Искусство и отражает время, и формирует его. В исторических хрониках и в памяти человечества остаются имена великих лидеров, вождей и полководцев, остаются названия грандиозных битв, революций и исторических открытий. Но, к лучшему ли, к худшему, созданные художниками и отражающие эпоху символы времени – книги, картины, фильмы и песни – нередко вытесняют и замещают собой в нашем сознании сами исторические факты. Наполеоновское нашествие в Россию мы представляем себе по толстовской эпопее «Война и мир», Английскую революцию – по романам Дюма и их многочисленным экранизациям, Гражданскую войну в Америке – по роману и фильму «Унесенные ветром», растянувшуюся на десятилетия Французскую революцию – по романам Виктора Гюго, песне «Марсельеза» и картине Эжена Делакруа «Свобода, ведущая народ», а революционный подъем начала ХХ века – по «Интернационалу».
Песня – самая демократическая, самая простая и самая популярная форма искусства. Она создается нередко почти спонтанно, мгновенно реагируя на то или иное событие в мире. Нередко бывает и наоборот: совершенно невинная, не претендующая ни на какую историческую значимость песенка помимо, а то и вопреки воле своих создателей вдруг обретает огромное символическое значение и начинает отражать эпоху.
Именно такие песни я попытался собрать в этой книге.
Название книги требует пояснений, которые помогут прояснить и поставленную автором в этой книге задачу и соответственно ее содержание.
Ключевое в ее названии понятие – «главные». Главные – не обязательно лучшие, хотя нередко эти понятия самым счастливым образом сочетаются, и я, конечно, изо всех сил старался, чтобы главные были все же лучшими. Главные – это те, без которых немыслимо представить себе либо историю века, либо ее культуру. Иногда такой смысл – исторический, общекультурный, а то и откровенно политический – закладывается в песню ее авторами совершенно сознательно, иногда этот смысл возникает сам по себе, неожиданно вскрывая заложенные в музыке и тексте почти против воли авторов или им поначалу неведомые куда более глубокие смыслы. Иногда нарочитая, вызывающая провокационность – будь то в политической декларации, демонстративно открытой сексуальности или шокирующе-откровенном описании наркотического экстаза – открывает для популярной песни и через нее для массового сознания ранее закрытые, запретные, а то и неведомые ему сферы человеческого бытия.
Иногда совершенно невинная в момент создания по своим интенциям песня тем или иным поворотом истории обретает вдруг максимально далекий от нее, если не сказать противоположный, смысл.
Случается и так, что совершенно мирные песни каким-то причудливым поворотом судьбы оказываются вдруг действенным орудием на фронтах мировой войны.
Иногда песня лишена какой бы то ни было идеологической или смысловой нагрузки, но ее чистая музыкальность, простая, но завораживающая своей гениальной красотой мелодичность обеспечивает ей навеки место в истории.
Иногда эта музыкальность вовсе на проста – она может быть концептуально-революционной или насыщенной новыми звучаниями и невиданными композиционными решениями и инструментальными сочетаниями или же беспримерной возвышенной духовностью.
Все эти вместе взятые песни должны, по замыслу автора, нарисовать выстраивающий из их музыкально-поэтического содержания социальный, культурный, а то и политический портрет века.
Понятие «песня» трактуется в книге чрезвычайно широко. Хотя большая часть словарей и энциклопедий придерживается общепринятого, сложившегося в массовом сознании определения песни как «стихотворное и музыкальное произведение для исполнения голосом, голосами» (словарь Ожегова) или «словесно-музыкальное произведение, исполняемое одним лицом или хором» (словарь Даля) или «короткая музыкальная композиция из слов и музыки» (словарь Кембриджа и американский словарь Вебстера), Оксфордский словарь английского языка дает поле для несколько более широкого толкования: «вокальные или инструментальные звучания или их сочетание, скомбинированные таким образом, чтобы передать красоту формы, гармонии и выражения чувств». То есть слово «или» в этом определении предполагает существование песни не только в сочетании слов и музыки, но и в их раздельном друг от друга бытовании. И правда ведь, все мы знаем немало поэтических произведений, хоть и не положенных на музыку, но гордо носящих в своем названии слово «песня»: в древнегерманском эпосе есть «Песнь о Нибелунгах», у Пушкина – «Песнь о вещем Олеге», у Генри Лонгфелло – «Песнь о Гайавате», у Уолта Уитмена – «Песня о себе», у Максима Горького «Песня о соколе» и «Песня о буревестнике», не говоря уже о предтече всех песен – библейской «Песни песней Соломона».
