– А кофе я варю замечательно. Сейчас попробуете – пальчики оближете!
– Свои или ваши? – Валера сделал вид, что смешался. Наташа изобразила смущение.
– Боюсь кофточку запачкать. Вы не обидитесь, если я переоденусь? – Спросила она, покраснев, и добавила, – В халатик.
– Обожаю девушек в халатиках.
Наташа поставила турку на конфорку и вышла из кухни. Откуда-то из глубины квартиры невнятно и почти равнодушно прилетел вопрос: «А без..?».
«Кто же не любит девушек без халатов? От девушки без халата, пожалуй, и столетний дед поднимется на дыбы. Жеребцом-производителем, конечно, не станет. Но, возбудится до инфаркта – может». Валера почувствовал, что он уже возбудился и принялся судорожно соображать: что из одежды прячется под его халатом. Выходило, что кроме кроссовок – ничего. Как-то для первого раза слишком резво.
До сегодняшнего дня они с соседкой только здоровались. Наташа перебралась в их дом совсем недавно, с полгода назад и сразу обратила на себя внимание всех местных кобелей. В первую очередь тех, что в процессе эволюции поднялись с четырех лап на две. Но сама при этом к кобелям оставалась равнодушной.
Молва об её индифферентном отношении к мужскому полу быстро распространилась по кварталу. Валера, как представитель профессии, чья основная деятельность напрямую связана с добычей и обработкой информации – узнал эту печальную новость одним из первых. Курсы по повышению квалификации кобеляжа он в молодые годы проигнорировал. А в сорок лет менять жизненную идеологию посчитал глупым. Потому на соседку смотрел, как на произведение искусства, которое можно лицезреть, но руками трогать недозволенно.
И вдруг такая удача – кофе вдвоём. И это черная полоса?
– Сейчас всё буде готово, – в простом ситцевом халатике Наташа выглядела такой естественной, скромной и по-детски целомудренной, что только профессиональный журналистский цинизм позволил Валере отметить отсутствие бюстгальтера и навеять сомнения относительно наличия трусиков. Выходило, что у них теперь много общего. По крайней мере, в форме одежды. Точнее в форме её отсутствия – Что может быть лучше утренней чашечки хорошего кофе?
Наташа говорила мягко и нараспев, как будто исполняла оперный речитатив. Валере нравилась и ария хозяйки, и либретто оперы в целом.
– Лучше только кофе в постель. – окончательно обнаглел он. Наташа поглядела на него серьезно и укоризненно. Валере стало по-настоящему стыдно. Хозяйка поправила халатик и сказала:
– Тогда в душ.
– Кофе в душе!? – растерялся Валера – Это оригинально…
– А кто нам мешает быть оригинальными? – очень рассудительно ответила Наташа, аккуратно разложила пенку в две чашечки с золотыми цаплями и налила густой, как мёд кофе. Аромат был действительно бесподобным. Но Валера уже не мог думать ни о чем кроме душа.
– Мы их там не разобьем? – забеспокоился он о судьбе золотых цапель.
– Мы постараемся? – спела Наташа на пианиссимо полушепотом.
– Я постараюсь! – пообещал Валера, прикидывая: сможет ли он нести в одной руке чашку, а на другой Наташку. Соблазн был велик, но риск уронить одну из ценностей, и добро бы кофе, все же, заставил его отказаться от блицкрига.
В ванну они вошли торжественно и немного нервно, как входили в храм жрецы перед обрядом жертвоприношения. Процессию возглавляла чашечка с кофе в вытянутой руке Наташи. За чашечкой, чуть подрагивая ягодицами под облегающим халатиком, в ванную вплыла хозяйка руки. Следом, судорожно сжимая в пальцах цаплю и, не чувствуя, как крутой кипяток свеже сваренного кофе сжигает эпителий, пошаркивая кроссовками, вошёл Валера.
Ванная идеально подходила для жертвоприношения. Она, может быть, выглядела не как храм, но как дворец – наверняка. Стены, выложенные плиткой Версаччи. Огромная розовая раковина, пронзенная позолоченным смесителем, охраняла вход слева. Справа по стойке смирно, караулила входящих, сверкающая хромом, душевая кабина. Прямо напротив входа на постаменте возлежала чаша джакузи. Не менее розовая чем раковина, но с большим количеством золотых украшений по периметру и батареей разноцветных пластмассовых флаконов, выстроившихся по росту вдоль стены. Пол, покрытый рустифицированной и тоже розовой плиткой, излучал тепло, ощутимое даже сквозь подошвы кроссовок.
«Не хватает только хрустальной люстры под потолком!» – мимолетно оценил интерьер Валера и сразу переключил внимание на соблазнительный завиток розового Наташиного ушка, так гармонично сочетавшийся с тоном и стилем интерьера.
Хозяйка храма легонько толкнула дверку душевой кабины, и занавес матового стекла открыл взглядам публики просторную сцену. Здесь можно было вымыть отделение дембелей. И им бы не было тесно.
– Прошу – Наташа улыбнулась мило и многообещающе.
Валера уже собрался войти, но она его остановила.
– Вы всегда моетесь в обуви и халате?
– О, извините… – Валера быстро огляделся по сторонам, подыскивая наиболее подходящее место для кофе, пристроил чашечку на умывальнике.
– Я сейчас. – Наташа поставила свой кофе рядом с Валериным и вышла.
Валера снял кроссовки, торопливо спрятал в них грязные носки, критически оглядел, украшенные траурной каймой, пальцы на ногах, повесил на вешалку халат и взошел на сцену.
