Ты завидуешь? Скажем, Сереге Лиховцеву или Витьке Маматову. И терзаешься, считая это постыдным занятием уязвленной души, которая сравнивает тебя с этими ухарями и зло плачет о том, что ее вложили в такое ничтожество?
Брось, это все чушь собачья! А точнее – позитивное чувство, которым следует распорядиться должным образом – для самоусовершенствования. Научись забивать гвозди с двух ударов, виртуозно владеть топором и выпивать две бутылки без закуски. Пусть завидуют они! Запишись в аэроклуб и крути в небесах петли Нестерова. Пусть завидуют они! Выучи французский, познакомься со студенткой иняза и, проходя мимо них, оживленно беседуй с ней на разные темы. Пусть завидуют они! Выучи испанский и женись на испанской принцессе. Пусть завидуют они! Укради денег и купи такую машину, которая им и не снилась. Пусть завидуют они! Стань депутатом. Стань президентом – все равно чего. Стань идолом. Пусть завидуют они!
Если же ничего у тебя не получится, то, в конце концов, можно убить. Сначала Серегу. А потом Витьку. И душа успокоится.
Но когда ты начнешь завидовать самому себе – тому, который находится от тебя на расстоянии двадцати лет, потом тридцати, сорока – это абсолютно безвыходная ситуация, чувство, которое не может быть удовлетворено. Что может быть бессмысленнее расстояния локтя, провоцирующего неутолимую злобу зависти.
Там ты с двух ударов забиваешь гвозди, виртуозно владеешь топором, выпиваешь две бутылки без закуски, крутишь в небесах петли Нестерова, плаваешь за горизонт, оживленно беседуешь со студентками – на любые темы, пишешь стихи, из которых беспардонно торчит твой раскаленный член, ночуешь в стогах с крестьянками, взбегаешь на холм, чтобы видеть восход солнца, орешь от восторга, словно зверь, весь в мускулах и желаньях, перепрыгиваешь через лужи, перемахиваешь через заборы, переплевываешь через условности, и походка у тебя – тан-цу-ю-ща-я!
И ты уже ничем не сможешь себе помочь. И твоя уязвленная душа будет злобно рыдать от бессилья. За эти двадцать, тридцать, сорок лет народилось столько новых людей, что они полностью забили пространство, отделяющее тебя от того мерзкого типа, который весь в мускулах и желаньях. И тебе не пробиться к нему сквозь это плотное облако младочеловеческих комаров. Нет, не чтобы убить, для этого у тебя кишка тонка. Чтобы хотя бы в морду плюнуть, тем самым унизив его. Чтобы слегка отлегло.
Но плевок не летит против ветра времени. А ему-то, который 20, 30, 40 лет назад, как раз гораздо удобней – по ветру. Но он не станет в тебя плевать, потому что прекрасно знает, что тебя – такого, нынешнего урода – нет и быть не может.
Правда, есть один вариант. Надо взять суковатую палку и выйти с ней на берег реки. Все равно какой, потому что все равно какая река – это обязательно еще и река времени. Надо сесть на корточки, как это делают мелкие урки, положить палку рядом с собой, закурить и, всматриваясь в текучие воды, настойчиво ждать, когда мимо тебя будет проплывать отражение того, который находится выше по течению на расстоянии двадцати, тридцати, сорока лет. И, дождавшись, бить сладострастно того мерзавца, которым ты был.
Ты, вероятно, думаешь, что там, дальше, в очень отдаленном будущем, тебя все будут звать по имени-отчеству и непременно на «вы». Типа: господин, скажите, пожалуйста, который час. Это совершенно нелепая иллюзия. Молодые люди с простейшей психической организацией в лучшем случае будут звать тебя «отцом». И, поскольку «отец» и «вы» в русском языке два понятия несовместных, то ты, убеленный сединами, так и останешься «ты». В худшем случае станешь «батей» с дружелюбным хлопком по плечу в знак особого к тебе расположения. И в таком униженном состоянии совершенно бессмысленно дожидаться чего-то более достойного тебя. Дождешься «деда». На том и успокоишься. Навеки.