В ХХ веке, а книга наша все же главным образом о песнях ХХ века, в популярной музыке, особенно с развитием инструментального джаза, слово “song” стало обозначать вовсе не обязательно поющуюся, то есть предназначенную для вокала музыкальную композицию. Сначала в кругу музыкантов, затем критиков, а вслед за ними и в массовом словоупотреблении слово «песня» (song) стало применяться к любой, как правило, короткой музыкальной пьесе. Тем более что границы между песней-непесней становились все более зыбкими. Многие изначально инструментальные джазовые композиции по мере обретения популярности обрастали текстом и превращались в полноценные песни, не говоря уже о бесчисленных инструментальных версиях популярных песен, которые так и назывались – песня.
Поэтому я счел возможным включить в число главных песен и те инструментальные композиции, которые оказали определяющее воздействие на развитие популярной музыки и ее взаимодействие с социальными, общекультурными и даже политическими процессами века.
Поставленный во главу угла критерий «главные», а не «лучшие», вроде бы устраняет субъективистский, чисто вкусовой авторский подход к отбору. Но, разумеется, это устранение – иллюзия. При всем искреннем стремлении следовать объективным, беспристрастным критериям при отборе, субъективность автора остается в каждой отобранной песне, в каждой главе, в каждой строчке. Да и могло ли быть иначе? Мы имеем дело не с наукой с ее объективизмом, а с искусством, все оценки в котором по определению и неизбежно личные. Разумеется, у каждого любителя музыки такая подборка будет выглядеть по-своему.
Мне остается только надеяться, что мой более чем полувековой опыт меломана, музыкального журналиста и критика и (смею надеяться) достаточно широкий охват самых разных проявлений музыкальной культуры позволил мне выбрать именно те песни, которые соответствуют избранному критерию. В подтверждение этому могу сказать, что, с уважением относясь к каждому отобранному «экспонату», далеко не ко всем из них я испытываю искреннюю привязанность и любовь меломана. И, с другой стороны, за пределами отбора, остались десятки, да что десятки, сотни музыкантов, групп и композиторов, перед которыми и музыкой которых я благоговею и слушать которые люблю, но которые по тем или иным причинам не сумели (или не захотели!) создать песни, значение которых – при всей их зачастую высочайшей художественной ценности – обрели бы в социокультурной истории ХХ века ту самую значимость, которая позволила бы их числить по разряду «главных».
В число главных песен ХХ века вошли несколько, появившихся задолго до 1900 года. Потому что, пусть и будучи сочиненными десятилетиями, а то и столетиями раньше, они в полной мере проявили свою историческую значимость только в веке двадцатом. То же относится и к некоторым песням, истоки которых – фольклорные или церковные – восходят куда-то далеко-далеко, и дату их создания точно установить и вовсе не представляется возможным.
Песни в книге размещены в строго хронологическом порядке. Любая иерархия (по значимости, то есть «главности») многократно усилила бы субъективность оценки, то есть то самое, чего всячески хотелось избежать. Единственный потому «объективный», беспристрастный критерий – чистая хронология. В некоторых случаях, впрочем, пришлось пренебречь историей создания и отнести ту или иную тихо существовавшую уже десятилетиями, а то и веками песню к году, когда она громко и неоспоримо заявила себя как важнейшее явление популярной культуры ХХ века.
