В ту ночь я легла спать совершенно вымотанная. Не столько физически, сколько морально – будто каждый мускул моей воли был растянут и истончен до предела этими бесконечными, бессмысленными днями. Мысль о предстоящем визите очередного "жениха" висела во тьме тяжелым, давящим грузом. Я провалилась в сон, как в глубокую, темную воду, без сновидений, без ощущения времени.
И вот, внезапно, я оказалась не в пустоте, а в месте, наполненном теплым, живым светом. Это была просторная комната, которую я никогда не видела. Высокие арочные окна, сквозь которые лился мягкий, золотистый свет – не солнца и не луны, а чего-то другого, более уютного. Стены были цвета спелого персика, а по ним вились тонкие, серебристые узоры, словно морозные рисунки. Воздух пах сушеными травами, медом и чем-то неуловимо родным, как запах дома из детства.
Посередине комнаты стояли два глубоких кресла, обтянутых узорчатым ситцем в мелкие цветочки. В одном из них сидела женщина. Она была средних лет, с лицом миловидным и удивительно спокойным. Темные, с проседью волосы были убраны в небрежный, но элегантный узел. А ее карие глаза – такие знакомые, будто я смотрела в них всю жизнь – смотрели на меня с бездонной добротой и легкой грустью.
– Здравствуй, детка, – улыбнулась она, и ее голос прозвучал как теплый бархат, обволакивая и успокаивая каждую клеточку моей израненной души.
И я внезапно оказалась в кресле напротив. Не почувствовала движения, просто – была здесь. Ткань кресла была приятной и мягкой под ладонями.
– Я – твоя бабушка, – продолжила незнакомка, и ее слова падали, как драгоценные камни, в полной тишине комнаты. – Богиня любви и домашнего очага, Зелина. И мне совсем не нравится то, что делают с твоей жизнью моя дочь и зять.
Она произнесла это без осуждения, с констатацией факта, но в ее глазах мелькнула стальная искорка.
– А потому я решила закрыть им к тебе доступ. Полностью. Отныне их воля не имеет над тобой власти. Этот замок больше не тюрьма, а лишь место, где ты живешь. Живи, как знаешь. Делай, что считаешь нужным. Можешь не бояться отказывать женихам. Ты свободна в своем выборе.
Она сделала паузу, давая мне осознать услышанное. А я просто сидела, не в силах вымолвить ни слова, ощущая, как внутри тает огромная глыба страха и бессилия.
– И запомни, детка, – голос Зелины вновь привлек мое внимание, став нежным, как обещание. – Если не уживешься здесь ни с кем, не найдешь себе места в течение года – я верну тебя домой, в твой мир. Сама, лично. И твои родители ничего не смогут с этим поделать.
Она мягко улыбнулась, и ее образ начал таять, как утренний туман, а комната медленно растворяться в свете.
Миг – и я вздрогнула, открыв глаза. Я лежала в своей огромной, холодной кровати, в замке. За окном занимался рассвет, окрашивая небо в бледные, пастельные тона. Но в моей груди, вместо привычной тяжести и горечи, ощущалось необычайное, давно забытое умиротворение. Тепло, исходившее из самого сердца, разливалось по всему телу, согревая даже кончики пальцев.
Я перевела взгляд на окно, на светлеющее небо, подумала:
«Бабушка, значит… Что ж… Спасибо тебе, бабушка, за помощь».
И впервые за все время, проведенное в этом мире, я улыбнулась – по-настоящему, не от злости или горькой иронии, а с легкой, почти детской надеждой.
Первые лучи солнца золотили край подоконника, и это золото, казалось, отражалось у меня внутри. Я потянулась, и тело отозвалось не привычной усталой тяжестью, а приятной упругостью в мышцах. Чувство, почти забытое. Чувство свободы.
Я встала с кровати и дернула за шнур звонка. Когда в дверь робко постучали, я сама ее распахнула, заставив Лилию вздрогнуть от неожиданности.
– Доброе утро, Лилия! – сказала я, и мой собственный голос прозвучал для меня непривычно светло и звонко. – Будь добра, помоги мне умыться и подбери что-нибудь… попроще. Из самого простого сукна. Сегодня предстоит много ходить.
Лилия смотрела на меня широкими глазами, будто я говорила на неизвестном ей языке. Ее испуганный взгляд скользнул по моему лицу, выискивая привычную гримасу раздражения, но не нашел ее. Она молча кивнула и засуетилась.
Вместо тяжелого бархатного платья я оказалась одета в простое, но добротное платье из мягкого серого сукна, с удобным лифом и широкой юбкой, не стесняющей движений. Я даже позволила Лилии не заплетать мои волосы в сложную прическу, а просто собрать их в удобный узел на затылке. Глядя в зеркало, я увидела другую женщину – не затворницу-аристократку, а деловую, энергичную особу, готовую к работе.
Я вышла из своих покоев и направилась в сторону кухни и кладовых. По пути я встретила пару слуг, несших дрова. Их взгляды, обычно потупленные, на секунду задержались на мне с немым вопросом. Я кивнула им с легкой улыбкой. Они заморгали, смущенно поклонились и чуть ли не бегом бросились прочь, перешептываясь. Мое новое настроение явно сбивало их с толку. Меня это даже позабавило.
В коридорах я встретила Агату, нашу экономку – женщину лет пятидесяти, с лицом, как будто вырезанным из старого дерева, и связками ключей у пояса.
– Агата, добрый день, – обратилась я к ней, и она остановилась, сурово смерив меня взглядом, в котором читалась привычная готовность к капризам. – Я хотела бы вместе с вами провести ревизию всех запасов в замке. От погребов до чердаков. Мне нужно точно знать, чем мы располагаем.
Брови Агаты медленно поползли вверх. Она явно ожидала чего угодно, только не этого.
– Ваше сиятельство… это грязная и утомительная работа, – начала она осторожно.
– Именно поэтому я и хочу ею заняться, – парировала я, все еще улыбаясь. – Ведите, Агата. Покажите мне мое хозяйство.
Весь день мы провели в движении. Пахнущие сыростью и стариной погреба с бочками солений и винами; прохладные кладовые с мешками муки и крупы; кладовые с тканями и запасами свечей. Я задавала вопросы, заставляла Агату открывать давно не проверенные сундуки, записывала данные в маленькую книжечку, прихваченную из библиотеки. Я чувствовала себя как в старые, добрые времена на Земле, когда проводила аудит отделов и наводила порядок в документации.
Агата сначала отвечала сдержанно, но видя мой неподдельный интерес и деловой настрой, понемногу оттаяла. Она даже начала что-то пояснять сама, указывая на проблемы – вот здесь крыша течет и запас портится, а тут мыши одолели.
К концу дня я стояла в центре кладовой, перепачканная пылью, но с чувством глубокого удовлетворения. Я впервые за все время почувствовала не просто жительницу этого замка, а его хозяйку. И это ощущение было куда приятнее, чем любая беспомощная ярость. Бабушка Зелина дала мне не просто отсрочку. Она дала мне почву под ногами.