Что же касается молодых людей с более сложной психической организацией, то от них вообще нечего ждать. Не услышишь от них ни «ты», ни «вы», ни «они», ни «я», ни «мы», ни «он», ни «она». Потому что им незачем к тебе обращаться: нечего просить, нечего и предлагать. Ты для них – дерево в лесу.
А вообще-то, ты должен усвоить уже сейчас: «вы» более всего выпадает человеку в молодости. А потом данное местоимение все более и более вытесняется амикошонским «ты». И отнюдь не от какого-то доверительного к тебе отношения. Просто в этой варварской стране главным приоритетом является физическая сила. За «ты» можно от незнакомого крепкого парня и по морде схлопотать. Когда же мускулатура называемого одряхлела, то можно не церемониться. Здесь, в нашем многострадальном отечестве, нет никаких благородных седин! Они есть в других местах. Например, в Англии. И пусть в английском языке есть лишь одно для всех местоимение «You», но в отношении благородносединных господ оно произносится с такой особой интонацией, что сомневаться не приходится: вас уважают.
У тебя может возникнуть вполне естественный вопрос: почему же я, человек утративший былую силу, обращаюсь к тебе, крепкому молодому человеку, исключительно на «ты». Ответ прост: говорю я тебе это не в лицо, не при личном контакте, когда ты можешь пустить в ход кулаки, а в информационно-художественном облике. Поди достань меня!
Так вот я хочу поделиться с тобой одним наблюдением. Может быть, оно тебе в будущем и пригодится. Есть один частный случай, один хитроумный прием, при помощи которого, дожив до позорных лет, ты сможешь сымитировать свою молодость в виде звуковых колебаний. Для этого нужно приехать в какой-нибудь подмосковный город и сесть в так называемый муниципальный автобус, в котором бесплатно возят пенсионеров. В основном уже дряхлых, которые поднимаются на три ступеньки с такими энергозатратами, словно на Эверест карабкаются.
Ощущение, конечно, не из приятных. Очень похоже на сухопутный вариант ладьи Харона. Но ты уж как-нибудь перетерпи. Влезь смиренненько, достань мелочишку на билет и терпеливо жди. И услышишь, как тебя назовут – и не один раз! – «молодым человеком». И, конечно же, на «вы». И пусть тебя не смущает, что это не от уважения к тебе, как к личности, а от того, что твоя некрепкая мускулатура все же крепче, чем у них. Главное – красота звуковых колебаний. О чем, собственно, и говорил Конфуций.
Однако вряд ли ты сможешь воспользоваться этим приемом. К тому времени, когда тебе позарез захочется стать «молодым человеком», все старики уже будут жить в резервациях. Чтобы своим плачевным видом не подрывать эстетические основы глянцевой цивилизации, которая к тому моменту будет построена. Что же касается фонетически созвучной эстетике этики, то она будет упразднена, как пережиток мрачных времен, когда человек, страдая, терзал себя вопросом о смысле бытия.
Подозреваю, что ты уже созрел до такой степени, чтобы прервать меня и сказать с особым цинизмом: «Хватит! Надоело мне выслушивать ваши возрастные бредни! Кончилось ваше время! Меня не интересуют эти сентенции с гнильцой!»
Вот именно! Очень правильно замечено. Кончилось мое время. Твое же не закончится никогда. Как и мне когда-то казалось, что и мое никогда не закончится. То есть эра Биттлз будет продолжаться вечно, как и биологическая жизнь планеты. И даже не эра, а целая поколенческая религия, в соответствии с которой выстраивалась шкала нравственных приоритетов.
И что же в результате? Паноптикум, музей! Пол Маккартни, как какой-нибудь ископаемый динозавр, перевозит свое тело, застрахованное в конторе Кука на многие миллиарды долларов, с материка на материк, из страны в страну, из одного мегаполиса в другой, и поет перед многотысячными толпами. Поет песни, из которых когда-то беспардонно торчали четыре раскаленных члена. Поет, сам не понимая ни слов, ни некогда, в прошлой жизни, вложенных в те слова интонаций, ни чувств, которые должны рождать те интонации. И многотысячные толпы слушают, не понимая ни слов, ни некогда, в прошлой жизни, вложенных в те слова интонаций, ни чувств, которые должны рождать те интонации.