В большей или меньшей степени в книге представлены все десятилетия ХХ века. Некоторые – только одной-двумя песнями. Другие – десятками. Что, наверное, естественно. Искусство не развивается равномерно, и совершенно очевидно, что в ХХ веке пик популярной песни пришелся на 1960-е годы, поистине «золотой век» популярной музыки. Никогда ни до, ни после в истории не было момента, когда поп-музыка и выросший из нее именно в эти годы рок в такой мере не только отражали бы происходившие в самых разных странах мира важнейшие социальные, культурные, а то и политические процессы, но и оказывали на них ключевое, нередко определяющее влияние. Из последних, самых близких к нам и потому, казалось бы, максимально на слуху десятилетий, в книгу попало не так уж много песен. Нравится ли это нам, меломанам, или нет, но все без исключения исследователи современной культуры отмечают – и с этим трудно не согласиться, – что популярная музыка утратила свое главенствующее, определяющее положение в культуре, перестала быть индикатором и уже тем более катализатором общественных процессов и редуцирована до роли просто развлечения. Последней хронологически включенной в книгу песней стала вышедшая в свет буквально за месяц до конца века, 21 ноября 2000 года, песня Эминема “Stan”.
«В самых разных странах мира…» – слова эти подводят меня к необходимости обсудить очевидный перекос в сторону англо-американской популярной песни.
Разные века несут на себе отпечаток доминирования той или иной национальной культуры, были века германские, французские. ХХ век в популярной культуре – век англо-американский. Практически вся популярная музыка ХХ века выросла из американских влияний: принесенная на американский континент африканская музыка породила блюз; в сочетании ее с традиционными европейскими христианскими песнопениями появились спиричуэлс и госпел; с военными духовыми оркестрами – марширующие похоронные бэнды черной бедноты Нового Орлеана. С добавлением в этот и без того богатый и пестрый коктейль рэгтайма – фортепианного, таперского аккомпанемента борделей того же Нового Орлеана – родился джаз. Прививка к блюзу деревенской американской полуфольклорной музыки кантри породила рок-н-ролл. Из этих же корней в разных их сочетаниях выросли и соул, и рэп. Воспитанный на американском рок-н-ролле, но завоевавший всемирное признание английский рок лишь укрепил эту доминанту. В немалой степени именно на глобальном господстве англо-американской популярной культуры (ну, окей, не без помощи политической роли Британской империи и США и опять же таки по большей части английских корней мирового спорта) основана и подавляющая роль английского языка в мировой культуре ХХ века.
Потому – каким бы отталкивающим культурным империализмом это ни отдавало – любые, самые интересные музыкальные явления в тех или национальных культурах приобретают глобальное значение, лишь застолбив себе место в англо-американском культурном пространстве.
По этой причине за пределами книги остались такие интереснейшие и для своих культур важнейшие музыкальные явления, как французский шансон, немецкий авант-рок или бразильская «Тропикалия». Как остался бы, по всей видимости, маргинально-национальным явлением и регги, если бы на Ямайке родным языком Боба Марли и его товарищей был бы не английский.
По этой же логике за пределами книги осталось и все зачастую великолепное наследие отечественной песенной культуры. Русская песня – огромное и невероятно значимое для русской культуры явление, достойное отдельной книги, в которой будет рассказано о лучших или, пользуясь принятой здесь терминологией, «главных» ее образцах.
И еще о языке. Огромное количество людей по всему миру слушают песни на английском языке, зачастую не вдумываясь в их содержание или не имея возможности понять текст в силу как недостаточного знания языка, так и сложности восприятия текста песен на чужом языке. Однако песня – нерасторжимое единство слова и музыки и, игнорируя смысл, мы обедняем свое восприятие. Там, где это важно – а важно это практически во всех попавших в число «главных» песнях – я передаю их содержание, иногда полностью приводя перевод текста песни. Поэтом я себя не считаю, за рифмой не гнался, и петь песню на русском языке в моем переводе вряд ли получится. Но в той мере, в какой мне это удалось, перевод передает смысл, идею, образы и чувства, заложенные авторами песен в свои тексты.
Со всеми этими оговорками я смею надеяться, что получился пусть и субъективный, но написанный честно, заинтересованно и с любовью «песенный портрет века».