настроенным людям так и виделся в том сколь безупречно розовом сиянии всяких грядущих благ, а о том, что их надо создавать, возясь при этом в мерзкой и вязкой грязи общественного быта, кое-кто, наверное, попросту так совсем вот никак и не знал.

Хотя без знания этого чего-либо лучшее построить вовсе-то никак попросту и невозможно.

Отгородясь иллюзиями можно будет создать только ведь нечто старое, а новым в нем будет одно лишь неимоверно ярое рвение тьмы так уж и задушить на корню всякое семя чего-то вполне своеобразного и индивидуального.

И людей никак непохожих на окружающую серость будут отлавливать вешать на них чудовищные ярлыки и отправлять, затем куда только подалее и далече…

Но те для кого главным в жизни является именно же восприятие всего того светлого в жизни это никак не будет казаться горькой трагедией всего своего века и страны.

И только потому, что для их души главным было одно их весьма славное соприкосновение со всем волнующим и прекрасным, а всякая суета политических дрязг и оголтелая трескотня бесконечных политических процессов до их сознания доносилось разве что в виде отдельных отголосков.

И все это как раз потому, что сколь беспредельно чувственное восприятие мира прекрасного и есть для кое-кого истинно главное, во всем том из чего и должна вообще состоять вся духовная жизнь умственно развитого человека.

Да только, то крайне вот утилитарное употребление в пищу всяческих разных плодов духовности той или иной интеллектуальной элитой вполне уж и оставляет простой народ в диком невежестве и отчаянно тупом неведении во всем, что только, так или иначе, касается нравственного развития каждой отдельной личности.

Однако нечто подобное подчас совсем же никого не волнует раз мир, в котором живут люди определенного рода ума, бесподобно полон огнями яркого света, а этот пламень душевного энтузиазма раз и навсегда сходу отучает их видеть какую-либо более чем вполне предметную общественную тьму.

То есть на их утонченный взгляд ее, куда получше будет вовсе и не видеть, а если и пытаться ее изжить, то при этом, никак не разбирая, где среди тех, кто имеет на лбу каиновою печать зла, те нечестивцы, действующие сознательно и обдумано, а где те, кого невпример другим следовало бы только-то вразумить и сильно одернуть.

Да и вообще для кое-кого жизнь весьма ведь прекрасна и удивительна, а потому и надо бы беспрестанно брать от нее буквально все, что и впрямь еще только будет возможно.

Ну а как раз чисто поэтому, некоторые на редкость большой души потомки Адама так уж и скрепя своими большими челюстями, столь умело уплетают плоды чужого, и непомерно огромного творческого труда.

И главное все их при всем том большое умиление нисколько так вовсе не отличается от умиления изысканных гурманов вкушающих от всякой той ли иной изысканной пищи, как и понятно являющейся плодом трудов лучших и опытных кулинаров.

И сколь бодро и трезво действуя именно подобным образом, кое-кто из их числа всеми фибрами души сходу же явно почувствует всю свою невообразимо высокую человеческую значимость…

А главное, та невозмутимо пестрая толпа всяческих сладкоречивых личностей считай, именно разом уж обмерла, всею душой, так и застыв в ожидании неких чрезвычайно широких грядущих перемен в той и доселе извечно горькой общественной жизни.

И это никто иной, а именно данные представители интеллектуальной элиты сходу уж и примерили на самих себя мировоззрение, некогда созданное только во имя того, дабы сколь еще беспроигрышно нацепить на всю общественную жизнь некое общее седло, так и сделав из разношерстных представителей общества одинаково тянущих воз цивилизации тягловую силу…

Ну а как иначе можно было назвать ярое желание большевиков политически подковать невежественные массы простого народа?

Правда поначалу среди них подчас и встречались искренне верующие в светлое будущее своей отчизны после ее самого незамедлительного высвобождения из чудовищных оков проклятого прошлого.

И уж как-никак, а была эта их фанатичная вера в некое лучезарно светлое грядущее завтра сколь всемогуще всесильной и пламенной.

Да и вообще буквально-то все и вся в те времена было считай, как есть чисто же сплошь пропитано именно теми приторно сладкими надеждами на некое, то небесно чистое и безвинное, словно слеза младенца авось.

Это явственно чувствуется если внимательно вчитаться в российскую литературу того еще самого начала 20 столетия.

Причем речь идет о творчестве истинно выдающихся людей, а между тем тогда хватало и тех, кто писал простую периодику, и вот среди них поклонников революционных перемен было вот просто так пруд пруди.

То есть явно оказались все те до чего только несуразные чаяния сколь еще вскоре помпезно отображены на белой бумаге всем тем бородатым племенем довольно-то безбедно живущих мыслителей, что и впрямь зачастую рассуждали о всеобщей судьбе людской, для всего того явно лишь и используя один только свой собственный указательный палец.

И они в том считай, чудовищном же исступлении яростно так втыкали его в те самые для них чисто отныне навеки полностью пустые небеса.

А потому и нет, да и не будет ничего более верного, нежели чем метко и верно разом прозвать всех тех оседлавших «безумных парнасов» мечтателей отчаянно ретивой когортой, чьи представители были явно готовы дружно брести по перистым облакам к их где-то весьма отдаленно замаячившей на самой линии горизонта блистательной цели.

Причем в безупречно лучшую долю для всего человечества они и вправду верили всею душой и вот так и, размахивая буквально каждой же своей распаленной мыслью, словно рапирой…

А впрочем, чего – это именно с них было только уж взять, коли они были вполне готовы сделать буквально-то все, чтобы как можно воинственнее разом приблизить свет идей к серой темени всей той вовсе вот безыдейной жизни.

И сколь возможно, что эти люди может, и вправду хотели дать всему человечеству чего-либо небесно же чистое, да только руки свои они при этом явно хотели оставить белоснежно белыми, а в результате подобного рода бравых усилий быт людской затем и становиться, куда значительнее во многом чернее и горше.

Потому как посильно извести общественную грязь, никак при этом с ней явно не соприкасаясь, можно будет только в крайне распаленном иллюзиями чьем-либо воображении, ну а в скудных разумом реалиях жизни любые попытки перестроить этот мир в единый миг могли иметь разве что самый несуразный и чисто обратный эффект.

А, следовательно, именно потому во имя самого так доподлинного духа настоящей правды разом ведь и потребуется сходу прозвать все это дикое томление духа именно, как оно того вполне безупречно того и заслуживает.

Революционная катавасия – это и есть именно тот отчаянно грандиозный парад люцифера светлым именем добра яростно насаждающего сколь отвратное и чудовищное зло!

Причем на самом краешке этого парада очень уж много некогда толпилось людей явно и близко вовсе несведущих, что ослепительный свет идей – это только маска и даже и не на голове, а на беспардонно голой заднице совершенно вот начисто безголового нового режима.

Однако зародились все его пролетарские институты совсем не на пустом же месте.

Раз все и вправду некогда началось именно с тех господ праздных мечтателей и это они чисто сходу разом, и воцарились посреди несусветного бедлама вовсе некстати некогда всплывших, словно мыльные пузыри «мыслей-миражей».

Причем они и впрямь словно мух разом же привлекают всяких демагогов-авантюристов, а также и тех, кому идея нужна разве что для одного того сколь безвременного прикрытия отчаянно срамных мест всего своего никак не в меру «героического эгоизма».

И эти деятели отчаянно въедливой демагогии довольно-таки быстро нашли ключик к сознанию сладостно позевывающих мечтателей, а они попросту ведь видели наяву сны о некоем удивительно прекрасном и светлом грядущем.

То есть, неистовствующе негодующая по поводу всех тех когда-либо только доселе существовавших порядков крайне-то разношерстная орда бравых экстремистов довольно-то быстро приспособила духовный настрой слащавых идеалистов как раз под те самые во всем сколь узурпаторски личные свои нужды.

И то уж совсем никак оно не иначе, а только в связи со всеми теми и близко не в меру восторженными дифирамбами о некоей той еще самой наилучшей жизни, вся в стране власть, в конце концов, на редкость сходу и уплыла в руки отъявленно криворуких революционных ханжей и хамов.

Но взялись они за свое дело со всею отчаянной страстью тупого невежества, поскольку кое-кто и близко вот вовсе никогда не засомневается, в своих сколь могучих силах совладать с чем уж только угодно было бы лишь только к тому донельзя острое желание.

Причем посильно переделывать весь этот мир в сторону явно так ими всею душой вожделенного коммунизма, они уж и начали создавая при этом именно вот себе вполне должные условия по образу и подобию того как оно только будет будто бы выглядеть совершенно для всех в том самом до чего отдаленном грядущем.

Ну а пока суд да дело для всех тех остальных из разряда прочих была тогда в том самом весьма ведь сколь строгом наличии разве что одна та вширь попросту необъятно огромная помойная яма чрезвычайно острого на свой язык коммунального быта…

И вот отчетливо и ясно переступая через пот, кровь и смерть целых поколений, что были чисто вот курам на смех тогда уж и осчастливлены считай забесплатно им дарованным бесправным существованием кое-кто явно ведь тогда жил и не тужил, бескрайне торжествующе при всем том сколь счастливо же благоденствуя.

А между тем этакое чье-то безупречно роскошное житье-бытие на фоне всеобщей же нищеты было совсем безнадежно, как есть и близко никак совершенно так осоловело неправедным.

Все партийное начальство народный хлеб досыта жевавшее было именно тем чисто так новым свирепо паразитическим классом.

Их хлебом насущным стала страстно льстивая и бестрепетно лживая самопропаганда.

Верные псы сталинской гвардии, собственно, разом вот тогда и стали ярыми инквизиторами, подавляющими даже и не высказанные вовсе же неважно насколько глубоко затаенные мысли.

И уж все те фальшивые и крикливые воззвания остались одними бесцветными фетишами истинно настоящей жизнью если и живущими, то только в том весьма строго официозном языке броских лозунгов.

Ну, а самое простейшее тогдашнее существование стало, куда вот значительнее поболее скудным, да и на редкость отчаянно вызывающим мрачные предчувствия печальным.

Причем наиболее весомой ко всему тому первоосновой собственно и была та самая вовсе уж именно беспрестанная и крайне так слащавая говорильня, что отныне сходу еще полностью разом собою и заменяла тот на редкость элементарный здравый смысл и хоть какой-то маломальский профессионализм.

И всему тут виной был те вот самые книжные истины из которых словно Господь Бог из глины некто явно хотел сколь разом так создать именно так свой до чего многозначительно новый мир.

А в нем буквально все было готово для грядущего вселенского счастья, вот только живых людей внутри его отродясь никогда не было, а существовали там одни лишь вовсе вот безликие фигуры, которым вне двухмерных рамок чего-либо кем-то написанного на бумаге попросту совсем нигде и не было места во всей этой жизни.

И все те чисто бумажные идеи фактически некогда околдовали умы сколь еще многих достаточно развитых людей.

