Май 2029 года. В сердце центральной части России, сверкающий утренним майским светом, раскинулся такой патриархальный Киров.
Погода располагала к прогулкам, и мы с подругами решили встретиться.
Ветер несмело шевелил подолом моего плаща, накинутого на плечи на случай внезапного похолодания, май он такой обманчивый.
Наташа стояла на перекрестке в ярко алом платье и ждала нас.
И не холодно ей – промелькнула мысль.
– Отлично вчера юбилей отметили, -вспомнила Наташа.
– Ага, до сих пор голова болит, – согласилась я.
– Привет, ты куда Макса понесла? – спросила меня Таня, подходя к нам на перекрестке Октябрьского проспекта и Преображенской улицы.
– К тебе, ты же у нас ветеринар, – посмотрела я на своего бенгала, который безрезультатно пытался выбраться из переноски.
– Пошли по проспекту прогуляемся, а то Чарли сейчас на собственном поводке повесится, – позвала Таня.
– Пошли, подышим не свежим воздухом города Кирова, – согласилась я.
Как будто подслушав мои мысли, одна из представительниц отечественного автопрома шумно чихнула выхлопом.
– Топливо намешали, наверно, вот и стреляет, – просветила нас Таня, единственная, имеющая водительские права.
Разговор перешел к воспоминаниям встречи выпускников. Обсудили, как поредел наш класс за сорок лет со дня окончания школы, а нам всего-то по пятьдесят восемь в своем большинстве. Мы прогуливались вдоль аллеи, расположенной посередине Октябрьского проспекта.
Престарелый такс Чарли, быстро сделав свои собачьи дела, больше не никуда не спешил, а вальяжно переваливался с боку на бок.
– Даже птиц не гоняет, как раньше, – заметила Наташа.
– Ага, и морда поседела, – согласилась Таня.– А с Максом что?
– Глаза плевятся, – пожаловалась я.
– Ну, у бенгалов глаза, вообще, слабое место, – сказала Таня.
– Максу уже восемь лет, мне его дочка на пятидесятилетие дарила, – напомнила я.
– Помним, помним, – ответила Наташа.
– Что это, – подняла я голову.
Над нами начала кружить черная птица, Макс притих в переноске, а Чарли плюхнулся на землю и только глазами сопровождал неспокойную пернатую.
Мы с подругами по примеру Чарли, носами кверху наблюдали за кружащей над нами птицей. Вокруг нас образовался плотный туман, голова закружилась.
***
Туман рассеялся, а мы оказались сидящими в коробке, обитой тканью. Я нащупала ручку дверцы, и она со скрипом подалась. Я вышла первая и огляделась. Коробкой оказалась черная, покрытая лаком карета, стоявшая на проезжей, неширокой, немощеной улице.
– Что за хрень, – переглянулись подруги, спрыгивая одна за другой со ступеньки кареты.
Я попыталась ее обойти.
Похоже больше на фаэтон, хотя, впрочем, какая разница, однозначно по улицам Кирова такой транспорт не курсировал уже более ста лет, – мысленно удивлялась я. Заметила застекленное и зашторенное черной занавеской окошко. Фаэтон был запряжен в пару гнедых. Обходя странный транспорт вокруг, резко остановились, заметив, как на нас со скоростью пары лошадиных сил несся конный экипаж. Кучер вовремя отвернул, чтобы не столкнуться с непутевыми девицами и крепко выругался в наш адрес.
Едва успев отскочить на обочину дороги, мы услышали призывный голос мальчика: – Покупайте Вятскую газету. Только у нас свежие новости. Заканчивается славная эпоха правления русского монарха. Александр III находится при смерти. После смерти императора, на российский престол взойдет Николай II.
– Может, кино снимают, – предположила Наташа.
– Тогда бы здесь было все огорожено. А нас бы на территорию съемочной площадки не пустили, тем более в современной одеж…, – не успела закончить мысль я, и мы уставились друг на друга.
Мы стояли в гимназистских черных шерстяных платьях с передниками и уложенными в кольца на голове косами. Выглядели мы как копии с фотографий нашего выпускного альбома, только в старинной версии.
– Да ладно, – выразила общую мысль я.