И как бы все они ни пыжились, как бы ни истязали свои мозги, уже похожие на грецкий орех, много лет назад снятый с куста, те самые чувства им уже не ухватить. Потому что нигде на земле нет уже таких чувств. Кончилось их время. А взамен есть только РПЦ с ее истончившимися до безусловных рефлексов ритуалами. В общем, сплошной Конфуций. Или муравей с каким-нибудь 286-м микропроцессором в башке. Божественная бабочка Чжуан Цзы уже давно издохла.
И Пол Маккартни все это прекрасно понимает. И люто ненавидит себя прежнего. В часы, свободные от приумножения своего многомиллионного состояния, он сидит на берегу Темзы и исступленно лупит палкой по отражению четверки задорных ливерпульских парней, приплывшему из далеких шестидесятых. Пытается попадать по себе, но при этом изрядно достается и Ринго Стару, и покойным Джону Леннону и Джорджу Харрисону. А чуть поодаль сидит Ринго Стар и делает то же самое. У него это получается лучше, поскольку барабанщик.
«Ишь как рыба разыгралась, хвостом, словно палкой, по воде херачит! – думает подслеповатый капитан, выйдя на мостик глотнуть туманного смога. – Раньше такого и в помине не было. При старом-то короле Георге VI порядок был в империи!»
Это тот самый бывший капитан желтой подводной лодки, которого по старости перевели возить по Темзе туристов. Словно старый кот, которого обнаглевшие мыши дергают за усы, не столько больно, сколько обидно.
– Ну что, батя?! – хлопает капитана по плечу нетрезвый новый русский, владыка туристических морей. – Как служба идет?!
– О’кей, сэр, – подобострастно отвечает капитан, не понимающий варварской речи.
И скупая слеза, выскользнув из уголка выцветшего глаза, бессильно продирается сквозь частокол седой щетины…
Стоп, снято!
Да, конечно, сейчас твое время. И это вполне нормально. Кабы ты совершенно по-бандитски не приватизировал бы еще и всё время. То есть и мое. И то, которое было до меня. Вплоть до момента первой брачной ночи Адама и Евы, которых – сладострастно завывающих – ты «со знанием дела» с упоением снимаешь крупным планом, чтобы продавать потом за большие деньги. Топ-лесс – в дневные часы, полностью контактный интим – в ночной эфир.
Ведь ты же режиссер, не так ли? Если нет, то можешь пропустить эту главу.
Во всей этой приватизации есть существенный момент, который впоследствии, когда придет племя младое и категорически тебе незнакомое, больно ударит по тебе. Этот момент заключается в том, что ты по-разному относишься ко всей охапке заграбастанных тобой времен. То есть точно так же, как и скупой коллекционер: античность бесценна, работы старых мастеров оцениваются в умопомрачительные суммы, модерн пока еще не достиг своего пика, но совсем скоро на нем можно будет озолотиться что твоему Биллу Гейтсу. Ну, а мое время, то есть вчерашнее – это просто старая рухлядь, изъеденная жучком, которой самое место в чулане, как говорят русские. Но ты уже не вполне русский, поэтому ты определяешь моему времени место в гараже, как говорят американцы.
Когда ты снимаешь что-нибудь эпическое про истинный антиквариат, скажем, про то, как Софья Палеолог, став женой Ивана III, привезла в Москву из Византии знаменитый Костяной стул, символ преемственности Второго Рима (сейчас эта тема очень модна, то есть валютоемка), то ты, естественно, приглашаешь консультанта по всей этой исторической тряхомудии. И, соответственно, платишь ему деньги, чтобы не вышло какой-нибудь оплошности. Потому что прекрасно знаешь, что радикальные православные, вооруженные кистенями, никаких вольностей в этом вопросе не прощают.