А именно ими и был в первые революционные годы всецело пропитан сам воздух той вздыбленной красными конниками к самым же небесам чисто отныне полностью так былой империи…

И все-таки истоки свои вся та краснознаменная муть явно брала еще из стародавних дореволюционных времен.

Поскольку это как раз в котле гиблого социального переворота разом и всплыло все то, что до того бултыхалось в сознании людей яро ненавидящих свою отчизну и во всех ее проявлениях им виделось одно только самое яростное выпячивание наиболее отвратительных черт всякой людской глупости и злого невежества.

Дореволюционная левая интеллигенция так и упивалась окружающей тьмой, и она вправду хотела все в единый миг преобразить и пересоздать в том самом чисто так совсем ином духе…

И главное, именно ей и довелось весьма сходу так нелепо же попытаться всею силою явственно расколоть, а не обдуманно и обстоятельно одним только душевным теплом и постараться растопить, весь тот извечный лед, никак на скорую руку в некую наилучшую сторону и близко так неизменяемых застарело собственнических общественных отношений.

А между тем та, словно струна натянутая молодцеватая холодность промеж извечно обирающей народ до нитки властью и сколь считай чисто по-хозяйски обложенным оброком наивности и беспросветного невежества простым российским людом на самом-то деле весьма однозначно имела наиболее глубочайшие исторические корни, и никому с ними было сходу никак не совладать.

Однако кое-кто еще задолго до тех чисто тифозного духа революций, собственно, и занялся донельзя старательными поисками того вполне надежного способа как бы это взять да перевернуть общественную пирамиду именно тем довольно мудреным путем, дабы все, значит, сходу и стало чисто таковым, каковым тому и вправду положено быть еще от века.

Причем наиболее важной составляющей этакого, чрезвычайно скороспелого подхода всецело так послужило как раз именно то, что художественные книги для человека, явно уж полностью переставшего хоть как-либо обращать буквально всякое свое пристальное внимание на довольно-то объективно существующие вне какого-либо его чисто восторженного мировоззрения самые так обыденные реалии…

А между тем все в этом мире сходу перекроить – это ведь не платье по-другому сшить, а по душе и телу всего ныне существующего общества до чего же безжалостно острым скальпелем разом так сходу пройтись.

Теоретики революционных изменений ко всему исключительно наилучшему во многом окажутся подобны грубым хирургам, которые не будут способны осознать разницу между трупом, корпя над которым можно будет стоически учиться медицине и живой плотью общества, которую резать без крайней необходимости никак нельзя.

И ясное дело, уж со временем данный подход к делу полностью так разом и выпестует тех вот совершенно безмозглых и безграмотных практиков, что будут действовать, словно забойщики на необъятно гигантской бойне.

И вот это как раз-таки они нисколько ни в чем, явно не сомневаясь сразу ведь и окажутся, чисто так непримиримо готовы сколь безотлагательно пустить народу кровь, то есть чисто так сходу отсечь все, то, по их мнению, до чего давно вовсе-то напрочь, совсем омертвелое.

Но, как оно и понятно нечто подобное те самые отчаянно ярые представители левой интеллигенции всегда ведь осуществляли разве что неким тем можно сказать чисто голословным и теоретическим образом.

Однако при всем том в их невообразимо грозных очах ярко горел именно тот безупречно идейный пламень, что растравлял животное воображение простонародья и явственно его вдохновлял на те донельзя ярые подвиги во имя одного до чего еще весьма непроглядно темного дальнейшего существования того самого чисто так по-большевистски скроенного общества.

А впрочем, стать хоть сколько-то лучше после самого яростного сведения на нет всех основ нравственности и морали та или иная общественная жизнь уж совсем этак вовсе никак не могла.

Куда скорее разве что наоборот именно будучи считай, этак до конца раскрепощена народная стихия и создаст, затем трон разве что только вот весьма заметно выше и все ступени к нему будут залиты реками крови совершенно безвинных людей.

Правда нечто подобное вполне ведь можно будет до чего обезличено списать на одни те разве что невообразимые трудности крайне сложного времени попросту же именно само этак собой разом потребовавшего всяческих лишений и жертв…

Да вот, однако, все – это одна крайне уж нечестивая демагогия, поскольку, в конечном своем итоге, великая страна оказалась тем еще разве что напрочь отрезанным ломтем от всей той старушки Европы, и весь тот загнивающий капиталистический запад и превратился в некую витрину рая напротив чисто социалистических и крайне убогих реалий.

И главное все это некогда случилось именно из-за того, что кому-то вот сколь беспрестанно же снились всякие чудесные сны о некоем совсем безоблачно светлом грядущем.

Правда к нему на деле можно будет прийти только путем жуткой возни во всех слоях общественной грязи…

Да только вот для кое-кого никаких больших трудностей впереди явно уж вовсе попросту и не существует, а все это именно потому, что свет книг освящал этим людям ясный и четкий путь в иное грядущее всего человечества.

И оно для подобных и впрямь белоснежных ангелов во плоти было никак не за горами и им только и надо было чисто героически сходу разрушить ныне вконец отжившую свое более чем крайне застарелую систему общественных взаимоотношений и уж далее все и пойдет по самой наклонной плоскости…

То есть, чего – это тут только поделаешь, всякие те благородные мечтатели вполне ведь истово верили, что царство добра и справедливости можно уж будет создать, дьявольски жестоко отрезав от всей той ныне существующей современности все те ее никак не в меру разжиревшие филейные части.

Да только разве уж этаким образом и впрямь еще будет возможно на самом так деле хоть как-либо помочь всему тому обществу весьма уж сколь этак до чего благословенно разом вот стать хоть сколько-то справедливее и чище…?

А может и наоборот оно тогда сходу уж станет почти монолитно безмолвным, а те самые непосредственные исполнители дьявольски людоедских повелений членов политбюро окажутся именно теми жалкими пешками, что как раз благодаря революции и превратились в ферзей главной задачей, которых и было вполне этак действенно защитить своего крайне мнительного короля.

Но все эти слова право так для кого-то один лишь тот до чего только злобный навет и ничего никак и близко не более того…

Да и когда-то сколь же довольно-таки давно у кое-кого точно ведь все время только и мельтешили перед глазами всякие чудовищные картины тех еще весьма удручающих душу общественных несправедливостей.

Ну а то, что нечто подобное надо было с умом и сноровкой менять разве что только вот медленно и осторожно на протяжении долгих столетий подобные благодетели рода людского явно так вовсе не понимали чисто уж от слова совсем.

Причем главное то наиболее основное начало данные тенденции явно брали именно от общего разочарования во всех тех крайне так унылого вида некогда еще до революции более чем неизменно и впрямь донельзя так угрюмых реалий всего того именно тогдашнего века…

И мягкие души сладостно позевывающих доброхотов, то и дело сталкиваясь со всем тем настороженно казенным, а иногда и того хуже, еще, и отчаянно свирепым неприятием всех их гуманнейших намерений, до чего легко и приобретали затем каменную твердость и хладность.

И уж во всем некогда затем дальнейшем они явно ведь только и станут именно на тот крайне неприглядный путь вовсе непримиримой войны со всем в их время существовавшим общественным организмом, который надо бы то признать, некогда, как и сегодня, точно также был донельзя отягощен сущими веригами многовекового бесправия и произвола.

И было то царство-государство, сколь беспредельно во многом явно совсем этак не в меру могуче, да только вот ведь однако почти целиком же являлось оно чисто как есть умственно так весьма недалеким, а самое главное, именно того тогдашний правящий класс буквально ни на йоту попросту не осознавал…

…а говоря обо всем том, донельзя конкретнее сколь явно прошло мимо его сознания, что тот наиболее грозный его козырь «стращать и не пущать» не только ныне безвременно устарел, но и совсем неприглядно будет ему только-то и дано послужить широченными кузнечными мехами, беспечно раздувающими едва-едва тлеющие угли беспросветно массового политического террора.

Причем данный во все стороны сразу так и бушующий пламень революционных страстей и стал тогда непомерно весомым орудием в деле самого же отчаянного расшатывания царского трона.

И КСТАТИ, СТАЛ ОН ТАКОВЫМ ИМЕННО потому, что считай, еще изначально во главу угла тогда ставилась не лютая ненависть ко всем господствующим классам (хотя и куда вот и впрямь без нее), а то в некоем призрачно же лучезарном грядущем можно сказать единое для всех всеобъемлющее и всеобщее грядущее счастье.

Однако с той некоей совсем же вовсе иной стороны, нисколько нет никакого существенного повода более чем непримиримо сходу так разом идеализировать ту некогда доселе существовавшую прежнюю еще дореволюционную, будто бы и впрямь всецело наилучшую эпоху…

Поскольку, так или иначе, а то самое «БЛАГОСЛОВЕННОЕ» царское время и близко не скупилось на всяческого самого разного рода трагические события и безумно мрачные происшествия.

Ну, а из всего того само собой разом и следует, что вовсе так явно уж незачем столь безостановочно плакать о том, что прежде всего и стало более чем откровенно наглядной предтечей всей той разве что только грядущей жесточайшей трагедии 20 века.


Злосчастные корни отъявленно авантюристского движения большевизма были зачаты пламенем идеализма, что так и горел в очах истинно же многих левых интеллектуалов еще того царского времени.

Не чувствуя самую уж откровенную поддержку со стороны довольно широких слоев общества господа революционеры никак не посмели бы вести до того беспощадную войну против царского правительства.

Да и само как есть безудержное вдохновение, и лихой задор бомбистов был целиком пронизан твердой уверенностью в том, что они короли народного мщения, за все изуверства свершенные царизмом в течение безнадежно долгих предыдущих столетий.

И случилось это именно вот как раз потому, что слишком так много в той еще дореволюционной России было людей буквально все в этом мире до чего строго оценивавших именно теми сколь узкими рамками ими весьма старательно до самых дыр зачитанных книг.

Ну а будучи до самых зубов вооружены остроглазо книжными воззрениями они так, затем и оказались собственно теми, кому попросту был никак не близок весь белый свет с его явно сколь извечно застарелыми болячками.

Зато весьма уж более чем радостно и светло им было как раз от того самого невероятного же возвышенного сияния, что как то кое-кому совсем на редкость беспрестанно казалось, чисто само так и исходило от необъятно толстых фолиантов, созданных усердной слепотой самого различного рода теоретиков.

О да они и впрямь столь еще довольно так на редкость усердно корпели в библиотеках над трудами древнейших философов, а также и всяких своих ближайших предшественников.


…и надо же, именно как раз из всяческой библиотечной пыли и довелось им разом на белый свет извлечь все те сколь ярко на солнце сверкающие блики своего блестяще-ярчайшего чисто нового мира.

Причем, нечто подобное вполне может, и оказалось бы истинно надлежащим делом, но только кабы и близко никто ведь вовсе явно не собирался излишне так скверно спешить, наскоро одевая в белый саван всю ту безбедно и невинно пока существующую современность ныне исключительно бывшего 19-го, да и самого еще начала 20-го столетия.