– Раз пророчат на царствование Николая, значит, сейчас примерно 1894 год, – вспоминала Наташа историю.
– Нас закинуло на 135 лет назад.
– Света, ты чего вынюхиваешь? – удивилась Таня, глядя на то, как раздуваются мои ноздри.
– Газом от транспорта не пахнет, – созналась я.
– Зато конским навозом воняет, – принюхалась Таня.
Я заметила, что к моим ногам боком жмется мой бенгал.
Макс помолодел лет на семь.
– А куда делась переноска? – удивилась я и подняла кота на ручки. Погладила, успокаивая его, он благодарно боднул меня в подбородок.
– Чарли, – крикнула Таня, и молодой таксенок прибежал звонко гавкая на всю округу и виляя длинным, тощим хвостом.
– Что делать будем? – посмотрела я на подруг.
– Прошу вас сесть обратно в карету, барышни, – прозвучал голос в наших головах. Кот прижал уши, пес перестал бегать и плюхнулся на заднюю точку.
Птица, которая кружила над нами во время прогулки по Октябрьскому проспекту, оказалась вороном. Он передавал нам свои мысли, и мы его понимали.
– А кто на козлах был? – удивилась Таня.
Ворон неспешно опустился на крышу фаэтона, и мы смогли его рассмотреть более подробно с близкого расстояния.
Ворон смотрел на нас своим пронизывающим и внимательным взглядом, будто гипнотизировал.
– Нет, барышня, сейчас Федька вернется и отвезет вас домой, он за газетами для хозяйки пошел, – пронесся ответ в голове.
– Во, попали, – оглядела нас Таня.
Через минуту к нам подбежал симпатичный парень лет шестнадцати, голубоглазый, с нечесаными русыми патлами. Проведя по волосам пятерней, быстро поклонился и запрыгнул на место кучера, под мышкой у него были свернуты трубочкой газетные листы.
***
– Что будем делать? – спросила Тая.
– Здесь мы точно оставаться не будем, – решила Наташа.
– Поехали, посмотрим, – позвала я.
Ехали мы, не спеша. Впереди показался деревянный мост через реку Вятку, но мы свернули направо. Дальше путь шел вдоль берега реки.
– Куда это нас везут, не унималась Таня. И ворон, и кучер ее вопрос то ли не расслышали, то ли проигнорировали.
А мы тем временем подъезжали к тому болоту, которое в будущем будет гордо зваться Вересниками, а ныне слобода Большая Кикиморская. С одной стороны дороги тянулись склады, деревянные избы, украшенные резными наличниками, с другой: Вятка-матушка с баржами и мелкими плоскодонками, транспортирующими товар местных ремесленников. Пароходы, выпуская черный дым, величественно везли важных пассажиров. Погода стояла теплая, навигация по реке уже открылась. Среди ив и тополей на окраине слободы стоял добротный деревянный домик с садом. Округа радовала молодой листвой, а органы обоняния напрягались запахом конского навоза. Начало мая выдалось сухим, слякоти не было. Дорожка к дому была плотно уезжена. Отлично, даже туфли не испачкала. Это я к тому, что в двадцать первом веке на все лады пресса жестко критиковала наши кировские дороги. Поэтому никто из нас не питал надежд на то, что в девятнадцатом веке качество дорог будет лучше. Мы зашли в дом по настоянию ворона. Федор, с видом заправского конюха, начал распрягать лошадей. Размеры дома снаружи оказалось обманчивым, изба была просторной.
– Хоромы какие, а с виду не скажешь, – заметила я и принюхалась, в доме пахло мелиссой.
– Эльга, я их привез, – раздалось у нас в головах.
– Ладно ли прошло все? – спросила старуха.
– Да, – ответил немногословный пернатый.
– Заходите, барышни, не бойтесь, я молоденькими девами не закусываю, – усмехнулась узкоглазая, аккуратно одетая в льняное платье с темным передником, старуха. Седые пряди выбивались из-под цветастого платка.
– Якутка, что ли, – вырвалось у меня.
Старуха вопросительно посмотрела.
