Витя Полянкин неожиданно появляется на пороге тёщиной хаты…
– Тю, чёй‑то?
– А налей‑ка мне, Анастасия Романовна, граммов этак сто самогоночки… абрикосовой…
– А ху‑ху не хо‑хо?
– …Даю червонец.
– Тогда налью, – Витя аппетитно выпивает.
– Огурчик дать?
– И сальцо неси… и за два червонца наполняй стакан, – с настроением выпивает и закусывает. – Давайте, выпьем вместе по стакану – три червонца кладу, – преодолевая опьянение, Витя настойчиво выпивает стакан после тёщи, – а теперь… анальгетик принят, хочу врезать тебе в глаз или куда попаду…
– За что?..
– За Зойку…
– Кто такая?
– Жена моя…
– Но её Катериной зовут!..
– Не‑ет! ЗОЯ – змея особо ядовитая… Не ссы в кулёк… четыре червонца даю…
– Деньги вперед!
Хрястнул Витя тёще в глаз, застучала она костяшками по полу, как высыпанные доминушки по столу.
– А меня труба зовет, – на выходе натыкается на жену.
– Отдал матери пенсию?
– Отдал… поддал… и дал в глаз…
– Вижу, нажралась, скотина!
– Прочь с дороги, пошёл долги раздавать…
– Куда ещё?
– На горшок, быстро не жди!
Услышав стон матери, Катька вбегает в хату и видит: мать опёрлась на стол с багровым левым глазом.
– У‑у, змеюка, приползла…
– Да чё вы такое говорите, мама?!
– Такого мужика искусала…
– Это кто мужик, Витька?.. Тюфяк и урод…
– Он мужик! А ты – сука драная.
– Жизнь выворачиваю наизнанку, чтобы убежать, вырваться из объятий глупости, лжи и насилия, – изливался Лёха, теребя газету. Красивая ложь в этой двухкопеечной «Правде»! Требовательной глупости в призывах и лозунгах партии и её ЦК по самую макушку – захлебнуться можно народу. Кто выполнять будет? Двухметровый дядя Федя Хромой из костылей ходули сделает?.. «Тупому» народу «умные» подсказки делают, чтоб он не умер с голоду. Частички глупости прячутся за лозунгами людей, указывающих с серьёзным видом «направление к цели» и высокомерно тычущих пальцем в местонахождение цели. Главная глупость в том, что страной управляет всеми слышанная, но никем не видимая «партия», а конкретные люди выполняют её «волю», пряча в ней свою ответственность. «Диктатура пролетариата» карает не тех… Она не видит работающих на себя, обходящих законы и умеющих красиво убеждать, что трудятся «на благо общества». Но хорошо видит тех, кто работает на себя, творит жизнь многим – «коллективный разум» такое коробит, – дух индивидуализма действует, как ладан на сатану. Вот почему большевики не жалуют великих русских меценатов. Сдай они что‑нибудь в партийный «общак» – можно было бы отметить, как Савву Морозова. Не вижу счастливыми тех, кто борется с выдуманными препятствиями – это спешка, недогляд и неучёт последствий. Мои препятствия во мне – моё незнание, моё неумение, мои недостатки, и с ними – моя единственная борьба… преодолев которые, не найдёшь внешних препятствий.
– Лёха, ну, ты даёшь, будто мозги у «коллективного разума» вскрывал… Ты не прав, Лёха! «Партия – наш рулевой», а ты его опускаешь в речку‑вонючку… народу «хочется ласковой песни и хорошей большой любви» к вождю… если быть честным, новый вождь не ровня Сталину, но любовь зла, полюбишь и козла, а тем более – поросёнка.
Мне всегда виделось, что гирейцы умеют выдумывать изощрённо и выразительно.
Илларион Чубук, а для нас, пацанов, дядя Ларя, в тяжёлые для самогонщиков времена (участковый милиционер по директиве сверху пронюхивал подозрительные дворы) придумал устройство для создания кальвадоса.
У него был роскошный яблоневый сад, в котором ставляли две дубовые 120‑литровые кадушки. Собирали падалицу и заполняли две трети кадушки… Дальнейший технологический процесс: на две трети заливается вода, засыпаются ведро сахара и три горсти куриного помёта – «лучших в мире дрожжей», перемешивается и… брожение пошло.
В продаже дрожжей нет и не предвидится. Ведётся активная борьба с самогоноварением?.. Щас!..
Тётя Мотя приходила перенимать опыт, морщилась и кривилась, но согласилась – помёт всегда под рукой: цыпочки регулярно облегчаются.
Участковый, унюхав бражный запах, устроил обыск во дворе Чубука… но самогонного аппарата не нашёл.
– А на кой хрен ты забраживаешь яблоки?.. Воздух портишь…
– Для бекона…
– Чё за хрень?