А между тем тот и впрямь самонадеянно самоуправствующий и более чем донельзя ретроградно правящий порядок в каких-либо действительно уж довольно резких и совсем немыслимо долгожданных положительных улучшениях…

Нет, весьма вот, навряд ли, что он в том хоть сколько-то явно поболее нуждался, нежели чем некий тот тяжелобольной и вправду имел когда-либо ту самую истинно прямую нужду в тех-то, считай ведь чисто пресловутых белых тапочках.

И никакие идеалистические (не заземленные) принципы и близко не помогут переменить всю ту от века еще до чего и впрямь-таки чисто уж повседневно сложившуюся действительность хоть чуточку к чему-либо явно так, что, как есть всецело вот наилучшему.

И буквально все ярые зачинатели подобных считай, что заранее гибельных и безнадежно обреченных на неуспех общественных преобразований, либо попросту все как один сгинут в сплошном бездеятельном популизме, либо, что окажется несоизмеримо хуже, будут они наспех отодвинуты в сторону яростными сторонниками захвата власти любой ценой и буквально под любым «благим» предлогом.


И, кстати, вот еще, что все те так и витающие в облаках собственных благодушных мечтаний яростные доброжелатели всего рода людского были весьма удивительно схожи со всеми теми, кто был вполне «героически готов» с величайшей радостью и живостью сходу поживиться за чужим столом, только на этот раз в чисто духовном смысле.

А кроме того, и все те сколь нескончаемо бурные дебаты о самой до чего безотлагательной надобности безумно спешной перекройки всего того разве что чисто ведь помимо нас же существующего мироздания и создают великое множество всяческих и всевозможных сладострастно воспевающих насилие фанатиков.

А те только и будут совсем бессмысленно вторить всему тому некогда загодя заученному как вот оно всегда этак принято у ярых энтузиастов революционных вакханалий.

Причем все – это чисто ведь потому, что их сколь безнадежно же ослепило суровое сияние, что исходило от тех попросту совсем несокрушимо бесценных, однако, при всем том совсем неестественно обезличенных истин.

И разве то вовсе уж никак никому непонятно, кому – это именно и впрямь-то оказалось под силу со всею большою страстью хрустально чистой души действительно разом поверить всему тому до чего неистово пустозвонному кликушеству.

И это как раз, поэтому все те никак не злокозненные, а прежде-то всего, исключительно бескорыстные разрушители всего того старинного, барского и холопского уклада всецело устремились решительно распахать плугом идей всю необъятную целину общечеловеческого невежества, что отнюдь ничуть сходу непроходима, да и всасывает она в себя любые светлые думы, словно трясина

А чего это от тех безжалостных просветителей вообще вот еще можно было, собственно, тогда ожидать?

Причем разве были они хоть сколько-то способны на разумный, читай раннехристианский подход в смысле вящей терпимости, а также и благодушия к людям, что никак не осознают саму сущность всяческих весьма безапелляционных требований по тому исключительно наглядному улучшению всей безбрежно суровой и вовсе-то никогда в России и близко не изменяющейся действительности?

Ну а, кроме того, никто из тех каких-либо простых граждан совсем никак и близко не жаждал вовсе ведь никаких (благих?) перемен…

Да только понять ли это…

Нет уж, на что-либо подобное представители современного агностического ума были и близко ни на йоту никак совсем не способны, поскольку было им явно не видать за теми самыми отдельными деревьями славных и благих убеждений целого леса общечеловеческого тупого невежества.

А между тем именно на той самой «опушке», кое-кому и довелось столь еще старательно обосновать все те тезисы, которые более чем неизменно базировались никак не на знании, а прежде всего на воинственном всеядном всезнайстве.

Но только зачем – это вообще видеть всю ту довольно-то подчас чересчур так донельзя невзрачную действительность, если кому-то, как есть, до конца всегда ведь неизменно хватает и ее вполне верно и надежно отмытой проезжей части.

И это как раз именно, поэтому некоторые вот безумно яркие и блистательные личности весьма этак отчаянно всячески заболотили весь тот путь, по которому и следовало вести всегда же исключительно пассивные, да и как есть до чего отчаянно собственнически настроенные массы простого народа.

Правда, подобного рода «просветители» на редкость стоически действовали в одно и только лишь донельзя широчайшее и сколь во всеуслышание многозначительно объявленное всеобщим наиболее наилучшее людское благо, однако было оно таковым разве что в меру всего того снизу доверху затасканного книгами их разумения.

А между тем оно вовсе донельзя так наскоро оказалось разом же выпестовано именно на том никому и никак совсем явно не нужном до чего только сухом и черством мистически-философском хламе.

Да и вообще исключительно острые и неумолимые, словно вражеский штык мировоззрения кое-кем были впитаны совсем без всяческих хоть сколько-то долженствующих рассуждений и прений.

Ну а нечто подобное явно так должно было быть именно в том самом так наглядном наличии, а иначе некий философский догмат только лишь и окажется самым безупречным же средством чудовищного оболванивания и превращения живых людей в те еще послушные орудия в чьих-то совершенно же всевластных руках.

Правда всякие здравые рассуждения и впрямь бывают иногда чем-либо вовсе уж явно совершенно излишним…

Однако тут разве что только и имеет место до чего грубая путаница промеж личными чувствами к какому-то отдельному человеку, где и впрямь всякие логические рассуждения будут только лишь весьма вот неизбежно мешать всему тому наиболее главному и важному.

Да только вот ведь оно как в переустройстве всего существующего общества, один тот донельзя так трезвый расчет и будет главным мерилом более чем должного успеха.

То есть вполне уж, ясное дело, что светлые чувства и впрямь должны превалировать над любыми логическим построениями, когда речь идет о любви между двумя людьми, да только всякая настоящая любовь к истине всегда настояна на сомнении, а никак не на фанатическом самомнении и безапелляционном отрицании всех ориентиров прошлого…

Причем автор никак не утверждает, что все дореволюционные либералы считали разрушение всех прошлых основ главным стержнем всех тех вполне еще полностью должных же перемен.

Да только и сама по себе вовсе беспрестанная говорильня, когда вот сколь истинно многие интеллигентные люди так и возводили глаза к самому небу, утверждая, что стоит всему человечеству пойти по тому именно ими для него заранее избранному пути и все тогда сразу вскоре наступит истинный рай на этой земле…

Ну а нечто подобное было крайне вредно для тех людей, что далеко не всегда твердо знали, какое это ухо у них левое, а какое правое.

То есть, некогда до чего многие с виду исключительно взвешенные и здравомыслящие люди, никак ведь вовсе и не смогли уразуметь, что простой народ и близко уж совсем неспособен к умственному употреблению больших и неудобоваримых (безо всякого соответствующего образования) философских постулатов.

Ну а как раз потому его и можно будет исключительно так сходу поймать в силки и полностью опутать всяческими довольно же изящными и изощренными словесами обо всем том, как есть и впрямь более чем непреложно так явно еще грядущем, и куда только весьма поболее благостном бытии.

Однако кое-кто обо всем этом мыслил на редкость до чего только явно иначе, поскольку подобного рода людям вся та окружающая их несветлая жизнь так и впрямь бьет в нос самым отвратительным запахом чудовищного гниения.

А между тем им-то самим чего это, собственно, было ведь надобно от всей той для них, как есть, вовсе так совсем бессодержательно постной общественной и личной жизни?

И главное, неким до чего только невозмутимо грозным вершителям судеб всего мира она и вправду тогда показалась как раз именно таковой без того самого весьма помпезного в ней присутствия всякого того великого праздника безумно светлых идей.


И попросту никак не иначе, а действительно главным для подобного рода ярких духом и плотью людей было лишь то, чтобы им впрямь более-менее вполне удалось без всяческих долгих, мучительных проволочек нынче-то спешно наскоро просочиться сквозь все препоны и запоры в те отныне вовсе не запертые перед самым их носом двери.

И при этом они со всею изощренностью пользовались набором отмычек, поскольку ни в какие те и без того широченно открытые двери все их огромное мироощущение и близко ведь ни в жизнь бы совсем не пролезло.

А как раз потому они и ломились сквозь все, что могло еще стать хоть сколько-то существенным препятствием на их пути, да так, словно бы те плохо смазанные ворота в широкий внешний мир и впрямь были столь же крепко, как и ранее намертво прихвачены пудовыми запорами, да и засовами в придачу!

Причем, словно бы сквозь замочную скважину, глядя на простой народ они и впрямь-то истинно же безудержно всячески так нагнетали в его среде весь тот догматический свет тех самых осатанело доморощенных, чисто ведь абстрактно ничем вовсе-то и близко непобедимых истин.

Причем те, кто их и впрямь взяли затем на щит, были беспристрастно-беспринципными аскетами, так и горящими пламенем своей идеи в точности, как конкистадоры некогда горели пламенем именно своего воинственно-пламенного понимания христианства.

Да и сама суть всего лютого фанатизма большевиков и конкистадоров имела одну природу, да и точно тот изначально общий внутренний исток.

Они боролись за счастье всех и вся, идя путем убийств и разрушений, а путь этот сам собою разве что только и ведет в одну сплошную алую мглу всех тех донельзя так совсем безрадостно грядущих времен.

И в точности в том же духе отблески средневековых костров инквизиции и впрямь сколь на редкость до чего беспрестанно некогда отсвечивали тьму весьма отчетливо царившую во многих сердцах людских.

И с той самой не столь, в сущности, уж древней эпохи ничего этакого существенного в человеческом обществе и близко-то никак явно не переменилось.

Наше всеобщее бытие – оно по всей своей сути довольно-то незыблемо и попросту вечно.

Причем во всех своих наиболее заглавных принципах оно именно так все то же, каковым оно было некогда в древности, и только лишь сознание стало шире, да окружающий нас мир оказался нынче, куда менее необъятным, нежели чем он некогда представлялся нашим далеким предкам.

А сами люди и нынче в полной точности таковы, каковыми они были всегда ведь и ранее, им, несомненно, свойственна в точности та слепая вера, а уж в кого – это именно не столь оно, по сути, и важно.

Их и сегодня можно купить одними пустыми обещаниями светлого и совсем вот иного грядущего дня.

Главное делать это надменно и насуплено не отступая не на шаг от чисто своей твердокаменной линии.

А комиссары внутри самих себя вполне ведь обладали сущим верхом донельзя беззастенчивой и самодостаточной самоуверенности, когда они весьма этак печально разом уж принимались горланить о самых бесконечных горестях темного прошлого и более чем благих перспективах того самого чисто своего ближайшего будущего.

Причем в них самих все, то наиболее собирательно темное как раз поболее всего почти всегда безо всякой меры, безусловно-то сколь наглядно разом и преобладало.