Пока он без особого интереса рассматривал сенсорный пульт управления, раздался звонок. От неожиданности Валера нажал на какую-то кнопку. Дверка закрылась, и кабина стала заполняться паром.
«Не любовник, а какой-то „ёжик в тумане“ получается… И пар для моего синяка – не лучшее лекарство.» – рассеяно подумал Валера и попробовал открыть стеклянную перегородку. Попытка не увенчалась успехом.
Тем временем в коридоре послышался до боли знакомый голос.
– Натка, я тебе говорил, что ты классная тёлка?
– Вчера, – игриво пропела Наташа.
«Ведь думал, что не нужно идти. Теперь попробуй, докажи, что мы даже кофе не пили. Если за машину так смазал, то за любовницу этот красномордый просто убьет. Чёрная полоса…» – подумал Валера.
– А сегодня ты еще шикарнее. Как свадебный тор. Сожрал бы…
– Ой, да ты голодный! Покормить?
– Нет. Ну, чуть—чуть. Яишенку, как я люблю.
– Восемь яиц на полкило колбасы?
– Гы-гы, – звучно гоготнул пришедший, – помнишь! Классная телка! Пойду, руки сполосну.
– Ты бы на кухне. – все тем же безмятежно игривым тоном пропела Наташа. – Ко мне поближе.
– Не, я в розовом хочу. Такое бабло ухлопал.
Дверь ванной отворилась.
– Слышь, а чё у тебя кофе на умывальнике?
– Остывать поставила.
Валера начал задыхаться, а пар становился всё гуще. Возникло страстное желание покашлять.
– А зачем две чашки? – не унимался Шерлок Холмс.
– Тебя ждала. – чувствовалось, что вранье дается Наташе легко, как алгебра отличнику.
– А… Слышь, а зачем в душе пар?
– По инструкции профилактика полагается. Что-то там прочищается.
– Молодец, что следишь. Эта штуковина диких баксов стоит. А я бы ни за что в инструкцию не заглянул.
Валера начал успокаиваться. Даже желание покашлять пропало.
– Слышь, – не унимался красномордый, – может её пора выключить?
– Бери кофе, иди сюда. Сама выключиться. Там автоматика.
Эту фразу Валера воспринял как сигнал к действию и попытался найти кнопку отключения пара. Но вместо этого включилась музыка: нечто нежное и томное, со вздохами и стонами.
– Слышь, Натка, он у тебя онанизмом занимается.
– Кто? – в голосе соседки задребезжали нотки тревоги.
– Душ, грёбаный.
– Брось его, иди сюда.
– Слышь, а что это за кроссовки? И халат на вешалке?
– Сантехник утром заходил, забыл, наверное. Иди, яичница подходит.
– Слышь, а чего это сантехник в халате и кроссовках?
– Он в нашем подъезде живёт. Не стал одеваться.
– Вот и я говорю: не стал одеваться! Он что, голый и босой ушел? Покажи-ка мне, где он живёт. Сейчас жить перестанет.
Валера прижался к стенке кабины, стараясь сделать прослойку из пара между собой и красномордым по возможности больше. Это, казалось бы, разумное действие, сыграло роковую роль. Пар неожиданно перестал вылетать из форсунок, кабина тихонько загудела и в считанные мгновенья стала прозрачной как аквариум.
– Слышь, телка, сантехник не только кроссовки и халат забыл. Он забыл уйти. Сейчас знакомиться буду!
– Бобик, у человека насморк, попросил разрешения попариться. Оставь его бедолагу. Смотри: какая яишенка! Как ты любишь, с колбаской!
Дверной проем сквозь матовое стекло был виден нечетко. Но Наташу со сковородкой Валера разглядел сразу. Впрочем, гораздо больше его заинтересовала неясная тень, упирающаяся головой в потолок. Валере показалось, что знакомиться с Бобиком два раза за одно утро – глупо. Тем более без страхового полиса.
– Пойдем, милый. Не будем его смущать. Человек, наверное, голый. Оденется, выйдет и познакомитесь. – попыталась увести ревнивца Наташа.
– Голый!!! – тень приблизилась к кабине на угрожающе малое расстояние.
Оставалась еще надежда на то, что дверь не откроется. Но Бобик развеял эту надежду уже секунду спустя.
– Во, глянь! Пешеход, ты совсем обнаглел. Сначала по чужим тачкам топчешься, потом по чужим телкам! – Бобику приходилось слегка нагибаться, чтобы заглянуть в душ, и вид снизу показался Валере до боли родным. Левое ухо налилось слоновьей тяжестью, а щека заиграла всеми оттенками экстравагантного молодежного макияжа.
– Ну, и чего ты взбеленился? Подумаешь: голый мужчина в душе! Вот, если бы он был одетым – пришлось бы скорую психиатрическую вызывать. А так…
– И так придется скорую вызывать.
Бобик сгреб в охапку Валеру, халат и кроссовки, умял поклажу, чтобы она удобнее легла подмышкой, и скомандовал Наташе: «Телка, дверь открой!»
– Бобик, ты меня оскорбляешь! – попробовала возмутиться соседка.
– Я тебя убью. Сначала его, а потом – тебя. Швабра, дверь!!!
Вылетая из квартиры, Валера подумал: «Высший садизм судьбы не в том, чтобы лишить человека соблазнов, а в том, что бы лишить надежды на их реализацию».
Перевернувшись в полете, он заметил три головы: рыжую, белую и черную. Они стремительно приближались. Все три головы успели открыть рот, но не успели ничего сказать.
«Как в боулинге. Я – шар!» – распределил роли Валера и снёс три кегли одним ударом. – «Страйк!»