Гримерная театра, после спектакля. Милдред сидит у зеркала, снимает грим, уставшая. Входит Рут.
РУТ. Дорогая Милдред, ты в прекрасной форме. Просто потрясла меня своей игрой. Я смеялась. Я плакала. Чуть не обмочилась. Сердце стучало как отбойный молоток. Твоя игра – вершина американского театра.
МИЛДРЕД. Да что ты тут делаешь, черт бы тебя побрал!
РУТ. Зашла за кулисы, чтобы поздравить тебя с блестящим достижением. Клянусь, ты выглядела вдвое моложе. Как тебе это удается?
МИЛДРЕД. Рут, ты что, наркоманишь?
РУТ. Разумеется, нет. Разве что по мелочам. Я и впрямь думаю, что ты потрясающе хороша. Принимая во внимание.
МИЛДРЕД. Принимая во внимание что?
РУТ. Это всего лишь пьеса.
МИЛДРЕД. Пьеса?
РУТ. Ты понимаешь, о чем я. Главная прелесть пьес в том, что их практически никто не видит.
МИЛДРЕД. Ладно. Так чего ты хочешь?
РУТ. Чего я хочу? Думаю, я оскорблена. Неужели тебе так трудно поверить, что я приехала в этот занюханный район, чтобы посмотреть пьесу умершего англичанина? Нет, конечно, некоторые из дорогих мне людей – умершие англичане. Мой третий муж ныне умерший англичанин. И мое уважение к твоему несравненному актерскому таланту столь велико, что я не знаю, с чего начать.
МИЛДРЕД. Заканчивай треп, Рути. Ты слишком стара, чтобы попусту сотрясать воздух. Мы обе знаем, что ты пришла не для того, чтобы насладиться моей игрой на сцене.
РУТ. Милдред, ты ранила меня в самое сердце, заподозрив в моих действиях какой-то скрытый мотив. Я пришла только для того, чтобы поддержать давнюю подругу, которая нынче не в фаворе у удачи.
МИЛДРЕД. Не в фаворе у удачи? Я не в фаворе у удачи?
РУТ. Ладно. Не кипятись, а то тебя хватит удар.
МИЛДРЕД. И я тебе не подруга.
РУТ. Разумеется, подруга, одна из самых давних и дорогих. Конечно, у меня были подруги и постарше, но они все умерли.
МИЛДРЕД. Рут, мы не подруги. Мы ненавидим друг друга.
РУТ. Это неправда, у тебя ко мне ненависти нет.
МИЛДРЕД. Очень даже есть.
РУТ. Ох, Милли, у тебя такое мрачное чувство юмора.
МИЛДРЕД. Нет его у меня.
РУТ. Вот это я в тебе и люблю.
МИЛДРЕД. Ничего ты во мне не любишь. Ты меня ненавидишь. Всегда ненавидела. Так что ты здесь делаешь? Ищешь почку для пересадки?
РУТ. Раз ты предпочитаешь грубить, и полагаю, по-другому не можешь, если честно, мне предложили роль в фильме.
МИЛДРЕД. Тебе? Роль? Тебе предложили роль в фильме?
РУТ. Да, мне предложили роль в фильме.
МИЛДРЕД. Ты хочешь сказать, в одном из этих фильмов о личной гигиене американских солдат? Я думала, ты поставила на них крест после того, как перестала снимать в барах мужиков.
РУТ. Я не шучу, Милдред. Мне предложили роль в хорошем, достойном фильме.
МИЛДРЕД. Да перестань, Рут. Твоя карьера мертва, как Муссолини.
РИТ. Знаешь, Милли, нынче и ты что-то не блистаешь на серебристом экране.
МИЛДРЕД. Я решила взять паузу и вернуться к моим сценическим корням. В театре я всегда чувствовала себя как дома.
РУТ. Играть в театре – все равно, что спать с трупом.
МИЛДРЕД. Насчет трупа ты, естественно, в курсе.
РУТ (достает из сумки сценарий). Дорогая, отставь гордость в сторону, перестань слушать только себя и постарайся обратить внимание на мои слова. Я надеюсь, что в голове у тебя не опилки. Ты знаешь, приход сюда дался мне нелегко. Здесь холодно, как в склепе, и воняет разложившимися енотами. Сиденья такие жесткие, что моим ягодицам нанесен непоправимый урон, и я бы предпочла наблюдать, как растет плесень на сыре, чем в очередной раз слушать это отвратительное пустопорожнее бормотание, которое считается эталоном драмы. Но так уж вышло, что мне предложили роль в этом фильме, роскошную роль, какую не предлагали долгие годы, но ничего хорошего из этого не получится, если мне не составит пару достойная партнерша. Иначе моя бесподобная игра просто растопчет ее, и фильм потеряет всю свою прелесть. Я знаю, что не хожу у тебя в фаворитах, да и я, Бог свидетель, просыпаясь утром, не думаю о том, чтобы первым делом позвонить тебе. Тем не менее, сценарий пристойный. По крайней мере, две главные женские роли очень даже хороши.