Однако нет, никак не идет тут, собственно, речь о чем-либо том, что лишь в самой глубине их души до чего осатанело присутствовало разве что из-за всех тех чисто внешних тяжелых условий той самой еще дореволюционной жизни.

Нет, дело оно вовсе никак уж не в этом.

А попросту на самом том чисто ведь самом первичном этапе явственным оплотом всей большевистской идеи собственно и являлась острая отточенность, словно бы как у карандаша.

Причем – это в ней как раз и была полностью отображена вся та ничем незамутненная идеологическая верность и преданность святой идеи, всецело сделавшей большевиков братьями по той самой никак неправо пролитой ими крови.

Причем в том полноценно реальном мире отчаянно чуждом всяким философским изысканьям все это непременно так разом и было сходу чревато лютой смертью миллионов людей и уж все это во имя тех и близко никак затем не наступивших светлых дней до чего ненаглядно лучезарного коммунистического грядущего.

Его чисто мифическое существование было во всей полноте зафиксировано в одних тех ярчайших грезах сколь безнадежно утопически настроенной интеллигенции, видевшей все свое настоящее в одних разве что черных, а будущее, вполне сообразно сему, в исключительно розовых тонах.

А на деле этот мир имеет огромное количество оттенков всех совершенно же немыслимых цветов, но есть при этом люди, всецело игнорирующие этакую донельзя его разноликую гамму.

Такие Индивидуумы видят одни лишь яркие блестки света и тьмы, а остальное их попросту вообще вот вовсе не интересует.

Они всею душою неистово любят самую полную определенность, а тот факт, что ее придется добиваться, вырезая из общей истины наиболее лакомые куски их нисколько так совсем не смущает.

Да и надо бы учесть и все те бессмысленные ужимки того чисто пресловутого на редкость непорочного разума, которому попросту была безнадежно чужда всякая убогая действительность, а дороги одни лишь и только бесплотные выводы, порожденные почти вот невидящими глазами, ненавидящими буквально всякую живую и трепещущую под их взглядом плоть жизни.

Да и вообще довольно-то многие рьяные последователи самых разных, но одинаково блажных философских течений отличались той еще крайней узостью мышления, как и весьма специфическими вкусами…

Не просто так они всею душой сурово и яростно абстрагировались от всей той совсем же навязшей у них на зубах всецело ведь повседневной и сколь этак незыблемо вездесущей реальности…

Им попросту была нужна исключительно иная жизнь, они ее придумали и восхваляли, а неистово суровую смерть всего того крайне темного прошлого они буквально всегда еще разом воспринимали, как самую что ни на есть до чего естественную и прямую историческую надобность.

И, кстати, всем тем сколь этак блудливым своим языком деятелям от века ведь были вполне же свойственны тайность, хитроумная аллегоричность, эзопов язык, сущая благосклонность ко всяческим закулисным интригам.

Да только все – это и близко вот не было суровым предвестником грядущих более светлых и благих дней, а скорее наоборот – являлось оно явным пережитком позднего средневековья, а потому и несли «кровососущие словно слепни» идейки сущие черты вовсе ведь весьма давнишней закрепощенности неистовствующего во всех своих оковах довольно-то праздного духа.

Люди, сколь беспристрастно проповедующие безбожно яркий свет, что был, однако насаждаем одним лишь и только залихватским именем всякой той еще серой и лютой тьмы, попросту сходу разом перешли из стародавнего холопства в холопство вовсе-то иное, исключительно уж возвышенно идеалистическое.

Хотя, конечно, еще изначально и были некоторые явные признаки исключительно так истинно иного развития событий.

Как-никак, а некий тот чисто внешний легкий налет заморских европейских свобод несколько так явно затронул и ту из века в век всецело же самодержавную Российскую империю.

Да вот, однако, все – это было на редкость бессердечно до чего уж сходу раздавлено в прах стопою солдафона Николая Первого.

Причем он ее непросто слепо раздавил, а именно вывел, как изводят клопов в старом диване.

Да и после всякого окончания его сурового правления любая хилая полусвобода весьма ведь неизменно была до чего явно чревата одним лишь тем, куда разве что поболее свирепым и безнадежно же отчаянно тяжким грядущим рабством.

Ну а сама собой внезапно появившаяся возможность некоей той исключительно явной отдушины, несомненно, вскоре и вылилась в сущий антагонизм и отрицание всех доселе имевшихся прошлых религиозных идеалов, глупейшую попытку их скорейшей и безусловной замены чем-либо земным, и попросту так житейским и плотским, однако при этом безмерно радужным и сияющим.


И в этаких до чего новомодных проявлениях мысли и духовности, несомненно, разом уж отпечаталось буквально все самое наихудшее, как весьма вот довольно скупое на всякий свой житейский ум наивное рыцарство, да и те самые наиболее отвратительно темные злокозненные интриги.

Причем люди, явно придерживающиеся чего-либо последнего, совсем еще частенько добивались своих целей разве что одним только путем самого ведь яростного взвинчивания и растравления слепых надежд людей, куда поболее, чем они во всем и вправду безупречно так хоть сколько-то достойных.

Однако и те во всем уж достойные тоже не были истинно чисты во всех своих псевдогероических замашках и помыслах.

Раз ими двигал исключительно вот сиюминутный импульс, а потому и всем им неизменно, только лишь и желалось самым надлежащим образом вовсе так незамедлительно воплотить в серые и безликие будни действительности все те сколь вовсе вот «безоблачно призрачные», уж сплошь во всем явно надуманные и нисколько-то ранее и немыслимые изыски духа.

Причем под чем-либо подобным имеется в виду как раз все то, что издревле еще брало свое истое «благое» начало именно от всех тех излишне оптимистичных, скороспелых надежд.

И именно им при всем том и были сколь этак спешно приданы все те на редкость явные свойства той самой непомерной чудовищной химеры, попросту исключительно опьянившей народ, да и спаявшей из него некое единое месиво, в котором, кстати, буквально все были едины пред занесенным над их головами топором.

Да и, в принципе, тем самым явным же признаком слепого вождизма вполне можно будет считать и извечно так верно сопутствующую всякому социалистическому быту более чем откровенную нищету, при всем том еще и возведенную в квадрат абсолютнейшей неприемлемости всякого своего даже и сколь невольного своего порицания.

Причем все те идеи благословенного добра стали в суровом быте реальности наиболее абсолютным своим антиподом отнюдь не от всего своего самого уж явственного извращения, а именно от и близко себя никак не оправдывающего крайне так воинственного применения к жизни совершенно во всем безжизненных постулатов несколько иного буквенно ирреального жития-бытия.

В нем все было сколь безупречно же разложено по всем весьма удобным позициям и полочкам, и, главное, буквально всему и было полностью верно предоставлено именно свое вполне надежное место.

Да вот, однако, всякая жизненная практика не одной только логикой дышит, а потому и всякая та донельзя холодная логичность ее попросту враз безнадежно удушает.


А потому и все те блаженные и праведные идеи надо бы примерять ко всей той так или иначе нас окружающей действительности разве что относительно издали и чисто теоретически, да и то с самой весьма вот величайшей при всем том осмотрительностью и осторожностью.

Да только нечто подобное никак уж не все хоть сколько-то до конца полноценно ведь принимают действительно к сведению.

И кто – это значится этакого рода огненные посылы более чем исключительно уж благодушно – толкал в чрезвычайно, как всегда, простодушные народные массы?

Да то вот и были именно они те самые донельзя рьяные кузнецы-молотобойцы, ревностные кураторы всеобщих благ в новоявленном на этот раз (по их вере) исключительно так «чисто земном раю».

И это как раз этому донельзя греховному эдему и полагалось столь весомо же заменить тот никогда на деле вовсе не существовавший сказочный сад, из которого Бог некогда в гневе изгнал Адама и Еву.

И то, в принципе, чисто так всякому ведомо, кто это некогда взялся за то еще безумно яростное претворение в жизнь исключительно грандиозных планов по всему тому бесподобно быстрому построению в самой гуще прошлого патриархального бытия и впрямь-то внешне помпезно величественного здания только лишь неизменно всегда вот разве что грядущего коммунизма.

Правда данное здание было возведено именно на зыбучем песке совершенно так напрасных и наивных людских чаяний.

Да и сама эта власть принесла с собой один лишь бессменный набор тупых штампов, а кто только смел ее даже и невзначай совсем немного покритиковать, буквально сразу оказывался лишним или на свободе или тем более вообще на всем белом свете.

Но начиналось все – это именно как раз с того самого безумно ведь радостного и благородного желания действительно так разом улучшить сами основы всех тех необъятно же широких общественных отношений.

Да только все те чисто теоретически благие улучшения буквально-то всеобщих условий жизни был вполне так бездумно основаны разве что на лучших намерениях, а не на трезвых расчетах.

А нечто подобное без тени сомнения сходу уж явно само собою грешит довольно-то как есть более чем отменной и самозабвенной тупостью проистекающей из совершенно так явного незнания общих для всех людей законов всякого общественного развития.

И в тех благих намерениях попросту и близко никак нет ничего поистине реального, раз они только лишь и выражают чьи-то потные амбиции, а на данном крайне зыбком фундаменте никак не построишь ничего кроме того в чем совсем беспрестанно и будет править дух одного пустого горлопанства.

Ну а нечто подобное хоть как-либо приблизить лучшие времена нисколько так совсем явно не сможет, а только лишь, куда поболее невообразимо их отдалит.

Правда кто-то обо всем этом думает совсем уж вовсе явно иначе…

Однако и близко нельзя будет переиначить судьбу каких-либо общественных формаций при помощи всяческих задиристых слоганов, раз им будет только лишь и дано стать одним лишь откровенно убогим орудием осатанело фанатичного демагога, только-то и желающего весьма хитроумно оседлать общество, дабы и стать затем его духовным вождем и повелителем.

Ну а любым праведным реформам вполне бы должно обходиться совсем без войны с теми или иными прослойками внутри общества, да и точно также сколь еще отчетливо они потребуют некоей единой твердой руки и жесткого ярма весьма уж старательно обуздывающего всякие людские, скотские инстинкты.

Да вот ведь оно как тех действительно нужных для того качеств у левых либералов в те еще чертовы времена крушения Российской империи попросту никак вовсе-то и не было…

Зато всяких тех или иных безумно праздных мечтаний о том самом сколь еще невообразимо наилучшем обустройстве общественного организма у них всегда было попросту хоть отбавляй…

А уж потому само собой и понятно, что во времена громогласных и пустозвонных революционных событий и впрямь-то разом сходу так и водружают подобные люди на массы совершенно и близко никак несвойственную им умственную роль.

Ну, а без году неделя осуществлено было этакое «всеблагое дело» никак не иначе, а как раз на том истинно же высоком прибое во всеуслышание заявленных, а затем и длиннющим носом сколь этак спешно до чего верно унюханных сногсшибательных свобод и отныне никем вовсе не возбраняемых прений.