– Кожа белая, без желтого тона, значит не китаянка и не кореянка, эпикантусы в углу глаз говорят об азиатских корнях, цвет радужки не карий, значит северянка, – ответила я на немой вопрос.
– Почти угадала, барышня, я эвенка, с Севера в ваши края пришла. Позже свою историю вам поведаю, давайте наперво с вами разберемся, – посмотрела на нас старуха своими бесцветными бледно-голубыми глазами.
– Долго в пути были, истомились барышни, сейчас трапезничать будем, пост миновал, с апреля ужо разговелись, – пригласила жестом она нас за стол, разливая по глиняным стаканам молоко и ломая горячий каравай. От хлебного аромата рот наполнился слюной.
– Как мы здесь оказались? – Наташа оглядела комнату, тканые половики на полу, ситцевые шторы на окне.
– Можно нас обратно перекинуть, домой? – умоляла Таня.
– Я вас сюда не для того переместила, дабы обратно возвращать, – возразила старуха.
– Мы попали в магический мир? – обнадежилась Таня.
– Бог с тобой, что мелешь-то, барышня, – уставилась на нас старуха как на полоумных.
– Сейчас нам палочку волшебную выдадут, – улыбнулась я. – Не, обращайте внимания, она книг про попаданцев начиталась.
– Я их читаю, а кто-то их пишет, не будем показывать пальцем на того, – покосилась на меня Таня.
– Довольно, – рыкнула старуха. – Выбору у вас нету. В земли вятские явился колдун, коий для своих обрядов пользует юных девиц. Он скрал души трех гимназисток, приставы отыскали их тела в подвале гимназии в коме, я призвала ваши души в эти тела, и вы смогли в них зацепиться только потому, что кровные сродичи этих девиц, – рассказывала старуха.
– А мы тут при чем? – удивилась Наташа. – И как по-вашему мы будем общаться с нашими потенциальными семьями? Они же сразу поймут, что мы не они.
– Вы из благородных семейств, гимназию лишь недавно окончили, а тут такое. Три бездыханных девы явили мне прошлым днем, ибо в губернской больнице дохтора молвили, что они бессильны. Сродичам вашим я поведала, что вы весьма слабы, находитесь в беспамятстве, что пробудете у меня полное лето, покамест не восстановитесь до конца. За это время вы усвоите мои веды и поможете погубить колдуна. Стара я стала, одна с ним не справлюсь, а вы трое и губернии и себе споможете, – закончила она.
– А как мы себе поможем?
– А так, что это ваши прародительницы, и ежели они погибнут, то не будет ни вас, ни ваших близких в вашем грядущем. Вы проживете здесь полную жизнь и в свое время переродитесь снова в своем мире, – резюмировала старуха.
– А как же души наших родственниц? – уточнила сердобольная Таня.
– Их я уже вызволить не смогу, – созналась старуха.
– А на что мы будем жить? – уточнила расчетливая Наташа.
– А как мы будем ловить колдуна? У вас есть план? А мы снова не пострадаем, раз он уже украл наши души, что помешает ему это сделать снова? – завалила я вопросами старуху.
– Для этого вам придется усвоить мою науку, – ответила Эльга.
– Феоклист мне поведал, что одна из вас сродни нашего счетовода, то есть истину умеешь выделить, – размышляла Эльга.
– Это называется анализ, – высказалась Наташа.
– Не умничай, и поменьше мудреных слов молви, – окоротила ее старуха.
– И он меня примет на работу? – удивилась Наташа.– Чтобы выискать колдуна, пойдешь служить к Сергею Ивановичу Медякину. В жандармерию или полицию тя не возьмут, а барон сей хитроумный частным сыском промышляет, за секретаря побудешь, да с бумагами подсобишь, поищи сведения о девах пропавших. Думается мне, что ваши прабабки не единственные девы, кои пропали за последнее лето, – начала строить планы старуха.
– Его как раз наняли искать пропавших барышень знатные лица, вот он и гонится по следу, а я ему помощь в деле сем обещала. Барон не отвертится, примет тя, никуда не скроется, – заявила старуха.
– Ты, – ткнула она пальцем в Таню, – будешь помощницею Петра Петровича, нашего патологоанатома в губернской больнице, я с главным врачом согласую то.