МИЛДРЕД. Я не играю лесбиянок.
РУТ. Они не лесбиянки. Сестры. Это что-то вроде… ты знаешь, как Хичкок…
МИЛДРЕД. Хичкок? Так это Хичкок?
РУТ. Не Хичкок, но похоже. И почти так же хорошо. Ну и плюс в том, что не придется работать с Хичкоком.
МИЛДРЕД. Но придется работать с тобой. Этот минус перекрывает любые плюсы. Извини.
РУТ. Ты прочитай, хорошо? Если тебе не понравится, я приглашу Глорию Свенсон. Я знаю, за эту роль она отдаст свои последние четыре зуба.
МИЛДРЕД. Глорию Свенсон? Я думала, она умерла.
РУТ. Если честно, я тоже, но, получается, что нет.
МИЛДРЕД. Глория Свенсон мне в подметки не годится.
РУТ. Поэтому я и пришла к тебе первой. Но, если ты сейчас занята, вкапывая свои корни в театр, я, разумеется, тебя пойму.
МИЛДРЕД. Ты уверена, что они не лесбиянки?
РУТ. Они сестры, Милли. Сестры.
МИЛДРЕД. Не сестры-лесбиянки?
РУТ. Нет там ничего лесбийского. Фильм называется «Горгоны».
МИЛДРЕД. Не буду я сниматься в фильме, который называется «Горгоны».
РУТ. Ладно, мы назовем его «Моби Дик». Мы сможем назвать его, как захотим. Кто нам помешает? Я даже не знаю, кто такие горгоны. Это отвратительные средневековые рыльца водосточных труб, которые выглядят, как Уоллес Бири?
МИЛДРЕД. То горгульи. Горгоны – женщины в греческой мифологии со змеями вместо волос.
РУТ. Знаешь, никаких змей в этом фильме нет. Но, если захочешь, будут. Летучие мыши точно есть. Это захватывающая история о двух сестрах, которые блистали в водевилях. Она волнующая, она трагическая, она пугающая… Просто прочитай ее, Милли. Говорю тебе, такая роль выпадает раз в жизни.
МИЛДРЕД. Я так не думаю.
РУТ. Почему? Неужели так трудно просто прочитать? По-моему, невелик труд. Или ты всегда отворачиваешься от всего, что тебе предлагают? Ради Бога, просто прочитай! Тебя это не убьет.
МИЛДРЕД. Не хочу читать. Я сейчас очень занята.
РУТ. И чем ты так занята? Трясешь корнями перед семью стариками, трое из которых спят, а один умер от скуки во втором действии, как едва не случилось со мной? Эта глупая пьеса отнимает у тебя так много времени, что ты не можешь прочитать сценарий, который может вернуть тебя в кино?
МИЛДРЕД. Мне не нужно возвращаться. Я никуда не уходила.
РУТ. Да перестань, Милдред. Твоя карьера давно уже в сортире.
МИЛДРЕД. Мы там обе, дорогая.
РУТ. Возможно, но первой меня в канализацию не сольют. Это чертовски хороший сценарий, и будь я на твоем месте, дважды подумала бы, прежде чем позволила бы гордости, или злости, или извращенному стремлению играть четверосортную пьесу перед ходячими мертвецами помешать мне заглянуть в сценарий, который вновь может вынести на вершину. Ты действительно хочешь до конца жизни сидеть и гнить в этом мавзолее или все-таки утебя еще есть желание заняться настоящей работой?
(Пауза. МИЛДРЕД колеблется).
МИЛДРЕД. Ладно, раз ты в таком отчаянии, полагаю, от меня не убудет, если я загляну в эту хрень. (МИЛДРЕД берет сценарий, открывает). Так какой из сестер должна быть я?
РУТ. Ты – побитая жизнью психопатка. Я знаю, тебе придется поднапрячься, чтобы сыграть ее. Сестры живут в большом, темном, старом готическом особняке, а когда-то они в паре танцевали чечетку, Энид и Банни, и в их жизни был мужчина, красивый, обаятельный, комик-чечеточник, которого звали Боб и… (Она смотрит в темноту, чуть в сторону от МИЛДРЕД). Господи, это крыса?
МИЛДРЕД. Не наступи на нее. Вдруг это чей-то агент. Я с ней разберусь.
(МИЛДРЕД уходит в тень, чем-то бьет крысу. Раздается дикий визг, за которым следует затемнение. Потом, уже в темноте, слышится музыка леденящего душу хичкоковского триллера).