И почему бы теперича, кое-кому было всласть уж не погалдеть обо всем том глубокомысленно важном чего, быть может, и удастся некогда разом еще привести во вполне надлежащий вид и форму, да только случится – это никак не иначе, а в том самом исключительно пока донельзя отдаленном грядущем.

А для всего того непременно потребуется сколь этак много тех исключительно долгих веков самой уж повседневной обкатки тех ныне совершенно абстрактных идеалов на весьма грубой почве и впрямь неизменно крайне неотесанного житейского быта.


Ну а в это наше чисто сегодняшнее время тот до чего наиболее насущный вопрос был заключен как раз именно в том, а зачем это было делать из всего того так и выжженного пламенем схоластики лживого учения некий замкнутый круг самих собой исключительно навек безупречно доказанных истин?

Да еще и как раз тех, что будто бы и впрямь чересчур настойчиво требуют именно того полностью безупречного и вполне неотложного своего дальнейшего воплощения в до чего беспощадно суровые будни всей той более чем откровенно безрадостно серой, никчемной обыденности.


Да и чего это вообще могло хоть сколько-то остановить всех тех безвременно зарвавшихся от запаха свободы слишком-то безо всякого зазрения совести сколь этак неистово кипятящихся господ либералов?

Раз они явно воспринимали данное им свыше «право» нести всевозможную несусветную околесицу, как именно то безупречно же лучезарное свое достояние создавать и создавать грядущее обличие всего того никак пока и не народившегося на белый свет будто бы и впрямь совершенно «иного» рода людского.

А он может родиться только лишь после весьма и весьма до чего еще длительного периода самого ведь тщательного перевоспитания трудящихся масс, а вот всякий тот или иной общественный взрыв разве что лишь сходу порождает одну только чудовищную разруху и яростное торжество разом так упивающегося своим новоявленным всесилием чисто демонического беззакония.

Но люди, чьи души были буквально доверху полны сущим очарованием яркими образами иллюзорного мира художественной литературы, всегда вот готовы переступить через любые ранящие стопы всего же населения тернии быта.

И было это так, именно поскольку, что для них главным всегда было унестись на седьмые небеса самой ярой своей сопричастности ко всяким духовным благам, а вокруг пусть хоть трава затем не расти.

Да и вообще им неизменно была свойственна самая крайняя степень, считай почти детской доверчивости.

Ну а как раз потому и сколь уж сходу они и увидели во всех тех изуверски верно теоретически выверенных выкладках то самое дерзновенно верное обоснование для тех и впрямь более чем многозначительно незамедлительных общественных преобразований.


Ну, а своя собственная роль в их сколь долгожданно сладостном осуществлении им вполне однозначно представлялась именно в виде загодя дарованного им блага, ясно выражающегося в истинно славном преимуществе, смело творить то самое никак нерасторопное добро, обличая и бичуя старое, как и сам этот мир, зло, сущего великого социального неравенства.

И при этом они явно устремились куда-то далеко вперед и ввысь, однако со всей очевидностью можно сказать, что были те люди чрезвычайно одержимы идеей, полноценно воссоздать именно ту стародавнюю природную мудрость, что была, по их мнению, всеми нами некогда безответственно утрачена из-за бесконечно слащавых догматов истовой веры в загробную жизнь.


И главное от их бескрайне же просвещенных наукой умов повсюду и засквозило леденящим холодком простецких и чисто так вовсе ведь явно надуманных логических абстракций.

Ну, а ярость благороднейшая их необъятно широкой и добрейшей души весьма вот явственно обнажила обоюдоострые мечи неизменно склонной к самому обильному кровопусканию до чего только на редкость абстрактнейшей справедливости.


То есть речь тут идет о том чисто надуманном ощущении неправедности мира, что во все времена скрывала свои острые клыки под именем великой задушевной простоты, хотя, по сути, была одним только грозным урчанием в чрезвычайно сытом общей духовностью чем-то вполне конкретном желудке.

Причем само так собой ведь понятно, что уж возникла она именно на твердой основе полудетских дрем, в которых дореволюционная интеллигенция со всей очевидностью совсем вот бесхитростно и созерцала, словно бы в зеркале никогда, вовсе так явно не сбывшееся затем некое светлое завтра.


А все потому, что чего тут поделаешь у этих горе-реформаторов воздуха в груди хватало на одно сладкоречивое раздувание всевозможных и всяческих утопических грез, но отнюдь никак не на реальное улучшение безнадежно стесненного положения обездоленных, и по большей части, самими собой, да и всем своим осоловелым невежеством вполне закономерно закабаленных классов.


Причем данные на редкость благие доброжелатели всего сущего на этой земле, если чего вообще тогда и творили, так это разве что до чего безостановочно разом уж изливали они друг другу боль и скорбь о той весьма удручающе наглядной неполноценности всего того нынешнего для них вовсе-то совсем неправого обустройства общественного бытия.

Да и вот еще что.

Они, сколь восторженно и обескураживающе бурно отметая всяческие в том «неправые» сомнения, яро и остро высказывались о самой крайней необходимости самого полнейшего переоформления всей тогдашне существующей действительности в некий, куда поболее надлежащий облик, а именно сущее подобие всего того, чего им ярко и красочно виделось в их сладких радужных снах.

Они и впрямь-таки сходу рвались явственно переделать всю ту никак в их глазах неправедно обустроенную вселенную.

Да только до далеких звезд на небесах им было как-то нисколько уж явно вовсе так не достать, однако, сколько бы его ни было под голубыми небесами, эти люди всенепременно вознамерились, во что бы ни стало переиначить, придав ему некий абсолютно иной вид, суть и смысл.

И главное до чего неистово томились их горячие сердца в те хмурые и унылые дни всего того ярого и окаянного насилия, что и вправду изменило все и вся, но только лишь разве что в одну самую многозначительно наихудшую сторону.

Правда, надо бы все-таки явно признать, что уж нечто подобное никак заранее не могло быть более чем на редкость весьма полноценно разом еще сходу вполне ведь понятно.

Однако хоть сколько-то полноценно догадаться к чему все еще разом идет, было считай уж на деле хоть как-то и вправду весьма ведь возможно.

Да только затем – это коли есть свет идеи и все мелкое и чисто житейское в ее сиянии попросту вовсе вот меркнет и становится абсолютно ничем действительно для кого-либо важным.

Ибо все тут дело было в одном том самом до чего только горячем желании далеко обогнать свою родную эпоху, ну а затем и потащить все ее грузное естество именно как есть вслед за собой…

И уж всяким прекраснодушным идеалистам были сколь осатанело потребны именно те будто бы неизбежные, а все-таки по некой непонятной причине чрезвычайно запаздывающие сколь долгожданные перемены.

А главное, этаким на редкость многозначительным переменам разом и должно было вполне оказаться именно уж чем-либо исключительно таковым, что как есть, чисто само еще к нам до чего спешно вскоре нагрянет, а тем и освежит оно тот ныне явно донельзя замшелый облик весьма стародавнего, патриархального общества.

Причем крайне прекраснодушные либералы всего этого до того и впрямь откровенно так сладостно ожидали, словно бы народ иудейский в знойной пустыне манны небесной.

А между тем вся та извечно сонная эпоха явно уж и не дышала им даже в затылок, вконец запыхавшись, скача вот вприпрыжку вслед за их убегающим куда-то совсем в дальнюю даль весьма этак безмерно лучезарным самосозерцанием.

А уж, тем паче, куда было тем самым простым обывателям хоть чуточку так поспеть за всем тем их ярко и самозабвенно, буквально-то считай вот всеобъемлющим и вездесущим мировоззрением.

Они, надо бы то никак этак не мешкая сразу же вымолвить, и вправду до чего неизменно стремились к чему-либо бесконечно так светлому и никак не безрадостному и, кстати, как есть разом самому еще наилучшему… и, главное, совсем не иначе, как сразу для всех и буквально каждого.

И вся беда тут была как раз именно в том, что совсем закоренело, было им ведь явно никак неправо дано, вполне вот разом обрести, то самое наиболее главное свое истинно черствое заблуждение…

А именно были они на редкость весьма вот злосчастно уверены, что тот самый наиболее светлый путь для всего их народа совсем, безусловно, так пролегает именно по сухому руслу целесообразности разом же искрометно взметнувшихся к самым небесам отчаянно красных одной только людской кровью досыта сытых знамен.

И для кое-кого то и было единственно верным так и вышагивать строго вперед, всею толпою идя широкой дорогой к дальним далям никак этак на житейской практике вовсе вот нисколько неосуществимого светлого будущего.

Причем на пути этом сколь явственно разом так следовало до чего яростно подвергать самой же неминуемой смерти всех тех, кто даже и ненароком мог вполне помешать, всему человечеству и впрямь-то разом проделать гигантский скачок в тот чисто всеобщий наш великий завтрашний день.

И главное был он для тех еще левых мечтателей всецело уж разом окутан туманом простых и радостных ожиданий, а обыденная и безыдейная жизнь была им попросту вовсе-то безынтересна, поскольку никак не сияла она изнутри безмерным восторгом наилучшего конца всех тех доселе имевшихся бед и несчастий нынешнего человечества, как единого целого.

За тем разве что исключительно как есть редким же исключением, а именно, что ему разве что лишь только и следовало попросту наспех оставить где-то совсем далеко позади всяческих тех карикатурно отображенных в весьма специфической литературе злобных уродов и палачей.


И сколь наиболее яркими, а также и безгранично во всем последовательными в деле как раз-таки подобного тому, по-своему до чего крайне же неприглядно веского восприятия всей-то нас от века окружающей действительности, и оказались в 19—20 столетии некоторые изумительно блаженные духом граждане Российской империи.

Жили-то они в стране с тем самым нисколько пока вовсе-то никак совсем до конца неизжитым феодальным прошлым.

Однако при всем том им и впрямь фактически сразу истинно же захотелось в единый миг стремглав ринуться в мир бытия столь от нас пока более чем безнадежно, да и беспредельно далекого будущего.

Да еще и как раз того самого изумительно праведного и небесно светлого грядущего, которому и впрямь-то вполне возможно и предстояло на деле разом уж стать вовсе вот как есть более чем безупречно светлым временем неких новых дней в жизни всего рода людского.


А тут и сыграла роковую роль полнейшая оторванность от реалий тех праздномыслящих интеллектуалов, что живя в двух столицах империи, напрочь позабыли, что они едва ли, не сколь ничтожно малая часть необъятного этноса, в котором никак не отмерло почти то же, что и тысячелетие назад довольно-то мало (в закутках душ) изменившееся язычество.

И это никак не одно до чего крайне предвзятое мнение автора, раз уж вот ведь чего и впрямь-таки пишет обо всем этом великий человек – царский министр финансов Витте Сергей Юльевич;

«Царствование Николая Второго»

«У нас церковь обратилась в мертвое, бюрократическое учреждение, церковные служения – в службы не Богу, а земным богам, всякое православие – в православное язычество. Вот в чем заключается главная опасность для России. Мы постепенно становимся меньше христианами, нежели адепты всех других христианских религий».