– Неделю свинью кормлю комбикормами – сало наращиваю, неделю – мочёными яблоками и по двору гоняю – слой мяса образовывается…
– Ну, хохлы, чё с салом не надумают…
А ларчик просто открывался: в титан, обогревающий сарай с живностью в зимний период, дядя Ларя врезал дополнительный трубопровод, который протянул в слесарно‑столярную мастерскую с выходом в шкаф для инструментов.
В нужный момент, когда в кадушке через 7‑8 дней брожение прекращалось, сливалась и отжималась брага и выливалась в водный отсек титана. В топку закладывались и поджигались дрова… Здесь начинало кипеть, а в шкафу в трехлитровую банку капало и лилось.
В качестве информации к размышлению: в те времена в магазинах Гирея водку не продавали – просто её никто не покупал…
Элементарная арифметика: 0,5 литров самогонки стоили 1 рубль, можно, если очень захотеть, приобрести ту же 0,5 чистого медицинского спирта за 4 рэ, из которого можно сделать две бутылки водки, а водка стоила 2,67… Да! Гирей не пополнял бюджет страны прибылью от водки.
Ну а дядя Ларя после промывки агрегата совершал вторую перегонку, доведя градус спиртов в напитке под названием «Кальвадос» до 60… И назначалась дегустация. Главным дегустатором приглашался дядя Федя Хромой.
Он присаживался на скамейку с края стола, справа рядом приспосабливал костыль и на него укладывал свою короткую ногу.
В стограммовую стопочку наливался «Кальвадос Чубука», от которого несло вонью, превышающей амбре свинарника.
Морщась, дядя Федя вертел носом в поиске беcсмрадного пространства… нашёл за левым плечом… набрал воздуху… затаил дыхание… с открытым ртом запрокинул голову и вылил содержимое стопки прямо в пищевод, минуя вкусовые рецепторы языка и нёба… выдохнул: «Х‑х‑х‑у‑у‑…», воспроизводя кулаком по груди заячью дробь…
В мгновение ока дядя Ларя подсовывает небольшой солёный огурчик, который в секунды, как пропущенный через мясорубку, исчезает во рту и проглатывается одним движением.
Дядя Федя закряхтел, запыхтел, хлопнул поверх живота.
– Ларик, прошло и легло… требуется добавка…
«Ларик» наполнил стопку, придвинул тарелку с огурцами, салом и горчичкой.
Дядя Федя посмотрел на стопку, как на клопа, которого надо уничтожить зубами. Зажал нос двумя пальцами, открыл рот, накрыл губами рюмку и залпом, в один глоток, отправил напиток по назначению… сморщившись, дёрнулся кверху всем телом, будто ему воткнули клизму … закусил салом , изгоняя изо рта жгучее зловоние.
– Бог любит Троицу, – в третий раз наливается в стопку смрадный напиток.
Дядя Федя смотрит на стопку, как удав на кролика … и дегустация продолжилась…Дядя Федя выдаёт свой вердикт:
– Вещь сильная и настолько же зловонная… не в дрожжах дело… Суть в яблоках – собрал ведро и в кадушке пусть бродят, а не гниют… подсыпаешь яблочки, подсыпаешь сахарку, подбрасываешь дрожжей…
– Подумаю, Федя… подумаю.
– Думай, Ларик, думай… А теперь ставь себе стопочку… Мне интересно, как ты будешь гавриться от своего самогона… яблочного… И поговорим по технологии детально и, вообще, о жизни, о бабах… Сало у тебя отменное, настоящее хохляцкое, – в это время дядя Ларя пытается пригубить стопку своего напитка, но нос не подпускает близости с ним.
– Во! Ларик!.. это тебе не участкового обманывать… носопырку не одурачишь, – дядя Ларя, захлёбываясь, всё же влил в себя содержимое стопки, зафырчал, задергался, как собачонка, вылезшая из воды.
– Закусывай огурчиком, у меня четвёртая прошла, как по накатанной…
– Нет, Федя, с этим надо что‑то делать… крепка, но… не аппетитна.
– Делай, Ларик, делай… а мне накати пятый стопарь… за преодоление препятствий… добрести до хаты.
– Федь, Ларика со второго стопаря разнежило, я уж с десяток лет живу вблизи тебя и вижу, что нет у тебя друзей…
– …и врагов тоже нет. А друзья все в полях лежат от Сталинграда до Берлина, сам‑то я только до Варшавы дошёл… а друзья… не вижу, с кем можно в разведку сходить… разве что Сергеич, твой сосед, но он тоже самостоятельный мужик и возраст, когда не хочешь обременять друзей и враги не нужны… А вы, пацаны, сопроводите меня до хаты, сдайте Манюше, она меня проводит в постельку… Эх, жизнь!.. Только радуйся… аромат и вкус, Ларик, вот что должно быть на втором месте после градусов…
По дороге, через два двора, дядя Федя в который раз рассказывал о том, как вражеский пулемёт неожиданно «долбанул» из «погашенного» дзота. Как он «отделался изодранной икрой на левой и перебитыми костями на правой ноге, а у друзей Славы и Жени души отлетели на небеса… и слёзы полились дождём.