Когда же тебе надо вставить фрагмент из жизни отца или деда главного героя – твоего современника, то тут можно не церемониться. Зачем приглашать меня, человека, время которого принадлежит тебе, консультантом? Да еще и деньги платить, которые тебе гораздо нужнее. Ты ведь и сам прекрасно знаешь, как тогда было:
– как в 1963 году космонавт Гагарин разбился по пьянке, когда гнал на своем шестисотом мерсе к любовнице – шведской принцессе;
– как по улицам Москвы ходили дружинники (это такие переодетые агенты КГБ) и избивали серпами и молотами всех, кто слушал Биттлз и танцевал ламбаду;
– как колхозники (это такие партийные крестьяне) после напряженного рабочего дня водили хоровод – это такое сложносоставное слово означающее «хорошую воду», то есть огненную или же самогон. И тот круглый хоровод был устроен по принципу русской рулетки;
– как в школах детей заставляли доносить на своих родителей;
– как премьер Никита Хрущев хотел продать Крым кубинцам за миллиард долларов. Но поскольку у кубинцев таких денег не оказалось, то он продал Крым украинцам, и сбежал с деньгами в Латинскую Америку. И танцевал там с красотками ламбаду до тех пор, пока его не убил ледорубом агент КГБ;
– как все жили в общих квартирах, которые назывались «коммуналистическими». И в тех квартирах специально делали тонкие стены, чтобы советские женщины могли сообщать в партийные советы коммунистов о тех своих соседках, которые по ночам испытывают оргазм.
Ты ведь все это прекрасно знаешь.
Однако плоды такого рода приватизации чужого времени в конечном итоге придется вкусить и тебе. Настанет время, то есть оно кончится для тебя, и ты будешь в бессильной ярости скрипеть пеньками зубов, наблюдая на экране отобранное у тебя и присвоенное уже другими людьми время. И ты увидишь:
– как бизнесмены в момент заключения сделки достают портативные счеты и, весело щелкая костяшками, подсчитывают барыши;
– как в специальных ресторанах для олигархов подают зажаренных с хрустящей корочкой эмбрионов. Естественно, человеческих;
– как в 2003 году космонавт Гагарин разбился по пьянке, когда гнал на своем ЗИМе к любовнице – бразильской принцессе;
– как русского олигарха Майкла Ходорковского и его тезку – американского поп-идола Джексона судили за педофилию в особо крупных размерах. Но суд присяжных оправдал обоих в связи с включением в Декларацию прав человека пункта о полной свободе сексуальных отправлений;
– как экстренно закрыли мавзолей Ленина из-за того, что из него начали разноситься отпугивающие иностранных туристов угрожающие вопли «Поднимите мне веки!»
Короче, выставят тебя полным идиотом и законченным уродом.
И подойдет к тебе тот, кто вместо тебя стал красивым, двадцатидвухлетним (такие здесь, ни хрена никогда не переведутся!). И хлопнет он тебя ладонью по плечу, покровительственно. И спросит чисто риторически: «Ну как, батя, херово жилось в период первоначального накопления?»
И скупая слеза, выскользнув из уголка твоего выцветшего глаза, будет бессильно продираться сквозь частокол седой щетины.
Вот так же и мне херово, очень херово жилось при коммунистах, блин!!!
Прожив немалое количество лет, я понял, что в этой стране человеческая жизнь наиболее точно моделируется при помощи рулона туалетной бумаги. Вначале ситуация более чем оптимистическая: крути-верти сколько хочешь, а ничего практически и не убавляется. Не видно никакого убывания.
Но проходит определенное время (для тебя – бесконечность, для меня – мгновение) – и ты уже весь в дерьме.
И – как говорят юристы – закон обратной силы не имеет.
То есть еще никому не удалось намотать все обратно.
Сегодня, когда мылся в душе, наблюдал такую картину. Маленький комарик, напившись моей крови, одурел от счастья и угодил в лапы паучищу. Такому, примерно, как добрый мой приятель Игорь Андреевич Иогансон, только немного поменьше. И только комарик хотел крикнуть «Где убийца, где злодей!», как тут же был стиснут и сплющен. И из него выдавилась маленькая капелька крови – моей. Паучище прильнул к ней своими безобразными устами и жадно выпил…