И разве то никак и никому вовсе попросту именно что до конца уж не ясно – неграмотный человек, и близко сам не читавший ни единой страницы Евангелия, вряд ли что мог затем вполне оказаться хоть во что-либо на деле и впрямь еще поистине верующим.

Нет, куда только скорее, быть ему считай, одним тем до чего уж разве что весьма ведь тем до чего только глухим отзвуком на самую скорую руку, бездумно заученных им молитв.

Вот почему официальная религия и являлась для большинства жителей той прежней России едва ли чем-либо, куда многозначительно большим, нежели чем разве что той от века, так или иначе, сколь непреложно сложившейся традицией, то есть чем-то издревле ставшим разве что тем вполне официально общепризнанным, а, следовательно, полностью незыблемым положением вещей.

Ну, а как раз именно посему коли внутрь их души свет церковных служб даже хоть сколько-то и проникал, то не слишком он в них тогда глубоко оседал.

Да к тому же и те церковные службы были зачастую занятием, как есть безнадежно до чего явно так обязательным, а всякая обязаловка неизменно чревата довольно-то казенным отношением к делу и веры в Бога, она вот точно никому совсем явно уж не прибавляет.


И именно этакого рода людям, толком и по сей день не воспринявшим в душе светлое учение Христа, кое-кто из слишком воинственно настроенных либералов и впрямь от всей благодати своего широкого мировоззрения, как есть только, и возжелал разом вот сходу всучить идею строительства общества принципиально иного, нового типа.

А именно вот того значит самого, что и впрямь было весьма ведь безукоризненно разом основано как раз-таки на принципах абсолютно никому и никак пока явно неведомых, а не просто и близко уж вовсе абсолютно недосягаемых всякому тому более-менее элементарному логическому анализу.

Причем – это так даже и у человека более чем явно до чего еще всесторонне начитанного.

Но те еще недруги и злопыхатели буквально на дух не переносящие «ретроградов», сторонников старого, долгими веками вполне безупречно сложившегося общественного уклада были сколь и впрямь ревностными сторонниками самого мгновенного переоформления всех общественных отношений в нечто вовсе иное, чем вообще вот было когда-либо только доселе прежде.

И главное они, надо бы то вполне разом признать, были бездумно так искренни во всем их пламенно неистовом хотении буквально весь этот мир фактически наспех всецело же навыворот полностью переиначить.

По всей уж своей великой наивности, они вовсе так сколь беспричинно только и думали, что всего этого весьма ведь явственно будет возможно добиться сходу срубив во имя того под самый тот еще корень абсолютно всякое в нем угнетение, одних из нас некими, значит, другими.

И, кстати, наиболее скверным во всем их поведении было именно то, что они начисто отрицали всякую свою духовную взаимосвязь с их и доселе никак неумытой, всеми долгими веками барским кнутом так и забитой родной отчизной.

Российским либералам явно вот не было никакого дела до того сколь и впрямь житейски на редкость конкретного населения всей своей страны.

Их сердце было заполнено горечью по поводу напрочь считай на самом корню загубленных идеалов, которые при этом никак не имели абсолютно никакого отношения ко вполне реальному и будничному бытию всяческих тех или иных простых тружеников села и города.

И этакое вовсе совсем уж нескромное поведение розовощеких российских либералов было и впрямь обусловлено, как раз именно тем, что где-либо глубоко в душе они явно парили в некоем том разве что чисто своем полностью воображаемом мире.

И вот всею душою обретаясь именно что посреди до самого неприличия сладостных и сколь еще окрыленно радужных ожиданий некоего и близко никак далее неминуемого грядущего счастья они и создали самые явные предпосылки для существования на этой земле всего того вездесуще чудовищного сталинского ада.

Хотя, по правде говоря, те самые легендарные (в советское время) либералы, наверное, ни сном ни духом и близко-то не ведали о той явно совсем не бросовой цене, которою в том лишь некогда затем грядущем веке вполне неизбежно придется заплатить России за все их весьма уж безупречно славные труды.

И главное, все – это из-за одной той чисто так внешне верной, однако при всем том сколь безнадежно отягощенной всяческим тем донельзя излишним изяществом вовсе ведь, как есть непомерно безо всякой меры «пересоленной» и «переперченной» словесности.

Причем кроме той полностью во всем завершенной палитры всяческих черных красок в ней не было ничего, что и впрямь помогло бы народу действительно вырваться из дикой тьмы всего его сколь этак примитивного же невежества.

Да только коли те самые черные краски нигилизма и были способны на деле поспособствовать кончине старого «поповского мракобесия», то вот то самое чертово краснознаменное мракобесие и впрямь затем оказалось, куда только пострашнее и весьма прилипчивее, а этак разве что лишь сколь широко открываешь двери великому сатане…

Ну а запах свободы будет при этом чисто так разве что всецело призрачен, и в основном от него будет веять одной только гарью и пылью.

Да и вообще где-то до чего глубоко внутри себя все это необычайно так восторженно утопическое мироощущение неизменно таило сущий пожар чудовищно бесноватого средневековья, причем (опять-таки именно от самого так полнейшего отсутствия на должном месте какой-либо вполне же светлой головы).

И это как раз эдакая «вопиюще болезненная заноза чрезвычайно спешного сокрушения всего того нечестивого зла» и несла в своем чреве тот еще самый смертоносный заряд, коим извечно-то всегда были напичканы (начинены) мозги всех тех уж тогдашних крамольников Раскольниковых.


А начинены они были именно той исключительно же донельзя изощренной жестокостью буквально ко всему тому издревле еще родному и сколь давно, кстати, им вконец навеки совсем до чего только ныне обрыдшему.

Причем то никак не пустые и праздные слова, следствие одного лишь вовсе так крайне недалекого ума, – вот оно то, что пишет обо всем этом великий Лев Толстой в его бессмертном романе «Анна Каренина»:

«Либеральная партия говорила, что в России все дурно, и действительно, у Степана Аркадьича долгов было много, а денег решительно недоставало»


А ведь и вправду самым всеблагим задушевным настроем всех этих людей всенепременно разом так стала именно та еще европейская целесообразность, смертельным ядом всей своей ненависти вовсе-то бездумно косившая несчастных аборигенов далеких земель, однако в самой-то, как она есть, просвещенной Европе ее применять было доселе никак абсолютно, пока уж не принято.

Но зато там, на неких неведомых дорожках, где и близко толком никак еще не укрепились все те исключительно естественные нормы европейской цивилизации, да и весьма изрядно затасканной внешне чисто же поверхностно изящной культуры, разом так все и было дозволено всякому тому, кто нес на щите ее мишурный и призрачный свет.

Причем он ярок и ласков, но только в своей первоначальной и самой естественной сути.

Да только уж, будучи взят на вооружение отчаянно хищной внешней политикой, все его тонкие струны становились разом так жестче и все англоманы Белинские только вот и несли над собой абстрактный огонь от которого вместо тепла разносился по стране один только жар испепеляющих все прежнее праздных мечтаний.

А между тем когда тот безумно старый и ветхий уклад вдруг ни с того ни с сего разом уж уступает место чему-либо до чего очаровывающе идейному, то именно тогда и надо бы сколь пристальнее поглядеть, а не сулит ли – это горе, страданья и смерть для столь многих простых людей?


Причем вовсе-то никак не для всех она затем еще станет довольно-то ПРОСТОЙ И весьма ОБЫДЕННО БИОЛОГИЧЕСКОЙ, зато для тех более чем обезличенно многих она ведь явно окажется до чего только явной кончиной духовной и будет – это вполне естественным следствием «имплантации в уме и сердце народа» совершенно чуждых ему идеалов.

И то само собою сколь неизбежно проистекает именно от всякой той донельзя «великой» идеи чисто совсем же безотрадно революционного общественного переустройства.

Да и вообще от подобного рода благодушных веяний и впрямь более чем безмерно так и разило холодком самого безбрежного океана леденящей логической правоты безо всяких же признаков хоть какого-либо доброго человеческого сердца.

А, кроме того, революция еще изначально задумывалась именно для тех мест, где пролетариат был хоть как-либо развит, дабы ответственно иметь чисто теоретически верную возможность действительно проникнуться духом идеи, а не всего-то что взять да на ходу словить, столь быстро тающую на губах сахарную вату той уж самой несбыточно светлой мечты.


Да и сама по себе та идея была весьма омерзительно догматичной, да и окрылялась она одной лишь кабинетной фантазией академика от опричных наук Карла Маркса, который украл все свои блестящие кораллы из мифов и снов порою излишне же воинствующе либеральничающей левой интеллигенции.

Мысль Маркса, как и понятно, вьется и вьется вьюнком вокруг древа всеобщих наработок социологии его времени, но главные ее координаты – это как раз ведь тот еще деспотизм на гребне совершенно пустой фантазии о некоем чисто земном рае после и впрямь сколь явного и полноценного уничтожения всецело мнимых внешних цепей.

«Демосфен новых времен» язвил, как он мог, дабы людям и впрямь оказалось дано самим забрать себе все то, чего им не дал Бог!

А либералы «светлейших идей» просвещенного радикализма были и впрямь-то в сущем щенячьем восторге как от него самого, да так и от того до чего только безрассудного переиначивания общечеловеческих ценностей во всех тех псевдоинтеллектуальных потугах Маркса привнести в экономику вящие философские постулаты.

Маркс, он вообще в этом вопросе неизменно походил на всех тех других философов, в сущих сколь еще утонченных думах своих так и живущих очень уж даже далече от всей той корыстной и эгоистичной братии полнейших невежд, что столь бездумно жуют и жуют хлеб всей той до чего вящей их повседневности.


Ну а те чересчур либерально настроенные радикалы, по всей на то видимости, считай, уж сходу разом и возжелали весьма ведь стремительно всячески так околдовывать жизнь суровыми чарами помпезно возвышенных своих словопрений.

Причем тотальное разрушение всего минувшего никак не было для них фактором риска оказаться на совершенно выжженной земле, где ничего нового точно уж затем вот совсем явно и не приживется.

Для российских радикалов никогда не было края бездны, за который скатиться никак нельзя не растеряв по ходу пьесы все свои изначальные мысли и лучшие намерения.

Да и лютую смерть высших классов, как и вакханалию всеобщего дикого насилия, они вполне однозначно воспринимали, словно бы то и впрямь была самая так вовсе вот чисто неизбежная плата за тот исключительно всеобъемлющий, самых еще гигантских масштабов духовный прогресс.

И как то иначе могло вот выйти у тех самых людей, что и близко не ведают никакого искреннего и глубокого чувства сострадания, причем ни сердцем и ни душой буквально-то ко всякому человеческому существу только лишь за то, что оно, точно как и они, тоже передвигается на точно тех двух ногах.