– Я, собственно, ветеринар, – возразила Таня.
– Ведаю, но коновалами, у нас мужики служат, ветеринарные пункты в основном лошадок пользуют, тяжко тебе будет с большими животинами управиться. А так, може ще странное среди убиенных девиц сыщешь, – заявила ей старуха. Таня совсем сникла, возиться с трупами очень не хотелось. Но для себя решила, что это временно, найдем колдуна, и она выйдет замуж и не будет ни о чем печалиться. Мотнув головой в знак согласия, она присела на корточки и погладила Чарли.
– Эй, писательница, – очередь дошла до меня, и она ткнула в мою сторону, корявым от подагры пальцем.
– Ага, Агата Кристи, – хохотнула Наташка.
– Станешь корреспондентом, соглашение с редактором Сергеем Антоновичем Андреевским я устрою, пойдешь в Вятскую газету, в Губернские ведомости тебя вряд ли примут, даже связи кровные не подсобят.
Все известия свежие в руках репортеров, так что не проморгай значимое, надеюсь это поможет нам в сыске сего лиходея.
– А как я буду работать корреспондентом, если не знаю вашей письменности? – удивилась я.
– Не лукавь, девка, Феоклист сказывал, что ты у себя там три класса церковно-приходской школы окончила и нашим языком ведаешь, – злилась старуха.
– Я читать умею, а писать, нет, – возразила я.
– И мы не умеем, – присоединились подруги.
– Ладно, выучу вас грамотству, чем вы только в своем веке маялись, – удивилась старуха.
– А если мы пересечемся с родственниками? Мы их даже не знаем в лицо? – продолжила я.
– Я не велела вашим сродичам, прежде целого месяца вас навещать, а дальше фамильяры вам подсобят, – пояснила старуха.
– Какие фамильяры, – вырвалось у Тани.
– С которыми вы ко мне явилися, – ткнула пальцем в Чарли старуха.
Макс забрался под скамейку и не высовывал носа. Не похоже на него, – заглянула я под лавку и погладила котика.
– Вам придется с ними почаще беседовать и учиться их разуметь, – начала старуха.
Эльга быстро налила две плошки молока и позвала пса и кота.
На удивление наша живность осмелела и подошла к еде.
Макс с жадностью начал лакать молоко, видимо, проголодался, Чарли последовал его примеру. Старуха бросила псу пару кусков хлеба, которые Чарли мгновенно проглотил.
Довольный Макс вдруг запрыгнул на колени к ведьме, она ласково погладила котенка, в это время беззвучно шевеля губами. Потом, почесала за ухом Чарли, не переставая бубнить.
– У меня нет фамильяра, – с облегчением выдохнула Наташа, что разговаривать с животными не придется, сомневаясь в здравом уме пожилой женщины.
– За тобой Феоклист покамест присмотрит, потом изберешь себе кого-нибудь, – строго сказала старуха.
– Феоклист – это ворон, который нас сюда притащил? – уточнила я.
– Да, весьма мудрая птица, однако, он и мне надобен, так что скорей определяйся с фамильяром, – обратилась она к Наташе.
– Феоклист, спроводи ее завтра в лес, дабы себе кого присмотрела, – приказала старуха ворону. Тот согласно каркнул.
– В апреле у нас вылупляются птенцы, к маю воронята окрепнут, да и на крыло станут, изберешь себе птенца да имя дашь, – наставляла Эльга.
– А почему не кот или пес?
– Чересчур долго ждать, покамест подрастет и возиться долго, у твоих товарок уже подросшие кутята, их можно учить, и они привыкли к своим хозяйкам.
– Пойдемте, барышни, покажу вам вашу светлицу, – позвала старуха.
– Мы что, вместе будем жить? – воспротивилась Таня.
Нам с Наташей это тоже не понравилось.
– Потерпите, дома будете капризничать, – усмехнулась старуха.
– Но тут ведь много комнат, – спросила я.
– Эта светлица моего внука Федьки, – показала она на дверь, рядом с нами.
– Эта зелейная, я в ней отвары варю, да настои делаю от разных хворей, – прошла она дальше.
– В этой болящих врачую, – открыла нам дверь и показала на три широкие лавки, накрытые стегаными одеялами и стол со стулом.