Да и сам тот чисто общечеловеческий двигательный аппарат, российских радикалов никак никогда вовсе-то не волновал, раз для них тот самый обыкновенный же человек неизменно только и олицетворял собой один лишь тот особый вид социального животного, одиноко и бесцельно бредущего вслед за всеми своими обыденно отягощающими ему душу благостями и горестями.

Облегчить его тяжкие страдания, дать ему свет и мысль (разумеется, что единую) и было до чего стародавней «розовой мечтой» всех тех, кто попросту совсем до конца погряз во всем том самом так безучастном «грызении всяческих тех еще философских абстрактов».

И главное, все – это именно потому, что слишком так те люди на редкость во многом довольно-то далеко отошли от всяческой той и по сей день осоловело унылой – кое-кому из них чисто уж на зубах почти от самого рождения приевшейся повседневности.

А, кроме того, в те наипоследние два-три века сколь немыслимо много поразвелось всех-то, значиться тех, кто непросто так отчаянно, считай уж горою стоит за все, то немыслимо спешное продвижение строго вперед, но и вполне готов был сходу принести те самые чисто языческие жертвы на алтарь светлого грядущего.

Да и вообще хоть сколько-то поглядеть под те самые необъятно большие и широкие колеса технического прогресса совсем никто из них никак явно уж совсем вовсе и не желает.

И все это как раз потому, что у тех светлой души интеллектуалов слишком-то многое теперь сколь спешно будет решать один лишь тот самый непогрешимо безликий математический расчет, что был отныне и впрямь безмерно же всемогущ во всей его отчаянно бесцеремонной и чисто сверхъестественной власти над буквально всяческим реальным житием-бытием.

Ну, а некие отдельные люди в смете «усовершенствования всеобщего нынешнего мироздания», как вполне отдельные самостоятельно мыслящие индивидуумы хоть как-либо участвовать и близко уж вовсе так отныне совсем явно не будут.

Ведь нет их (в качестве каких-либо отдельных разумных существ) на всем белом свете…

И вот чего пишет обо всем этом Федор Михайлович Достоевский в его великой книге «Преступление и наказание»:

«…Началось с воззрения социалистов. Известно воззрение: преступление есть протест против ненормальности социального устройства – и только, и ничего больше, и никаких причин больше не допускается, – и ничего!..

– Вот и соврал! – крикнул Порфирий Петрович. Он видимо оживлялся и поминутно смеялся, смотря на Разумихина, чем еще более поджигал его.

– Н-ничего не допускается! – с жаром перебил Разумихин, – не вру!.. Я тебе книжки ихние покажу: все у них потому, что «среда заела», – и ничего больше! Любимая фраза! Отсюда прямо, что если общество устроить нормально, то разом и все преступления исчезнут, так как не для чего будет протестовать, и все в один миг станут праведными. Натура не берется в расчет, натура изгоняется, натуры не полагается! У них не человечество, резвившись историческим, живым путем до конца, само собою обратится, наконец, в нормальное общество, а, напротив, социальная система, выйдя из какой-нибудь математической головы, тотчас же и устроит все человечество и в один миг сделает его же праведным и безгрешным, раньше всякого живого процесса, без всякого исторического и живого пути! Оттого-то они так инстинктивно и не любят историю: «безобразия одни в ней да глупости» – и все одною только глупостью объясняется! Оттого так и не любят живого процесса жизни: не надо живой души! Живая душа жизни потребует, живая душа не послушается механики, живая душа подозрительна, живая душа ретроградна! А тут хоть и мертвечинкой припахивает, из каучука сделать можно, – зато не живая, зато без воли, зато рабская, не взбунтуется! И выходит в результате, что все на одну только кладку кирпичиков да на расположение коридоров и комнат в фаланстере свели!

Фаланстера-то и готова, да натура-то у вас для фаланстеры еще не готова, жизни хочет, жизненного процесса еще не завершила, рано на кладбище! С одной логикой нельзя через натуру перескочить! Логика предугадает три случая, а их миллион! Отрезать весь миллион и все на один вопрос о комфорте свести! Самое легкое разрешение задачи! Соблазнительно ясно, и думать не надо! Главное – думать не надо! Вся жизненная тайна на двух печатных листках умещается!»


И эта та буквально все на этом свете совсем уж бесспорно и бесслезно умертвляющая целесообразность и есть всесильное порождение западноевропейской цивилизации, но все же во всей своей полноте применение данного глобального мировоззрения имело место разве что в одних ее сколь этак обширно разбросанных по миру колониальных владениях.

Однако Россия – чем она не западноевропейская колония, только и надо было ее весьма вот бескомпромиссно и яростно как бы между делом расчленить на всевозможные самые отдельные ее составляющие части, ну, а затем почему бы и не колонизировать?

И вот он всему тому до чего изумительно яркий пример, изысканный автором посреди слов, сказанных сколь ярым идеалистом из числа наиболее отчаянных декабристов…

Святослав Рыбас, «Похищение генерала Кутепова»:

«Николай Трубецкой, словно заглядывая в наше „демократическое“ время, написал: „Будущая Россия – колониальная страна, подобная Индии, Марокко или Египту“. Правда, тут же добавил: „Азиатская ориентация становится единственно возможной для настоящего русского националиста“».


А между тем все те до чего только на редкость строго сверкавшие очечками своих пенсне немецкие инженеры, что довольно-таки многие русские железные дороги в том еще позапрошлом веке весьма этак усердно до чего повсюду же понастроили…

И дело тут полностью как на ладони именно ясное, обильно проливая свой интеллектуальный пот, не в самых легких топографических условиях (вдали от фатерлянда) сооружая тысячекилометровое железнодорожное полотно те инженеры, сколь благонравно заглядывались на широчайшие российские просторы, причем именно как на свою в некоем последующем времени явственно же грядущую германскую вотчину.


А впрочем, этакие планы совсем и близко не то чтобы у всех их имелись, и лишь у некоторых из европейских правителей они и вправду могли вызывать в душе действительно весьма вот вполне значимый ответный отклик.

Да, и вообще коли тот и имел тогда место, то и впрямь ведь до чего на редкость более чем основательно предполагать, что и вправду было в нем, хоть чего-либо довольно-то как есть до конца на самом так деле весьма полновесно же более чем определенное…

Нет, нисколько не надо бы думать, что буквально все в этом мире неизменно само собою всецело идет именно по тому кем-либо более чем четко и именно что заранее спланированному плану, а как раз потому и заранее оно как есть сходу же заранее предрешено.

А между тем до чего еще слишком необычайно ведь много во всем этом политическом мире довольно-то часто сменяющихся игроков и сила их влияния все время, безусловно, меняется, чтобы и впрямь-то было возможно разом так смело заговорить о некой той доподлинно долговременной и, кстати, сколь реально и единодушно продолжительной последовательности.

Ну, а что уж вполне разом касаемо того самого некоего чисто совсем пресловутого еврейского заговора, то тут и говорить, собственно попросту нечего…

Практически всегда и среди политиков подчас явно попадаются всякие свои дураки-неудачники, ну, а тупым особям рода людского самих себя было ни в чем этак вовсе никак не обвинить по крайне мере без слез и сурового тыканья пальцем в кого-либо значит совсем уж другого.


И надо бы вместо того никогда на деле не существовавшего еврейского заговора всенепременно узреть весь тот суеверный страх пред ужасающе быстро вширь разрастающейся Российской империей, а также и твердое нежелание иных «настоящих» европейских держав действительно ей предоставить, тот совершенно для нее новый геополитический статус по окончанию Первой Мировой Войны.

И тут вне всяких сомнений, что именно нечто подобное и впрямь было фактически до чего еще подробно как есть заранее оговорено промеж тех самых весьма вальяжных чопорных западных европейцев.

Сущий развал Российской империи произошел именно что как раз по воле двуличного и коварного Запада или точнее никак не скажешь, а был он им сколь этак щедро полностью ведь заранее профинансирован, да и словесно уж полностью считай, что всесильно этак более чем явно поддержан.

Однако вовсе тут не было ничего и впрямь более чем изначально на редкость осатанело зловредного, а всего-то навсего Россию попросту захотели (подобно Африке) расчленить на несколько маленьких царств, каждому из которых затем и должно было раз и навсегда беспрестанно находиться под самым вовсе вот неусыпным оком одного из западноевропейских государств.

Климат в России тот же, что и во всей остальной Европе, никаких тебе лихорадок и сам мозг выедающей жары.

А надо бы тут еще и учесть, что кондиционеров в самом начале 20-го столетия никак пока не было даже в помине!


Ну а в те сколь чудовищно страшные времена Второй мировой войны речь до чего, несомненно, явно уж сходу разом так и пошла именно о почти полнейшем тотальном уничтожении абсолютного большинства россиян, чтобы затем обязательно вот еще заселить Россию всяческими западноевропейскими (или недобровольно) восточноевропейскими колонистами.

Однако снова ведь надо в точности о том, как бы между делом сходу заметить, что при всем том нет, и не было за всем этим хоть какой-либо на редкость злокозненно священнодействующей и крайне таинственной руки безудержно дергающей всех политиков за какие-то совершенно уж никакому глазу невидимые ниточки.

А имели место довольно-то боязливые опасения, всецело базирующиеся на том самом грядущем сценарии развития событий, при котором не далее чем завтра в России поспешно сменится правительство и место царя займет радикально настроенный блок ярых националистов.

Ну а эти люди весьма уж безупречно так браво и поведут российских солдат на вовсе не столь хорошо укрепленные бастионы западноевропейской культуры.

При этом надо бы и разом явно учесть и всю ту сколь существенную разницу между достаточно изнеженным цивилизацией европейским солдатом и ею пока никак не избалованным солдатом российским.

Атомного оружия тогда пока нисколько так не было, да и никто и близко не мог заранее предсказать, что истинно вскоре оно уж и будет произведено на свет чрезмерно порою излишне ведь всемогущим человеческим интеллектом.

А именно потому тут сам собою весьма вот наглядно проглядывает сущий же факт того, что старушке Европе было, отчего в начале 20-го столетия и впрямь-таки мелко подрагивать при одном упоминании о том великом властелине, что неизменно располагался на востоке от ее довольно-то часто и обильно помеченной российской кровью территории.

Да только все те сколь уж долгоиграющие имперские планы всегда были вполне естественно крайне так донельзя более чем исключительно уж вовсе-то совсем явно неопределенными…

Европейские правители нисколько так никогда не были чисто разом лоб в лоб за что-либо и впрямь всецело одно!


Да и сами российские либералы тоже совсем не всегда полностью до чего и впрямь осознанно ведали, а чего это им самим от всей этой жизни было вот значится, собственно, надобно.

То ли самой полнейшей свободы или во всем безгрешной жизни безо всякой сколь и впрямь безотрадной русской волынки, да и той вовсе непременно всегдашней безыдейной скуки.

Бездумное подражательство Западу или самое пренебрежительное отрицание всех его безнадежно утопических ценностей буквально рвало страну на куски, причем почище самых грязных и алчных планов каких-либо неведомых сил, что (для кое-кого весьма ведь определенно) и крутят все свое кино за спинами так или иначе имеющихся в этом мире политических элит.

Да еще, между тем, им это, оказывается, и вообще попросту как есть свойственно делать во всякое время, да и во всяком-то месте.

И уж в России, дело ясное, в самую ту первую значится очередь…

А между тем русский народ очень долго, хотя и бессознательно, рвался и рвался к великим благам всех общественных свобод, но его попросту никто не возглавил, поскольку этого никак не дозволила повседневно существовавшая сумятица и разобщенность, причем не только сугубо внешняя, но в том числе зачастую и в душах отдельных людей…

…а уж она-то попросту именно что совсем никак не оставляла ни малейшей возможности действительно настоящего могучего лидерства.

Да и Федор Достоевский, тоже, зачастую яростно метался промеж двух огней, как между той чисто ведь средневековой российской дикостью, да точно так вполне как-никак, несомненно, порою и доводилось ему всецело обретаться и близ той весьма утонченной всеми своими своекорыстными помыслами сущей же целесообразностью новых времен.

Его многолетняя скитальческая жизнь с семьей заграницей…

Он смешал все это в некое единое и впрямь до чего донельзя же никак неразделимое целое, и вот именно этот вящий сумбур и был, собственно, прозван людьми «достоевщиной».

Причем хуже всего она проявляет себя в его величайшем романе «Бесы».

Если взять самые разные речи большевистских вождей и сравнить их со строками великого романа, то сразу же станет более чем объективно понятно, что большевики донельзя так тщательно штудировали роман Достоевского.

Те бесы сами не знали, каковыми именно им следует для вполне удачного удержания ими власти.

Ну так великий классик им расписал в самых ярких красках и господам товарищам только и оставалось, что уж явно освоить на чисто житейской практике все полученные ими знания.

Ну а все эти пустые и праздные слова о том, что Достоевский кого-то та яростно предупреждал…

Раз можно предупредить и о том, что кто-то и где-то будет с весьма приличной суммой денег и это тоже будет самым явным «предупреждением».

Да и если вот Достоевский и намеривался очистить мир от скверны, то все его планы был совершенно так чудовищно идеалистичны…

То есть та довольно зыбкая почва, на которую некогда в сущем бессилии разом упали свежие семена светлых помыслов Федора Михайловича Достоевского, была, как есть, беспробудно проникнута всеобъемлюще же всеобщей вековой тьмой, а потому и представляла она из себя тот самый омут с весело и резво копошащимися в нем бестиями-чертями.

Да и Антон Чехов, пусть и не злонамеренно, но тоже ведь некогда обронил некое зерно во всем, безусловно, так сколь же сомнительной истины, которое между тем затем и проросло, и нашло свое место в виде колосьев на гербе новоявленного, рабовладельческого государства.

Все эти его пьесы и вообще поздние произведения так и полны дикой пропагандой социализма.

Да и нигилизма напрочь отрицающего и проклинающего все то прошлое в них тоже довольно-таки немало.

Один только «Дом с мезонином» чего только стоит.

И это именно русские классики общемировой литературы, как-никак явно уж породили на свет слишком вот много мишурного блеска до чего еще безмерно благих идей.

Причем, надо бы тут чисто уж сходу более чем невозмутимо и веско разом заметить, что все эти их словесные излияния, обильно и яростно порицающие буквально-то всеобщую и всеобъемлющую безыдейность того самого дореволюционного бытия, его сущую аморфность и скуку, всенепременно при этом издавали бесподобно пряный дух.

И ЭТО БЫЛ ИСКЛЮЧИТЕЛЬНО ТАК СЛАДОСТНЫЙ ЗАПАХ на редкость уж семимильными шагами столь резво несущейся к нам ДО ЧЕГО ТОЛЬКО близкой свободы.

Да вот, однако, в конечном-то счете, и оказалось то чудное сияние звезд на чисто воображаемом грядущем политическом небосклоне явной предтечей века, во времена которого гнет общественной совести настолько ослаб, что иногда могло показаться, что он работает в обратном направлении, еще поболее растравляя явно жаждущие чье-то крови отчаянно стадные людские инстинкты.

То есть, как есть и впрямь тогда стала та на все и вся неординарное вконец опсовевшая эпоха весьма же значимым оплотом беспредельно так неукротимо яростного фанатизма.

Причем всему тому самым-то откровенно явным прологом, да и вполне зрело весомым нравственным обоснованием, сколь, несомненно, некогда разом и послужили именно те несбыточной красоты мечтания, что сколь этак на редкость неизменно попросту начисто с корнем отрывают, от всей естественной почвы довольно многозначительный пласт о чем-либо более-менее трезво думающей интеллигенции.

И это именно как раз тогда под вскрывшейся «почвой обыденности» действительно так начинают до чего еще резво шевелиться самые всевозможные подземные черви, весьма активно и сколь раздольно при всем том сходу уж и выползающие при этом оттуда на весь белый свет.


Ну, а вслед затем лучи дневного светила и станут более чем безнадежно так затмеваться яростным сверканием в грозных очах, и тогда днем с огнем попросту вовсе и впрямь окажется никак невозможно найти себе хотя бы одного более-менее уж весьма вот безупречно здравомыслящего человека.

Причем тех еще наиболее простоватых людей при таких делах вполне запросто будет возможно и впрямь-то сходу заставить до чего же ответственно разом поверить даже и в то, что солнце неизменно восходит на западе, ну а заходит оно, как и понятно никак не иначе, а только лишь на востоке.

Да и вообще чего-либо подобное тому провернуть и впрямь-таки ведь окажется проще пареной репы именно что исходя из того, что святая простота доверчивости ко всем тем, кто сколь безбожно несет всевозможнейшую чудовищную ахинею, попросту явно становится самой неотъемлемой аксиомой всеобъемлющего восприятия столь зловредно нас нынче обступающей, осатанело революционной действительности.

Народ, он всегда бежит никак не за правдой, а за краюхой хлеба, которую ему можно, в принципе, донельзя так мастерски до чего торжественно и клятвенно всячески сколь еще толково наобещать в том самом блекло освященном светом истины, сладком, словно тот яркий и дивный сон, будто бы и впрямь наилучшем грядущем.

Ну, а восторженно и угловато мыслящая интеллигенция при этом явно может довольно-то искренне радоваться всему тому наконец-таки ныне вполне ведь всецело вернувшемуся относительному же внешнему порядку.

Ну, а кроме того, всеми теми необычайно спешными темпами ныне строится то самое вполне безупречное социалистическое общество, о котором им сколь долго в розовых снах некогда ранее «впотьмах гиблого и злосчастного царизма», и впрямь до чего только втайне некогда светло мечталось.

Лапша она разве что в мирное и спокойное время этак-то довольно уж быстро вниз с ушей оседает, а во время бурное и вовсе неспокойное она с них слазит медленно и крайне болезненно.

И это, кстати, касается абсолютно всех тех или иных слоев общества.

Народ и интеллигенция, варясь в одном котле колоссального социального потрясения, как есть разом с чудовищной силой встряхнувшего буквально-то все те или иные доселе незыблемо существовавшие основы, полностью одинаково совсем так безрадостно выживают и видят при этом кошмарные сны, да и считай ведь именно что наяву.

А сны те целиком при этом и будут разве что только и состоять из тех самых чудовищных революционных явей.

И уж представляло нечто подобное из себя самое естественное следствие именно того сколь этак бешеного энтузиазма, вырвавшегося наружу именно в связи с тем, что была буквально враз сколь этак сходу «свыше» обретена та самая более чем беспардонно дармовая свобода.

Ну, а ею вполне всласть и смогли до чего сходу воспользоваться разве что те, кто всею черной своею душой только и жаждал одного уж безвластия и полной безнаказанности за абсолютно все немыслимо ужасающие проявления того еще самого чрезвычайно чудовищного своего своеволия.

Причем довольно малое наличие грамотных людей из своих, то есть именно тех, кому и вправду доверять было бы чисто и впрямь на деле поистине можно, и привело как раз к тому, что большевистская агитация и взяла ведь полностью вверх над всяческим иным здравым смыслом.

Ну, а те вполне и впрямь «великограмотные правители», видать до чего многое до конца этак более чем явно осознавали, свершая те или иные действия, раз сколь властно, они всеми теми беспрекословными распоряжениями (к их самому незамедлительному исполнению) весьма бесцеремонно и беспрестанно в то самое время уж так и разбрасывались.


В принципе, природа этого явления, безусловно, была разом заключена также и в самом беспрецедентно насильственном отмирании всей той еще прежней, нынче чисто напрочь отринутой веры, как и самой явной необходимости поиска, ей весьма вот полноценно достойной замены, что будет, куда этак значительно поболее соответствовать духу данной новой эпохи.

Причем зародилось нечто подобное никак и близко совсем не в России, а в той до чего только крайне агностически настроенной Западной Европе, ну а оттуда затем с попутным ветром все – это, в конце концов, донеслось и того донельзя уж далекого российского берега.

А заодно и великие русские классики 19-го столетия явно захотели сколь посильно приблизить интеллигенцию к своему народу, а потому и приложили они все старания, дабы через созданную ими перемычку вовнутрь средневекового российского общества и впрямь полилось широчайшей рекой суровое безверие буквально ни во что, хоть сколько-то ранее истинно святое.


Европа им довольно-таки быстро и легко с грехом пополам переболела, ну а Россия посредством всего этого недуга и заразилась же самой ужаснейшим видом «общественной чахотки».

Причем наиболее наглядной тому первопричиной и послужило именно то, что европейская цивилизация с самого начала своего существования до чего и впрямь искусственно стушевывала и упраздняла многие прежние (дикие) представления обо всем этом мире, бессердечно обезличивая отдельного человека, ставя во главу угла, прежде всего его, чрезмерно возвышенные жизненные приоритеты и идеалы.

И уж при всем своем вполне ведь наглядном перерождении религиозный фанатизм, став фанатизмом высокоидейным, только-то и всего, что присовокупил в потемках душ своих адептов самое безмерное множество свежих сил для того самого донельзя безнадежного преумножения сущего стародавнего мракобесья в его разве что вновь до конца обновленном виде и форме.


Еще вот так называемый просвещенный 19-й век сколь безнадежно породил абсолютное безверие в высшие силы, разом как есть, наделив человеческий разум вовсе-то изначально ему нисколько несвойственной самой ведь более чем безупречно полной непогрешимостью.

Причем все – это произошло разве что из-за всего того весьма же безотчетного самовозвышения культуры на некий «Эверест», где лишь избранным и было дано… и впрямь-то как есть, вполне предоставлялось никем и нечем неоспоримое право безвозмездно (в силу одних свойств возвышенной души) денно и нощно употреблять ее сколь живительный кислород.