Мы зашли в свою комнату, в которой находились три деревянные кровати, с резным изголовьем, и напротив каждой красовался большой крашеный сундук с крышкой на железных петлях.
У окна стоял длинный стол с тремя стульями. На столе лежали три толстые тетради в кожаных переплетах, стопка серых листов, стакан с химическими карандашами и подсвечник с восковой свечой.
– А зажигалка где? – спросила я. – Чем свечу зажигать?
– Короб со спичками на полке у печи почивает, – поняла она.
– Общага, – прокомментировала Таня.
На веревке над окном была закреплена ситцевая бледно зеленая штора с вышитым по краю старинным орнаментом.
– Сей узор – ваш оберег, сюда никто не сможет проникнуть без вашего ведома, пока сами гостя не позовете, – пояснила старуха.
– Руны, – прокомментировала я. Она кивнула.
– Перемалюйте их себе в тетради и на сердце удержите, чтобы с закрытыми очами могли начертать, – высказала пожелание старуха.
– В сундуках нарядья гляньте, их ваши сродственники привезли еще вчера.
А ныне запомните: красная ордь-писательнице, имя-то у тебя редкое, видно, матушка твоя баллад начиталась. * (Баллада “Светлана” написана В. Жуковским в 1813г, одно из самых известных произведений того времени).
– Ну да ладно, корреспонденты зачастую себе диковинные имена выдумывают. Да еще и аура у тебя красная, сильная, жаркая, тебе придется научиться держать свои капризы в узде, – просветила меня старуха.
– У тебя ордь синяя, – показала она на кровать.
– Энергия твоя яко туман или река, все острые углы обтекает, она умиротворяет. Смотри, реку свою в топь не обрати, – обратилась она к Тане.
– А тебе достается желтая ордь, энергия твоя за безопасность и рассудительность стоит, чересчур расчетлива ты, памятуй, не всяк муж бабу прозорливую стерпеть может, – обратилась она к Наташе.
– С утра начнете учиться даром своим владеть, с фамильярами речь вести, да письму нашему обучаться, а ныне – спать, – приказала старуха и задула свечу.
Мы рухнули на кровать без сил: хоть и не слишком утомились физически, но перенесенные нервные потрясения изрядно измотали.
Даже не было сил обдумать произошедшие события. Мы не нюхаем клей и не курим траву, так что это точно не галлюцинация. Да и в коллективное безумие не верится—может, это был сон. Вот завтра и посмотрим.
Утро застало нас с петухами все в том же 1894 году. Это аллегория, у Эльги не было другой живности, кроме Феоклиста, но вот соседские петухи драли глотки почем зря.
Сад впечатлял и размерами и ухоженностью, а ведь она старуха древняя, интересно кто ей помогает. Вскоре мы это выяснили.
– Пока не шибко жарко, надо посадить овощей, – распоряжалась старуха, управляя нами. Мы копали грядки, сажали лук, репу и какую-то неизвестную траву с терпким запахом семян. За домом стоял глубокий колодец, и цепь медленно наматывалась на барабан, пока я вращала рукоять. Ведро, наконец, появилось в пределах досягаемости.
– Достаньте его, – попросила я подруг, придерживая рукоять.
Набрав полную бочку, стоявшую под водостоком сбоку от дома, мы умылись и пошли есть, завтрак один в один был похож на вчерашний ужин.
– Эльга, расскажи о наших семьях, – попросила я, отламывая ароматный кусок от каравая и запивая его молоком.
– Оттрапезнуйте сперва, потом письменству начнем учиться, а потом и о сродствениках ваши поведаю, – возразила старуха, жуя хлеб.
Странно, старуха такая старая, а зубы целые, – заметила я.
После завтрака вернулись в нашу комнату.
– Ну, что, барышни, садитесь, внимайте да записывайте, – начала старуха, положив перед нами алфавит, объясняя правила правописания.
– “Еръ” есть на конце почти всякого слова согласной кончающегося, а едаже оно мужскому роду знак: Александровичъ, сделалъ. Да что я молвлю, Федька вчера газет для вас купил, гляньте их, на чтение испытайте.